Дракон проснулся

Глава 10. Принцесса и Дракон

1

Ниара

Иногда знать необязательно, достаточно чувствовать. Вот я и ощущала давящую на виски тишину, пока шла в тумане, поглощающем всякие звуки, кроме звуков его голоса.

Странно, близость моего недавнего спасителя совсем не пугала, хотя я точно знала, что он не врёт. По крайней мере, в главном.

И выпустил мою руку, будто хотел сказать: бегите, коли глупая. Глупой я не была.

От милорда Рикона, пока он был настолько близко, что я чувствовала его дыхание, разило магией, белёсые нити поблёскивали в молочно-густом тумане и тянулись к моему горлу, рукам и ногам. Наверное, именно это должна чувствовать бабочка, попавшая в паутину.

Паук рядом, нити дрожат, возвещая его скорый приход, но пока чудовище не видно, можно надеяться на чудесное избавление.

— Вы просто маг, — ответила я, разлепив губы, покрывшиеся сухими корками. — Пока не увидела ваших крыльев, не поверю в демона. Этот туман — иллюзия. Я найду способ доказать.

— Когда вы увидите мои крылья, для нас обоих станет слишком поздно, — кажется, он улыбался.

Я резко остановилась, нити натянулись, причинив боль, но я повернулась к милорду с деланным спокойствием, выученным с детства. Хорошие девочки, правильные принцессы плачут молча и наедине с собой.

А сейчас я была не одна. Милорд, одетый хоть и по-современному, выглядел так, будто выбрался из пещеры, куда был завален вход тысячи лет назад. И правильно сделали те, кто запечатал единственный выход: не все тени прошлого должны выползать на свет, даже если сохранили внешность человека.

Я моргнула, и ощущение ожившей древности растаяло.

— Сколько сейчас времени? Здесь нет солнца.

Оторвалась от созерцания его тёмных как бездны Подземного мира глаз, и взглянула вверх. Туман казался таким плотным, словно вата, из-за него не видать неба.

— Туман? О чём вы, миледи?

И в тот миг, когда его рука, такая горячая, будто он находился в лихорадке, коснулась моей щеки, а я не успела отпрянуть от невольной и нежеланной ласки, мир снова преобразился, и я зажмурилась от яркого солнца, бившего в глаза, оглохла от криков Берты, зовущей меня по полному титулу.

Мир снова задышал и задвигался, будто желал наверстать минуты бездействия, и странное дело, в то смутное время тебе так спокойно, будто ничего страшного произойти больше не может, уже всё случилось, остаётся только ждать шагов судьбы. «Поступь несчастья» — так это называла моя мать.

В первый раз я испытала нечто подобное, когда газеты раструбили о гибели «Небесного Гиганта», в котором путешествовал Орнак. Это ведь из-за меня он оказался там, где не должен был.

Ему было больно умирать? Думал ли он обо мне, проклинал ли тот день, когда мы повстречались? Когда сделал мне предложения, зная, что я никогда никого не полюблю?

— Ваше высочество, вы ударились? — верещала Берта над моим ухом, а потом один из охранников, приставленных ко мне, подхватил на руки и понёс в коляску, стоявшую тут же. Я видела всё, но не могла ничего сказать, только всматривалась во встревоженные лица тех, с кем поехала на прогулку этим утром.

Всё было так же, как до тумана.

Вот господин «Тыквенный суп» вдруг подобрался, перестал нести чушь и подал нюхательную соль, а из лесу откуда-то появились невзрачные господа, одетые в зелёное, будто только что отделились от стволов ясеней, и с ними была дама, по манере одеваться и говору из местных, но по переднику и рукавам причудливой формы, похожих на крылья бумажных птичек из детства, я узнала в ней целительницу.

Целительницы в маленьких городках не редкость, но откуда она так быстро появилась?

— Что случилось? — наконец обрела я голос, и все заговорили разом.

И Берта, и помощник бургомистра, который дико извинялся, что закричал, потому как увидел, что на дорогу выбежала косуля, а возница чудом избежал столкновения, потому что четвёрка лошадей хоть и смирная, но тут сам демон им чуть под дых не нагнал, и даже господин «Тыквенный суп», приказавший всем молчать, пока её высочество не придёт в себя, а целительница, дама полная и приятная во всех отношениях, хоть и совсем немолодая, только одобрительно кивнула.

Зелёные тени мысленно переговаривались друг с другом, я хоть и не слышала разговора, но ощущала потоки магии, связывающие их. Это были не те нити, которые опутали меня в тумане, эти отличались так же сильно, как верёвка от каната.

И всё же несложно понять, что говорили обо мне, и это не сулило ничего хорошего. Ни намёка о вторжении, о злокозненной магии, о чужаке.

Никто не оцепил периметр, нам просто позволили вернуться с приказанием, никуда не заезжать по дороге, а мне лично по приезду лечь в постель и ждать особых высочайших распоряжений.

И всё же мир вокруг заискрился теми не ощущаемыми для обычных смертных связями, о которых для собственного благополучия лучше не знать.

— Это…

Тут целительница запнулась, и на её добром круглом и рябом лице проступила та жёсткость, с которой знающие говорят о грядущих несчастьях. Мол, я проводник, я должна сказать, я тут ни при чём.

Но я была принцессой, хоть и не слишком близко стояла к трону, однако за обвинения следовало наказание. Целительница вздохнула и пожелала мне скорейшего выздоровления.

Зелёные тени растаяли, будто их и не было, и всем стало легче дышать.

— Это всё я виноват, — с сокрушённым видом произнёс провинциальный модник, и стёкла его очков сочувственно блеснули. Он запустил длинную пятерню в роскошную светлую шевелюру, мягкими волнами спускающуюся до плеч. — Простите покорно. Слава Богам, вы не пострадали? Скажите ещё раз.

— Вы не можете просить об этом мою госпожу, — Берта вмиг набросилась на помощника бургомистра, как коршун на голубку. Тот покраснел и пробормотал извинения, оробев до такой степени, что руки затряслись.

Наверняка, бедняга, уже проклинал тот день, когда из столицы приехала вся эта кавалькада непрошеных гостей!

— Да, вы забываетесь, — господин «Тыквенный суп» на этот раз отложил блокнот, спрятав его в жёсткую папку, что держал в руках, и пристально смотрел на щёголя в очках.

Я бы, наверное, в иной ситуации пожалела его, вступилась за случайного свидетеля собственной силы, которой в королевском роду, да и вообще в приличной семье, не место, но сейчас была слишком подавлена, поэтому ехала, опустив голову и предавшись размышлениями.

Разговоры в коляске вскоре смолкли, но даже они, вялые пререкательства и одинокие замечания госпожи Мольсен, что лучше бы поехали к морю, не могли вывести меня из раздумий.

Я была знакома с протоколом безопасности, с ним каждый из королевской семьи знаком, что в случае нападения, особенно с применением злокозненной магии, местность оцеплялась так, что и мышь мимо зелёных Теней не проскочит. На участок, каким бы протяжённым он ни был, накидывается магическая сеть, а там уж дело ищеек — ухватить след чужой магии и пуститься по нему.

На королевскую семью покушения совершались редко, в основном бушевали фанатики и сектанты, да и они за последние двадцать лет притихли по норам или были высланы из столицы.

Если бы сейчас всё было так, как мне привиделось, на мне остался след чужой магии, зелёные Тени не отпустили бы вот так, развевать его по миру. Значит, не было.

Совсем.

Тут я вздохнула и приложила платок к виску. Госпожа Мольсен на это предложила нюхательной соли, но и то как-то сдержанно. Будто опасалась меня. А Берта лишь чуть заметно пожала руку, за что я была ей крайне признательна.

Потом расспрошу, как это выглядело в её глазах.

— Золотистая вспышка, и вас выбросило из коляски. Я и толком понять не успела, — Берта была словоохотлива и словно лишена усталости, а, напротив, пыталась обеспечить мне комфорт всеми своими человеческими силами.

Мы остались одни в моей комнате, Берта могла бы уйти в свою, поскольку титул княгини позволял ей иметь время на отдых, но она настолько привыкла быть мне горничной, ещё с девичьих времён, что не очень отличала это звание от гордого служения фрейлины.

— А остальные тоже это видели именно так?

Тут Берта вспыхнула, чего с ней не случалось почти никогда, и сухо заметила, что господин Эдмун, тот самый «Тыквенный суп», вроде бы подтверждает.

— Но я расспрошу его сегодня поподробнее.

— С чего ты взяла, что «Тыквенный суп» скажет правду? Да и вообще захочет с тобой разговаривать?

— А после этого, того самого, после чего нижние юбки стирать надобно, мужчины всегда разговорчивы, вот мой муж так точно, все девицы, обрюхаченные им, повелись на его сладкие обещания после свершения позора.

Со стороны могло показаться, что Берта готова заплакать, но я знала: это её манера говорить, а сама она абсолютно равнодушна к мужу, выбранному ей моей матерью лишь для получения дворянского звания.

Князь с чужого берега был плохеньким, неказистым и хромым, за душой ни гроша, прозябал в своей деревеньке в опале у короля, вот и согласился взять в жёны неблагородную.

Оно понятно: приданое, королевская милость и семья, близкая к королевской, оправдают ещё и не такую жертву.

Берта стала княгиней и потерпела ласки мужа месяца три, пока он не поколотил её и не выгнал, чтобы развратничать не мешала. Видите ли, он хотел по обычаю своей родины устроить своих любовниц прямо дома, в отремонтированном на деньги Берты поместье.

Любовниц было шестеро, все мелкие по росту, щуплые, покладистые, худородные, как и жена, только неразговорчивые.

А Берта молчать не стала. С тех пор они с мужем жили отдельно, правда, моя молочная сестра раз в полгода проводила неделю-другую с мужем, в надежде, что он ей ребёночка сотворит, таковы уж были вбитые в неё предками представления о долге, но всё никак.

Она уже и смирилась. Но супружеский обет блюла.

Поэтому я так и удивилась её словам, даже о боли в висках забыла.

Смотрела пристально, будто только что со стороны сказали, что это Берта — крылатый демон Двуликого. Даже тогда удивилась бы меньше.

Моя наперсница-подруга присела на край кровати и принялась говорить, опустив голову. Долго, едва всхлипывая ближе к концу, но я поняла. Подсела рядом и обняла за плечи.

— Я живая, госпожа. Тёплое к тёплому. Я устала, госпожа. На одну ночь только бы вырваться, а там… Но если вы не пустите, не пойду.

Последнюю фразу Берта произнесла столь решительно, распрямилась, глаза засверкали, ну и впрямь, урождённая княгиня!

Словно я её отдать жизнь просила, о долге её вспомнила.

Я улыбнулась и была рада этой комичной, хотя по сути и не очень, ситуации. Никто не идеален, ведьме ли судить о чужой нравственности!

— Делай так, как задумала. Только не спрашивай разрешения, по моему мнению, так ни один мужчина не стоит того, чтобы отдать ему власть над собой, — вздохнула я, повторив то, о чём не раз говорила сама себе наедине, но на этот раз слова получились не очень убедительными.

Вспомнила нити в тумане, тянущиеся к рукам и ногам, и поднесла руку к шее, будто почудилось, что ноги-руки свободны, а шея ещё опутана ими.

Вот и Берта посмотрела так, будто я сказала, что замуж пойти не так уж плохо. И тут же засобиралась лекарку звать, а сама решительно заявила, что не покинет меня сегодня.

— Иди, — повторила я. — У меня служанка бургомистра побудет. До особого распоряжения.

Ждать его долго не пришлось, в таких случаях чиновники Тайных дел действуют быстро. Не успела Берта отлучиться, как затянутый в чёрный костюм, как в футляр гробовщика, посланник в присутствии бургомистра и его помощника передали мне послание с королевским гербом на сургуче.

В гостиной за закрытыми дверьми нас было четверо.

И я должна была просчитать вердикт следственной комиссии немедленно, дабы избежать кривотолков и инакомысленных трактовок. В комнате разило дорогими шипровыми духами, которыми уливался бургомистр и дешёвым одеколоном его помощника.

Я сломала сургуч и развернула письмо. Пробежала глазами по строкам и равнодушным тоном, хотя далось это непросто, произнесла, рассеянно глядя перед собой:

— Слава Богам, никакой чужой магии не было. Это всё всплеск моей силы, должно быть, переезд так меня взволновал. И более ничего.

2

Телеграмм было три.

Я так и не привык к этому новому изобретению людей для скорого сообщения между собой.

То ли дело раньше: гонец вёз письмо или приказ, а если в итоге ты получал дурные вести, то мог излить ярость на вестнике! А нынче: как прикажете истязать бумагу, в которой всего-то одна сухая строчка?

Строчек было три. Три телеграммы — три строчки.

«Дичь затравлена. Загонять предоставлю вам».

«Деньги перевёл в местное отделение банка. Через три дня вы можете их там получить. С покорностью ваш, СС»

Эти мои банкиры весьма нерасторопны, не то что их предок, державший деньги всегда наготове.

«Моя птичка грустит. Так мы не договаривались», — писал лорд Лаветт.

Ох, и это ещё я привёл послания в удобоваримый вид, в реальности же вместо точек предложения оканчивались странным словоблудием «тчк». Это тоже бесило неимоверно.

Первая телеграмма поступила от потомка Рикона, он выполнил то, что обещал, а я ещё не исполнил свою часть договора, даже не продвинулся. Вернуть имя опальному роду и сделать его таким знатным, чтобы ни одна шавка не тявкнула в его сторону — дело небыстрое. И частично оно зависело от Ниары Морихен.

Ведьма способна на многое, а королевская кузина на то, что неподвластно ведьме. Вместе же они гремучая смесь!

И, как назло, у меня не хватало свободных средств, чтобы навестить Ниару и утешить в её позорном положении. Например, подарить ей то, что она оценит: драгоценные камни. Но сейчас деве не до выбора драгоценностей.

Рикон позаботился о том, чтобы до королевской семьи дошли вести о произошедшем на днях с их родственницей. А я, взяв силы от Оливии, довершил главное — теперь все считают, что это Ниара чуть не убила своих спутников во время прогулки по лесу.

И мне понадобятся новые силы, чтобы создать ещё одну иллюзию, в которую никто, кроме Ниары, не поверит.

И для этого надобна благосклонность Оливии, а девица в последнее время после нашей непродолжительной страсти в коляске по пути сюда злилась и игнорировала меня, о чём и сообщил в последней телеграмме её дядя.

Трапезничали мы с Оливией вместе, в пустынной столовой, но почти не разговаривали. Такие перемены я вначале приписал её плохому самочувствию, но как оказалось, дело было далеко не в этом.

— Мы никуда не выходим вместе, — посетовала она однажды, но когда я пригласил её на прогулку в лес, чтобы показать места моей силы, подпитываемые поросшими травой и зарытыми землёй развалинами старых храмов, посвящённых Драконам, она только фыркнула.

Госпоже было угодно прокатиться по городской площади, нанести визиты местным кумушкам, чтобы похвастаться мной, а также у неё возникла идея написать мой портрет.

— Вот уж нет, миледи! — ухмыльнулся я, на что Оливия аж затряслась от ярости и досады. — Там, откуда я к вам явился, считали, что портреты несут магию того, кем написаны. Рисуйте зайчиков и косуль на опушке, им это не повредит, всё равно подобьют на ближайшей охоте!

— Я хочу в кафе «Голубиная верность», там подают глазированное мороженое и мускатные пирожные, — заявила она за обедом и подсела ко мне, накрыв мою руку ладонью.

— Позже, — сухо ответил я и поспешил уйти.

Только этого не хватало! Даже не зная о том, что это за забегаловка для восторженных дурочек, а кого ещё могло привлечь подобное название, это всё отвлекало меня от главной цели. От Ниары.

После того как мы виделись с ней в моём царстве тумана и магических развалин, брошь, несущая проклятие Геранты, заискрилась, рубин в центре чуть потемнел. Украшение даже увеличилось в размерах. А меня стало тянуть к Ниаре ещё сильнее.

Я ложился спать и вставал с её именем в сердце. Я почти перестал сравнивать их и всё чаще размышлял, что если бы вдруг появилась возможность вернуться в прошлое, может, мне стоило сбежать не с Герантой, а с Ниарой?

Согласилась бы она? Неважно, я бы украл наречённую и запер на чужбине, пока мы не нашли общий язык. Пока она не согласилась выслушать и понять, тогда бы я предоставил ей свободу.

Кто знает, может, если бы нам не пришлось враждовать, мы бы неплохо поладили? Дракону никто не нужен в одиночестве, но я всегда был неправильным.

Слишком мягким для зверя и не очень добрым для человека.

Я бы дарил Ниаре Древние камни, и они развлекали госпожу, рассказывая свои истории. И истории тех, кого погубили.

Мы бы летали под звёздами туда, где не бывало даже птиц, я хотел показать ей мрачное звездное небо и дать послушать тишину, наступающую с рассветом, когда звёзды засыпают, а мир становится чуточку чище, чем день назад.

Отчего-то мне вдруг показалось, что Ниара способна понять песни Драконов и полюбить их настолько, чтобы захотела остаться с певцом. Навсегда.

— Она сделает из тебя ручную ящерицу и отрубит хвост! — Оливия по привычке плюнула ядом в спину, но я не обернулся.

— У меня вырастет новый, дорогая!

Так нежданно мы перешли на «ты», хотя я предпочёл бы и дальше держать дистанцию, но если уж залез деве под юбку, придётся позволять и ей некие вольности.

Встряхнуться и взлететь бы туда, где никто из змей не достанет, да пока не время.

Наверное, и тогда Оливия попытается схватиться за мой хвост, не боясь поранить лилейные руки, и будет продолжать карабкаться вверх, пока не придушит. Впрочем, она мне нужна, всё ещё нужна, и за это я был ей благодарен. Не каждая молодая дева пожертвует годами жизни ради дяди, коему осталось немного.

— Он воспитал меня, — так говорила она и поджимала губы, а выражение лица становилось таким несчастным, будто Оливия однажды попала под благотворительность и теперь не понимала, как ей за неё расплатиться. Что бы ни сделала, чем бы не пожертвовала, ненасытному благодетелю всего будет мало.

— А если так, — внезапно я вернулся, уже одетый и готовый отправиться туда, где в несчастном и гордом одиночестве томилась моя принцесса. — Я помогу вам с наследством.

— Мой дядя, слава Богам, не при смерти, — медленно произнесла она, глядя поверх моего плеча в окно. Сказала всё монотонным голосом, будто и не своим вовсе. Такой рассеянной я Оливию ещё не видел, кажется, она даже заплакать готова и не от злости, а от страха.

— И дядю оставлю в живых, — прибавил я, подойдя ближе. Отложил котелок и трость, взял Оливию за плечи и развернул к тусклому свету, падающему из окна. День сегодня выдался пасмурным, после моего «тумана» город посерел, будто бы из него высосали все краски.

Она перевела на меня взгляд, такой кроткий, что мне даже не поверилось: та ли это Оливия, с которой я приехал, из которой высасывал года по её же просьбе, но вскоре в синих, как васильки, глазах появилось тёмное пятно, будто тень. Оливия пришла в себя, а та, другая, жившая внутри, сжалась в клубок и спряталась.

— И женитесь на мне? — спросила она неуверенным тоном.

— Если поможешь.

Она кивнула и продолжала смотреть. Я отступил и забрал со стола трость и котелок.

— Не мешай теперь, поняла?

Снова кивнула. Поняла, разумеется. И по глазам видел: будет ждать, как и её болезнь, притаившаяся внутри, только лекарства от неё не было. Нигде: ни на земле, ни на небе.

А если бы было? Захотел бы я излечить Оливию? Признаться, вряд ли. Я раненый Дракон, а в боли и в гневе любой зверь жестокосерден.

Я думал об этом всю дорогу, пока экипаж медленно катил по улицам, на которые опускался вечер, к ювелирной лавке.

Время раннее, лавки ещё открыты, работники по привычке суетятся, чтобы поспеть к кофе за ужином, а после него жителям захочется пройтись вдоль освещённых витрин, а они как большие лампы, привлекают мотыльков, готовых тратить, чтобы пустить пыль в глаз.

Древнее время вечерней жатвы, обмена души на блестящие подношения, как говорили задолго до прихода в Сангратос Драконов.

И мне предстояло поучаствовать во всём этом.

Остановившись у самого дорогой ювелирной лавки, я прошёл внутрь. Посетителей было немного: полная дама с бородавкой на носу, лет за сорок, с такой жадностью смотревшая на витрину с браслетами, будто сейчас продаст за один из них душу свою и мужа, и затянутый в корсет мужчина преклонных лет, с великодушным барством покупающим ожерелье с опалами.

Они оба обернулись, когда я вошёл, и тут же сделали вид, что меня нет. Знакомства с местным обществом я не водил, чем бесил его неимоверно.

К счастью, найти то, что требовалось, оказалось несложно. Я купил подарок — он был и роскошен, и скромен одновременно. Денег хватило с лихвой. Ниара от безделушки не откажется.

Дело осталось за малым: я подарю гранатовую булавку в знак возобновления знакомства. И ведьма почувствует в ней ту, другую безделушку, которая когда-то погубила меня. А если нет, то она не ведьма.

3Ниара

Последние дни я делала то, для чего приехала. В местный музей привезли находки.

Камни лежали на чёрных бархатных подушках. Один — прозрачный как слеза, огранённый и острый, он напоминал ёлочную игрушку, которую вешали на ёлку мои родители. На самый верх, чтобы мы с сёстрами не разбили.

Игрушки стоили немало, дороже, чем срезанное дерево. Даже для моей семьи ёлочные украшения, передаваемые по наследству, означали удачу и достаток во всём. Каждая безделица служила напоминанием: хрустальные кристаллы, к примеру, говорили о чистоте рода. И бриллиант, вышедший на поверхность земли, чтобы его нашли именно здесь и сейчас, тоже шептал о чём-то подобном.

— Это он, Древний! — перебила звук, исходящий от камня, госпожа Мольсен, стоявшая на шаг позади меня.

Помощник бургомистра, господин «Тыквенный суп» и Берта держались поодаль, то ли от того, что не смели приблизиться к Древним камням, боясь проклятия, то ли опасались ведьмы, уже однажды чуть всех не погубившей.

— Он, — подтвердила я.

— А второй?

Глаза госпожи Мольсен засверкали жадным блеском, она не могла отвести глаз от чёрного круглого шарика, на поверхности которого время от времени вспыхивали молнии.

— Агат. Редкий и дорогой. Древний.

— Ох, — вздрогнула старая леди и обернулась, чтобы подать знак спутникам. Всё в порядке, мол. — А вам не надо взять их в руки?

— Надо, — кивнула я, потому что хоть со стороны было и очевидно, что камни живые, но я должна была убедиться. Не обман ли.

— Только не здесь, это опасно, — засуетился кудрявый помощник бургомистра, вдруг преодолев расстояние и встав рядом со мной, готовый пресечь всякую попытку контакта.

— Я правила знаю, — ухмыльнулась я, увидев в стёклах его флюоресцирующих очков своё искажённое изображение. Этот молодой человек, весьма приятной наружности, отталкивал: было в его внешности что-то такое гаденькое, плюгавенькое, выглядывающее на секунду, когда хозяин терял контроль.

— Я вынужден предложить вам следовать им, ваше высочество, понимаете же, это мой долг перед его величеством?

— Понимаю. Я готова.

Угодничество молодого человека, отстранённо-холодное, хоть и почтительное отношение «Тыквенного супа», который после последних событий даже стал куриные яйца есть, чего его убеждения ранее не позволяли, и Берта, милая Берта, такая уютная, знакомая с детства, тоже замкнулась в себе, всё они казались ненастоящими, масками, надетыми врагами, чтобы я не разглядела их лиц.

Неизменным оставались только драгоценные камни и их отношения ко мне.

Увидев экземпляр, если он не был размельчён и раздроблён настолько, что и не узнать первоначальный вариант, так и тянуло прикоснуться и почувствовать душу. Сердце у каждого камня особое.

И не у каждого сердцевина живая. Были экземпляры с застывшей каплей, которая хоть и сохраняла камень целым, но он становился лишь красивой безделицей. Живые камни встречались редко, они и сияли по-особому.

Как эти двое. На подушечках из чёрного бархата даже при ярком свете магических шаров, застывших под потоком, они казались сгустками совершенно чистой от материального мира энергией, к которой только притронься — выжжет изнутри.

— Это опасно? — господин «Тыквенный суп» схватился за виски, будто испытывал сильнейшую головную боль.

— Нет, — ответила я как можно спокойнее, чтобы ничем не выдать своего волнения. — В подобных камерах всё обшито чистым железом, здесь нет земли, цветов, ветра, магия камней лишена природной подпитки, они просто красивы.

«Как будто это обычные подделки, что под действием артефакта приобрели вид родовых драгоценностей», — прибавила я мысленно и принялась возносить молитву Двуликому, как учили в сокровищнице.

В тесной квадратной комнатке, в которую меня посадили вместе с руководителем нашего отряда, чтобы камни не принесли никому вреда, и чтобы я лично сделала их безвредными, готовыми к перевозке, запах был как в стоячем колодце. Это нормально: разрушенная магия не может пропасть в никуда, она гниёт и рассыпается, как смертное тело, прежде чем впитаться в стены, тем самым укрепив защитный барьер.

Но «Тыквенный суп» морщился и расстёгивал воротник рубашки, его рука тянулась к графину, наполненному питьевой водой.

— Вы можете выйти.

— Не могу. Я должен видеть.

Я пожала плечами. Должен, так должен, сам напросился.

Это больно для того, кто не связан с камнями настолько тесно, как я. Неприятно жжёт глаза, а закрыть их помощник казначея не посмеет, будто боялся, как бы чего не подменила.

У меня мелькнула такая мысль: а не проделать ли с Древними камнями то, что не однажды получалось с обычными драгоценными? Не вобрать ли в себя их силу, превратив в обычные стекляшки. Получилось бы? Вряд ли.

Я коснулась бриллианта, огранённого много столетий назад неизвестной рукой, и сразу почувствовала вкус солёного моря на губах, смешанный с запахом подвала, где нет мышей и крыс, но хранится столько золота, что хочется закрыть глаза, дабы не ослепнуть.

Камень заискрился в моих руках, заворочался, блеснув шестью гранями, и вздохнул. Я была уверена, что на мгновение он сжался в пружину, а потом снова принял прежний вид.

«Perigrinatio est vita». Жизнь — это путешествие.

Рядом закашлялся «Тыквенный суп», захрипел, хотел что-то промычать, но мне было не до него. Ветер в лицо усилился, на море, с которого он прилетел, надвигалась буря. В воздухе в это время чисто, никто не вылетит накануне грозы.

Можно не опасаться крылатого демона, хранящего сокровища глубоко под землёй. В моих руках оказался второй камень, и вот я сама уже заперта в сокровищнице.

На моё плечо легла рука. Я вздрогнула и обернулась.

— Вот вы и пришли сюда, моя принцесса, — услышала знакомый голос, и тёмное пятно обрело очертания человеческого тела.

— Я ждал вас, — произнёс милорд Рикон и погладил меня по щеке. — Теперь вам отсюда не вырваться.

Захотелось закрыть глаза руками, вскрикнуть, попытаться упасть в обморок, настолько всё было реально, и снова появились серебряные нити. Они отделились от сундуков с золотом, потянулись к моим рукам и ногам, чтобы уже не вырвалась.

Нет, я не позволю! Выхода не было, я не могла вынырнуть на поверхность, вернуться в комнату музея, где о чём-то кричал «Тыквенный суп».

Попыталась проникнуть в намерения того, кто стоял передо мной, понять, человек это или иллюзия, но не смогла. Головная боль, и всё.

— Я дарю вам эти камни, можете делать с ними, что захотите.

Я не могла пошевелиться. Смотрела и смотрела в глаза, пытаясь разобраться, что чувствую. Виделись ли мы когда-то? Давно, с начала времён?

— А вы будете делать что угодно со мной?

— Верно, — улыбнулся он, и под человеческим лицом проступила хищная морда зверя.

Захотелось протянуть руку и погладить её, будто когда-то я уже делала подобное, и мне было приятно, спокойно. Зверь защищает принцессу, зверь и есть тот, кто её спасёт. Никто не вырвет добычу из его лап. Принцесса отдаст ему своё сокровище, а он взамен подарит ей свои.

Морда исчезла, передо мной снова было лицо человека: волевое, с насмешливым блеском в нечеловеческих глазах.

Мужчина сделал шаг, наклонился и поцеловал меня, обхватив одной рукой за талию.

Поцелуй выжег огонь на моих губах. Я раскрыла губы и потянулась к жару, мгновенно проникшему к сердцу через жилы, по котором напополам с кровью текла ледяная магия.

Я больше не была ледяной принцессой, на миг, но я увидела себя лежащей на постели, ластящейся, словно кошка к мужчине, который никогда не станет полностью моим, но пламя которого согревает.

И так будет всегда, даже когда я умру, я снова стану той, ради которой крылатый демон поёт над морем грустные песни, взвиваясь до самых ледяных звёзд.

— Кто ты? — задыхаясь спросила я, когда он отстранился, чтобы в следующую минуту крепче обнять. Под его кожей я ощущала чешую, и это было нормально. Совсем не пугало, даже напротив, я бы удивилась, коли случись всё иначе.

— Я древний бог. Кто в меня верит, для того я и есть.

— Я сошла с ума..

— Я тоже, Геранта. Я тоже…

4

— Миледи отдыхает, — слуга в доме бургомистра был под стать своему хозяину.

Сановитый, с пышными усами точь-в-точь как у главы Вронхиля, но высокий и худой как жердь. Форма почтенного дома держалась на нём как на вешалке, но была идеально выглаженной и сияла белизной воротника и манжет.

— Передайте, что друг хочет её видеть. Я слышал о её нездоровье и уже однажды в столице смог отогнать призрак недуга. Никто лучше меня не справится с несчастьем миледи. Я достаточно пояснил?

Говорить мягко и вкрадчиво было сложно. Мне хотелось просто отшвырнуть зануду и пойти на медовый запах, тянувшийся с верхнего этажа, где располагались спальни.

Я знал, что Ниара не спит, представлял, как она стоит, приоткрыв дверь, и слушает мою перебранку с дворецким, не смевшим вытолкнуть названного гостя прочь только потому, что я Дракон. И воспользовался своим природным правом воздействовать на людей.

Магия гасла, мне требовалось больше силы, всё-таки переход в новый мир, пробуждение ото сна, навеянного проклятием, которое всё ещё сидело у меня на плече, требовало столько энергии, что меня снова начало потряхивать. Я был голоден, зол, я был полузверем и получеловеком, жаждущим видеть объект своего желания.

— Спросите миледи, она будет счастлива меня принять! — произнёс я громко, и в глубине дома хлопнула дверь. Ниара вспыхнула, я представлял, как румянец гнева окрасил её щёки, какой Тьмой, не сулившей для меня ничего доброго, наполнились её глаза.

И от этого мне хотелось видеть её ещё сильнее, ещё скорее. Геранта ранее тоже злилась, но её чувства были насквозь фальшивыми, и только я не видел очевидного. Больше никакой любви, только власть над той, которая вернёт мне самого себя!

— Господин, пройдёмте к бургомистру, он будет рад принять вас, — тот, кто был одним из моих главных помощников в этом доме, вышел навстречу и сделал вид, что всеми силами рад бы выпроводить меня, но не может, ибо так повелел его хозяин и долг.

— При всём уважении к хозяину я пришёл не к нему.

Не примет. Она не выйдет и не посмотрит в окно сквозь щёлочку занавесей, когда я стану уходить, даже из женского любопытства. А я бы ушёл, коли мог.

Очень скоро её власть надо мной станет безраздельной, если я не завладею этой ведьмой первой. К тому же Ниара девственница, а что ещё так угодно Дракону, что ещё дарит ему столько силы, как принесённая в дар жертва невинной девы?

Если она ведьма, то дар её будет ценным вдвойне.

— Не заставляйте меня выпроваживать вас силой, милорд Рикон! — взвизгнул помощник хозяина, и стёкла его очков сердито блеснули в такт почти женским кудряшкам, лежавшим на узких плечах вчерашнего оборванца, который вознёсся так высоко благодаря моей милости и магии.

Он говорил что-то ещё, что должен был сказать. Вот уже и сам хозяин дома вышел с намерением вышвырнуть меня вон, и все они внезапно успокоились, утихомирились, как по мановению руки.

Застыли с разинутыми ртами, а потом внезапно подобрели и принялись заискивать, просить. Жена бургомистра, дама столь пышнотелая, что груди её напоминали бидоны с молоком, даже попыталась флиртовать.

А я стоял посреди гостиной, скрестив руки на груди, и улыбался, довольный своим талантом. Драконья милость коснулась этих людей, и они счастливы услужить мне, даже если до этого не собирались. В этот миг они довольны.

Ниара же сидела тихо в своей комнате и молилась Двуликому, чтобы он отвёл от неё своего демона. Давала обеты, которые была бы не в силах соблюсти. Даже обещала уйти навсегда в сокровищницу Бога, чтобы только вырваться из лап того, кому никто не мог помешать пройти наверх.

Я всё слышал, хотя находился далеко.

Мог бы презреть условности и вломиться в её комнату, но был воспитан в духе времени, когда подобное было непозволительно даже для насильника, если дама высокородна и прекрасна. А я не был вором чужой невинности, для Дракона это всё равно что жить без солнца и моря, как земляной червяк.

Тот, кто рождён летать среди звёзд, не станет ползать, даже когда оборвут крылья. А мне никто не мог их подрезать.

Я пережил замужество Геранты, её предательство, её проклятие, справлюсь и со строптивой ведьмой, не осознающей своих сил. После недавней встречи, после виденья, насланного Древними камнями, служившими моему роду с начала времён, она должна быть напугана и готова поклониться.

Но она готова не была, оставалась всё так же холодна и непреступна, она была ледяной крепостью, внутри которой я должен был устроить пожар. Пришлось идти на хитрость.

— Я уважаю желание миледи, я понимаю, что она переживает за последствия нашей недавней встречи, и ухожу, надеясь на новую.

Этого было достаточно, чтобы ужаснуть и более раскованную девицу, переживающую за репутацию, подействовали мои громкие слова и на Ниару. Дверь наверху снова хлопнула, и через несколько мгновений в гостиной появилась моя принцесса.

В сопровождении седовласой дамы, похожую на строгую чопорную старую деву. Я узнал и её.

— Госпожа Мольсен останется со мной, милорд, во время нашего разговора, — губы Ниары превратились в тонкую линию.

И сама она в безупречном наряде, застёгнутым на все пуговицы, столь чистого синего цвета, будто платье было соткано из небесной глубины, с убранными в пучок волосами, приличествующими по возрасту и статусу лишь её спутнице, напоминала статую древних нимф, которым поклонялись мореплаватели, опасавшиеся не вернуться. Им приносили в жертву молодых мужчин, едва достигших расцвета и не оставивших потомства.

— Как будет угодно, миледи, я ваш покорный слуга, ваше высочество, — ответил я и чуть заметно поклонился, намеренно обозначив её титул.

— Я желаю говорить с вами, но наш разговор будет кратким.

Её глаза засверкали. И пусть Ниара, кто сейчас была передо мной, хотела казаться сильной, а Геранта никогда о таком и не помышляла, они обе сейчас были здесь и ждали моего слова.

Бургомистр и прочие вышли, оставив между нами седовласую даму, отступившую в тень, но всё ещё незримо присутствующую в гостиной, мешавшую мне соединить прошлое и настоящее.

— Что вам угодно? — Ниара стояла, а значит, и мне не было не было дозволено сесть. Но я стерплю это оскорбление, эту малую толику власти.

— Угодно, чтобы вы вспомнили меня.

Хорошо, что Ниара не знает своей подлинной силы над Драконом.

— Я помню, милорд. Вы спасли меня, когда я хворала. Возможно, это просто совпадение, но оно было угодно Богам, а значит, и я признаю. Вы меня вылечили.

Теперь она смотрела с любопытством. Наверное, считала, что выиграла словесный поединок, пусть так, я не стану разуверять её.

— Я пришёл сделать это снова, ваше высочество.

И покосился на госпожу Мольсен, как звали седовласую даму. Она с жадным любопытством наблюдала за нами, уже предвкушая, с каким удовольствием перескажет в подробностях своей ледяной хозяйке сокровищницы Двуликого. И даже приукрасит пикантными фразами, будто бы сказанными любовниками по неосторожности.

То, что мы с Ниарой состоим в связи, теперь будет для всех очевидно. Видимо, это поняла и Ниара, когда снова попыталась отделаться от меня, встав за кресло, будто увеличивая между нами расстояние, могла оправдаться. И её лицо снова выражало лишь холодное неудовольствие.

Геранта играла глазами, мной, всем светом. Ниара же, так на неё похожая, скрывалась за ледяной стеной, как за щитом. Но он сейчас вот-вот даст трещину.

— Я не больна, не понимаю, зачем вы пришли. Слышала, вы обручены, поздравляю и желаю счастливого брака. Только боюсь, мне нечего вам подарить в знак особой милости.

— Вы нездоровы, я слышал, об этом все говорят, — произнёс я с самым невинным тоном, сквозь который всё равно прорвалась насмешка.

Сделал шаг вперёд, ещё одни. Расстояние между нами стремительно сокращалось, госпожа Мольсен издала булькающий звук, означавший, что ей пора вмешаться, но я опередил её.

— Эта брошь, я верю, защитит вас от дурного глаза, — произнёс я и протянул ей шкатулку с гранатовой булавкой. — Она должна принадлежать вам.

— Я не беру подарков от тех, кто мне не близок. А с вами я малознакома и не желаю сближаться.

В её лице промелькнул испуг, сменившийся отчаянием в глазах. Я понимал, о чём она думает: «Теперь уж моя репутация погибла безвозвратно».

— Её высочество устала, милорд. Аудиенция окончена, — госпожа Мольсен вклинилась между нами как внезапно выросший терновый куст. Острый, пораниться несложно, если прикасаться к её колючим ветвям, но я ловко обошёл её и вмиг оказался подле Ниары, осознавшей, что она оказалась прижатой к стене и отступать больше некуда.

— Возьмите.

— Не возьму, — упрямо мотнула головой и сжала пальцы в кулаки. — Уходите.

— Уйду, как только возьмите, — пообещал я, и она кивнула.

— Это непозволительно, ваше высочество, — мелкой собачкой визжала седовласая дама, но нам обоим не было до неё дела.

Ниара схватила коробочку с брошью, сжала в руке, а потом с торжествующим видом произнесла:

— Посмотрите, это стекляшка, милорд. Так и знала, что у вас закончились родовые сокровища. Убирайтесь! Я не нуждаюсь в вашей защите.

И вернула мой подарок нераскрытым, сунула в руки, будто это не подарок, которому всякая модница рада, а что-то гадкое. И он изменился, это я точно знал, но как такое возможно?

Я немедленно открыл коробочку, перевязанную алой шёлковой ленточкой, и увидел, что вместо граната булавку венчала треснувшее, поблёкшее от солнца стекло.