Агата
К счастью, отвлекаться на что-либо кроме своих обязанностей у меня времени нет. И это, пожалуй, единственный плюс в сегодняшней рабочей смене.
Потому что первая, с кем я сталкиваюсь взглядом, залетев в отделение вперед Князева - Валерия, та медсестра, которая уже однажды угрожала мне проблемами, если я продолжу изображать перед хирургом «корову или овцу» и строить ему глазки.
Та медсестра, которую я заметила в окне отделения, когда Роман не давал мне уйти на спортплощадке. И сейчас Валерия встречает меня таким взглядом, словно собирается посыпать солью землю, по которой я хожу.
Я делаю вид, что не замечаю ни ее испепеляющего взгляда, ни того, как она тут же склоняется к уху другой медсестры, что-то нашептывая. Работы много, день только начался, и мне не до чужих взглядов и пересудов. Но внутри все равно свербит - как бывает, когда спинным мозгом чуешь, что неприятности где-то совсем рядом.
Все проясняется через час.
- Иванова! - подзывает меня старшая медсестра с холодной интонацией, от которой все внутри съеживается. - Срочно принеси чистое постельное в четвертую палату, туда сейчас пациента переведут.
- Конечно, - киваю, отправляясь за бельем.
Но когда открываю дверь палаты, сердце уходит в пятки.
На полу прямо у кровати мутная лужа. На мокрой простыне валяется небрежно брошенное одеяло. Все выглядит так, как будто я не убрала за смену, хотя я точно помню: эту палату проверяла перед началом дежурства.
Понимаю, что кто-то специально «устроил» бардак, и уже собираюсь бежать за тряпкой, когда слышу за спиной нарочито громкий голос Валерии:
- Вот так санитарки у нас работают! Утром только смена началась, а уже как после торнадо!
Она с довольной ухмылкой стоит в дверях вместе с Маргаритой Сергеевной. Старшая медсестра оглядывает палату с прищуром. Валерия довольно приподнимает брови, с превосходством глядя на меня.
- Ой, девоньки, мне бы обезболивающее… - в этот момент к нам заглядывает бабушка, которую я смутно помню, вроде в соседней палате лежит.
- Алевтина Анатольевна, вы зачем встали? - старшая медсестра строго смотрит на нее. - Идите к себе! Сейчас я разберусь и подойду! Агата! В чем дело, не хочешь объяснить?!
Я уже открываю рот, бабушка, продолжающая стоять здесь же и держаться за косяк, качает головой.
- А чего ты ругаесся, чего ругаесся? - приговаривает укоризненно. - Это ж не девочка нагадила! - качает головой. - Это вот эта высокая медсестричка минут десять назад тут разливала что-то! Бормотала что-то, вроде как «исправить надо» и «выскочка»… Мне больно было, так я и вышла, посмотреть кого-никого, чтоб укол попросить…
Воздух в палате мгновенно сгущается.
Маргарита медленно переводит взгляд на Валерию, чья улыбка тут же гаснет.
- Валерия? - голос у старшей медсестры ледяной и гремит почти как бикс с инструментами. - Вы хотите что-нибудь объяснить?
- Я…. я зашла, увидела… - лепечет та, а я мысленно благодарю бабушку и прикусываю губу, чтобы не заулыбаться слишком уж радостно.
- Вижу, вам заняться нечем, Валерия, раз тратите время на проверку палат? - спокойно говорит Маргарита Сергеевна. - Идите в приемный покой, на вас сегодня процедурная и перевязки, ясно?
- Да… - Валерия бросает на меня ненавидящий взгляд и поспешно выходит.
- Алевтина Анатольевна, спасибо вам, и идите к себе, хорошо? Не надо ходить по коридору! Я сейчас, - старшая кивает пациентке, снова поворачивается ко мне. - Не думай, что я не вижу, как ты стараешься, - говорит вдруг устало и тихо. - Все в порядке. Давай, убирай тут, и не принимай все близко к сердцу. В нашей работе это не помогает. Помогает только терпение. И крепкая спина.
- Спасибо, - отвечаю негромко и киваю.
Уборка много времени не занимает, а остальное дежурство я стараюсь держаться подальше от перевязочной. Вот не хватало мне только разборок и ревности! И так перед Сергеем дико неудобно, что хирург на него наехал!
Черте что…. Князев ревнует меня, Князева ко мне ревнует Валерия… не хватает только мне его к кому-нибудь ревновать, и будет полная гармония, блин!
Невовремя вспоминаю Ульяну, которую видела когда-то в пекарне вместе с мужчиной и морщусь. Еще одна «подруга детства». Нет, хватит с меня всех этих проблем!
К счастью, хирург видимо очень занят всю смену, и мы с ним ни разу не пересекаемся. Закончив работу, выползаю на свежий воздух, думая только о том, что сейчас доеду домой и упаду спать, но и этого мне спокойно сделать не дают!
- Дочь! - уже на выходе с территории больницы меня догоняет папа. - Давай поговорим!
- О чем нам с тобой разговаривать? - приостанавливаюсь, глядя на него.
- Так, ну ты, дочь, за языком-то следи, - отец хмурится. - Если бы не я, ты…
- Что «я», пап? - перебиваю его. - Не устроилась бы администратором и санитаркой? На одну из самых грязных и тяжелых работ в больнице? При вечной нехватке среднего и младшего медперсонала? Или что, если бы «не ты», - ядовито показываю пальцами кавычки в воздухе, - я бы, может быть, не потеряла пять лет в университете, на специальности, куда не хотела идти?
- У тебя прекрасная специальность, - возмущается папа. - Психология - это отлично…
- А я и не спорю, - устало качаю головой. - Только это совершенно не та специальность, которую я хотела. И не то, чем мечтала заниматься. Но знаешь, пап, - смотрю на него, слегка развожу руками, - я не обвиняю ни тебя, ни маму. В последнее время это стало так модно, валить все на родителей. Так вот, ни в коем случае. Я сама виновата! Что не проявила характер! Не настояла! Не была достаточно твердой в том, чтобы следовать своим желаниям, а не вашим! Ответственность целиком и полностью лежит на мне! Вот только, пап, я хочу, чтобы ты меня услышал и понял, а заодно и передал маме!
Делаю глубокий вдох, глядя отцу прямо в глаза.
- Я люблю тебя, - говорю твердо и спокойно. - И маму тоже люблю. Вы мои родители, вы сделали для меня все возможное, пока я росла, дали мне любовь и заботу, и этот факт ничто не изменит. Но я отказываюсь дальше жить по вашей указке. Отказываюсь, папа! - перевожу дыхание, глядя на папу, который стоит в явном замешательстве.
- Но, Агат…
- Вам, может быть, и хочется оградить меня от всего плохого, - продолжаю, покачав головой. - Но, во-первых, это невозможно в принципе, а во-вторых, мне это не нужно! Моя жизнь - это моя жизнь! Мои ошибки - это мои ошибки! Вам пора принять тот факт, что я выросла. И единственное, на что я согласна - это на диалог между нами, на диалог равноправных взрослых людей! Я буду рада и благодарна услышать от вас совет и принять помощь - когда попрошу у вас этого совета и помощи!
Отец молчит, и я не знаю, прочувствовал ли он мои слова, но решаю, что нужно просто дать ему время. Мои родители ведь на самом деле умные люди. Очень надеюсь, что они поймут и осознают, что их дочь повзрослела.
- Не надо пытаться причинять мне добро! - заканчиваю тише, делаю паузу. - Я устала, у меня была тяжелая смена. Передавай маме привет. Я не собираюсь пропадать, позвоню ближе к выходным и заеду, когда у меня будет свободный день. Надеюсь, у нас получится… нормально пообщаться.
Киваю папе напоследок и, решительно развернувшись, шагаю к выходу с территории. И с каждым шагом чувствую, как меньше и меньше становится тяжесть на моих плечах! Даже в ногах появляется какая-то легкость, несмотря на то что они гудят после суток на работе! И дышать легче и радостнее!
Остается еще, правда, Князев и наши с ним отношения в подвешенном состоянии. Но я решаю, что, по примеру Скарлетт О’Хара, подумаю об этом позже.
Добираюсь до дома, кормлю Компота и понимаю, что мне даже спать отчего-то не хочется. Видимо, нервная система сейчас в таком состоянии, что организм на волне адреналина отказывается отдыхать.
Ну и ладно. Я сейчас тогда почитаю что-нибудь, вон, хоть из анатомии, чтобы в памяти освежить, а как успокоюсь - лягу спать и…
Мои планы прерывает звонок в дверь.
Смотрю в глазок - Роман.
- Что тебе нужно? - повышаю голос, не отпирая замка.
- Агат, открой, - приглушенное в ответ. - Я ненадолго. Просто хотел отдать тебе кое-что.
Снова заглядываю в глазок, хмурясь, но разглядеть ничего не получается. И что он хочет мне отдать?
Поколебавшись, поддаюсь своему любопытству, правда, лицу старательно придаю максимально недружелюбное отношение.
- Я после дежурства, - говорю холодно, открыв дверь, - и очень устала. В чем дело?
- Я помню, - Роман кивает. - Я тоже после дежурства… Поэтому не прошу, чтобы ты сейчас поговорила со мной. Но хочу, чтобы ты… поняла… в общем, вот.
Протягивает мне старую коробку, которую я беру, растерявшись от того, насколько смущенным он сейчас выглядит. Ни дать ни взять, мальчишка, которого поймали на какой-то неловкости.
- Что это? - спрашиваю машинально.
- Посмотришь, - он нервно усмехается, запускает пальцы в растрепанные волосы, переминается с ноги на ногу. - И я очень надеюсь…. что мы поговорим, потом, вечером. Хорошо?
- Ладно, - отвечаю, помедлив.
- Ладно, - Роман снова неловко кивает. - Ну… я пойду.
- Угу, - киваю, глядя на топчущегося на месте мужчину.
- Позвони мне, - он все никак не сдвигается с места. - Или зайди. В смысле, в квартиру позвони или зайди, но можешь и на мобильный…. я звук включу.
- Хорошо, - берусь за створку с намеком, что собираюсь закрывать.
- Пока, - Князев наконец отступает на шаг, и я, еще раз кивнув, захлопываю дверь и прислоняюсь к ней спиной.
Уф-ф-ф, даже колени трясутся… с чего вдруг?
Выдохнув, тащусь в комнату и сажусь на диван, держа коробку на коленях.
- Как думаешь, что там? - спрашиваю у тут же сунувшего ко мне нос Компота. - Вот сейчас мы и посмо… ох!
Трясущимися пальцами перебираю пожелтевшую бумагу.
Письма. Мои письма, господи ты боже мой!
Не выдержав, закрываю лицо руками, всхлипываю - даже не знаю, то ли из-за стыда, то ли из-за нахлынувшей волной нежности, то ли еще из-за чего-то.
Поверить не могу! Зачем он их сохранил?!
Еще один вопрос - почему он получал их, но не отвечал?!
Глубоко дышу, трясу руками, пытаясь успокоиться и не разреветься. Хожу кругами вокруг этой коробки на диване минут пять. Потом, решившись, снова беру ее в руки и достаю всю пачку.
И только тут замечаю, что между моими конвертами, вперемежку, лежат свернутые листки бумаги. Опускаюсь прямо на пол и начинаю осторожно раскладывать вокруг себя письма, чтобы не перепутать.
- Он… писал ответы? - спрашиваю у самой себя шепотом.
Странным образом первым мне в руки попадается письмо, которое Ромка написал, видимо, сразу, как только получил все мои… Зажимаю рот рукой, читая ровные строчки, из глаз все-таки льются слезы… Интернат! Как же так?!
Поверить не могу, что Маргарита Семеновна и Дмитрий Константинович могли так поступить с сыном! Осторожно откладываю исписанный листочек в сторону, так бережно, как будто он может искрошиться в руках, и беру следующий.
Спустя два часа я, зареванная, с красным лицом и распухшими глазами, окидываю взглядом пол, заваленный бумагой - конвертами, моими тетрадными листочками, его записками. Прислоняюсь спиной к дивану - так и сидела все это время на полу - машинально поглаживаю устроившегося с удобством на моей подушке Компота. Два года переписки в пустоту… как все по-дурацки у нас получилось!
Если бы не этот интернат, Ромка ответил бы мне сразу.
Если бы мы продолжили обмениваться письмами, он бы наверняка поддержал меня в моем желании поступать на медицинский.
Если бы, если бы… да кабы.
Все случилось так, как случилось.
Моя жизнь могла бы сложиться совершенно по-другому, но какой смысл теперь об этом рассуждать?!
Я ведь сказала сегодня папе, что это моя жизнь. И мои ошибки. И…
Подскакиваю с места, несусь в ванную, быстро, ахая и фыркая, умываюсь ледяной водой, стараясь не тереть лицо - быстрее сползет краснота. И едва успев промокнуть кожу, выскакиваю наружу, на лестничную площадку.
Только после того, как звоню в квартиру Князеву, до меня доходит, что он ведь, как и я, после дежурства. Наверняка лег и отрубился, а я тут….
Но додумать не успеваю. Потому что дверь распахивается почти сразу.
И мы даже ничего не говорим друг другу. Я просто делаю шаг вперед, а он ловит меня в охапку, прижимает к себе и целует, как в последний раз!
- Я чуть не умер за эти два часа, - шепчет мне лихорадочно, оторвавшись на секунду от моих губ.
- Не надо умирать, - с трудом перевожу дыхание, улыбаюсь ему. - Кто же меня подготовит к экзамену? Ты ведь обещал…
- И сдержу слово, - он широко, радостно улыбается мне и, подхватив меня под бедра, прижимает к стене. - Рыжик мой…
- Ромка.… - выдыхаю в ответ, уже с трудом соображая под его прикосновениями. - Мой Ромка.
- Твой, - последнее, что я успеваю услышать, прежде чем нам становится не до разговоров.