Дьявольские будни

27.

Вообще-то день и так выдался тяжелым. Что такое легкие дни, я уже и подзабыл. А тут столько приключилось - и встреча со строптивицей - Энжи, и с Гавриилом, и с бабушкой, как ее, Катериной Игнатьевной, и суматошная поездка к "Золотым воротам", где я разогнал приличных верующих людей, собравшихся изгонять дьявола, и поквартирный осмотр дома, завершившийся обнаружением трупа. Пора отдохнуть. Я понимаю отдых таким образом - завалиться на диван и попробовать уснуть. Авось получится?

Но мои понятия об отдыхе совершенно не интересуют и не устраивают чужаков, у них - свои понятия. Сегодня их тянет поговорить. А поскольку больше им общаться не с кем, то они достают меня. Мы сидим в труднодоступном кафе на крыше одного из зданий в центре, на свежем воздухе, ужинаем и потягиваем "Хванчкару".

- У тебя есть дети, Люцифер? - внезапно интересуется Ио.

Я едва не проливаю красное вино себе на рубашку, ставлю бокал на столик и отвечаю:

- Ну, конечно, нет.

Но меня разбирает любопытство, поэтому интересуюсь в свою очередь:

- Ты хочешь сказать, что у тебя дети есть? У тебя одной или и у Фэриена тоже?

- Были, - вздыхает Фэриен, - были дети.

- Еще вопрос, если позволите, - мое любопытство вырастает до небес, - а эти дети - они были ВАШИ дети, или от контакта с кем-то еще?

- Ты не поймешь, - отвечает Ио.

- Только потому, что у меня у самого не было детей?

- И поэтому тоже, - снова отвечает она.

- И что ними стало? И, кстати, сколько их было, детей?

- Двое, - после некоторого молчания говорит Фэриен, - они погибли.

- А отчего - ты не расскажешь, - дополняю за него.

- Не расскажу, ты прав.

- Тогда к чему было задавать мне вопрос о детях, если все равно ничего не хотите говорить?

- Нам интересно, нет ли у тебя близких? Мы подумали, что могли упустить какие-нибудь мелочи, - чопорным тоном заявляет Ио.

- Ты думаешь, что моих детей, если б таковые у меня имелись, можно было бы отнести к "мелочам"? - вообще-то она меня задела. Ничего себе "мелочи" - дети дьявола!

- А почему у тебя нет детей, Люцифер? - спрашивает Фэриен, - ты неспособен их иметь?

- Я об этом просто никогда не думал! - надеюсь, этот идиотский разговор скоро закончится.

- Может, тебе помочь? - в голосе Фэриена пробиваются развязные нотки, - пол тебе поменять я могу, оплодотворить тебя - тоже. Хочешь забеременеть, мальчик?

- Какие глупости! - фыркаю я, - кажется, ты забыл, что тело, в котором я нахожусь, не является моим. И думаю, что твое - тоже у кого-то позаимствовано. А значит, детки получатся вовсе не наши, а наших тел.

- Ну и что? А ты представь, как будет забавно!

- Даже представлять не хочу, - довольно резко говорю я.

Поднимаюсь из-за столика, подхожу к краю площадки и облокачиваюсь на резное заграждение. Достаю сигарету, прикуриваю и глубоко затягиваюсь. Смотрю вниз, на все тот же неизменный Крещатик, подсвеченный огнями, живой и яркий в ночной темноте.

Ко мне приближается Ио, забирает у меня сигарету, выбрасывает ее вниз и шепчет в ухо, одновременно лаская его губами:

- Пойдем уже в номер.

Приходится идти.

Почти сразу в номере меня опять же отправляют в душ. А когда я заворачиваюсь в полотенце, сквозь общий фон человеческих обращений ко мне, который я привык не замечать, пробивается нечто неординарное.

Ой, как интересно! Чего это я слышу? Мамочки мои, черная месса! Сатанисты собрались в бригаду и организованной толпой возносят мне хвалу! Нашли время! Делать им больше нечего! Лучше бы работали да детей воспитывали или жен любили. Или кого угодно любили бы, только не устраивали этого посмешища! Мне вроде как некогда, но и оставить такие безобразия безнаказанными я тоже не могу. Хотя и признаю, что на безобразия столь скромная месса не тянет, но могу и побаловаться. Развлечемся перед смертью?

Конечно, я вижу, что именно там у них происходит. Человек двадцать собрались тайно в старой часовенке, натянули подчеркнуто мрачные темные одеяния, этакие плащи на голое тело, укутали свои глупые головы капюшонами, обгадили помещение ритуалами принесения в жертву невезучих по причине черной расцветки пернатых с ближайшего подворья - и довольны. Что-то бормочут на языках, которых не знают. Умный вид делают.

А если кто-нибудь сказал бы им, что это колыбельная на санскрите - не поверили бы, наверно, оскорбились бы, а зря. Ну, а кто им позволит докопаться до настоящих ритуалов и нужных слов, что я, больной, что ли? Вот так, с бухты-барахты позволить кому попало меня вызывать и требовать исполнения желаний - обойдетесь! В конце концов, это дорого стоит!

Я и раньше неоднократно нарывался на подобные веселья, но обычно смотрел на такие проделки сквозь пальцы. Только контролировал, чтобы дело не доходило до человеческих жертв. Ну, а если доходило - им же самим, сатанистам так называемым, становилось хуже. Та-а-ак... посмотрим, посмотрим...

Нет, ну не смешно ли это - у них ножик жертвенный припасен, чаши для сбора куриной крови, а посреди когда-то невинной часовни сооружен алтарь. Чтобы все, значит, не хуже, чем у людей. Что в книжках, двести раз от руки переписанных, прочитали - то и воспроизвели. Старательно. И вообще главное - не антураж, главное - настроение.

А то я не догадываюсь, для чего они мессу устроили. Потрахаться им захотелось без соблюдения приличий. Особенно их верховным жрецам. Если ты уже не красавец (красавица), а любишь трахаться с молоденькими и глупыми, их вовсе не всегда получается удачно снять. А тут - раздолье просто. Молодежь слетается на огонек, мистикой приправленный, ты даешь им отхлебнуть маковой настойки или еще чего-нибудь одурманивающего, что под рукой оказалось - и все, бери - не хочу. И снова, блин, я выступаю в роли приманки. Подождите, это получается, что они, людишки эти мелочные, на моем авторитете свои сексуальные аппетиты удовлетворяют? Ну, нет, это вам даром не пройдет!

У них даже маски надеты под капюшонами, тоже правильно, чтобы потом в случае чего никто из забеременевших после мессы никому не смог предъявить претензий. Или из заболевших веселенькой венерической болезнью.

Алтарь сатанисты используют в качестве траходрома. Поливают кровью, чертят странные знаки, настраивают себя на сексуальный лад. А чуть поодаль у них горит костер. Олицетворение геенны огненной. Ну и конечно, толстые черные свечи расставлены в понятном только им одним порядке.

Они уже настроились на разврат, оглядывают плотоядно друг дружку... самое время устроить им явление.

Наскоро леплю тело из огня, все ж таки свет - моя стихия, даже если он получается в результате костра. Тело у меня выходит славным, от души - сквозь кожу прорываются языки пламени, рога даже несколько тяжеловаты и тянут голову вниз, отчего взгляд выходит еще более насупленным, шипы топорщатся агрессивно и коряво в причудливом беспорядке, создавая дополнительный хаос моему облику, когти такой шикарной длины, будто я их не стриг с рождения, а копыта едва не роют землю... э-э... тут нет земли, каменный пол... ну, ладно, будем считать, что и копыта тоже что-то страшное делают. И, конечно, хвост. Он возносится над моей головой, заменяя ангельский нимб. Смертельно опасный нимб получился. В левой руке сжимаю внушительные вилы, нарочито раскоряченные и приукрашенные дополнительными крючьями. Ах, и в конце концов создаю, собственно, конец. Стараюсь с удвоенной силой, отчего конец получается даже более чем удвоенным. Нет, не раздвоенным, это было бы слишком, просто - утяжеленная версия. Впечатляет. Это чудовище гипертрофированно вздымается мне почти до груди. Вах! Давненько я себя не видел в этаком обличьи! Небось, если в зеркало посмотрел бы - сам бы... скажем, испугался.

И, конечно, в процессе явления я зверски рычу! Р-р-р-р! Я голоден! Жр-р-рать хочу! А ну подайте-ка мне мясца помоложе да послаще!

Увидевши меня, то есть, того, кого они тут долго и упорно вызывали, народ почему-то с воплями начинает разбегаться. Плошки с кровью выпотрошенной курицы летят на пол, забрызгивая красным мечущиеся полуобнаженные тела. Кто-то падает ниц и начинает по-человечески молиться Господу Богу. Ага, вспомнили, наконец, кому молиться положено?

Для порядка плещу в их сторону малой толикой пламени, так, чтоб чуть плащи подпалить, ну, не зажечь, конечно, а только напугать. Впрочем, напугал я их уже достаточно. А чего испугались, собственно? Звали меня? Звали. Ну так я и пришел!

Но разговаривать со мной или возносить мне хвалу дальше уже никто не хочет, перепуганные насмерть сатанисты рванули к выходу так, что их теперь и Гавриил с его крылышками не догонит.

Смеюсь довольно. Позабавился на славу. В следующий раз они крепко подумают, прежде чем собираться по ночам да вершить мрачные ритуалы.

Вдыхаю полной грудью в опустевшей часовне и внезапно замечаю сбоку шевеление. Оборачиваюсь. Ну, надо же! Я этого не заметил. К перевернутому кресту (а какая разница, что перевернутый, крест - он и в Африке крест) привязана обнаженная девчонка. Либо с нее начать хотели, либо она - тоже предмет антуража. Девчонка дрожит и не сводит с меня вытаращенных глаз. Секунду думаю, что будет не совсем правильно сейчас уйти и оставить ее привязанной, вдруг сатанисты до утра побояться вернуться на место свершения ритуала, а она будет вынуждена висеть на кресте бессмысленно. Антураж-то уже никому не нужен. Вообще все подобные украшения не мной придуманы, и моего облика это тоже касается. Это люди сами постарались, у них фантазия буйная.

Приближаюсь к девчонке, параллельно уменьшая все выпяченное напоказ. Вижу в ее глазах все тот же неубывающий ужас и почти все убираю. Но не все, нужно оставаться в образе.

- Ш-ш-ш, - говорю ей, - не бойся, сейчас я тебя отвяжу.

Но стоит мне только протянуть руку, как она начинает бешено извиваться, биться, повиснув на веревках. Ей же больнее.

- Ну, все, все, не буду я тебя есть, успокойся, - бурчу почти нормальным тоном, - вообще людей не ем, люблю кашу.

- Кашу? - девчонка услышала, видимо, знакомое слова и со страху решила его повторить.

- Ага, кашу, пшеничную, - киваю и дотягиваюсь когтем до веревок, удерживающих ее левую руку.

Ловко разрезаю веревку, а девчонка забивается в угол, ее удерживает привязанная правая рука.

Поднимаю чей-то брошенный черный плащ и оборачиваю вокруг талии. Нехорошо пугать ребенка столь развитым достоинством. С другой стороны, этот ребенок тоже пришел сюда не в песочнице играть.

Снова двигаюсь по направлению к ней, будучи уже частично прикрытым.

Она блеет слабым голосом:

- Неужели это ты, Сатана?

- А что, непохож? - интересуюсь для поддержания разговора.

- Похож, - всхлипывает девчонка.

- То-то же, - значительно говорю с умным видом.

Тянусь к ее правой руке, а она вдруг начинает тараторить:

- Пожалуйста, Повелитель, прости, пощади, не обижай, я жить хочу!

- Ну, так и будешь жить, - говорю, - ты молодая совсем, тебе жить да жить. Детишек родишь.

- Нет! - кричит девчонка, и я понимаю, что сболтнул лишнее. Она подумала, что это ей от меня придется детишек рожать.

Она кричит, бьется, как ненормальная, мешает мне разрезать веревку, потому что боюсь зацепить и ее руку заодно.

- А ну успокойся! - рявкаю на нее, - если сейчас не перестанешь дергаться - сразу под меня ляжешь!

Только вы не подумайте ничего такого. Не собирался я исполнять угроз! Просто прикрикнул, чтобы слушалась.

Какими глазищами она на меня посмотрела! Мне даже стыдно стало...

- Да не буду я тебя трогать, только веревку разрежу. Чтобы ты тихо - мирно домой пошла. Хорошо?

А какие слезы по ее щекам текут! Прозрачные, крупные. Красота!

- Хо-о-ро-шо... - заикается бедняга.

Ладно, придется убирать с себя весь ужас. И следующую попытку развязать веревки я делаю уже в почти человеческом облике. Теперь девчонка не дергается и я благополучно освобождаю ее.

Протягиваю ей еще один подобранный с полу плащ. Она берет его, а потом говорит почти смущенно:

- Да у меня тут одежда недалеко.

- Прекрасно, - говорю, - одевайся - и брысь отсюда!

Она опасливо на меня поглядывает, пока я жду, когда она оденется и покинет поле боя. Усаживаюсь на алтарь и оглядываю часовенку еще раз.

- Где я вообще? - спрашиваю от нечего делать.

- В Нижнем Новгороде, - отвечает девчонка.

Одевшись, подходит ко мне уже не так боязливо:

- А ты - правда, дьявол?

- Самый настоящий, - киваю который уже раз.

Лицо девчонки находится на одном уровне с моим, потому что она уже обулась, а я наоборот, присел на алтарь.

Она совсем близко ко мне подходит, смотрит во все глаза.

- Это невозможно, - говорит, - я не верила, что дьявол существует.

Пожимаю плечами:

- Ну, теперь будешь знать, что существует. И даже наблюдает за человеческими поступками. За твоими в том числе. И если что не так - сразу наказывает.

- А ты симпатичный, - внезапно выдает это существо, только что бывшее смертельно напуганным. А что вы хотите - она девушка, и присутствие любого представителя мужского полу действует на нее определенным образом, то есть - взбадривает.

- Я каким угодно могу быть, сама видела, - отрезаю довольно-таки сурово.

- Таким ты мне больше нравишься.

- Ты уже оделась? - спрашиваю, направляя ее мысли в нужное русло.

Не хватало еще, чтобы девочка вознамерилась приобрести себе демонического возлюбленного. Я - не твой уровень, малышка.

- Оделась.

- Ну, так и топай отсюда к папе с мамой.

- А почему ты так ведешь себя при даме?

Охренеть! Рановато я убрал свои адские причиндалы, если эта "дама" позволяет себе такие вольности.

- Потому что, деточка, я - таки дьявол, и не советую меня злить! - заявляю довольно злобно.

- Ты добрый, - говорит она, - ты меня домой проводишь?

Вот это дела! Вот что значит - обойтись без жестокостей!

- Я почти голый, - поскольку больше сказать нечего, говорю то, что думаю.

- Ничего, - она уже улыбается, - тут много одежды осталось, чьи-нибудь джинсы тебе наверняка подойдут.

Она в целом права. Тут неизвестно сколько добираться до ее дома, а на дворе - глухая ночь. Ворчу, но одеваюсь и обуваюсь. Теперь приходится следить за пламенем под кожей, чтобы одежду не спалило.

Выходим из часовни, вокруг темнота и полная тишина, местечко заброшенное, и никто из приятелей-сатанистов не решился вернуться и проверить, что случилось с девушкой на кресте. Сатанисты-эгоисты.

Довожу девчонку до дома и планирую без лишних разговоров удалиться. Не тут-то было...

У девочкиного подъезда ее ждет парень. М-да... Интересно, чего он будет делать?

- Это что такое? - хмуро спрашивает парень.

А ну-ка, ну-ка, посмотрим... судя по всему, парень не в курсе, куда ходит девочка и чем занимается по ночам. Что сейчас будет плести наша детка?

- Это... это... Дэмьен... его так зовут...

Едва удерживаюсь, чтобы не захохотать. Да, думаю, Дэмьен, ребенок Розмари... то бишь, по книге - мой собственный сын. Даже в Нижнем Новгороде читают подобное?

- Ну, здорово, Дэмьен... - недобро цедит парень, - и откуда ты взялся?

- Издалека, - отвечаю.

- И пойдешь ты сейчас, наверно, тоже далеко, - он почти угрожает.

Девчонка понимает, что происходит на ее глазах, отчего эти самые глаза лезут буквально ей на лоб. Правильно лезут. Вот сейчас из-за ее глупости парень рискует погибнуть - только потому, что она ходит на сатанинские мессы и предлагает дьяволу проводить себя до дому. Страх ее, вероятно, велик, но и парень ей, видимо, дорог. Она не дает мне ответить, выскакивает между мной и парнем, цепляется за его руки и начинает молоть чушь:

- Сенечка, пожалуйста, не надо грубить! Я была у подружки, а Дэмьен - ее знакомый, зашел в гости, а я видишь, как допоздна засиделась, вот он меня и проводил. Человек времени своего не пожалел, а ты тут начинаешь...

- Не тараторь, все я понимаю! Трубку ты не берешь, по ночам тебя дома нет, а когда я прихожу незапланированно - тебя провожает какой-то Дэмьен! Уж не звездела бы!

- Все, хватит! - с нажимом говорю я, - не шумите, надоели!

- Эт-то что такое? - еще сильнее заводится парень и делает те два шага в мою сторону, что нас разделяли.

- Сенечка, не надо! - пищит девчонка.

Я смотрю в его глаза и даю ему на пробу немножко той бездны, что колышется за моей спиной - немножко моей памяти.

И говорю, насмешливо растягивая слова:

- Се-енечка, не на-а-адо...

И Сенечка затыкается. Его глаза широко распахиваются, а он медленно отступает назад... испугался мальчик. И где-то там в темноте он натыкается на скамейку и тяжело опускается на нее. Плетью обуха не перешибешь. Да и откуда тут взяться плети?

- Простите его, Повелитель! - девчонка падает передо мной на колени.

- Прощаю, - развязным тоном заявляю я, - но если хоть раз замечу в грязных делах - плохо будет и тебе, и ему. Я тебе не добрый ангел, чтобы постоянно прощать! Я - дьявол! Моя задача - казнить!