Драконова Академия. Книга 4

Глава 16

Люциан Драгон

Не таким он представлял свое возвращение. Да, если честно, он вообще смутно его представлял, потому что Академия после гарнизона казалась не то обыденной, не то слишком простой, не то вообще из другой реальности. Все эти балы, желание покрасоваться, показать, какой ты крутой. Забавно, но Люциан отлично помнил, что сам был таким. В точности таким же, а от воспоминаний о прошлом Открывающем бале вообще хотелось пробить лицо ладонью насквозь.

Тогда Лена только еще появилась в его жизни, а он был слишком собой, чтобы это оценить. По большому счету, он в принципе мало что ценил, разве что Нэв. И то относительно, а девушка, которую Люциан увидел на балу, была поразительно похожа на его сестру. Своей хрупкостью, огненно-рыжим цветом волос, тонкой, почти просвечивающей кожей, которую по весне украшала россыпь веснушек и оставалась надолго.

Она была одна, вокруг нее не крутились подруги, не толпились парни, и он подошел, чтобы познакомиться. А познакомившись, не сдержал улыбки, потому что девушку звали Амира. С Амиром они друзьями не стали, но дракон перестал его доставать после того случая. Не просто перестал, пару раз даже серьезно выручил, когда объяснил на практике тонкости построения боевых заклинаний и стратегии. Он же был одним из тех, кто вышел его провожать, когда Люциан возвращался в Хэвенсград после того, как Эстре дала добро на его восстановление.

— А я знал, что ты надолго здесь не задержишься, — сказал он, усмехнулся и добавил: — Удачи, Драгон.

Родители Амиры категорически не хотели отпускать ее на постоянное проживание в Академию — боялись, что сверстники окажут на нее негативное влияние, поэтому после бала она собиралась домой, и Люциан предложил ее проводить. Открыл портал (по странной иронии судьбы она жила на Эзалийской набережной, неподалеку от дома Альгора), они немного прогулялись, а после он довел ее до роскошного четырехэтажного особняка. Амира не была драконессой, но ее родители были сильными магами, и у нее тоже оказался очень большой потенциал, именно поэтому она смогла поступить в Академию Драконова. Обо всем этом девушка рассказала Люциану на прогулке, об этом, а еще о том, что из-за такой строгости родителей у нее совсем нет друзей.

— Ничего, — пообещал Люциан. — Мы это исправим.

И она посмотрела на него как на Тамею. Чем еще больше напомнила ему сестру, к которой, признаться, он не успел заглянуть. Из гарнизона сразу направился в Академию, а о том, что дальше будет, почти не думал. Почти.

Пока не увидел Лену.

Или Ленор?

Лена на него никогда не смотрела так: даже при всем при том, что у них было одно на двоих тело, той одной ночи хватило вполне. Для того, чтобы понять — перед ним не она. Но Соня вела себя совершенно спокойно, остальные тоже, и он подумал, что так и надо. Лозантир его знает, что у них у всех тут происходит или произошло. Он хотел поговорить с ней наедине, чтобы узнать, но Лена-Ленор отказалась, а потом он увидел ее танцующей с Валентайном и окончательно передумал общаться. Весь вечер убеждал себя в том, что это их дело, как они там развлекаются, но то, что Люциан знал о Лене, совершенно не вписывалось в то, что он видел.

Возможно, именно поэтому ноги сами привели его к дому Альгора, и он торчал под их окнами, как дурак, совершенно не представляя, зачем. С полчаса точно, хотел уже уходить, но увидел мелькнувший в окне знакомый хрупкий силуэт и словно прирос к каменной мостовой.

А спустя несколько минут она вылетела из дома и побежала по набережной. Сначала очень быстро, потом все медленнее, медленнее и медленнее, словно на каждом шагу к ее ногам добавлялось по тяжелой гире. Люциан шел следом, но она даже ни разу не обернулась, словно вообще никого и ничего не замечала. Потом и вовсе замедлилась, спустилась к воде и села на ступени.

Еще какое-то время он смотрел, как Лена сидит неподвижно, глядя на воду. Почему-то ему хотелось, чтобы это была Лена. Почему-то она ощущалась именно так. Он стоял, не отводя от нее глаз, и думал обо всякой ерунде — вроде той, что ему здесь делать нечего, и что здесь делает она, а потом она поежилась, и оцепенение спало. Люциан просто шагнул к ней, набросил ей на плечи мундир.

— Нашла, где сидеть.

Она повернулась. Посмотрела в упор, и это точно была Лена.

Это был ее взгляд. Казалось бы, такие тонкости… или полный бред. Возможно, он просто слегка рехнулся из-за того, что произошло. Между ними. Между ним и Ленор, вот и выдумывает теперь всякое.

— Здесь хорошо, — сказала она. — Спокойно.

И больше ничего. Отвернулась, продолжила смотреть на воду, а ему словно жало в сердце вонзилось. Потому что в этом ее «хорошо, спокойно» была какая-то странная стылая пустота, под которой крошились осколки боли.

Снова показалось?

— Спокойно, — подтвердил Люциан. Просто не представлял, что сказать.

Когда это ему стало сложно говорить с ней? Да и в принципе — когда это стало сложно? Он никогда, ни в одной ситуации не терялся, у него всегда находились слова. Всегда, но не сейчас.

Какое-то время они сидели молча. Лена стянула края его мундира так, словно собиралась в нем спрятаться, а он с трудом сдерживал желание ее обнять. Потому что вот эта близость по-прежнему была выше него, и, даже несмотря на все, она никуда не делась. Рядом с ней все остальное становилось неважным, далеким и несущественным. Даже Альгор, силуэт которого маячил рядом с ней совсем недавно, хотя раньше это казалось непреодолимой преградой. Но не сейчас.

Ваала билась о камень, плеск волн нарушал тишину засыпающей столицы.

— Ты что здесь делаешь? — спросила Лена, когда эта самая тишина слишком затянулась.

— Амиру провожал.

— А. Это та рыженькая?

— Да. — Почему-то ему хотелось услышать в ее голосе, прочитать в ее глазах, на ее лице ревность. Или не хотелось. Так всякий раз бывало, когда он оказывался рядом — совершенно противоположные чувства, раздирающие на части. Как его еще не порвало на пару десятков Люцианов — большой вопрос.

— Хорошая девушка. Наверное. — В ее голосе не было ничего.

Ни ревности. Ни радости. Ни соответствия словам, которые Лена произносила. Она говорила как механический артефакт, из которого ушла вся магия, или как ненастроенная виритта. Хотя у любой виритты явно было побольше эмоций, чем у Лены сейчас.

«Она поссорилась с Альгором. Тебе это надо?» — снова ввинтилось в сердце.

Ядовито. Зло.

Но Люциан отмахнулся от этой мысли.

— Позволишь?

Лена приподняла брови, когда он потянулся к мундиру, а потом замерла. Он же вытащил из кармана и протянул ей браслет: тот самый, который переломанным поднял с мостовой в день, когда их с Соней чуть не растерзала обезумевшая толпа.

— Держи. Я его починил. Эвиль тоже. Она со мной разговаривала.

Сначала она смотрела на этот браслет. Потом подняла взгляд на него.

Заморгала. Часто-часто. А потом по ее щекам побежали слезы. Одна, другая, третья…

Лена

Я все-таки разревелась. И из-за чего? Из-за этой дурацкой виритты, которой в природе уже существовать не должно! Я даже не думала, что она жива, думала, что ее там растоптали! Откуда она вообще у Люциана? Зачем он все это сделал? Зачем ее починил? Зачем говорит все это?

Я ненавидела собственную слабость, но ничего не могла с собой поделать, слезы просто текли. Не так, как в моей комнате, в доме Валентайна, с подвываниями и судорожными вздохами. Они просто выкатывались из глаз, скользили по щекам, заставляя меня чувствовать себя маленькой, слабой и уязвимой.

Ненавижу это чувство!

Ненавижу его!

Я резко поднялась: так, что поскользнулась: ступенька под ногами оказалась сырой, но у Люциана всегда была отменная реакция, а сейчас стала еще лучше. Я чуть было не поцеловала его рубашку, но он вовремя меня подхватил. Подхватил и прижал к себе.

— Что произошло, Лена?

Этот вопрос меня окончательно добил. Этот вопрос, да и вся ситуация, в принципе так похожая на ту, что произошла в королевском замке, когда Валентайн в лоб сообщил мне о смерти Сони. Вот только в тот момент я была с Люцианом, а еще в тот момент не было всего того, что было, поэтому я мгновенно вывернулась из его рук. Проглотила горькие слова, готовые вот-вот сорваться с языка: может, он их и заслужил, но точно не сегодня. Сегодня — это моя обида и боль для Валентайна, и я не имею права бить ей других.

— Ничего. Все хорошо. Спасибо, — я сжала виритту в кулаке. — Ты был прав, здесь нечего делать.

Его глаза привычно сверкнули золотом. Надо же, за столько времени я так и не поняла, что они у него под магией светлые. Не голубые, не серые, а такие, как кремовый ликер. Или кофе со сливками. Но я так привыкла к этому золотому образу, что вообще раньше не всматривалась, или мне просто было без разницы, какие там у него глаза. Сейчас же я увидела это отчетливо — такой неземной цвет, нереальный, и вместе с вириттой шарахнулась назад.

— Я тебя провожу.

— С ума сошел?! — выдохнула я.

— А что? Не все в мире концентрируется на Валентайне Альгоре. Или как ты там сказала?

«Это не я сказала», — хотела ответить я, вместо этого мотнула головой.

— Не стоит. Правда.

— Лена, я не могу тебя отпустить в таком состоянии. Только идиот мог тебя отпустить в таком состоянии.

Не знаю, нарочно он это сказал или нет, но получилось почему-то довольно больно.

— Идиотизм удерживать того, кто удерживаться не хочет. Или провожать того, кто этого не хочет.

— Может быть, — Люциан усмехнулся, — но я все равно тебя провожу. Так что у тебя есть выбор: пойти со мной добровольно или пойти со мной недобровольно, чтобы вся улица услышала, как мы препираемся. Давно в Даррании не было скандалов.

А вот это уже было больше похоже на него, спасибо Тамее! Плакать тут же расхотелось, захотелось огрызаться и кусаться. И на том спасибо!

— Хочешь меня проводить? — уточнила я, поворачиваясь к нему лицом. — Плевать на то, что этого не хочу я?

— Мне не плевать на тебя, Лена. Никогда не было.

«Правда? — захотелось спросить. — И когда меня забирал Лэйтор, тоже не было?»

Но я поняла, что у этого разговора истек срок годности. В самом деле, того Лэйтора уже нет в живых, так что продолжать об этом говорить, вспоминать — зачем? Да и в принципе мы уже непростительно долго с ним разговариваем, а мне пора домой. Если я не хочу завтра явиться в Академию с зареванным опухшим лицом, невыспавшейся. Причем если с первым получится справиться с помощью магии, то со вторым — увы, нет.

— Значит, ты меня одну не отпустишь? — уточнила я.

— Нет, — он покачал головой.

Я вздохнула. Приблизилась к нему настолько, что ему невольно пришлось шагнуть чуть ниже, чтобы мы не врезались друг в друга. Люциан как раз встал на ступеньку, с которой чуть не улетела я, поэтому мне надо было всего лишь посильнее толкнуть. Что я и сделала. Он не ожидал, поэтому кувыркнулся в реку довольно шустро, раздался достаточно громкий бульк, брызги полетели в разные стороны.

Вынырнул Драгон практически сразу: мокрый и злой, но, поскольку течение здесь было сильное, отнесло его так прилично подальше.

— С ума сошла?! — рявкнул он, перекрикивая возмущенный таким бесцеремонным вторжением плеск воды.

Я пожала плечами. Сняла мундир, аккуратно положила его на парапет и быстро пошла в сторону дома. Настолько быстро, насколько могла, и спустя минут десять уже поднималась по ступенькам. Толкнула отозвавшуюся на меня дверь, защитное заклинание снова с шипением запечатало ее за моей спиной.

— Я рад, что ты вернулась, — Валентайн шагнул ко мне, и я даже вздрогнула: он что, здесь меня ждал?

— А у меня был выбор? — поинтересовалась я. — Вопрос с комнатой в Академии для меня, теперь уже для меня, все еще актуален. Я хочу переехать завтра же, и очень надеюсь, что все это решится быстро.

— Лена, — он приблизился, подошел ко мне почти вплотную, — тебе не надо переезжать.

— Это уж позволь решать мне.

— Я понимаю, что ты обижена…

— Обижена? — я приподняла брови. — Я не обижена, Валентайн! Ты спал с Ленор два месяца, ты с ней разговаривал, вы вместе гуляли, вы даже в ресторан умудрились сходить, а после провели несколько дней на Эллейских островах, хорошо хоть о ребенке не договорились! И ты ничего не заметил. На такое не обижаются. Такое можно только принимать. Или не принимать. Сейчас мне нужно время, чтобы понять, какой вариант мой, и твое присутствие рядом со мной в этом уравнении будет лишнее. Или мое рядом с тобой.

— Для меня это ничего не меняет, Лена. — Его губы сжались в плотную линию, резкую, как лезвие, и такую же опасную.

— Мне жаль, — я развела руками. — Потому что для меня это меняет все. Я буду благодарна тебе, если поможешь с комнатой в Академии, но если не захочешь — я тоже пойму и завтра пойду к Эстре сама.

— Зачем ты так?

Можно было заорать: «А ты зачем?!» — но все, на что хватило меня, это просто пожать плечами.

— Я делаю максимум из того, что могу. Я могу остаться в этом доме на эту ночь, и я остаюсь. Но это — мой максимум. Доброй ночи язык не поворачивается желать, но я надеюсь, что тебе удастся отдохнуть.

Я не стала дожидаться ответа, поднялась, вернулась к себе. Привычные ритуалы перед сном на то и привычные, чтобы совершаться на автоматизме. Я ложилась в постель с твердым намерением заснуть в течение часа, но спустя несколько часов поняла, что обломалась с этой твердостью на корню.

Поднявшись, я подошла к окну, взобралась на подоконник прямо в сорочке и долго смотрела на молчаливо несущую свои воды Ваалу. Сколько это — долго, понятия не имею, но у меня все-таки начали слипаться глаза. Река умиротворяла, успокаивала, словно вытягивала из меня все тревоги и боль: по старой памяти, как родная, знакомая с детства Нева. В таком вот полутрансовом состоянии я переползла на кровать.

Последним, что я увидела, засыпая, был браслет с Эвиль. Он лежал на тумбочке и посверкивал, отражая забиравшийся в комнату через окно далекий холодный свет лун.