Его прекрасное чудовище (СИ)

Глава 21

В помещении пахло сыростью и тухлыми яйцами, из щелей тянуло сквозняком, а дощатый пол был утеплен лишь тонкой тряпицей, которую здесь гордо именовали “ковром”. Сивил потянул носом воздух и с отвращением скривился, вспомнив свое детство проведенное в этом месте. Варик, как и брат, едва переступив порог заведения, весь сжался, лицо его мучительно скривилось.

— Где мать? — Сивил сбросил руку рыжеволосой, имя которой мужчина не смог бы запомнить и с десятого раза. Кажется, ее звали Абриехейремой, но это не точно. Что помнил стражник, так это то, что имя ее напоминало названия эльфийских городов из детских книжек — такое же длинное, трудновыговариваемое.

— Так ты не ко мне в этот раз? — женщина надула губы, но привлекательнее и милее не стала. Те, кто продает свое тело за гроши многие годы, никогда уже не смогут быть похожими на трепетных бабочек.

— Ее нет с самого утра, — ответила подруга Абриехейремы.

Уже поняв, что денег в этот раз они с близнецов не получат, блондинка запахнула халат и подожгла фитиль свечного огарка. В комнате стало чуть светлее, и тем лучше было видно пыль и грязные разводы на одеялах, которыми были заправлены шесть кроватей, стоящих в ряд вдоль стены. Они не были огорожены ни ширмами, ни хоть какими-нибудь тряпками, из-за чего Сивил и Варик часто пользовались услугами дома удовольствий по очереди.

— Вернется до заката, куда денется, — недовольно пробормотала рыжеволосая. — Она часто уходит во время рабочего дня, после возвращается, забирает деньги и снова уходит. Главная же, чтоб ее…

— Ты говоришь о нашей матери, — рыкнув, напомнил Варик.

— Она с каждым годом становится все наглее, — Абриехейрема, кажется, вовсе не успугалась жесткого тона мужчины. — Из пяти медяков, полученных с одного клиента, мне остается всего два. Это меньше половины!

— Ты живешь в ее доме и ешь ее еду, — Сивил скрипнул зубами. — Но сейчас нам не до ваших препираний, мы по-другому делу.

— Все-таки за тем, за чем приходили полгода назад? — глаза блондинки засияли, замызганный халат вновь распахнулся. — Давайте же… вы никогда не были робкими.

Братья поморщились. Еще подходя к заведению, оба намеревались воспользоваться услугами продажных женщин, но уже понимали, времени в обрез — Темный лорд ждет отчет к вечеру, и не приведи Создатель, они опоздают с докладом.

— Не слышали ли вы от своих клиентов или от кого-то еще ничего странного? — Сивил присел на краешек кровати, но, тут же опомнившись, подскочил и двумя пальцами брезгливо отбросил край одеяла. Сел снова, закинул ноги на табуретку.

— Что ты имеешь ввиду? — недоуменно спросила блондинка.

— Может, кто-то рассказывал небылицы или…

— Нечисти никто не видел? — устало выдохнул Варик, зная, что брат будет как можно дольше подходить к сути вопроса. А женщины, вроде этих двоих, до одури глупы и спрашивать у них что-либо нужно напрямую.

— Видел, конечно, — закатила глаза Абрихейрема. — К Джону вечно приходят тени да призраки, да и как им не приходить, коли пьет он немерено?

— Винни тоже рассказывал о мертвячке, которую видел на днях прямо среди бела дня, — поддакнула ей подруга, имя которой было куда как проще выговорить — Ия.

— Где видел? — хором спросили братья.

Подруги хмыкнули, переглянувшись:

— Да кто ж его знает.

— Говорил, что у кладбища, но потом вдруг резко вспомнил, что прямо в городе. Потом снова сказал, что все-таки на кладбище. Стоит, говорит, в черных лохмотьях, а глаза зеленющие так и сверкают! Еле ноги унес.

— Ага, — расхохоталась Ия. — Его ноги вечно заплетаются, он бы от мертвячки не убежал.

Близнецы, не прощаясь, покинули дом. Оба хмурились и не говорили друг с другом пока не обошли все места, в которые их отправил Темный лорд. Хозяин просил, чтобы стражники аккуратно выяснили, слышал ли кто о баньши, и если да — то немедленно привели свидетелей в замок.

Кимберли шагала по коридорам с высоко поднятой головой. Не мышкой, как раньше, когда боялась напугать своим появлением стражей или слугу, а уверенно ступая по каменному полу и с прямой спиной. Она наконец стала принимать эти стены, эти пустые комнаты, длинные коридоры. Начинала чувствовать себя как дома. Это и пугало девушку и радовало одновременно.

В их с Реверданом покои все же вошла осторожно, боясь разбудить Лейлу, и застыла на пороге, увидев склонившегося над кроватью мага. Лорд жестом попросил Ким молчать, и она стиснула челюсти и осталась стоять на месте, пока мужчина магией проверял состояние девочки.

— Проснется, дай ей вот это, — спустя некоторое время Ревердан вытащил из кармана пузырек с бурой жидкостью, показал его Ким и поставил на тумбу.

— Что это?

— Лекарство от лихорадки. Оно единственное способно ей помочь.

Баньши кивнула. Не ей сомневаться в знаниях Темного лорда. Ревердан уже вышел из покоев и миновал половину коридора, как Ким, слабо соображая, что делает, окликнула его.

— Я… хочу кое-что проверить… — тихо сказала девушка, быстро приближаясь к магу.

И пока сама не передумала, и пока лорд не успел ее остановить, рывком обняла мужчину и впилась губами в его губы. Пальцы ее крепко стискивали плечи Ревердана, а его руки, безвольно висевшие, вдруг обхватили девушку за талию. Поцелуй, первый в жизни поцелуй был у Ким, и в данную секунду она жалела, что не попробовала сделать это раньше. Всегда ли чужие ласкающие губы такие сладкие? Она не знала, но впилась еще сильнее и, наверное, даже случайно прикусила нижнюю губу Ревердана. Но он этого словно не заметил. Кимберли замерла в его руках, в голове загнанной птицей билась мысль, что она совершает ошибку, но остановиться не могла.

Когда наконец сумела оторваться, то вывернулась из кольца рук и, не оборачиваясь, бросилась в покои.

Ревердан еще несколько минут стоял, не в силах сдвинуться с места. Он смотрел на двери, за которыми скрылась Ким, и все еще видел ее изящные плечи и взметнувшиеся белоснежные кудри. Еще совсем недавно он бы ни за что не прикоснулся к тому, в ком нет жизни, нет сердца, и наличие души не доказано. Но теперь, ощутив горячий поцелуй холодных губ баньши, он бы уже не смог отказаться от повторения. Побежать за ней и сорвать с нее одежду прямо на входе, прижать к стене и доказать серьезность своих намерений, Ревердана останавливала лишь маленькая Лейла, которая сейчас мирно спала в его покоях.

Чертыхнувшись, лорд развернулся и быстрым шагом покинул этаж. Кажется, по дороге он едва не снес щуплого Шиая, в страхе не знавшего куда деться с пути несущегося мага. Слуга видел растерянность на лице своего хозяина, видел черный огонь в его глазах, и лихорадочно пытался понять, что могло так сильно разозлить господина.

Кимберли вышагивала из угла в угол, то прижимая ладони к груди, словно наяву ощущая биение мертвого сердца, то пальцами дотрагиваясь до губ. Она поцеловала Ревердана! Поцеловала! Сама! Что он теперь будет думать о ней? Свой порыв девушка ничем не могла оправдать, кроме как собственной глупостью. Сегодня во сне, когда ей снилось, что она и маг счастливо женаты уже много лет, Кимберли вдруг почудилось, что так и должно быть. Так правильно. Баньши все еще не могла отойти ото сна и даже спустя полдня ей казалось, что между ней и Реверданом есть что-то… Что-то общее и романтическое. Это все из-за сна!

Девушка со стоном плюхнулась в кресло, но тут же подскочила вновь, услышал шорох со стороны кровати.

— Лейла! — Ким метнулась к постели, присела на корточки рядом.

Девочка сонно хлопала глазками, с трудом осознавая, что находится не дома. Но спустя миг она вспомнила все, что было до того, как заснула, и губы ее задрожали. Лейла никогда не плакала, наверное, даже когда была совсем еще крохой. Тяжелая жизнь совсем еще маленькой девочки заставила ее очерстветь, а иногда и выпускать шипы. Но сейчас, поев и отогревшись, вдоволь выспавшись впервые за долгие дни, Лейла вспомнила безжизненные глаза матери.

— Мама… — едва слышно прошептала она. По впалой щечке скатилась крупная слеза, и глаза мгновенно высохли. Не время страдать, да и не умела Лейла долго сетовать на судьбу.

Кимберли же замерла, не зная, что сказать. Она никогда не имела дел с детьми, даже видела их нечасто — только сыновей и дочек слуг, но и к тем ее не подпускали. Принцессе не положено было водиться с бедняками, и дни напролет она проводила в классах или в своих покоях. Сейчас же на ней висела ответственность за чужого незнакомого ребенка, и вовсе не потому что Ревердан так решил, а потому что Кимберли чувствовала, что обязана помочь малышке. Вырастить ее, окружить заботой, научить всему, что знала сама.

— Тебе нужно принять лекарство, — опомнилась Ким. Дрожащей рукой взяла пузырек с тумбы, откупорила его и поднесла к губам девочки.

Лейла, не спрашивая, выпила все до последней капли и только через секунду зажмурилась.

— Фу!

Кимберли оцепенела, услышал переливчатый смех. Даже не сразу поняла, что смеется Лейла, таким неожиданным было ее веселье.

— Полынь, фу, — объяснила девочка и вытащила язык, но сразу спрятала. — Видела? Он теперь зеленый!

Баньши недоверчиво взглянула на пустой пузырек, понюхала его и на самом деле почувствовала запах полыни. Но… почему Лейла рассмеялась? Что такого добавил Ревердан в лекарство?

— Не смотри на меня так, — поморщилась малышка. — Я знаю, что должна плакать и проситься к маме и папе, но разве мои слезы помогут им? Я тоже болею и могу вскоре отправиться за своими родителями, такова наша жизнь.

Ким поднялась на ноги, не отрывая взгляд от Лейлы. Всю жизнь она думала, что дети — существа капризные, эмоциональные и в силу возраста глупые. Она сама такой была, и сомневаться не приходилось. Но сейчас перед ней на кровати лежал семилетний ребенок с мышлением взрослого… Хотя, надо признать, что не у каждого взрослого была такая выдержка.

В этот момент Кимберли стало стыдно за все свои слезы, которые она неоднократно проливала по каким-то совершенно бессмысленным поводам. За ту боль, которую чувствовала после предательства отца. Баньши, взрослая девушка, рядом с Лейлой казалась себе капризным ребенком.

Именно в этот миг что-то преломилось внутри Кимберли Авентон. Вдруг из ниоткуда появился черный вихрь и снес всю боль, разочарование, раздражение. Затмил, а после без остатка растворил жалость Ким к себе, сожаление о смерти и страх вечности. Оставил после себя лишь теплоту и свет, чувство окрыленности и уюта. И любви.