Если полюбишь графа

Глава 28

Спустя три часа Дейрдре услышала грохотание двуколки, приближающейся к парадному подъезду ее дома. Она слегка приоткрыла дверь гостиной и осторожно выглянула. Энни, горничная Дейрдре и главная горничная в доме, отправилась открывать дверь в ответ на настойчивый стук дверного молотка. Дейрдре бесшумно проскользнула на верхнюю лестничную площадку. Она надеялась по тону разговора Рэтборна со слугами понять, в каком настроении он прибыл. Энни приняла у графа шляпу и плащ, но тут он увидел О'Тула, выходившего из кухни.

Воцарилось неловкое молчание, а затем Рэтборн спросил ледяным голосом:

– И ты, Брут?

Прежде чем Энни успела показать ему дорогу, он направился вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Дейрдре прошмыгнула в комнату и заняла место за карточным столом. Когда Рэтборн вошел, она изумленно заморгала. После рассказов О'Тула она ожидала увидеть беднягу с запавшими глазами и двухдневной щетиной на щеках. Однако Рэтборн выглядел возмутительно здоровым и ухоженным. Его загорелое лицо было под стать локонам цвета красного дерева, а приведенные ветром в беспорядок волосы придавали ему вид более плутоватый, чем обычно. Синий в обтяжку сюртук из тончайшего сукна подчеркивал ширину его плеч. Дейрдре не осталась равнодушной и к виду его мускулистых бедер, туго обтянутых бежевыми панталонами, однако не посмела опустить глаза ниже, потому что Рэтборн, прищурившись, не отрывал взгляда от ее лица. Он был великолепен – эдакий молодой лев. Казалось совершенно непонятным, как она, Дейрдре, могла прожить вдали от него хотя бы час, не говоря уже о пяти годах разлуки. Она отметила суровость его выражения и подумала, что ей будет непросто снова завоевать его расположение.

– Так это и есть Марклифф, – произнес Рэтборн непринужденно и захлопнул за собой дверь. – Здесь очень мило, – добавил он с усилием, медленно обвел глазами комнату и остановил взгляд на Дейрдре.

Ей стало неловко от его откровенного разглядывания, однако когда граф, преодолев разделявшее их расстояние в несколько шагов, приблизился, она уже успокоилась и сидела неподвижно, ожидая, пока он оглядится вокруг.

Рэтборн выбрал удобный мягкий стул, стоявший возле софы, которую занимала Дейрдре, и сел, скрестив обутые в сапоги ноги с небрежной грацией.

– Ты выглядишь ужасно! – сказал он резко, заметив темные круги у Дейрдре под глазами. – Ясно, что ты не заботишься о себе. Если бы ты осталась в Белмонте, где тебе и следовало быть...

– Если память мне не изменяет, – прервала мужа Дейрдре, – мне было приказано уехать. И я этот приказ выполнила.

– Ах это! – Рэтборн небрежно махнул рукой и добавил: – Когда это ты делала то, о чем тебя просили? Я просил тебя остаться в Хенли, но ты помчалась в Дувр. Я велел тебе отправиться в Антверпен, а ты поехала в Брюссель. Я предупредил тебя, чтобы ты не покидала большой зал, а ты тотчас же отправилась на крепостную стену. Откуда мне было знать, что в этом случае ты поведешь себя как примерная жена? Я не телепат, не умею читать чужие мысли. К тому же я не думал, что ты уедешь, не сказав мне ни слова. О нет, Ди, ты не можешь возлагать на меня вину за свой отъезд.

Дейрдре бросила на мужа ледяной взгляд из-под бровей, но тут же вспомнила о своей роли хозяйки и улыбнулась, обнажив мелкие ровные белые зубы.

– Могу я предложить тебе чаю или чего-нибудь еще? – спросила она преувеличенно ласковым тоном.

– Спасибо. «Что-нибудь» прекрасно подойдет. Может быть, херес?

Рэтборн незаметно наблюдал за тем, как двигается Дейрдре. Вот она поднялась с места с присущей ей грацией, протянула руку и дернула за шнурок звонка, соединенного с кухней и кладовой. В душе Рэтборна затеплилась надежда. Она не стала ранить его своим острым, как рапира, языком, не стала предлагать убраться прочь из дома. И вообще она вела себя подозрительно миролюбиво. Что она задумала?

Мысль о том, чтобы схватить ее в объятия и целовать до умопомрачения, была им тотчас же безжалостно отвергнута.

Вскоре в комнату внесли графин с хересом и два стакана. Рэтборн не без удивления отметил про себя, что прислуга в Марклиффе вышколена до безупречности. Белмонт, также как и его хозяин, очень нуждался в хозяйской женской руке. Рэтборн чуть было не произнес этого вслух, но вовремя прикусил себе язык. В конце концов, ведь это Дейрдре причинила ему страдания! И после всего этого ему бы следовало дать ей хорошего пинка! Какого дьявола ему вздумалось воспользоваться ее гостеприимством? Это ставило его в невыигрышное положение.

– Где они? – спросил Рэтборн без обиняков, и в углах его рта появилась жестокая складка. Если она снова попытается защищать Сен-Жана...

Дейрдре настороженно следила за ним, глядя поверх края стакана.

Она заметила смену чувств на его лице. Интуиция подсказывала ей, что следует проявлять осторожность, очень большую осторожность.

– Кто, дорогой? – спросила Дейрдре, делая вид, что не поняла вопроса, и поставила стакан с хересом на стол. Умелым движением она повернула две колоды карт, лежавшие на столе перед ней, лицевой стороной кверху.

Блестящие глаза Рэтборна следовали за ловкими движениями ее пальцев. Он будто загипнотизированный наблюдал, как Дейрдре выбрала карту из одной колоды и положила ее на стол. Потом повторила процесс другой рукой.

– Что, смею поинтересоваться, ты делаешь? – спросил он.

Дейрдре подняла на мужа глаза, и ее длинные загнутые ресницы затрепетали.

– Играю в пикет, – ответила она с невинным видом, глядя на Рэтборна широко раскрытыми глазами.

– В пикет? С кем?

– Сама с собой.

Дейрдре опустила глаза и сосредоточила внимание на картах.

Рэтборн отверг предположение, что она дурачит его. У него был взрывной характер. И его жена это знала. Вероятно, бедная девочка трясется в ожидании того, что он даст волю своему возмущению. Лицо Рэтборна смягчилось. Он решил, что проявит благородство, как и следует победителю. Смягчился и его тон.

– Скажи мне, Дейрдре, где они. Я не могу допустить, чтобы моя сестра сбежала из дома и вышла замуж без благословения. Если через год-другой они все еще будут испытывать друг к другу те же чувства и Сен-Жан докажет, что остепенился, то, возможно, я изменю свое мнение.

Рэтборн считал, что его предложение невероятно благородно.

Затем он посмотрел в непокорные зеленые глаза, предвещавшие бурю, и его уверенность несколько поколебалась.

– Мой брат, – процедила Дейрдре сквозь зубы, – никогда не сделает ничего такого, чтобы скомпрометировать леди Каро. В отличие от некоторых Арман —джентльмен.

– Что это значит? – спросил сердито Рэтборн.

– Это значит, что в обществе моего брата добродетели твоей сестры ничего не грозит. О тебе такого не скажешь. Вспомни, как ты себя повел, когда решил, что хочешь меня.

Он вспыхнул, но сумел сдержаться и продолжил:

– Наши случаи совершенно разные. Я никогда не хотел... Это все твое упрямство... Если бы ты... Да что говорить? Ты никогда не поймешь.

Рэтборн одним махом выпил херес и резко поднялся.

– Где они? – спросил он. В голосе его слышалась угроза.

– Ты очень хочешь знать? – уточнила Дейрдре и, не обращая внимания на его грозный вид, принялась колдовать с картами.

Длинные пальцы Рэтборна сомкнулись на ее запястье.

– Дейрдре, – сказал он. Чувствовалось, что его терпению приходит конец.

– А что ты сделаешь, если я не скажу? – спросила Дейрдре холодно. – Побьешь меня? Думаю, нет. И дело не в том, что тебе этого не хочется, просто ты помнишь о моем деликатном положении. Как ты их найдешь, если я не скажу, куда они отправились? Они могут быть на пути к Гретна-Грин, или к Брюсселю, или, возможно, отправятся к моей подруге в Абердин.

Дейрдре сочувственно улыбнулась.

– Бедный Гарет! Ты ведь прекрасно знаешь, что я могла бы пустить тебя по ложному следу.

– Дейрдре! – В его голосе звучал гнев.

То, что жена сочла его способным ударить ее, сильно задело самолюбие Рэтборна.

– Как ты могла подумать, что я способен ударить тебя?!

– О, я знаю. Ты мог бы меня побить за это мое замечание. Он заметил, что Дейрдре смеется над ним, и несколько смягчился.

– В конце концов, это всего лишь слова!

– Ты прав, – согласилась Дейрдре. – Но перейдем к делу. У меня есть нужная тебе информация. Но есть единственный способ получить ее.

– Как? – поспешно спросил Рэтборн, и в его глазах сверкнул азарт.

– Мы оба игроки, как показал опыт. Пусть решат карты. Рэтборн заметно оживился.

– Пикет? – спросил он и, пододвинув стул ближе к карточному столу, сел поудобнее.

– Естественно.

– Ты проиграешь! Глупышка! Ты ведь знаешь, что не сможешь выиграть у меня.

Рэтборн собрал карты и, злорадно усмехнувшись, начал их тасовать и раздавать.

Он заметил на лице Дейрдре слабую улыбку, в которой было нечто похожее на торжество, и проговорил:

– Есть очень слабая надежда на то, что ты выиграешь. И в этом случае что ты потребуешь?

– Только час твоего времени, – спокойно ответила Дейрдре и подняла на мужа глаза.

– Час моего времени? С какой целью?

– Об этом я сообщу позже, – ответила загадочно Дейрдре и опустила ресницы, чтобы скрыть выражение глаз.

Брови Рэтборна сошлись в одну линию, но, подумав, он решил, что ему нечего опасаться. В пикете он непревзойденный мастер. Рэтборн расслабился и проговорил с нарочитой улыбкой:

– Начнем?

Через тридцать минут граф отодвинул свой стул и произнес укоризненно: .

– Ты практиковалась?

– О, как тяжело тебе дается проигрыш, – саркастически заметила Дейрдре и быстро сбросила карты в выдвижной ящик сбоку стола. – Ты хочешь выкрутиться и отделаться от платежа?

Лицо Рэтборна приняло настороженное выражение.

– Конечно, нет! Один час моего времени, Дейрдре, и ни минуты больше. Чем могу служить тебе?

Не произнося ни слова, Дейрдре поднялась и направилась к двери. Граф, прищурившись, смотрел, как она повернула ключ в замке, затем подошла к открытому окну и выбросила его на подъездную дорожку. Рэтборн услышал слабый звон стали о булыжник.

Дейрдре повернулась к нему и произнесла твердым голосом:

– Ты мой узник, как когда-то я была твоей узницей.

Зеленые, широко раскрытые глаза смотрели в золотистые глаза Рэтборна. Он откинулся на мягкую спинку стула и спросил тихо:

– И что, если так?

Дейрдре глубоко втянула воздух:

– Я узнала от тебя, что в некоторых обстоятельствах оправданными бывают только крайние меры.

Она подняла руку и стала медленно расстегивать пуговицы на корсаже жакета. Затем сдернула его с себя и небрежно бросила на спинку стула. Ее грудь вздымалась под действием сильного и глубокого чувства. Рэтборн смотрел на нее как завороженный.

– Дейрдре, – его голос прозвучал хрипло, а руки невольно потянулись к безупречно белому воротничку, чтобы сорвать его с шеи, – теперь я не допущу, чтобы ты пошла на попятный.

Плащ и рубашка в тот же миг оказались на полу. Рэтборн лихорадочно пытался расстегнуть пояс, когда услышал ледяной голос жены:

– Я собираюсь соблазнить тебя.

Дейрдре никак не могла справиться с застежкой на спине.

– Что ты, черт возьми, медлишь? Помоги мне! От этих слов у графа случился приступ смеха.

– Соблазнить меня? – спросил он недоуменно. – Дейрдре, неужели ты не знаешь, что соблазнить можно только того, кто проявляет нежелание принять участие в процессе?

– Ну конечно, я это знаю, – сердито ответила Дейрдре и оставила попытку расстегнуть пуговицы на спине. – Придется мне заниматься с тобой любовью в одежде, – заметила она прозаичным тоном и, приподняв юбку, предоставила мужу возможность полюбоваться ее стройными ногами, а потом осторожно по очереди сняла шелковые чулки.

Рэтборн старался сдержать головокружительный приступ желания.

– Дейрдре, – хрипло произнес он, – тебе нет нужды соблазнять меня.

– Есть, и очень серьезная, – ответила Дейрдре, и Рэтборн застонал, увидев, что она начала стягивать с себя панталоны.

– Но почему? – спросил он, жадно следя за каждым ее движением.

Дейрдре вскинула голову и посмотрела на него как на деревенского дурачка.

– Ну разве это не очевидно? Я должна подчинить тебя своей воле. Если это срабатывает с женщиной, то почему не сработает с мужчиной?

Рэтборн задумчиво взъерошил волосы и двинулся к софе, обитой штофом.

– Но я не убедил тебя, когда соблазнил? Ты бежала от меня... в Брюссель.

– Да, черт возьми! Я это сделала, – произнесла Дейрдре с некоторым раздражением. Она переступила через свои панталоны и, подцепив ногой, бросила их на гору лежащей на полу одежды.

– Но в этом случае я использую другой метод. Как ты это назовешь? О да, теперь я припоминаю, как это называется, – шантаж.

– Шантаж?

Дейрдре сделала несколько шагов с присущей ей грацией и остановилась возле Рэтборна:

– Я не вполне ясно представляю себе этот процесс, но, думаю, немного шантажа вкупе со здоровой дозой обольщения подчинят тебя моей воле.

Рэтборн протянул руку и схватил ее за запястье – не слишком крепко, но с достаточной силой, чтобы удержать и воспрепятствовать ее возможному бегству.

– Но какова твоя воля, Ди? – спросил он тихо. Дейрдре положила руку на обнаженное плечо мужа и наклонилась над ним так, что ее лицо оказалось в нескольких дюймах от него. Рэтборн поднял голову, и кончик ее языка коснулся его нижней губы.

– Скажи мне! – простонал Рэтборн.

– Моя воля, – ответила Дейрдре серьезно, – как тебе хорошо известно, нарожать кучу детишек с мягкими рыжими локонами.

Рэтборн уже не мог сдержать дрожи, и Дейрдре упала в его объятия.

– И?.. – спросил он.

Ее глаза заискрились смехом:

– И быть рядом с тобой в качестве твоей половины и помогать тебе обеспечить будущее наших детей и детей наших детей.

Рэтборн с силой прижал жену к себе, но она уперлась руками ему в грудь и продолжила:

– И сделать твой дом желанным прибежищем для всех членов наших семей, всех родственников, даже если бы порой мы и предпочли видеть их в Иерихоне.

– И ты не станешь настаивать на том, чтобы их поселили где-нибудь в другом месте?

– О, это! Я ни минуты не сомневалась в том, что ты на этот счет сделал определенные выводы и принял решение за меня.

– Благодарю за доверие. А как насчет Марии Дьюинтерс? Дейрдре опустила голову:

– Я читала газеты нынче утром и должна извиниться и перед ней, и перед тобой.

– Ди, как ты могла думать, что я пожелаю другую женщину после того, как мы с тобой связали наши судьбы?

– Ты так сильно меня любишь? – спросила Дейрдре и улыбнулась лукаво, глядя мужу прямо в глаза.

– Ничего подобного, просто я с трудом могу справиться с одной женщиной. Что бы я стал делать с двумя?

– Гарет Кавано, лучше поцелуй меня, пока мы не начали ссориться, – нарочито строго произнесла Дейрдре.

Много позже она посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке, и томно сказала:

– Твой час истек, Рэтборн. Я должна тебя отпустить.

– М-м! Я не мелочный. Даю тебе еще час, – пробормотал граф, не желая покидать уютную постель.

– Но разве ты не хочешь знать, куда отправились Каро и Арман?

– Не особенно, – ответил Рэтборн и притянул Дейрдре к себе, чтобы снова осыпать пламенными поцелуями.

– Но... но... разве ты не ради этого приехал в Марклифф? – спросила она с легким удивлением.

– Это было одной из причин. Ты убедила меня, что Арман просто образец порядочности. Где они? Наверное, на пути в Бат к моей матери. Во всяком случае, меня это не удивило бы. О, ладно, – продолжал Рэтборн с философским видом, – это означает, что они освободили нас от своего присутствия по крайней мере на неделю.

Рэтборн прижался губами к пульсирующей жилке на шее жены. Она сделала легкое движение в сторону:

– Гарет?

– М-м?

– Мне надо сделать тебе признание.

– Скажешь позже, – пробормотал Рэтборн, прокладывая поцелуями дорожку к груди.

– Обещаешь не сердиться?

Граф поднял голову и испытующе посмотрел на жену:

– В чем дело?

– Я не только игрок и шантажистка, но также... пожалуйста, прости меня, мой дорогой, я еще и обманщица.

– Обманщица?

Дейрдре утвердительно кивнула и сказала совсем тихо:

– Я сейчас не обыграла тебя в карты. Я сжульничала. – Видя недоумение на лице мужа, она пояснила: – Карты меченые. До того как мы начали играть, Гарет, я знала каждую твою карту. У тебя не было ни одного шанса на успех.

Рэтборн смотрел на серьезное лицо жены и светился от счастья.

– Глупышка, – промурлыкал он ей на ухо, – я знал это с той минуты, как увидел тебя. Забудь об этом. Если бы я выиграл, то потребовал бы от тебя точно такую же плату.

– Ты не хочешь знать, где Каро?

– Ах это, – ответил Гарет равнодушно. – Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы думать, что ты могла оказывать поддержку неправому делу. У меня, по правде говоря, нет желания мотаться по всей Англии в поисках своевольной сестрицы. Арман хотел возложить на себя ответственность? Его желание исполнилось. Пусть попытается укротить ее. А я попробую справиться с нежной девушкой, на которой женат.

Дейрдре слышала размеренное биение его сердца у своей груди. Она смотрела на него сквозь ресницы, и внезапно ее охватила бесконечная нежность, от которой сдавило горло. Она поднесла руку к лицу Рэтборна и провела по огрубевшему шраму на щеке. Волна воспоминаний внезапно нахлынула на нее. Дейрдре едва узнавала девушку, которая, любя его, впала вдруг в неистовую ярость и со страстью отрицала силу возникшего между ними чувства. То, что любовь Рэтборна преодолела время, расстояние и всевозможные препятствия, которые она сама поставила на пути этой любви, казалось Дейрдре чудом. Теперь она не могла пенять ему и за ту почти пугающую настойчивость, которая вынудила ее смириться с его притязаниями. Дейрдре испытывала бесконечную благодарность мужу. Это чувство, словно чистый родник, омывало ее душу. Она как будто вернулась домой и теперь знала, что человек, которого так не хотела любить, которому так не доверяла, не имея на то оснований, был единственным в мире, кто мог дать ей настоящее счастье.

Дейрдре глубоко вздохнула и смущенно произнесла:

– Гарет, в ту ночь на стене замка, когда я пригрозила тебе пистолетом...

– Да... пистолетом. Думаю, что это ранило меня больше всего. Знаешь, я подверг тебя испытанию, но думал, что О'Тул следует за Тони. Я не мог рисковать: если бы ты нажала на курок, он мог выстрелить в отместку. Я должен был быстро разоружить тебя.

– Ты подверг меня испытанию? Ты был уверен, что я не нажму на курок?

– Нет, моя любовь. В тот момент я отдал бы все на свете, чтобы быть уверенным, что ты выбрала меня, а не своего брата.

Глаза Дейрдре заблестели от слез, и она сказала запинаясь:

– Но ты ведь мог умереть.

– В таком случае я знал бы ответ.

Лицо Гарета было серьезным, но в глазах искрились смешинки.

– А что касается пистолета... – продолжила Дейрдре, но Рэтборн прикрыл ей рот рукой.

– Знаю. Я нашел его несколько дней спустя. Он не был заряжен.

– Не был.

– Но почему?..

– Потому что... потому что я поняла, что не могу зайти так далеко. Если бы пистолет был заряжен, не думаю, что я смогла бы наставить его на тебя. Незаряженный пистолет был лучше, чем ничего. Когда ты вынудил меня сделать выбор между двумя людьми, которых я люблю больше всех на свете, это был наилучший компромисс, какой я могла придумать.

– Я безумно ревновал тебя. Можешь меня простить? Я с самого начала хотел разделить с тобой бремя заботы о твоем брате. Но ты не хотела этого, ты не принимала моей помощи. И если я старался развить в Армане чувство ответственности, то ты...

– Знаю. Я постоянно пыталась разрушить то хорошее, что ты делал для него.

Рэтборн откинул голову назад, чтобы лучше видеть лицо жены, и Дейрдре продолжала:

– Арман сам сказал мне об этом, и даже больше. Он сказал, что, если бы рядом с ним был кто-нибудь вроде тебя в качестве опекуна в последние пять лет, он, возможно, и не был бы таким шалопаем. Думаю, он тебя боготворит как героя войны.

– О, это, пожалуй, уж слишком.

В глазах Дейрдре заплясали бесенята.

– Я ему так и сказала.

За такую дерзость Рэтборн встряхнул ее как следует, и она удобнее устроилась в его объятиях.

– Гарет?

– Мм?

– Ты сказал, что Каро была только одной из причин, вынудивших тебя явиться в Марклифф. А какой же была другая?

Рэтборн неохотно оторвался от плеча Дейрдре, которое осыпал неспешными поцелуями:

– Другая? Забрать тебя отсюда и отвезти, в твой дом.

– Значит, ты немного скучал по мне? – спросила Дейрдре кокетливо.

– Больше, чем немного, – ответил Рэтборн с жаром.

– Да? Продолжай.

– Моя дорогая, как я мог не скучать? Каждый день твоего отсутствия был для меня пыткой.

– Как это? – игриво спросила Дейрдре.

– В конце концов мое сопротивление было сломлено, и виной тому стали свечи.

– Свечи? – удивилась Дейрдре и с интересом посмотрела на мужа.

Рэтборн растянул губы в улыбке:

– Свечи были последней каплей в ту неделю полного упадка сил. Веллингтон при Ватерлоо не мог чувствовать большего отчаяния. Ты моя последняя надежда. Если ты будешь рядом, мы выиграем битву.

– Ватерлоо? Битву? О чем ты?

– Неужели не догадываешься? Тогда я объясню, хотя мне тяжело говорить об этом. В рядах гарнизона Белмонта назревает бунт. Признаки неблагополучия неоспоримы. Хочешь, чтобы я их перечислил?

Приняв изумленное молчание и широко раскрытые глаза жены за согласие, граф продолжил:

– В замке нет ни единой свечи, которая бы не чадила и с которой бы не капал воск. Когда вечером их зажигают, в доме царит туман, и это становится невыносимо. Похоже, что на серебро напала неизлечимая болезнь. Думаю, это называется потемнением. Огонь больше не хочет гореть в каминах. Вода вопреки законам природы не желает закипать, поэтому каждый вечер я вынужден принимать холодную ванну. У слуг необъяснимая амнезия. Они так отупели, что не могут отличить столовую от комнаты с гобеленами. Ни один не отзывается, когда его окликают по имени. И не важно, называешь ли ты его Джоном или Джеремаей. Кухарка не помнит, как варить яйца, не говоря уже о более изысканных блюдах, которые мы имели удовольствие вкушать, когда ты была с нами. Почту не доставляют, даже если на ней королевская печать. Но хуже всего то, что мой лучший бренди превратился в уксус. Видишь, как обстоят у меня дела. Меня поставили на колени. Ты, Дейрдре, моя последняя надежда, и я рассчитываю на твою помощь. Если ты не вернешься, значит, я конченый человек.

– Так ты поэтому хочешь, чтобы я вернулась в Белмонт? – спросила Дейрдре с возмущением.

– ...чтобы сделать мою жизнь уютной, – заключил граф мягко.

В комнате повисло молчание, и в нем таилось нечто мрачное и угрожающее. И вдруг из уст Дейрдре извергся поток брани. Граф содрогался, слушая ее. Через минуту он обнял жену за талию, притянул к себе, теплую, уютную, и принялся с жаром целовать.

Когда Дейрдре наконец перестала сопротивляться под напором его неистовых ласк, он поднял голову и с удовлетворением посмотрел в ее затуманившиеся глаза:

– Итак, мадам жена, это третья причина, почему я хочу, чтобы вы вернулись в Белмонт. И что вы на это скажете?

Но Дейрдре была не способна выражаться ясно. С ее губ слетел звук, похожий на жалобный стон. Она попыталась заговорить, но связная речь оказалась ей не под силу, и Рэтборн, прекрасно поняв этот не вполне ясно выраженный ответ любимой, попытался доказать ей, что слова для любящих сердец не нужны.