За маленьким квадратом окна - ночь. В его мутном стекле отражается пламя свечи, стоящей рядом с кроватью, на табурете. Танцует и потрескивает от сквозняков. А еще мыши. Их, конечно, распугали, но, то в одной половой дыре, то в другой возникают маленькие любопытные носы.
- А ну, прочь отсюда.
- Евся, ты чего? - замерла в темном дверном проеме Любоня.
- Заходи. Это я не тебе, мышам.
- Мышам?..
- Любонь, неужто ты их боишься? Чего хотела то?
- Я... - героически выкатив глаза, шагнула она в комнатку и вцепилась руками в высокую кроватную спинку. - Позвать тебя пришла вечерить. Хран во дворе костер развел - я кулеш сварила... А он так все и спит?
- Ага-а, - вздохнув, вернулась я взглядом к мужчине на кровати. - Так и спит, но беспокойно... Любоня... Я не знаю, что делать. Он говорит, все пройдет, а на душе тревожно.
- Это потому, что никогда больных не видала, а уж тем более, за ними не ухаживала, - авторитетно зашептала подруга. - Вон отец у нас зимой отравился старым холодцом. Матушка говорила ему: "Не ешь", а он горчицы туда намешал и целую миску подчистую. А потом так маялся - дня три с постели не вставал. А Стах - молодой, сильный. Ты ему завтра с утра травок своих запаришь. А я бульончик сварю. Пойдем, сама хоть сейчас поешь.
- Я не могу.
- Евся, почему? Он ведь все одно спит.
- Да поэтому и не могу... - шевельнула я пальцами, сжатыми в крепкой мужской ладони.
- А-а, - протянула Любоня. - Ну, надо же... А спать как собираешься?
- Не знаю, - с равнодушием, удивившим саму себя, пожала я плечами. - Да хоть на лавке - напротив, под окном, - а потом, подумав, для значимости, добавила. - Он говорил, что меня нашел. А, вдруг, ночью проснется и... потеряет?
Но подруга моя к такому "бреду" отнеслась, на удивление серьезно:
- Ну, раз так, я тебе сама здесь постелю. Я в сенях на вешалке тулуп старый видала. Вытрясу его, а сверху покрывальцем закину... Евся...
- Что?
- Вот и настала твоя очередь.
- А за чем я ее занимала?
- За любовью, подружка. За любовью.
- За любовью?.. Да что это такое, "любовь"?
- Так вот то самое и есть - когда очень сильно боишься потерять... и быть потерянной.
- Любонь, а почему ж ты тогда решилась на эту большую потерю? - нахмурила я лоб на подругу. - Почему бежишь на другой конец страны?
- Не знаю, - опустилась она на мою будущую постель. - Наверное, потому, что бояться этого должны... двое... Евся, давай не будем сейчас о Русане? А то я опять реветь начну и больного нашего разбужу, - блеснули в подружкиных глазах два маленьких свечных пламени, отраженные в слезинках.
- Ну, как скажешь...
Ночью я не спала. Лежала на боку, подложив ладошки под щеку, и пялилась в бледный мужской профиль. Вместо давно расплывшейся свечки на табурете тускло мерцал закопченными гранями фонарь - Тишка находка. Бесенок долго гремел в смежной, захламленной кладовке и торжественно водрузил мне это "сокровище" прямо под нос. А Хран после поджег в нем фитиль. И оба тихо ушли спать на улицу... мужики-охранники. Любоня же устроилась рядом - за дверью, на широком хозяйском ложе. И, по-моему, все же, плакала. Правда, тихо. Громче шмыгала носом... А на рассвете я проснулась (значит, все таки, спала).
Очнулась от тихого стона и когда открыла глаза, первое, что разглядела - сидящего на кровати Стахоса. Мужчина обвел пустым взглядом комнатку и, под кроватный "визг" рухнул обратно. Я же, от неожиданности замерла, наблюдая, как он сначала шумно хлебнул ртом воздух, а потом, вдруг весь пошел судорогой. И лишь тогда отмерев, кинулась к больному:
- Ты чего?.. - но, он меня, кажется, не услышал. А ладонь, за которую я схватилась, не сжалась в ответ. - Стах!!!
Первой на мой испуганный вопль примчалась заспанная подруга. И, чуть не сшибив сначала меня, а потом табурет, рухнула рядом с кроватью на колени:
- Евся... А что это с ним? - прошептала, глядя на струной вытянувшегося под одеялом мужчину.
- Я не знаю, - потерянно покачала я головой.
- А он...
- Живой! Любоня, он - живой. И по сиянию видно и... - быстро склонившись над самым лицом Стаха, прислушалась я к его тихому, едва уловимому дыханию. - Только запах этот, чесночный, он все сильнее. Мне кажется, вся комната должна им пропахнуть.
- Чесноком? - повела подружка своим носиком по сторонам. - Я не чую, но, раз ты говоришь... Евся, а что теперь-то делать? - уставились мы с Любоней друг на друга.
- Девушки, чего кричим?.. Ёшкин мотыляй, - одновременно вскинули головы к застывшему над нами Храну. - И давно он такой?
- Не-ет. Только что... случилось. Хран, его к лекарю надо. Пока не поздно. Я здесь бессильна. И, если бы даже умела устранять чужую магию, то, все равно - на Стахе ее нет. Здесь что-то другое, незнакомое.
- А может он, того... - хлопнула глазами Любоня. - Этого самого чеснока переел? Раз, ты говоришь, от него им не...
- Я сейчас не совсем понял, о каком чесноке идет речь? - медленно произнес Хран.
- О том самом, запах которого Евся своим дриадским носом от Стаха учуяла.
- А, ну-ка, - разнесло нас с подружкой по сторонам, метнувшимся к изголовью кровати мужчиной, после чего он на несколько мгновений замер. - Есть что-то... Но, я бы ни в жизнь не заметил... - глухо констатировал, уже распрямляясь, а потом, вдруг, зашелся таким выразительным матом, что нас с Любоней пригнуло, а трущий глазки на спинке кровати Тишок, восхищенно открыл пасть. - Самоуверенный, безголовый мальчишка! - исчерпавшись, наконец, выдохнул Хран, уставясь в стену напротив. - Евсения, а почему ты раньше об этом не сказала?
- О чем? О запахе? - ошарашено уточнила я. - Да я ему еще до Монжи о нем говорила, а он на меня обиделся - решил, что это я так свою неприязнь выказываю. Хран, объясни, почему всполошился то?
- Да потому что... - глянул тот сначала на лежащего, а потом на меня. - При условии, что он чеснок на дух не переносит, а значит, вовнутрь употреблять точно не станет, так может пахнуть только одно - яд, Евсения. Мышьяк, точнее, его с чем-то смесь, которой этого беспечника кто-то очень щедро угостил. И, по всей видимости, еще в Букоши.
- Яд? - с округлившимися от ужаса глазами, повторила я. - От которого... умирают?
- Надеюсь, обойдется, - буркнул мужчина и, решительно направившись к выходу, на самом пороге остановился. - Его с раннего детства приучали к цикуте. Это одно из самых смертоносных растений в мире. Вырабатывали защиту. Поэтому и жив до сих пор, а значит, шанс есть. Я седлаю Перца и в Монжу. Попробую там безуй[29] достать - противоядие. Но, если не получится, придется скакать до Бадука. Тишок, ты - на охране, - и быстро вышел вон.
- А нам-то что делать?! - опомнившись, подскочила я с кровати.
- Только ждать, - громко, как по сердцу, хлопнула внешняя дверь...
Ждать... Просто ждать. Сидеть, сжимая холодную, бесчувственную руку, пытаясь ее согреть и слушать. Затаив собственное, слушать едва ощутимое дыхание неподвижно лежащего мужчины... "Только лишь слушать", - не выдержав, сорвалась я к окну, и с остервенением щелкнув ржавой задвижкой, его распахнула. Выпустила наружу давно и муторно зудящую осу. Потом вдохнула свежий уличный воздух, разбавленный прохладой прошедшего после обеда дождя. Постояла, закрыв глаза, несколько мгновений и развернулась к кровати:
- Стахос... Стах... Ты меня не слышишь?.. Наверное, нет. Я хочу сказать, как много ты для меня сделал. Даже, когда совсем еще не знал, ты уже меня спас - разбудил от долгого-долгого страшного сна. И я так тебе за это благодарна, - провела я пальцами вдоль раскрытой мужской ладони, а потом обхватила ее своей. - Я никогда ни за кем не ухаживала, до тебя. Я никогда никого не обнимала, до тебя. И никогда еще не делала того, что собираюсь сделать сейчас... с живым человеком, не с каменным алтарем... С тобой. Потому что не вижу другого способа тебя "разбудить"... Прости меня за это. Я не знаю, получится ли у меня, но, уверена - это единственный для нас шанс. Потому что ты умираешь, Стах... И я это вижу... - замахнула быстрым движением на него. А потом, уже сидя на мужчине, сгребла с груди одеяло и, выдохнув, сложила узором пальцы, прижав их прямо к ее центру...
Сила ударила в виски с таким напором, что я невольно откинула назад голову и зажмурилась. Она заметалась внутри меня, как водный поток, загнанный в ловушку запруды. Не знающий выхода, он ожесточенно противился тому, куда упорно направляла я. В голове, яркими всполохами закружились картинки: падение с моста, Стахос, смеющийся мне вслед на клеверном лугу и он же с пляшущими в черных глазах купальными кострами. И мне уже стало казаться, что меня саму вот-вот разнесет вдребезги этим мечущимся внутри напором, когда ярче всех остальных перед зажмуренными глазами всплыла самая последняя из картин: "...Потому что ты и есть - моя душа. Как отражение в божественном зеркале. И я... я люблю тебя...".
- Я люблю... тебя, - обдав жаром, понеслась огромная сияющая изумрудом волна через прижатые руки в лежащего подо мной мужчину. Сначала с невыносимым нажимом, от которого меня ощутимо стало потряхивать, а потом все спокойнее и тише... До последней капельки... Как плата за все, что когда-то причинила другим. Мучительная, томящая плата. И уже сползая со Стаха к стенке я, наконец, впервые в жизни осознала, что же это такое, отдавать себя другому, до донышка, до самой последней черты... А потом окончательно провалилась в опустошенную тьму...
- ... а вот мы сейчас и проверим, насколько. Рот свой открывай.
- Да зачем? - в ответ, возмущенным шипением. - Он горький.
- А затем, что надо подстраховаться... Ох, безголовый, самоуверенный мальчишка, что бы я твоему отцу сказал?
- Говори тише... Хран, а ты становишься сентиментальным. Вон уже и глаза подозрительно покраснели.
- Ага, как только оклемаешься, посмотрим, у кого они покраснеют. И не только глаза. Давно я тебя палкой не гонял... Да откуда они здесь?
- Осы? - тихим писком. - Я гнездо видал под стрехой с той стороны дома. Ночью сковырну и подальше снесу... Ой, одна прямо над...
- М-м-м... - дернула я рукой, пытаясь срочно почесать нос, и к своему огромному удивлению обнаружила прямо перед глазами... пальцы Стахоса, переплетенные с моими.
- Ну вот, раз оса тебя разбудила, вставай, подруга. Пошли, наконец, есть, - от двери, радостно-угрожающе.
- Теплые... Живо-ой... - наплевав на такой тон, водрузила я руку обратно на мужской торс, но, через миг уже подскочила. - Живой!
- Ну... еще не совсем, - шмыгнул в сторону носом Хран. А потом встал с табурета. - Евсения, я тут безуй оставляю, покрошенный, и воду запить. Ты проконтролируй, пожалуйста. Тишок, пошли.
- Евся! В следующий раз я за тобой уже с поварешкой приду. Так и знай, - метнулась подружкина коса в опустевшем дверном проеме.
- Ну, здравствуй... любимая.
- Здравствуй, - облегченно расплылась я и, освободив руку, почесала нос. - Как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно, - уверил мужчина, тут же ее вернув. - С самым лучшим в мире лекарем иначе и быть не может.
- А ты что, меня слышал?
- Нет, но, я тебя... ощущал. В какой-то момент, уже уходя, кто-то, будто за руку меня дернул. Не отпустил. И я тогда почувствовал, что это была ты. Ты меня притянула обратно к себе... из небытия... Евсения, - развернул он мою ладонь к своим потрескавшимся губам.
- Стах! - получилось в ответ даже с испугом, но, я взяла себя в руки... в свободную руку. - А сейчас что... уже вечер?
- Уже утро, Евсения. Хран вернулся в сумерках, а всю ночь шел дождь и обязательно под его громоподобный храп. Но, мы с тобой все это благополучно проспали. До самого утра.
- Ну, ничего себе.
- Ты куда?
- Стахос, я уже выспалась. А вот ты пока лежи, - нависла я над мужчиной с уже перекинутой ногой. - И еще, безуй... прямо сейчас.
- Евсения, это же издевательство. И вообще, зачем тратить драгоценный камень на почти здорового меня? - но, я уже знала свой главный и очень убедительный довод:
- Потому что от тебя до сих пор нестерпимо пахнет чесноком. Этого достаточно?
- Вполне... - донеслось до меня у самой двери. - Но, я от него очень скоро избавлюсь. Так и знай! - мне что, опять угрожают?..
Свобода... Что это такое? Наверное, это полет над всем, что когда-то тебя сковывало, а сейчас лишь беспомощно тянет вслед свои руки. А дотянуться не может. Наверное, это и есть - свобода. А еще покой. Хотя...
- Да кому он нужен, этот покой? - даже не обернувшись на оставленный за спиной дом, без раздумий понеслась я в раскинувший прямо за изгородью свои васильковые объятья луг. А потом в его душистых травах и рухнула. Тоже, без всяких раздумий...
- Ну, ты, Евся и даешь... Аф-фх-хи. О-ох...
- Тишок... А как жить-то хорошо, оказывается, - перевернувшись на спину, раскинула я в стороны руки... и закрыла глаза. - И как легко ды-шится.
- Ну, это, смотря кому... - буркнул сбоку от меня бесенок. - Лично мне от этих цветочков... Аф-фхи. О-ох. Горе мое...
- Это от беленьких? Душистых таких?
- Угу...
- Они жасминами называются. Я такие в палисаднике у тетки Теребилы видела. И пахнут так. М-м-м... Надо будет нарвать - в комнату к Стаху.
- Ну-ну. Я, конечно, и раньше знал, что ты меня недолюбливаешь, так чего хорошего тогда ждать?
- Тишок, не говори ерунды, - смеясь, отозвалась я. - Ты для меня дружок и подельник. А еще... мужик. И вообще, молодец.
- О-о, молодец, - довольно хмыкнул бесенок и тут же "одарил" меня ответно. - Это ты у нас - молодец. Вытащила своего "мужика" с того света. И сама при этом копыта отбросить не умудрилась.
- Просто повезло.
- Повезло?.. Евся, ты ведь не только в магии пока - наивница, но и в жизни. И главных ее законов совсем не знаешь. Особенно тех, что как раз и того и другого касаются.
- Ну, так просвети меня, самый могучий ум не только заповедного леса, - в предвкушении, повернулась я к Тишку.
- А что толку то? - скептически окинул он меня целиком. - Хотя... Ладно, слушай и не вопи... - и уселся сам по удобнее. - Самый главный закон, объединяющий магию с жизнью, гласит: "Всему есть своя цена". Но, не каждый может ее заплатить, эту самую цену. И возвращать с дороги мертвых простой дриаде, даже с кровью мага воды - не по силам. На такое лишь аланты способны. Да и то, в лучшие свои времена, не сейчас. А ты это сделала. Ведь Стахос был уже почти мертв. Я это чувствовал. Да и ты сама - тоже. Но, все ж смогла его оттуда выдернуть.
- Тишок... А почему?
- Да потому что заплатила за него откупную у смерти, Евся, когда произнесла те слова. Что ты сказала до того, как у тебя получилось?
- "Я люблю тебя", - ошарашено выдохнула я. - Я просто повторила то, что сказал мне когда-то Стахос.
- Она просто повторила, - покачал головой бес. - В том то все и дело, что единственная цена, равная смерти по силе - одна лишь любовь. И ты именно ею за своего мужчину расплатилась.
- Тишок, значит, я на самом деле Стаха... люблю? - нахмурила я лоб. - Да я знать не знаю, что такое, эта любовь к мужчине.
- Подумаешь, - хмыкнул тот. - Ты знать не знаешь, что такое "ненависть", но, однако, умеешь ненавидеть. И что такое "верность" тоже, но, умеешь такой быть. Здесь главное, не твои умозаключения, а то, что чувствуешь сердцем. Иначе... Смерть не обманешь, Евся. Не льсти себе. Аф-фх-хи.
- Правду говоришь... - отстраненно отметила я, поднимаясь из травы. - Но, мне надо все хорошо обдумать... подслушник.
- Ну, во-от... Я ж говорил, что толку никакого, - подскочил следом за мной Тишок. - Евся, а думать ты в лесу собралась?
- Нет. Хочу дуб найти, чтобы Адоне весточку передать, - на ходу пояснила я. - А как ты считаешь, о ней самой узнать таким же способом получится?
- А кто ж то ведает? Давай попробуем, - выказал явный пробел в познаниях "просвещенный" водяной бес.
Но, с дубом нам не свезло. Точнее, мне. Нет, весточку Адоне ("У нас все хорошо") он, поскрипел, но, все же "принял". А вот сообщить мне о судьбе драгоценной няньки наотрез отказался. И если у дубов есть "чувство юмора", то, считай, меня им сегодня щедро одарили, прошелестев глубокомысленно напоследок: "Завтра подует северный ветер, а сегодня иди домой".
- Тишок, - проломав себе голову над этой "дубовой" шуткой весь обратный путь, наконец, не сдержалась я. - Я вот не поняла, воду слушают, если она течет с нужной стороны, а вести дубами передаются исключительно попутным ветром?
- Да нет, - почесал тот задумчиво свой меховой бок. - Дубы вообще необычные деревья. И некоторые даже утверждают, что они умеют предрекать будущее.
- Погоду они умеют предрекать. В прошлый раз, в заповедном лесу мне местный дуб дождь предрек - как раз накануне той ночи на капище, а этот - северный ветер.
- Ну и что ты в итоге с тем дождем сотворила? - даже приостановился Тишок.
- Воронку, - в ответ тормознула и я, а потом открыла на беса рот. - А ветер тогда причем? Что он означает?
- Ну-у... Каждый ветер в магии что-то, да означает. А конкретно, северный... поживем, Евся - увидим, - и скоренько припустил меж деревьев... Эх, жаль, ветки у меня под рукой нет...
Вечер, порадовав отсутствием небесной сырости, долгожданно собрал всю нашу компанию на просторном дворе - у обложенного глиняными кирпичами костра. Хран, недавно вернувшийся с охоты самолично теребил в сторонке глухаря. Пестрые его перья радостно разлетались под ветром, и от этого Любоня, сидящая рядом с мужчиной беспрестанно чесала свой носик. Но, чурбашку перетаскивать не собиралась (а как же руководить издали?). Подружка моя вообще в нашем "походе" раскрылась с другой, незнакомой мне доселе стороны. Нет, наличие у нее сильного духа под мягкими формами я всегда ощущала, но сейчас она четко и, причем, без всякого спроса взяла над всеми нами опекунство:
- Тишок, проверь воду в котелке. Кажется, кипит. А ты, Евся, проверь кружку у Стаха.
- Я еще первую не допил! - скоро отозвался "больной" с нашей совместной трухлявой лавочки. А потом, на всякий случай добавил. - И вообще, во мне и обеденный бульон до сих пор булькает.
- Ну, с отваром то зверобоя им гораздо веселее теперь будет, - злорадно присоединилась к подруге и я. Конечно, а кто ж тот зверобой для него собирал? Но, Стах, проявив благородство, лишь вздохнул, поправив на плечах куртку:
- Хран, расскажи, какое "настроение" на больших дорогах. Суета по нашему поводу пока не ощущается?
- Да как тебе сказать? - прищурился тот через пламя костра. - В Бадуке я повышенного внимания к себе не заметил, хоть и торопился очень. А в Монже... Там пришлось пару перекрестков объехать стороной. Но, я думаю, тебя уже со счетов скинули, как "свеженького упокойника". Любони пока не хватились. Связывать лично меня с Евсенией, тоже пока, фантазии вряд ли хватит. Так что, ищут, по всей видимости, ее одну. Но, это все "условные" выводы. Мало ли, кто нас по дороге сюда случайным взглядом зацепил.
- Понятно, - отставил пустую кружку в сторону Стах. - Значит, надо отсюда рвать когти. Завтра снимаемся?
- Боюсь кровать твоя такой поездки не выдержит, - скептически наморщила я нос.
- А причем тут кровать?
- А притом, что, если ты завтра "снимешься", то только в лежачем положении. Стах, у тебя сияние до сих пор дырявое. И далеко ты не проедешь.
- Евсения права, - присоединился ко мне Хран, с кряхтением разгибая спину. - Сам посуди - случится драка, какой из тебя боец? Да и не уйти от нее на большой скорости. Ты и тряски не выдержишь. День еще, как минимум тебе нужен. Так, дочка?
- Ну-у... - с прищуром оглядела я сидящего рядом мужчину. - Как минимум.
- Да вы что? - возмущенно сверкнул он на нас глазами. - Я еще один день здесь не выдержу. Да я последний раз столько в постели валялся, когда в детстве ногу ломал.
- Ничего. Я вот завтра с утра баньку здешнюю подправлю - дыры в печке и полу заложу. А к вечеру устроим праздник души и тела.
- Ага. С жареным на вертеле глухарем, - потерев нос, многообещающе расплылась моя подруга.
- С жареным? - вкрадчиво уточнил Стах.
- Ага. А из крылышек и шейки такой бульон славный получится. М-м-м... - шлёп-п.
- Ах-ха-ха-ха-ха, - послышалось из подзаборных лопухов, над которыми только что на страже восседал бес...