Фальшивая империя

С этими словами отец оставляет меня в своем темном кабинете с головой, кружащейся не только от алкоголя.

23. Скарлетт

Я просыпаюсь в одиночестве. Сторона Крю пуста и холодна. Если он пришел домой прошлой ночью, то не спал рядом со мной. Я ворочалась большую часть ночи, так что уверена, что услышала бы, как он пришел. Осознание того, что он этого не сделал, приходит медленно, вместе с множеством других сомнений, которые я пытаюсь отодвинуть в сторону.

Я принимаю душ, затем сушу волосы и наношу легкий макияж. Достаточный, чтобы скрыть темные круги под глазами и, конечно же, немного красной помады.

Броня сегодня особенно важна. Я натягиваю пару черных колготок и серое платье-свитер. Оно с открытыми плечами и свободное, но не мешковатое, скрывающее мою небольшую выпуклость. На данный момент моя беременность в некотором роде ни для кого не секрет. Сомневаюсь, что кто-нибудь из тех, с кем я работаю, упустил из виду тот факт, что я перестала пить кофе, хожу с батончиком мюсли и время от времени бегаю в туалет в неподходящее время. Несмотря на то, насколько натянуты наши отношения, мне кажется странным сообщить своему отцу, что я беременна. Он спал, когда я навестила его вчера, что, честно говоря, было облегчением. При самых благоприятных обстоятельствах нам с отцом особо нечего сказать друг другу.

Прежде чем спуститься вниз, я заглядываю в гостевую спальню, в которой спал Крю, когда он только въехал. Она пуста, кровать аккуратно застелена и не смята.

Я ошеломлена тем, насколько резко и сильно обрушивается паника. Я думала, что все будет в порядке, если отношения между мной и Крю когда-нибудь пойдут наперекосяк. Есть такая поговорка: ты никогда не узнаешь, как сильно чего-то хочешь, пока не потеряешь. Это не то, что я чувствую. Я уже знала, как сильно хочу его. Но не знала, что боль от возможности потерять его будет ощущаться так сильно, что я не буду готова к тому, что развалюсь на части.

Итак, я делаю то, что делаю всегда. Засовываю надоедливые эмоции подальше и принимаюсь за работу.

В офисе не так оживленно, как было бы в обычный четверг, но и далеко не пусто. Подготовка к февральскому выпуску идет полным ходом, и теперь, когда «руж» официально запустили, это стало моим профессиональным фокусом. Одобрение основы работы — от брендинга до найма — дало мне некоторую гибкость в том, сколько времени я трачу на совмещение двух своих начинаний. Так же как и реальность, в которой мне придется взять отпуск через несколько месяцев.

Лия подходит ко мне, как только видит, что я выхожу из лифта.

— Доброе утро!

— Доброе утро, — мое приветствие явно менее радостное, чем у Лии.

— Я так сожалею о вашем отце.

Я вздыхаю.

— Благодарю. Мы думаем, с ним все будет в порядке.

— О, хорошо. Как прошло ваше Рождество?

— Могло быть и лучше, — признаю я. — А твое?

— Было милым. Мои родители приехали в гости.

— Тогда тебе следует уйти. Я же сказала тебе взять сегодня отгул.

— Но вы здесь.

— Я справлюсь. Просто дай мне знать... —я поднимаю взгляд и вижу, что Лия больше не обращает на меня внимания. Она сосредоточена на чем-то позади меня.

Ком-то.

Я бросаю взгляд через плечо. И действительно, Крю выходит из лифта, который я покинула несколько минут назад, и направляется прямо ко мне.

В большинстве случаев открытая планировка удобна. Я могу быстро оценить, кто чем занимается. Различные отделы могут сотрудничать.

Прямо сейчас это чертовски неудобно. Больше людей, чем я предполагала, высовывают головы из кабинок и из-за перегородок, пытаясь разглядеть получше. Когда я раньше становилась предметом офисных сплетен, это было не из первых уст.

До сих пор.

Это развлечение в прайм-тайм.

— Что ты здесь делаешь? — огрызаюсь я.

Он хорошо выглядит. Он всегда хорошо выглядит. Только что принявший душ, чисто выбритый и одетый в отглаженный, накрахмаленный костюм, сшитый на заказ так, чтобы тот сидел идеально.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Сейчас? — снисходительного вызова в моем голосе было бы достаточно, чтобы заставить большинство людей сжаться. Крю не из таких людей.

— Сейчас, — его тон такой, какого я давно не слышала в свой адрес. Суровый. Холодный.

— Я занята.

— Я никуда не уйду.

— У тебя хватило наглости появиться здесь.

Крю делает вид, что осматривает офис.

— Может быть, есть встреча, на которую я мог бы пойти, пока я здесь?

Я свирепо смотрю на него. Он свирепо смотрит в ответ. Я разворачиваюсь на каблуках и направляюсь в сторону своего кабинета, не дожидаясь, пока он последует за мной. Но он идёт за мной. Я чувствую его присутствие, как только он входит в мой кабинет, заполняя ограниченное пространство.

Пока он закрывает дверь, я снимаю свой шерстяной бушлат и бросаю его на стул.

— Говори.

Я не скучаю по тому, как его глаза скользят по моему телу. У нас не было секса с тех пор, как мы покинули Швейцарию. Если прошлой ночью он утопил свое раздражение по самые яйца в другой женщине, не похоже, что это принесло ему большое удовлетворение.

Его взгляд задерживается на нашей фотографии в рамке на моем столе, прежде чем он говорит.

— Ты зла.

Я фыркаю.

— Я зла, и у меня нет на это времени. У меня сегодня много работы.

— Прекрати нести чушь, Скарлетт. У тебя должна была быть целая неделя отпуска.

— Это было до того, как я стала единственной кормилицей в семье, — это удар ниже пояса, из-за которого мне почти стыдно.

Крю даже не вздрагивает.

— Пожалуйста, Скарлетт. Мне просто нужно...

— Хороший костюм, — перебиваю я. — Ты прокрался в квартиру после того, как я ушла?

— Нет. Я хранил кое-какие вещи в своей старой квартире. Она ближе к моему офису.

— На случай непредвиденных обстоятельств?

Он изучает меня.

— Это твой способ спросить, где я был прошлой ночью?

Да.

— Нет.

Он слишком хорошо меня знает.

— Я был у своего отца. На диване в его кабинете, если хочешь подробностей.

— Я не спрашивала.

Крю хватается за спинку одного из стульев, стоящих перед моим столом.

— Эта неразбериха с федералами… там есть кое-что, Скарлетт. Отец сказал, что это не важно, но я не могу ничего обещать.

— Обещать о чем? — спрашиваю я.

— Возможно, ты не захочешь носить фамилию Кенсингтон. Это может повлиять на журнал и бренд, в финансовом плане. Возможно, я не являюсь генеральным директором успешной компании. Или уважаемым человеком. Прямо сейчас мы теряем деньги. Это не то, на что ты подписывалась, — я наблюдаю, как его губы сжимаются. Мышцы его челюсти напрягаются и сдвигаются. — Итак, я полагаю, что должен спросить… Ты хочешь развестись?

Я резко вдыхаю.

— Я не могу вести этот разговор прямо сейчас, Крю. Я на работе! Ты не можешь просто...

Он делает шаг вперед, быстрее и ближе, чем я ожидаю.

— Я знаю. Но, пожалуйста, Скарлетт. Просто ответь на вопрос. Я не могу… мне нужно встретиться с моим отцом. Адвокатами. Правлением. И я могу с этим справиться. Я с этим разберусь.

— Хорошо. Какое это имеет отношение ко мне?

— Я буду бороться сильнее, если мне будет за что бороться, — он делает паузу. — В противном случае я бы подумал о том, чтобы уйти. Я бы принял предложение Ройса Рэймонда, если бы это было не в Лос-Анджелесе.

Я наклоняю голову, чтобы лучше видеть его лицо.

— Ты сказал мне, что хочешь работать здесь.

— Я солгал. Мне нужно было твое честное мнение, и я знал, что Калифорния склонит чашу весов. Но сейчас, очевидно, это не вариант, учитывая ребенка.

— Ребенок, — повторяю я. — Ну и что? За меня стоит бороться, пока я не перестану быть инкубатором? Ты это хочешь сказать?

— Я… Боже, нет! Не искажай то, что я говорю. Это именно то, что ты делала прошлой ночью.

— Прошлой ночью. Правильно. Когда ты обвинил меня в краже документов компании с единственной целью — выболтать о них...

— Я ни в чем тебя не обвинял! — кричит Крю. — Я спросил, Скарлетт. Я выяснял, кто был источником утечки информации. Ты его знаешь, а я нет. Мы — одна команда. Я пытался…

— Если мы команда, то, возможно, тебе следовало довериться мне. Может быть, тебе следовало мне поверить!

— Когда это я тебе не доверял? Когда это я тебе не верил? — возражает Крю.

Мой телефон звонит, пронзительно и громко. Я колеблюсь, но все же беру трубку. Только у немногих людей есть мой личный номер, а не Лии.

— Скарлетт Кенсингтон.

— Привет, Скарлетт. Это Джефф. Я просматриваю гранки для следующего выпуска, и думаю, что… — я отключаюсь. Крю наклоняется вперед и что-то нацарапывает на розовом стикере.

Он наклоняет нашу фотографию так, чтобы она была прямо напротив меня, а затем выходит из моего кабинета. Джефф, главный графический дизайнер, продолжает говорить. О размещении изображений, позиционировании и предустановках.

Я беру записку и читаю то, что он написал: «Если решишь подать иск, просто попросите своего адвоката сообщить об этом моему. Я буду работать допоздна».

Мой взгляд метался между фотографией и закрытой дверью.

Черт. Я облажалась.

— Джефф, я перезвоню тебе, — не дожидаясь ответа, я вешаю трубку и бегу к двери своего кабинета. Осматриваю этаж, но никаких признаков Крю нет. Ни на кухне, ни у лифтов.

— Лия! — бросаюсь к своей помощнице, которая стоит у главного конференц-зала и разговаривает с Андреа. — Ты видела, как Крю выходил из моего кабинета?

— Эм, да. Несколько минут назад.

— Куда он пошел?

Она неловко переминается с ноги на ногу.

— Эм, он ушел.

Я продолжаю идти, пока не дохожу до лифтов. Пару раз нажимаю на кнопку «Вниз», надеясь, что двери волшебным образом откроются. Не повезло так не повезло. Остается лестничная клетка. Я толкаюсь в дверь, радуясь, что это не вызывает какой-нибудь тревоги. Эвакуация всего здания не входит в сегодняшний список дел.

Долгие секунды я потратила на размышления о том, как далеко мне следует зайти в этой погоне. Если его нет в вестибюле, в чем я сомневаюсь, учитывая, сколько шагов мне еще предстоит пройти, пойти ли я в «Кенсингтон Кансалдид»? Ворваться и сделать именно то, за что я его только что отчитала? Полагаю, он будет дома сегодня вечером. Но потом я вспоминаю его записку: Я буду работать допоздна. Нет, я вернусь домой поздно. Нет, увидимся позже.

Была ли это намеренная формулировка?

Наконец я добираюсь до первого этажа и врываюсь в металлическую дверь. Мне требуется минута, чтобы осмотреть вестибюль. К моему удивлению, он все еще здесь. Возвращает бейдж охраннику на стойке регистрации.

И я столкнулась с совершенно новой дилеммой: что мне сказать? Это было самое далекое от продуманного плана. Прежде чем я успеваю передумать, он замечает меня. Даже отсюда я вижу, как он хмурит брови.

Я подхожу, пытаясь взять свое дыхание под контроль.

— Как ты так быстро добралась сюда?

— Я бежала по лестнице, — бег звучит более впечатляюще, чем пыхтение и скольжение.

— Ты бежала? Какого хрена? Ты беременна!

Я пригвождаю его ровным взглядом.

— Неужели? Я понятия не имела, — говорю я с сарказмом. — Женщины бегали марафоны во время беременности, Крю.

Он качает головой.

— Что? Что ты здесь делаешь? Я думал, ты была занята.

— Ты ушел.

— Но ты ведь этого хотела, верно?

— Нет. То есть, да, я хотела, чтобы ты ушел. Я раздражена, и стараюсь держать свою личную жизнь подальше от работы, что в принципе противоположно тому, чтобы кричать друг на друга в моем офисе. Но ответ на твой вопрос… «нет». Я не хочу развода, — я выдерживаю его взгляд. — И в горе, и в радости, верно?

Облегчение наполняет его лицо, разглаживая складки на лбу.

— В богатстве и в бедности кажется более подходящим для текущей ситуации. Сегодня утром акции упали еще больше.

Я поднимаю и опускаю плечо.

— Я обещала и то, и другое.

— Я не буду заставлять тебя это делать. Я не буду спорить с тобой по этому поводу.

— Я не хочу развода, — повторяю я.

Его глаза закрываются на минуту, прежде чем он сокращает небольшое расстояние между нами. Обхватывает мою челюсть, и я испытываю пьянящую дозу дежавю. Это похоже на наш первый поцелуй.

Предвкушение. Неопределенность. Возможность.

Я хватаюсь за жесткую ткань его рубашки, притягивая его ближе.

Крю зачесывает мои волосы назад. Проводит большим пальцем по моей челюсти.

— Этот беспорядок не из-за денег, или компании, или скандала, или моего отца. Это касается тебя. Речь идет о том, чтобы быть мужчиной, который достаточно хорош, чтобы стоять рядом с тобой. Ты беспокоилась, что я не буду воспринимать тебя как равную, как партнера? Я беспокоюсь о том же.

Говорить «я люблю тебя» тому, кого ты сама выбираешь любить, делает тебя уязвимой. Любовь к моим родителям была обязательной, вытекающей из биологического факта, что без них я бы не существовала, и возможностей, которые предоставляла их работа. Любовь к ребенку, которого я ношу, инстинктивна. Он или она — мой ребенок, крошечная частичка меня, моя обязанность защищать и обожать.

Все это не относится к Крю.

Я люблю его, потому что хочу этого. Потому что он бросает мне вызов и доверяет мне. Поддерживает и успокаивает. Я знаю, когда он входит в комнату, и когда выходит.

Он вздыхает, когда я ничего не говорю.

— Я знаю, что ворвался сюда и потребовал поговорить с тобой, но теперь мне действительно нужно идти. Если бы это касалось только мой отец, я бы заставил его подождать, но в этом замешаны все правление и большая часть юридического отдела. Сегодня вечером я вернусь домой как можно раньше. Хорошо?

Я продолжаю держать его за рубашку.

Его лоб морщится.

— Роза…

— Я люблю тебя, — слова срываются с моих губ и повисают между нами.

И… вот оно. Я сказала это.

Неловко и неуверенно я смотрю на Крю, ожидая его реакции. Скажи что-нибудь. Двигайся. Он ошеломлен, это совершенно очевидно. Глаза широко раскрыты. Губы приоткрылись, как будто он собирался сказать что-то, что больше не относится к делу.

Он прочищает горло.

— Ты не обязан чувствовать то же. Представь, что этого не было, я не говорила, я...

Он приподнимает пальцами мой подбородок, заставляя меня посмотреть на него. Затем снова целует меня, крепко, тепло и непреклонно. Поцелуй остается на моих губах невидимым клеймом. Собственность Крю Кенсингтона.

— Я люблю тебя, Скарлетт. Так чертовски сильно.

К моему удивлению, мой голос дрожит. Я искренне не была уверена, что он это сказал. Это одна из причин, почему я не говорила этого до сих пор. Не потому, что не хотела раскрывать свои карты, а потому, что не хотела, чтобы он чувствовал, что должен сказать это в ответ.

Его большой палец проводит по моей щеке, лаская мое лицо, как будто это что-то драгоценное.

— Да, — тихо отвечает он. — Я сказал.

Крю смотрит на меня так, словно я — все, чего он когда-либо хотел. Я позволяю себе доверять этому.

— Хорошо, — шепчу я.

— Увидимся вечером, — он заправляет прядь волос мне за ухо, так же не желая уходить, как и я отпускать его.

Я неохотно киваю.

Он улыбается. Слегка качает головой. Выдыхает.

— Хорошо, — затем он опускает руку и уходит к стеклянным дверям, отделяющим вестибюль от улицы. Я вижу Романа, стоящего снаружи и ждущего рядом с машиной. Крю делает паузу, чтобы что-то сказать своему водителю, прежде чем тот забирается на заднее сиденье и скрывается из виду.

Поворачиваюсь обратно к лифту с улыбкой на лице. На этот раз он прибывает быстро. Через пару минут я возвращаюсь в офис, и в мою сторону устремляется множество любопытных взглядов. То, что я выбегаю на лестничную клетку — это ненормальное явление.

Когда я вхожу в свой кабинет, то несколько минут тупо пялюсь в монитор, прежде чем вспоминаю, что мне нужно работать. Я начинаю перебирать бумаги на своем столе, пытаясь решить, что расставить по приоритетам. Я должна перезвонить Джеффу. Розовая липкая записка падает на землю. Я наклоняюсь, чтобы поднять ее, и замираю.

Это записка, которую написал Крю. Она лежит липкой стороной кверху. Обычно, на этой стороне никто не пишет.

Но Крю написал.

«И, кстати, я люблю тебя», — вот что он написал.

Я смотрю на нее с минуту, сердце колотится. Затем беру свой телефон и отправляю ему сообщение.

Скарлетт: Кто пишет на ОБРАТНОЙ СТОРОНЕ стикера???

Крю реагирует мгновенно. Должно быть, он все еще в машине.

Крю: Я чувствую, что это риторический вопрос.

Крю: Не расстраивайся, что я сказал это первым.

Скарлетт: Ты это написал. Это не одно и то же.

Скарлетт: Я только что это увидела.

Крю: Я понял это в середине нашего разговора, Роза.

Скарлетт: Ты просто собирался сбросить бомбу и уйти?!

Крю: Сбросить бомбу? Как романтично.

Скарлетт: Позволь мне напомнить тебе, что предложение начиналось с «и, кстати».

Крю: Я буду работать над этим.

Крю: Я в офисе.

Крю: Люблю тебя.

Я улыбаюсь так, словно он меня видит.

Скарлетт: Я тоже тебя люблю.

Я беру розовую липкую записку и приклеиваю ее к своему монитору обратной стороной ко мне. А потом беру трубку и перезваниваю Джеффу.

24. Крю

— Тебе следует сосредоточиться на отчете по опционам на акции, — предлагает Изабель.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Если ты расскажешь об этом, я смогу сделать обзор анализа прогнозов, — я смотрю на Ашера, который сидит рядом со мной. —Ты в порядке?

— Мне кажется, я уже знаю все это.

— А мы с Изабель нет?

Ашер вздыхает.

— Я в порядке.

— Хорошо.

Мой телефон гудит от сообщения Оливера, перепроверяющего ужин с нашим отцом в эти выходные. Я не виню его за то, что он позаботился о том, чтобы я был там. Мой отец сказал Кэндис, что ребенок не может быть его, после того, как мы со Скарлетт уехали из шале, чтобы повидаться с ее отцом. Кэндис призналась, что лгала о своей беременности, утверждая, что мой отец не уделял ей достаточно внимания. Сейчас у них в разгаре бракоразводный процесс. Я не сказал Оливеру, что наш отец знает о нем и Кэндис, и, похоже, мой отец тоже не сказал. Неудивительно. Если только это не грязный секрет, который он может использовать, мой отец с радостью замнет все неприятное под ковер. Особенно то, отчего невозможно откупиться.

Я отвечаю Оливеру, обещая, что буду там, затем переключаюсь на свой чат со Скарлетт. Последнее, что она мне прислала, была ссылка на кроватку, которую она хочет.

Мы только начали обустраивать детскую. Она была занята подготовкой к декретному отпуску, в то время как я потворствовал инвесторам и партнерам «Кенсингтон Кансалдид», пытаясь устранить ущерб. Как сказал Ашер, это был изнурительный, неприятный процесс. Как у генерального директора, у меня нет выбора. А теперь, когда срок Скарлетт перевалил за восемь месяцев, мне нужно найти время, чтобы собрать кроватку.

Ашер смотрит на экран телефона. Хихикает, когда видит, на что я смотрю.

— Черт. Никогда не думал, что доживу до этого дня, Кенсингтон.

Появляется секретарша, чтобы проводить нас в конференц-зал, прежде чем я успеваю ответить. Встреча длится час. Все идет хорошо, и это большое облегчение. Репутация не восстанавливается в одночасье, она только разрушается. Если у Натаниэля Стюарта и были какие-либо документы «Кенсингтон Кансалдид», он их не публиковал. Медленно, но верно шумиха утихает.

Мы все в приподнятом настроении проходим мимо приемной и направляемся к лифтам. Изабель болтает без умолку, обсуждая улучшения и блюда на вынос. С тех пор как мы встретились поздно вечером на Рождество, она старалась быть чрезмерно профессиональной. И чрезмерно эффективной.

Подъезжает лифт. Выходит мужчина средних лет, и мы втроем заходим внутрь.

— Э-э, Крю? — Ашер прерывает анализ Изабель стандартных решений.

— Что? — я бросаю взгляд на Ашера, который не делает никаких попыток провести мозговой штурм и проанализировать ситуацию. Он косится на экран своего телефона.

— Ты проверил свой телефон?

— Нет, а что?

— У меня куча пропущенных звонков от Селесты? С чего бы ей звонить мне...

Я больше не слушаю; я прокручиваю сотни пропущенных уведомлений, которые у меня есть.

— Черт.

Я нажимаю локтем на кнопку вестибюля и нажимаю на имя Скарлетт, как будто это ускорит наш спуск. Он звонит и звонит, наконец переключаясь на голосовую почту. Я снова ругаюсь, а потом думаю. Быстрый поиск в Google позволяет найти номер редакции «Хай Кутюр». Проходит три гулка, прежде чем отвечает женщина.

— Журнал «Хай Кутюр». Александра слушает. Чем я могу вам помочь?

— Мне нужно поговорить со Скарлетт Кенсингтон.

— Она ожидает вашего звонка?

— Просто переведите меня, — выдавливаю я.

— Я узнаю, свободна ли ее помощница, — веселая фортепианная музыка эхом разносится по линии, пока я смотрю, как тикают цифры. Наша встреча состоялась на девяносто седьмом этаже. Лифт только-только проехал восемьдесятый.

— Офис Скарлетт Кенсингтон. Чем я могу вам помочь?

— Мне нужно поговорить с ней.

— Могу я принять сообщение?

— Я ее муж, — огрызаюсь я. — Так что нет, мне нужно поговорить с ней сейчас.

Приятный тон исчезает. Я не могу вспомнить имя секретарши Скарлетт, но, оказывается, она зла на меня.

— Почему, черт возьми, вы не отвечали раньше? — она выкрикивает этот вопрос, и это временно шокирует меня. Люди не разговаривают со мной в таком тоне. — Я… Боже мой. Простите, сэр. Я, серьезно. Не думаю, что вы можешь меня уволить, но она уволит, если вы...

— Где… Скарлетт?

— В Нью-Йорк Дженерал. Воды отошли сорок пять минут назад. Я пыталась поехать с ней в машине скорой помощи, но она мне не позволила. Она просто хотела, чтобы я вам позвонила.

Я сжимаю переносицу. Шестьдесят третий этаж.

— Я еду прямо туда.

Я вешаю трубку, мысленно проклиная лифт, чтобы он двигался быстрее.

— Она рожает?

Я бросаю на Ашера одобрительный взгляд.

— Нет, ее секретарша просто очень хотела пригласить тебя на свидание.

— Мы прошли этап для шуток.

Я снова бьюсь головой о стену.

— Срок родов стоит через месяц. Я должен ехать прямо туда. У меня нет времени отвозить вас двоих обратно в офис.

— Чувак. Ты вот-вот станешь отцом. Я еду с тобой.

Я киваю, не утруждая себя ответом. Во-первых, потому что мне на самом деле все равно, что делает Ашер, лишь бы это не замедляло меня. Во-вторых, потому что я уже достаточно волнуюсь, чтобы полностью осознать его ответ.

Двери лифта открываются. Я практически бегу к черному внедорожнику, припаркованному у обочины. Роман стоит, прислонившись к борту машины, и читает газету. Его глаза расширяются, когда я мчусь к нему. Я предполагаю, что Ашер и Изабель позади меня, но я не утруждаю себя проверкой, чтобы убедиться, что они не отстают.

— Мистер Кенсингтон, неужели все...

— Ключи, — требую я. Роман — отличный водитель в том, что касается манеры одеваться и осмотрительности. Но я никогда не видел, чтобы он хотя бы раз проехал на желтый. Он мудро прислушивается, передает их и забирается на пассажирское сиденье. Я обхожу машину спереди и забираюсь на водительское сиденье. Сзади открываются и хлопают дверцы, и я отъезжаю от тротуара, как будто мы убегаем с места преступления.

— В какой больнице она находится? — спрашивает Ашер.

— Нью-Йорк Дженерал, — я сворачиваю, едва не задев разносчика на велосипеде.

— Если мы едем в Вест-Сайд, тебе следует свернуть на седьмую. На восьмой произошел несчастный случай.

— Сколько кварталов?

— Пять, нет, семь. Подожди, нет, четыре.

Мы проезжаем на красный свет, и я жму на тормоза. Машины уже начинают проезжать с другой стороны, так что я не могу ими управлять.

Смотрю в зеркало заднего вида.

— Ты знаешь как туда добраться?

— Пробки — непредсказуемое дерьмо, чувак. Ты это знаешь. Они длятся… — он замолкает. — О, подожди. Они очистили восьмую улицу. Тебе следует поехать в ту сторону прямо сейчас.

Я фыркаю и нажимаю на черный экран на приборной панели.

— Эта штука работает?

— Да, сэр. Я могу его подключить, — Роман наклоняется и начинает возиться с кнопками управления на приборной панели. Через несколько секунд на экране появляется карта.

Загорается зеленый, и я еду вперед, следуя указаниям, доносящимся из динамиков. Мы проезжаем еще один желтый, поэтому я нажимаю на акселератор и меняю полосу движения.

— Черт, — комментирует Ашер, когда я подрезаю Мерседес, издавая серию гудков. — Нам следовало поехать в Монако на гонки, когда мы были в колледже. Ты гоняешь как профи, чувак.

Мой телефон начинает звонить, на экране высвечивается входящий вызов. Я уже собираюсь отклонить, когда вижу, что звонит Скарлетт.

— Алло? — мое приветствие носит формальный характер. Я знаю, что она, должно быть, в бешенстве.

— Не похоже, что ты умираешь в канаве.

Ашер на заднем сиденье фыркает. Если бы я мог выбросить его во время вождения, я бы это сделал.

— Скарлетт, клянусь, я…

— ЧАС, Крю. Я здесь уже почти час! Где ты, черт возьми, находишься?

— Я буду там через пять минут, — подрезал такси. — Десять, максимум.

— Где ты был? Почему ты не отвечал?

Я вздыхаю.

— У меня была встреча. Мой телефон был выключен, и я не проверял его.

— Ты обещал мне, — весь гнев в ее голосе исчез. Неуверенность, которая осталась позади, заставляет меня сильнее давить на акселератор. — Ты обещал мне, что мне не придется делать это в одиночку.

Мы проезжаем еще на один красный, и я едва сдерживаю очередную ругань, когда настойчиво нажимаю на руль, призывая его снова переключиться на зеленый.

— Ты не будешь одна, детка. Я почти на месте.

— Мне страшно, Крю, — она произносит эти слова тихо, но они производят эффект крика из-за того, как они поражают меня. — Это чертовски больно, и сначала они не могли найти сердцебиение, и я… я схожу с ума.

Тугой кулак страха сжимает мою грудь. Я борюсь с паникой, прежде чем она может задушить меня. Ей нужна уверенность, а не еще больше беспокойства.

— Роза, я скоро буду. Клянусь. Но даже если бы я был где-нибудь в канаве, ты можешь это сделать. Просто дыши. Как мы учились на занятиях, помнишь?

— Ты не был внимательным на занятиях.

Скарлетт снова звучит как обычно, и я чуть не падаю в обморок от облегчения. Мне определенно не следовало садиться за руль. Но я вижу больницу впереди, всего в одном квартале отсюда.

— Не , был, — возражаю я. — Ты просто сосредотачиваешься на чем-то одном, а затем делаешь очень быстрые вдохи.

— Угу. И что потом?

Я смотрю на Романа в поисках помощи. Он пожимает плечами.

— Я думал, у тебя есть дети, — шиплю я. Еще одно пожатие плечами. — Выдохнуть? — предлагаю я.

Скарлетт смеется. Это более натянутый и пронзительный смех, чем ее обычный, но он немного ослабляет напряжение в моей груди.

— Ты такой врунишка. Я знала, что ты не слушаешь на занятиях.

Я останавливаю внедорожник с визгом под ангаром скорой помощи. Оставляю машину включенной, а ключи в замке зажигания, просто хватаю телефон и бегу к автоматическим дверям в оживленную больницу. Повсюду белые халаты и каталки. Где-то рядом плачет ребенок. Система громкой связи трещит, приказывая какому-нибудь хирургу явиться в палату номер один. Я прижимаю телефон к уху.

— На каком ты этаже?

— На пятом.

Я бросаюсь к лифтам, затем меняю курс, когда замечаю указатель на лестничную клетку. Мне нужно сжечь много нервной энергии. Я пробегаю лестницу через две ступеньки и рывком открываю дверь с нарисованной на ней массивной пятеркой. Коридор выглядит так же, как вестибюль внизу, весь выложен белой плиткой и освещен флуоресцентными лампами.

Справа есть пост.

— Скарлетт Кенсингтон, — выдыхаю я. — В какой палате находится Скарлетт Кенсингтон?

Медсестра изучает меня, сурово и оценивающе.

— Вы родственник?

— Я ее муж. Отец ребенка. Где она?

Она нажимает какие-то клавиши на компьютере. Секунды кажутся минутами.

— Палата № 526.

Я бегу налево, пока не добираюсь до 526-ой и врываюсь внутрь.

Скарлетт сидит на кровати и слушает мужчину в белом халате, который, должно быть, врач. Когда она видит меня, выражение ее лица меняется. Я бросаюсь к ней, хватаю ее за руку и целую в макушку.

— Вы, должно быть, Крю. Я доктор Саммерс.

— Что-то не так?

Доктор Саммерс выглядит мрачным.

— Я как раз говорил вашей жене, что мы больше не можем ждать. Боюсь, ребенок не расположен должным образом для естественных родов. Нам нужно будет сделать экстренное кесарево сечение, пока у ребенка не начались проблемы.

— Проблемы? — повторяю я. Рука Скарлетт крепче сжимает мою.

— Мы сделаем все возможное, чтобы этого не произошло. Вот почему нам нужно действовать быстро.

Впервые с тех пор, как я ее знаю, Скарлетт выглядит юной и испуганной. Хрупкой.

— Может ли мой муж остаться со мной? — спрашивает она тонким голосом.

Доктор Саммерс добродушно улыбается, но его тон тверд.

— Мне очень жаль, но нет. Мы не допускаем членов семьи в операционную во время экстренных операций.

Экстренная операция. Эти два слова рассеивают туман в сознании. Острая паника пронзает меня, когда страх скручивается в моем животе.

— Скоро придет медсестра, чтобы отвести вас вниз.

Я замер. Дыхание Скарлетт учащенное и прерывистое.

— Ты знала? Когда мы разговаривали по телефону?

— Они сказали мне, что могут возникнуть осложнения, когда я приехала. Я знала, что ты приедешь сюда, как только сможешь, — она одаривает меня ухмылкой, которая не помогает. — Извини, что сорвалась по телефону.

— Я должен был включить звук. Какие осложнения?

— То, что сказал доктор Саммерс. Ребенок перевернут не в ту сторону. Но поскольку у меня уже отошли воды, они не могут больше ждать, чтобы посмотреть, перевернется ли малыш.

Я вдыхаю, разрываясь между тем, чтобы забросать ее еще большим количеством вопросов и избежать того, чтобы напугать ее.

В комнату входит женщина в розовом халате. Медсестра улыбается Скарлетт.

— Готовы стать мамой? — ее радость не звучит наигранно, но и не воспринимается как настоящая. Это не так, как это должно было произойти. Это не похоже на счастливый, радостный момент.

Скарлетт улыбается в ответ, но ничего не отвечает.

Медсестра понимающе кивает.

— Готовы?

— Готова, — отвечает Скарлетт. Ее рука сжимает мою.

Я наклоняюсь и целую ее в лоб, позволяя своим губам задержаться.

— Я люблю тебя.

Хватка Скарлетт усиливается.

— Я тоже тебя люблю.

Затем она отпускает меня. Медсестра увозит кровать.

— Как только появятся новости, кто-нибудь даст вам знать, — говорит она мне, уходя.

Внезапно я оказываюсь в пустой больничной палате, один. Мое тело кажется тяжелым, мои конечности отключены. Дыхание становится затрудненным. Мне нужно выбраться из этой крошечной комнаты. Я бы вышел на улицу, если бы не боялся пропустить новости.

Я возвращаюсь в приемную в оцепенении. Ашер встает, когда я появляюсь. Честно говоря, я и забыл, что он здесь.

— Изабель вернулась в офис. Что происходит? — спрашивает Ашер. — Мне кажется, что так быстро не рожают.

При любых других обстоятельствах было бы забавно, если бы он притворялся, что знает что-нибудь о родах, особенно о том, сколько времени это занимает. Я слишком взволнован, чтобы делать что-либо, кроме как ходить прямо сейчас. Туда-сюда. Эта комната ожидания выглядит так же, как и та, что находится в кардиологическом крыле. Ожидая услышать, выживет ли отец Скарлетт, я не испытывал никакого трепета. Его смерть не заставила бы меня потерять сон.

— Скарлетт... — ее смерть разбила бы меня вдребезги. От одной этой гипотетической мысли у меня сжимается горло и щиплет в глазах. Я чувствую себя так, словно по моей коже ползают муравьи. Как будто моя одежда слишком жаркая и слишком тесная. Я стараюсь делать глубокие вдохи, втягивать воздух, пропитанный антисептиком.

— Крю, ты меня чертовски пугаешь. Что происходит?

Туда-сюда. Туда-сюда. Я продолжаю расхаживать взад и вперед.

— Она в операционной.

— Операционной? — глаза Ашера расширяются. — Все... нормально?

— Нет, не нормально, — выпаливаю я.

— Ты хочешь, чтобы я... кому-нибудь позвонил?

— Мне все равно, — честный ответ. Мы со Скарлетт никогда не обсуждали, кого и когда мы пригласим в больницу. Я полагал, что буду с ней, что мы сможем принимать эти решения вместе, после того как у нас родится здоровый ребенок.

Я продолжаю расхаживать по комнате. Я не знаю, во сколько она легла на операцию. Сколько времени занимает кесарево. Я совершенно не готов, и единственное, что удерживает меня от полного срыва, — это надежда, что в любую минуту кто-нибудь придет и скажет мне, что с ними обоими все в порядке.

Я хожу кругами, пока у меня не начинает кружиться голова. Потом сажусь. Трясу коленом. Вращаю обручальное кольцо. Прижимаю ладони к глазам и пытаюсь представить, что нахожусь где-то в другом месте.

Смутно я ощущаю вокруг себя какую-то активность. Говоря кого-нибудь, Ашер, очевидно, имел в виду всех. Мой отец. Оливер. Джозефина и Хэнсон, который полностью оправился от своего испуга. Семья Скарлетт прижимается к моей, перешептываясь. Наверное, обо мне. Мудро, что никто из них не приближается ко мне.

Проходит вечность, прежде чем появляется доктор Саммерс. Я встаю, как только вижу его.

— Ваша жена зовет вас, Крю.

Облегчение обрушивается на меня с такой силой, что мне кажется, что мои колени вот-вот подогнутся.

— С ней все в порядке? — мой голос срывается.

Доктор Саммерс улыбается и кивает.

— С ней все в порядке. И у вас здоровая девочка.

Девочка. У меня дочь. Эта мысль кажется чуждой, даже после нескольких месяцев осознания того, что это произойдет.

— Могу я увидеть их? — мой голос звучит так, словно мое горло набито камнями.

Он кивает.

— Конечно. Следуйте за мной.

Доктор Саммерс ведет меня в палату. Скарлетт лежит, на груди у нее завернутый в одеяло комочек.

— Я дам вам минуту, — говорит он и исчезает.

Скарлетт поднимает глаза, как только я вхожу в палату. Ее улыбка широкая и ослепительная.

— У нее твои глаза.

Я подхожу к кровати и впервые вижу лицо моей дочери. Она само совершенство. И Скарлетт права. У нее глаза того же голубого оттенка, что и у меня. Цвет, который я унаследовал от своей матери.

— Когда я впервые увидела тебя, то подумала, что у тебя самые красивые глаза, которые я когда-либо видела, — говорит она мне.

Я поворачиваю голову, чтобы прижаться лицом к ее волосам, чувствуя, как мои глаза горят впервые за всю взрослую жизнь.

— Я был так напуган. Так чертовски напуган, Роза.

— Я в порядке, — уверяет она меня. — У нас все в порядке.

Я оглядываюсь на крошечного человечка, которого мы создали вместе.

— Ух ты.

— Да, — Скарлетт вторит моему благоговейному тону. — Ты хочешь подержать ее?

Я сглатываю.

— Да. Очень.

Фальшивый ребенок из класса по родовспоможению ощущается совсем не так, как настоящий. Скарлетт передает мне нашу дочь, и она крошечная, совершенная и настоящая.

— Нам следовало определиться с именем раньше.

Я ухмыляюсь.

— И заказать кроватку, наверное.

Глаза Скарлетт расширяются.

— Черт.

— Я позабочусь об этом, — заверяю я Скарлетт. — У нее будет кроватка, — я смотрю на свою дочь. — У тебя будет кровать.

— Вау, — комментирует Скарлетт, глядя на нас. — Ты определенно самый горячий папочка. Хочу сказать, я предполагала, что так и будет. Но совсем другое дело, что это и мой ребенок тоже, понимаешь?

Я фыркаю от смеха, и это приятно. Изгоняет последние завитки беспокойства.

— Как насчет Элизабет? — спрашивает Скарлетт.

Я изучаю маленькое, невинное личико. Появляется тот же рывок с моей свадьбы, и я задаюсь вопросом, что могла бы сказать моя мама в такой день, как сегодня. Она бы знала, что мне сказать, когда Скарлетт была на операции. Я прочищаю горло.

— Не думаю, что мы должны…

— Не думай об этом.

— А твоя мама не обидится?

Скарлетт усмехается.

— Думаю… имя моей мамы может быть вторым.

— Элизабет Джозефина Кенсингтон, — тихо говорю я.

— Да.

— Мне нравится.

— Мне тоже, — заявляет Скарлетт.

— Они здесь, — говорю я ей. — Твоя мама. И твой отец тоже.

— Неужели?

— Ашер позвонил им, и моему отцу и Оливеру. Я был... ну, я был не в настроении с кем-либо разговаривать. И мы не говорили о том, кому мы позвоним и когда.

Скарлетт кивает.

— Ты можешь узнать, хотят ли они познакомиться с Элизабет.

— Ты уверена?

— Я уверена.

— Хорошо, — я неохотно отдаю Элизабет. Не хочется покидать эту палату Но я передаю ее обратно Скарлетт и возвращаюсь в приемную. Они все еще там. Я не был уверен, что так и будет.

Я прочищаю горло.

— Э-э, папа? Хэнсон? Джозефина? Вы… вы хотите познакомиться со своей внучкой?

Все трое выглядят ошеломленными. Может быть, новость, что они бабушка и дедушки, поражает их. А может, они просто не ожидали такого предложения.

К моему удивлению, первым встает Хэнсон. Джозефина следует за ним. Мой отец поднимается последним, но поднимается. Я бросаю взгляд на Оливера. «Давай», — одними губами произносит он. Мы с отцом следуем за родителями Скарлетт по коридору.

— Мы назвали ее Элизабет, — тихо говорю я ему, когда мы идем по коридору. Мой отец часто бывает непредсказуем. Я не хочу, чтобы его реакция на откровение — положительная или отрицательная — повлияла на первую встречу. — Палата № 231, — говорю я Джозефине и Хэнсону, когда мы подходим к палате Скарлетт. Они входят. Я слышу восклицание Джозефины. Мы с отцом задерживаемся снаружи.

Он сжимает мое плечо.

— Я горжусь тобой, Крю. Твоя мать тоже бы гордилась.

Затем он направляется внутрь. Я остаюсь стоять в коридоре и плачу во второй раз за сегодняшний день.

25. Скарлетт

Крю ведет себя странно. Он вернулся домой расстроенный, но вовремя, разминувшись с Софи и Надей всего на несколько минут. Погладил Тедди и поцеловал Элизабет перед сном, но это было его ежедневным ритуалом. Те же действия, которые он совершает каждый вечер, когда возвращается с работы.

Я наблюдаю, как он проверяет свой телефон в отражении зеркала. Выглянул в окно. Я отложила тюбик с губной помадой.

— Ты же знаешь… не должны делать это сегодня вечером.

Мои слова вырывают его из задумчивости. Крю оглядывается, выглядя удивленным. И смущённым.

— Что? Почему?

— У тебя был долгий день. И ты, кажется… не знаю, где-то далеко. Мы можем перенести ужин.

Его брови приподнимаются, и легкая усмешка появляется на его губах.

— Перенести ужин? Это наша годовщина.

— Я знаю, но это всего лишь свидание. Наш послужной список с ежегодными праздниками, торжествами или чем-то еще невелик. И разве мы не должны праздновать наш брак каждый день, а не только в тот день, когда мы поженились?

Полноценная ухмылка — его ответ на мои слова.

— Кто знал, что ты такая романтичная, Роза?

Я закатываю глаза.

— Заткнись. Я серьезно.

— Я тоже. Так что заканчивай собираться, чтобы мы могли пойти на ужин.

— Голоден?

— Да, — он убирает свой телефон, изучая меня с выражением грешника, а не святого. — Хочу десерт. Я буду внизу.

Мы дурачились, как похотливые подростки, с тех пор, как родилась Элизабет, но секса так и не произошло. И если бы кто-то сказал мне на моей свадьбе год назад, что я оставлю свою новорожденную дочь дома, чтобы отпраздновать годовщину с полной уверенностью, что у нас моногамные отношения, я бы рассмеялась им в лицо.

И все же мы это делаем.

Я брызгаю духами, беру пару лабутенов из шкафа и спускаюсь вниз. Моя мама удобно устроилась на диване. Ее энтузиазм по поводу того, что она стала бабушкой, почти так же удивителен как и мои отношения с Крю. В основном меня воспитывали няни. Но моя мать обожает Элизабет. Даже мой отец иногда удивлял меня, прося подержать ее или искренне улыбается, когда видит ее. Сегодня его здесь нет, и я не спрашиваю почему. Отношения моих родителей — не мое дело. Самое главное, это не имеет никакого отношения к моему браку.

Крю прислонился к стене рядом с лифтом, уставившись в пространство. Он выпрямляется, когда видит, что я приближаюсь, его голубые глаза темнеют от вожделения.

Я ухмыляюсь ему, прежде чем поздороваться с мамой.

— Привет, мам.

Она улыбается, оглядывая меня с ног до головы.

— Ты прекрасно выглядишь, Скарлетт.

— Спасибо. Тебе что-нибудь нужно, прежде чем мы уйдем?

— Нет-нет, — она машет рукой в сторону входа. — У вас двоих особый вечер. Если Элизабет проснется, я буду здесь.

— Хорошо, — я колеблюсь несколько секунд, хотя она уже вернулась к раскрытой книге у себя на коленях. Затем я подхожу к Крю.

— Готова? — спрашивает он.

— Готова, — подтверждаю я, когда мы заходим в лифт.

— Как дела на работе? — спрашивает он.

— Хорошо. Июльский номер уже готов, а летняя линейка распродана.

Он гордо улыбается мне.

— Поздравляю, Роза.

— Спасибо. Как прошел твой день? — компания «Кенсингтон Кансалдид» официально пережила кризис. Расследование закончилось без предъявления обвинений. Акции выросли. Однако быть генеральным директором компании — это не типичная работа с девяти до пяти.

Мы говорим так, словно женаты уже несколько десятилетий. Крю рассказывает про какую-то сделку, которую Оливер хочет заключить, пока мы идем от лифта к парковке, где стоят наши машины. Мы забираемся в Ламбордгини Крю.

Я наклоняюсь и расстегиваю молнию на его брюках. Он тут же замолкает, сосредоточившись на моей руке, сжимающей его член. Рычание раздвигающихся металлических зубов — единственный звук в машине.

— Он показывал тебе результаты? — спрашиваю я, обводя пальцами головку его члена.

Дыхание Крю учащенное и прерывистое.

— Честно говоря, я даже не могу вспомнить, о чем мы только что говорили.

Я немного смеюсь, прежде чем вытаскиваю его член и опускаю голову, обводя языком головку.

— Скарлетт, — мое имя вырывается искаженным стоном, полным песка, гравия и желания.

Освещение парковки активируется от движения. Они гаснут, погружая машину почти в темноту. Отсутствие света кажется запретным и эротичным. Тепло разливается у меня в животе и увлажняется между ног, заставляя меня чувствовать себя нуждающейся и отчаявшейся. Я сжимаю бедра вместе.

Беру его глубже, втягивая щеки и задевая основание зубами, как, я знаю, ему это нравится. Я вознаграждена хриплым рычанием. Одна рука скользит в мои волосы и тянет.

— Боже, ты самая сексуальная женщина, которую я когда-либо видел, Роза, — хрипит он. — Ты так хорошо сосешь, детка.

Я стону вокруг него, зная, что вибрации будут проходить вниз по его пенису. Его бедра дергаются, говоря мне, что он близко. Тяжелое дыхание наполняет машину, прежде чем он стонет и наполняет мой рот. Я сглатываю и откидываюсь назад, позволяя его наполовину твердому члену войти после последнего, влажного сосания.

Крю запрокидывать голову назад. Поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его глаза прикрыты и затуманены от удовольствия. Ленивая, довольная усмешка на его губах. Его член все еще тверд. Фантазия каждой женщины.

— Иди сюда, — выдавливает он сквозь зубы.

Я оглядываю темную, пустую парковку, а затем переползаю через коробку передач и устраиваюсь у него на коленях. Его член упирается в мокрое кружево моего нижнего белья, а мое платье раздувается вокруг наших коленей. Я стону от этого контакта.

Крю скользит рукой вверх по моему бедру и между ног. Он рычит, когда чувствует, какая я влажная, рычание глубокое и собственническое, сопровождаемое моим именем.

Он только что кончил, но я так взвинчена, что, думаю, он мог бы дыхнуть на меня, и я бы взорвалась. Его рука движется к члену, сжимая его на всю длину и потирая о мой центр.

— Ты хочешь этого, Скарлетт?

— Да, — я вкладываю в эти две буквы столько желания, сколько могу, превращая слово в хныканье, когда он начинает толкаться внутри меня.

— Все нормально? Ты в порядке?

Я не дышу. Легкое давление и беспокойство в его голосе заставляют меня сжать кулаки, чтобы побороть свой оргазм.

— Я в порядке, — выдыхаю я. — Полностью восстановилась. Просто трахни меня. Пожалуйста.

Он двигается, сдвигая мои стринги в сторону и наполняя меня восхитительным скольжением, по которому я скучала. Его рот находит местечко между моей шеей и плечом, оставляя теплые, влажные поцелуи и шепча грязные слова на моей коже. Я раскачиваюсь и трусь о него, встречая каждый толчок, пока не падаю с пика наслаждения. Волны тепла закручиваются и распространяются, оставляя меня сытой и опустошенной. Я чувствую, как Крю содрогается, когда он входит в меня.

Я не слезаю с его колен, желая остаться в этом моменте еще немного. Связанные, чувствуя ритмичный подъем и опускание его груди при дыхании.

— Неплохо для пожилой супружеской пары, а?

Мои губы растягиваются в улыбке, когда я откидываюсь назад и похлопываю его по животу.

— Рада, что ты не позволил себе расслабиться.

Его улыбка широкая и искренняя, когда я соскальзываю с него и возвращаюсь на свое сидение. Мы оба приводим в порядок свою одежду, прежде чем Крю заводит машину и выезжает из гаража. Он ведет машину одной рукой, держа другую переплетенной с моей.

Я узнаю ресторан, возле которого он останавливается, хотя никогда раньше здесь не ела. Он известен тем, что является модным и высококлассным.

Крю передает ключи парковщику, и мы направляемся внутрь. У стойки администратора, за которой мы останавливаемся, ждет еще одна пара.

— Ты бывал здесь раньше? — спрашиваю я.

Он качает головой.

— У них самый лучший вид.

— Лучший вид на что?

— Увидишь, — таков его загадочный ответ.

Я оглядываюсь вокруг, замечая кирпичные стены, черные акценты и металлические стулья. И светловолосая женщина, идущая к нам.

— Какой сюрприз! — голос Ханны бодрый, наполненный фальшивой уверенностью.

Крю ничего не говорит.

— Так ли это? — спрашиваю я, сохраняя спокойный тон.

— Как у вас дела? Я слышала, у вас родился ребенок, — Ханна смотрит на мой живот, как будто ищет доказательства.

Прежде чем я успеваю ответить, к нам подходит другая женщина.

— Хан, стол готов.

— О, хорошо, — отвечает Ханна. — Я сейчас буду, Саванна.

Саванна сосредоточилась на Крю. Ее глаза оценивающе расширяются, затем скользят ко мне.

— О Боже мой. Мне нравится твое платье.

— Спасибо, — я смотрю на нее и прячу улыбку. — Мне твое тоже нравится.

— Спасибо, — Саванна опускает взгляд на расшитый бисером бюст. — Это из летней линейки «Руж». Я просто обожаю их вещи.

Рот Ханны кривится, как будто она сосет ломтик лимона. Саванна явно ничего не замечает, но очевидно, что Ханна знает, кому принадлежит «Руж».

— Это ты его придумала? — спрашивает Крю, звуча удивленно. Ничто из того, над чем он работает, не имеет ощутимого результата, с которым вы можете столкнуться на улице. Я и раньше видела незнакомцев, читающих мой журнал и одетых в мою одежду, но все равно это кажется странным.

— Быть того не может! — внезапно восклицает Саванна. — Ты Скарлетт Кенсингтон, не так ли?

— Ага, — отвечаю я. — А это мой муж, Крю. Мы празднуем годовщину нашей свадьбы.

— Оуу. Это так романтично, — восхищается Саванна.

— Крю очень романтичен, — хвалю я. — И такой галантный. По дороге сюда он говорил мне столько приятных слов, — я не оглядываюсь, но уверена, что он подавляет смех.

— С тобой это не трудно, — озорство танцует в синих глубинах его глаз, явно гордясь намеком.

Ханна выглядит раздраженной и смущенной. Саванна улыбается нам, как будто мы пара мечты, воплощенная в жизнь.

Подходит официант.

— Мистер и миссис Кенсингтон? Ваш столик готов, если хотите, проследуйте за мной на террасу.

Я слегка машу Ханне и Саванне рукой.

— Приятного вечера, дамы.

— Значит, я супер романтичный? — дразнится Крю, пока мы следуем за официантом по ресторану.

— У тебя бывают просветления, — отвечаю я. — И это было не хвастовство, а обмен оскорблениями с твоей ревнивой бывшей.

— Ханна не моя бывшая.

— Как скажешь.

— Мило, когда ты ревнуешь, Роза. — Крю наклоняется, его губы касаются раковины моего уха. — Особенно, когда моя сперма стекает по твоим бёдрам.

Я подавляю дрожь, которая не имеет ничего общего с тем фактом, что кондиционер здесь работает на полную мощность. Одетый в смокинг официант продолжает идти к лифту, совершенно не подозревая о том, что рот моего мужа — полная противоположность всему остальному здесь.

Серебристые двери лифта раздвигаются, открывая вид на крышу. Серый камень покрывает землю. Искусно расставленные деревья и цветы прерывают расставленные столы. Мерцающие огни освещают пространство. Мы здесь единственные люди. Крю, должно быть, снял в аренду всю террасу.

— Вау, — выдыхаю я.

— Официант скоро будет готов принять ваши заказы. Приятного вам вечера. — Мужчина заходит обратно в лифт, оставляя нас с Крю одних здесь. Он подходит к краю крыши, откуда открывается вид на весь город. Я следую за ним.

— Тебе это нравится?

— Нравится, — я смотрю на него. — С тех пор как ты обвинил меня в ревности, я всегда задавалась вопросом: что ты сказал тому парню в «Пруф»? В ту ночь, когда подошел к столику, прямо перед нашей помолвкой?

— Технически, мы обручились, когда нам было по шестнадцать.

Я закатываю глаза.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Я сказал ему, что ты моя, — отвечает Крю.

— Это все, что ты ему сказал?

— Ему? Ты даже не помнишь имени этого парня, не так ли?

— Прекрати менять тему.

— А ты помнишь?

Я вспоминаю ту ночь. Попыталась вспомнить парня, который подошел к моему столику и говорил с Софи и Надей. Но все, что я помню о той ночи, — это Крю Как он выглядел. То, что он сказал.

— Нет, — признаю я. — Не помню.

Он довольный улыбается.

— Я мог бы пригрозить Эвану небольшим телесным повреждением, если бы он стал приставать к тебе той ночью.

Собственничество в его голосе вызывает противоположную смесь удовлетворенности и раздражения.

— Я не была твоей. Мы тогда даже не были женаты.

Крю пожимает плечами.

— А мне показалось, что была.

Я помню, как была довольна, когда он прогнал ту рыжую. Тогда меня не должно было волновать, с кем он трахался. Но волновало.

— Видишь? Я знала, что ты романтик.

— Ты сказала, что не была.

Я приподнимаю бровь.

— Что?

— Ты сказала: «Я не была твоей». Означает ли это, что сейчас ты — моя?

— Да, — говорю я ему. — Я твоя.

За прошедший год я многому научилась. Одна из вещей, которые я обнаружила в Крю — это то, что его уверенность означает, что ему редко нечего сказать. Это один из тех редких моментов. Где он одаривает меня сентиментальной улыбкой, которая говорит мне, что он такой же мой, как и я его.

— Ты когда-нибудь задумывался, что было бы, если бы ты женился на за ком-то другом?

— А ты?

— Я первая спросила тебя.

Он игнорирует меня.

— Знаешь, что меня всегда сбивало с толку? Почему я? До тех пор, пока мой отец не сказал мне, что я стану генеральным директором, в этом был какой-то смысл. Но как только он это сделал, я всегда задавался вопросом…

Его размышления слишком точны.

— Твой отец сказал тебе.

— Он упомянул, что ты... хотела меня.

Я криво улыбаюсь.

— Хэнсон Эллсворт не выполняет просьбы.

— И...

— И, это была скорее угроза. Я сказала ему, что выйду за тебя замуж... или ни за кого.

— Почему?

Я пожимаю плечами.

— Отчасти это было восстание. Тогда все предполагали, что Оливер в конечном итоге окажется на вершине. Просить Артура изменить условия после того, как они были установлены, было бы неловко для моего отца.

— А другая причина?

— Я хотела тебя, — я прикусываю нижнюю губу. — Я хотела тебя, — повторяю я.

Последствия этого признания приводят меня в замешательство.

— Давай, — я пытаюсь подтянуть Крю к столу. — Мы должны взглянуть на меню.

Он не сдвинулся с места.

— Пока нет. Подожди.

Я оглядываю крышу.

— Подожди, пока что…

Громкие цветные вспышки освещают небо, прерывая меня. Я смотрю на это захватывающее зрелище.

— Мы празднуем , — говорит мне Крю.

Я понимаю, что, во всяком случае, раньше я недооценивала его мягкую сторону.

За деньги можно купить многое. Статус. Почести. Популярность. Роскошные курорты, дорогие ужины и ослепительное зрелище, рассчитанное на двоих в многомиллионном городе.

Любовь невосприимчива к деньгам. Деньги — это не причина мягкой полуулыбки на лице Крю. Почему у меня бабочки в животе и полная уверенность в голове, что мы сможем победить все.

Бок о бок мы наблюдаем, как фейерверки взрываются над горизонтом Манхэттена, освещая город, который мы называем домом. И в этом нет ничего фальшивого.

Конец