Небыло времени сомневаться и задавать вопросы. Этим можно заняться позже. Я подчинилась, понеслась опять вниз по тропинке на берег, через бледный песок, туда, где большое тело лежало так же неподвижно. Темный глаз смотрел. Жив. Я прошептала: «Теперь все в порядке, он идет», – и опять начала черпать морскую воду и поливать дельфина. Не хотела думать ничего конкретного о том, кто идет, это тоже можно оставить на потом.
Он появился быстрее, чем я ожидала. Маленькая моторная лодка выскочила, задрав нос. Мотор не шумел, только весла шлепали по воде, а лодка уверенно неслась вдоль залива. Ветер и шум моря заглушали все звуки. Гэйл-млад-ший вылез, приткнул лодку к молодой сосне и оказался около меня на песке с мотком веревки в руке. «Боже мой! Как он сюда попал?»
«С ними бывает. Я читала. Иногда их шторм выбрасывает, а иногда ориентация нарушается или что-то в этом роде, они прыгают и, прежде чем что-то поймут, уже и на берегу. Нам повезло, что прилив небольшой, а то вода могла бы быть в милях отсюда. Можете его подвинуть, как по-вашему?»
«Попробую. – Он походил вокруг зверя. – Несчастье в том, что не за что ухватиться. У вас был фонарь?»
«Уронила, когда вы на меня напали в лесу».
«Да, вспомнил. В лодке есть… Хотя нет, обойдемся. Попробуете взяться с другой стороны?»
Вместе мы попытались поднять дельфина. Получилось немножко, мы его смогли протащить примерно на фут к воде. Но он нас подвел. Наверное, испугался незнакомого мужчины или мы ему сделали больно, терли об песок и камни, но он начал извиваться и дергаться, так что дальше фута ничего не получилось. Я совсем замучилась. Макс Гэйл тяжело дышал.
«Ничего хорошего. – Он выпрямился. – Он весит тонну, все равно как таскать бомбу. Нужна веревка. Она его не поранит?»
«Не знаю, но придется попробовать. Он умрет, если здесь останется».
«Похоже на то. Хорошо, помогите обвязать в узком месте у хвоста».
Дельфин лежал, как бревно, медленно водил глазами, пока мы возились с его хвостом. Без фонаря было невозможно понять, но мне показалось, что глаз не такой яркий, как раньше. Хвост был тяжелым и холодным, как что-то совсем мертвое. Зверь мускулом не шевельнул, что бы мы ни делали. «Он умирает, – сказала я захлебываясь. – От сопротивления он совсем замучился». Я вытерла глаза тыльной стороной руки и продолжила работу. Веревка была жуткая, а хвост дельфина испачкался в песке.
«Рвете на себе волосы, да?»
Я посмотрела на Макса Гэйла, а он возился с петлей. Не грубил, просто думал о чем-то другом. Плевать ему на дельфина, просто хочет закончить это дело и вернуться к своим темным ночным занятиям. Ну и чего придираться? Спасибо, что вообще пришел. Но какой-то застарелый инстинкт самозащиты заставил меня сказать довольно едко: «Похоже, будете вполне счастливы в этой жизни, если сможете стоять в стороне, смотреть, заниматься своим делом и позволять другим как угодно увечить себя и друг друга. Будете притворяться перед собой, что беспристрастны, терпимы и все такое прочее, а потом вдруг заметите, что мертвы, да и вовсе не жили никогда. Живым больно».
«Поэтому вы решили разбивать сердце над животным, которое даже не узнало вас и никогда не узнает?»
«Кому-то должно быть дело. И он меня узнает, он хорошо меня знает».
Он пропустил это мимо ушей. «Вот и все, лучше сделать не могу. Надеюсь только, что мы сможем это снять, прежде чем он наберет скорость в шестьдесят узлов… Ну все. Готовы?»
Я бросила пальто на песок, скинула босоножки и встала рядом с Гэйлом. Вместе потянули веревку. Ничего странного я не видела в том, что мы стояли рядом, соприкасались руками, работали вместе так естественно, будто делали это всю жизнь. Но прикосновение его руки я ощущала очень сильно.
Дельфин подвинулся на дюйм или два, еще на дюйм, на фут. Его так оказалось даже тяжелее тащить, ему, наверное, было больно, веревка, наверное, резала кожу…
«Отпускаем», – сказал Макс Гэйл. Мы расслабились.
Я отпустила веревку. «Пойду посмотрю. Так боюсь, что…»
«Проклятье!» Это завопил Гэйл, когда дельфин неожиданно рванулся вперед, дергая хвостом, раскидывая песок. Веревка затрещала в руках Гэйла, он попытался устоять на месте.
Я подбежала обратно: «Извините! Ой, что это?» Он обмотал веревку вокруг правой ладони и запястья, а левую руку поднял вверх, сжал, будто ему больно, я вспомнила, как он смотрел на нее наверху. Должно быть, поэтому ему так тяжело и было привязывать веревку, и он не смог двигать дельфина. «У вас рука болит?»
«Нет. Извините, чуть не упал. По крайней мере, он наверняка жив. Приступаем, нужно еще попробовать, пока он совсем не испугался». Он снова схватился, и мы еще раз попробовали. На этот раз дельфин не шевелился, лежал, как покойник, двигался медленно-медленно. Мы достигли того места, с которого он сорвался, но потом застрял, и невозможно было сдвинуть его с места. Гэйл остановился и вытер пот с глаз. Левая рука отцепилась от веревки и беспомощно повисла.
«Послушайте, это займет всю ночь, – сказала я. – А мы не можем… Я имею в виду, что лодка, может быть, его сдвинет… мотором? – Он так долго молчал, что я занервничала и быстро заговорила: – Да ладно, я понимаю, я… Просто подумала, если Адони действительно в безопасности и добрался, это уже не важно. Забудьте. Вы были очень великодушны, что позволили себя этим вообще обеспокоить. Может быть… Если я просто побуду здесь всю ночь и буду его поливать, если бы вы могли… Как вы думаете, вы можете позвонить Фил и сказать? Ну, что видели меня с террасы и спустились? И конечно, вы спуститесь утром, когда это будет неважно, с лодкой или с Адони… – Он повернулся и смотрел на меня. Тень на фоне звезд. – Если вам не трудно».
«Воспользуемся лодкой сейчас, – сказал он резко. – Как сделаем, привяжем веревку к носу, а потом медленно поедем назад?»
Я радостно кивнула. «Буду с ним рядом, пока не поплывет. Его, может быть, нужно держать, пока не придет в себя, а то утонет. Дыхало накроет вода, а они дышат очень часто».
«Промокнете».
«А я уже».
«Возьмите нож. Вот. Придется перерезать веревку как можно ближе к хвосту».
Я заткнула нож за пояс, как пират, и понеслась к дельфину. Это не воображение, его красивый глаз стал тусклее, а кожа опять высохла и погрубела. Я положила на него руку и наклонилась. «Только минутку, солнышко, не пугайся, минуточку».
«Нормально?» – приглушенно спросил с лодки Макс. Он привязал веревку к кольцу, она тянулась по воде к дельфиньему хвосту.
«Нормально», – ответила я.
Зашумел мотор, заполнил грохотом ночь. Моя рука на дельфиньем теле. Даже не вздрогнул, не боится такого шума. Потом мотор заработал ровнее и тише, лодка тихо начала отдаляться от берега. Веревка поднялась, задрожала, вода летела с нее, посверкивала, потом веревка натянулась. Мотор заработал быстрее. Петля у основания хвоста врезалась в тело зверя. Очень туго натянута кожа, наверное, очень больно.
Дельфин конвульсивно дернулся, моя рука схватилась за нож, но я сдержалась. Прокусила губу до крови и потела, будто это меня мучили. Мотор ровно шумел, звездный свет струился по веревке… Зверь шевельнулся. Медленно и ровно огромное тело заскользило по песку к воде. Держась рукой за петлю, я пошла с ним рядом. «Получается! Можете очень медленно?»
«Хорошо. Так? Свистните сразу, как он окажется в воде, и остановлюсь».
Дельфин скользил, как морское судно, начавшее спуск на воду. Песок и разбитые раковины под его телом шумели не тише мотора. Наконец дотронулся до воды… Медленно, медленно входит в море. Я шла за ним. Намочила ноги, по колено в воде, по щиколотку. Рука, лежащая на петле, уже под водой.
Теперь мы достигли места, где дно резко углублялось. Почти сразу я оказалась в воде по грудь, захлебываясь прохладной ночной водой. Дельфин стал легче, вода брала на себя его вес. Еще несколько секунд, и поплывет. Шевельнулся только раз, конвульсивно, веревка натянулась тетивой и больно стукнула меня по руке, так что я закричала. Мотор перешел на шепот, и Макс спросил: «Больно?»
«Нет. Давайте дальше, это его поддерживает».
«Еще долго?»
«Почти достаточно глубоко. Он очень тихий. Думаю, он… Боже мой, думаю, он умер! Ой, Макс…»
«Спокойно, моя дорогая. Я иду. Держи, научим его плавать. Скажи, когда».
«Почти… Хорошо! Стоп!» Мотор выключился неожиданно, будто захлопнулась звуконепроницаемая дверь. Тело дельфина рядом со мной подскакивало и болталось. Я обняла его, чтобы удержать.
Макс отцепил веревку, повел лодку под сосны, цепь зазвенела. А вот он и со мной рядом в воде, конец веревки намотан на руку. «Как? Умер?»
«Не знаю. Не знаю. Буду держать, пока отрезаешь веревку».
«Поверни его голову в сторону моря, просто на случай… Давай, старина, поворачивай… Вот так. Отлично. Теперь держись, дорогая, я быстро, как смогу».
Дельфин лежал неподвижно в моих руках, дыхало широко открыто, не в воде, тело тяжело качается, как лодка полузатонувшая. «Все уже хорошо, – говорила я ему шепотом. – Ты в море… В море! Не можешь теперь умереть… Нельзя…»
«Не волнуйся, – веселый голос Макса с другого конца дельфина. – Святой Спиридон за своими присматривает. Не в себе зверь, да? Только бы Бог его продержал в таком состоянии, пока я не снял с него эту проклятую веревку. Замерзла?»
«Не очень», – ответила я, клацая зубами.
Когда он снова склонился над веревкой, мне показалось, что дельфин шевельнулся. Через секунду я была уверена. Мускулы зашевелились под кожей, медленная рябь силы пробежала по мощной спине, плавник двинулся, ощущая воду, попробовал переложить на нее вес… «Он шевелится! Он в порядке. Ой, Макс, быстрее, если он сейчас поплывет…»
«Если он это сделает, отправимся вместе с ним. Веревка мокрая, ничего не получается. Придется отрезать. Нож, пожалуйста».
Когда он просунул лезвие под веревку и начал ее перепиливать, дельфин вернулся к жизни. Огромные мышцы плавно изогнулись, еще, плечи подобрались, закрылось дыхало. Я сказала: «Быстрее! Он уходит!»
Дельфин потянулся из рук. Неожиданная холодная волна окатила меня доверху, когда великанское тело рванулось прыжком прямо в море. Макс громко ругнулся, потом раздался второй всплеск, и он ушел под воду. Я потеряла равновесие и какие-то жуткие секунды думала, что Макс повис на веревке и несется за дельфином в открытое море, как пескарь, попавшийся на удочку. Но когда я перестала падать и тонуть, резко откинувшись назад, Макс вынырнул рядом со мной с перерезанной петлей в руке. Я схватилась за него, почти рыдая от облегчения и восторга. «Ой, Макс!» Опять упала, и он обнял меня. Я почти не заметила, смотрела в темное, звездное море, где очень далеко след морского огня горел и взрывался длинными веселыми петлями и изгибами и исчезал в темноте… «Ой, Макс… Смотри, он плывет, видишь свет? Все, уплыл. Уплыл. Правда, великолепно?»
Второй раз за ночь я была схвачена в охапку и лишена возможности говорить, но на этот раз его ртом, холодным и соленым. Поцелуй продолжался вечность. Мы оба промокли и промерзли до костей, но там, где встретились и сцепились наши тела, я чувствовала, как горяча кожа Макса и как его кровь бьется навстречу моей. Если бы мы были обнаженными, ничего бы не изменилось.
Отпустил. Мы смотрели друг на друга. Я с трудом взяла себя в руки. «Что это было? Штраф за розы?»
«Вряд ли. Назови это кульминационным пунктом бурной ночи. – Отбросил волосы со лба, и я увидела, что он улыбается. – Отдых воина, мисс Веринг. Возражаете?»
«Добро пожаловать. – Воспринимай все легче, думала я, все надо воспринимать легко. – У вас с Адони, должно быть, была веселенькая рыбалка».
«Развеселая. – Он вовсе не притворялся, жизнерадостный и очень довольный собой. – Между прочим, это прорвались чувства, которые я скрывал всю эту жуткую неделю. Не заметила? А отец чувствовал».
«Твой отец? После первой встречи? Не верю. По виду ты мечтал меня линчевать».
«Мои чувства, – сказал он осторожно, – лучше описывать как смешанные. И черт возьми, если будешь продолжать в том же духе и всегда приближаться ко мне в полуобнаженном виде…»
«Макс Гэйл!»
Он засмеялся. «Никогда не слышала, что мужчинам ничто человеческое не чуждо? И некоторым не чуждо больше, чем другим?»
«Если это по-человечески. Ты себе льстишь».
«Хорошо, дорогая, назовем это штрафом за розы. Ты много нарвала, правда? Восхитительно. Иди сюда».
«Макс, так нельзя… Из всех самодовольных… Это странно! Какое время ты выбрал…»
«Любовь моя, раз ты искришься, как кошка, каждый раз, как я к тебе подхожу поближе, что остается делать, кроме как тебя сначала немножко утопить?»
«Заметно, что ты много понимаешь в электричестве».
«Угу. Нет, подожди. А заряд в тебе почти смертельный, да?»
«Сам можешь воспламенить несколько бикфордовых шнуров… Ради бога, мы, наверное, с ума сошли. – Я оттолкнула его. – Вылезай. Готова умереть с тобой и быть похороненной в одной могиле, но не от воспаления легких, это не романтично… Нет, Макс!.. Можешь делать со мной все, что хочешь, но на сухой земле. Вылезай, ради всех богов!»
Он засмеялся и отпустил меня. «Хорошо. Пошли. Господи, я веревку утопил… Нет, вот она. За это тебе тоже пришлось бы расплачиваться, совершенно новая сизалевая веревка, шестьдесят футов длиной…»
«Я тоже пострадала. Платье стоило пять гиней, босоножки – три фунта десять пенсов, а в порядок я все это никогда не приведу».
«Просто жажду за все расплатиться, – сказал Макс жизнерадостно и остановился в восемнадцати дюймах воды.
«Верю, но счет не тебе. Ой, дорогой, ну не будь сумасшедшим, давай выходить…»
«Очень жаль. Кто, по-твоему, будет расплачиваться по счетам дельфина, Аполлон или святой? Я бы на твоем месте выбрал Аполлона. Конечно, если потеряла бриллиант сестры, расплаты ты просто не перенесешь».
«Убийство! Ой, нет, вот он. – Он сиял, в лунном свете совершенно голубой. – Макс, серьезно, спасибо большое, ты такой прекрасный… Я такая дура! Будто ты когда-нибудь мог…»
Он схватил меня за руку и в ту же секунду я увидела свет, маленький танцующий свет, как от электрического фонаря, движущийся по тропе от виллы Рота. Он пробирался между скал, осветил лодку, так что я впервые увидела ее имя – «Ариэль», – потом луч света упал на воду и осветил нас, мокрых и ободранных, вылезающих на берег. В этот момент мы находились как минимум в четырех футах друг от друга.
«Бог великий на небесах! – сказал голос Годфри. – Что происходит? Гэйл, Люси, оба насквозь мокрые! Неужели еще один несчастный случай?»
«Нет, – сказал Макс безразлично и без выражения. – А вы что спустились?» Он будто поставил между нами стену, но Годфри, казалось, не заметил. Он уже спрыгнул со скал на песок рядом с соснами. Фонарь осветил место, где лежал дельфин, и широкий след там, где мы тащили его в море. Мое пальто валялось грязной кучей, рядом – босоножки.
«Господи, да что случилось-то? Люси, у вас никаких неприятностей? Нашли алмаз?»
«Откуда вы знаете?»
«Фил позвонила, конечно. Сказала, что вы ушли много часов назад, и она беспокоится. Я сказал, что спущусь и посмотрю. Только что вошел. – Фонарь осветил нас обоих и остановился на Максе. – Что случилось?»
«Не светите в лицо. Ничего не случилось, во всяком случае в смысле, который вы в это понятие вкладываете. Ваш дельфин выскочил на песок. Мисс Веринг пыталась запихнуть его обратно в воду и не могла, поэтому я привел лодку и вытянул животное в море. В процессе мы промокли».
«Вы хотите сказать, что привели лодку в такое время ночи, чтобы спасти дельфина?!»
«Правда, он хороший?» – с удовольствием вставила я.
«Очень», – ответил Годфри. Он не отводил глаз от Макса. – Мог бы поклясться, что вы уплыли уже давно».
«Вас же вроде не было, – сказал Макс, – сами только что вошли». Снова как два озлобленных пса. Но, может быть, тон Макса объяснялся стиснутыми от холода зубами, потому что дальше он добавил совершенно спокойно: «Я сказал, привел, а не вывел. Отплыли мы где-то около десяти. Вернулись совсем недавно. Адони как раз шел вверх, когда прибежала мисс Веринг. Я был еще в лодке».
Годфри засмеялся: «Извините, не хотел приуменьшать ваш добрый поступок. Как повезло Люси и дельфину!»
«Да, не так ли? – сказала я. – Я совершенно не могла придумать, что делать, как вдруг услышала мистера Гэйла. Я пошла бы за вами, но Фил сказала, вас дома не будет».
«А я и не был. Вышел около половины одиннадцатого и вошел в дом, когда зазвонил телефон. Нашли кольцо?»
«Да, спасибо. Это просто эпопея, не представляете!»
«Очень жаль, что не принял участия. Получил бы удовольствие».
«Мне тоже понравилось, – сказал Макс, – но давайте отбросим правила приличия. Услышите это как-нибудь в другой раз. Если мы не хотим умереть от воспаления легких, нам нужно идти. Где ваши туфли, мисс Веринг?.. Спасибо. – Это Годфри, который осветил их фонарем. – Одевайте быстро, ладно?»
«Что это?» – голос Годфри резко изменился. «Мое пальто. – Мне было не до его тона, я вся дрожала крупной дрожью и с трудом напяливала босоножки на мокрые и грязные ноги. – А это косметичка Фид, мистер Гэйл, не будете так добры…»
«Это кровь!» – сказал Годфри. Он поднял пальто светил фонарем на рукав. Действительно кровь.
Я почувствовала, а не увидела, как рядом напрягся Макс. Луч фонаря скользил в нашу сторону. Я сказала резко: «Пожалуйста, выключите фонарь, Годфри! Я не чувствую себя достаточно прилично в мокром платье. Дайте пальто. Да, это кровь. Дельфин порезался об камень или еще что-то и всю меня испачкал, прежде чем я заметила. Будем надеяться, что смогу вывести пятно».
«Скорее, – сказал Макс, – ты дрожишь. Завернись в него. Пошли, нам пора». Он обернул пальто вокруг моих плеч.
Зубы мои издавали звуки, будто печатная машинка, от пальто поверх промокшего платья было ни капельки не теплее. «Д-да, идем. Годфри, я вам потом расскажу. С-спа-сибо, что спустились».
«Спокойной ночи, – сказал Годфри, – завтра зайду и посмотрю, как вы себя чувствуете». Он скрылся в тени сосен, луч фонаря медленно двигался по земле, где лежал дельфин, и по скалам.
Мы с Максом быстро шли по песку, ветер холодил мокрую одежду. «Пальто стоило девять фунтов пятнадцать пенсов, – сказала я, – и это твой счет. Из дельфина кровь не текла. Что сделал с рукой?»
«Излечимо. Сюда. – Мы стояли у ступеней к Кастелло, я хотела идти дальше, но он меня остановил. – Не можешь идти домой в таком виде. Пошли наверх».
«Ой, нет, может, я лучше…»
«Не глупи, почему нет? Мэннинг позвонит твоей сестре. И ты можешь, в конце концов. И не собираюсь провожать тебя всю дорогу, а потом в таком виде ковылять обратно. Более того, в моих ботинках полно воды».
«Ты мог утонуть».
«Мог. И какой счет ты бы предъявила Аполлону?»
«Знаешь какой», – сказала я совсем не легкомысленно и так тихо, чтобы он не услышал.