Еще раз про любовь, деньги и женское счастье

Глава 15 Алексей Шевцов

В молчании мы сели в машину, я завел мотор и плавно тронулся. Около светофора, отключенного ночью, притормозил. Лина сидела рядом со мной, стекло она опустила, и ветер трепал ее волосы. Знакомым жестом она заправила прядь волос за ухо. На меня не смотрела, молчала. За перекрестком я остановился. Повернулся к ней:

– Тебе не кажется, что нам надо поговорить?

Она пожала плечами и сказала:

– Давай поговорим. – Опустила глаза и уточнила: – Ты, наверное, ждешь от меня извинений за то, что расспрашивала о тебе? – и равнодушно добавила: – Извини.

Я внимательно рассматривал ее. Она оперлась на локоть и запустила руку в волосы. Лицо было бледным и усталым, губы припухли от недавних слез. Она сказала:

– Алексей, давай поедем уже. Почти четыре часа, не стоит выяснять отношения именно сейчас. И ребята ждут нас.

Я протянул руку, обхватил и подтащил ее к себе. Она злобно упиралась и отворачивала лицо, пока я не стал целовать ее по-настоящему. Потом отпустил, поправил растрепавшиеся волосы. Она молчала, только дышала учащенно. Отвернулась и сказала холодно:

– Ты, Алексей, конечно, герой и не приучен бросать женщин и детей в беде…

Настроение у меня совершенно неожиданно стало хорошим, и я с удовольствием наблюдал за ней.

– Ну вот, а говорила, не надоест. – Она непонимающе глянула на меня, и я пояснил: – В смысле, что тебе хочется, чтобы тебя ревновали.

– И где тут ревность, скажи?

Я ухмыльнулся:

– Понимаешь, такая ревность, как тебе нравится, только в кино бывает. А в жизни все проще. Не буду же я с кинжалом за тобой бегать?

Она заинтересованно глянула в мою сторону:

– Но претензии у тебя действительно есть, или ты просто так дурака валяешь?

– Претензий у меня нет, а вот за пацана меня держать не надо. Я тебе и так помогу, только врать мне незачем.

– Когда это я тебе врала?

– Ну не врала, а умалчивала. Почему о муже своем мне ни слова не сказала?

Она покусала нижнюю губу, и тихо сказала:

– Я говорила, только ты не слышал.

– Это про то, что он вегетарианец? Или на диетах сидит, я уж не помню?

Лина укоризненно глянула на меня:

– Меня ругал, что я о тебе расспрашивала, а сам? Не упоминала я, что он вегетарианец. Коля не удержался и проговорился?

Я махнул рукой:

– Как же, проговорился. Вы все заняли круговую оборону, и молчите, как партизаны. Что я обо всем этом думать должен? Что вернемся в Москву, кончится наш курортный роман, как там у классиков? В прихожей звонит телефон, и т.д. И Алексей уже побоку.

Она потрясенно глянула на меня:

– Алеша, ты Чехова читал? Ты меня пугаешь, когда классиков цитируешь.

Я положил руки на руль и сказал:

– Ладно. Не хочешь говорить, не надо. Наверное, если бы он упомянул Чехова, ты бы не удивилась. Как же, он воспитанный и интеллигентный, а я валенок сибирский.

Я разозлился. Повернулся к Лине и увидел, что она улыбается.

– Почему сибирский? – только и спросила.

Теперь уже я отталкивал ее руки, а она тянулась ко мне, взобралась на сиденье с ногами и целовала меня нежными, чуть солоноватыми от недавних слез губами. Долго сопротивляться в таком положении невозможно. Ее свитер задрался, открыв полоску загорелой кожи, я положил руки на ее бедра. Она застонала где-то у моего уха, отчего у меня перехватило дыхание. Ничего уже не соображая, я стал стягивать ее свитер.

В этот момент дверь с моей стороны открылась, и около машины я увидел двух парней с перекошенными лицами и пистолетами в руках. Лина мигом перебралась на свое сидение и пыталась поправить свитер и волосы.

Ребята первыми пришли в себя:

– Извини, если помешали. Павлов просил приглядеть за твоей машиной, мы видим, ты посреди улицы стал, думали, случилось что. Ты б хоть от фонаря отъехал, по случаю.

– Ага, в темноте вы меня и пристрелили бы от лишней бдительности.

Ребята помялись:

– Тут такое дело, Павлов велел оказать помощь, если что.

Я посмотрел на Лину:

– Да пока сам справляюсь.

Парни рассмеялись, еще раз игриво извинились, что помешали, сели в машину и отъехали, коротко посигналив.

Лина сидела с расстроенным лицом:

– Господи, стыд какой! Видишь, как ты на меня плохо влияешь? Не хватало, чтобы нас арестовал патруль за нарушение общественного порядка.

Я ехидно улыбнулся ей:

– Между прочим, это ты на меня набросилась. И если бы они появились парой минут позже, неизвестно, что увидели бы, – потом добавил, подумав, – хотя я совершенно не прочь еще раз нарушить общественный порядок.

Лина засмеялась:

– Ну уж нет.

Она придвинулась ко мне, положила голову на плечо, отвернулась, спрятав от меня лицо. Помолчала с минуту и тихо сказала:

– Алеша, я не знаю, как у нас с тобой дальше сложится. Только не хочу, чтобы ты думал, что я молчала о муже, чтобы потом вернуться и жить с ним по-прежнему.

Я погладил ее волосы, хмуро сказал:

– Знаешь, если не хочешь, можешь не рассказывать.

Лина вздохнула и сказала:

– Всегда стыдно признаваться в собственной глупости, правда? Я училась в институте, группа была в основном из девочек. Нет, конечно, мальчишки тоже были, но мне никто не нравился. Знаешь, у меня есть образец мужчины перед глазами, это мой папа, и я думала, что у меня тоже все будет так, как у них с мамой. Потом я попала на практику в банк, познакомилась с Сергеем. Он классный специалист и многому меня научил. Кроме того, он красив, хорошо одевается, все девчонки мне завидовали. Он как-то сразу стал выделять меня, мы ходили на разные тусовки, я стала приглашать его домой. Однажды я проговорилась ему, что мечтаю попасть на концерт Монсеррат Кабалье, и на мой день рождения он подарил мне билеты. Он сговорился с папой заранее, паспорта и визы были готовы, и мы слетали на концерт в Париж. Знаешь, его работа очень много для него значила, мы не могли много времени проводить вместе, и я могу объяснить все произошедшее со мной потом только дефицитом времени. И собственной глупостью, конечно. Уже сказав все «да», я поняла, что он совсем не такой, каким кажется, не настоящий.

Она с трудом подбирала слова. Временами замолкала, я гладил ее волосы и ждал, когда она выговорится.

– Понимаешь, вот с этими дурацкими билетами. Он ведь их достал не от большой любви ко мне, а потому что это круто – достать девушке билеты в Париж на концерт. На престижные тусовки попасть – это тоже круто, хотя я ни разу не слышала, чтобы он о ком-то отозвался хорошо. Вот ты говоришь, Чехов, интеллигентный человек. Я уверена, что Чехова он читал в школе, потому что учителя заставляли. А в обществе он о нем и упоминать не будет, вот Маркеса приплетет где-нибудь к слову, хотя «Сто лет одиночества» у него на тумбочке в спальне полгода лежала. По-моему, он ее так и не осилил. С удовольствием он читает только иллюстрированные журналы про тюнинг машин и компьютеры. Но Маркес – это круто.

Вдруг она замолчала. Резко повернулась ко мне:

– Понимаешь, когда вот так рассказываешь, кажется, что все это чепуха. Может быть, он хороший человек, но у нас с ним разный обмен веществ. Такое ощущение, что мы дышим разным воздухом. Первое время нас спасало то, что мы оба много работали, редко виделись дома. Потом я испугалась, что папа заметит неладное и расстроится. Я у него в любимицах, и мне ужасно стыдно, что со мной так все получилось. Сергей тоже не хотел посвящать папу в наши проблемы. И как-то все утряслось. Так и жили, каждый сам по себе. А на новый год к нам на дачу должны были приехать друзья Сергея по работе, вместе с женами. Сергей купил у потомков художника Вересаева эту дачу и очень ей гордился. Мне больше всего хотелось встретить Новый год со своими, но я даже и подумать об этом не могла, чтобы не обидеть Сергея. В общем, я занималась организацией праздника. Моя сотрудница пожаловалась, что и она, и муж купили елку. Елка была красивая, я забрала ее и, чтобы не тащить в квартиру, решила забросить ее на дачу. Когда я приехала туда, около дачи стояла машина Сергея. Я еще ничего не поняла, вошла в дом и увидела одежду, разбросанную по полу, он и его подруга расположились в спальне на втором этаже. Я от неожиданности еще послушала их несколько минут, потом повернулась и тихо ушла оттуда. Правда, от растерянности забыла елку около крыльца. Дома я спокойно все обдумала и перенесла свои вещи из спальни в бывший папин кабинет. Новый год мы встретили, как положено, я с Сергеем не разговаривала ни о чем. Думаю, что он обо всем догадался, иначе как объяснить, что он даже формально не пытался меня вернуть в спальню.

Я сказал:

– Знаешь, не мне бы это говорить, но, может, стоило бы вам обсудить это как-то? Выслушать его, в конце концов. Я понимаю, ты расстроилась…

Она опять резко повернулась:

– Ничего ты не понимаешь, я не расстроилась вовсе, и это для меня было самым страшным в той истории. Я чувствовала только неловкость и какую-то вовсе нелепую досаду на себя, какую-то свою неполноценность.

Она помолчала и продолжила:

– Помнишь, я плакала тогда на лестнице с вещами в руках? Мне его стало жалко. Надеюсь, что любовницу он завел не от желания показаться кому-то круче, а просто для себя. В конечном итоге, я его жизнь лучше не сделала. Может быть, если мы оба станем и формально свободны друг от друга, и он и я сможем еще быть счастливы. В общем, на другой день, после того, как я осталась у тебя, я позвонила ему и сказала, что встретила и полюбила другого мужчину. А потом я поговорила с нашим адвокатом и попросила начать дело о разводе.

Мне сильно хотелось курить, но я боялся, что пошевелюсь и прерву какую-то ее мысль.

– Я тоже ничего, кроме журналов, не читаю.

Она повернула голову и потерлась носом о мое плечо.

– Знаешь, я тогда сразу поняла, что ты – настоящий. Ты – такой, какой есть на самом деле. Помнишь, ты меня чаем поил с вином? Если совсем честно, я сразу знала, что у нас с тобой все будет.

– Ну да, знала. Я весь вечер думал, как сделать, чтобы ты сама захотела остаться. Все хотел что-нибудь умное сказать, но твои коленки мне мыслительную деятельность прекратили еще в самолете.

Она возмутилась:

– Это ты врешь. В самолете ты проспал все время.

Я вздохнул:

– Если сказать правду, я не спал, а просто нагло подглядывал за тобой. Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя замечательно вздернутый нос?

Она воинственно ответила:

– На свой посмотри.

Я потрогал свой нос. Потом прикоснулся к ее лицу, большим пальцем надавил на нос и сказал:

– Очень красивый, но слегка вздернутый нос.

– Ну и пусть. Слегка вздернутый нос еще никому в жизни не помешал.

Я засмеялся, завел машину, и мы плавно тронулись.