Двенадцатый рыцарь

16

Последние очки здоровья

Джек

Я вспоминаю, как мы с Цезарио впервые подверглись атаке других игроков в игре. Он предупреждал меня, что у нас есть реликвии, которые другие игроки хотят заполучить, и что они будут пытаться нас атаковать. Однако, как он сказал, это не является частью квеста, а лишь делает его практически невыполнимым. Я тогда заверил, что всё понимаю и не тупой, а Цезарио ответил: «ну, так докажи». В течение нескольких дней я был самоуверен, думая, что он просто пытается меня напугать. В конце концов, это ведь всего лишь игра, верно?

До того момента я не подозревал, что в этой игре существуют целые сообщества людей, которые контролируют ее изнутри, создавая собственные маленькие социальные сети в рамках воображаемого мира. Я также не догадывался, что Цезарио уже сталкивался с ними ранее. В тот первый раз, когда на нас напали, Цезарио узнал ники нападавших. «Это буллеры¹⁰³», — сказал он. Я был занят тем, что пытался не умереть, пока Цезарио занимался чем-то другим. Мы расправились c ними жестко и безжалостно, а Цезарио забрал их очки и валюту в качестве лута? хоть они и не были нам нужны. Так он преподал им урок, но тогда я не совсем понимал, зачем.

Позже я спросил его, как он узнал, что это буллеры. Он коротко объяснил, что у него была подруга, которая любила играть, но больше не чувствовала себя комфортно в этом мире. Не в мире игры, а в мире ее игроков. Они преследовали ее, засыпая её оскорбительными комментариями в чате. Те же люди атаковали её на фанатских форумах? оставляли комментарии к ее фанфикам, которые громили ее блог, топя его в анонимной ненависти изо дня в день, пока она не перестала писать. Я сказал что-то вроде: «чёрт возьми, насилие среди гиков в наши дни какое-то дикое».

«Ага», — это все, что он мне ответил.

Почему я думаю об этом сейчас? Потому что, что-то было не так, когда я смотрел, как играет Баш. И дело не только в том, что он был катастрофически плох — меня сбивало с толку и это, — но и в ощущении, похожем на зуд. На чихание. На момент, который требовал космической концентрации, потому что что-то просто… было неправильно.

Я хочу сказать, что был удивлен, когда Ви Рейес заняла место напротив меня, предназначенное для Цезарио. Это ошеломило меня, перевернуло мой мир, поставило в ступор. Так и было — я чувствовал себя игольницей, внезапно пронзенной острой иглой. Но я не думаю, что это шок, или, по крайней мере, не такой сильный шок, каким должен был быть.

Наверное, когда перед тобой аватар огромного рыцаря, решительного и хорошо владеющего мечом, легко поверить, что этот человек — именно тот, кем кажется. Я никогда по-настоящему не задавался вопросом, никогда не задумывался, почему незнакомец, с которым я, в течение последних нескольких месяцев, проводил половину своего времени, казался мне таким знакомым.

Думаю, то, что я сейчас испытываю, — не шок, а просто кусочки пазла наконец-то складываются воедино.

Как я мог не узнать ее? Независимо от того, какие формы мы с ней принимаем, я её знаю. Я знаю её по тому, что она заставляет меня узнать о себе. Я знаю, каково это — чувствовать её присутствие в своей жизни.

Но я не видел этого раньше, и теперь чувствую себя ошарашенным. И злым.

Это точно она. Я погружён в свои боевые раунды, по спортзалу разносятся одобрительные возгласы, свист и разговоры людей о глупой компьютерной игре, заполняющей экран. Но издалека я узнаю все фирменные приёмы Цезарио. То, как он переходит в атаку, какие приемы использует в начале. То, как контролирует центр, вытесняя его противников за пределы поля.

Не его противников. Её.

Ви — единственная девушка на турнире. Я понимаю, что, вероятно, это моя вина. То, как я преподносил этот вечер другими ученицам, таким как Кайла и Маккензи, делало его похожим на два совершенно разных события. Я обещал после турнира показ фильма, “девчачьего”, раз уж мы начнем с этого шумного, наполненного тестостероном, турнира. Я подталкивал девушек покупать билеты, потому что, даже если им было неинтересно (а я предполагал, что им это неинтересно), будет много и других развлечений. Но я ни разу не задумывался, стоит ли предложить девушкам самим поиграть. Я не пытался убедить их, как своих друзей-парней, что это весело, увлекательно и совсем не сложно. А теперь чувствую себя неловко от мысли, что, мне даже в голову не приходило, что, возможно, они бы тоже захотели попробовать.

Давал ли я Ви возможность почувствовать что для нее есть такое же место на турнире, как и для меня? Нет, не давал. Конечно, я хотел, чтобы она была здесь, но просто считал, что ей это не интересно. Это просто было не похоже на нее.

Она должна была мне сказать.

Стыд и раздражение переплетаются в моей сжимающейся груди, как сиамские близнецы. Она так прямолинейна во всём, так почему же не могла просто сказать мне?

И между прочим, сколько всего я рассказал ей?

Мой пульс учащается. Боже, я рассказал ей всё. Что я к ней чувствую, что думаю об Оливии. Все, в чем, как я думал, я исповедовался другу, на самом деле я рассказывал какой-то тени в интернете. В отчаянии я вымещаю гнев на Волио, который ругается рядом со мной, и чувствую, как ярость внутри меня нарастает. Я не злюсь. Я не должен злиться. Не могу злиться. Она знает об этом. Должна знать.

Я пытаюсь сосредоточиться на экране. Цезарио — Ви — побеждает Курио. Она методична, спокойна, выражение ее лица не меняется — именно так я всегда представлял себе Цезарио, играющего в игру. Только на самом деле я никогда не знал, кто такой Цезарио. Я сблизился с Ви, даже не зная, что у неё был доступ к той части меня, какая в ней мне была закрыта.

Я всё время твердил, что знаю её. О чем, черт возьми, я вообще знал?

Том Мёрфи вырубает Мэтта Даса. Мёрф сталкивается с Ви и проигрывает, затем она побеждает парня по имени Леон, который много болтает и громко жалуется, когда его выносят. Она выглядит так, будто это ее совершенно не волнует.

А. Потому что она здесь не ради них. Я понял.

Какой-то второкурсник, который выглядит так, будто никогда не видел солнца, становится моей последней жертвой, прежде чем мы с Ви остаёмся единственными игроками на платформе. Люди сейчас заинтригованы, не игрой, а тем, как мы с Ви избегаем взглядов друг друга и сохраняем молчание. От нас исходит неловкость, и я практически ощущаю перешептывания. Сначала Оливия Хадид, теперь Ви Рейес? Наверняка они думают, что я каким-то образом теряю свою привлекательность из-за этого тяжелого семестра, но я рад, что это она. Она единственная, с кем здесь стоит сражаться.

Мы с ней, лицом к лицу на экране. Цезарио против Герцога. Я не спрашиваю, готова ли она, потому что мне это не нужно. Она бросается вперёд, и я тоже.

В голове всплывают привычные наставления тренера. Увидеть — воплотить. Хочу ли я победить ее? Да, конечно, и не ради своего эго. Ладно, отчасти, и ради него. Мне нравится побеждать, и я не буду притворяться, что это не так. Но чувствую ли я, что она мне что-то должна? Да, теперь определенно да. Я не хочу, чтобы она ушла отсюда с мыслью, что это было легко. Я хочу подвергнуть ее испытаниям, хочу, чтобы она увидела мое выражение лица, доказательство того, что она все разрушила. Что всё закончится здесь, когда один из нас станет чемпионом, а другой просто уйдёт.

— Ты лгала мне, — тихо произношу я. Это первый наш разговор с тех пор, как она села, и вполне возможно, что последний.

— Я знаю, — отвечает она и достает меч, чтобы ударить меня в грудь.

Цезарио — Ви — всегда был хорош в комбинациях приемов. Он — она — двигается быстро, легко, ловко. Делает финты, бежит, скрывает движения, наносит слепые удары, которые знает инстинктивно. Но она научила меня всему этому, так что я делаю то же самое.

Не все могут так эффективно просчитывать ситуацию, как она. Цезарио, созданный ею аватар, — тактик с навыками убийцы. Вдруг я вспоминаю, что её персонаж для ConQuest тоже убийца и как я этого не заметил? Я был слеп? Да, был. Она убедилась в этом.

Я готовлюсь к атаке, и она получает удар, хотя и не критический, потому что никогда не задерживается долго на одном месте. Она знает, как защитить себя, как избежать травм. Я же так и не научился этому искусству. Я не умею держать себя в руках, быть осторожным и контролировать ситуацию. Поэтому я делаю ложный выпад и атакую, а она отбивается и контратакует. В толпе слышен крик поддержки, и я осознаю, что люди болеют за меня. Они думают, что я играю лучше, и вот снова этот укол в груди — маленькая трещинка понимания, почему она должна была скрывать правду. Но почему и от меня?

Ей не нужно было скрываться от меня.

Кто-то начинает скандировать «Герцог Орсино». Я применяю хитрую комбинацию, которая обычно не срабатывает на Цезарио, но сейчас она, должно быть, нервничает. Мы всегда играли только одни, засиживались допоздна, уходили с головой в игру. Единственной аудиторией, которая у нас когда-либо была, была игровая среда: поля сражений, руины и замки, разрушенные деревни, заколдованные леса и моря, кишащие монстрами. Она не такая как я, она не чувствует себя комфортно перед аудиторией. А еще, она не похожа на Баша. Я вижу по ее лицу, что ей не весело, и снова это испытываю — еще один поток слишком сильных чувств. Злости из-за того, что она лишила нас этой простой маленькой радости. Грусти из-за того, что теперь я лишаю ее этого.

Я решаю покончить с этим. Быть жестоким. Я готовлюсь к еще одной комбинации, на этот раз с завершающим приемом, который почти невозможно отразить. Я оцениваю, сколько у нее осталось жизни, и точно рассчитываю время, расходуя почти столько же, сколько осталось от моей собственной шкалы здоровья, а затем меня…

Убивают.

Я моргаю.

Весь зал начинает освистывать ее.

ГЕРЦОГОРСИНО12 УНИЧТОЖЕН! — говорит мой экран.

— Мне жаль, — шепчет Ви.

А. Значит, она никогдапо-настоящему не нервничала. Я думал, что знаю её, но это не так. Она тысячу раз говорила: «ты меня не знаешь», но я никогда на самом деле не слушал ее, да? Она показывала мне правду, а я выбрал ложь.

Я пытаюсь заново пережить последние десять, может, двадцать секунд. Что она сделала, как она сделала это так быстро? Она воспользовалась моим просчетом. Я думал, у неё меньше сил. Я ошибся, потому что недооценил её, и она знала это, знала, что я так сделаю, потому что знала меня всё это время, а я никогда не знал её по-настоящему.

Стыд, боль, ярость. Она всегда, всегда переворачивает мой мир с ног на голову.

— Ты и должна сожалеть, — говорю я ей.

А затем спускаюсь c платформы и ухожу.

Ви

Оливия и Баш смотрят на меня с сочувствием. Даже Антония слегка морщится издалека, как будто бы снова извиняясь, хотя это не имеет к ней никакого отношения. Да и в конечном итоге я не хочу, чтобы меня утешали.

Я нахожу Джека на поле. Он стоит на дорожке, словно собирается бежать.

— Холодно, — замечаю я.

Он бросает на меня взгляд и отворачивается.

— Мне нормально.

Я пытаюсь быть… не знаю, непринужденной, наверное.

— Я думала, ты собирался позаботиться о своём колене?

— Ты что, не видишь, что я делаю? — резко отвечает он.

Обычно говорить злым голосом — моя работа. Но сейчас я не хочу быть с ним злой. Очевидно, что я уже была достаточно жестока.

— Джек, — начинаю я, но он смотрит в небо и пинает что-то на земле.

— Нам нужно закончить квест, — его голос звучит отстраненно. — Не хочу, чтобы вся эта работа пропала зря.

— Я… конечно, да. — На самом деле я сомневалась, что он захочет это сделать. — Это значит…?

— Когда закончим, мы закончим, — говорит он. — Я закончил.

— Ладно, — я невольно вздрагиваю. Не только от холода. — Ну, у нас есть ноутбуки, которые мы использовали для турнира. Можем сделать это прямо сейчас.

— Да, давай. — Он резко поворачивается и проходит мимо меня так быстро, что задевает плечом — и ладно, я это понимаю. Пока я медленно иду следом, напоминаю себе: я это понимаю. Он не хочет разговаривать. Это… не новость. Я не удивлена.

Я в порядке.

Я в порядке.

Я…

— Вот, — он протягивает мне ноутбук, хотя я всё ещё отстаю, как будто не сразу поняла, что он уже успел опередить меня на целую вечность — он вошёл в спортзал, взял два ноутбука и вернулся, пока я плелась позади. Изнутри слышится смех из комедии, которую выбрали Кайла и Маккензи. Остальные устроились там поудобнее — на улице слишком холодно по калифорнийским меркам, чтобы даже самые непокорные подростки могли устроить бунт здесь, во дворе.

Джек пинком захлопывает за собой дверь и садится на край одного из цветочных горшков. Я следую его примеру, тихо шипя от того, насколько холодный цемент под моими слишком тонкими джинсами.

Он молча снимает куртку и протягивает ее мне.

Я колеблюсь.

— Джек, я не…

— Просто возьми.

— Тебе не будет холодно?

— Мне нормально. — Звучит знакомо.

Он уже вошел в систему. Я беру куртку, потому что на улице холодно (у меня карибская кровь, я не создана для этого), и накидываю ее на плечи. Я немного вздрагиваю от того, что она пахнет им, как и в ту, другую холодной ночью — внезапный поцелуй, общий смех.

Я вхожу в систему как Цезарио, возобновляя наш квест.

— Послушай, насчет…

— Ви, — перебивает Джек, отрываясь от экрана на мгновение. — Какая бы ни была причина, по которой ты мне лгала, что бы ты ни хотела сейчас сказать…

Я морщусь:

— Я просто хочу сказать, что мне жаль…

— Да, я тебя услышал. — Он ерзает на месте, постукивая пальцем по клавиатуре. — Всё в порядке. Какие бы у тебя ни были причины, мне всё равно. Я просто хочу закончить это, хорошо? Давай просто покончим с этим.

На мгновение часть меня хочет возразить. Это та самая часть, которой мне не хватало в споре с Антонией, часть, о которой Баш всегда говорил, что мне её не достаёт — та, которая хочет остаться и бороться.

Но я никогда не хочу этого делать. Я предпочитаю вычеркнуть людей из своей жизни, высосать яд и ничего не чувствовать. Я хочу как можно скорее избавиться от слабости и уязвимости — немедленно, а лучше, ещё раньше. И хотя другая часть меня говорит тихим, полным надежды голосом, что Джек не такой, что он так не поступает и что если он захочет, то я останусь, я останусь, я останусь…

Эта часть меня слишком маленькая. Поэтому её легко раздавить.

— Правильно. Да, — сосредотачиваюсь на экране. — Давай сделаем это.

Последнее королевство — это Авалон. Согласно легенде, это волшебный остров, куда был доставлен Артур после своей гибели, и где он теперь ожидает своего возвращения в будущем. Основная цель игры — вернуть Артура, и теперь, когда мы возродили магию одиннадцати рыцарей в одиннадцати королевствах, нам предстоит стать двенадцатым рыцарем. Последним элементом головоломки, необходимым для его воскрешения.

Дело в том, что никто не знает, что будет дальше. Люди постоянно строят теории и создают фан-видео на эту тему, но поскольку данная часть игры становится доступной только после завершения квеста Камелота, лишь немногим удалось здесь оказаться. Мы близки к финалу, но до сих пор не знаем, как его достичь.

Здесь темно и туманно, поэтому мы можем видеть только то, что находится прямо перед нами; слышим звуки дыхания наших персонажей и больше ничего. Легко представить, что мы действительно находимся там, пока сидим здесь одни, а приглушённый гул из спортзала почти не имеет значения. Мой выдох кажется мне туманом Авалона, дрейфующим в полупрозрачной дымке. Я представляю себя Цезарио, шагающим в тишине рядом с Герцогом Орсино, пока тот решительно взял инициативу в свои руки.

Мир вокруг нас покрыт тьмой и туманом, и мы можем видеть только то, что прямо перед нами. Единственный звук — это дыхание наших персонажей. Мы словно погружаемся в это пространство, забывая о том, что находимся здесь, в реальном мире, а приглушенные звуки из спортзала теряются на фоне. Мое дыхание смешивается с туманом Авалона, словно я — Цезарио, который идет рядом с Герцогом Орсино, принявшим на себя лидерство.

Вместо того чтобы говорить вслух, я печатаю в чате: нам нужно найти экскалибур. это должно быть последней реликвией, которая вернёт артура.

Он отвечает, не отрываясь от экрана: как?

Я задерживаю дыхание, вспоминая, что знаю о легенде: Полагаю у нас это есть…

Но прежде чем я успеваю закончить печатать, экран темнеет. Становится пугающе черным.

Я моргаю и нажимаю на клавиатуру.

— У тебя…?

— Да, — он делает то же самое. — Может, что-то со школьной сетью или…?

Экран вспыхивает, ослепляя на мгновение, и я замечаю, как свет отражается на нахмуренном лице Джека.

В этот момент перед нами открывается весь остров Авалон, словно кто-то включил огромный прожектор. Туман, который прежде скрывал этот вид, рассеялся, и теперь мы можем увидеть остров, окруженный долиной из горных вершин. Лес, горы и величественный дворец предстают перед нами, древние и непоколебимые, как сама смерть.

В пределах видимости — но не в пределах досягаемости — располагается морской залив, плавно перетекающий в небольшое озеро, и я сразу понимаю, что в его глубине скрыто нечто важное.

Экскалибур.

Но между нами и реликвией стоит рыцарь. Не просто рыцарь и не другой игрок, а NPC — персонаж, созданный игрой. Он с головы до ног одет в черную броню, а из-под забрала сверкают яркие красные глаза.

На экране высвечивается сообщение:

ЧЕРНЫЙ РЫЦАРЬ ВЫЗЫВАЕТ ВАС НА ДУЭЛЬ.

— О, — говорю я вслух, собирая все воедино. — Думаю, чтобы добраться до озера, нам нужно…

— Убить Черного рыцаря, — Джек дергает плечом.

— Ладно, что ж…

Прежде чем я успеваю выработать стратегию, начинается настоящая война: вспышки магии, множество чародеек, каждая из которых стоит за спиной Черного рыцаря. Я почти не успеваю что-то сказать, потому что передо мной разворачивается одна из самых эпичных боевых сцен в игре. Зачеркните, это самая эпичная сцена.

Одна из чародеек приближается ко мне, и, судя по появлению множества мифических существ, здесь также есть призывающие их маги. Я достаю Лук Тристана и стараюсь стрелять сверху, удерживая высоту, пока Герцог — Джек — идёт по долине, тушит огонь и сражается с Черным Рыцарем один на один.

— Подожди, Джек…

Он меня игнорирует. Не то чтобы он был плох в бою, но это явно не обычная битва. Я побеждаю чародейку, сбиваю летяшего дракона, а затем меняю лук на обычный меч. Замечаю, что Джек использует красный меч Галахада, для работы которого требуется больше очков жизни, чем для обычного. Но это того стоит, если он сможет нанести смертельный удар.

Я пытаюсь подобраться ближе, чтобы ударить по Черному Рыцарю откуда-нибудь сзади. Было бы разумно использовать приём, как тот, что Джек применил против меня ранее, но это рискованно.

— Как насчет небольшой помощи? — бормочет Джек, которого так сильно бьют в грудь, что он меняет цвет с оранжево-желтого на пульсирующий тревожно-красный.

— Прости, — я целюсь в Черного Рыцаря и атакую.

— Ты все время это говоришь, — ворчит Джек.

Но моя атака почти ничего не дает.

— Я действительно это имею в виду.

— В отличие от первого раза? Или второго?

Ещё одна атака. У Черного Рыцаря почти нет слабых мест, так что это неудивительно.

— Мне жаль за всё это.

— Но сожаление мало что значит для меня, не так ли?

Возмущенная, я отпускаю цель и выбираю Святой Грааль. Посмотрим, есть ли у него целительная сила… Ох, пожалуйста. Да! Джек с моей помощью возвращается к жёлтому уровню здоровья как раз вовремя, чтобы нанести критический удар по Черному Рыцарю, который, крутясь вслепую, едва меня не задевает.

— Если бы я могла что-то c этим сделать… — раздражённо замечаю я.

— Что, например? Отменила бы? — Черный Рыцарь целится в Герцога, но тот уворачивается, что ставит меня в невыгодное положение, из которого я вынуждена выкручиваться.

— Да. — Подождите, он спросил, отменю ли я это? — Нет… нет, не это…

— Нет? Тебя устраивает то, что ты сделала?

— Что? Нет, я… — Я обрушиваю на Черного рыцаря один из своих лучших навыков, который успешно… оставляет на нем лишь вмятину. Великолепно. — Конечно нет. Я бы хотела, чтобы всё было по-другому, но каким образом?

— Ну, для начала, ты могла не лгать мне, — грубо отвечает он.

— Нет, я… — Я получаю удар, который снижает мой уровень здоровья до бледно-жёлтого. — Я никогда не собиралась лгать тебе, Джек, у меня никогда не было цели обмануть тебя…

— Но ты это сделала.

— Я знаю, знаю. — Я сглатываю, пытаясь одновременно сражаться и выживать в бою. — Я зашла слишком далеко, и в какой-то момент просто не могла признаться. Я не смогла, потому что была…

Я останавливаюсь.

— Потому что что? — резко спрашивает он.

— Счастлива, — слетает с моих губ странным, отрывистым звуком. Вдруг глаза обжигает, и на секунду я теряю концентрацию на том, куда целюсь. Я обхожу Черного Рыцаря сзади и атакую, пока Джек ведет бой спереди.

— Это что, оправдание? — Нет, это объяснение. Я не думала, что ты… — проглатываю комок в горле, — я не думала…

— Ты не думала, что я влюблюсь в тебя?

Меня разрывает на части от того, что я это слышу. Настолько прямолинейно.

— Или, — продолжает он, — ты не думала, что сама влюбишься?

— Кто сказал, что я влюбилась? — в панике парирую я.

— Понятно. — Голос Джека снова становится холодным. Ну, честно, что вообще со мной не так?

Черный рыцарь сбивает меня с ног. Мне приходится отступить и восстановить здоровье.

— Это не то, что я имела в виду. Джек, я…

— Что? — теперь в его голосе нет ни капли тепла или интереса. Совершенная пустота.

Но он должен это услышать, даже если ему это больше не нужно. Даже если это больше не имеет значения.

— Конечно, я влюбилась в тебя, я… — я выгляжу жалко. — Честно, мне жаль…

— Ну вот, опять, — бормочет он.

— Я не могу с собой ничего поделать! — рычу я. — Я просто просто хотела стать кем-то другим, кем-то еще и…

— Я хотел именно тебя. Настоящую тебя, а не маску. Я думал, ты это понимала.

Использование прошедшего времени причиняет мне боль.

— Конечно, сейчас я это понимаю, но тогда…

Джек наносит еще один критический удар. Кажется, моя помощь ему уже не требуется. Если она вообще когда-либо требовалась.

— Ты был моим другом, — тихо произношу я. — Ты помогал, когда никто больше не мог, и если бы я была лучше…

— Перестань говорить, что ты плохой человек, Виола, — обрывает он меня раздражённо.

— Но ведь это правда, я…

— Ты не плохой человек. Ты просто до странности сложная.

— Ладно…

— И ты боишься, Ви. Ты так всего боишься.

Я хочу возразить.

Я должна возразить.

— Знаю, — выдыхаю я. — Я в ужасе. Это тяжело.

— Я бы сделал это проще для тебя, — голос Джека звучит напряжённо, но уже не так сердито. — Я бы хотя бы попытался.

«Ты пытался», — думаю я.

— Я не хотела причинить тебе боль.

— Да? Ну, мне больно. Я чувствую себя расстроенным, униженным и…

— Я знаю…

— Нет, ты не знаешь. — Джек наносит ещё один сильный удар по Черному Рыцарю, и я осознаю: он может победить. Он может выиграть, и очень скоро. Я думаю, что через несколько минут его больше не будет в моей жизни.

— С тобой я был собой больше, чем когда-либо и с кем-либо, — говорит он отстранённо. — И мне бы хотелось, чтобы ты испытала то же самое. Ненавижу, что я чувствовал то, чего не чувствовала ты.

— Но я чувствовала, — мои глаза опухли, горло сдавлено. — Я чувствую, Джек…

Но он молчит. Черный Рыцарь замахивается, и Джек блокирует. У него есть навыки воина, представляющие собой точные и прямые удары. И я думаю обо всех тех вещах, которые он делал, а я даже не знала, что он на это способен: о тех ярдах, на которые мне всегда было всё равно, пока он их не пробежал, о давлении, которое он терпел, а я даже не подозревала, пока он не доверился мне. Обо всех частях себя, которые он мне отдал, и о том, что я не смогла отдать ему хотя бы малую часть себя взамен.

— Думаю, я просто одиночка, — признаюсь я. — Я не сильная, я хрупкая, и каждый раз, когда меня кто-то ранит, это остается со мной, как синяк, который никогда полностью не заживает. — Я делаю судорожный вдох. — Я не знаю, как измениться, как стать проще. Я не умею быть доброй к кому-либо, даже к себе. Ты доверял мне, а я не знала, как довериться тебе в ответ, не знала, как…

— Виола, — перебивает Джек.

— Я просто…

— Можешь помочь? — резко прерывает он.

Я снова сосредотачиваюсь на игре, и вижу, что Джек наносит Черному рыцарю последний, завершающий бой, удар. Черный рыцарь давно должен был быть разрублен на части, но почему-то это не произошло. Почему?

— О. — Потому что человек не может пройти этот квест в одиночку.

Я поднимаю свой меч и вонзаю его в грудь Черного Рыцаря. Его индикатор жизни вспыхивает, а затем стремительно падает к красному цвету.

Экран сменяется. Туман рассеивается.

Черный Рыцарь падает, истекая кровью, и мы вдруг оказываемся у самого озера, как будто эта битва всегда вела нас сюда. Поверхность воды расступается, и из озера выходит чародейка с мечом в руках.

Экскалибур.

КОРОЛЬ ПРОШЛОГО И БУДУЩЕГО ЖДЕТ ВАС, — гласит надпись на экране.

Я выдыхаю.

— Это… это всё?

Джек молчит, а из озера поднимается человек в короне.

Очевидно, что это финальные титры — анимация, которая должна завершить квест и, соответственно, всю игру, но она еще… не завершена. Пока еще нет. Вместо того чтобы направиться к нам, король Артур забирает меч Экскалибур у чародейки и склоняется над Черным рыцарем.

Затем он снимает c рыцаря шлем, и…

Я невольно резко вдыхаю.

ЭТО КОРОЛЕВА ГВИНЕВРА, подсказывает экран.

— Она умирает, — говорит Артур чародейке. — Помоги мне её исцелить.

— Она предала тебя, — отвечает та. — Она заслуживает такую участь.

— Она была проклята. Это не та женщина, которую я люблю.

— Она предала тебя, — повторяет чародейка. — И должна поплатиться за это.

Я понимаю, это, вероятно, звучит очень пафосно, но лично меня эта сцена растрогала. Так вот в чем поворот! Всё это время настоящим двенадцатым рыцарем были не мы. Это всегда была Гвиневра.

— Нет, — говорит Артур. — Этим королевством правят любовь и верность. Если я и вернусь, то только с ней рядом.

— Но, Ваше Величество…

— Без нее — это не Камелот, — утверждает Артур.

Он склоняется к ней. Слеза скатывается с его щеки и падает на её раны.

Постепенно последние остатки тумана исчезают.

Исчезает остров. Исчезает озеро. Чародейка растворяется в воздухе. Доспехи Чёрного Рыцаря спадают, открывая правду — за ними скрывалась женщина. Внезапно мы оказываемся в Камелоте, залитом солнечным светом. На шумном, пёстром рынке вновь развевается геральдический флаг Пендрагона.

Король Артур встаёт и протягивает руку Гвиневре, которая медленно приходит в себя. Слегка смущённая, она принимает его руку.

— Пришло время вернуть Камелот, — говорит Артур. — Будешь ли ты вновь рядом со мной?

Она смотрит на него, удивлённо и задумчиво:

— Буду.

Ворота замка распахиваются, и Артур с Гвиневрой возвращаются в Камелот. Круглый стол вновь заполняется рыцарями со всех королевств, которые мы успели пройти в игре.

А потом начинают идти титры, где первыми загораются два имени:

Исполнительный директор Нелли Браун.

Арт-директор Сара Чан.

— Они женщины, — говорю я вслух, поражённая этим открытием. Я никогда раньше не задумывалась об этом, но, конечно же, так и есть. Всегда было ощущение, что мне нравится не только, как была разработана игра, но как в нее была вплетена история. Словно это то, что я бы сделала, если бы писала ее…

— Я мог бы простить тебя, если бы ты попросила, — говорит Джек.

Эти слова настолько внезапны, что я не сразу понимаю, о чем он.

— Что?

— Мы могли бы поругаться, знаешь, — говорит он, захлопывая ноутбук и встречаясь со мной взглядом. — Могли бы поспорить. У нас ещё полно времени, — он указывает на спортзал, полный людей, среди которых он, в отличие от меня, явно всем нравится. А я нравлюсь только… ему. — Ты могла бы сказать, что я слишком резок, — добавляет он, — а я бы ответил, что действительно зол. И в конце концов мы бы признали, что оба правы. И тогда смогли бы это пережить.

От этих слов в груди что-то появляется.

Надежда, эта чертова опасная штука.

— Ух ты. — Я прочищаю горло, стараясь вернуть себе привычный тон. — Эта игра действительно зацепила тебя, да, Орсино?

Он забирает ноутбук у меня из рук, захлопывает его и откладывает в сторону.

— Я прощу тебя, если ты попросишь, — говорит он. — Мне не нужны твои извинения. Я и так знаю, что ты сожалеешь. Я хочу понять, сможешь ли ты попросить меня остаться, вместо того чтобы отпустить.

Я сглатываю.

— Ты слишком проницателен для качка.

— А ты просто зефирка с шипами.

Я опускаю взгляд на руки.

— А что, если ты не сможешь меня простить?

— Ты не спросила.

— Да, но что, если…?

— Ты даже не пыталась.

— Я просто…

— Ты лгала мне — это отстой. — Он приподнимает мой подбородок рукой. — Этого достаточно, чтобы я на тебя разозлился. Но недостаточно, чтобы я тебя возненавидел.

Я ерзаю от его прикосновения.

— Я не хочу, чтобы ты меня ненавидел.

— Хорошо. Это уже неплохое начало.

— Я хочу, чтобы я тебе нравилась.

— Нравилась?

— Да, — чувствую, как щеки вспыхивают. — Хочу, чтобы ты… нуждался во мне.

— Тебе нужно, чтобы я нуждался в тебе? — цитирует он с ухмылкой.

— Хватит! — Я отворачиваюсь, и он отпускает меня, но не отстает.

— Потому что…? — подсказывает он.

— Что «потому что»?

— Ты хочешь, чтобы я в тебе нуждался, потому что…?

— Потому что…

Ладно, мам. Ладно, пастор Айк. Давайте попробуем по-вашему.

— Потому-что-я-хочу-быть-c-тобой, — выпаливаю я, глядя на него жалобно.

— Что? — Джек подносит руку к уху.

— Потому что, — бормочу я, — я… хочу-быть-c-тобой.

Он наклоняется:

— Извини, что ты сказала?

— Я нуждаюсь в тебе, ладно? — раздраженно бросаю я. — Хочу, чтобы ты доверял мне, хочу, чтобы ты подмигивал мне, я хочу твои глупые ухмылки и глупые шутки, я хочу, чтобы ты любил меня, и я…

Он прерывает меня поцелуем, который выбивает почву из-под ног. Честно говоря, даже не уверена, можно ли это назвать просто поцелуем, поскольку это десять в одном — «ты идиот» и «о, боже», а также немного фейерверков, плюс победа в ненастоящем испытании для ненастоящих рыцарей. Его зубы ударяются о мои, я смеюсь, а он усмехается и снова целует меня. Его руки холодные, поэтому я заталкиваю их себе под куртку, обвивая вокруг своей талии.

— Я не смог ненавидеть тебя даже настолько, чтобы позволить дрожать на холоде, — признается он мне на ухо.

Я издаю стон:

— Я же говорила, что ты замерзнешь…

— О да, я совсем замерз, — заявляет он своим фирменным тоном «я звезда футбола».

В ответ я обнимаю его крепче, ощущая благодарность и такую болезненную нежность, что кажется, будто мое бедное сердце вот-вот вырвется из груди.

Но я принимаю это чувство, несмотря на его мягкость. Несмотря на его нежность и одновременно опасность.

— Ты настоящее наказание, Виола, — бормочет Джек, уткнувшись лицом в мою шею.

— Мы все еще будем из-за этого ссориться?

На самом деле я больше не боюсь ссор, как раньше. Я даже с нетерпением их жду.

— О да. Обязательно. — Он целует меня в щеку, затем в губы, а потом снова крепко по-медвежьи обнимает. — Как только согреюсь.