Драко Малфой и Невозможное счастье

Эпилог. Несколько писем

Волшебная тюрьма Азкабан известна тем, что из нее невозможно сбежать, что попавшие туда скорее всего никогда оттуда не выйдут и что это самое страшное место в колдовском мире. Сюда привозят опасных магов-преступников не только Великобритании. Вышедший отсюда никогда не забудет этого места и постарается сделать все, чтобы не попасть сюда вновь. Тюрьма Азкабан — это мрачный замок на голом островке посреди Северного моря, но не стены и даже не море стерегут узников и не дают им сбежать.

Узников Азкабана стерегут дементоры — самые страшные существа волшебного мира, бессмертные демоны, высасывающие из человека все хорошие воспоминания и чувства. Бесконечная бездна отчаяния — вот что ждет узников.

Но к одной камере в тюрьме дементоры не приближались.

Там сидел человек, чьи длинные светлые волосы когда-то были прекрасны и ухожены, а теперь свалялись в жесткий неприглядный колтун. Он почти не двигался, лишь изредка принимался ходить по камере взад-вперед, и очень мало ел — даже не доедал свою ежедневную порцию, а они в Азкабане были крайне скудны.

И с губ его никогда не сходила улыбка.

И была она такой, что ни один дементор не пытался коснуться воспоминаний узника по имени Люциус Малфой.

Потому что существует такая бездна отчаяния, которая страшна даже дементору.

Диагон-аллею заливали лучи послеполуденного августовского солнца, словно ножами рассекая воздух магазина мадам Малкин, плотный от вечной одежной пыли. Дадли Дурсль, одышливо пыхтя — все-таки, он был уже далеко не юн, да и вес давал о себе знать, — шагнул на порог, переменился в лице и едва не упал.

— Не пойду я туда, — буркнул он. Глаза его жены Элизабет Дурсль опасно сузились.

— Дадли, — она говорила очень тихо, но муж немедленно съежился, словно она гремела на всю улицу, — ты мне обещал!

— Лиззи, дорогая…

— Тогда ты останешься тут, на улице!

Кажется, эта перспектива напугала Дадли еще больше — он затравленно шарил глазами по витринам окрестных магазинов, словно ожидал, что оттуда вот-вот полезут чудовища.

— Мама, — мальчик одиннадцати лет, что стоял рядом, черноволосый и лохматый, с серыми глазами, тронул Элизабет за рукав. — Я сам справлюсь.

— Мое солнышко, — она присела рядом и чмокнула сына в щеку. — Иди, милый, конечно.

Гарри покраснел — он ужасно не любил, когда мама начинала сюсюкать, — отвернулся и вошел в магазин одежды один. Супруги Дурсль остались на улице.

Родители Дадли были невероятно рады, когда их племянник, Гарри Поттер, наконец-то покинул дом номер 4 по Прайвет Драйв в городке Литтл Уикинг. Сам Дадли немного поскучал — в конце концов, долгое время Гарри был его любимым развлечением, — но вскоре и думать забыл.

С Элизабет он познакомился в спортзале — туда его загнала мать, заявив, что если он и дальше продолжит расплываться, как тесто из квашни, то оставит ее без внуков.

Сероглазая милашка окрутила Дадли в мгновение ока. Возможно, он ей и правда понравился, или приглянулось то, что его отец был владельцем весьма преуспевающей компании. А может, просто нравилось командовать — что она весьма удачно и делала все годы их брака.

У них было три дочери и один сын — последняя попытка, удачная, по мнению Элизабет, и полный провал, как считал Дадли. Когда он увидел маленького Гарольда — имя придумала Элизабет, заявив, что так звали ее любимого деда, — он едва не потерял сознание.

Его сын был точной копией своего двоюродного дяди. Только глаза не зеленые, а серые, как у матери.

Одиннадцать лет Дадли молился. А когда на одиннадцатый день рождения Гарольда (он никогда не звал сына Гарри) Элизабет, крича от радости и размахивая распечатанным письмом, ворвалась в столовую, где Дадли завтракал, он понял, что Бога нет. Или Ему почему-то очень и очень не нравится Дадли Дурсль.

Дадли любил свою жену и во всем ее слушался. И как не противна была мысль, что его родной сын — волшебник, что он мог сделать, когда Элизабет смотрела на него яростными серыми глазами? Или когда нежно улыбалась и ворковала: «Ну, Дадлик, ну, милый…»?

— Я ненавижу все это, — пробурчал он, стараясь не смотреть на стайку девочек в длинных нелепых плащах.

У одной на руках сидела большая серая жаба. Она посмотрела на Дадли с бесконечной усталой снисходительностью.

— Привыкай и учись быть терпимым, Дадлик, — сказала жена. — Боже, крыска прыгает через скакалку! Я тоже такую хочу!

В магазине было тихо и пахло пылью. Гарри поморгал, пока глаза не привыкли к свету.

— Добрый день.

Гарри оглянулся. Возле примерочной кабинки на невысокой скамеечке стоял мальчик, наверное, ровесник Гарри, светловолосый и зеленоглазый.

— Мадам Малкин сейчас вернется, — проинформировал мальчик. Он очень забавно разговаривал — немного растягивая слова, — и высоко держал голову. Гарри подумал было, что мальчик большой задавака, но взгляд у того был вполне дружелюбный.

— Я подожду, спасибо, — сказал Гарри и запоздало спохватился, что забыл поздороваться. — Эээ… добрый день.

— Ты тоже идешь в школу? — спросил мальчик. — Знаешь уже, на какой факультет?

— Эээ… нет, — ответил Гарри, чувствуя себя очень глупо.

— А, ты, наверное, магглорожденный, — понял мальчик и тут же объяснил: — Магглы — так волшебники называют тех, кто не владеет магией.

— А разве волшебники рождаются не только в волшебных семьях? — спросил заинтригованный Гарри.

— Нет, — ответил мальчик. — Мама говорит, это правильно, потому что иначе бы маги давно вымерли. А мама всегда права.

Гарри улыбнулся. Его мама тоже была всегда права.

— Мама сейчас покупает мне книги, — продолжал болтать мальчик. — А папа в Хогвартсе.

— Он там преподает? — спросил Гарри. — Везет тебе.

Мальчик вздернул нос еще выше и криво ухмыльнулся.

— У меня и мама там преподает. Защиту от Темных сил, уже пять лет. Как тебя, кстати, зовут?

— А… я Гарольд Дурсль, мама зовет меня Гарри.

— Очень приятно, Гарри. А я Снейп, — мальчик сделал шаг и очутился на полу, нос к носу с Гарри. — Драко Снейп.

Он протянул руку и Гарри, улыбнувшись, пожал ее.

— Очень приятно, Драко.

Диагон-аллея в лучах ослепительного, сочного августовского солнца. Солнечные зайцы скачут по стенам, отражаясь от гладких волос цвета платины, солнечные блики тонут в черных волосах.

— Как думаешь, если тогда… ну, на первом курсе… мы бы не стали врагами, сейчас были бы вместе?

— Я думаю, да. Но это все равно было бы по-другому.

— Тебе не жаль?

— Времени — жаль. А что до остального… я все равно не смог бы любить тебя больше.

— Если бы все сложилось по-другому, то это были бы как будто и вовсе и не мы, а, Драко?

— Да. Верно, Гарри.