Этой ночью я сгораю

Глава 8

Я совсем забыла. Возвращаясь обратно к жизни, нам положено представить себе свою кровать, но из-за паники это вылетело у меня из головы. Когда я проснулась от того, что пыль щекотала нос, сквозь дрему послышался шепот матери с мягким упреком:

«Не паникуй, а не то пропадешь, Пенни».

Я запаниковала и почти пропала. А может, так оно и было? Я оказалась не в своей кровати, а на твердых половицах. Это не моя комната.

Здесь царит кромешная тьма, а воздух застаивался десятилетиями. Однако в нем таятся знакомые запахи кожи, бумаги и пчелиного воска.

Книги.

Я попала в библиотеку.

Это плохо, но могло быть хуже.

Тени слева от меня рассекла зеленая искорка. Другая сверкнула справа. Раздался тихий шелест, словно кто-то перевернул страницу. Должно быть, у меня разыгралось воображение. Попыталась встать, как вдруг что-то дернуло меня за подол. Я вздрогнула и задела стопку книг. Они упали на пол и рассыпались с таким грохотом, что у меня сердце в груди замерло. Тени рассыпались по полу к стеллажам, и тьма немного рассеялась.

Моя линия жизни натянулась, а значит, близится рассвет. Мне нужно проникнуть в кабинет мисс Элсвезер, где хранятся запасные ключи, и вернуться в Терновое крыло, чтобы меня не застукали.

Изумрудные искорки сверкали в темноте, а не в моем воображении – в этом я была почти уверена. Они мерцали, освещая нарисованную на стене восьмерку и отполированные до блеска перила. Я стояла в самом низу лестницы, ведущей на девятый этаж. Неужели я думала о девятом этаже, пересекая границу? Почему я здесь оказалась?

Я бросилась вниз по лестнице. Вдруг кто-то прошептал мое имя, умоляя меня вернуться, оглянуться назад.

Элла пропала после попытки попасть на девятый этаж. Нельзя, чтобы то же самое произошло и со мной.

Свернув на второй этаж, я прошмыгнула в кабинет мисс Элсвезер. Ключи от библиотеки хранились в верхнем ящике ее стола. Я схватила один из них и побежала вниз по последним пролетам, перепрыгивая через ступеньки. Я ощутила укол вины, но собиралась вернуть ключ уже завтра и надеялась, что она ничего не заметит.

В пустом голубом небе за арочными окнами таял рассвет. Я молча мчалась по коридорам. Колокол на часовой башне Коллиджерейта прозвонил шесть раз. В любую минуту из-за угла появится утренний патруль дворцовой стражи.

Я забежала в крыло Тернового ковена, когда последний звон эхом раскатился в ушах. Дверь захлопнулась за моей спиной, я с облегчением выдохнула и поспешила к себе в комнату. Меня не застукали. Никто не знает, что я в одиночку ходила по Смерти. И теперь я знаю, где Элла.

Сердце колотилось. Свернулась калачиком на кровати и зарылась в одеяло из гагачьего пуха, чтобы согреться от холода, пронизывающего до костей. Я и не думала, что смогу уснуть, но настолько вымоталась, что вскоре забылась во сне. В этот раз сновидения меня не потревожили.

Я проснулась от того, что щеку щекотали темные волосы. Надо мной с обеспокоенным видом склонилась мать. Когда я открыла глаза, она выпрямилась.

– Ты заболела?

– Я… Нет?

Я пыталась найти другие слова, но на ум так ничего и не пришло.

– Ты пропустила завтрак.

Это звучало как ненавязчивое требование объясниться.

– Мне жаль, я…

Я искала правдоподобное оправдание, но в голове у меня было пусто.

– Вставай, Пенни. Вчера вечером кто-то ворвался в зал для сожжения, и теперь ваша бабушка жаждет крови. Она хочет тебя видеть.

Тонкие морщинки вокруг маминых глаз стали резче от чего-то вроде подозрения. Я пыталась не показывать, как была напугана, ведь после сожжения я забыла убрать за собой пепел. Как я могла забыть такую незначительную мелочь?

Мать покачала головой и отвернулась.

– Будь осторожна. Сегодня утром ей еще исцелять Верховного Смотрителя.

Из всех ведьм только матери и бабушке доверено следить за раной нашего безликого повелителя. Немногие в Холстетте желали бессмертия. Смерть пела сладкие песни на голодных задворках. Если Смотритель умрет, не будет ни спасения, ни выхода, ни конца. Ни для кого из нас.

Поэтому мы хранили его жизнь, хоть и не могли его исцелить. И по мере того, как усугубляется его загадочный недуг, о котором нам запрещено говорить, завеса страдает от недуга вместе с ним.

Я сбросила с себя одеяло.

– Элла? Она что…

Мать прервала меня, печально покачав головой. Она сдалась, очевидно. Мне хотелось рассказать ей обо всем, что я делала прошлой ночью, и дать ей надежду. Но я обошлась объятиями. Я уткнулась лицом ей в плечо и почувствовала ее дыхание с ароматами ландыша и душистого горошка. Она была у себя в теплице. Надеюсь, она была не одна.

Мать нежно разгладила пальцами мои кудри.

– Одевайся, мой лепесточек. Не заставляй бабушку ждать.

Она ушла. Я осторожно выбралась из постели. Желудок протестующе заурчал из-за того, что я пропустила завтрак. В остальном же я чувствовала себя вполне нормально.

Я ходила по Смерти. Я нарушила первое правило, и ничего страшного не произошло.

Я быстро оделась в черное хлопчатобумажное платье с длинными рукавами и подолом в пол, а затем подвязала его серебряным поясом. Через приоткрытое окно повеяло ледяным горным воздухом, так что я захватила плащ, висевший с обратной стороны двери. Завязав волосы черной лентой, я поспешила в кабинет Терновой королевы. Заставлять бабушку ждать всегда выходило себе дороже.

Бабушка сидела за столом, в который я залезла вчера вечером. При виде меня взгляд ее стал резче. Мама молча стояла в углу. Мила сидела у окна, скрестив руки. Судя по выражению ее лица, ее уже допросили и она выдержала это с честью.

Бабушка жестом подозвала меня к себе. Когда-то волосы у нее были такими же рыжими, как у меня и у моих сестер, но теперь они потускнели от возраста и поседели от хождения по Смерти. Она посмотрела мне прямо в глаза и сказала:

– Ты побледнела, Пенелопа. Где ты была прошлой ночью?

Я ждала этого вопроса, я к нему готовилась, но солгать бабушке в лицо было почти невозможно. Поэтому я ответила уклончиво:

– Мать сказала, кто-то ворвался в зал для сожжения.

– У него был ключ. Тот, кто зажег костер, оставил этот ключ на столе.

Бабушка наблюдала за моей реакцией, но я себя не выдала.

– Что-то сломали?

– Он нарушил закон, – ответила она. – Кто бы это ни был, он прошел за завесу.

Я постаралась раскрыть глаза пошире, но не переусердствовать. В этом я была до ужаса слаба, так что бабушка сузила глаза. В отчаянии я бросила взгляд на мать, затем на Милу.

– А что насчет Эллы? Она… Никто не пострадал?

– Нет, Пенелопа, никто. Но колебания завесы были, так что этим утром Смотрителю потребовалось мое присутствие.

Бабушка поджала губы, бросила на меня еще один пронзительный взгляд и отпустила меня.

От облегчения я едва не обмякла. Если бы она что-нибудь заподозрила, мне пришлось бы рассказать все и о стенах, и о крике Эллы. А это звучало нелепо даже для меня, хоть я это видела. В Смерти нет зданий. Возможно, за Пределом они есть, но никто из тех, кто туда ушел, так и не вернулся, чтобы раскрыть эту тайну.

Бабушка отпустила меня, махнув рукой в сторону двери.

– Иди есть. Тебе оставили тарелку с завтраком.

– А как же мои обязанности? А библиотека?

Дрожь пробежала по спине, когда я подумала о шепчущих огнях возле девятого этажа.

Бабушка покачала головой.

– Тебя вызвала Прядильщица.

Мать оттолкнулась от стены.

– Снова? Матушка, это неслыханно!

Терпеть не могу, когда мать так ее называет. Это слово кажется слишком родным, словно их связывает нечто большее, чем то, что мать вышла замуж за сына бабушки.

Каждый год из шестидесяти восьми бабушкиных лет проявился на ее лице, когда она сказала в ответ:

– Я в курсе, Агата. Но перед приказами Прядильщицы я бессильна. Пока она продолжает ткать будущее, Смотритель потакает ее прихотям. Скажи против нее хоть слово – и он обратит свой взор на нас. А Пенелопа и так привлекает достаточно внимания, чтобы я еще выводила из себя любимицу Смотрителя.

Тут бабушка хмуро уставилась на меня, будто не понимая, почему я до сих пор не ушла.

– Иди же! Дворцовая стража ждет тебя, чтобы сопроводить. Я не стала освобождать тебя до того, как прозвонят одиннадцать, так что у тебя всего пятнадцать минут. Там остались блины.

– Блины?

Она кивнула и снова махнула рукой на дверь.

Удача, которая уберегла меня от неприятностей с бабушкой, длилась недолго. В коридоре ждала та самая стражница, которая заперлась вместе со мной в чулане. Я не посмела взглянуть на нее, боясь того, что могу увидеть. Вдруг она разозлилась, что я узнала ее секрет? Или волновалась, что я о нем кому-нибудь расскажу? А может, опасалась последствий, если я это сделаю?

Я следовала за ней по сверкающим мраморным коридорам, которые заледенеют, когда зима войдет в полную силу. Ковены тоже замерзнут, и всем придется сгрудиться у огня, которого было недостаточно для обогрева наших великолепных комнат. Все это было насмешкой над нами.

Когда я приподняла юбки, чтобы подняться по лестнице, стражница тихо сказала:

– Спасибо.

Она была выше меня ровно настолько, что мне пришлось запрокинуть голову. Мы встретились взглядами. Я пожала плечами, не осмелившись ответить.

– Ты не сказала, – сказала она, снова пытаясь начать разговор.

– И ты тоже, – ответила я тоном, пресекающим дальнейшие расспросы, и опустила глаза. Было утро, в залах было людно, а она слишком сильно мной заинтересовалась. Мне не стоит привлекать к себе внимание.

Вдруг она отвлеклась на топот сапог со стальными носами по камню. К нам приближался патруль. Она так резко повернула голову, что у нее хрустнула шея. Глаза смотрели четко вперед, плечи выпрямились, шаг стал твердым – и тут я поняла, как сильно отличались ее повадки, когда мы шли вместе, от четких движений, принятых у военных.

Я сцепила руки на подоле перед собой. Мимо прошагали двое Золоченых. Мы обе проявили покорность, и на одну бредовую секунду мне показалось, что мы участвуем в каком-то спектакле забавы ради.

Но нет, все это абсолютно реально. Нарушение правил влечет за собой губительные последствия. Поэтому меня мучил вопрос: зачем она вообще со мной заговорила? Ради чего стоило рисковать нашими шкурами?

Мы зашли в устланное коврами крыло Смотрителя. На стражу его покоев отбирали Золоченых чудовищных размеров. На плечах их черных туник закручивались петли золотых шнуров, отполированные золотые нагрудники сияли, а на поясах висели кинжалы.

Стражница прошла вперед, чтобы о чем-то пошептаться с Золочеными. Один из них посмотрел на меня. Зрачки в серебряных радужках сузились. Золотая полумаска мерцала. Он приподнял бровь, и от этого у меня по рукам пробежали мурашки.

– Сейчас она тебя примет, – сказал стражник так, словно это я просила об аудиенции, а не была призвана сюда по прихоти Прядильщицы.

Дверь со скрипом отворилась, и меня снова втолкнули внутрь. Споткнувшись, я ощутила раздражение. Я бы и так послушно зашла, можно было просто подождать.

В темной комнате были задернуты шторы. От аромата благовоний запершило в горле; глаза защипало, они заслезились. Как она это все выносит, еще и взаперти, без солнца?

– Мне нравится темнота, – проскрипела Прядильщица из угла.

Ткацкий станок клацал и щелкал. Он ткал не переставая.

Мой вопрос прозвучал слишком громко:

– Наверное, тебе не хватает солнышка?

Прядильщица, посмеиваясь, вышла из тени и направилась к своему стулу, чтобы на него взгромоздиться. Сегодня она куда меньше похожа на скорпиона – скорее, на змею, которая свесилась с ветки и гипнотизировала добычу своим завораживающим взором.

– Какая ирония, правда? Даже несмотря на то, что ты связана со Смертью, ты стремишься к солнечному свету. А я, накрепко связанная с Жизнью, нахожу утешение в темноте.

Это прозвучало как вопрос, на который нет правильного ответа, так что я промолчала. Я неловко шарила взглядом по комнате, чтобы не смотреть ей в глаза.

На полке в нише возле камина были разложены безделушки: серебряная шкатулка с крохотной замочной скважиной, синяя, как сапфир, книжка, название которой было отпечатано золотыми буквами, и фарфоровая пастушка в сиреневом платье.

Прядильщица следила за моим взглядом. Улыбка смягчила ее черты, но пальцы продолжали свой легкий танец.

– Даже не взглянешь? – кивнула она на ткацкий станок, с которого сходил яркий гобелен. – Почему?

– Он предназначен для Смотрителя, а не для меня.

– Как хорошо ты научилась лгать. Почему, Пенни? Почему ты не смотришь? Другие продали бы душу, чтобы взглянуть хоть одним глазком.

– А ты им позволишь?

– Продать души? О, они их и так продают, но не мне. Мое дело – жизни, а не души. Так почему же?

Я покачала головой.

– Я не хочу этого видеть.

– И все же ты последовала моему совету и отправилась прямо в Смерть.

Прядильщица, с угловатыми конечностями, в черных развевающихся шелках, соскользнула со стула и преклонила колени перед переплетениями нашей жизни.

– Я этого не делала.

– Ты снова лжешь. К тебе прилипла Смерть. Ты ходила в дозор.

Прядильщица пропустила сквозь нежные пальцы ткань, которая казалась мягкой, как масло. Она перекладывала ее с руки на руку, ища что-то, а затем взяла так, чтобы я все видела.

– Ты это видела?

Она похлопала по полу рядом с собой, и я встала на колени, но по-прежнему не смотрела на узоры. Я не могла.

Ничуть не смутившись, она принялась описывать особняк с черными стенами посреди моря серого песка. Это было здание, которого не должно было там быть.

Я неохотно кивнула.

Ее вздох был легким, как поцелуй крыла бабочки.

– Ты туда вернешься.

– Я…

Я запнулась. В глубине души я сгорала от желания рассказать ей, что видела летнюю зеленую дымку деревьев над черными стенами – оазис среди унылого пейзажа Смерти. Мне хотелось рассказать ей о сердцебиении Смерти и о том, как оно пульсировало сквозь песок под моими ногами. Мне хотелось сказать ей, что слышала крик Эллы.

– Я не знаю, к кому она попала, – ответила она, хотя я и не спрашивала. – Все, что происходит за стенами, скрыто от моего взгляда.

Она встала на ноги и протянула мне руку. Я взяла ее, и ее прохладные пальцы обхватили мои. Вдруг по венам пробежал сигнал. Мы с ней оказались близко. Так близко, что за приторными благовониями я разобрала ароматы весеннего солнца и первоцветов. Ее зрачки расширились, и глаза стали как полуночное небо, усеянное серебром звезд. В этих глазах можно было утонуть и не вынырнуть на поверхность даже затем, чтобы набрать воздуха. В этом не было нужды.

Я была совершенно сбита с толку. Когда я пришла к ней в первый раз, то ожидала увидеть чудовищное создание, которое удерживала лишь сила Смотрителя. А увидела девушку, от которой у меня перехватило дыхание. Она была не менее привлекательна, чем стражница, с которой мы столкнулись в башне прошлой ночью. Прядильщица сделала медленный вдох, словно вдыхала меня саму. Интересно, почувствует ли она запах могильной земли и пепла?

– Лилии, – произнесла она. – Лилии и зимние ночи, пропитанные древесным дымом.

Она прочитала мои мысли? О, Святая Темная Мать! А вдруг она услышала мои мысли о том, как она привлекательна? Или мои подозрения о том, что она – чудовище?

– Может, перестанешь уже?

Она отшатнулась, будто я дала ей пощечину, и прошелестела обратно к стулу.

– Ты отправишься туда снова. Этим же вечером.

От ее приказного тона во мне вспыхнул гнев.

– Гореть в одиночку? Ты не представляешь, чего требуешь. Мне нужна помощь, но никто не пойдет против Терновой королевы.

– Ты уже пошла, Пенни. Посмотри вокруг повнимательнее. Ты слишком долго скрывалась. Нам нужно вернуть твою сестру.

Прядильщица откинулась назад, словно моя компания ее утомила. Бледные волосы ниспадали на талию. Один завиток выбился на лицо и зацепился за густые ресницы. Я чувствовала себя ужасно из-за того, что огрызнулась на нее.

Она казалась такой молодой и уязвимой… Хотя это может быть частью созданного ею образа. Прядильщица – порождение Смотрителя. Но если бы не она, я бы ни за что не сгорела прошлым вечером. Она дала Элле надежду. Возможно, эта девушка с полуночью в глазах на нашей стороне. Может, она так же сильно нуждается в ком-нибудь близком, как и я. Раньше у меня не было друзей не из Тернового ковена.

– Я попробую. Но если меня поймают…

– Завтра, – сказала Прядильщица, скривив лицо в ироничной улыбке. В ее темном как смоль взгляде отражалась печаль. – Вернись ко мне завтра. Я пошлю за тобой.

Я сглотнула, тщательно подбирая слова для ответа.

– Ты привлекаешь ко мне внимание. Если я буду выделяться, ходить по Смерти станет невозможно.

В ответ она сказала нараспев, будто читала стихотворение:

– Вместе мы сила. Разделимся – падем. Раньше мы были сильными, Пенни. Он разделил всех нас.

Прядильщица посмотрела на свои запястья в широких золотых наручниках. Ее чары подчинялись им точно так же, как Золоченых контролировали их полумаски. Не так жестоко, но не менее действенно. Одну ведьму подчинить легче, чем легион.

– Меня звали Алиса. Смотритель отобрал мое имя. Не дай ему забрать твое. Береги его, Пенни.

Она закрыла глаза. Черные ресницы опустились на щеки и больше не распахнулись. Казалось, что она заснула, но ее пальцы по-прежнему танцевали, а ткацкий станок продолжал трещать, пока шелк переплетал мои мечты в кошмары.

– До свидания, Алиса.

Я тихо постучала в дверь, чтобы стражники выпустили меня, и услышала довольный прощальный вздох.

Я собиралась пойти туда снова этим же вечером. Но как? В Палату Пламени и Дыма больше не попасть. Пока я ела блины, до меня донесся невнятный разговор о том, что бабушка наложила на дверь в зал запечатывающие чары. Никому из терновых ведьм не было разрешено ходить в дозор, пока Элла не вернется либо пока свет в ее кристалле не погаснет. У нее будет еще день-два, чтобы уйти за Предел, как это было с Хейли. Если же она не уйдет сама, изгонять ее отправится поисковый отряд Золоченых, а устранять повреждения – одна из терновых ведьм. Утрата Хейли стала для меня незаживающей раной. До сих пор было больно даже думать о ней. Мне страшно ее не хватало.

Завесу необходимо защитить любой ценой, но я не могу допустить, чтобы этой ценой стала Элла.

Я приведу ее обратно. Осталось только придумать способ сгореть.