Двенадцатый рыцарь

17

Эндгейм+

Три дня спустя

Джек

Когда начинаются финальные титры «Войны Терний», Ви издает громкий стон:

— Серьёзно?

(Извините за спойлер, если вы еще не смотрели, но, к вашему сведению: Лилиана только что умерла.)

— Я даже не знаю, как на это реагировать, — говорит Ник, сидящий по другую сторону от меня.

— Мне… как-то неприятно, — признаю я вслух, нахмурившись. — Мне… не понравилось.

Ви снова стонет, на этот раз громче, и утыкается лицом мне в плечо. Я приобнимаю её, но рассеянно.

— Может, я просто тупой и чего-то не понимаю? — спрашиваю у неё. — Это, типа, искусство?

— Нет, — резко отвечает она, вскакивая. — Это просто фриджинг¹⁰⁴!

— Что?

— Фриджинг, — повторяет Антония из кресла слева от нас. — Это когда убивают женского персонажа, чтобы мотивировать мужского.

— Я понимаю, что смотрю этот сериал впервые и поэтому ничего не понимаю, — говорит Баш с пола, — но должен сказать, я не понимаю, за что его так любят.

— Раньше он был хорошим, — яростно отвечает Ви. — А теперь это тупость. Почему Лилиана должна была умереть? Ну, буквально, чтобы что?

— Может, она и не умерла, — оптимистично предполагает Ник. — В странных магических сериалах…

— Не называй их «странными магическими сериалами», все знают, что ты их любишь, — вмешивается Антония, бросая в него попкорн.

— Как я и говорил, в странных магических сериалах, как этот люди редко умирают по-настоящему, — продолжает Ник, протягивая руку, чтобы стукнуть сестру по ноге. — И заткнись.

— Нет, ее больше нет, — говорит Ви, прокручивая свой телефон. Её глаза сужаются от гнева, и я стараюсь не находить это совсем уж забавным. — Актриса уже дала кучу интервью, где сказала, что не вернётся.

— Сценаристы уже что-нибудь сказали? — спрашивает Антония, наклоняясь ближе. Ви отстраняется от меня, чтобы показать ей экран.

— Пока нет. О, но вот интервью с Джереми Ксавьер…

— Уф, он обожает убивать своих женщин, — ворчит Антония. — Видимо, для него лучшая женщина — это мёртвая женщина.

— Скажи же?! — ахает Ви.

— Однажды я видел Джереми Ксавье издалека, — вставляю я, на что никто не обращает внимания.

— У меня ощущение, что люди продолжают путать смерть персонажа с реальным смыслом, как будто это добавляет глубины или что-то в этом роде, — говорит Ви, продолжая яростно скроллить новости. — В Tumblr люди в ярости. Ой, подождите, некоторые считают, что это красиво. Уф, — она корчит гримасу, как будто ее тошнит. — Отвратительно.

— Не может быть, — Антония протягивает руку к телефону, и они обе склоняются над ним, как двухголовый поп-культурный монстр. — Серьёзно? Они называют это «смелым»? «Прорывом»? Они не изобрели искупление смертью…

— Мне кажется, людям пора научиться нормально воспринимать счастливые концовки, — говорю я.

— Это, — Ви отрывается от экрана, чтобы посмотреть на меня, — на самом деле очень спорное мнение.

— Спорное, в том смысле, что ты не согласна? — интересуюсь я.

— Нет, я полностью согласна. Но это считается очень по-девчачьи, — уточняет она, корча гримассу. — Как будто только женщинам нужен счастливый финал. Это прискорбно.

— Но ты только подожди, — заговорщически говорит Антония. — Завтра фанаты снова заполонят Reddit, обсуждая, что Джереми Ксавье — гений, который понимает, что такое повышать «ставки».

— Все еще не понимаю, почему людям нравится этот сериал, — комментирует Баш. — Кажется, что вы обе его ненавидите.

— Мы — скептически настроенная аудитория, Себастьян, — говорит Антония.

— Да, — добавляет Ви, снова прокручивая ленту. — Надеюсь, кто-нибудь немедленно опубликует фанфик с тем, как все исправить.

— Это стоит сделать тебе, — предлагаю я ей. — Концовка, которую ты вчера придумала, была бы намного лучше.

— Какая концовка? — спрашивает Ник.

— О, я просто, — отмахивается Ви, — делала предположения.

— Она сказала, что Лилиана и Цезарио должны быть врагами поневоле, — говорю я, потому что хоть Ви и может относиться к этому со скепсисом, но я считаю, что это действительно хорошая идея. Я бы посмотрел. — Они естественные соперники, верно? И то, что Лилиана умирает ради Родриго, не имеет смысла. Разве её долг не заключался в том, чтобы защищать свою семью? А она просто… жертвует собой ради какого-то парня?

— Боже, ты так прав, — говорит Ви, сжимая мою руку с привычной интенсивностью. — Это хороший аргумент. Я скажу интернету, что он твой.

— Окей, — соглашаюсь я, потому что не разобрался в нюансах Twitter, если это вообще то, о чем она говорит. — Я имею в виду, что я обычно прав, так что…

— Скажи интернету, что я тоже здесь, — говорит Баш придвигаясь к Ви, которая отталкивает его лицо ногой.

— САМЫЙ ХУДШИЙ, САМЫЙ ПОТВОРСТВУЮЩИЙ ФИНАЛ ИЗ ВСЕХ! ТРЕД, 1/?? — набирает она на своем телефоне, её выражение лица спокойное и целеустремленное, а меня охватывает волной нежности.

— Ты маньячка, — говорю я, когда она доходит до четвертого поста.

— Я в курсе, — отвечает она, не поднимая глаз.

Я обнимаю её и целую в щеку, устраиваясь поудобнее, чтобы наблюдать, как она пишет самую острую и резкую критику, которая когда-либо будет написана об этом сериале и поднимаемых в нем темах. Это включает в себя обсуждение роли женщин в сюжете и ограниченных перспективах империалистических нарративов в европоцентричных фэнтезийных мирах. (Я говорил, что ей следует завести блог, за что она ткнула меня локтем и ответила, что у неё уже есть один, типа, я не изобрел создание контента в интернете, что было разочаровающей новостью, потому что я был на 100 процентов уверен, что это моя идея. Я сказал, что технически, моя идея напоминала ESPN¹⁰⁵, только для книг, и тогда она показала мне «BookTube».)

— Кто вообще такой этот ваш Джереми Ксавье? — шепчу я ей на ухо. Она уже на двенадцатом твите.

Она не признается, но я знаю, что она улыбается.

Стоит ли говорить, что наша ссора после турнира продлилась недолго?

Это не значит, что мы не ругались потому что ругались, и еще как. В конце концов, я действительно чувствовал себя шокированным, преданным и сердитым из-за всего, что она скрывала от меня, и сообщил ей об этом, не оставляя между нами недосказанности. Но я также уточнил, что мой гнев не означает, что мне на нее плевать, и что я не готов позволить этой злости разрушить то, что было между нами, ведь я знал, что это было по-настоящему. — Я просто хочу узнать тебя, — сказал я. — Я хочу, чтобы ты позволила мне увидеть себя, неважно, хорошую или плохую.

— Хорошо, — ответила она. И хотя я знал, что она еще не может полностью мне довериться, то, что она была готова попробовать, уже многое значило. — Ну, готовься, — сказала она кривясь, — потому что это будет отвратительно.

Не буду врать, это определенно было странно. Она показала мне все свои костюмы («косплей») и села объяснить, что такое ConQuest («это ролевая игра, по сути, предшественница онлайн-игр вроде “Двенадцатого рыцаря”»), а также сказала, что ей будет сложно встречаться с тем, кто не посмотрел хотя бы все фильмы из серии «Затерянная империя» (хоть у меня и был веский аргумент насчет белых сюжетных линий). Я потусовался с Башем (настоящим) и полистал блог её мамы. Это был своего рода «учебный лагерь» всего, что любит Ви, но, как я ей и сказал, ничего из этого не было «отвратительным». Все было новым и интересным, и подтверждало то, о чем я всегда догадывался: быть тем, на кого Ви Рейес не наплевать, стоит усилий. Когда она что-то любит, то делает это глубоко, вдумчиво и щедро, и она возвращает то, что получает, в десятикратном размере.

Физиотерапия проходит хорошо. Теперь я хожу на пробежки, и мне нравится. С окончанием футбольного сезона дома стало спокойнее. Моего отца даже чествовали на банкете в честь его победы в чемпионате штата, на который мы с мамой пошли вместе с моим братом Кэмом, во время одного из его редких визитов домой.

Для справки, Ви моему отцу нравится.

— Вот тот, кто начинает игру¹⁰⁶, — сказал он, когда встретил её. — У неё есть свое видение.

— Пожалуйста, не пытайся её тренировать, ладно? Ви любит только те виды спорта, где можно драться, — между прочим, это ее прямая цитата.

— У девочки отличные икры, — возразил папа, но, к счастью, он не сказал ей надевать спортивную обувь или что-то в этом роде. Он просто думал, что ее центр тяжести сделает ее отличным спринтером, и сообщил ей об этом. Она, похоже, восприняла это как положительный комментарий.

Что касается моей мамы, то она была покорена уже в тот момент, когда я сказал, что подумываю пойти на вводный курс по информатике следующей осенью в Иллирии, отчасти благодаря Ви.

— Посмотрю, понравится ли мне, — быстро сказал я, потому что она смотрела на меня со слишком большим энтузиазмом. Я думаю, что ей всегда было сложно, ведь оба её сына имели что-то общее с отцом, а не с ней. В этом смысле, я думаю, она немного рада тому, что Ви показала мне и другие вещи в жизни, к которым можно стремиться, да я и сам это чувствую. (Хотя не говорите Ви, что она мотивирует мою сюжетную линию, кто знает, какие посты в соцсетях могут из этого получиться.)

Оливия тоже была поглощена своими делами с тех пор, как стала протеже Баша. Вы можете подумать, что неловко неожиданно сталкиваться с бывшей девушкой, пока я сижу на диване с новой, но Оливия и Баш были слишком заняты подготовкой к весеннему мюзиклу, чтобы остановиться и поболтать. Я за нее рад — она явно нашла то, что стоит её усилий, для которых ее прежнее хобби — поддерживать наши отношения — было крайне неэффективной тратой времени. Она будет гораздо лучше Ходл, хотя я и не знаю, кто это.

— Подожди, ты не знаешь, кто такая Ходл? О боже, Джек. Мы должны это посмотреть. Фильм длится около трех часов, но оно того стоит, я обещаю, — загорается энтузиазмом Ви.

(Вот как меня втянули в просмотр «Скрипача на крыше¹⁰⁷».)

Забавно вспоминать, что этот год начался, казалось, с огромных амбиций: идеальная девушка, идеальный сезон, рекорд школы, бессмертие и слава. Еще Иллирия, но не из-за того, чем она была, а из-за того, что она собой олицетворяла. Полагаю, можно сказать, что моё удовлетворение — мелочь по сравнению со всем этим. Ведь вместо того, чтобы проснуться для изнурительной тренировки, я собираюсь осторожно сделать растяжку и неспеша побегать. Или то, как я просматриваю каталог Иллирии, чтобы понять, какие факультативы мне подойдут (совсем не похоже на стремление «прийти, увидеть — победить», которое привил мне отец). С этой точки зрения может показаться, что я не достиг того, к чему стремился.

В этом году мир стал для меня больше. Вселенная стала шире. Я начал видеть жизнь не только через призму футбольных тренировок, не только через необходимость быть быстрее и сильнее, не только через бег ради доказательства, что я могу. Впервые я осознал, насколько велики мои возможности, сколько всего мне еще только предстоит испытать. И это открытие придает мне смелости.

Такой смелости, что я наткнулся на клуб любителей «Двенадцатого рыцаря» в Илирии и решил узнать, что он из себя представляет. Потому что я вроде как должен узнать, верно? К тому же оказалось, что один из разработчиков игры — выпускник, который иногда читает лекции в кампусе, так что…

— Ты готов?

Ви смотрит на меня с надеждой. Это другая ее версия, та, которая хочет поделиться чем-то со мной, показать себя такой, какая она есть на самом деле. Это интимная версия Ви, и хотя я очень ценю ее стойкость, все равно считаю себя счастливчиком, потому как мне время от времени позволяют увидеть этот блеск Ви Рейес.

— Ты понимаешь, что мы собираемся посмотреть весь плей-офф NCAA¹⁰⁸ после этого, да? — спрашиваю я. — Так будет справедливо.

— Да, и я действительно считаю дни, — отвечает она.

— Нет, не считаешь.

— Нет, — соглашается, — не считаю.

— Тебе понравится.

— Разве?

— Да, ты любишь немного варварства.

— Да, но когда это просто перетаскивание игрушки…

Она делает недовольное лицо, когда я ее целую, но вскоре оттаивает.

— Ладно, — говорит она, глаза все еще закрыты.

— Что «ладно»?

— Ладно, футбол очень для меня важен.

— Я не просил тебя заходить так далеко, но спасибо, что назвала его настоящим названием.

— Это не ракетостроение, Орсино.

— Виола, — предупреждаю я.

— Да, Ваша светлость? — сухо спрашивает она, и лишь немного протестует, когда я вновь целую ее.

Ви

Энергия, вибрирующая в комнате кажется суровой, но не из-за напряжения. Это возбуждение перед битвой, вибрация товарищества и нервозности, связывающая нас всех вместе. (А еще это голод, потому что Лола на кухне жарит люмпию, и мы уже полчаса чувствуем этот запах, что подталкивает всех нас на различные акты отчаяния).

— Итак, — наконец произносит Оливия, которая вела подробные записи о своем персонаже так же, как она разбирала нашу сцену из «Ромео и Джульетты». — У нас будут, типа, презентации персонажей?

Все поворачиваются ко мне, включая Антонию.

— Эй, привет? Ты знаешь, как это работает, — напоминаю я ей.

— Но не с тех пор, как ты стала квест-мастером. — Она улыбается мне. (У нас все лучше. Вчера она спонтанно пришла, как раньше, и осталась на ужин.)

— Ну, это наша игра, а не только моя, — напоминаю я ей.

— Я помогал ее писать, — добавляет Баш.

— Мы знаем, — отвечают ему все хором.

Справа от меня Ник и Джек обмениваются взглядами «во что мы вляпались?».

— Эй, — напоминаю я. — Вы сами вызвались.

Подруга Оливии, Марта, «дикая карта¹⁰⁹» нашей компании. Оказывается, что она не только популярная чирлидерша из выпускного класса, а еще и участница лиги ConQuest, где она состояла последние четыре года со своей бывшей группой девочек-скаутов. Она тянется к листу с персонажем Оливии:

— Я думаю, нам стоит сделать презентацию.

— А что, если у нас нет таланта шоумена? — говорит Ник.

— Тогда вы проиграете, — громогласно заявляет Баш.

— Вы не обязаны это делать, — говорю я Нику.

— Нет, я хочу, — уверяет он меня. — Я имел в виду Орсино.

— Простите? Я, типа, стопроцентный шоумен, — говорит Джек, и это правда.

— Баш может сделать это за меня, — заявляет Марк Курио, протягивая страницу моему брату.

— О, с удовольствием, — отвечает Баш, потянувшись к листу, пока Оливия не шлепает его по руке.

— Я думаю, нам стоит сделать это самим, — ругает она его. — Знаешь, чтобы действительно вжиться в персонажей, так ведь? Это был бы лучший способ почувствовать, что мы все полностью погружены.

— Это хорошее замечание, — говорю я. — Что ж, начнем? Оливия, можешь начинать.

Персонаж Оливии тот же, что мы разрабатывали вместе несколько месяцев назад: бывшая принцесса с навыками рукопашного боя. Персонаж Баша — контрабандист («и повеса», — объявляет он небрежно), который говорит на нескольких языках и является одаренным вором. Антония и Марта играют за своих обычных персонажей: целительницу Ларису Хайброу и ведьму-полуэльфийку соответственно (это очень круто, потому что это значит, что Марта может манипулировать временем; очень удобно). Джек, конечно, играет за дворянина типа Робин Гуда («герцог-аферист», как он отмечает), Ник — опытного воина, а Курио, как ни странно, решает стать астрономом. (Мы спрашиваем, почему, и он отвечает, что ему просто нравятся звезды, и, в конце концов, разве это не полезно для навигации? Что является довольно разумным утверждением.)

Я — квест-мастер, но если бы не это, я бы, вероятно, дебютировала с новым персонажем для этой игры. Например, c девушкой-одиночкой, решающей замаскироваться под мужчину (или старуху) ради безопасности, только чтобы узнать, что она может сделать гораздо больше, когда раскроет, кто она на самом деле.

C оглядкой на тактику, конечно. В пределах разумного. Не все места безопасны.

Но некоторые определенно безопасны.

Я собираю свои заметки, некоторые из которых приправлены комментариями Баша, и начинаю читать вступительное монолог к игре, которую мы с ним составили летом.

— Среди капиталистических портов Карагатан д'Оро находится процветающий черный рынок экзотических товаров, — начинаю я. — Под коррумпированным правлением Короля Теней в порту каждый день швартуются грузовые корабли, заполненные сотнями тысяч бесценных вещиц. Порт известен своей безопасностью, однако ежегодно некоторые бесценные вещи так и не доходят до места назначения.

— Кто хочет люмпию? — кричит Лола.

— Тссс, — кричит ей Баш, но быстро передумывает. — Вообще-то, я хочу.

— Продолжай, — подбадривает Джек, подталкивая меня рукой… (И он еще утверждает, что не ботаник.)

— По слухам, Ночная ярмарка на Золотом Море — это реальное место, — продолжаю я. — Она расположена где-то в городе Короля Теней, и в нее может попасть только тот, кто знает как. Почти у каждого есть предмет — потерянная вещь — которую можно найти на Ночной ярмарке, но сделать это не так уж и легко, поскольку многие, кто пытается это сделать, либо исчезает навсегда, либо объявляется спустя месяцы или годы, бессмысленно рассказывая о пережитых им зверствах

— У кого-то тоже бегут мурашки? — шепчет Марта. Оливия затыкает ее.

— У каждого из вас есть что-то, что нужно найти на Ярмарке, — говорю я им. — Вы держите этот секрет при себе. По мере игры некоторые из вас раскроют его другим, чтобы завоевать доверие или сформировать альянс. Некоторые, вероятно, будут лгать, хотя это будет зависеть от навыков, слабостей и мотивации персонажей. (Мы с Башем согласились, что человеческая природа — это лучший вид загадки.) — Но сначала нужно найти способ туда проникнуть.

— Нам нужно найти одного из выживших, — немедленно произносит Курио, после чего начинается обсуждение.

— А что, если они лгут?

— Наша задача — выяснить, разве нет?

— Как мы найдем этого человека?

— Это порт, у кого-то должны быть связи…

— Мы сможем, мы же преступники…

— Нам нужен кто-то, кто подкупит охрану!

Я улыбаюсь и на мгновение расслабляюсь. Я всегда надеялась, что игра будет проходить именно так: люди будут сотрудничать, слушать друг друга и стараться решить головоломку, а не просто сражаться вслепую. Но дело не только в этом. Тот факт, что ты создал мир, в котором другие хотят существовать, приносит неописуемое удовлетворение. Потому что это… чувство общности.

На прошлой неделе в колонке моей мамы была затронута интересная тема. Вопрос был задан достаточно сосредоточенным и амбициозным человеком, который признал, что отношения, или даже желание их завести, кажутся пустой тратой времени.

Мама поинтересовалась у меня, что я думаю об этом, перед тем как сформулировать ответ.

— Просто, это, похоже, твоя тема, — сказала она.

— Почему, — вздохнула я, — потому что я веду себя отстраненно и лишена человеческих связей?

— Нет, hija, наоборот. — Она рассмеялась. — Ты ведь на самом деле так о себе не думаешь, правда?

— Ты сама сказала, что мне нужно быть более открытой, — напомнила я.

— Открытой, да. Я никогда не говорила, что ты отстраненная.

— Но открываться другим — трудно, — призналась я. — Как только ты открываешь дверь, ты понятия не имеешь, кто в нее войдет.

— Так стоит ли это того?

Я задумалась.

— Наверное, не всегда.

Она снова рассмеялась.

— Это твой окончательный ответ?

— Нет. — Я постучала пальцами по столу, а затем задала ей трудный вопрос: — Ты думаешь, что я слишком чувствительная?

Она приподняла бровь:

— Ты так думаешь?

Мне было тяжело это признать, но я старалась быть честной (в исследовательских целях.) — Может быть.

— И это плохо?

— Иногда. Это значит, что моя защитная оболочка намного прочнее.

— Через нее сложнее проникнуть? — предположила она.

— Да.

Она ничего не сказала, поэтому я добавила:

— Думаю, это делает ее одинокой.

— Кого?

— Жизнь.

— Ты одинока?

— Нет, думаю, мы все одиноки. Как вид.

— И что это значит?

— Что мы можем любить себя такими, какие мы есть, и предпочитать одиночество, но при этом все равно хотим чувствовать связь c другими.

— И что бы ты ответила? Если бы ты была на моем месте?

Мама указала на свой пустой файл.

В моей голове промелькнуло много разных мыслей: о Джеке, конечно. Об Антонии, Оливии. Короле Артуре. О двух разработчицах игр, снимок с которыми я повесила на стену. О пасторе Айке, который не изменил мамин голос, но помог ему окрепнуть.

— Думаю, лучшее, что мы можем сделать в этой жизни, — это заботиться друг о друге, — сказала я. — Что не обязательно означает брак или детей, — быстро добавила я. — Просто, возможно, счастье — это не пересечь финишную черту, не встретить наконец «нужного» человека, получить ту самую работу, или найти правильный путь в жизни. Это все мелочи. — Например, наконец увидеть, как твой вклад в ConQuest наконец-то оценят по заслугам. — Это то, что происходит с тобой, пока ты бодрствуешь и видишь сны.

Она напечатала это слово в слово.

— Виола, — зовет меня Джек, подталкивая меня плечом. — Ты с нами?

Я моргаю, понимая, что они ждут, когда я определю их следующий ход. Впервые я готова узнать, что будет дальше, не контролируя результат.

Именно тогда все становится совершенно понятно и логично. Ведь дело не только в том, как закончится игра, понимаете, о чем я?

Игра — это не про кубики. Все дело в тех, кто сидит с тобой за столом.

— Отлично, — с удовлетворением заключаю я, поднимая игральные кости.

Пусть начнется приключение.