Дрянь с историей

Глава вторая. Диплом и командировочное направление

Рыжая девка оказалась пиявкой. Неожиданно, но… предсказуемо. Серафим перевидал их за жизнь столько, что давно уже перестал считать — твари буквально слетались к нему, как мухи на полежавшую кучу. То есть и хотелось бы сказать про мёд, но эта присказка всегда вызывала у него вопросы, потому что мёд обычно привлекал ос, а вот мух — совсем иная субстанция.

Поначалу он не понимал, что происходит, и не умел распознавать паразитов среди обычных людей, потом сообразил, потом помогал их ловить, а потом просто начал носить с собой на всякий случай несколько артефактов-кандалов, отрубающих тварям каналы питания. Когда была такая возможность — сдавал куда следовало, когда не было — так и оставлял, они сами быстро дохли от истощения.

Пиявками по принципу подобия называли один из видов бестелесных тварей с Той Стороны. Они просачивались, занимали тело какого-нибудь бедолаги, быстро выжирали его самого, а потом брались за окружающих. По мелочи постоянно тянули жизненные силы из всех, кто находился рядом, но для существования этого не хватало, поэтому вскоре они все начинали убивать. После секса с такой вот заразой жертва умирала во сне от остановки сердца, и не так-то легко было впоследствии установить, что на самом деле её просто сожрали.

У самого Серафима они ничего откусить не могли, чему очень удивлялись, но — недолго, потому что метод борьбы с ними был отработан достаточно давно: смертная казнь. Прежнего хозяина тела уже не существовало, а с гибелью оболочки умирал и паразит. По понятным причинам Дрянин испытывал к ним брезгливость с лёгким оттенком злости: слишком легко было провести параллели с самим собой, пусть он точно знал, что пиявкой не является, сохранял свою привычную личность. Однако с женщинами больше одной ночи не проводил: для них это заканчивалось не смертью, но головной болью, тошнотой и множеством других не смертельных, но неприятных симптомов.

Еву он заподозрил не сразу. На вечеринке просто заинтересовался красивой женщиной, он действительно любил рыжих, а эта ещё кокетничала напропалую и всем своим поведением обещала приятную ночь без обременительных последствий. Зачем отказываться от столь щедро предложенного удовольствия?

Пиявку распознал только в парке, во время поцелуя, потому что ощутил, как из него тянут силы. Вот только задерживать сразу не стал, потому что… У неё получалось! Впервые в его практике, а практика была богатой.

Да и в остальном женщина сильно отличалась от тех пиявок, которых он встречал раньше. Паразиты цеплялись к людям одиноким и замкнутым, и хотя старались копировать поведение человека, но получалось не очень-то хорошо. Они обычно приживались на дне общества, среди пьяниц, мелких преступников и дешёвых проституток — там, где появление нового лица никого не удивляло, а все странности легко списывались на алкоголь или что посерьёзнее. Странностей хватало, всё же существа эти были порождениями Той Стороны и мыслили иначе, чем люди.

И тут вдруг — Ева. Яркая, красивая, уверенная в себе женщина. Больше того, преподаватель практической дисциплины! Вряд ли она так нагло и прямо врала по поводу своей специальности и цели приезда. Может быть, что-то скрывала и недоговаривала, но Серафим достаточно уверенно распознавал откровенную ложь. Да, провести его тоже могли, но — не обыкновенная пиявка.

А вот необыкновенная…

Он решил наблюдать, и дальше любопытство лишь окрепло, а вопросы — умножились. Она действительно тянула энергию, хотя и непонятно, откуда и как её брала, потому что жизненной силы в нём не было. Серафим ни на грамм не был чародеем, но зато видел потоки сил и научился различать разные чары, так что не заметить этого не мог. Этого, и после — наличия у неё дара потусторонницы, которым Ева уверенно пользовалась.

И кроме того, она явно ждала, что он отключится после секса. Именно отключится, а не умрёт, это сложно было не заметить! И его собственная аура ей не повредила, Ева чувствовала себя прекрасно — до того, как он «очнулся».

Очень занятная пиявка, которую стоило рассмотреть внимательно. Лучше было бы не отпускать от себя или сразу отдать специалистам, потому что в её случае надёжность браслета вызывала сомнения, но… Было другое, гораздо более важное дело, которое мешало сосредоточиться на Еве, а расстаться с новой игрушкой вот так сразу он оказался не готов. Слишком редко он в последнее время испытывал эмоции и такой яркий интерес.

Когда пиявка ушла, Серафим некоторое время простоял неподвижно, оглядывая своё место обитания на ближайшие дни. Весьма неплохие условия: просторная комната с письменным столом, одёжным и книжным шкафами, удобной широкой кроватью, на которой одному весьма вольготно, да и вдвоём, как он успел заметить, неплохо. Дощатый крашеный пол, посередине — овальный серый ковёр с немудрёным рисунком. Тонкий и слегка полинялый, но даже такая попытка создать уют вызывала некоторое уважение.

Потом Серафим опомнился, достал наладонник и выложил его на стол, запер входную дверь и, сняв китель, шагнул с ним к платяному шкафу, чтобы повесить. Аккуратно застегнул и расправил, снял несколько пылинок и мелкое пёрышко, видимо перебравшееся с подушки, отряхнул лацкан, аккуратно поскрёб когтем шитьё на обшлаге, к которому прилип какой-то сор. Мгновение поколебавшись, снял и внимательно осмотрел форменные брюки, смахнул пыль внизу и тоже пристроил их на вешалку, после чего спрятал одежду в шкаф.

Если когда-то Серафим отличался честолюбием, то это уже давно прошло, и сейчас адмиральские погоны были поводом не столько для гордости, сколько для ностальгии и уважения к тем, с кем вместе он шёл по этому пути. Уважение проецировалось и на мундир, к которому Дрянин относился с некоторым пиететом, но — только оно. Таскаться по университету в шитье и блеске он не собирался, тем более когда накрепко тут застрял.

Окинув взглядом пустые полки, Серафим поморщился и ещё некоторое время потратил на то, чтобы разложить из сумки немногочисленные пожитки: у него имелась глупая примета, что если в командировке не распаковывать и не раскладывать взятую с собой одежду, то не придётся задерживаться. Работала она с переменным успехом, сейчас — провалилась с треском. Потом ещё пара минут ушла на то, чтобы прибраться в комнате — тщательно заправить постель, подобрать попавшиеся на глаза женские шпильки и ссыпать их в один из ящиков в шкафу. Привычку к порядку в него вбили ещё в училище, с тех давних пор она стала частью натуры, и бардак Серафим искренне презирал.

После этого Дрянин надел потёртые мешковатые штаны, сменил рубашку, которую ещё предстояло привести в порядок, на футболку, зашнуровал старые кеды. Про маскировку помнил, но оттягивал момент воссоединения: пиявке он не соврал, маска действительно утомляла. Слишком тяжёлой была личина — не столько психологически, к этому давно пришлось привыкнуть, сколько физически. Каждый раз, надевая артефакт, Серафим словно натягивал жутко тесную одежду на пару размеров меньше, которая жала везде, а особенно — в голове.

Посильная плата за качество маски, скрывавшей не только внешность, но и материальные проявления вроде когтей и клыков. Цепочки только долго не жили — не выдерживали. Толстые или тонкие, неважно какого плетения, через некоторое время они начинали буквально рассыпаться, а шнурки распадались на волокна не больше чем за час. Мастер, который эту личину собрал, предупреждал, что так и будет, но других вариантов они тогда не придумали. Хорошо было бы сделать перстень, но его не получалось настроить так качественно, артефакт должен был находиться вблизи центра тела.

Впрочем, всё это происходило давно, сейчас чародейская наука наверняка шагнула далеко вперёд, и можно было заказать новый, попроще и поудобнее, но до этого никак не доходили руки. Всё же привычка — великая вещь.

Повезло, на этот раз не порвалось звено цепочки, а разогнулось кольцо, крепившее замок. Подогнув его по-простому, зубами, Дрянин нацепил артефакт и отправился на пробежку. Во всяком случае, именно так это должно было выглядеть со стороны, а по факту хотелось осмотреться на территории университета без лишних глаз и соотнести запомненную карту с местностью.

Про ГГОУ он раньше только слышал и только в прикладном смысле — заведение славилось своими выпускниками, которые очень ценились по всей стране и особенно за её пределами, потому что здешние студенты не имели контрактов с армией и вполне могли уехать куда-то ещё. Уезжали, правда, редко, большинство находило применение своим способностям и здесь.

И легенды, конечно. Слухов про Котёл ходило неисчислимое множество, один другого оригинальнее. Большинство — глупые, некоторые — откровенно смешные, а вот некоторая, на первый взгляд нелепая, часть неожиданно оказалась правдой. Например, если информацию про бессменного ректора ему выдали сразу всю, включая главный маленький секрет, то про Смотрителя никто не мог ничего толком сказать, даже компетентные люди, курирующие это заведение. Некоторые устало отмахивались и разводили руками — информации нет, другие пожимали плечами. Один только высокопоставленный офицер из внутренней разведки, помявшись, честно признал, что это тайна слишком высокого уровня допуска, и даже Дрянину знать не положено. И тоже заверил, что к проблеме Смотритель не может быть причастен. Почему — не объяснил, но ему Серафим в достаточной степени верил, чтобы сдвинуть эту загадочную персону в конец списка подозреваемых.

На внимательный осмотр территории ушла пара часов.

Котёл его разочаровал, потому что выглядел совсем не так зловеще, как о нём писали, и походил скорее на большую лужу нефти: его хоть и наполняла вода, но берега не просматривались даже возле самой поверхности, как должны бы. Защитный купол казался надёжным, и намешано там было всякого: и потусторонники постарались, и плетельщики приложили руку. Наверное, преодоление этой защиты могло бы сойти студентам за успешный экзамен.

Разочаровали замки на тех дверях, которые должны были оставаться закрытыми. Церковь, несколько входов в подвалы — о них вроде бы позаботились и тоже усилили запоры чарами, но намного проще, чем на крышке Котла.

Осмотрелся Дрянин и по периметру, даже перешёл мост, прислушиваясь и присматриваясь к окружающему миру, но ничего необычного здесь пока не наблюдалось. Его предупредили, что в начале учебного года университет «выключается» из остального мира, и попасть сюда становится возможно только с разрешения Смотрителя, равно как и выйти, для чего преподавателям и выдавались именные пропуски-браслеты, чтобы постоянно не бегать в поисках неуловимого привратника, но пока никаких следов этих чар он не видел, а связь перекрывали стандартные глушилки.

Закончив с рекогносцировкой, Серафим сразу направился к ректору, чтобы с утра испортить ему день неприятными новостями. Всё же некоторые плюсы, кроме живучести, его тело имело: например, не выделяло пота, поэтому душ требовался редко, куда чаще он принимал водные процедуры исключительно ради удовольствия.

Секретарь ещё не занял своё место в небольшой и уютной ректорской приёмной, поэтому Дрянин без заминки и стука вошёл в кабинет, где застал местное начальство за чаем и документами.

Тихон Ильич Ложкин выглядел на своей должности до крайности уместно. Лет шестидесяти на вид, живой и деятельный худощавый мужчина в старых очках с толстой оправой, с коротко подстриженными седыми волосами вокруг чистой лысины и аккуратной щёточкой усов. Скромный тёмный костюм-двойка сидел на нём вроде бы и по размеру, но немного неловко, а чистая белая рубашка и простой чёрный галстук упрощали ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда?

Кабинет был ему под стать. Светлые стены, простая мебель — по большей части книжные шкафы; не кресла — жёсткие стулья со спинками, занимавшие свои места, конечно, не так давно, как хозяин кабинета, но точно не первый десяток лет. Из нового на глаза попадался только экран вычки, то есть вычислительной машины, сейчас погашенный.

— Серафим Демидович? — удивлённо приподнял брови ректор. — Вы рано. Что-то случилось?

— Не то слово, — поморщился тот, без приглашения занял стул напротив хозяина кабинета и принялся делиться новостями.

Учитывая, что в ГГОУ редкий семестр обходился без трупа или исчезновения, а то и нескольких, восемь пропавших студентов сверх этого «плана» за четыре года никак не сказывались на статистике. Студенты гибли во время попыток влезть в Котёл и самостоятельных экспериментов с чарами, бесследно пропадали в обширных подземельях, где тоже хватало своих тайн и опасностей. Если верить Смотрителю, которому полагалось верить на слово, каждый раз смертью заканчивалось очередное нарушение правил.

Каждый, кроме этих восьми, и тогда ректор сам вызывал полицию.

Первый пропал в общежитии. Как сказал его сосед по комнате, собирался выйти за корпус покурить, но снаружи его уже никто не видел, хотя дело было днём. Обычный парень из природников, поступил на лекаря. Дар сильный, но не уникальный. К моменту исчезновения он и месяца не успел отучиться, с одногруппниками познакомился шапочно и ни с кем не успел сблизиться, с соседом отношения тоже сложились нейтральные — с потусторонником-практиком, нацелившимся на службу в патруле пятикурсником, у них не нашлось общих интересов и серьёзных поводов для конфликта.

Полиция провела дознание, но ничего вразумительного не нашла. Соседа этого проверяли наиболее тщательно, потому что у него едва ли не единственного мог произойти хотя бы мизерный конфликт с пропавшим, но потусторонник оказался непричастен. Полиция шастала здесь почти месяц, но дело так и повисло в нераскрытых.

В убийстве на следующий год, весной, второй жертвы почти сразу, на первом же допросе, сознался её поклонник. Мотивом он назвал ревность.

Третий тоже пропал осенью, после большой студенческой гулянки, устроенной вопреки сухому закону, и там имелось целых трое подозреваемых, которые в конце концов просто вылетели из университета за грубое нарушение устава, а дело заглохло.

Четвёртой была девушка весной. Другой следователь очень долго мурыжил её парня, потому что картина складывалась вполне обыденная: накануне они поругались, вот он и скинул подружку в Орлицу. Но в конце концов парню повезло, никаких доказательств не нашлось, зато отыскалось шаткое алиби, и дело в конце концов тоже развалилось.

Пятый, по версии следствия, покончил с собой — у него были большие проблемы в семье и с психикой.

Шестая девушка пропала во время большой неразберихи, когда один придурок в своей комнате общежития пытался собрать сложный артефакт, и тот сдетонировал. Тогда погибло восемь человек, останки так пострадали, что разобраться в них не сумели даже чародеи, и, когда её не досчитались, тоже причислили к жертвам.

Исчезновение седьмого заметили не сразу, разбег времени составил трое суток: так вышло, что он жил один, без соседей, да к тому же плохо себя чувствовал, так что с занятий в пятницу его отпустили и в субботу разрешили не приходить. Про него вообще никто ничего не мог сказать толком, потому что парень ни с кем не общался и даже здоровался только тогда, когда к нему обращались.

Восьмая девушка пропала за пределами университета: ей пришло сообщение о смерти отца, студентку отпустили домой, но до дома она так и не добралась, хотя небольшой городок Орлицын, через который тянулась железнодорожная ветка, раскинулся всего в двадцати минутах ходьбы по дороге от моста.

Последний случай попал к немолодому и очень дотошному следователю губернской прокуратуры, который недолюбливал ГГОУ и чародейство в целом, поэтому начал копать со старательностью и упорством бульдозера. И выкопал.

До него никому не приходило в голову объединить все эти исчезновения в одну цепочку. Попались они разным отделам, три из восьми оказались закрыты и выглядели в таком качестве вполне логично, да и все остальные терялись на фоне обычных проблем с университетом. Но следователь Каверин не просто собрал в кучу разрозненные дела, а ещё и нашёл систему, которая поставила на уши не только губернские чины, но и военную прокуратуру, высшую следственную инстанцию страны, и в конечном итоге привела сюда Дрянина.

Восемь молодых чародеев. Четверо парней на осеннее равноденствие, четыре девушки — на весеннее. Если это не серия с каким-то ритуалом, то что такое тогда серия⁈

Допускать очередную жертву не собирались, поэтому вознамерились брать мерзавца в начале учебного года. План был аккуратен, продуман и начал реализовываться ещё с весны. Каверин должен был заменить преподавательницу из числа потусторонников, которая читала теорию и классификацию тварей Той Стороны и ушла в декретный отпуск, и потихоньку заняться расследованием с помощью ещё пары человек, внедрённых в разные социальные группы в университете — два студента и один аспирант, все специалисты с хорошим опытом работы под прикрытием, все поступили сюда общим порядком, без привлечения излишнего внимания.

Дрянин же должен был прикрывать расследование на случай, если придётся столкнуться с сильным и опасным сумасшедшим чародеем, а возможности быстро привлечь помощь не представится. В гражданском университете было очень мало людей с боевым опытом, разве что потусторонники-практики, но студентов убивала вполне местная, человекообразная тварь, против которой они бессильны, а Дрянин… Он их столько передавил за свою жизнь, что вряд ли этот мог чем-то удивить. Адмирал приехал с помпой и шумом, изображая свадебного генерала, но «на самом деле» — с очередной проверкой. При таком раскладе убийца вообще не должен был подумать о том, что кто-то приехал что-то расследовать.

Хороший план. Продуманный. Аккуратный. Казалось бы, что могло пойти не так?

Чёртов Каверин умудрился по дороге сюда попасть в чёртову аварию и повредить чёртов позвоночник! Позвоночник! Не мог отделаться парой рёбер, так нет же… Лекари давали хороший прогноз на полную реабилитацию за несколько месяцев, и за следователя, конечно, стоило порадоваться — мог убиться или остаться калекой. Но жизни Дрянину это не облегчало.

— Бог ты мой, какая беда! — вздохнул Ложкин, который на середине рассказа снял очки и принялся нервически их протирать большим клетчатым платком. И натирал до сих пор. — И что делать? Как же мы без преподавателя⁈ Серафим Демидович, а может, вы? С вашим опытом…

— Тихон Ильич, с моим опытом я могу только практику вести, и то… вряд ли мой опыт кому-то поможет, — скривился он. — Я ни черта не понимаю в этой вашей классификации, я только знаю, как кого из них убивать.

— А вот заодно и подтянете! — оживился ректор, захваченный новой идеей. — Курс старый, у Танечки и конспекты все, и планы — всё уже отточено, она всё оставила, и если…

— То есть вас только это беспокоит? — с кривоватой усмешкой оборвал его Дрянин. — А не то обстоятельство, что убийцу некому ловить?

— Убийца то ли есть ещё, то ли нет — непонятно, а лекции Танечкины у всего первого курса в программе! То есть преподавателей-то у нас по этой дисциплине в штате трое, но они и так загружены! Мне просто некуда объединять столько учебных групп, и…

— Почему это должно волновать меня? — оборвал его Серафим, который от такой наглости в первый момент опешил и не нашёлся с возражениями.

— Ну вы же хотите влиться в коллектив! — безмятежно отозвался Ложкин с ласковой, беспомощной улыбкой человека тихого и безобидного. — Если убийца есть, то он же наверняка из числа преподавателей, а не студентов. К одному из своих они отнесутся гораздо лучше, дамы — так и непременно! Вы уже очаровали их на вчерашнем вечере, а если окажетесь их коллегой, тем более всё, что знают, расскажут.

— И как вы предлагаете совмещать всё это с расследованием?

— Прекрасно! Я уверен, у вас всё получится!

— Я подумаю, — сумрачно уронил Серафим.

— Думайте, конечно, — продолжая благостно улыбаться, покивал ректор. — Ксения Андреевна как раз всё оформит и передаст Мариночке, и я Владу скажу, он и материалы подберёт, а там уж как отыщется специалист, так мы вас и…

— Мне надо поговорить с этим вашим Смотрителем, — резко сменил тему Дрянин.

Рациональных возражений не нашлось, поэтому Серафим опасался не сдержаться: слишком хотелось свернуть кому-нибудь шею. Лучше бы тому, кто прореживал поголовье студентов, но можно и ректору. Даже интересно, чем может закончиться подобное покушение? За пределами ГГОУ понятно, а здесь?

— Да, пожалуй, и правда, — рассеянно согласился Ложкин. Несколько мгновений он смотрел прямо перед собой расфокусированным взглядом, потом сообщил: — Вы можете найти его возле Орлицы, неподалёку от моста.

— И последний вопрос. Молодая рыжая преподавательница с именем Ева. Кто она?

— Припоминаю, вы с ней вчера танцевали, верно? — понимающе уточнил ректор. — Калинина Ева Александровна. Ну к убийствам она точно не может быть причастна, девочка устроилась только этим летом взамен Маркина, супруга Танечки. Он перевёлся в другой институт, чтобы быть вместе с женой — младенцам в нашем университете не место, это может быть опасно, да и для беременных на поздних сроках… — Он запнулся, потому что на этом месте Дрянин рывком поднялся с места, явно не желая слушать подробности жизни семьи Маркиных. — Хорошего дня! И вечером зайдите к Медведкову на факультет, для вас приготовят расписание!

После такого напутствия и без того закипевший уже Серафим покинул кабинет ректора стремительно и молча, едва не сбив в дверном проёме бессменного ректорского секретаря, та едва успела отпрянуть с дороги.

— Тихон, ты что сделал с бедным мальчиком? — растерянно спросила она, прикрыв за собой дверь кабинета.

— Я с этим мальчиком сделать ничего не могу. Этот «мальчик» постарше меня будет, а кроме того, мне голову откусит и не заметит, если всерьёз рассердится, — вздохнул он в ответ и поднялся из-за стола, чтобы поприветствовать помощницу и поцеловать её сухую тонкую ладонь. — Доброе утро, душа моя Ксения Андреевна! Как спалось?

— Тихон, я серьёзно тебя спрашиваю, — проворчала она, но всё равно улыбнулась и заботливо поправила ему галстук и пиджак. И вздохнула, укоризненно качнув головой. — Опять костюм не вышел. Говорила же, не меняй без меня… Так отчего господин адмирал выскочил отсюда так, словно ему перцу под хвост сыпанули?

— Преподавание — очень увлекательное занятие. Он просто ещё не пробовал и не знает, что мизантропия среди его будущих коллег — распространённый недуг. А мне нужен кто-то к потусторонникам, пока не найдётся постоянная замена. Ксения, душа моя, поговори с Мариной, пусть она господина адмирала временно устроит взамен Маркиной и сделает запрос в управление, а то господин сыщик к нам приехать не сможет.

— То есть ты подсунул ему студентов? — удивлённо вскинула брови женщина. — Человеку, который, как говоришь, легко откусит тебе голову? Мало у нас студентов пропадает⁈

— То ж мне! А то студенты, — улыбнулся он. — Не волнуйся, душа моя, тут ещё кто кого сожрёт. Но мы постараемся найти замену.

— До или после? — уточнила она с иронией.

— Как повезёт, — невозмутимо пожал плечами Ложкин. — Чаю?

— Лучше я пойду запрос поскорее отправлю, — вздохнула она, вновь окинула его внимательным взглядом и пригрозила: — А потом вернусь, и мы приведём в порядок твой внешний вид!

Очень удачно получилось, что Смотритель находился далеко: пока дошёл до моста, Серафим унял раздражение и взял себя в руки.

Жизнь помотала Дрянина по стране и должностям, ему случалось браться за очень многое и очень разное. Доводилось командовать кораблём и эскадрой, убивать людей в рукопашном бою и издалека, огнестрельным оружием, решать вопросы снабжения и расстреливать на месте по законам военного времени. Служить научным пособием и добывать оные пособия в честном бою, проводить исследования и ассистировать при вскрытии, заниматься обеспечением научно-исследовательского института в хозяйственной части. Ловить преступников, свихнувшихся переродцев и шпионов, выслеживать тварей с Той Стороны и тварей земных. Он вообще не думал, что сейчас может найтись дело, к которому он никогда не имел касательства.

И вот — здравствуйте! Толпа детей, которым надо утирать сопли.

Серафим не любил людей, особенно — людей незнакомых, а уж тем более — детей и подростков. Но и отказаться не мог, слишком разумной была идея ректора.

Да, старый план летел к чертям, и за расследование предстояло браться самостоятельно. Ему клятвенно обещали, что Каверин передаст все свои наработки и поделится тем, что держал в голове и не записывал, всё это соберут и привезут через пару дней, так что материалы будут.

Понятно, почему на место травмированного не прислали кого-то нового и целого: попробуй ещё найди подходящего, надёжного, опытного специалиста, который вживётся в роль преподавателя так же хорошо, как Каверин, как раз читавший лекции в школе полиции. Попроще и похуже — можно, но один уже здесь есть, и зачем пригонять ещё одного, менять шило на мыло? Дрянин хотя бы успел войти в курс дела.

Что до легенды… Старая привычка не болтать и присматриваться сослужила хорошую службу, он вчера почти ничего и никому не сказал о себе, вообще мало с кем разговаривал. Хоть что-то о цели визита, кроме парадного поздравления, сообщил только пиявке, но та версия вообще ничего не значила. Да и в любом случае болтать не в интересах этой Евы, а к исчезновениям она вряд ли причастна.

Переиграть легенду достаточно просто. Он прибыл с проверкой, а тут случайно заболел преподаватель, и Дрянина попросили заменить. И он согласился, воспользовавшись поводом задержаться подольше в надежде до чего-то докопаться.

По дороге до моста он успел снова связаться с Максом Ланге, товарищем из военной прокуратуры, который организовывал операцию, высказать всё, что о нём думает, — не сообщив, впрочем, ничего нового, — и согласовать новый план, а заодно, чтобы два раза не звонить, попросил выяснить всё о Еве Калининой. С Серафимом они были знакомы давно и крепко, поэтому Макс не удержался от пары ехидных замечаний на тему интереса Дрянина к очередной женщине, после чего снова был грубо послан, но только довольно заржал в ответ и попрощался, пообещав всё выяснить.

Смотритель действительно обнаружился у моста. Мрачная фигура в плаще до пят возвышалась чуть сбоку у начала перил и, судя по позе, созерцала водную гладь. Спрятанные в складках плаща руки не шевелились.

Приближение Серафима существо — вряд ли оно было человеком — почувствовало и обернуло к подошедшему адмиралу маску. Эта образина даже на Дрянина производила впечатление и заставляла чувствовать себя рядом неуютно. Или дело было всё-таки не в маске, а том, как Смотритель ощущался?

Точнее, не ощущался вовсе. Ни человеком, ни переродцем.

— У меня есть несколько вопросов по поводу пропавших студентов, — сразу начал Серафим с главного.

— Я слушаю, — вежливо кивнула маска.

Голос Смотрителя, шершавый и тихий, ещё более приглушённый маской, однако, накрепко ввинчивался в уши, несмотря на шелест ветра и птичьи крики, и застревал в голове.

— Как именно вы отделяете этих убитых от остальных студентов, которые умерли тут по той или иной причине? Есть какие-то отличия?

— Я знаю, что случилось с остальными. С этими — нет. Они… исчезли, — явно с трудом подобрал он подходящее слово.

— Умерли?

— Возможно. Они исчезли. Так, словно их никогда не было.

— То есть они могут быть живы? — уточнил Дрянин.

— Могут. — И опять молчание.

— В таком случае где они могут находиться? Они покинули университет?

— Не знаю. Были — а потом не стало.

— То есть вы ощущаете всех людей на территории университета, а этих перестали? — предположил Серафим.

— Да, — подтвердил Смотритель и даже кивнул, подчёркивая сказанное.

— Как именно можно закрыться от вашего чутья? И можно ли?

— Если закрылись, значит — можно, — последовал логичный ответ.

— То есть раньше такого не было?

— Нет.

— Какую природу имеет это чутьё? Чары, что-то вроде связи переродца с местом? Если говорить о домовых, леших и прочих.

— Не знаю.

— Но хоть какие-то предположения? Вы здесь давно, какую природу может иметь эта сила? Кто может закрыться? Плетельщики, переродцы, потусторонники?

— Не знаю. Раньше не случалось.

Серафим понял, почему допросы Смотрителя его предшественники или не проводили вовсе, или не подшивали к расследованиям, или подшивали, но весьма скупые и маловразумительные: дело это оказалось слишком муторным и неблагодарным. Существо не отказывалось отвечать, но очень редко выдавало развёрнутые ответы, да и то развёрнутые в сравнении с остальными. Предположений не строило — то ли не могло, то ли не хотело, прояснять природу чутья и рассказывать о своих возможностях — тоже не спешило. Да, нет, не знаю. По кругу.

Способов надавить на него, кажется, не существовало в природе, разговорить и перевести этот допрос из «да-нет-не знаю» в плоскость нормальной беседы так и не удалось. Взывать к эмоциям тоже бесполезно: то ли его не волновала судьба пропавших студентов, то ли с эмоциями как таковыми была напряжёнка.

А вот у самого Дрянина их становилось всё больше: ситуация злила. Причём больше не странный собеседник, а то, что вокруг его существования нагородили такую тайну и напустили столько дыма. И дело не в том, что он не верил на слово в невиновность Смотрителя — верил, особенно после общения с ним. Это существо тут давно, с чего бы ему вдруг начать кого-то убивать, да ещё сознаваться в этом? Ему верили на слово, сказал бы, что умерли, никто бы и копать не стал.

Но Серафим чувствовал, что в этой их внезапной пропаже и восприятии её Смотрителем имелась нужная зацепка. Но как выудить её на свет, если понятия не имеешь, на чём это чутьё построено?

— А что вы вообще делаете в университете?

— Слежу за Котлом, дверью и стенами.

— Дверью? — переспросил Дрянин, потому что два других объекта звучали более понятно, а дверь почему-то оказалась в единственном числе.

— Да.

— И где находится эта дверь?

— В Котле. — Ответ был по-прежнему лаконичным, но Серафим подобрался: кажется, он наконец подобрал правильную формулировку и правильный вопрос.

— И куда она ведёт?

— Никуда.

— А откуда? — сощурился Дрянин.

— С Той Стороны.

— То есть вы выполняете функцию привратника?

— Я слежу за дверью.

— Чтобы что? Она была открыта или закрыта?

— Да.

— По обстоятельствам?

— Да.

По каким — он уже спрашивать не стал, не о том разговор.

Достоверно никто этого, конечно, не знал, потому что свидетелей начала Волны в живых не осталось, но потом многие пытались выяснить и разобраться. По мере накопления знаний о произошедшем и о Той Стороне сложилась основная версия.

Мнения, что это вообще такое, расходились — то ли другой мир с другими законами, который земные религии посчитали загробным, кривое отражение реальности, то ли — и правда загробный мир, если религии оказались правы и души уходили после смерти именно туда. Судя по наличию легенд, в старые времена связь эта была крепче, потом ослабла, а потом что-то случилось — и связь восстановилась, да ещё так, что законы двух сторон перемешались и Землю наводнили выходцы оттуда. Как это сказалось на Той Стороне, никто не знал, потому что оттуда ещё никто не возвращался — во всяком случае, в сознательном виде, — но, наверное, какое-то влияние она тоже претерпела.

Почему примерно одновременно жахнуло по всему миру и накрыло не только ближайшие окрестности — тут внятного объяснения не существовало. Или, во всяком случае, Дрянину не попадалось достойное доверия. То ли эти проходы когда-то существовали и были запечатаны, а после встряски распечатались, то ли сдвинулось что-то в мироздании — как гласила одна старая пословица, даже соломинка способна переломить спину верблюду. Просто последняя капля в чашу, переполненную напряжением.

— Вы говорили об этом остальным следователям?

— Нет.

— А они спрашивали?

— Да, — неожиданно ответил Смотритель.

— Тогда почему ответили мне? — растерялся Дрянин.

— Тебе можно знать, — расщедрился он на пояснение.

— Почему?

— Это твоя природа.

— Знать? — хмыкнул Серафим.

— Дверь, — невозмутимо откликнулся привратник.

— Я — дверь? — опешил Дрянин. Такой версии собственного существования он ещё не встречал.

Смотритель некоторое время поколебался — кажется, впервые за этот длинный и странный разговор, — но потом всё-таки выдал ответ:

— Нет.

— Ни черта не понял, — пробормотал он себе под нос. — Ты только что сказал, что моя природа — дверь. Поясни!

— Не дверь. Но ты между Той Стороной и этой. И щель, и то, что её закрывает. — Смотритель, кажется, поставил рекорд по продолжительности и понятности объяснения, а Серафим рассмеялся.

— Да уж. Что я каждой бочке затычка — это мне слышать доводилось, но чтобы настолько конкретно… Ладно. Спасибо за ответы.

Смотритель только коротко кивнул и опять развернулся к реке, а Дрянин зашагал в сторону административной части университета, чувствуя некоторое воодушевление и довольство собой. Ничего толком он не узнал и вряд ли выжмет из этого типа нечто ещё, но и немногочисленных оговорок для начала хватило. Если Смотритель связан с Той Стороной и дверью в неё, то противостоять его силам с куда большей вероятностью, чем обладатели иных даров, мог потусторонник. Учитывая, что основная масса известных ритуалов тоже произрастала оттуда, портрет вероятного преступника потихоньку складывался.

Хотя и другие варианты сбрасывать со счетов не стоило: близость к Котлу могла быть случайной и совсем убийце ненужной, и ритуала он никакого не проводил и не замышлял, если это, к примеру, экспериментировал сумасшедший лекарь. Но, на взгляд Серафима, особенно после разговора со Смотрителем, остальные версии задвигались на задний план.

Теперь ему предстояло познакомиться с соответствующим факультетом и его работниками. И если для этого придётся преподавать… Ну что ж, не худшая работа в его жизни. Жаль только, соответствующего образования он не имел — кто станет учить тонкостям неодарённого!

Дрянин вообще не имел высшего образования, не до того как-то было. Мечтал в детстве, после военно-морского училища, но всё сложилось иначе, и его лучшей — и единственной — школой оказалась жизнь, за которую успел нахвататься и узнать всякого. Понять тонкости ритуальных заморочек это не помогло бы, но над ними сейчас думали десятки лучших экспертов, пытаясь догадаться, что можно устроить на основе восьми жизней чародеев неподалёку от Котла. То ли расширить проход, то ли запечатать его и вернуть как было, то ли использовать в личных целях — для увеличения собственного могущества, для мести, да мало ли вариантов!

Да, с учётом новой легенды прибыл он не слишком удачно, но что поделать — остаётся работать с тем, что есть.

Раньше, ещё в молодости, он спокойно относился не только к общению, но и к светской жизни. Умел танцевать, флиртовать, обаятельно улыбаться, но даже до произошедших с ним изменений не был балагуром и душой компании. После училища попал в морскую пехоту, там начинал службу, и служба та ему нравилась. Потом… Да, жизнь вынудила, но как был он вот тем мичманом — не хватавшим звёзд с неба, но упрямым и надёжным, как отзывались о нём командиры, — так им и остался. Скажи кому, кто знал его достаточно давно, — не поверил бы. То ли цену набивает, то ли вредничает, то ли в отпуск пора… Он потому и не говорил. Потому что знали-то они его достаточно давно, но… недостаточно давно, как бы парадоксально это ни звучало.

Изменение заострило многие черты характера, которые раньше не доставляли беспокойства ни Дрянину, ни окружающим. И чем дольше он жил, тем тяжелее давалось общение и тем быстрее он уставал от маски, которая когда-то являлась его истинным лицом, и теперь искренне сомневался, что его терпения и актёрского мастерства хватит на толпу народа. Понимал, что внешность должна отлично помогать располагать к себе женщин в принципе, но… Кажется, всё, что было, он потратил за вчерашний вечер, а сейчас хотелось только одиночества и покоя.

Впрочем, это не значило, что он готов сдаться и не попытается.

После расставания с адмиралом утро у Евы продолжилось именно так, как планировалось с самого начала, и вскоре она уже окончательно успокоилась и смирилась с новыми обстоятельствами. Дрянин, конечно, собственным поведением оправдывал фамилию, и от мести она отказываться не собиралась, но перестала булькать от негодования и даже начала искать плюсы.

Подпитка от живых существ требовалась Еве нечасто, и проблему эту она решала с помощью случайного мужчины и случайного «приключения», для поиска которого к её услугам были приложения для знакомств и сомнительные ночные клубы. Серафим угадал, она прекрасно знала, как заинтересовать и соблазнить приглянувшегося мужчину, — за несколько лет пришлось обрести и отточить навык до совершенства, благо изначально с внешностью повезло, и особых усилий не требовалось.

Благодаря ночи с Дряниным энергия внутри буквально бурлила и выплёскивалась через край, её должно было хватить надолго, и браслет уже не казался серьёзной проблемой. Даже наоборот, вдруг он поможет? Глушить свою проблему артефактами она раньше не пробовала, потому что где ещё возьмёшь этот артефакт так, чтобы не посвятить в тайну посторонних и не заработать дополнительных неприятностей, вдруг это окажется хороший выход?

Сильнее волновало непонимание его дальнейших планов. Сейчас он надел на неё браслет и тем удовлетворился, а дальше? С него станется попользоваться, а потом забрать с собой и передать соответствующим инстанциям, и это точно не в интересах Евы. Не для того она столько собирала информацию и устраивалась в университет, чтобы сразу вылететь отсюда из-за такой нелепой случайности! И конечно, в первую очередь она спросит об этом его самого, но до того следовало обдумать другой выход из ситуации. Вот только какой?.. Покровителя у неё нет, высокопоставленных друзей — тем более, даже посоветоваться и то не с кем!

Вот если бы Дрянин задержался здесь подольше, чем на несколько дней, это было бы кстати. Ева надеялась решить свою проблему быстро, а там адмирал уже ничего не сможет доказать, придётся ему снять браслет и оставить её в покое. Ей бы немного удачи и свободного времени…

Эти смутные мысли не помешали продолжить возню с документами. Преподавательского опыта Ева не имела, но начальство и коллеги поделились и методическими материалами, и прочими полезностями, так что вхождение в предмет не обещало особых сложностей, тем более на ней была практика, а соответствующий опыт накопился изрядный. Куда больше тревожило кураторство над одной из групп потусторонников-телесников с первого курса: Ева смутно понимала свои обязанности на этом поприще и ждала удобного случая, чтобы спросить совета более опытных коллег. У неё имелся честный диплом телесницы, но совсем не хотелось распространяться о том, что получила она его, сдав экстерном экзамены по результатам домашнего обучения, и потому лишь в теории представляла, как организован учебный процесс в высшей школе.

Перед завтраком за Евой зашла Ольга, негласно взявшая над новенькой шефство. Та не возражала, ей понравилась эта решительная и полная жизни женщина, которая искренне наслаждалась каждым днём и не делала драмы из своего сложного и тяжёлого дара.

Потусторонники, что отражалось уже в их названии, все так или иначе взаимодействовали с Той Стороной и её детищами, но единый дар имел множество разных граней. Телесники вроде Евы, которые взаимодействовали с пришельцами здесь, были самыми распространёнными и, пожалуй, простыми.

Ольга же являлась контактёром, иначе говоря — медиумом: слышала голоса, проникавшие через тонкую грань, могла задавать вопросы и получать на них ответы. Трудность и крест Томилиной состояли в исключительной силе дара, и, тогда как остальным коллегам требовалось приложить усилия для связи с Той Стороной, Ольгу преследовала обратная проблема: для неё голоса не смолкали ни на секунду. Практика позволяла научиться отрешаться, вылавливать из общего гула крупицы информации и использовать их, но никакая практика не позволяла прекратить их слышать. Дар такой силы встречался редко и ещё реже долго существовал вместе со своим носителем, обычно подобные контактёры заканчивали жизнь самоубийством или в психиатрической лечебнице.

С кем именно общались, они и сами толком не знали. Иногда сущности отзывались как души умерших, иногда — представлялись двойниками живущих. Контактёры нередко помогали в расследовании убийств, но добытые ими сведения не могли сами по себе служить основанием для обвинения: потусторонние сущности врали точно так же, как обычные люди. Кроме того, помощь таких специалистов приходилась кстати в местах, где грань особенно истончалась и у соседей возникали «конфликты», притом чаще всего, не из-за скуки потустороннего жильца, а по куда более конкретным и приземлённым причинам.

Через контактёров порой приходили предупреждения о грядущих катастрофах, но, учитывая склонность потусторонних соседей к вранью, принимали эти сигналы с осторожностью. Иногда предупреждения касались конкретных жизненных поворотов для конкретных людей. Некоторым чародеям везло встретить на Той Стороне постоянного информатора — какие мотивы ими двигали, никто толком не знал, но эффективность работы такого контактёра заметно повышалась.

Еве представлялась наиболее правдоподобной и логичной версия, вытекавшая из теории множественности миров: что Та Сторона — это не одна действительность, а их бесконечное множество, некоторые детали которых совпадали с привычной реальностью, а некоторые — нет. Эта теория объясняла противоречивость информации, полученной разными контактёрами. Версия, конечно, имела и свои недостатки, но…

— Ева, ты произвела на него неизгладимое впечатление! — весело сообщила Ольга, когда они шагали в сторону столовой, и коллега успела поделиться подробностями вчерашнего вечера, которых Ева уже не застала.

— На кого? — растерялась Калинина.

— На адмирала. И не смейся, я тебе серьёзно говорю! Чтобы такой мужчина в таком чине по доброй воле согласился подменить заболевшего преподавателя, у него должен быть серьёзный мотив!

— Ты сама предполагала, что он с проверкой, — напомнила Ева, задавив рвущийся из груди истерический смех. Да уж конечно, впечатление было неизгладимым! Притом взаимное. — Не думаю, что я могла на него так повлиять.

— И тем не менее! — проявила Ольга упорство. — Ты знаешь, что вы с ним заменяете счастливую семейную пару? Что, уже не так весело?

Она от души рассмеялась над вытянувшимся лицом Евы, а та несколько секунд озадаченно молчала, пытаясь подобрать достойный ответ. С ужасом открещиваться будет как минимум странно, потому что коллега знала только парадную личность Дрянина, а всё остальное…

— Говорят, снаряд не попадает дважды в одну воронку, — заметила она наконец.

— Вот заодно и проверим, — отмахнулась Ольга. — А пара из вас получится красивая, что ни говори.

— А что случилось с тем, кого адмирал заменяет?

К счастью, этот вопрос отвлёк коллегу от темы зловещих совпадений, и Ева выслушала историю и своего предшественника с супругой, и драматической аварии с почтенным пожилым специалистом, ехавшим сюда в качестве замены, и ещё десяток историй о пресловутой текучке кадров. Вопреки опасениям Калининой, далеко не все из них были связаны с устройством женщинами личной жизни, сказывалось ещё и то, что не все могли находиться рядом с Котлом продолжительное время. У кого-то расшатывалось вроде бы крепкое здоровье, у кого-то — нервы.

Адмирал оставался, и в обстоятельствах Евы это была хорошая новость, она давала нужную фору. А предложенный Ольгой вариант с замужеством был, кажется, первым теоретически возможным выходом из безвыходной ситуации, в которую она угодила, если изначальный план потерпит крах.

Всерьёз его Ева, конечно, не рассматривала, исключительно как забавное совпадение и нечто теоретически возможное, но очень маловероятное. Она в последние годы отрастила себе большой реализм и здраво оценивала собственные умения увлечь мужчин: одно дело соблазнить и провести с ним ночь, другое — вот так. Тем более этого мужчину! Не походил Дрянин на того, кто спит и видит себя благополучным семьянином, а уж с ней в качестве партнёрши — тем более. Да и ей подобный муж не нужен ни даром, ни с доплатой. Одно дело — переспать к взаимному удовольствию, тут она признавала несомненные достоинства Серафима. А вот жить с этим человеком… Мука. Жить с тем, кого не любишь, боишься и кому не веришь — это всегда мука, Еве хватило одного раза, чтобы не желать больше ввязываться в подобное.

Впрочем, Антона, своего покойного мужа, она поначалу искренне любила, всё остальное пришло потом, в процессе совместной жизни и взросления. Плохая идея выскакивать замуж в восемнадцать, но некоторым везёт, а некоторым… Ну да прах к праху. Она ни на секунду не пожалела о его смерти, с облегчением сменила фамилию, город, жизнь — всё, кроме имени, которое дала мать, — и не скучала о прошлом.

На Серафима покойный муж не походил ничем, кроме эмоций, которые вызывал в Еве, но ещё большой вопрос, кто из них хуже. Так что — нет, Ольга хорошо пошутила и привела забавную аналогию, но лучше не думать об этом всерьёз, чтобы не накликать. У неё есть план, его и нужно придерживаться.

А ещё у неё есть работа, и полезнее всего сейчас сосредоточиться именно на ней и задать наконец пару важных вопросов, которые до сих пор откладывались.

— Оля, скажи, что нужно помнить о студентах в первую очередь? — осторожно спросила Ева в середине завтрака и пояснила в ответ на непонимающий взгляд: — Очень волнуюсь по поводу кураторства, справлюсь ли?

— Нашла из-за чего переживать! — пренебрежительно фыркнула та. — Ничего сложного в этом нет. Про студентов главное помнить, что они уже не совсем дети — не больше, чем остальные твои знакомые. Первый курс запуганный и растерянный, мне очень помогает наладить с ними контакт уважительное общение. Если к ним на вы и серьёзно, без снисходительности, не как к детям, они обычно стараются соответствовать. Всякие, конечно, попадаются персонажи, но они и среди взрослых есть, так?

— Логично…

— Пойдём с нами в город? — вдруг предложила Ольга. — Вот прямо после завтрака.

— Зачем? — растерялась Ева.

— Первачков встречать, заодно к своим присмотришься и сразу их соберёшь. Сегодня поездом приезжает много студентов, первый курс почти весь. Если старшие уже всё знают и не спешат, то этих обычно просят прибыть пораньше. Сама понимаешь: устройство в общежитие, зубрёжка правил, знакомство и привыкание. Они, конечно, и сами дойдут, тут сложно заблудиться, но Медведков давно взял за правило своих встречать сразу, а на него глядя, и остальные подтянулись.

— Хорошая идея, пойду, конечно. И декан сам каждый год ходит?

— Сам, конечно, а почему ты так удивлена?

— Я с самого начала удивлена тому, что он жив и всё ещё практикует, — улыбнулась Ева. — Думала, ему лет двести уже, а он такой бодрый.

— Ты преувеличиваешь, — рассмеялась Томилина. — В том году столетний юбилей отмечали. Ну и он очень сильный чародей, а это…

Она вдруг запнулась, замерла, взгляд стал расфокусированным и бессмысленным. Губы продолжили шевелиться, но на этот раз — не издавая ни звука.

Длилось это недолго, Калинина только сообразила, что коллегу нагнала особенность её дара и какая-то из сущностей потребовала внимания, но над тем, как помочь, задуматься не успела. Ольга очнулась, раздражённо тряхнула головой и зажмурилась, массируя виски.

— Всё нормально? — всё же спросила Ева взволнованно.

— Да, как обычно, — вымученно улыбнулась та. — Ох уж мне эти соседи…

— Хотят чего-то важного или так?

— Они всегда хотят важного. Для них, — проворчала она. — Ладно, немного осталось, меньше месяца потерпеть…

— Что ты имеешь в виду? — удивилась Калинина.

— Ерунда, — отмахнулась коллега. — Личные трудности и сезонность голосов в голове, как у любого порядочного шизофреника. Ну так что, доедаем и идём? Сергей Никитич собирает желающих у моста через час. До поезда ещё долго, но это такой прекрасный повод немного погулять в городе перед началом учебного года! — улыбнулась она.

— Конечно! Я там толком не осмотрелась, думала, нас вообще выпускать не будут…

— Придумаешь тоже! — рассмеялась Ольга.

Калинину при устройстве на работу предупреждали о строгом режиме, и она морально готовилась провести весь семестр взаперти, но всё оказалось не столь драматично. Преподаватели благодаря пропускам перемещались свободно, в выходные даже студентов, пусть и в определённые часы, выпускали «на свободу», если у них не наблюдалось проблем с дисциплиной. Ушлые местные жители давно знали об этой особенности, и в выходные двери для обитателей университета распахивало множество кафе с доступом в сеть, куда тянулась вереница страждущих. Стипендия у студентов была невелика, но у большинства имелись родители, которые помогали, а кое-кто находил себе подработку — и в университете, и в Орлицыне.

Не спеша закончив завтрак, женщины сходили за сумочками и прогулочным шагом двинулись к мосту, до назначенной встречи у них ещё оставалось немало времени. По дороге Томилина продолжала делиться с неопытной коллегой житейской мудростью о правилах употребления студентов, только почему-то её уверения и утешения совсем не действовали, и Ева волновалась всё сильнее.

Когда они дошли до точки сбора, декан уже был там и, выяснив суть проблемы, охотно включился в дело ободрения молодого преподавательского поколения.

Открытие, что работать придётся под началом Медведкова, оказалось для Калининой при устройстве на работу неожиданностью, но — приятной. Живая легенда среди потусторонников, он очень многое сделал для становления этого вида чародейства как отдельной науки. Охотился на потусторонних тварей, исследовал их, разрабатывал классификацию и методы борьбы. Положил начало начертательному чародейству, в просторечии — ритуалистике, составил несколько первых и самых популярных описаний Той Стороны, очень многое отдал исследованию этого явления и его истории, а потом — и подготовке молодых чародеев. Преподавал он очень давно и успешно, был любим и коллегами, и многочисленными выпускниками.

Сергей Никитич любил приговаривать, что именно общение с молодёжью позволяет ему сохранять бодрость духа, а с тем — и тела. Этот подтянутый моложавый мужчина выглядел от силы на шестьдесят, и уж точно не верилось по его внешнему виду, что разменял он уже вторую сотню. Худощавый, подвижный, невысокий и бойкий, с узким лицом и длинным птичьим носом, Медведков походил на кулика всем, кроме голоса — низкого и сочного, в котором хоть и слышалось уже старческое поскрипывание, но силы он не утратил.

Постепенно подтянулись остальные преподаватели, их набралось немало. Пятеро от природного факультета, по трое — от факультета оборотного искусства и кафедры плетения сил. Последних на целый факультет просто не наскреблось, их на один поток-то набиралось с трудом: дар прямого управления энергиями, разлитыми в пространстве, был самым редким и самым могущественным, чародеи такие ценились на вес золота и обычно устраивались учиться в гораздо более удобных местах. В столице была сильная школа, ещё в нескольких крупных городах, в основном — в военных институтах.

Зато оборотников, способных изменять своё тело и, при должном старании и обучении, предметы вокруг себя, тоже редких, набиралось целых три выпускающих кафедры: им близость Котла тоже помогала.

Ну и, конечно, потусторонники, самые многочисленные — от факультета пришло тринадцать человек, и не со всеми Ева ещё была знакома.

Мужчины поперекидывались дежурными шутками о том, что Сергей Никитич, старый прохвост, собрал себе букет из цвета факультета и ни с кем не делится, тот с удовольствием поддержал общую болтовню, выразительно согнул руки кренделями, предлагая Еве и Ольге, и важно повёл их вперёд, выкатив грудь колесом и вышагивая павлином. Первый же и рассмеялся, после чего извинился и передоверил молодых женщин остальным коллегам, а сам отправился что-то обсуждать с заведующим кафедрой плетения сил, тучным краснолицым здоровяком с пышными «тигриными» баками — медно-рыжими с проседью.

Ольга отвлеклась на своего заведующего кафедрой, а Еве в спутники достался один из незнакомых коллег, который назвался Стоцким Яковом с кафедры начертательного чародейства. Приятный мужчина лет тридцати-сорока выглядел квинтэссенцией слова «интеллигентный»: худощавый, с лёгкой сединой в светло-русых волосах и почти каштановой мефистофельской бородке, с узкими очками в тонкой металлической оправе и небольшим кожаным портфелем, в отличном костюме кофейного цвета. Выбивался только голос — сипловатый, словно простуженный. Стоцкий и вёл себя соответственно наружности, проявляя галантность и поддерживая необременительный светский разговор об университете, студентах и планах на полугодие.

Ева впервые приехала в Орлицын вечером и с тех пор стен университета не покидала, так что рассмотреть город не могла. А теперь, когда появилась такая возможность, приходила к выводу, что и не стоило пытаться.

Нет, он оказался вполне милым провинциальным городком из числа тех, в которых очень приятно жить с семьёй или на заслуженной пенсии, но совершенно нечего делать энергичному туристу. Нарядные двух- и трёхэтажные дома, тенистые зелёные улицы, минимум транспорта на неплохих из-за этого дорогах — тишина, благолепие и скука. Из достопримечательностей имелась центральная улица Белокаменная с купеческими домами, начинавшаяся прямо от моста, пара старых усадеб на окраинах, ставших музеями, и три разновеликих церкви, одна из которых украшала небольшой городской парк — всё как в любом уважающем себя тихом провинциальном городе. Развлекательный центр всего один, в нём — кино- и концертный зал, по словам коллег — весьма достойный.

Многие прижившиеся в университете преподаватели — а вернее, большинство их — покупали жильё в Орлицыне и нередко, даже выходя на покой, далеко не уезжали. То ли сказывалась текущая вода, то ли расстояние, но на жителей города близость Котла так угнетающе, как на территории кремля, не действовала, её влияние находилось на уровне статистической погрешности.

Кроме ГГОУ, город ещё мог похвастаться огромной и широко известной текстильной фабрикой «Мануфактура братьев Ивановых», мясокомбинатом «Боярин Свиньин» и нелюбимым жителями лакокрасочным заводом «Радуга», от которого вечно ждали катастрофы, но который назло скептикам тихо и мирно работал, не доставляя проблем. Гораздо чаще вредил городу, окрестностям и реке «Свиньин».

Вокзал располагался немного в стороне, налево от моста и Белокаменной. Начинался путь по короткой набережной, с которой открывался красивый вид на крепость и можно было рассмотреть высокий ажурный железнодорожный мост, выкрашенный в нежно-голубой.

Потом реку отгородили деревья, а там и дома, и некоторое время педагогическая процессия двигалась по тихим улочкам Орлицына, вызывая любопытство немногочисленной праздной публики. А потом появился крошечный тихий сквер и за ним — розовый пряничный домик вокзала с белой лепниной и почти игрушечной башенкой с часами.

Внутри весь вокзал состоял из небольшого зала ожидания, в одном конце которого располагались три кассы, из которых работала одна, а в другом — вход в часовенку и дорожную лавку, где можно было разжиться тысячей полезных мелочей, — если она каким-то чудом окажется открыта, потому что сейчас табличка на двери заявляла обратное. Железнодорожное сообщение не отличалось оживлённостью, поэтому на вокзале было тихо и почти безлюдно, если не считать десятка скучающих с чемоданами. Кто-то читал, кто-то дремал, кто-то лениво ковырялся в наладоннике, так что тишина стояла почти библиотечная.

Караван из ГГОУ эту тишину нарушил и привлёк внимание ожидающих. Медведков со своим собеседником подошли к кассам, о чём-то поговорили и вернулись с новостью: поезд задерживался почти на час. Учитывая, что до него и так оставалось немало, в рядах присутствующих случилось волнение, а потом они начали неуклонно редеть. Кто-то предпочёл вернуться в университет, кто-то вспомнил о делах.

— Ева, разрешите пригласить вас в симпатичную чайную? — избавил её от размышлений по этому поводу Стоцкий. — Мне кажется, ждать там будет гораздо приятнее, чем тут или возвращаться.

— Я думала… — начала Ева, озираясь, и вдруг сообразила, что компании у неё не осталось, поскольку Ольга уже пропала в неизвестном направлении. — Впрочем, идёмте, чайная — это неплохо, особенно если там есть сеть.

— Разумеется, — весело отозвался коллега. — В Орлицыне она есть везде, сюда ведь вырывается волна молодёжи, отрезанной от привычных чатов и прочих удовольствий, местные прекрасно это понимают.

— А для чего это делается? Или просто побочный эффект от близости Котла?

— Отчасти эффект, но главное, ректор преданный сторонник современного веяния, что сеть и её соблазны сильно мешают учёбе, поэтому во многих школах и университетах тоже ставятся глушилки.

— А вы не согласны?

— Сложно сказать. Скорее согласен, чем нет, потому что вся эта ерунда действительно отнимает много времени, особенно у студентов, да и мухлевать на экзаменах они пытаются. Другое дело, что в сети много полезного и для работы, а мухлевать они пытаются и без неё, но что поделать! Приходится выбираться в город, если нужно что-то найти, это и в будни можно, если есть пропуск. У ГГОУ-то всё равно нет выбора, под крышкой работать ничего не будет и без глушилок.

— Под крышкой?

— А ты… простите, вы ещё не слышали? — улыбнулся он. — Местный жаргон. Тот купол, который отделяет ГГОУ в семестр от остального мира, обычно называют крышкой.

— Можно на ты, — разрешила Ева. — А зачем он вообще нужен, этот купол? Сейчас-то Котёл существует без него.

— С ним, — удивил её Стоцкий. — Просто Смотритель как-то его то ли приподнимает, то ли сжимает до предела, но долго держать в таком положении не получается — то ли он не может, то ли это для Котла вредно.

— И ты не пробовал выяснить подробнее?

— Ну почему же, — развеселился собеседник. — И я, и многие до меня, и после обязательно попытаются, и ты можешь внести свою лепту. Это очень занимательно, но я с трудом верю в успех подобного исследования. Посмотришь на крышку — поймёшь. Это не чары. Нечто среднее между полосой тумана и озоновым слоем, только энергетической природы. Причём я уверен, это не рукотворная вещь, а некий естественный фон Котла. Мы даже пробовали искать следующую пучность и высчитывать её расположение. Не удалось, конечно, но опыт был весьма занимательным.

До чайной они обсуждали феномен крышки, и Ева окончательно убедилась, что в цифрах и ритуалах новый знакомый — действительно дока, и работу исследовательскую в ГГОУ провели — не чета её собственным возможностям. И Котёл, и Ту Сторону, на которые разговор естественно перетёк после обсуждения крышки, они изучали постоянно и постоянно писали различные работы. По разным причинам не все доходили до журналов и широкой общественности, но в университетской библиотеке имелся целый раздел, посвящённый этим исследованиям, куда обязательно совал нос почти каждый новый преподаватель. И Ева, конечно, не планировала нарушать традицию. Можно сказать, она ради него сюда явилась и сейчас с нетерпением предвкушала поиски. Там точно должно было найтись решение её проблемы! Или хотя бы подсказка.

Плотно позавтракала она совсем недавно, поэтому в чайной много заказывать не стала, но не отказала себе в ароматном чае со свежим лимонным десертом — обожала лимонную выпечку. Спутник, судя по всему, завтрак пропустил, поэтому долго совещался с немолодой пухлой официанткой. Ева воспользовалась этой заминкой для дела.

Она не вела социальных сетей, звонить ей было некому, поэтому всемирной сетью Ева пользовалась исключительно в скучнейших целях: искала информацию. Дома, конечно, и бесполезно-развлекательную, но не запускать же фильм, когда ты не одна! А вот поинтересоваться одной неординарной личностью — самое время.

Несмотря на не самую распространённую фамилию и ещё более редкое имя, найти что-то путное так и не удалось. Мелькали какие-то невнятные старые новости о спуске на воду каких-то кораблей и невразумительных назначениях Дрянина чьим-то помощником и ответственным за что-то, нашлась переписка на форуме какой-то столичной школы о праздновании дня встречи выпускников. Несколько расплывчатых фотографий, где толком не понять, Серафим это или нет. Нашёлся он и в одной из популярных соцсетей, но в виде закрытого профиля с сотней друзей и крокодилом вместо портрета. Обыкновенным таким, крупным крокодилом, дремлющим на солнышке, приоткрыв зубастую пасть. А кроме того, нашёлся десяток его однофамильцев, один из которых — популярный фотограф, и уйма информации о библейских серафимах и тёзках — исторических личностях.

Ева почувствовала разочарование, хотя и сама толком не понимала, что надеялась найти. Секретные документы в открытом доступе? Заявление о том, что «Я, такой-то и такой-то, на самом деле прибыл в ГГОУ, чтобы отравлять жизнь Еве Калининой»?

— Плохие новости? — участливо спросил через некоторое время Яков, и женщина смутилась.

— Скорее, никаких. Прости, я тут закопалась…

— Ничего страшного, я тоже первым делом полез проверять почту, — рассмеялся он. — Скажи, а ты к нам надолго?

— При приёме на работу меня уверяли, что нет. — Ева улыбнулась. — А сама пока не знаю. Но не думаю, что окончательно, всё-таки хочется вернуться в патруль, мне там нравилось.

— Удивительно, — медленно качнул головой Яков, разглядывая её сквозь очки с каким-то сложным, неопределённым выражением. — Ты, такая молодая и красивая женщина, и вдруг патруль…

— А ты думаешь, что красивая женщина не может охотиться на потусторонних тварей? — нахмурилась Ева.

— Удивительно не то, что может, а то, что испытывает такое желание, — отозвался он и тут же поспешил весело вставить, опередив готовую высказаться Еву: — Позволь, прежде чем предашь меня анафеме за шовинизм, я всё же закончу мысль? Я же не отговариваю и не спорю, просто досадно такое прекрасное произведение природы пачкать по подворотням.

Ева улыбнулась уголками губ и насмешливо качнула головой.

— Я не собиралась ругаться, просто хотела сказать, что не нужно думать о патруле как о неких сверхлюдях и бойцах спецназа. Основная часть патрульной работы довольно рутинна, а большинство пришельцев с Той Стороны — опасны только для неподготовленных обывателей. Конечно, всякое бывает, но это не передовая на войне, и вероятность погибнуть или пострадать в патруле гораздо ниже шанса попасть под колёса в большом городе.

— Справедливо, — согласился мужчина и рассеянно потёр скулу кончиком указательного пальца, на котором блеснул чёрным камнем перстень-печатка. Ева на мгновение замерла — что-то в этом показалось знакомым.

— Мужчины редко носят украшения, необычно, — задумчиво заметила она.

— Украшения? — непонимающе нахмурился Яков, но потом сообразил и улыбнулся. — А, это? Арифметический артефакт, помогает проводить быстрые расчёты в уме. Так удобнее, особенно со студентами и их домашними работами. У нас на кафедре многие ими пользуются, а делает один преподаватель. Не наш, из природников. Хочешь попробовать?

— Я не придумаю сейчас подходящую задачу, — отмахнулась Ева, сообразив, что такой же перстень видела и у декана, и, кажется, у кого-то ещё. — А почему специализация на ритуалах?

— Самые широкие и, на мой взгляд, недооценённые возможности, — без раздумий отозвался Стоцкий. — Если какая-то чародейская задача не решается, то за неё просто не взялся хороший начертатель.

Говорить на любимую тему он мог бесконечно, а Еве это оказалось только на руку: её тоже очень интересовали ритуалы. Пусть задать прямой вопрос и попросить о помощи она не могла, потому что не хотела доверяться малознакомому человеку, но в любом случае был шанс почерпнуть что-то полезное. И Калинина даже порадовалась, что Ольга куда-то ушла и довелось познакомиться с этим интересным специалистом.

О ритуалах они и проговорили до самого прибытия поезда — сначала в чайной, потом по дороге, а потом Яков извинился и отлучился куда-то на пару минут, а Ева не стала ждать и вернулась на вокзал.