Это война, детка

Глава 11

Вар

Ровно три минуты каждый день.

Вот сколько времени мне требовалось, чтобы принять душ.

Ни на двенадцать секунд меньше, ни на сорок пять секунд дольше.

Всегда три минуты.

Я знал, потому что считал. Каждую секунду. Каждую минуту. Каждый вдох. Среднестатистический взрослый человек делает от двенадцати до восемнадцати вдохов в минуту. Я же делал двадцать два. Всегда. Никаких изменений. Итак, за одно купание я вдыхал шестьдесят шесть раз.

Натягивая брюки, я гадал, сколько вдохов делала Бейли в душе. Невозможно было подвести их под статистику — от расстройства или страха она дышала учащенно, но в минуты покоя ничем не отличалась от меня. И подсчитать ее выдохи за одной купание было огромной неразрешимой проблемой. Вдруг она мылась десять минут? Или сорок?

Я уже собрался рассмотреть несколько различных вариантов, но остановился и просто представил Бейли в душе. Один лишь образ того, как капли стекали по ее гладкому бледному лбу и намачивали темные ресницы, уже завораживал. Светлые волосы потемнели от влаги и плавно струились по спине. Улыбка, благодаря которой становились видны белоснежные зубы и душевная доброта.

Улыбаясь, Бейли дышала медленней. Возможно, тринадцать или четырнадцать вдохов в минуту. Но переменная, все еще вызывавшая у меня сомнения — продолжительность купания. Я решил попросить Бейли засечь время.

Посмотрев на себя в настенное ростовое зеркало, я нахмурился. Прошло больше десяти лет с тех пор, как я стал человеком, которого и сам не знал. С тех пор как…ну, теперь я был им.

Но я ненавидел даже дышать с ним одним проклятым воздухом.

Все двадцать два вдоха в минуту.

Сегодня я надел строгие брюки цвета угля, черные классические туфли и светло-голубую классическую рубашку, цветом практически идеально сочетавшуюся с глазами Бейли. Я постарался и заказал в интернете три рубашки схожих оттенков, чтобы потом выбрать идеальное совпадение. Если бы не подошла ни одна из них, я планировал позвонить производителю и сделать индивидуальный заказ.

Обычно дома я носил галстук, покорно завязывая его, как научил папа, когда мне было десять. Иногда мне хотелось, чтобы узел превратился в петлю и задушил меня. Я гадал, сколько вдохов успею сделать, прежде чем прекратится подача кислорода. Три? Четыре? Двадцать? Я не знал ответа, но не мог выбросить вопрос из головы.

Наряду с миллионом других безудержных мыслей, управлявших моей проклятой жизнью.

— К черту, — с вызовом отрезал я. Таков уж был я, пытавшийся выжить в битве с самим собой. Время от времени мое истинное «я» побеждало, пускай даже на мгновение.

Бросив черный галстук на кровать, я вышел из комнаты. Только я добрался до двери, как попятился и вернулся к нему. Аккуратно свернув галстук — и лишь со второй попытки добившись удовлетворительного результата — я положил его обратно в ящик, где ему было самое место. Мое дыхание немного участилось, и я расстегнул пару верхних пуговиц, чтобы стало легче дышать.

На протяжении многих лет каждый мой день начинался с утреннего ритуала. Душ. Одевание. Завтрак. Работа. Но сегодня, помимо отказа от галстука, мне хотелось вырваться из обыденности и посмотреть, где спала Бейли. Прошлой ночью она ела, как свинка, и я по-детски сбежал в раздражении. Человечная сторона моей личности сожалела, что Бейли оголодала и была вынуждена буквально заглатывать пищу. Но монстр, контролировавший каждую мою мысль, испытал отвращение. Не испугайся я того, что желудочная кислота сделает с моими зубами, спрятался бы в своей уборной, засунул палец себе в горло и опорожнил пищевод.

Также я понятия не имел, чем занималась Бейли после моего ухода.

Трогала все поверхности в доме? Я мысленно сделал заметку попросить свою горничную Грету стерилизовать все помещения. Она ненавидела, когда я перегибал палку, но быстро успокоилась, стило мне в такие дни начать утраивать ей зарплату. Мой разум требовал каталогизировать предметы, к которым могла прикасаться Бейли, однако я отринул навязчивые мысли и вышел в коридор. Меня шокировало обнаружить ее устроившейся на диване и протягивавшей мне чашку кофе.

— Диван белый! — прошипел я вместо приветствия, мгновенно возненавидев себя за свои слова.

Подув на кружку, Бейли посмотрела на меня, выгнув идеальную бровь.

— Знаю, что я подросток и все такое, — саркастично пробормотала она, — но не малыш. Я не пролью кофе. И с добрым утром, между прочим.

И снова Бейли бросила мне в лицо свой возраст, заставив почувствовать себя еще большим ублюдком, чем я уже был.

— И тебе доброе, — ответил я грубо, но уже менее сердито. — Хорошо спала?

— Честно говоря, лучше, чем за последние две недели, — вздохнула она, нахмурившись. — С Гейбом мне не удавалось отдохнуть.

Я провел рукой по волосам. Прошлой ночью я ворочался, размышляя о том, что этот мужчина сделал с Бейли. При упоминании огурца мне стало противно. И не потому, что мы говорили об овоще, а потому, что Бейли причинили боль. Я мог быть больным на голову, но не девственником и знал о женской анатомии. До того как на меня рухнул мир, я любил заниматься сексом.

Если говорить по-настоящему честно и не заострять внимание на грязных аспектах, я, мать вашу, по нему скучал.

Но затем мою голову заражали образы обмена телесными жидкостями, которыми один человек пачкал другого, и так далее, тому подобное. Я даже не мог посмотреть порно, чтобы не закричать.

— Что он делал? — я не хотел знать подробностей, но ведь поэтому и купил Бейли. Чтобы занимала мое время. Составляла мне компанию. Говорила со мной.

Поставив кружку на журнальный столик, Бейли встала ко мне спиной, глядя из окна на океан. На миг я забеспокоился, останется ли на деревянной столешнице мокрый кружок от дна кружки. Но когда Бейли потянулась, закинув руки за голову, мои мысли потускнели.

Белый халат на ней задрался, вознаградив меня видом бедер чуть ниже ее ягодиц. Она опустила руки, и он снова покрыл почти все ее тело. У меня чесались пальцы приподнять его и открыть для себя идеальную кожу.

Я хотел прикоснуться к ней.

И эта мысль тревожила.

Я не хотел никого трогать. Больше никогда в жизни.

— А чего он не делал? — пробормотала Бейли, потянувшись к стеклу. Я перепугался, что она дотронется до него кончиками пальцев и испачкает кристально чистую поверхность. Я стиснул зубы, но прикусил язык. Меня отвлекло отчаяние в голосе Бейли, и мне не терпелось узнать о ней больше. — После похищения Гейб отвез меня в какую-то отдаленную хижину. На несколько дней запер меня в своем подвале. Заставил выбраться самой, только чтобы ударить и привязать к кровати.

От рыданий у нее перехватило горло, и она понурила плечи. Я сделал к ней один, два, три, четыре шага. Запоздало заметив, что уже потянулся утешить Бейли, я отдернул руку.

— Что было дальше?

— Что было дальше, сбивает с толку. В том смысле, что у меня есть парень, и я его очень люблю, — прошептала Бейли, скрестив руки на груди. Она так и не повернулась, и я гадал, уж не трудно ли ей было рассказывать такое мне в лицо. — Но Гейб был нашим соседом. Я годами ему доверяла. На самом деле, в детстве я была даже в него влюблена.

— Он причинил тебе боль?

Повернувшись, Бейли посмотрела на меня, словно я задал ей самый нелепый вопрос, особенно после ее вчерашнего признания об огурце. От напряжения у меня натянулись жилы на горле, и я ждал, когда она уже испортит мое незапятнанное стекло. Но Бейли лишь опустила руку, оставив кристально чистое совершенство нетронутым.

— Гейб доводил меня до оргазмов. До многих. Я не хотела их, Вар, но удовольствие получала. Я не управляла своим телом, за что себя ненавижу.

Я сделал еще шаг к ней. Сладкий аромат Бейли не отравлял. Он настолько меня пьянил, что моя голова шла кругом. Мне нравился этот запах. Нравилось, как он наполнял мои легкие и очищал меня.

— Ты не виновата.

— Потом он лишил меня девственности, — всхлипнула Бейли. — Было очень больно, но затем…

— Тебе понравилось?

— Мне…мне…понравилось, — раздался ее всхлип. — Я предала своего парня, получив удовольствие от того, как Гейб со мной настоял на своем. Он изначально собирался продать меня. После постоянного секса я почему-то надеялась, что Гейб оставит меня себе. Что мы не уедем из его хижины, и все обойдется, — Бейли глубоко выдохнула, и окно перед ней затуманилось. С ужасом и восхищением я наблюдал, как она нарисовала сердце и в нем букву «Б».

Мои расстройства рвались наружу, но их пересилило странное желание, чтобы Бейли продолжила. По мере того как запотевшее стекло прояснялось, символы на нем становились едва различимы. Они добавляли тепла в мое до нелепости холодное жилое пространство. С тревогой я обнаружил, что мне понравилось.

— Что было потом? — призвал я Бейли, стараясь не зацикливаться на ее рисунках.

— Однажды…Гейб приказал мне бежать, и когда я послушалась, поймал меня. Той ночью в холодном лесу он меня изнасиловал. Лишил еще одной девственности.

Раздавшийся рык испугал нас обоих, и Бейли повернулась ко мне. Сразу стало ясно, что защитное рычание исходило от меня. Вот дерьмо. В иное время я бы слетел с катушек от разговоров об анальном сексе, как бы сильно ни интересовался им в подростковом возрасте, но сейчас мог думать лишь о том, чтобы выбить дерьмо из Гейба.

Посмотрев на меня с печалью, Бейли сделала шажок ко мне, но не прикасалась. Нас разделял всего шестьдесят один сантиметр. Я не был ни с кем так близок по своей доброй воле с тех пор, как расстался со своей школьной пассией. На несколько кратких мгновений в присутствии разбитой девушки я почувствовал себя сильным. Почувствовал себя нормальным.

— А огурец… — горько прошептала Бейли, и я поежился. — Гейб засунул его мне во влагалище, пока сам брал сзади. Иногда мужчины захотят использовать тебя вместе, ты должна быть готова, как сказал он.

Я испугался, что моя голова вот-вот взорвется от ярости. Одна-единственная прядь светлых волос выпала из хвоста Бейли, и у меня чесались пальцы ее откинуть. Не потому, что она была там не к месту. Просто я хотел лучше видеть лицо Бейли. Хотел ее утешить.

Но я, чтоб меня, не мог.

— Я никогда не причиню тебе подобной боли, — прорычал я свое обещание, сжав руку в кулак. — Бэй, Гейб кажется мне невменяемым.

На ее глаза навернулись слезы, и я подался к ней. Я хотел прочувствовать ее присутствие. Пускай мы не соприкасались, но я физически реагировал на ее близость. У меня по коже пробежали мурашки. Волоски на руках встали дыбом, словно через Бейли проходил какой-то магнитный ток, притягивавший мое тело.

Семнадцать.

Сглотнув, я поверх ее головы посмотрел на океан. Он был красив — редкое явление, к которому я не допускал свою одержимость и не начинал размышлять о множестве населявших его существ и организмов.

Вместо них я думал о ней.

О своей матери.

О том, как ее темные локоны развевались на ветру, когда я гонялся за волнами. Время от времени она заставляла меня выходить из воды и, взъерошив мои волосы, целовала в лоб. Иногда мама давала мне песочное печенье, чтобы поддержать мои силы для дальнейших игр.

Я не позволял своему психическому недугу разрушить воспоминания о ней. Они остались нетронутыми, несмотря на непрерывно бушевавший во мне шторм ненависти и отчаяния. Он всегда угрожал навредить. Но каким бы испорченным ни был мой разум, я всегда мог мысленно вернуться к маме и к нашим дням на пляже.

Один из немногих способов успокоиться.

И теперь…

Я нашел еще один.

На меня смотрели великолепные голубые глаза, блестевшие от слез. Бейли был так красива, что на миг я чуть не забыл обо всем и не поцеловал ее.

Чуть не забыл о микробах.

О числах.

О вероятностях.

О крови.

Чуть не утонул в исключительном отвлечении.

На этот раз вместо моих страданий меня сдержала реальность, и я вытолкнул изо рта слова, сожалея, что у меня не хватило мужества сказать правду.

— Ты еще ребенок. В отличие от Гейба, я не причиню тебе вреда. Клянусь могилой своей матери.

— Вар, я не ребенок, — несмотря на скатившуюся по щеке слезу, Бейли вызывающе подняла голову. — Двадцатого числа следующего месяца мне исполнится восемнадцать. К тому же после всего, что со мной произошло, я больше не невинна. Я женщина на сто процентов.

Сорок восемь дней.

Шесть воскресений. Шесть понедельников. Семь вторников. Семь сред. Семь четвергов. Семь пятниц. Семь суббот.

Восемнадцать.

— Меня не волнует, что тебе будет восемнадцать, Бэй. Я никогда не прикоснусь к тебе без твоего разрешения.

— Но прикоснешься, если я попрошу? — она приоткрыла рот и широко распахнула глаза.

Конечно, мои слова сбили ее с толку после того, как накануне я вопиющим образом продемонстрировал свои отклонения. Черт возьми, даже меня самого мои слова сбивали с толку.

— Возможно, после твоего дня рождения.

На ее губах заиграла легкая улыбка, запутавшая меня еще больше. Как Бейли могла радоваться моему ответу? Я был ничем не лучше ублюдка, который ее похитил. В том отношении, что я буквально ее купил.

— Давай поговорим о твоей семье, — грубо начал я, прежде чем отойти от нее. Мой взгляд скользнул по стеклу, и я напрягся, снова увидев букву «Б». Но моя напряженность не была похожа ни на одну другую из всех, терзавших меня прежде. Она казалась почти собственнической.

— Мы можем перевести моим родителям немного денег и, например, отправить письмо, в котором скажем, что я сбежала с тобой, — прерывисто выдохнула Бейли. — Они будут верить в историю достаточно долго, чтобы вылечить маму. Хотя я знаю папу. Он не остановится, пока не найдет меня.

Я тут же встревожился. Меня приводила в бешенство мысль, что в мой дом поникнут люди и попытаются забрать Бейли. Она была первым осколком счастья в проклятом мире, где я прожил более десяти лет. Я не мог позволить им отнять ее у меня.

— Но проблема не в папе. А в Гейбе. Он обещал вернуться за мной. На самом деле я бы не забывала, что он преследует нас прямо сейчас, — Бейли задрожала, и я захотел обнять ее. — Он как бы одержим мной.

«И я как бы одержим тобой»

— Гейб больше никогда к тебе не притронется, — начал раздражаться я, сжав кулаки. — Я убью этого ублюдка, даже если он просто шагнет на мою территорию, — по правде говоря, не совсем. Следовало отметить, что меня начинало тошнить, едва я представлял кровь по всему дому. Хотя, если речь шла о защите Бейли, без крови могло не обойтись. Вот тогда Грета действительно меня возненавидела бы. — Я позвоню своему адвокату и договорюсь, чтобы он перечислил твоим родителями деньги, которые никто не отследит. Тебе нужно назвать мне имена и адрес. Я прослежу, чтобы они получили перевод.

Бейли кивнула, но нахмурилась.

— А как я скажу им, что со мной все в порядке?

Легко.

Я же был компьютерным гением.

Я планировал пропустить электронное письмо через такое количество зашифрованных серверов, что никто никогда не узнает, откуда оно пришло.

— Я дам тебе компьютер с электронной почтой, если пообещаешь никому не выдавать свое местонахождение.

— Обещаю. Но, Вар, Гейб знает твое имя. Он не дурак.

— Но не фамилию, — я разочарованно провел пальцами по волосам. — Мои данные есть только у аукциониста. Я никому не позволю тебя забрать.

Бейли закусила губу и не казалась убежденной. Мне хотелось потянуться и высвободить ее полную губу из тисков зубов. Провести по ней языком и успокоить боль, которую Бейли сама себе причинила из-за своей нервозности.

Член затвердел в моих штанах, и я чуть не подскочил от гребаной радости.

— Пойдем, — проворчал я, не показывая восторга, побежавшего по моим венам. За несколько мгновений с Бейли я почувствовал себя свободнее, чем когда-либо прежде. — Давай позавтракаем и приступим.