Этой ночью я сгораю

Глава 6

Ужин проходил в тишине. Туман все так же клубился внутри кристалла Эллы, скручиваясь и разворачиваясь, только радуга потускнела. Глубокий цвет лепестков розы сменился персиковым. Проходя мимо застекленного шкафа, тетя Шара взглянула на кристалл и села за стол рядом с моей матерью. Мила закрыла глаза словно в молитве. У меня едва не вырвались слова, что это – напрасное занятие.

Пока мы ели, все наше внимание было сосредоточено на кристаллах. Мы ждали хоть какого-то изменения или знака. Я была рада, что мой кристалл – фальшивка, а настоящий хранится где-то в другом месте. Если я буду сожжена этим вечером, никакой радужный туман не выдаст мой переход.

Поверить не могу, что обдумываю это. Бабушка будет в ярости, если я пойду наперекор первому изначальному правилу Смерти. Я наблюдала, как за такое она выносила приговор. Я видела, как она разбивала кристаллы и бесстрашно выдавала Золоченым перебежчиков. Странница Смерти без кристалла подобна лодке, которой не при-швартоваться. Она дрейфует по течению, пока не сядет на мель среди скал. Так она будет скитаться без цели и смысла, пока ее разум не разрушится и она не потеряет себя.

Но я была внучкой своей бабушки. Она со мной так не поступила бы, а жизнь Эллы в десять раз дороже ее гнева.

Шатаясь, я закинула в рот последний кусок пирога с картофелем и сыром, а затем отодвинула тарелку.

– Пенни? – прошипела мать.

Черт! Она говорила со мной, а я все прослушала. Все вокруг уставились на меня. К шее и голове прилила кровь, и щеки вспыхнули румянцем.

– Прости, я…

– Не слушала? – продолжила мать смягчившимся голосом. – Я сказала, мне жаль, что нам пришлось отложить твой первый дозор.

Я попыталась принять разочарованный вид.

Бабушка видела меня насквозь. Ее голос прозвучал так же резко, как в тот раз, когда она приказала мне наблюдать за процедурой золочения:

– Пенелопа и не хотела отправляться в дозор. Она почувствовала облегчение.

– Ну уж нет. Только не за счет Эллы, – ответила я.

Взгляд бабушки ожесточился.

– Совсем скоро ты пойдешь в дозор.

Поджав губы, она продолжила:

– Элла была одной из лучших среди нас. Нам будет очень ее не хватать.

– Она не умерла! Мы можем за ней пойти!

Тихий гул болтовни за столом стих, совсем как за завтраком.

Мила покачала головой.

– Первое правило…

– Мы знаем правила, – оборвала ее бабушка.

Она старалась не хмуриться, но я уже давно научилась считывать ее настроение. Легкое подергивание челюсти выдавало, что бабушка недовольна.

– Тебя вызывала Прядильщица?

Не ожидала, что для упоминания об этом ей потребуется так много времени. В ответ я кивнула.

– Чего она хотела?

– Ничего.

Конечно, такой ответ бабушка не приняла.

– Прядильщица никого не вызывает просто так.

– Я дала ей обет молчания.

Бабушка оставила свои попытки не нахмуриться и со скрежетом отодвинула стул.

– Идите спать, – произнесла она угрожающе тихо. – Все вы. Нам с тобой, Пенни, давно пора немного побеседовать. С утра ты первым делом явишься в мой кабинет.

Весь ковен встал. Мы вышли, шурша подолами черных мантий по плитам. В столовой остались лишь мать и тетя Шара, сидевшие по обе стороны от бабушки. Уже в дверях я оглянулась, хотя делать этого не стоило. Это была дурная привычка, от которой мне придется избавиться, если я отправлюсь в дозор сегодня.

Мать уронила голову на руки. У моей сильной, несокрушимой, непоколебимой матери перехватило дыхание и затряслись плечи.

Я развернулась и зашагала прочь. Спички. Мне нужно найти спички.

Кабинет бабушки находился на четвертом этаже узкой башни в самом конце крыла Тернового ковена. Спички хранились там же, в запертом ящике. Но замки не представляли для меня особой сложности. Отец научил меня взламывать их вскоре после того, как вырастил мой кристалл. Помню, как в пять лет я крепко сжала в одной руке висячий замок, а в другой – шпильку. В тот день, потерянный во времени, как лицо моего отца, ветви цветущей вишни танцевали на ветру. Руки помнили тот урок, а в волосах у меня как раз была шпилька.

Я не рискнула зажечь свет. Вместо этого я подкралась к окну и отдернула шторы, чтобы выглянуть наружу. Ночь укутала Коллиджерейт в подернутую морозцем тишину. Обычно в это время года было тепло, однако теперь стены покрыты инеем, который нарядил плиты в сверкающие призрачные одеяния. Час назад колокольный звон возвестил об отбое. Во дворах нет ни души. Оттуда доносилось лишь звяканье сапог со стальными носами: дворцовая стража патрулировала Коллиджерейт всю ночь. Я задумалась, ходил ли ночной патруль по улицам города, раз те, кто живет за стенами, в плену точно так же, как и мы.

Под окном прошагали два стражника. Серебряные нагрудники сверкали в сиянии фонаря, которое растворялось в тенях между ними.

Я не то чтобы нарушила границы, однако мне не полагалось находиться в этом месте. Но я видела, как наказывали и за меньшие провинности, так что подождала, пока патруль не ушел из поля зрения, а затем опустила штору на место и поспешила к бабушкиному столу. Отец гордился бы тем, как быстро я справилась с механизмом замка. Я взяла всего один спичечный коробок – если взять больше, скорее всего, это заметят.

Я спускалась по лестнице, как вдруг до меня донеслось шипение и высокий шепот:

– Кто идет?

Вот черт! Нельзя, чтобы меня увидели. Только не со спичками в кармане: это запрещено. Если это Золоченый, мне, как и Элле, придет конец. Паника пронзила меня до костей, но я ее подавила. Если мне удастся убедить того, кто бы это ни был, что я выполняю поручение бабушки, мне все еще может сойти с рук.

Сердце бешено колотилось, но я свернула за угол. На лестничной площадке этажом ниже, глядя прямо на меня, стояла стражница, который провожала меня к Прядильщице. Она прислонилась к двери. Одета она была в свободные черные брюки с карманами в боковых швах и облегающий черный свитер. Она забрала волосы с лица в небрежный пучок. Сейчас она не при исполнении.

Узнав меня, она сузила глаза.

– Ты!

Она всем телом перегородила мне проход на лестничную площадку и скрестила руки на груди. Однако с ее телосложением никак не закрыть все пространство. Если я правильно все рассчитала, то смогла бы пройти мимо нее. Но пока я отсиживалась на занятиях о Смерти, слушая лекции о туманных призраках и обучаясь магии, ее так же усердно натаскивали в казарме. Она набралась сил и выносливости, освоила мастерство владения мечом и легко вывела бы меня из строя. Я тоже неплохо владею мечом, но у меня его нет. Стальной взгляд предупредил, что мне мимо нее не проскользнуть.

– Тебя здесь быть не должно.

Я скрестила руки совсем как она и сделала вид, что у меня есть какое-никакое преимущество: я стояла на лестнице выше нее.

– Тебя тоже не должно здесь быть. Ты же не при исполнении.

Вдруг откуда-то снизу башни послышались шаги.

На лице стражницы промелькнула нерешительность. Секунда колебания, за которую я было подумала о том, чтобы развернуться и сбежать обратно в кабинет бабушки, спрятаться там и надеяться, что меня не найдут. Я могла бы вернуть спички и скрыть улики. Но не успела я улизнуть, как она крепко схватила меня за руку и боком втащила в ту самую дверь, на которую только что облокачивалась.

Я уловила щелчок от поворота ключа, отчего сердце забилось еще быстрее.

– Что…

Она зажала мне рот ладонью. Острие клинка кололо меня с левой стороны, между пятым и шестым ребром. Одно движение руки – и стальное лезвие пронзит мне сердце.

– Тихо, – прошептала она. Это прозвучало как приказ, но в конце она словно запнулась.

Она была напугана.

Она оттолкнула меня к стене, отпустив руку и прижав предплечье к моей груди. Я по-прежнему ощущала лезвие ее меча и не стала сопротивляться.

Я ничего не слышала, кроме ее дыхания возле моего уха и своего собственного, слегка учащенного. От нее пахло хозяйственным мылом и жасмином. Чьи-то ботинки простучали по каменной лестнице и остановились на площадке.

Я моргала в темноте. Мы слушали, как стихал звук шагов. Каждый стук стальных носов по камню был тише предыдущего. Она отпустила меня и отступила назад вместе со своим острым клинком и ароматом жасмина.

На головке спички вспыхнул огонек, которым она коснулась фитиля свечи. Между нами задрожало коптящее пламя. Оно лишь подчеркнуло тревогу в ее глазах. Оказалось, мы были в чулане. Все полки были заставлены тяжелыми банками с травами. На нижней полке стоял деревянный ящик с этикеткой, на которой почерком моей бабушки было выведено: «Спички». Я запомнила это на потом; взломать чулан было гораздо безопаснее, чем кабинет бабушки.

Тишина затянулась. Дело плохо. Просто ужасно. Причем для нас обеих. Если ее застукают в чулане с ведьмой, она будет наказана. Я ждала, пока она заговорит.

– Пенни, – произнесла она. – Тебя ведь так зовут, верно?

Я не ответила, даже не шелохнулась.

Она выпрямилась, пронзив меня взглядом. При свете свечи он казался еще темнее. Прядь черных волос выпала у нее из пучка и слегка закрутилась, словно танцевала в мерцании огонька. Когда она вновь заговорила, ее голос зазвучал по-армейски, как в нашу прошлую встречу.

– Доложи о цели своего визита.

Я по привычке опустила глаза.

– Я проверяла, закрыла ли бабушка свой кабинет.

– И как, закрыла?

Я кивнула.

– А что бы ты сделала, если бы он был не заперт?

Стражница окинула взглядом мои руки, бедра, талию, карманы, на которых не было выпуклостей от ключей, выпирающих сквозь ткань, – и в одном из которых я спрятала украденные спички.

– Сказала бы ей, чтобы она сама его заперла, – сказала я тихо, но твердо и через силу подняла взгляд.

Она знала, что я лгала. А я знала, что здесь ей не место. Если она меня отпустит, то окажется в моей власти. Я буду знать. Не так уж много, но достаточно, чтобы остановить ее. Я не знала ее имени, но узнала ее номер, звание и полк.

– Призови тьму, – прошептала она. Это был не совсем вопрос, но в то же время она будто что-то спрашивала. Я в растерянности покачала головой, и она натянуто улыбнулась.

– Нам бы пригодилась еще одна терновая ведьма.

– Кому это – вам?

Она посмотрела на меня оценивающим взглядом.

– Сопротивлению. Нас весьма заинтересовала твоя встреча с Прядильщицей.

– Ну конечно…

Смотритель пресек бы сопротивление в зачатке задолго до того, как оно набрало бы силу.

– Мне пора. Если меня застукают…

Она прервала меня с застывшей улыбкой:

– Тебя уже застукали. Вот же я.

С такой же улыбкой я ответила ей:

– И поэтому мы прячемся в чулане?

Я пошла на огромный риск. Но так у меня появился шанс на спасение. Хотя бы сейчас.

Она прищурилась, а затем открыла дверь, выглянула на лестницу и отступила, чтобы пропустить меня.

– Убирайся отсюда. И ни слова…

Но не успела она договорить, как я уже бесшумно сбежала вниз по лестнице, все ниже и ниже, пока не добралась до нижней площадки. Я проскальзывала по коридору от тени к тени, стараясь избегать света, льющегося от ламп, пока не оказалась у себя в комнате.

Я тихо закрыла дверь, и на меня накатило облегчение. Здесь я в безопасности. В этой комнате едва хватало места для кровати и приставного столика, но она была моей. Под кроватью аккуратными стопками с ровно совмещенными корешками лежали книги. Стены были сплошь покрыты картинами, которые я рисовала углем и черной тушью. Деревья и птицы, озера и ручьи – настоящее буйство обрывочных воспоминаний, лишенных красок. Я скучала по нашему миру. Мне не хватало воды и света, но больше всего мне не хватало красок.

Когда я улеглась в кровать, у меня задрожали руки. Никак не получалось унять мысли о Сопротивлении. Неужели кто-то пошел против Смотрителя? На такое и надеяться страшно. Это похоже на сказку, только куда более невероятную, чем в любой из тех книг, что я находила на втором этаже библиотеки. Надежда наполнила все мое сердце, пустила в нем корни и продолжала расти.

А что, если это правда?

Вдруг надежда во мне сдулась, словно корочку пирога прокололи ножом. В голове раскатывались слова Прядильщицы:

«Ты должна отыскать Эллу. Это вопрос жизни и смерти. Сегодня».

Я сунула руку в карман и схватила спички – мой талисман от страха, и вышла из комнаты, пока не передумала, потому что замысел этот был просто нелепым. Вниз по коридору, вниз по узкой лестнице, к деревянной двери с надписью «Flammae ac fumo».

Заперев дверь, я осмелилась зажечь свет. В этом зале, погребенном глубоко под землей, не было окон. Костер был сложен. Все было готово к тому, чтобы разжечь огонь. Увидев это, я мысленно запротестовала.

Я настолько сосредоточилась на том, что мне нужно сделать, что даже не думала о том, как я это сделаю. Глядя на почерневший от дыма шест, я поняла: принять решение – одно дело, но довести все до конца – совсем другое. Каким-то образом мне нужно было приковать себя, зажечь спичку и распевать в одиночку и при этом не кричать.

Мне нужна была помощь.

Единственным человеком, способным мне помочь, была та, ради поисков которой я нарушила правила. Это была Элла.

Я не знаю, под силу ли мне это. Я прошептала ее имя – мой оберег от сомнений.

Если сперва разжечь костер, я не смогу на него взойти. Но чиркать спичкой руками в кандалах ничуть не легче. Да и я бы не решилась приковать себя к шесту, чтобы утром бабушка нашла меня в зале, где мне не следовало быть, с контрабандой в кармане.

Сначала надо развести огонь – так будет безопаснее всего. Затем я надену на себя оковы и буду молиться, чтобы мои нервы выдержали – и что я приковала себя достаточно крепко, чтобы не сбежать. Таков был план. Не очень хороший, но ничего лучше я не придумала.

Пока я не успела себя отговорить, зажгла первую спичку. Огонь занялся, вспыхнул и потух. Второй я чиркала так, что красная головка стерлась до бумажной палочки. От разочарования загорелась третья.

Я бросила ее в солому, и голодное пламя принялось лизать сухой хворост. Поскольку этим вечером сожжения не предстояло, утром никто не занимался уборкой зала. Если все пройдет как надо, я представила, как окажусь здесь после возвращения из-за завесы. По сравнению с этим прибраться и заново заложить костер будет куда легче.

Под ребрами тугим клубком свернулся страх. Я дрожала так сильно, что мне едва удалось проложить себе путь мимо взявшегося огня и взобраться на помост. Во имя пресвятой Темной Матери! У того, кто придумал правила перехода в Смерть, явно было садистское чувство юмора. Мне удалось застегнуть первый наручник на запястье в ту же минуту, как меня покинули последние крупицы смелости. Стальные оковы туго защелкнулись. Пути назад нет. Я оставила ключ на столе у двери.

Меня охватила паника. А что, если у меня ничего не выйдет? Что, если я забуду слова?

А вдруг мне не хватит сил, чтобы в одиночку пройти за завесу между Жизнью и Смертью?

Под ногами нагревался железный помост. В воздухе сгущался дым.

Я закашлялась, но прошептала слова, которые должны были пропустить меня. Они застряли в горле как комок, который появляется перед тем, как заплакать.

Огонь лизал лодыжки, пожирая меня заживо. С каждым вздохом жар обжигал легкие.

Однако в моей крови, словно ледяная вода, текла магия. Я устремилась к Смерти, и под влиянием моих слов, в точности так, как говорилось в книгах, раздвинулась туманная завеса.

Подол платья загорелся, кожа зашипела, но я продолжала нашептывать.

И я горела.

Горела.

Горела…

Боль была всепоглощающей. Она не прекращалась.

Из легких вырвался крик, но я его проглотила.

Если я закричу, то пропаду. Так же, как Элла.

Что я натворила? Мне не пережить этого в одиночку.

Вдруг раздался рев. Я зажмурилась. И передо мной предстала она – граница между Жизнью и Смертью. С бескрайней высоты в бездонную пропасть ниспадал серый туман. Я оказалась так близко к завесе, что могла протянуть руку и прикоснуться к ней. А еще в ней был зазор, ровно такого размера, чтобы я сквозь него проскользнула.

Мне нужно всего лишь сделать шаг.

Сперва мне необходимо отделиться от собственного тела и оставить его гореть в огне. Вот только душам не по нраву покидать бренные оболочки. Тела им нравятся не меньше, чем сама жизнь. Моя душа крепко вцепилась в тело, как и я. Пальцы вцепились в постамент. Один из ногтей сломался под корень, но я этого почти не почувствовала. Я боролась с желанием открыть глаза. Если я сделаю это, зазор захлопнется, и у меня не хватит ни сил, ни времени, чтобы запеть снова.

Я вырвала душу из тела со звуком, напоминающим глухой стук и резкий треск расколотого надвое бревна. От завесы исходила прохлада. Она несла освежающее облегчение после смерти в языках пламени. Меня охватило непреодолимое желание обернуться к своему горящему телу, чтобы попрощаться с ним.

Я зажмурилась еще крепче.

Не смотри назад. Не смотри назад!

Я сделала еще один шаг.