Дюк (Ekaterina) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Книга предназначена только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчика строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного ознакомления, запрещено.

Книга: Дюк

Автор: Джессика Гаджиала

Серия: МК «Приспешники» — 5

Количество глав: пролог + 20 глав + эпилог

Переводчик: Вера Васюнина

Редактор: Екатерина К

Вычитка: Екатерина К

Обложка: Вера Васюнина

Наша группа: https://m.vk.com/passion.oflove (Passion of love ♔ Перевод книг 18+)

Эта книга — художественное произведение. Имена, персонажи, места и события являются плодом воображения писателя или были использованы вымышлено и не должны быть истолкованы как реальные. Любое сходство с людьми, живыми или мертвыми, реальными событиями, местами или организациями является полностью случайным.

Изображение обложки: Shutterstock.com/doodko

ПОСВЯЩЕНИЕ:

Элеоноре Дженкинс — за все, что она делает.

Это означало войну.

ДЮК Относительный мир, который мы знали в течение многих лет, исчез в одном насильственном акте. Затем, среди вездесущей и все более кровавой неизвестной угрозы, я встретил ее. Но когда страсти разгораются, усложняя и без того невозможную ситуацию, мне остается только гадать, есть ли способ преодолеть темные и запутанные тайны моего прошлого, которые позволили бы мне иметь какое-либо будущее с ней.

ПЕННИ, я была обычной девушкой. Клянусь. В какой-то момент я просто жила своей обычной скучной жизнью. В следующее мгновение я оказался в центре какой-то подпольной войны между бандой байкеров-преступников и каким-то безликим врагом. Пойманная в ловушку в совершенно новом мире и в постоянно растущей близости от высокого, сильного, длинноволосого, темно-голубоглазого байкера по имени Дюк, да, давайте просто скажем, что все стало еще интереснее. Но у Дюка были секреты. И когда они вышли наружу, я поняла, что они были из тех, с которыми я не была уверена, что смогу жить…

Пролог

Пенни

Помните, как вам бабушка всегда говорила, что нужно всегда носить красивое нижнее белье на случай, если вы попадете в аварию или что-то в этом роде?

Да, я всегда закатывала глаза на эту старомодную логику.

Но если бы я знала, что все пойдет так, как пошло в то утро, ну, я бы надела что-нибудь приличное, а не бюстгальтер в полоску зебры с фиолетовой окантовкой и совершенно не подходящие по цвету зеленые и белые трусики с леопардовым принтом, в которые я влезла, будучи первыми двумя вещами, которые я вытащила из своего чемодана, в котором они все еще лежали.

Все еще, это означало, что всего около полутора дней.

Было бы настоящим чудом, если бы мне удалось распаковать вещи в течение месяца.

Я просто никогда не страдала ОКР.

И поскольку я сняла квартиру только после того, как увидела ее в ленте на веб-сайте из нескольких штатов, ну, это определенно могло быть намного хуже, чем было.

Это было приличное пространство площадью в семьсот квадратных футов с кухней и столовой, небольшой уголок гостиной с несколькими изящными встроенными книжными полками, спальня, которая могла бы с комфортом вместить полную, даже королевскую кровать, если вам нужно пространство. Я была одинока и не планировала менять этот статус, так что меня все устраивало. Ванная комната находилась рядом со спальней и была длинной, но узкой, с действительно уродливым линолеумом с деревянным рисунком на полу и грязно-белым душем, туалетом и раковиной. У зеркала были старые трещины по краям, которые я нашла немного милыми, придавая всему пространству немного характера. Все стены в остальной части помещения были свежими, до боли в глазах белыми. Полы в гостиной и покрывало на кровати были покрыты кремовым ковром, на которых я изо всех сил старалась не обращать внимания на пятна. На кухне было больше линолеума под дерево.

Опять же, неплохо.

И снова все, что я могла себе позволить.

Ну, это не совсем так. В районе Пятой улицы было еще одно многоквартирное здание, которое выглядело так, будто его вот-вот сдует сильный порыв ветра. Но после того, как я увидела проституток на углу, да, я решила раскошелиться на дополнительные триста долларов в месяц за место, которое не было буквально в двух шагах от сутенера.

Ты никогда не можешь быть в полной безопасности, как сказала бы моя бабушка.

Именно из-за бабушки я бросила свою жизнь во Флориде и вернулась в Нью-Джерси. Она сломала бедро дома, и ее нашли через полтора дня, когда к ней заглянул сосед, решив, что странно, что он ее не видел. Для меня это был сигнал к пробуждению. Моя бабушка была пятью футами бетона, дикой, упрямой, проворной. Я буквально никогда в жизни не видела ее больной или раненой. Было почти легко забыть, что она стареет, что она, несмотря на то, что говорила ее личность, хрупкая. А поскольку мои родители жили в Нью-Йорке и были слишком эгоистичны, чтобы взять ее к себе, вместо того чтобы упрятать ее в какой-нибудь дом престарелых, где ей не место, я решила, что с меня хватит; я должна что-то сделать. Все было бы по-другому, если бы я думала, что за ней действительно нужно присматривать, если бы ее разум подвел ее, и это было для ее собственной безопасности. Но поместить любимого человека в дом престарелых только потому, что он старый? Да, нет. Не на моих глазах.

Особенно учитывая, что я проводила у нее дома каждые выходные с рождения до восемнадцати лет. В каком-то смысле она приложила больше усилий к моему воспитанию, чем мои родители.

Черт, я чувствовала себя виноватой из-за того, что мне пришлось уехать тогда. Но Джерси оказался слишком дорогим для меня сразу после окончания средней школы, и мои родители больше не хотели давать мне «на халяву», как они это называли. Поэтому они выгнали меня. Я могла бы тогда переехать к бабушке, но мне было восемнадцать, и я хотела независимости. Я не хотела, чтобы кто-то дышал мне в затылок, если я вернусь домой не вовремя и буду шуметь или приведу с собой мужчину.

Поэтому я отправилась во Флориду, скопив как можно больше денег, чтобы навестить бабушку на День благодарения, Рождество и ее день рождения. Это было немного, но это было все, что я могла себе позволить.

У меня тоже была не самая интересная жизнь во Флориде. У меня была приличная квартира в приличном районе, где я работала с девяти до пяти в парикмахерской, где каждую вторую пятницу выходила с коллегами, которых я называла друзьями, но на самом деле они были просто коллегами, с которыми я иногда делилась коктейлем и ерундой. У меня там не было семьи, ничего, что могло бы удержать меня, когда я была очень нужна в другом месте.

Поэтому я отправилась в Джерси.

К тому времени, когда я все уладила, моя бабушка закончила операцию и уже переехала в центр по уходу за больными и отчитала меня за то, что я выкорчевала свою жизнь ради нее, сказав, что я паникер и что она не позволит мне кружить над ней, как чрезмерно заботливый родитель. В конце концов, она все еще была старше меня.

Это была Пэтти Вебер для меня.

Мне нравилось думать, что я, возможно, получила десятую часть ее мужества. Хотя, честно говоря, если бы я сказала, что получила хоть крупицу, это, вероятно, было бы преувеличением. Не то чтобы я была слабой, но я просто никогда не была сильной в противостоянии и не брала пленных.

Наверное, это объясняло мою несколько скучную жизнь.

Я никогда не рисковала, так что ничего не случалось.

Я надеялась, что, возможно, возвращение в Джерси поможет этому. Центр ухода за моей бабушкой, Голубой Горизонт (убогий, я знаю), был расположен в городе, недалеко от того места, где я пустила корни в месте под названием Побережье Навесинк, поскольку в ее городе не было настоящих жилых домов, только торговые центры, заправочные станции и магазины. Не то чтобы я планировала стать дикой и сумасшедшей. У меня уже были собеседования во всех местных салонах по найму, и я была уверена, что в конце концов я окажусь в прежнем положении, за исключением того, что ночи, которые я обычно проводила с коллегами, я, скорее всего, проведу со своей бабушкой в ее центре.

Но, кто знает. Я подумала, что, может быть, у меня появятся настоящие друзья на работе. И, возможно, хотя и маловероятно, я могла бы найти приличного парня в своем многоквартирном доме или в гостях у членов семей в центре.

Ты никогда не знаешь.

Все было возможно.

Да, все, что было возможно, приобрело совершенно новый смысл на мой второй день на Побережье Навесинк.

И тот, кого я встретила, не совсем соответствовал обычному определению порядочного парня.

Но, думаю, моя жизнь перестала быть такой скучной.

И эта штука с нижним бельем, да, это был мудрый совет, позвольте мне сказать вам.

Глава 1

Дюк

Если и была какая-то задача, которая чертовски устарела после почти семи лет, так это хождение по чертову периметру. Это была важная и необходимая задача, которую мы обычно оставляли на кандидатов. Но мы внезапно оказались без них. Так что это легло на всех нас. Ренни по-прежнему проводил ночи, позволяя мне, наконец, вернуться к более нормальному графику, оставляя меня тянуть дни. Шреддер и несколько старожил заполнили пробелы.

— Чертова подмышка сатаны, — сказал Шреддер, подходя к тому месту, где я стоял у ворот, протягивая мне пиво.

Шреддер был постоянным жителем комплекса, никогда не остепенялся, никогда не ходил на работу в один из недавно легализованных предприятий, в которые разветвлялись Приспешники, чтобы отвлечь чрезмерно заинтересованных новых сотрудников закона в этом районе. Прошли старые добрые времена, когда преступным организациям сходило с рук почти все, что они творили.

Шред был высоким и таким худым, что казался почти изможденным, с лицом, состоящим из впадин на скулах, и сильными бровями над почти прозрачными серыми глазами. Он держал свои каштановые волосы длинными и обычно распущенными, в то время как я держал свои длинные светлые волосы в пучке на макушке. Он, как и почти все байкеры, был одержим татуировками, покрывавшими каждый дюйм его тела.

— Будет только жарче, — сказал я, пожимая плечами. Все было не так уж плохо. Лето в Джерси было жарким и влажным, но не слишком гнетущим. Он должен был посетить некоторые места, где я жил, тогда он бы понял, что такое настоящая жара.

— Да, но… о, подожди минутку, — он остановился на полуслове, лицо расплылось в злой улыбке.

Я проследил за его взглядом и увидел то, что увидел он.

Кого.

Я увидел, кого он видел.

И, да, она стоила того, чтобы прервать разговор.

Она была невысокого роста, никак не выше пяти футов четырех дюймов, со здоровым телом, которое не было совсем маленьким в бедрах или заднице, хотя, возможно, немного не хватало в буферах. Не плоская, но и не слишком большая. Ее длинные светлые волосы были заплетены в косу, спускающуюся по плечу, концы зацепились за материал ее розовой майки, как будто она забыла вытащить ее, когда одевалась. На ней была белая юбка из какого-то прозрачного материала, которая танцевала вокруг ее ног и доходила примерно до колен. На ногах у нее были плоские бело-розовые сандалии. Ее голова была опущена на долгую минуту, ее светлые брови сошлись вместе, как будто что-то не имело смысла. Затем она подняла глаза и, черт возьми. У нее было одно из тех нежных лиц, сплошные скулы, пухлые губы и большие светло-голубые глаза. На ее пухлых губах было немного розовой помады, и мне вдруг захотелось размазать ее по всему ее хорошенькому личику. Ее ресницы были затемнены от того, что должно было быть натуральной блондинкой, до черного, отчего ее светлые глаза были выразительными. И это было все. Легко. Почти естественно.

Она остановилась на полпути, все еще сдвинув брови, глядя по сторонам. Затем повернулась по кругу, вытянув обе руки в жесте «какого хрена».

Потеряна.

Она потерялась.

Ну, так уж получилось, что я прожил на Побережье Навесинк достаточно долго, чтобы знать не только, где находится каждый магазин, но и половину домашних адресов этого проклятого населения.

Однако, прежде чем я успела открыть рот, чтобы предложить помощь, Шреддер воспользовался возможностью, никогда не упускать красивую юбку, если мог помочь.

— Детка, тебе нужны помощь? — крикнул он, заставляя ее повернуться в нашу сторону. Ее глаза окинули нас обоих таким взглядом, который говорил, что она точно понимает, какие у нее проблемы. Ее взгляд скользнул по зданию клуба и заборам вокруг него, затем через плечо, как будто ища кого-то, кого-то еще, кто мог бы ей помочь. Но мы были всем, что у нее было.

Она, казалось, приняла этот факт, глубоко вздохнула, слегка кивнула и двинулась к нам. Она остановилась в добрых пяти футах от нас обоих, определенно вне досягаемости рук на случай, если у нас появятся какие-то идеи.

— Да, вообще-то. Это было бы здорово. Я здесь новенькая, — сказала она с неуверенной улыбкой, как будто ей было стыдно, что она еще не знает этот район.

— Добро пожаловать на Побережье Навесинк, дорогая. Я Шреддер. Это Дюк, — сказал он, кивнув головой в мою сторону, и она проследила за его взглядом. Она уже оглядывала меня раньше, видя в основном кожаный жилет и черную одежду, и записала меня как плохую новость. Но на самом деле не разглядела меня.

Она смотрела на меня сверху вниз, ее большие голубые глаза изучали мое лицо, грудь и плечи, затем ненадолго опустились, прежде чем снова подняться.

— Не волнуйся. Мы выглядим злее, чем есть на самом деле, — продолжал Шреддер, и только я знал, что это была ложь. Он звучал убедительно, этот гадкий ублюдок. — Как тебя зовут, милая?

Она одарила его еще одной легкой улыбкой. — Пенни.

— Что мы можем подсказать тебе, Пенни?

— Я… э… — начала она, глядя на бумагу в своих руках. — У меня назначена встреча в «Красавице Белле», — призналась она, слегка покраснев от нелепого названия. — Это парикмахерская.

— Зачем? Твои волосы и так идеальны, — продолжал Шреддер, нагнетая.

Именно тогда одна из ее светлых бровей приподнялась, идеально изогнувшись, что говорило о том, что она раскусила его.

— Это собеседование, — добавила она, голосом более холодным, чем мгновение назад.

Обнаружив, что мне нравится такой настрой, я вмешался, давая ей шанс успеть на встречу вовремя и не задерживаться из-за очень настойчивого флирта Шреддера.

— У «Беллы» следующий поворот налево, потом первый направо. Первое здание справа. Поверь мне, куколка, ты не сможешь пройти мимо него, — сказал я с ухмылкой.

— Здорово, — сказала она, слегка улыбнувшись мне, и, если я не ошибаюсь, это было немного кокетливо, — звучит это не очень хорошо.

— Давай просто скажем, что «Белла» не совсем относится к сдержанному или скромному образу, — добавил я, не обращая внимания на то, что передняя часть «Беллы» была неприятно ярко-розовой с гигантской мигающей неоновой вывеской. Внутри было не лучше, с розовым и фиолетовым гребаным всем. Я не мог представить, чтобы эта девушка с минимальным макияжем и разумной одеждой работала где-нибудь в таком месте.

Она кивнула со вздохом и каким-то покорным кивком. — Ну, пока она обеспечивает стабильную зарплату, я думаю, что могу держать свое мнение о ее бестактном виде при себе. Спасибо, Дюк и… — я попытался игнорировать то, как она катала мое имя на своем языке прямо к моему члену, полагая, что, вероятно, прошло слишком много времени с тех пор, как я трахался, когда ее глаза блуждали. — Шреддер.

— Дорогая, в любое время, когда тебе что-нибудь понадобится, — продолжил Шреддер, явно не воспринимая пренебрежение в ее тоне как прощание.

— У нее назначена встреча, — напомнил я ему, когда она одарила меня благодарной улыбкой и зашаркала прочь.

— Удачи, сладкая, — крикнул он ей вслед, и у нее хватило здравого смысла не оглядываться, когда последовала моему наставлению и исчезла.

— Ублюдок, — сказал Шреддер, сильно толкнув меня в плечо, когда она скрылась из виду.

— Что я сделал? — спросил я и выпил свое пиво.

— Всегда крадешь цыпочек с этой твоей красивой гребаной рожей. Даже не нужно с ними флиртовать.

— Краду цыпочек? — спросил я, делая вид, что оглядываюсь по сторонам. — Я не вижу никаких цыпочек, а ты?

— О, отвали. Как только ты заговорил с ней, она забыла о моем существовании.

— Может быть, потому, что я дал ей то, в чем она нуждалась, а не пытался залезть к ней под юбку.

— Черт возьми, чувак, — сказал он, сложив руки в молитвенной позе и глядя в небо. — Если бы я только мог залезть под юбку к такой девушке…

— Держись клубных шлюх, — сказал я, качая головой. — Оставь в покое бедных невинных.

— О, но невинная — это самое лучшее. Видишь эту белую юбку и растерянно надутый маленький ротик? Черт, если бы она не выглядела сладко с ним, обернутым вокруг моего члена.

— Спасибо за визуальное представление, — сказал я, покачав головой. — Мне понадобится галлон водки, чтобы выбросить это дерьмо из головы.

— Но ты мог бы ее заполучить. Ты ведь это знаешь, верно? Одно предложение, выражающее интерес, и она была бы на твоем члене.

Я фыркнул от смеха. — У нее была назначена встреча.

— Знаешь, я просто не понимаю тебя, мужик. Все эти красивые взгляды ни к чему не приводят. Если бы у меня было это гребаное массивное тело и такое лицо, я бы утонул в гребаной киске. На завтрак, обед и ужин, а затем два перекуса между ними.

— Шред, я никогда не думал, что клубные шлюхи не были готовы отсосать или трахнуть тебя в любое время, когда ты пошевелишь пальцем.

— Да, чувак, — сказал он, качая головой и глядя на улицу. — Но иногда это слишком просто, понимаешь? Иногда хочется погони.

Да, ну, я не могу точно сказать, что не согласен.

Иногда тебе просто нужно было трахнуться, чтобы вывести энергию из своего организма. В таких случаях было приятно знать, что в одной комнате от тебя есть полуобнаженные женщины, которые позволят тебе взять их так, как ты захочешь, без всяких условий.

Но, в общем, это дерьмо было в лучшем случае неудовлетворительным.

Шреддер был прав, это было слишком просто.

Тем не менее, такие девушки, как эта цыпочка Пенни с ее кукольным личиком, не заслуживали того, чтобы связываться с такими, как мы. Во-первых, потому что, за исключением некоторых старших членов, таких как Рейн, Кэш, Волк и Репо, никто из нас не был из тех, кто остепенился. А такие девушки, даже если им и нравилась идея трахнуться, обычно хотели от мужчины большего, чем это. Во-вторых, потому что мы испортили бы то, как они смотрят на мир.

Я видел и был связан с достаточным количеством уродства и грязи в мире, чтобы хотеть защитить все красивое и чистое, что я мог найти.

Пенни была хорошенькой и чистой.

И независимо от того, что мой член думал об этом, я собирался позволить ей остаться такой.

Даже если мысль о ее красивом рте вокруг моего члена быстро заменила образ, который Шреддер вложил в мою голову.

Этого не должно было случиться.

Глава 2

Дюк

Мне нравились дети. Я думаю, что было невозможно не любить детей, когда ты вырос и жил вокруг буквально десятков из них все время. В детстве это было здорово, потому что друзей и соучастников преступления можно было найти повсюду. Став взрослым, я не знаю, ты так привык к звукам и драме, что даже не замечал этого. Это был фоновый шум.

Мне повезло, что у меня было такое прошлое, потому что главные парни клуба, да, им очень нравилось трахать своих женщин. Это было доказано тем фактом, что у каждого из них была куча мини-копий, бегающих по комплексу в дневное время.

У Рейна и Саммер была самая старшая, Феррин, та, у которой все байкеры, которые могли мириться с детьми, обвились вокруг ее властного маленького девятилетнего пальца. И поскольку она была первенцем своего отца, она практически жила в клубе.

Пока я связывал воздушные шары на день рождения Сета, сына Репо и Мейз, она была рядом со мной и рассказывала мне «как я все испортил». Мои слова, не ее. Я, по-видимому, отстой в развешивании воздушных шаров. Кто знал, что такое возможно?

— Феррин, иди помоги мне разморозить кексы, — позвала Саммер, как будто каким-то образом зная, что ее дочь становится немного властной.

Феррин убежала, чтобы помочь своей матери, которая была примерно на шестом месяце беременности третьим ребенком президента, оставив меня молча заканчивать с воздушными шарами. Все соберутся в ближайшие полчаса или около того. Все мужчины, их старухи, малыши. И там даже будут некоторые друзья клуба и их семьи. Это было довольно большое событие для третьего дня рождения. Но, с другой стороны, никто никогда не упустит повода повеселиться. Даже если эта вечеринка была легкой и без алкоголя, пока дети не отправятся спать.

Сет подбежал ко мне, когда они с матерью появились. — Мне три! — объявил он, подняв четыре пальца.

Мейз встал рядом с ним, вложив один из его пальцев в ладонь. — Это три, — напомнила она ему терпеливо, что подразумевало, что ей уже приходилось делать это несколько раз за этот день.

— Эй, Эйз, как ты себя чувствуешь? — спросил я, зная, что Репо недавно снова обрюхатил ее.

— Почему ты называешь маму «Эйз»? — спросил Сет, но убежал, прежде чем я успел ответить, чтобы пойти поиграть с девочками Амелией, Бри и Алексис, которые были ближе всего к его возрасту.

— Он все еще не понимает, что я типа была в MК, — сказала Мейз, качая головой, отчего ее фиолетовые волосы поймали свет.

— Никакого «типа». Ты была тут. Ты вывезла все эти дерьмовые смены, чтобы доказать это.

— Да, Репо тогда был говнюком, не так ли? — спросила она, нежно улыбаясь из-за прошедших лет и того факта, что они с этим говнюком были счастливы в браке.

— Возьми свои слова обратно! — крикнул Фэллон, второй ребенок Рейна и Саммер, пробегая мимо нас.

— Заставь меня, — последовал ответ от Малкольма, первого и единственного сына Волка и Джейни.

Обоим было по шесть лет, и оба были как братья и сестры, вечно врезающиеся друг в друга и начинающие дерьмо. Когда-нибудь они станут хорошими байкерами.

— Это будет долгий день, — сказала Мейз, наблюдая, как Фэллон борется с гораздо большим Малкольмом.

— Пусть они разберутся с этим. Они остановятся до того, как будет нанесен какой-либо реальный ущерб.

Голова Мейз склонилась набок. — Вы все так думаете, ребята? Клянусь, кто-то говорит мне это на каждой из этих детских вечеринок.

Я пожал плечами. — Я думаю, это мужское дело.

— Нужно сделать их жестче, а?

— Это не сексизм. Бри, Алексис и Уилла тоже когда-нибудь станут жестче.

— И Феррин, — добавила Мейз.

— Эйз, ты знакома с Феррин? Ее не нужно закалять.

— Хорошо подмечено, — сказала она с улыбкой. — Ну, я должна пойти и расстелить эти скатерти с Человеком-пауком, прежде чем все остальные придут сюда.

А затем все остальные пришли добрых пятнадцать минут спустя, включая последних троих детей: сына Брейкера и Алекс, Джуниора, а также детей Пейна и Элси — Джексона и Уиллу.

С ними пришли остальные мужчины и их женщины.

— Знаешь, что в этом самое хорошее? — спросил Кэш, двигаясь рядом со мной ближе к фасаду, чем к заднему двору. Ло разговаривала с остальной частью женского клуба, прежде чем отправиться в манеж, чтобы поиграть с Уиллой.

— Что?

— У всех есть дети, — пояснил он. — Мы можем прийти сюда и насладиться с ними в течение пары часов мероприятием, — сказал он, имея в виду его и Ло, — затем мы можем пойти домой и трахаться на каждой поверхности, не беспокоясь о маленьких глазках, наблюдающих за нами.

— Не могу спорить с этой логикой, — сказал я, звук автомобиля привлек мое внимание. Я едва успел повернуться вполоборота, когда это произошло.

Машина замедлила ход, какая-то невзрачная черная машина с затемненными окнами и без номеров. Я сразу же почувствовал, как напрягся, зная, что никто не будет ездить без номерных знаков. Копы любили штрафовать тебя за это дерьмо на Побережье Навесинк. Затем она почти остановилась, и задняя дверь открылась.

Затем чертово тело было вытолкнуто всего за несколько секунд до того, как машина отъехала.

Тело женщины катилось, пока не приземлилось прямо за нашими воротами.

— Какого хрена… — взорвался я, уже подбегая к женщине, когда все остальные обратили внимание на меня. Я практически чувствовал движение, происходящее позади меня, вероятно, все пытались развлекать и отвлекать детей, когда мужчины двигались ко мне.

Я стоял на коленях рядом с ее телом, притягивая ее к себе на колени, кровь уже размазывалась по мне. Мое сердце подскочило к горлу при виде ее разорванной рубашки и грубого, большого «П» в стиле Приспешников, вырезанного на идеальной коже ее спины. Я схватил ее за плечи и поднял, осторожно, чтобы не коснуться порезов, чувствуя, как мои внутренности скручиваются, когда она все равно закричала.

Я едва мог смотреть на нее, и я знал, кто она такая.

Те же светлые волосы, та же молочно-белая кожа, те же мягкие черты лица.

Это была потерявшаяся девушка, которой нужно было подсказать, как добраться до ее собеседования со вчерашнего дня.

Пенни.

— Блядь, — прошипел я, убирая волосы с ее покрытого синяками и разбитого лица, когда Рейн опустился рядом со мной, потянувшись за чем-то в кармане.

— Вы все следующие, — произнес он холодным и жестким тоном, в то время как двое мужчин направились к улице. — Что ты видел? — спросил он меня.

— Она дышит? — спросила Ло, останавливаясь рядом с нами, уже прижимая телефон к уху.

— Да. Она дышит. Избитая, и у нее на спине вырезана «П».

Ло кивнула, вся такая деловая, когда позвонила своим людям в Хейлшторм и приказала медицинскому персоналу прийти и осмотреть ее.

Я подложил руку под ее ноги и встал. — Черная последняя модель. Никаких номеров. Тонированная. Там не было ничего, за что можно было бы зацепиться, — сказал я Рейну, когда нес девушку в здание клуба, зная, что нам нужно убрать ее с глаз долой.

Я пронес ее через здание клуба в коридор со спальнями. Затем я пронес ее прямо в свою.

Не спрашивайте меня, почему; просто моя интуиция подсказывала мне, куда ее отнести.

— Кто она такая? — спросил Кэш, и все заполнили мое маленькое пространство. Ничего особенного, только серые стены, черное одеяло, пара черных комодов, большой телевизор и дверь в ванную. Но это был дом.

— Дерьмо. Блядь. Черт возьми, — сказал Шреддер, резко остановившись, когда я положил девушку на бок в центре моей кровати. — Это вчерашняя девушка.

— Какая вчерашняя девушка? — рявкнул Рейн, нуждаясь в ответах, раздраженный тем, что не получает их достаточно быстро.

Я наполовину отвернулся от нее, зная, что клубные дела были более насущными для всех вокруг нас, чем какая-то случайная девушка, которая все еще дышала. — Мы с Шредом вчера видели, как она шла по улице. Она потерялась. Мы объяснили ей, как добраться до «Беллы». Вот и все.

Рейн провел рукой по лицу, оглядывая своих людей, у которых были одинаково напряженные плечи и лица. — Хорошо. Во-первых, женщинам и детям нужно убираться со двора. Это вечеринка, но перенесите ее внутрь. После этого я поручаю вам всем отвезти их домой, проверить ваши дома, убедиться, что все защищено. Потом мне нужно, чтобы вы все вернулись сюда в церковь. Нам нужно оценить угрозы и посмотреть, кто, черт возьми, хочет начать войну с нами после всего этого времени. Девушка…

— Пенни, — подсказал я, заставив Рейна с минуту пристально смотреть на меня. — Я присмотрю за ней и попрошу Джейни и Алекс посмотреть, что они смогут о ней раскопать. Но она не представляет угрозы, чувак. Она невиновна. Единственная причина, по которой это произошло, заключается в том, что кто-то увидел, как мы с ней разговариваем, и, вероятно, подумал, что…

— Она принадлежит тебе или Шреду, — закончил за меня Рейн, кивнув.

— Мои ребята будут здесь через десять минут, — сказала Ло, садясь на кровать рядом со мной и Пенни.

— Я пришлю Джейни и Алекс, как только смогу, — сказал Брейкер и исчез, зная, что это дело клуба и, хотя он и друг, он не имеет к этому никакого отношения.

— Охраняйте собственность, — сказал Рейн, ни к кому конкретно не обращаясь, но пятеро или шестеро мужчин вышли, чтобы сделать именно это, все уже были привлечены к возможной стычке.

Это оставило меня, Ло, девушку, Рейна, Кэша, Волка и Репо в комнате.

— Гребаная война, — сказал Волк после напряженного молчания.

— Никогда не будет слишком рано, — сказал Кэш, вероятно, вспоминая последнюю войну, которая уничтожила половину организации и их собственного отца. Это была особенно жестокая, беспредельная война. Женщины пострадали. С обеих сторон.

— Все будет не так, как в прошлый раз, — пообещал Рейн твердым голосом.

— Чертова невинная женщина, — добавил Волк, его причудливые медовые глаза были прикованы к распростертому на кровати телу. Видите ли, когда Волк злился, случались плохие вещи. И ничто так не бесило Волка, как мужчины, причиняющие боль женщинам. Все в великане было напряжено, как будто его швы вот-вот лопнут от сдерживаемой ярости.

Ло провела руками по этой женщине, ища другие травмы. Потеряв сознание, девушка вскрикнула, когда ее руки скользнули по ребрам, но не выказала никаких признаков беспокойства, когда Ло не слишком деликатно провела рукой между ног женщины. Я думаю, что мы все немного расслабились, надеясь, что ее медицинская команда придет к тому же выводу — что она не была изнасилована.

Я не был уверен, что смогу справиться с этим дерьмом.

Особенно учитывая, что это будет, по крайней мере частично, моя вина.

— Если бы я не позвал ее… — сказал Шреддер, разум двигался в том же направлении, что и мой.

— Ты не мог знать, что, помогая какой-то потерянной девушке, она в конечном итоге будет избита и изрезана, — рассуждал Вин, один из старожилов.

— Ло! — раздался голос снизу.

— Пошлите их наверх! — крикнула она в ответ, вставая с кровати, чтобы у них было место для того, что им нужно было сделать.

Рейн дернул в мою сторону подбородок, и он и остальные вышли, доверяя мне присматривать.

— Дюк, им придется раздеть ее… — рассуждала Ло.

— Мне приказано следить за всем здесь, — сказал я с извинением в голосе. Я тоже не особо радовался идее увидеть ее обнаженное тело без ее разрешения.

— И сделать набор для изнасилования, — добавила она, заставив меня вздрогнуть. — Иди в ванную, Дюк. Я буду следить за этим. Пусть у девушки будет столько уединения, сколько мы сможем предоставить ей в данных обстоятельствах.

Она не ошиблась.

Я вздохнул, глядя на великолепное, изуродованное лицо Пенни, и кивнул, поднимаясь с кровати. — Хорошо, — сказал я, когда дверь открылась, и вошли двое людей Ло — мужчина и женщина. Они несли сумки, и у них были озадаченные глаза, когда осмотрели ее.

— Дерьмо. Швы, — сказал мужчина, проходя мимо меня, чтобы сесть позади нее на кровать.

Я обменялся взглядом с Ло, которая ободряюще кивнула мне, когда я направился в ванную. Чувствуя себя бесполезным, я ходил и подслушивал, сжимая и разжимая руки.

Независимо от того, что сказал Вин, чувство вины было.

И, по какой-то причине, это чувство вины превратилось в странную, глубоко укоренившуюся потребность заботиться о ней, каяться в грехах моего общения, пытаться хоть немного исправить ситуацию. Чтобы помочь ей снова привести себя в порядок.

— Ты уверена? — спросила Ло, заставляя меня подойти ближе к двери, чтобы послушать.

— Да, — с облегчением произнес голос другой женщины. — В последнее время нет никаких признаков какой-либо сексуальной активности, не говоря уже об изнасиловании.

— Слава Богу за маленькие чудеса, — сказала Ло, и я тоже почувствовал эти слова, тяжело выдохнув.

В течение минуты было какое-то бормотание, как будто они говорили приглушенным тоном и развернувшись в сторону от меня, что делало невозможным разобрать слова.

— Дюк, — внезапно позвала Ло, заставив меня вздрогнуть.

— Да? — ответил я, все еще не выходя.

— Не хотелось бы этого делать, но нам нужна помощь.

— Рад помочь, — сказал я, хватаясь за край двери и распахивая ее.

Пенни лежала на кровати, в трусиках, но полностью без рубашки, лежа на животе, так что ее спина была полностью выставлена на всеобщее обозрение, гигантская кровавая «П» смотрела нам прямо в лицо.

— Что тебе нужно? — спросил я, заставляя себя поднять глаза на Ло.

— Они должны зашить ее. И они могут немного обезболить, но это невозможно без…

— Тебе нужно, чтобы я держал ее, — предположил я, кишки немного скрутило от этой идеи, но я понимал необходимость этого.

— Мы не уверены, потеряла ли она сознание от побоев или ее накачали наркотиками, — сказала другая женщина, слегка пожимая плечами. — Если это последнее, она может просто продолжать спать во время этого. Если это первое, то… — сказала она, лицо ее напряглось.

—Да, — сказал я, кивая, зная, что там будут крики, боль и Бог знает, что еще. — Как ты хочешь, чтобы я это сделал?

— Мы могли бы попросить тебя держать ее верхнюю часть тела, а Ло — нижнюю, но…

— Но? — продолжил я, когда она замолчала.

— Честно говоря, — начала Ло, — ты намного сильнее. Гораздо разумнее, чтобы ты крепко прижимал ее к груди. Это дает им возможность делать то, что они должны делать, и ты сможешь как бы зафиксировать ее на месте.

Я глубоко вздохнул, глядя на кровать. — Правильно.

— Если ты не… — начала Ло.

— Я понял, — сказал я, подходя к кровати и садясь спиной к изголовью, затем потянулся, чтобы схватить Пенни за подмышки и осторожно потянуть ее вверх по моему телу, стараясь не слишком сильно встряхивать ее, чтобы не повредить ребра или где-нибудь еще, где она могла пострадать, одновременно пытаясь позволить ей сохранить хотя бы видимость скромности, не выставляя ее сиськи напоказ.

Ло подошла ко мне сзади, когда я положил руку ей на плечи и ниже на бедра, чтобы обхватить ее ногами.

— Хорошо. Этого должно хватить, — кивнула Ло. — Я пойду проверю, как там Джейшторм и Алекс, и посмотрю, есть ли у них что-нибудь. Крикни, если тебе понадобится дополнительная помощь с ее ногами, — сказала она, направляясь к двери, бросая на меня взгляд теплых, но настороженных карих глаз, который я не мог полностью расшифровать. Это была почти печаль и смирение, смешанные с решимостью. Как будто она понимала, через что прошла девушка и что нужно, чтобы прийти в себя. Черт, может, и так. Это не мое дело.

— Я знаю, что ты пытаешься быть нежным, — сказала женщина, когда они с парнем перебрались на кровать, разложив кучу предметов на полотенце, — но тебе нужно держать ее крепче.

Я кивнул, медленно сжимая ее, усиливая давление, пока не убедился, что у нее нет ни малейшего шанса вывернуться. Ее лицо было прижато к моей груди, ее светлые волосы выпали из косы. Я на секунду отпустил ее плечи, чтобы собрать все это и сдвинуть набок, чтобы оно не мешало, и почти сразу обнаружил, что от нее сильно пахнет каким-то медом и ванильным шампунем или чем-то еще. Я снова прижал ее, на мгновение забеспокоившись, что смогу сломать ее маленькие птичьи косточки силой своих рук, но зная, что люди способны на большую силу, когда им больно.

Я знал.

Я уже доставлял такую боль раньше.

Я подавил эти воспоминания, прежде чем они успели всплыть на поверхность, тяжело выдохнув, когда парень посмотрел на меня. — Готов? — спросил он.

— Нет, — честно ответил я, и он кивнул, но продолжил выливать бутылку с перекисью на спину Пенни.

Ее тело дернулось против моего, когда она закричала, но это был далекий, сонный звук, и я понял, не имея возможности видеть ее лицо, что она все еще была в основном без сознания. Я надеялся, но точно знал, что она останется такой на протяжении львиной доли процедуры, пока я наблюдал, как девушка воткнула что-то в несколько мест на спине, вероятно, что-то, что было попыткой обезболить.

Я задавался вопросом, наблюдая, как они молча работают, используя различные предметы, как, черт возьми, Хейлшторм получил припасы, которые у них были. Из того, что я понял, у них была целая больничная палата, установленная в их комплексе на холме, и что она была снабжена, как настоящая, черт возьми, больничная палата, все те же принадлежности, которые вы могли бы найти в любом отделении неотложной помощи. Делая то дерьмо, которое они делали ежедневно, я понимал необходимость этого.

— Ребята, вы уверены, что знаете, что делаете? — услышал я свой вопрос, совершенно не в моем характере. Что я мог сказать? Я беспокоился за нее. Было достаточно плохо, что она будет заклеймена на всю жизнь; я надеялся, что у нее не будет инфекции, чтобы сопровождать это.

— Я был фельдшером, — сказал парень, не поднимая глаз, продевая нитку в иголку для сшивания.

— А я была медсестрой в армии, — добавила девушка, хватая пинцет. — Не волнуйся. Мы видели и имели дело с гораздо худшим, чем это, — сказала она, посмотрев на меня на секунду, прежде чем они двинулись к ее спине.

Это был единственный разговор между ними, пока они медленно работали.

Я, да, я был занят, пытаясь удержать тело Пенни, пока она корчилась в бессознательном состоянии.

— Ой! — закричала она несколько минут спустя, когда ребята из Хейлшторма только наполовину закончили шить. Она вскинула голову, и ее широко раскрытые, растерянные и полные боли глаза смотрели на меня, слезы делали их размытыми. — Ой, — снова захныкала она, качая головой.

— Тебе накладывают швы, — сказал я ей, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, в то время как слезы навернулись, заскользили по ее ресницам и скатились по щекам. — У тебя ужасный порез на спине, и его нужно зашить.

— Больно, — сказала она глубоким от боли голосом. — Все болит, — добавила она.

— Я знаю, детка, — сказал я, слегка кивнув. — Подожди еще пару минут, и все будет кончено. Они дадут тебе несколько таблеток, чтобы облегчить это, — добавил я, не зная, будут ли они, но поняв, что если они снабжены полной гребаной аптечкой с обезболивающим средством, то, вероятно, у них в сумках тоже были какие-то чертовы Окси (прим.перев.: оксидон — полусинтетический опиоид) или Викс (прим.перев.: викодин — сильнодействующее обезболивающее). А если они этого не сделают, черт возьми, я выйду на гребаные улицы и куплю их, если понадобится.

— Вот, — внезапно сказал парень, привлекая мое внимание, и, оставив женщину продолжать, направился к нам с двумя таблетками в руках. Пенни посмотрела на него и покачала головой, глядя на них. — Смотри, — сказал он, поднося таблетку поближе. — Видишь? Там прямо написано «Викодин», дорогая, — подбодрил он. И, конечно же, овальные таблетки помогут. — Возьми их. Не будь героем. Давай закончим без твоих криков.

Пенни посмотрела на меня, словно ища другого мнения. Чувствуя себя совершенно неквалифицированным, я все равно дал его. — Возьми их. Тебе не нужно будет прокусывать себе щеку от боли. Чудеса современной медицины, — добавил я с легкой улыбкой, которой не чувствовал.

Она повернулась к парню и открыла рот, а он положил таблетки и потянулся за пивом, стоявшим на тумбочке, чтобы поднести ее к губам. Она скривила лицо, но сделала глоток, чтобы проглотить таблетки.

— Пятнадцать минут, — сказал он ей, ставя пиво и возвращаясь к своему партнеру на кровать.

— Я не понимаю… — сказала она, глядя на меня и качая головой.

— Не надо. Не думай об этом сейчас, — настаивал я, отпуская ее плечи, чтобы я мог прижать ее голову к своей груди. — Закрой глаза и делай глубокие вдохи, пока таблетки не подействуют.

Я позволил своим пальцам на секунду погрузиться в ее волосы, пока не почувствовал, как она сделала несколько глубоких вдохов, затем снова обнял ее за плечи, крепче.

Женщина посмотрела на меня из-за спины Пенни и поморщилась, и я подумал, что если она так смотрит на меня, будучи армейской медсестрой, то это дерьмо скоро станет еще хуже.

— О боже… — взвизгнула Пенни, всем телом пытаясь прижаться ко мне. Но я крепче сжал ее, закрыв глаза, когда она начала всхлипывать мне в грудь. Моя рука скользнула ниже по ее спине, моя ладонь врезалась в одно из ее бедер, удерживая ее ноги, чтобы Пенни не смогла пошевелиться.

— Ш-ш-ш, — сказал я, положив щеку ей на макушку. — Ш-ш-ш. Почти все закончено, — пообещал я, но я чертовски хорошо знал, правда это или нет, но мне нужно было утешить ее, даже если это было ложью.

— Прекратите, — взмолилась она. — Пожалуйста, пожалуйста, остановитесь, — закричала она, ее руки обхватили мою спину и впились достаточно сильно, чтобы поцарапать мою кожу, если бы на мне не было футболки.

Беспомощный, я продолжал шептать ей, даже не будучи чертовски уверен, что говорю, когда моя рука погладила ее по плечу, пытаясь дать ей что-то, что не было ощущением чего-то, вонзающегося ей в спину.

— Хорошо. Хорошо. Все готово, — сказала женщина, и я увидел, как она бросила окровавленные ножницы для ниток на полотенце, испачкав белый материал красным. —Дыши, милая, — сказала она, и была права, Пенни затаила дыхание. По инструкции она издала сдавленный вздох, который перешел в рыдание. — Мы просто нанесем на него немного мази, а потом забинтуем, хорошо? — спросила она, искренне ожидая разрешения.

Пенни кивнула головой мне на грудь, и они быстро приступили к работе.

— Дюк, дай ей немного подняться, — проинструктировал меня парень, и я положил обе руки ей на плечи, немного отодвинул ее назад и поднял глаза, когда ее голубые глаза расширились, внезапно полностью осознав тот факт, что она была голой, за исключением зелено-белых трусиков с леопардовым принтом.

— Они профессионалы, — сказал я ей. — И мои глаза на твоем лице, — добавил я, и она слегка кивнула мне.

— Я знаю тебя, — сказала она, глядя на мое лицо, ее светлые брови на мгновение сошлись вместе, как будто она пыталась узнать меня.

— Вчера я помог тебе, — сказал я.

— Подожди… что? Ты… — начала она, ее глаза стали огромными, пытаясь оттолкнуть меня.

— Нет, нет, я не сделал тебе больно, детка. Я могу выглядеть большим и злым, но я не поднимаю руки на женщин. Я просто… нашел тебя, вот и все, — добавил я, не уверенный в том, как она отреагирует на ситуацию, и не желая испортить все.

Она слегка расслабилась, ее плечи опустились, когда мужчина и женщина медленно начали обматывать ее бинтом. — Большой, — кивнула она.

— Прости?

— Большой, — повторила она. — Не злой, — добавила она с легким зевком, ее веки отяжелели.

Викс начал действовать. Слава богу.

— Хорошо, — сказала женщина, доставая из сумки пакет с эластичными бинтами. — Мы постараемся обернуть ребра как можно лучше, избегая места раны на спине, — сказала она, плавно переходя к тому факту, что на ней был вырезан байкерский символ.

Поэтому они пошли дальше и сделали все, что могли, с этим, что было не так уж много, но все, что угодно, поможет убедиться, что она не слишком их травмирует. Имея ушибы или сломанные ребра полдюжины раз в своей жизни, я знал, что это дерьмо не очень приятно.

— Хорошо, вот, — сказала девушка, привлекая мое внимание, и я понял, что достаточно погрузился в свои мысли, чтобы не заметить, что парень вышел из комнаты. Скорее всего, пошел найти Ло. Девушка стояла на краю кровати рядом с нами, держа в руках одну из моих футболок, собранную в ее руках. — Давай наденем это на тебя, — сказала она, опуская ее на голову. Я отпустил ее плечи, чтобы она могла просунуть руки внутрь, и смотрел через ее плечо на дверь, пока материал не упал на ее тело. — Хорошо. Вот и все. Это лекарство уже подействовало?

— Ммм. Я думаю, да, — сказала Пенни, произнося слова чуть медленнее, чем следовало бы. — Я устала, — добавила она, наклонившись ко мне и положив голову мне на грудь.

Я посмотрел на женщину, которая пожала плечами и пошла собирать использованные принадлежности, бросая их в мусорку, которую она вытащила из моей ванной. — Пусть она на какое-то время потеряет сознание. Когда она придет в себя и проснется, положите ее на левый бок и подложите несколько подушек спереди и сзади, чтобы она не крутилась. А потом ты можешь пойти в церковь, — добавила она, хватая свою сумку, забирая мешок для мусора и направляясь к двери. — О, вот, — сказала она, останавливаясь и доставая из сумки оранжевую бутылочку с рецептом, встряхивая ее, прежде чем бросить на кровать. — Каждые четыре-шесть часов, пока он ей больше не понадобится. Там полно таблеток.

— Эй, — позвал я, когда она открыла дверь и вышла в коридор.

Она обернулась. — Да?

— Спасибо… — сказал я, приподняв бровь, потому что я не знал ее имени.

— Эшли, — подсказала она, кивнув мне. — Мы вернемся, чтобы проверить ее через день или два, — сказала она, затем закрыла дверь и оставила нас одних.

Прижавшись к моей груди, Пенни что-то хмыкала, ее дыхание стало медленным и ровным.

— Как твоя спина? — спросил я, положив одну руку ей на бедро, а другой поглаживая ее руку, которая казалась единственным безопасным местом для этого.

— Ничего не болит, — сказала она сонным голосом. — Это хорошо, — добавила она.

— Поспи немного, — настаивал я, уже чувствуя, как она расслабляется рядом со мной.

— Я не хочу быть одна, — сонно сказала она.

— Я здесь, — сказал я, зная, что мне придется оставить ее, по крайней мере ненадолго, но также зная, что я могу послать одну из женщин, чтобы посидеть с ней.

Как по сигналу, когда я почувствовал, как тело Пенни растворилось в моем, дверь открылась, и вошла Ло, неся две чашки кофе. — Мужчины уходят с детьми и женами. Церковь будет примерно через час. Подумала, что я зайду, чтобы ты мог проверить, как там Рейн.

— Алекс и Джейни что-нибудь нашли? — спросил я, немного неохотно выскользнув из-под Пенни, укладывая ее на бок и набивая подушки вокруг нее, как было указано.

Она кивнула, протягивая мне одну из чашек кофе. — Возьми его. У тебя будет долгая ночь, — подбодрила она, и я так и сделал. — Ну, они пошли с этим делом к Белле и спросили о ней. К счастью, Белла не нанимает Секретную службу в качестве сотрудников, и они быстро выложили информацию. Ее зовут Пенни Уильямс. Ее родители, Бетт и Брайан Уильямс, живут в городе. Ее бабушка, Пэтти Вебер, недавно переехала в «Голубые Горизонты» после перелома бедра, из-за которого, как мы полагаем, она бросила свою жизнь во Флориде и переехала сюда. Она приехала сюда всего два дня назад и переехала в апартаменты Миллер-Гроув. Насколько они могут судить, у нее нет связей ни с одной организацией в Джерси или Флориде. Все указывает на то, что она нормальная, порядочная гражданка, попавшая в дерьмовую ситуацию.

— Из-за меня и Шреда.

— Потому что она оказалась не в том месте и не в то время, — продолжала Ло, отмахиваясь от моего чувства вины. — Это отстой. Этого не должно было случиться с ней. Но это так, и ты найдешь этих ублюдков и получишь удовольствие, заставив их заплатить за то, что они с ней сделали. Через некоторое время она пойдет дальше, спишет это на случайный акт бессмысленного насилия и продолжит свою жизнь.

— В твоих устах это звучит просто. Но ты забываешь, Ло, что она не такая, как мы. Она не привыкла к насилию.

— Было время, Дюк, когда я тоже не была. Но дерьмо случается. Ты справишься. Я думаю, вы забываете, что, в отличие от большинства мужчин, женщины живут с угрозой насилия каждый день своей жизни. Нас мочат пачками. У нас есть бойфренды, которые заставляют нас звонить, чтобы убедиться, что мы благополучно добрались домой. Мы просим людей проводить нас до наших машин, потому что на стоянках темно, и никогда не знаешь, какой монстр прячется в тени. Мы надеемся, что этого никогда не произойдет, но остро осознаем, что для нас это всегда возможно. Я думаю, вы переоцениваете, насколько это шокирует. Конечно, этот шрам на ее спине будет нелегко объяснить, но я думаю, вы будете удивлены, насколько она будет выносливой.

— Может, ты и права, — согласился я, но мне это не понравилось. Мне не нравилось, когда наша грязь прикасалась к кому-то, к кому она не должна была прикасаться. Это не должно было работать таким образом.

— Дюк, ты найдешь их и поверь мне, — сказала она, отвлекая мое внимание от Пенни и возвращая к ней, — Рейн позволит тебе пролить всю кровь, которую ты посчитаешь необходимой, чтобы все исправить. Хотя, я думаю, вы с Волком будете бороться за эту привилегию. Черт, Шред даже, кажется, взрывается из-за этого, и ничто не доходит до него.

Я провел рукой по лицу и глубоко вздохнул. — Да, ну, по крайней мере, этого можно с нетерпением ждать.

— Иди поговори со своими братьями. Я обещаю, что не оставлю ее, пока ты не вернешься, — сказала она, сбрасывая туфли и забираясь в кровать рядом с ней, потянувшись к телефону, уже отправляя какое-то быстрое сообщение.

Я снова посмотрел на Пенни, не понимая, как долго я это делал, пока голос Ло снова не ворвался в мои мысли. — Иди.

— Хорошо, — сказал я, направляясь к двери и выходя в коридор.

Глава 3

Дюк

Я чуть не споткнулся об Алекс и Джейни, которые сидели по обе стороны коридора, Алекс с вытянутыми длинными ногами, Джейни с ее более короткими, свернувшимися под ней. У обеих на коленях лежали гигантские ультрасовременные ноутбуки, а пальцы лихорадочно стучали по клавишам. Рядом с Алекс стоял огромный кофе, а у Джейни был перевернутый и пустой энергетический напиток, а еще один уже был вскрыт.

— Эй, Геркулес, — сказала Алекс, не потрудившись поднять глаза. — Ты прольешь мой кофе, и это будет иметь последствия, как у евнуха.

— Я тоже рад тебя видеть, Алекс, — сказал я, улыбаясь ее типичному поведению. Это было отношение, которое соответствовало, и, возможно, иногда превосходило, крошечную, как птица, покрытую татуировками, черноволосую, голубоглазую крутую подрывницу и эксперта по хакерству, протеже Ло… Джейни. Когда она работала, ее звали Джейшторм, и она была женщиной Волка, единственной цыпочкой, достаточно дикой, чтобы приручить этого зверя.

— Они ее чем-нибудь вырубили? — спросила Джейни, все еще двигаясь на своем ноутбуке, не глядя на меня.

— Да, они дали ей немного викодина. Она в отключке.

— Хорошо. Она будет спать часами, пока мы попытаемся разобраться в этом дерьме, — сказала Джейни немного напряженным голосом. Я мимолетно задумался, было ли это из-за гнева на случайную девушку, замешанную в клубных делах, или потому, что она знала, что это объявление войны со стороны кого-то большого и плохого, и что она, ее муж и большинство людей, которых она любила, будут в опасности из-за этого. Она посмотрела на меня, слегка сдвинув темные брови. — Я попыталась убедить Волка, что это твоя добыча, если уж на то пошло.

— И что он на это ответил? — спросил я с искренним любопытством.

— «Женщина», — сказала она, пожав плечами.

— Стоит любить его односложную задницу, — вставила Алекс.

— Иди поговори с ним и скажи ему. Он поймет, если узнает, что ты несешь ответственность.

— Хорошо, — кивнул я, собираясь уйти, а затем повернулся обратно. — Спасибо за вашу помощь в этом, — сказал я им, зная, что никто другой, вероятно, не сделал этого.

Это заставило их головы резко повернуться ко мне, нахмурив брови. — Странный, — сказала Алекс Джейни, которая кивнула.

Они больше ничего не сказали, и я покачал головой и пошел по коридору в общую комнату, где я нашел только Вина.

— Все снаружи, — тут же сказал он. Если бы вы увидели его в тот момент, вы бы подумали, что все в порядке. Вин был старожилом. Он пережил больше войн за территорию и насилия, чем большинство других членов. Он был спокоен перед лицом хаоса. Но я видел напряжение в его руках, опущенных по бокам, сжатых в кулаки, и то, как подергивался мускул на его челюсти. — С ней все в порядке?

Я пожал плечами. — Посмотрим, когда она проснется, — сказал я, и он кивнул в ответ, понимая.

— Иди и найди президента. Он хочет поговорить с тобой.

Я кивнул и направился во двор, видя повсюду рой кожаных жилетов, настороженные глаза, напряженные тела. Я нашел небольшой круг из Рейна, Кэша и Волка и двинулся к ним, обнаружив, что мою руку схватили сзади, и я повернулся, чтобы найти Шреддера.

— Она была…

— Нет, — сказал я, качая головой. — Только синяки, «П» на спине и сломанное ребро или два.

Шреддер провел рукой по лбу, тяжело выдохнув. — Эти ублюдки заплатят.

— Я поделюсь с тобой этим, но так как я тот, кто должен был держать ее, пока она рыдала и кричала мне в грудь, я буду тем, кто причинит больше всего вреда, — сказал я твердо, не оставляя места для разногласий.

Шреддер кивнул, прикусив щеку. — Да, чувак. Но я тоже должен кое-кого ударить.

— Конечно, — согласился я, направляясь к Рейну, который кивнул в мою сторону.

— Как она? — немедленно спросил Кэш.

— Потеряла сознание благодаря двум таблеткам Викса. Ей наложили швы и перевязали ребра. Кроме этого, только синяки. Они не насиловали ее.

Рейн кивнул. — Насколько все могут судить, она невинная. Явно оказалась не в том месте, не в то время.

— Да, — согласился я, допивая остатки кофе.

— Но теперь она в опасности, — добавил Кэш. — В каком-то смысле ее теперь относят к нам.

Это тоже было правдой. Она не была в безопасности. Особенно теперь, когда мы приняли ее и лечим, как будто она принадлежала нам. Это было так, как если бы я надел на нее жилет с надписью: «Сучка Дюка» на спине. Ее жизнь только что резко повернула в Чертоввиль. Пока угроза не была нейтрализована, она была в беде и, согласна она или нет, под нашей или, по крайней мере, моей защитой.

— Нам нужно, чтобы девушки занялись русскими и колумбийцами, — сказал Рейн, отметая ближайших торговцев оружием. — Тогда нам нужно объединить возможные личные вендетты. Так что мы все должны вытащить скелеты из наших шкафов, — сказал он, внезапно пригвоздив меня своими напряженными карими глазами, зная, как сильно я не хочу этого делать. Не многие из парней знали все мое прошлое. Рейн, Кэш, Волк и Репо знали, потому что они настаивали. Ренни знал, потому что этот ублюдок не мог не совать свой нос в чужие дела. Кроме них, никто больше не имел ни малейшего понятия, и именно так я и хотел.

Я не мог просто вынуть свои скелеты, стряхнуть с них пыль и развесить их, как будто они не были опасны. Это были кости, пропитанные аконитами (прим.перев.: Аконит, или Борец, — это одно из самых ядовитых растений мира). Все, что вам нужно было сделать, это коснуться их, и у вас была бы полиорганная недостаточность (прим.перев.: Синдром полиорганной недостаточности развивается в результате одновременного или последовательного нарушения функций нескольких органов). Ты был бы мертв прежде, чем узнал бы об угрозе.

— Никому из нас это не нравится, — добавил Волк, и я посмотрел на него, зная, что его скелеты тоже были не из приятных, когда он становился полным Халком, бушевал и убивал людей изобретательно жестокими способами.

— Здесь все по-другому, и ты это знаешь, — добавил я, и Кэш кивнул.

— Мы не просим тебя делиться всеми уродливыми подробностями, просто скажи нам, есть ли у кого-нибудь из этих ублюдков зуб на тебя или на нас.

— Да, хорошо, — кивнул я, зная, что это был длинный список. Это был длинный, чертовски уродливый список. У каждого человека в моем прошлом была причина хотеть причинить мне боль любыми доступными средствами. И они были достаточно сумасшедшими, чтобы взять на себя MК, чтобы сделать это. Тем не менее, моя интуиция подсказывала мне, что это не мое прошлое входит в мое настоящее. Дело было не во мне. Но я также знал, что должен раскошелиться на информацию. Выбора не было. Безопасность всего клуба была под угрозой.

— Куда делись дети? — спросил я, зная, что Джейни и Алекс все еще наверху.

— Брейкер предложил привезти Саммер и моих детей вместе с Малкольмом, Мейз и Сетом к нему домой. Он на том холме, который позволяет ему видеть за много миль. Это безопаснее, чем находиться здесь или в наших домах без нашего присмотра. Шот, Пейн и их семьи, скорее всего, не подвергаются риску, поэтому они просто продолжили свой путь.

— Верно, — кивнул я, не совсем понимая, как, должно быть, плохо было мужчинам с семьями находиться на войне, знать, что их близких могут использовать против них. Наверное, в каком-то смысле мне чертовски повезло, что у меня не было никого, на кого мне было бы не наплевать.

За исключением девушки в нескольких ярдах от нас в обезболивающем сне, потому что она остановилась, чтобы поговорить со мной на две минуты.

— Что это за дерьмо, черт возьми? — спросил знакомый голос, когда подошел. Я не заметил, что Ренни отсутствовал большую часть дня, пока не обернулся и не увидел, как он подходит.

Он был молод, когда работал со мной почти семь лет назад, тогда ему едва перевалило за двадцать. Он немного утратил свою юношескую худобу, нарастил немного мышечной массы и стал более угрожающим. Его рыжие волосы были немного короче там, где он обычно держал их длиннее. И хотя он всегда был поклонником татуировок, сейчас он был весь ими покрыт.

Едва он остановился возле нас, как схватил пачку сигарет и достал их, чтобы закурить.

— Передай одну, — сказал Кэш, удивив всех нас. Он бросил курить почти десять лет назад, когда только Рейн познакомился с Саммер.

— Братан, Ло перевернет дерьмо, — сказал Рейн, выдавив веселую улыбку, когда Ренни протянул одну и закурил за Кеша.

— Она поймет, — сказал он, пожимая плечами, когда дым окутал нас.

— А где девушка? — спросил Ренни, ожидая ответа от Рейна.

— В комнате Дюка, — сказал он.

Раздражающий, как черт, пронизывающий светло-голубой взгляд Ренни остановился на мне, наблюдая за мной в течение минуты, а затем кивнул, как будто просчитал меня.

Я чертовски ненавидел это дерьмо.

Мы могли бы быть братьями в MК, но я был почти уверен, что мы никогда не оправимся от того дерьма, которое он затеял много лет назад, когда мы еще были кандидатами, закончившееся дракой с нокаутом, которую, черт возьми, в конце концов растащила Мейз.

И меня это вполне устраивало.

— Так что у нас есть что-нибудь? — спросил он, все еще молодой, все еще жаждущий драки. О, снова стать двадцатишестилетним и непобедимым.

— Пока ни хрена, — сказал Кэш, закрыв глаза и глубоко затянувшись.

— Ни с кем больше не случалось ничего подобного? Что-нибудь похожее на обычное уличное насилие, от которого копы отмахнулись? — спросил он, пытаясь составить профиль мужчин, делая то, для чего его воспитывали, со своими больными, как черт, родителями.

— Насколько нам известно, нет. Но ты же знаешь, что такое дерьмо бывает. Мужчины идут в бары и попадают в то, что кажется случайным дерьмом, — сказал Рейн, покачав головой. — Но никто не охотился ни за нашими детьми, ни за женщинами. Это дерьмо никто не будет искать.

— Почему они напали на эту девушку? — спросил Ренни, глядя на меня.

— Мы с Шредом вчера помогли ей. Вот и все. Две минуты.

— Личное? — спросил Ренни, но посмотрел на Рейна. — Если бы они охотились за Саммер, Мейз или Джейни… Было бы легче, более легкие цели…

— Верно, но они также являются более защищенными целями. Саммер почти всегда здесь или дома с этим забором вокруг дома. Никто не может добраться до дома Волка, и даже если бы они могли, Джейни — гребаная дикая кошка, — сказал Рейн, слегка улыбаясь. — Кроме того, она принадлежит не только Волку, но и Хейлшторму. И я не думаю, что найдется много людей настолько глупых, чтобы захотеть взять на себя этих ублюдков. А Мейз обучена больше, чем половина здешних парней. Если они и искали быструю и легкую цель, то это были не наши женщины.

— Совершенно верно. Но это было тупо — выбрать какую-то случайную девушку, которую они здесь раньше не видели, у которой была всего лишь двухминутная беседа у ворот, — настаивал Ренни. — Итак, либо они просто тупые и недостаточно внимательно следят, либо они просто хотели быстро отправить сообщение, и это был самый простой способ.

— Значит, ты ничего не можешь нам дать, — задумчиво произнес Рейн.

— Пока нет, — согласился Ренни. — Может быть, когда девушка проснется и сможет дать нам какие-нибудь описания, или места, или даже просто обрывки разговора, который она могла подслушать.

— Верно, — согласился Рейн.

— Ты, блядь, не будешь допрашивать ее, — сказал я низким, убийственным голосом, глядя на Ренни.

Он посмотрел на меня, приподняв одну бровь, на секунду оглядывая меня. — Я не совсем говорил о том, чтобы пытать ее здесь, — сказал он с ленивой усмешкой, отбрасывая одну сигарету и уже потянувшись за другой. — Но ты должен был знать, что Рейну захочется это знать…

— Рейн, — вставил я. — Но не ты.

— Дюк, если кто-то и сможет что-то из нее вытянуть, так это Ренни, — попытался урезонить меня Кэш. — С этими гребаными рыжими волосами и кокетливой атмосферой она вряд ли увидит в нем угрозу. А в Рейне, да, — сказал он, указывая на своего брата, который сверху донизу кричал: опасно.

— Я знаю, что у вас двоих есть какая-то история, — вставил Рейн, пристально глядя на меня, — но тебе нужно забыть это дерьмо. Это угроза, и мы должны как можно скорее разобраться в ней. Тебе может не нравиться Ренни, но он не причинит вреда девушке.

— Дамы любят меня, — добавил Ренни с улыбкой, которая, вероятно, действовала на юбки.

Может быть, это тоже было частью этого. Ренни умел обращаться с людьми. У него была открытая, забавная, непринужденная, кокетливая внешность, очень молодая и не угрожающая. И если рыжеволосые были девичьей слабостью, то он был хорош собой, и разговорчив, чтобы сочетаться с его привлекательной внешностью. Тем не менее, это была только половина картины Ренни. Под всем этим была тьма, которую он держал похороненной. Вместе с этой темнотой пришла навязчивая потребность докопаться до сути дерьма, которое его не касается. Он не был доволен, пока у него не было вашего досье, пока он не узнал, кому вы перешли дорогу, пока он точно не узнал, что сделало вас таким, какой вы есть. У него было два лица, и то, которое он скрывал, было немного больше злодеем, чем союзником, немного более опасным, чем его внешне дружелюбная внешность заставляла вас поверить.

Я обнаружил, что не хочу, чтобы он понравился Пенни.

И я не хотел, чтобы Ренни знал, как она себя чувствует.

Но, как бы то ни было, на самом деле это был не мой выбор.

Рейн был прав: угроза была реальной и неминуемой. Я не мог бороться с этим и тратить драгоценное время. Я все равно проиграю.

Поэтому я прикусил щеку, чтобы держать свои возражения при себе.

— Сейчас она спит под воздействием викодина, — сообщил Кэш. — Но как только она проснется, — сказал он, глядя на Ренни, — ты пойдешь и посмотришь, что можно достать. Тогда, может быть, нам будет на чем сосредоточиться, вместо того чтобы стоять здесь, засунув пальцы в задницу, и наблюдать за забором, как будто на нас вот-вот нападут из засады.

И снова они не ошиблись. Чем больше проходило времени, тем больше мы отставали. Нехорошо работать в обороне. Мы были людьми действия и чувствовали себя гораздо комфортнее, находясь в наступлении.

И с семьями, о которых нужно беспокоиться, большинство членов клуба жаждали, чтобы все было сделано быстро и как можно меньше крови пролилось на нашей стороне.

Итак, все было улажено.

Ренни поговорит с Пенни.

И мне пришлось с этим смириться.

Тем не менее, когда пару часов спустя я поймал Ренни, направляющегося внутрь и в сторону моей комнаты, я поставил свое пиво и последовал за ним, заняв пост охранника в коридоре, прижавшись спиной к стене, готовый войти, если все пойдет не в том направлении, в котором мне хотелось бы.

Примерно через тридцать минут после того, как он вошел, я получил сигнал.

— Я сказала, убирайся к черту! — закричала Пенни на удивление сильным и требовательным голосом.

Глава 4

Пенни

Просыпаясь, я испытывала странное чувство, будто пытаюсь всплыть на поверхность через глубокую воду. Я могла слышать разговоры, осознавая, что я не одна, и была слегка обеспокоена этим фактом, учитывая, что я жила одна, но, похоже, я не могла собраться с силами, чтобы полностью проснуться. Я просто лежала там, чувствуя, что тело почти гудит, разум наполовину спит и наполовину бодрствует, казалось, целую вечность.

Голоса медленно становились громче, как будто ближе, заставляя меня ворчать и пытаться пробиться сквозь тяжесть, удерживающую меня, находя мой разум и тело странно несговорчивыми.

Это было почти так, как если бы меня накачали наркотиками.

И в ту секунду, когда эта мысль прорвалась в мой вялый мозг, она разбудила его. Это заставило все мое тело проснуться. Мои глаза распахнулись, и мое тело дернулось, пытаясь немедленно сесть, только чтобы быть сбитой собственным криком от пронзительной боли в боку, в ребрах, и тянущего ощущения по всей спине. Это даже не говоря о пульсирующей боли, которую я чувствовал на своем лице.

Слово «одурманенный» заставило мой очень одурманенный разум вспомнить, что произошло. Мне давали наркотики. Конечно, по рецепту, но все же. Мне дали обезболивающее, потому что я проснулась от того, что кто-то зашивал мне спину, крепко держа в объятиях этого горячего блондина с пучком на голове, твердого, как камень байкер, который подсказал мне, как добраться до «Беллы» днем раньше.

— Эй, полегче, милая, — тут же произнес женский голос, ее рука легла на мою руку, чтобы подтолкнуть меня обратно к кровати. — Все в порядке. С тобой все в порядке. Просто приляг на минутку.

— Нет, я… — сказала я, качая головой, оглядывая незнакомую комнату с замиранием в животе.

Если и было что-то, чего женщина не хотела, так это просыпаться, чувствуя себя накаченной в незнакомом месте. Если, конечно, это место не было больницей. Но, судя по серым стенам и чересчур мужской атмосфере и запаху, в целом слишком привлекательному запаху, что я могла добавить, это определенно была не больничная палата.

И единственная причина, по которой это было даже смутно знакомо, заключалась в том, что в последний раз, когда я была в сознании, меня держал незнакомый мужчина, когда мне зашивали спину и я плакала от боли.

— Ты в лагере МК Приспешников, — произнес ровный мужской голос, незнакомый, и когда я повернула голову и посмотрела в другую сторону кровати, я нашла источник.

Он был высоким и худощавым, с татуировками, змеящимися по его обнаженным рукам. На нем была черный кожаный жилет, а под ним — белая майка, черные джинсы и черные слипоны. У него было угловатое лицо, острые скулы, сильный лоб, привлекательный рот. Его глаза были пронзительно голубыми. И, возможно, самой примечательной чертой, которой он обладал, были его медно-рыжие волосы, которые он подстриг немного длиннее на макушке и ближе к бокам. Каким-то чудом он оказался совершенно лишенным веснушек.

Рыжеволосый байкер.

Мне почти хотелось рассмеяться.

— МК Приспешники, — повторила я, мой голос звучал хрипло, грубее, чем обычно.

— Место, где тебе вчера помогли и подсказали. Мы нашли тебя сегодня избитой, поэтому принесли сюда и привели в порядок.

Я кивнула на это, находя в этом правду.

Но что-то не сходилось.

— Почему ты не отвез меня в больницу?

Почему меня подвергли полевой медицине, когда я могла получить комфортный, безболезненный опыт зашивания в больнице?

Парень выглядел немного застенчиво, засунув руки в передние карманы, отчего его плечи слегка ссутулились, придавая ему мальчишеский вид.

— Видишь ли, если мы приведем тебя туда, они подумают, что это сделали мы.

— Почему? Потому что вы байкеры? — спросила я, чувствуя, как за глазами начинает пульсировать головная боль.

— Да, большинство копов не слишком хорошо относятся к таким, как мы.

— Но ты не причинил мне боли, — сказала я, сдвинув брови, пытаясь соединить воспоминания воедино, обнаружив, что это труднее, чем я думала. Но я знала одно — эти Приспешники не были теми, кто причинил мне боль.

— Мы это знаем, и ты это знаешь. Но ты была не совсем в сознании, когда мы тебя нашли. — Парень придвинулся ближе к краю кровати, заставив меня обернуться, и мой взгляд упал на женщину, сидящую там.

Она была хорошенькая. Где-то тридцати или чуть за сорок, с длинными прямыми светлыми волосами, карими глазами, большой грудью и длинными ногами. На ней были зеленые брюки цвета хаки и коричневая майка, демонстрирующая ее сильные руки. В ней было что-то, и я не могла точно сказать, что именно, но было что-то, что создавало у меня впечатление о ее способностях. Она была способной. В чем именно, я не была уверена. Казалось, во всем.

— Меня зовут Ло, — сказала она, заметив, что я смотрю на нее. — А этот рыжий байкер — Ренни.

— А ты Пенни, верно? — спросил Ренни, обхватив руками лодыжки женщины и согнув их вверх, так что ее колени поднялись к груди, и он смог сесть у ее ног.

— Ах, да. Откуда ты это знаешь? — спросила я, внезапно осознав две вещи. Я не знала, где моя сумочка. И я была не в своей одежде.

Кто-то раздел и переодел меня.

— Эй, эй, — сказал Ренни тихим и спокойным голосом, растягивая слова в конце, как вы делаете, когда разговариваете с испуганным ребенком. — Мы знаем твое имя, потому что вчера ты сказала его Шреддеру и Дюку. Здесь не происходит ничего жуткого.

— Где моя одежда? — спросила я, глядя на женщину, почему-то надеясь, что она поймет мое огорчение по этому поводу.

— Твоя рубашка была порвана, — вместо этого ответил Ренни. — И ее пришлось снять, чтобы наложить швы на твою спину.

— Хорошо. Да, — сказала я, кивая. — Прекрасно. Но где мои штаны? — спросила я, зная, что болит почти везде, кроме талии, за исключением небольшой боли в одной из лодыжек, как будто я, возможно, подвернула ее или что-то в этом роде.

Эти двое обменялись взглядами, молча сообщая что-то, что заставило меня напрячься и медленно подталкивать себя в сидячее положение, чувствуя материал моих трусиков и испытывая легкое облегчение от этого факта.

— Я спросила тебя, где мои штаны. И, пока вы этим занимаетесь, вам нужно будет объяснить, почему они исчезли в первую очередь.

Затем мой разум отправился дальше.

Потому что, в самом деле, куда еще они могли деться?

Вы оказываетесь в странной комнате в байкерском лагере, полном грубых и крутых мужчин без штанов, вот куда это пошло.

Это слово из тринадцати букв, которое почему-то было хуже, чем любое другое, которое я когда-либо слышала в своей жизни.

Они снова переглянулись, и женщина, Ло, покачала головой. Все мои надежды на то, что она станет моим союзником, вылетели в метафорическое окно. Метафорическое, потому что в комнате не было настоящего. Это была еще одна странная вещь. В какой спальне не было окон?

Мое сердце перешло в овердрайв, казалось, застряло в моем пищеводе достаточно высоко, чтобы я почувствовала, что задыхаюсь от него.

— Убирайся, — услышала я свой голос, низкий, предупреждающий. Я никогда раньше не слышала такого собственного голоса — холодного, почти противного. С другой стороны, я никогда раньше не чувствовала себя такой уязвимой и растерянной. Они удивленно посмотрели на меня, но ни один из них не двинулся с места, чтобы покинуть комнату. На самом деле, женщина потянулась ко мне, а мужчина наклонился ближе. — Я сказала, убирайся к черту! — закричала я, заставив их отпрянуть.

И примерно через секунду дверь спальни распахнулась, я думаю, удивив нас всех.

А потом появился он.

Я его не знала.

На самом деле он был почти незнакомцем.

Но он заставил своего друга прекратить флиртовать со мной и, возможно, заставил меня опоздать на собеседование. Затем, когда я проснулась в его сильных руках, расстроенная, страдающая и смущенная, он обнял меня и прошептал мне на ухо ободряющие слова, в то время как его пальцы гладили мое плечо, пытаясь утешить меня.

Он был никем.

Но каким-то образом его присутствие вызвало прилив облегчения в моей нервной системе, заставив мое сердце вырваться из горла и успокоиться в грудной клетке, где ему и полагалось быть.

Он действительно был хорош собой.

Я тоже поняла это накануне. Его друг был хорош собой, у него был подвешенный язык и все такое, но неуклюжий белокурый байкер с мужским пучком, сильным мужественным лицом и глубокими голубыми глазами, да, он был тем, к кому меня сразу потянуло. Затем он указал мне, куда мне нужно идти, и я была благодарна ему за то, что он тоже был порядочным парнем.

Но, стоя в дверном проеме, словно темный ангел-мститель, он выглядел даже лучше, чем накануне, когда стоял на солнце. Все в нем казалось напряженным, угрожающим. И его темно-синие глаза почему-то были устремлены на рыжеволосого парня, Ренни.

— Дюк, мы справимся, — сказал Ренни, вставая с кровати и поворачиваясь лицом к брату-байкеру.

— Не похоже, чтобы ты справился. Похоже, ты ее пугаешь. Рейн хочет, чтобы ты поговорил с ней, хорошо. Но ты, черт возьми, травмируешь ее.

— Мне кажется, я знаю немного больше о… — начал Ренни.

На это губы Дюка сложились в почти жестокую усмешку. — Да, ты бы так и сделал. Не так ли?

— Не надо, — сказал Ренни, сжимая руки в кулаки, придвигаясь на шаг ближе, заставляя Дюка тоже напрячься.

— Притормозите, мальчики, — сказала Ло, забавляясь, и когда я оглянулась, она действительно улыбалась. Как будто их искрящаяся, изменчивая энергия не вызывала у нее такой тревоги, как у меня. Странная.

— Что ты будешь делать, если я не… — начал Дюк, делая шаг вперед, заставляя женщину встать с кровати и отойти на несколько футов, пока она не оказалась почти между ними, но слегка отступила назад.

— Почему у меня нет штанов? — спросила я, на этот раз обращаясь к Дюку. При звуке моего голоса его плечи расслабились еще больше, и он перевел взгляд на меня. Область вокруг его глаз на секунду напряглась, прежде чем они расслабились. — Они мне не говорят, — добавила я, когда он ничего не сказал.

— Никто точно не знал, что с тобой случилось, — начал он. — Итак, когда медсестра пришла сюда, она сделала набор для изнасилования.

Так оно и было.

Слово из тринадцати букв, о котором я изо всех сил старалась не думать.

Боже, это было так уродливо.

Изнасилование.

Так же уродливо: набор для изнасилования.

У меня взяли набор для изнасилования, пока я была без сознания.

Мой желудок болезненно скрутило, а во рту пересохло.

— И что? — спросила я, звук был едва громче шепота.

Он покачал головой еще до того, как открыл рот. — Нет, детка.

Облегчение было таким, словно из меня выжали весь воздух, и мне пришлось немедленно сделать глубокий вдох, чтобы заменить его, на мгновение крепко зажмурив глаза в безмолвной благодарности.

— Слава Богу, — пробормотала я.

— Вот, — сказал Ренни, улыбаясь мне, но его глаза казались более настороженными, менее дружелюбными. — Это решено. Теперь ты можешь вернуться в холл и дежурить как сторожевой пес, пока мы с Пенни пару минут поболтаем.

— Не обижайся, — сказала я, качая головой, — но я действительно предпочла бы, чтобы он остался.

— Милая, — сказал Ренни, качая головой. — Я обещаю, что не собираюсь причинять боль…

— Как бы то ни было, — сказала я, крепко сжимая бедра и наклоняя их в сторону, — я буду чувствовать себя более комфортно, если он останется.

— Я здесь, — сказал Дюк, скрестив руки на груди в самом последнем жесте, как будто, что бы ни говорил парень Ренни, он никуда не денется.

— Я пойду найду Рейна, — сказала Ло, покачав головой, и направилась к двери.

— И вообще, зачем мне с тобой разговаривать? — выпалила я, сама себе удивляясь. Я думаю, что замешательство и страх сделали меня немного смелее, чем обычно.

— Мы просто хотим знать, что ты помнишь о том, что с тобой случилось, — сказал Ренни, пожимая плечами и отодвигаясь, чтобы опереться на край комода в нескольких футах от него. Это было достаточно близко, чтобы он все еще чувствовал, что находится в моем пространстве, но достаточно далеко, чтобы он не мог прикоснуться ко мне, если протянет руку. У меня сложилось отчетливое впечатление, что все, что он делал с тех пор, как вошел в комнату, кроме ссоры с Дюком, было очень целенаправленным, взвешенным. Я не знаю, откуда взялась эта идея, но так оно и было. Мне показалось, что он ведет себя не по-джентльменски.

— Хорошо. Но, опять же, разве я не должна рассказать об этом полиции?

— Конечно. Ты можешь это сделать. Но мы хотели бы услышать это первыми.

Ложь.

Это была наглая ложь.

По какой-то причине они не хотели, чтобы я разговаривала с полицией.

— Пенни, — сказал Дюк и услышав мое имя внутренности странно задрожали. Я оглянулась, он скрестил руки на груди. — Нам нужно знать, кто это, чтобы мы могли их найти.

В этом был какой-то смысл. Я не была настолько глупа или наивна, чтобы пропустить это.

Они не хотели их искать, чтобы передать полиции.

Они хотели найти их, чтобы сделать с ними что-то гораздо более жестокое.

Честно говоря, меня это почти устраивало.

Это было ужасно. Я не была таким человеком. Я твердо верила в исправление нашей системы уголовного правосудия, в то, чтобы перестать обращаться с заключенными, особенно не насильниками, как с животными. Я чертовски уверена, что не верю в смертную казнь. Так почему же я вдруг согласилась на уличное правосудие? Потому что это было личное? Потому что я была жертвой?

Каким лицемером это сделало меня?

— Ты даже не знаешь меня, — неожиданно для себя сказала я.

— Я знаю, но дело в том…

— Не надо, — вмешался Ренни твердым голосом.

— Я не знаю, откуда у тебя появилась идея, что ты каким-то образом отвечаешь за меня, — мягко сказал Дюк. — На случай, если ты забыл, мы с тобой на одном уровне.

— Гребаный Иисус , — произнес другой голос позади Дюка, и я оглянулась, чтобы увидеть, как входит еще один байкер.

Лидер.

Именно это слово пришло мне на ум, когда я увидела его. Я не знаю, было ли это просто из-за того, как он держался — высокий и непринужденно доверительный, или из-за того, что командование и опасность, казалось, просачивались из его пор в воздух вокруг него или что-то еще, но да, высокий, темный и невероятно горячий байкер с карими глазами определенно не был на одном уровне с Дюком и Ренни. Если я не совсем ошибаюсь, никто не был на одном уровне с ним.

— У меня уже есть дети. Мне не нужно нянчиться с вашими задницами, — сказал он, его тон подразумевал, что очевидное соперничество Дюка и Ренни было проблемой в течение некоторого времени. — В чем, черт возьми, проблема? Я думал, что приказы были довольно ясными.

Ренни двинулся к лидеру, повернувшись ко мне спиной и говоря достаточно тихо, чтобы я даже не могла разобрать отдельные слова. Лицо вожака было в основном бесстрастным, хотя его глаза дважды переводились на Дюка и один раз на меня.

Лидер отошел от двух других мужчин и направился к кровати, остановившись примерно в футе от ее края, давая мне пространство. — Я — Рейн, — произнес он своим глубоким, серьезным, невероятно сексуальным голосом. — Я тут всем заправляю. Я послал Ренни за информацией о том, что с тобой случилось. Но, по-видимому, я должен делать все сам, — сказал он с небольшим подергиванием губ, на которое мои собственные ответили по причинам, которые я сознательно не понимала. — Дело в том, что тебя избили и оставили за нашими воротами. Мы подумали, что это может быть личным. Мы хотим знать, что происходит, прежде чем кто-либо из наших женщин или детей пострадает. — Пригвоздил он.

Он точно знал, что сказать, чтобы получить от меня то, что хотел.

— На самом деле мы были в разгаре одной из детских вечеринок по случаю дня рождения, когда Дюк увидел тебя, — продолжил он для убедительности.

— Никто не… — начала я, желудок скрутило при мысли о том, что кто-то из детей пострадает.

— Нет, — сказал он, прежде чем я успела закончить. — Но мы хотим убедиться, что все так и останется. Так что все, что ты можешь нам дать, все, что ты помнишь, это поможет.

Я почувствовала, что киваю, глядя через плечо Рейна на Дюка, который уже наблюдал за мной. Проследив за моим взглядом, Рейн тоже посмотрел на Дюка, прежде чем снова посмотреть на меня. — Ты пьешь кофе? — неожиданно спросил он.

— Как кислород.

На это он одарил меня улыбкой, показавшей несколько зубов, и, позвольте мне сказать вам, это было эффективно. — Ренни, ты не мог бы принести нам кофе?

Ренни посмотрел между нами и кивнул, даже не взглянув на Дюка, когда тот выходил.

— Вот так. Так лучше? — спросил Рейн.

— Я не возражала против его слов. Я просто… — я беспомощно подняла руку и уронила ее.

— Понял, — кивнул Рейн, отступая на несколько футов в то же время, когда Дюк двинулся вперед. Это было настолько точно рассчитано по времени, что было почти синхронизировано и, следовательно, практически забавно.

— Как боль? — спросил Дюк, напомнив мне, почему из всех, кого я встречала до сих пор, он был тем, кому я больше всего склонна доверять.

Я посмотрела на него и честно ответила. — Такое чувство, что меня избили.

— Ну, я бы немного волновался, если бы ты чувствовала, что у тебя каникулы на Фиджи, — сказал он, подходя к пустой стороне кровати и садясь на край, но поднимая ногу, чтобы повернуться ко мне лицом. — Что ты можешь нам сказать, детка?

Нежность заставила трепетать мои внутренности на долгую секунду, напоминая мне, как давно мужчина не кормил меня таким вниманием.

Я вздохнула и покачала головой.

Все это было так безумно, так нелепо, так невероятно.

— Не знаю. Когда я уходила от Беллы, мне показалось, что за мной следят. Но я решила, что у меня паранойя, потому что это был новый город и все такое. Я отмахнулась и пошла домой. А на следующее утро я вышла со стоянки своего многоквартирного дома, чтобы выпить кофе… и что-то ударило меня по затылку. Я вышла на секунду. Я не видела никакой машины или чего-то еще, — сказала я, глядя на Дюка, а затем на Рейна извиняясь.

— Все в порядке, — сказал Дюк, пожимая плечами. — Ты снова очнулась?

Я кивнула, воспоминания медленно возвращались, размытые по краям, как последовательность кадров в фильме, затем медленно прояснялись, становясь четче. И как только это произошло, чувства тоже просочились обратно.

Никогда еще не было такого ощущения, как просыпаться на этом холодном бетонном полу. Когда-либо. Это был самый страшный момент в моей жизни. Наконец-то я поняла эту поговорку «Кровь стынет». Моя так и сделала. Я чувствовала, как лед бежит по моим венам, заставляя меня замерзнуть, заставляя мое сердце замедляться и стучать сильнее, как будто оно пыталось бороться с переохлаждением.

— Я очнулась в каком-то заброшенном здании.

— Как ты узнала, что оно заброшено? — спросил Рейн.

— Оно было грязное. Пол был грязным, повсюду валялись старые листья и пыльные ящики.

— На ящиках были надписи? — Рейн продолжал свой мягкий, но почему-то и твердый допрос.

Я глубоко вздохнула, пытаясь сосредоточиться на них в своей памяти. — Гм. Они могли быть выцветшими бело-зелеными с надписью: «Джи Джи Грин» на них? — спросила я, глядя на Дюка, который покачал головой, как будто понятия не имел, а затем на Рейна, который кивнул.

— Это старая ферма, где раньше делали сенокосы, набивали чучела и прочее дерьмо. Ты, вероятно, была в сувенирном магазине. Он закрылся десять лет назад.

Я кивнула, не зная, чтобы добавить к этому.

— Ты была одна? — настаивал Дюк.

Я покачала головой, на секунду опустив взгляд на свои руки. — Нет. Там были два парня, они стояли на расстоянии половины помещения и тихо спорили.

— Они были американцами? — как-то странно спросил Рейн.

— Американцами? — спросила я, нахмурив брови. — Выглядели как кукурузники (прим.перев.: фермеры)? — спросила я со странной улыбкой.

— У них был акцент, детка? — поправил он. — Или говорили на другом языке.

— Ой. Да, нет. Они говорили по-английски, и когда они заговорили со мной, в них, возможно, был намек на нью-йоркский акцент.

— Как они выглядели?

Видите ли, это была самая трудная часть.

Я сидела и смотрела как будто этот дурацкий криминальный сериал по телевизору, где приводили жертву или свидетеля с одним из этих полицейских художников-скетчистов, и я закатывала глаза или поражалась мысли о том, что смогу описать черты лица. Мне это не понравилось. Однажды я описала коллеге Хью Джекмана как «парня с V-образным лицом и бакенбардами». Ей потребовалось больше часа, чтобы понять, кого я имею в виду.

— Они оба были высокими. Но, я имею в виду, для меня… все высокие, — сказала я, указывая на свои короткие ноги. — Но, может быть, как… рост Ренни? — предположила я, сдвинув брови. — Но они были темнее. Темные волосы, темные глаза. Они были белыми, но имели немного загорелый оттенок кожи.

— Черные волосы или темно-каштановые? — спросил Рейн.

— Темно-каштановые. И глаза тоже темно-карие. На самом деле почти черные. На них были брюки и рубашка с пуговицами. Все было темным. Они не были ни толстыми, ни худыми, ни особенно сложенными. Просто… среднее телосложение, я думаю.

— Хорошо. Что случилось потом?

— Потом они поняли, что я очнулась, — сказала я, немного понизив голос.

— Они тебе что-нибудь сказали? — спросил Рейн.

Я сглотнула, втянув щеки и сильно впиваясь в них взглядом в течение долгой секунды. Из ниоткуда гигантская, покрытая шрамами рука Дюка опустилась мне на колено и слегка сжала, а затем просто осталась там. Я смотрела на него долгую минуту. Я подняла глаза, чтобы найти его. Потом я рассказала ему об этом.

— Они сказали: «Теперь начинается самая уродливая часть», и они начали пинаться, — призналась я, морщась при воспоминании о том, как каждый кончик их туфель вызывал волну боли, настолько сильную в моем животе и спине, что я думала, что меня вырвет, как она, казалось, излучалась наружу, пока не охватила все мое тело, пока все, что я чувствовала, не было болью. Я отключалась, плача, умоляя, теряя всякое чувство гордости. Я перекатилась, попыталась подняться на ноги, хватала их за ноги. Я даже укусила одного из их за ногу через штаны. Я не была героем, и небольшой самозащитой, которую я знала, было одно видео на Ютубе, которое я смотрела, которое показывало женщинам, как эффективно выйти из «положения изнасилованной», советуя женщинам никогда не «поворачиваться спиной». Но я никогда не была в ситуации изнасилования, и я снова и снова поворачивалась спиной. В эти моменты я теряла рассудок.

Я была жалкой.

Вот какой я была во всей этой истории.

Жалкой.

Я знала, что это не моя вина. Я знала, что теория изнасилования учит женщин чувствовать, что они должны быть бойцами, чтобы отбиваться от нападающих, вместо того, чтобы учить мужчин никогда не нападать. Я знала, что случайные акты насилия постоянно происходят с лучшими женщинами, чем я.

Но из-за этого я чувствовала себя слабой. Я чувствовала себя уязвимой и побежденной.

И я знала до глубины души, что никогда больше не захочу чувствовать себя так.

Я мысленно сделала пометку заглянуть в местные курсы самообороны или боевых искусств.

Больше никогда.

— Эй, эй, — позвал голос Дюка, нежный, но настойчивый, и я вздрогнула, поняв, что полностью отключилась.

— Прости.

— Все в порядке. Это было болезненно, — сказал Рейн, пожимая плечами. — После пинков и, я полагаю, ударов…

Было много ударов, которые последовали за ударами ногами. Большая часть этого была мне в лицо. Пульсация, которую я чувствовала по всему телу, еще больше доказывала это.

— Потом я лежала на животе и почувствовала, как один из них упал мне на бедра и придавил меня. Я подумала, ну, ты знаешь, — сказала я, качая головой. — Но потом я почувствовала, как мою рубашку разрезали всего за секунду до того, как нож вонзился мне в спину. Я, ах, закричала, — призналась я. Я не была полностью уверена, кричала ли я только от боли. И боль вызывала разрывающее ощущение. Но я думаю, что большая часть этого была шоком, неверием и ужасом. — И я не перестала кричать и сопротивляться, поэтому другой выругался и сказал, что они должны заткнуть меня, пока кто-нибудь меня не услышал. Затем один из них, я не знаю, который, схватил меня за волосы близко к голове, дернул меня назад, затем ударил меня, и я была… снова в отключке. Следующее, что я помню, это то, что я проснулась здесь с… тобой, — сказала я, глядя на Дюка, чувствуя, как мои глаза становятся немного влажными и раздраженными из-за осознания этого.

— Хорошо. Это очень помогло, детка, — сказал Рейн, но я услышала ложь в его голосе. Он повернулся, чтобы пойти к двери, и я обнаружила, что мой голос остановил его.

— Я в… э-э… большой опасности? — спросила я, заставляя его остановиться.

Он обернулся и на секунду замер. — Да, — сказал он с такой убежденностью, что я напряглась. — Я думаю, что да. Вот почему я действительно думаю, что ты должна сопротивляться своему желанию сбежать и остаться здесь, по крайней мере, еще на день или два. Мы не будем принуждать тебя, — сказал он, и я могла бы поклясться, что Дюк напрягся рядом со мной, но я не смотрела, поэтому не была уверена. — Ты здесь не пленница. Но я не думаю, что мне нужно говорить тебе, что здесь ты в большей безопасности, чем в своей квартире. По крайней мере, до тех пор, пока мы не выясним угрозу.

С этими словами он кивнул Дюку, повернулся и вышел.

Я долго смотрел на закрытую дверь. — Он… доходчивый.

Рядом со мной Дюк издал странный фыркающий смешок. — Это один из способов описать его.

Я повернулась к нему, уже чувствуя на себе его пристальный взгляд. — Ты думаешь, мне следует остаться здесь?

— Я думаю, тебе следует довериться своей интуиции, — сказал он, удивив меня. Я полагала, что он поддержит Рейна. — Я понимаю, что все это безумие, и я пойму, если ты не будешь чувствовать себя здесь в особой безопасности. Хотя я бы настоятельно советовал тебе не возвращаться в свою квартиру. Если у тебя есть семья или друзья поблизости, это было бы безопаснее.

— Но что ты думаешь? — я настаивала, зная, что у меня нет друзей и что, хотя я могла бы провести несколько ночей с бабушкой, я не хотела, чтобы вокруг нее возникла какая-то чертова ситуация, в которой оказалась я.

— Тебе лучше остаться здесь.

Я так и думала, что он это скажет.

— Ты будешь здесь? — спросила я, слегка поморщившись от шепота необходимого в этом вопросе.

На это его губы приподнялись, и я даже увидела намек на улыбку. У меня сложилось сильное впечатление, что он не из тех, кто часто находит повод для улыбки, и это делало тот факт, что он дал мне одну из них, еще приятнее.

— Ты в моей постели, — сообщил он мне.

Я была в его постели.

Если я была в его постели, тогда…

— И это ведь твоя футболка тоже, не так ли? — спросила я, пробегая пальцами по подолу.

— Тебе идет, как платье, — сказал он, кивая.

— Да, — сказала я, улыбаясь немного смущенно. — Я думаю, что никогда не стану супермоделью с этими короткими обрубками. — Я остановилась на этом, переводя дыхание, когда огляделась, понимая, как мало комната была похожа, на то что здесь кто-то жил. Если он жил в байкерском лагере, то это было его единственное место. Но это казалось странно безличным. Не было ни безделушек, ни фотографий, ни груды одежды, лежащей вокруг, что говорило о том, что ему было удобно устраивать беспорядок. — Итак, гм, где я буду жить, если решу остаться?

Дюк на минуту склонил голову набок. — Ты останешься здесь.

— Но это же твоя… — начала я возражать.

— Я найду, где переночевать.

— Я не могу тебе этого позволить…

— Все уже решено, — оборвал он меня, вставая с кровати и направляясь к двери.

— Эй, Дюк, — окликнула я, останавливая его. Он повернулся ко мне, его голубые глаза смотрели на меня, и я клянусь, в тот момент они чувствовали, что видят меня насквозь. То, что вышло дальше, я не была уверена, было ли это из-за страха, или из-за чувства комфорта, или просто из-за притяжения, которое я чувствовала рядом с ним, но что бы это ни было, это вышло прежде, чем я смогла подумать, чтобы остановить это. — А то место, где ты останешься, может быть здесь? — когда он тут же поднял бровь, я бросилась дальше. — Я имею в виду. Хм, только не в постели со мной. Очевидно. — Хотя он был не из тех мужчин, которых можно вышвырнуть из постели, если он там окажется. Но это, возможно, было моим давно забытым сексуальным влечением. — Но, может быть, если…

Опять же, губы приподнялись, но, похоже, он пытался бороться с этим, чтобы не было похоже, что он смеется над моей неуклюжестью. Но он был совершенно прав. — Я посмотрю, что можно сделать с раскладушкой, — сказал он как раз в тот момент, когда за ним открылась дверь, и вернулся Ренни с кофе, который не слишком тонко прогнал его.

— Не знал, с чем ты его употребляешь, сладкая, — сказал он, входя, практически швырнув одну из чашек в Дюка, когда проходил мимо, затем поставил мою на тумбочку и полез в карман, где вытащил что-то, похожее на маленькую пластиковую бутылочку для заправки салата, полную молока или сливок. — Итак, я взял сливки и, — сказал он, залезая в другой карман и вытаскивая огромный ассортимент пакетов с подсластителями. — Желтая, голубая и розовая гадость вместе с белой гадость, которая, по моему скромному мнению, является единственным даже отдаленно здоровым подсластителем из этой кучи, — сказал он, имея в виду обычный сахар.

Я улыбнулась, потянувшись за сливками и тремя пакетиками сахара. — Согласна.

— Сладкоежка, много?

— Не надо мне твоего кофейного снобизма, — сказала я, опуская на него глаза.

— Справедливо, — сказал он, улыбаясь легко и ослепительно. Все следы человека, который был в моей комнате некоторое время назад, исчезли. Как будто в одном человеке было две части, и одна не могла существовать, когда присутствовала другая.

Слова «раздвоение личности» мелькнули у меня в голове на секунду, прежде чем я оттолкнула их. Я не была психотерапевтом. Это было не мое дело предполагать. Может быть, он просто был угрюмым чуваком.

Эта версия Ренни мне сразу понравилась. Все в нем казалось легким, мальчишеским, очаровательным и открытым. И я думаю, что после того, как я выросла в обществе, все больше и больше одержимом обманом и секретностью, не было ничего более освежающего, чем открытость.

— Хочешь немного еды к этой дозе? Никто не будет готовить сегодня вечером, когда все это происходит, но всегда есть что-то, что я могу раздобыть, если ты голодна.

Я смутно осознавала, что Дюк все еще был в комнате, наблюдая за нашим общением таким напряженным образом, что я почти чувствовала себя виноватой за то, что улыбнулась человеку, которого он явно ненавидел.

Но это было смешно.

— Я, эм, я в порядке, — солгала я. Я была голодна. Похоже, на их метафорических тарелках было много чего. Мне не нужно было, чтобы они беспокоились о моем пустом желудке. Я могу подождать. Кофе поможет.

— Ты уверена? Я могу взять свою Джулию Чайлд (прим.перев.: американский шеф-повар французской кухни) или Бетти Крокер (прим.перев.: рекламныйй персонаж, лицо торговой компании), — сказал Ренни, переворачивая блин на невидимой сковороде.

— Уверена, ты прекрасно выглядишь в фартуке, — согласилась я. — Но, правда, я в порядке.

— Я прекрасно выгляжу во всем. Или вообще без ничего, — сказал он, шевельнув бровью, что заставило меня усмехнуться, несмотря на серьезность ситуации, в которой я оказалась. — Но если ты уверена, — сказал Ренни, все еще лениво улыбаясь мне. Он посмотрел на Дюка и улыбка исчезла. — Тогда, у нас церковь в десять, — сказал он, и Дюк кивнул.

— Мы будем в конце коридора, — сказал мне Дюк. — Тебе что-нибудь нужно, кричи.

— Думаю, я просто выпью кофе и лягу обратно, — солгала я, одарив их улыбкой. — Но спасибо.

Он кивнул мне и вышел в коридор, но не отошел, потому что, я думаю, что Ренни все еще был в комнате.

— Я проверю тебя позже, блондиночка, — сказал Ренни, подмигнув мне, что на любом другом человеке было бы жутко. Но поскольку он сделал это с ленивой улыбкой, это было мило.

— Хорошо, — сказала я с улыбкой, когда он вышел в холл, и Дюк закрыл дверь.

Потом я осталась одна.

И пока я пила свой кофе, я, черт возьми, не собиралась спать.

Глава 5

Пенни

Я проснулась от того, что что-то хлопнуло, не так далеко от моей кровати, что мое сердце подскочило к горлу, когда мой живот упал вниз, одновременно с тем, как я попыталась вскочить в постели. Попыталась. Потому что у меня болели ребра и швы на спине. Мне удалось на полпути принять сидячее положение, балансируя на ладонях, прежде чем тихий крик боли остановил меня.

Я не собиралась засыпать.

На самом деле, я не думала, что это возможно.

Я была в странном месте, полном странных людей, лишь с несколькими из которых я встречалась, и я была… похищена, избита, мне наложили швы и допросили. Все было чертовски странно. Я не должна была отдыхать настолько, чтобы потерять сознание.

Но какая бы «церковь» ни была, она длилась безумно долго, и в комнате был только телевизор. Я повернулась, обнаружив, что не знаю, как переключить каналы, и расстроилась, смотря глупый телемагазин.

Что я могу сказать, когда они рекламируют долбаные кастрюли и сковородки в течение трех с половиной часов, это было так же хорошо, как горсть снотворного.

Я оставила свет включенным, так что моим глазам не нужно было приспосабливаться, чтобы увидеть, что это за грохот.

Дюк поставил раскладушку у стены с противоположной стороны кровати, на которой я спала. Он повернулся на звук моего болезненного крика, выглядя извиняющимся, насколько это было возможно для большого, крепкого мужчины.

— Черт, извини, — сказал он, качая головой. — Не хотел тебя будить. Руки были заняты, — объяснил он.

А потом я поняла, что это так. Он вошел с раскладушкой под одной из них, потому что другая держала поднос, буквально заваленный едой.

— Сильно проголодался? — спросила я, улыбаясь.

— Для тебя, — объяснил он, подходя к кровати, присаживаясь и ставя поднос между нами. — Понятия не имею, что ты ешь, так что у меня есть всего понемногу.

Так и было.

Там было что-то похожее на сандвич с беконом, латуком и томатами с картошкой фри, сэндвич с жареным сыром, простой рогалик с яйцом и сыром, целое яблоко и банан, авокадо, пакет чипсов, бутылка воды и предварительно смешанный холодный кофейный напиток.

— Ты… ходил за едой для меня? — спросила я, и в моем голосе прозвучал легкий трепет. Наверное, я так долго заботилась о себе, что почти забыла, каково это, когда другой человек делает для тебя что угодно, даже такую мелочь, как принести поесть.

Это было приятно.

Мне это понравилось больше, чем следовало.

— Тебе нужно поесть, — сказал он. Но, судя по всему, ему пришлось побывать в нескольких местах, чтобы получить такое количество еды.

— Конечно, — сказала я с легкой улыбкой, потянувшись за кофейным напитком, обнаружив, что это был аромат мокко, и сказав тихое «спасибо» вселенной за то, что подтолкнула его в этом направлении. — Но я подумала, что вы, ребята, бросите в меня кусок красного мяса и на этом закончите.

На это он улыбнулся, а кожа возле глаз слегка сморщилась. Это было слишком привлекательно. — Такое высокое мнение о нас, да?

— Ну, когда вы думаете «байкер», вы обычно не думаете о кулинарных экспертах.

— Я позабочусь, чтобы это дерьмо не появилось в Репо.

— Репо? — спросила я, делая большой глоток, и мне потребовалось все мое ноющее тело, чтобы не застонать, когда молочно-сладкая шоколадная смесь покрыла мои вкусовые рецепторы.

— Один из старших парней. Есть Рейн, а потом его брат Кэш. Затем есть Волк и Репо.

— У вас, ребята, у всех смешные имена.

— В оправдание я, Рейн, Кэш, Ренни и Волк, мы все родились с ними.

— Серьезно? Кто называет своих детей Волком или Кэш?

— Байкеры, детка, — сказал он, пожимая плечами. — Ты не сможешь выжить на одном кофе, — напомнил он мне, когда я сделала еще один большой глоток.

— Хочешь поспорить? — спросила я, поставив стакан и потянулась за рогаликом с яйцом и сыром. Я понятия не имела, какое сейчас время суток, но после пробуждения обычно хотелось чего-нибудь на завтрак. Я откусила кусочек и закрыла глаза, тихо застонав. — Еда, — кивнула я, продолжая жевать.

— Знал, что ты несешь чушь, Ренни.

— У вас, ребята, что-то происходит. Это может подождать.

— Теперь, когда наша встреча закончилась, ты можешь спуститься на кухню, когда проголодаешься. Я покажу тебе завтра.

Я почувствовала, что киваю, в равной степени счастливая и неловкая от этой идеи. Счастливая, потому что, ну, это было странно — отсиживаться в комнате весь день и ночь. Неудобно, потому что я понятия не имела, как я себя чувствую, прогуливаясь по байкерскому лагерю, где должна была ошиваться кучка суровых мужчин.

— Здесь ты в безопасности, — сказал он, словно прочитав мои мысли. — Знаю, это звучит безумно, потому что все здесь выглядят как неприятности, но никто не поднимет на тебя руку.

Я кивнула, в основном веря ему. — Я ни за что не съем и половины этого, — сказала я, указывая на поднос. — Ты уже поел?

Он покачал головой и потянулся за сандвичем с беконом, латуком и томатами, откусывая большой кусок.

Затем наступила тишина, которая была одновременно удобной и неловкой. У меня было ощущение, что в обычных обстоятельствах мне было бы комфортно молчать рядом с Дюком. Я никогда не была большим болтуном, и, по моему скромному мнению, не было ничего более раздражающего, чем находиться рядом с кем-то, кто должен был заполнять тишину. Но это были ненормальные обстоятельства, и я была избита, одета в его одежду, сидела в его постели, ела еду, которую он мне принес. И я ничего о нем не знала. Или о месте, где я оставалась.

— Можно тебя кое о чем спросить? — спросила я, и он хмыкнул с набитым ртом. — Чем занимаются Приспешники?

Он жевал в течение долгой минуты, и у меня сложилось впечатление, что, возможно, часть этого была для того, чтобы он мог думать. Хотя у меня не было причин верить, когда он говорил, что он не был правдив. — Рейн инвестирует в кучу предприятий. Там есть гараж, в котором работает Репо. Кэш, его жена Ло и женщина Волка, Джейни, управляют тренажерным залом, который специализируется на самообороне, кикбоксинге и прочем дерьме.

Я поела и немного задумчиво посмотрела на него, потянувшись за жареной картошкой. — Но это еще не все, не так ли? — спросила я, нутром чуя, что, хотя, возможно, у них был законный бизнес, было что-то, о чем он мне не говорил. Потому что иначе зачем бы у них был враг, которого они хотели уничтожить, который причинял бы боль женщинам только за то, что они общались с ними?

— Нет, дело не в этом, — признался он.

Я знала, что лучше не спрашивать. Если у них был какой-то криминальный бизнес, они ни за что не расскажут какой-то случайной цыпочке, что это было.

— Скажи мне правду, — сказала я, просто чтобы продвинуть тему вперед. — Насколько плохо мое лицо?

Его голова дернулась ко мне, брови на секунду нахмурились. А потом он посмотрел на меня. Я имею в виду, он посмотрел на меня. Я была почти уверена, что он мог бы сказать полицейскому художнику, сколько у меня волос на бровях, это было так интенсивно. — Оно прекрасно, — сказал он низким, глубоким и… серьезным голосом.

Он имел в виду именно это.

И вот оно снова.

Трепещущее существо в моем животе.

Он думал, что я красивая?

Обычно это ничего не значило. Парни говорили это. Это была простая фраза. Они говорят вам, что вы красивы, и вы должны были поблагодарить их, и тогда они уходили. Это никогда ничего не значило, и у меня никогда не было реакции на это раньше, кроме, может быть, внутреннего закатывания глаз.

Но что-то в том, как он это сказал, в том, как он посмотрел на меня, прежде чем сделать это, это был комплимент, который, казалось, скользнул по мне, проскользнул под мою кожу и поселился внутри.

И глубина, с которой я это чувствовала, заставила меня по-настоящему почувствовать себя неловко, поэтому я закатила глаза с легкой улыбкой. — О, пожалуйста. Я только что посмотрела в зеркало. Оно ужасно.

Это было не так.

Честно говоря, я думала, что будет хуже, чем было на самом деле. То, как оно пульсировало, заставило меня подумать, что части меня будут выглядеть искореженными и сломанными. Но когда я медленно встала с кровати и направилась в ванную, я была приятно удивлена, обнаружив, что все еще остаюсь собой. Ничего не было сломано. Я была всего лишь покрыта пятнышками фиолетового, синего, красного и желтого. Хуже всего выглядели мои глаза, оба почернели не только под бровями, но и над ними. На виске, там, где меня ударили о землю, красно-желтый синяк. А потом на моей левой щеке появился темно-фиолетовый и синий.

Но это было все.

Я имею в виду… это был довольно запутанный способ выразить это, но это было не хуже, чем я думала.

Я попыталась сделать глубокий вдох с облегчением, и боль в ребрах напомнила мне, что, хотя мое лицо не было слишком повреждено, я была избита в другом месте.

— Я не смотрел на синяки, — сказал он легко, правдиво, и я обнаружила, что должна отвести от него взгляд, чтобы реакция, которую я почувствовала, не стала ему ясна. Он позволил мне надолго замолчать, мы оба смотрели, как чрезмерно ухоженный мужчина с волосами, которые были так намазаны гелем, что выглядели как у куклы Кена, держал сковородку, пока какой-то другой идиот болтал по телефону звоня ему. Я ненавидела домашние шопинг-шоу. Я еще больше ненавидела звонивших.

— Магазин, продающий сковородки? — спросил Дюк, очевидно, такой же неуклюжий в светской беседе, как и я.

— Я здесь новенькая, — объяснила я вместо этого, беспомощно махнув рукой на пульт. — Я не знаю, где находятся хорошие каналы.

— Есть вероятность, — сказал он, потянувшись за ним, — где бы ты ни был, хорошее дерьмо никогда не будет на одно или двузначных каналах. Хочешь кино? — спросил он, заходя в меню по запросу и щелкая по каналам подписки.

— Саспенс (прим.перев.: Саспенс — жанр, с использованием художественных эффектов, вызывающих нарастание тревоги в ожидании развязки. Такой прием применяют в остросюжетных произведениях: детективах, триллерах, криминальных боевиках и драмах, ужасах, мистике), — немедленно сказала я, всегда будучи моей слабостью, хотя и не знала почему. Я ненавидела это беспокойное, неловкое чувство. Это меня раздражало. Это меня злило. Но, это всегда стоило того, если ты добирался до грандиозного финала. Я отложила остатки рогалика и потянулась за остатками кофейного напитка, пытаясь сесть, на мгновение забыв о своей спине, прежде чем боль заставила меня громко зашипеть.

Голова Дюка резко повернулась ко мне, поморщившись. — У нас есть еще обезболивающее, если хочешь, — предложил он.

— Пока нет, — ответила я, зная, что в конце концов потянулась бы за ним, если бы не уснула. — Эй, — сказала я, когда его внимание вернулось к телевизору. — Какое сейчас время и день? — спросила я, желая знать.

— Все тот же день. Более — менее. Сейчас два часа ночи.

Я кивнула, когда он выбрал самый новый фильм из этой группы и поставил его. Несмотря на то, что я видела его в кинотеатрах, я смотрела так, как будто это была самая захватывающая вещь в мире. В основном для того, чтобы я не замечала происходящего.

Кое-что о нем.

Например, тот факт, что он сбросил свои большие, неуклюжие армейские ботинки, вытянул длинные ноги на кровати и откинулся на спинку, пока ел. Затем, когда он закончил, поднял руки вверх, вытянув их и положил руки за голову. Я также старалась не обращать внимания на то, как его и без того массивная грудь, казалось, раздвигалась, когда он это делал, и как его руки напрягались под материалом футболки, а татуировки танцевали, когда он двигался. Я также старалась не замечать, как запах его комнаты, который раньше казался мне таким привлекательным, окутывал его.

Почему я замечала эти вещи? Да, вот в чем был вопрос.

Я собиралась пойти дальше и винить в этом тот факт, что я только что прошла через довольно большое испытание после того, как уже изменила свою жизнь и переехала куда-то в новое место, и весь стресс, который пришел с беспокойством о моей бабушке и убеждением, что все идет по плану, или я слишком быстро израсходую свои сбережения.

Да, это определенно было так.

У меня просто был стресс.

И, по-видимому, когда я испытывала стресс, я чувствовала странное влечение к виртуальному незнакомцу.

— Пенни, — позвал Дюк, немного понизив голос.

Я резко повернула голову в его сторону и обнаружила, что он наблюдает за мной. — Что?

— Ты уже пять минут смотришь на пустой экран, — сказал он мне, и когда я посмотрела на телевизор, он, конечно же, был черным. — Хочешь поговорить об этом? — я покачала головой. — Хочешь немного Викса и поспать? — спросил он, и я почувствовала, что киваю, даже не задумываясь об этом.

Он кивнул и вскочил, взял поднос и поставил его на комод. Он схватил с тумбочки пузырек с таблетками и протянул мне две.

С этими словами он позволил мне устроиться, а сам пошел в ванную. Через минуту в душе включилась вода. Я слушала это и не думала, абсолютно не думала о нем под этими струями. Потому что у женщин, которых только что избили и бросили, как дохлую собаку, на обочине дороги, не было сексуальных мыслей о мужчине, который держал ее, пока ей накладывали швы. Даже если от этого человека пахло комфортом и безопасностью, и его глубокий голос шептал тебе утешения, пока ты плакала.

Потому что это было ненормально. Верно?

Я заснула прежде, чем успела решить, может быть, мне понадобится терапия после всего, что было сказано и сделано.

Раздался грохот, крик, визг.

Я проснулась, сердце уже колотилось, тело начало потеть.

Еще один грохот.

Проклятия.

Хруст. Костей.

Я не была слишком хорошо знакома с этим звуком, но я узнала его, когда услышала.

Я пыталась бороться с тем, как переворачивался мой желудок, пытаясь убедить себя сделать вдох, поверить, что я в безопасности за закрытой дверью. Но снаружи шла борьба. И я понятия не имела, были ли это просто разногласия между байкерами или неизвестный враг.

И, сломав ребра, я никак не могла убежать, если кто-то ворвется в эту дверь.

— Дюк, — позвала я шепотом, опасаясь, что меня подслушают, если за дверью возникнет плохая ситуация. — Дюк, — снова попыталась я, глядя на его фигуру в темноте.

Должно быть, он выключил свет перед сном.

Я всегда спала с чем-нибудь. Свет в ванной или телевизор. Я не боялась темноты, но предпочитала свет.

Я медленно поднялась с кровати, когда грохот ударил в стену комнаты Дюка с такой силой, что телевизор закачался на комоде. Тогда я засуетилась вокруг кровати. Я наклонилась и положила руку на спину Дюка.

В ту секунду, когда мой палец коснулся, все его тело пошевелилось, перевернулось на спину, когда я обнаружила, что мое запястье зажато в карающей хватке.

— Ой, — взвизгнула я, пытаясь вытащить его.

— Пенни? — спросил он грубым голосом, не совсем бодрым. Как это было возможно, когда он только что двинулся и схватил меня в течение секунды, было совершенно за пределами моего понимания.

Его хватка тут же ослабла, но он не отпустил меня. Вместо этого его большой палец погладил кожу, которую он почти ушиб, как извинение.

— Там… — начала я, и тут раздался еще один хлопок, заставивший меня сильно подпрыгнуть.

Дюк медленно приподнялся, все еще держа меня за запястье. — Просто парни разбираются, — сказал он мне, его другая рука опустилась на мое бедро, сжимая его. — Возвращайся в постель.

— Но, — сказала я, качая головой, когда посмотрела на него сверху вниз, и смогла разглядеть только блеск его глаз и очертания его лица в темноте. — Ты уверен? Не может быть, чтобы это было возможно… — сказала я, мой голос был немного слабым и дрожащим.

Напуганным.

До этого момента я не была уверена, что поняла этот звук, сорвавшийся с моих губ. Я никогда не слышала его там раньше.