Глава 6

Лена

— Все. Это было последнее, — я вздохнула и сдвинула магический лист в сторону, погасив виритту.

Валентайн, сидевший за столом, перевел на меня взгляд.

— Расстроилась?

— Нет, — соврала я.

Он покачал головой.

— Ну ладно. Немного.

В семейных архивах (документации Эвиль и Симеона Ларо) было много всего, но ничего такого, что могло бы хотя бы навести на мысль, что, откуда и как. Никаких личных заметок, дневников или хотя бы малейшего намека на то, как мы с Ленор можем уживаться в одном теле, почему на ней оказалась сеть Грихмира, и как я, шмякнувшись в ее тело, не выдавила ее сразу, даже если она осталась жива. Либо как она не выдавила меня, как нам вообще удается сосуществовать в одном теле — ведь прошел уже почти год. По словам Валентайна, одна из нас должна была уже взять верх, точнее, должна была взять верх сразу же, а вторая исчезнуть без следа, но я и тут выпендрилась. И — никаких объяснений этому! Честно говоря, я бы тоже не стала хранить такое в семейном архиве, но, просматривая документ за документом, все же надеялась.

Надеялась на то, что вот в следующем обязательно что-то найду, и, когда не находила, испытывала жуткое, холодящее разочарование. Именно разочарование, потому что по договоренности с Валентайном я снова носила браслеты. Металлические обереги не только справлялись с темной магией, которая во мне росла не по дням, а по часам (Валентайн «проверял» меня каждый день), но и защищали от любой магической атаки.

На таких условиях я снова смогла ходить порталами, а браслеты он создал новые, более тонкие, на которые лично нанес мощную руническая вязь. В общем, пришлось смириться с новыми аксессуарами и подбирать себе образы в соответствии с ними. Но так, по крайней мере, было спокойно и мне, и ему.

Для меня в домашнем кабинете Валентайна появился диван, чтобы я могла работать вместе с ним над поисками по ситуации с Ленор, на котором я сейчас и сидела, поджав ноги.

— Это не последняя наша возможность, Лена, — Валентайн поднялся, подошел ко мне, сел рядом.

— Не последняя? А какая есть еще?

— Еще есть вариант поговорить с Ленор. Через твое подсознание. Возможно, я что-то почувствую или что-то уловлю при непосредственном взаимодействии с ней…

— Нет, — поспешно сказала я.

— Нет?

— Не хочу больше чувствовать ее в себе, пока не найду способ, пока точно не буду знать, что это разрешимо. Ты представляешь себе, каково это — знать, что у тебя в теле завелась… — я хотела сказать «паразитка», но вовремя себя одернула. — Другая личность.

— Не представляю и не хочу представлять. Но ваш феномен поистине уникален, — Валентайн коснулся моей щеки, погладил.

— Еще немного — и я решу, что тебе это нравится!

Валентайн хмыкнул.

— Нет, мне это не нравится. Иначе бы я не проводил столько времени, изучая архивную документацию Ларо. Но при всем при этом я не могу не признать, что для науки и для мира в целом вы представляете небывалый исследовательский интерес.

— Да, если бы я жила в своем мире, меня бы уже посадили в лабораторию и изучали.

— Если бы кто-то узнал об этом в нашем мире, можешь мне поверить, тоже. Хорошо, что об этом знаю только я.

Я мысленно икнула. Потом перевела взгляд на насторожившегося Валентайна, который явно это почувствовал.

— Еще Соня, — сказала я.

— Соня знает? — он прищурился.

— Да! Она моя лучшая подруга, и секретов друг от друга у нас нет. Но можешь не волноваться, она никому не скажет.

Валентайн покачал головой.

— Как была безответственной, так и осталась.

— Что? — вскинулась я, подскакивая.

— Да шучу я, — Валентайн дернул меня назад, и я больно приземлилась попой ему на колени. — Я знаю, что вы лучшие подруги, Лена, и я знаю, что ей можно доверять. Но не всегда можно доверять тем, кто рядом. Возможно, рядом с ней появится тот, кому ей захочется довериться, а этот кто-то сочтет твой секрет опасным.

— Ты сейчас про Сезара? — теперь прищурилась я.

— Гипотетически — про любого, кто станет ей достаточно близок, чтобы поделиться секретом, важным для тебя.

— Это потому что ты рассказал мне секрет Сезара? О том, что Эвиль работала над разделением его личности?

— Считаешь, не должен был? — он нахмурился.

— Считаю, что я не побежала рассказывать об этом никому. Даже Соне. Не думаю, что она пойдет говорить об этом с кем-то, кому не будет доверять на сто процентов. Так, как ты доверял мне, когда говорил об этом. Давай пока работать с тем, что есть сейчас, а не с гипотетическими угрозами. — Я положила руки ему на плечи. — И больше не называй меня безответственной. Даже в шутку. Мне это неприятно.

Валентайн закатил глаза, и я стукнула его плечу.

— Не буду, — пообещал он, мягко касаясь губами моих губ.

Я позволила себе поддаться этому поцелую, скользнула в него. Браслеты мягко впились в запястья, когда я коснулась пальцами его шеи в ласкающем жесте. Напоминая о том, что я его. Насколько я его. А он — мой.

— Есть еще один способ, Лена. Способ узнать, что произошло, что сделала Эвиль.

— Какой? — я даже вцепилась пальцами в его плечи от неожиданности.

— Поговорить с твоей матерью напрямую. Во тьме Загранья.

Во тьме Загранья? То есть…

— То есть с ее призраком? — уточнила я. Хотя по коже пробежал холодок даже от самого предположения о том, что можно разговаривать с мертвыми. И вроде я была не робкого десятка, а сама даже изучала возможности вернуть Соню, когда она умерла, но сейчас стало настолько не по себе, насколько вообще возможно.

— Не совсем. Призрак — это неупокоенная душа, которая бродит по миру. С ними, чисто теоретически, общаться довольно-таки легко.

В этот момент я поняла, что, кажется, не знаю даже половины из того, чем является темная магия. Про призраков у нас разговоры как-то не заходили, не доводилось.

— Почему ты никогда не говорил мне про призраков?

— Потому что не было необходимости, — Валентайн пожал плечами. — Если тебе интересно, я расскажу, но если кратко: ни один призрак по доброй воле не приблизится к темному, потому что он стремится чувствовать себя живым. Рядом с нами же они явственно ощущают себя мертвыми, теми, кто вот-вот отправится в Загранье, по собственной воле или по нашей. Поэтому стараются держаться подальше.

Так, ладно. Краткий экскурс в теорию призраков я еще успею себе устроить, сейчас и так голова пухнет от обилия предэкзаменационной информации, Ленор, а теперь вот и еще архивных документов ее родителей.

— Тогда что такое поговорить во тьме Загранья?

— Это обращение к умершему через тело. Восстановление слепка воспоминаний через соединение с остаточной сутью человека, с его личностью, которой он был.

— Бр-р-р, — я поежилась.

— Да. Это темный ритуал, Лена, и он требует очень глубокого погружения. Мне придется на время подчиниться тому, что бежит по моим венам вместе с кровью, глубинной тьме.

— Давай тогда все-таки с Ленор сначала попробуем, — быстро сказала я. Не хотела, чтобы Валентайн в это окунался: стоило только вспомнить, во что превратилась я… А ведь он почти всю жизнь с этим борется. С самого рождения. Особенно — сейчас, когда темная магия в нем становится все сильнее. Или в нас?

— Ты думаешь, мы усиливаем тьму друг друга? — спросила я.

— Думаю, да.

— Спасибо, что не солгал.

— Но еще я думаю, что мы усиливаем друг друга в принципе. Поэтому логично и закономерно предположить, что каждая из наших сторон набирает мощь. Конкретно темная магия тут ни при чем.

Вздохнуть бы уже! С облегчением. Но похоже, что покой мне только снится. Хотя, в последнее время он мне даже и не снится уже. Спасибо, что не снится Ленор. Пока.

Кстати, о ней.

— Дай мне время сдать экзамены, — и время подготовиться к очередному разговору с этой занозой в заднице. Кстати, до Ленор я ни разу не представляла, что чувствует тот, у кого в ягодичной мышце застряла острая колючая щепка. Теперь весь спектр этих ощущений был мне доступен, на ментальном плане. Но все-таки. — И потом попробуем вместе, или ты попробуешь поговорить с Ленор. Прощупать ее. Может быть, поймем все без похода в Загранье.

— Мне бы тоже очень этого хотелось, — Валентайн огладил ладонью мое плечо, разом вызвав совершенно иной спектр ощущений. — Но если потребуется, я пойду и в Загранье. Ради тебя я пойду куда угодно, Лена.

В сочетании с его словами прикосновения вызывали целый мурашечный каскад. Ведь зарекалась же надевать платье с открытыми плечами! Но лето началось такой жарой, что впору вообще безо всего ходить. А еще, если так подумать, это мое первое лето в Даррании. Мое первое совместное лето с этим невероятным мужчиной.

— О чем задумалась? — Валентайн положил подбородок мне на плечо.

— Тебе бы понравилось. Там присутствовали слова «невероятный мужчина» и ты.

— Да. Ты права. Мне действительно нравится, — он развернул меня лицом к себе, и мне пришлось развести бедра и сесть поудобнее.

Его взгляд плавил мой, раньше я даже не представляла, что кто-то будет смотреть на меня так. Так, что кожа покрывается мурашками в несколько слоев, а все внутри стягивается пружинкой чувственного предвкушения.

Кажется, мне пора пойти дальше. В смысле, вернуть то, чего я лишилась по милости Ленор, после ее ночи с Люцианом. И я подалась вперед, целуя его и расстегивая рубашку. По случаю жары он даже не стал как обычно запаковываться в костюм и жилет, поэтому спустя мгновение мои пальцы уже скользили по его груди, повторяя рельеф мышц.

— А как же подготовка к экзаменам? — спросил Валентайн. Его голос упал на несколько октав, становясь как горячий ветер, играющий песком, но даже эти нотки не скрыли сарказма. При малейшей попытке близости я действительно отговаривалась подготовкой к экзаменам, сбегала в учебники или к Соне позаниматься (Драконов даже не возражал, чтобы мы учились у него дома).

— Не знала, что ты такой злопамятный, — заметила я, продолжая скользить ладонями по его животу вверх-вниз. — Но если тебя именно это интересует, к экзаменам я уже готова. Первый завтра, и все равно все, что я знаю, уже в моей голове. А знаешь, что еще в моей голове?

— Не сейчас, — он уже расстегивал мое платье. — Так что могу только догадываться.

Я глубоко вздохнула, когда Валентайн освободил мою грудь и накрыл ее ладонями. Сначала мягко, а потом чувствительно стянул пальцами соски, оттягивая их. В отместку я дразнящим движением коснулась весьма ощутимой выпуклости на его брюках и тут же убрала руку.

— Издеваешься? — глухо переспросил он.

— Играю, — хихикнула я. И вызывающе поерзала, прижимаясь к нему разведенными бедрами.

— Ну знаешь ли! Нашла себе игрушку, — наигранно-хрипло возмутился Валентайн. В смысле, возмутился наигранно, а вот от хрипотцы в его голосе кожа словно превратилась в оголенный нерв, поэтому от мягкого нажима его пальцев я сдавленно застонала.

Потянулась к пряжке ремня, расстегивая брюки. Что было достаточно сложно делать, когда твоя грудь превратилась в источник чувственного удовольствия, а пальцы дрожат от предвкушения продолжения. Валентайну явно нравилось видеть меня такой, потому что когда в его потемневших глазах отразилась взъерошенная, интимно-откровенная я, меня окончательно повело.

Я даже дернулась, прикоснувшись к его обнаженному напряженному желанию пальцами, словно эта ласка обожгла меня так же сильно, как его. Валентайн потянул меня на себя, вжимая телом в тело, и моя ладонь между нашими телами сомкнулась на твердом стволе.

— Ле-е-е-ена, — хрипло выдохнул он. — Что ты со мной делаешь, Лена…

— В данный момент или вообще?

Валентайн так сверкнул глазами, что я на миг представила себя опрокинутой кверху попой прямо на этот диван и взятой с такой интенсивностью, что потом неделю ходить не смогу. Эта картинка настолько ярко полыхнула в моем сознании, что я даже на миг зажмурилась. Еще сильнее зажмурилась, когда услышала:

— Мы обязательно это как-нибудь реализуем.

— Ты! — ахнула я, ударив его ладонью в грудь, и Валентайн рассмеялся. Так низко, бархатно и глубоко, что его смех ударил в меня животной вибрацией.

— Не смей подсматривать! — тем не менее выдохнула я, открывая глаза. — Особенно в такие моменты.

— Ты сама показала мне это.

— Уверен?

— Уверен, — его ладони легли на мои бедра, прямо поверх платья. Потом скользнули между ними, испепеляя белье.

— С тебя трусы, Валентайн Альгор, — не удержалась я.

— Да хоть десять.

Дольше мы бы оба не выдержали, поэтому я приподнялась и плавно опустилась на него. Чувствуя, как он заполняет меня собой, растягивая, даря томительное наслаждение первого проникновения, острое и ни с чем не сравнимое.

И каждое движение только добавляло ощущений в этот бесконечный чувственный коктейль, сплавляя нас воедино и размыкая, как электрические контакты. Его ладони, скользящие по моей спине и ягодицам, повторяющие линию позвоночника и углы лопаток, словно играли на мне, как на каком-то диковинном музыкальном инструменте, настраивая для особой тонкости звучания.

Нашего общего звучания.

Которое было и громким, и тихим, и молчаливым, и идущим на выдохе из самой глубины меня и его. И миг, когда наслаждение стало невыносимым, а следом и общим, и пульсация, и сладкие волны настолько затянули нас друг в друга, что вспышки перед глазами и в самом низу живота, заставлявшие кричать, ощущались, как наши общие.

В себя я пришла, лежа на его груди на диване, понимая, что проклятие Ленор снято. Этот мир снова стянулся до нас двоих, и нами же раскрылся. И это было прекрасно.

Загрузка...