Фрося набирала номер телефона, только что милостиво продиктованный ей Леоном, и не представляла, как начнёт свой разговор с Марком. Нет, она не собиралась его укорять и предъявлять какие-то претензии, но очень не хотела показаться навязчивой, но, когда услышала голос дорогого человека, все сомнения разом улетучились:
— Маричек это я…
— Фросик? Вот, это сюрприз, как ты меня разыскала?
— Ну, это просто, твой номер телефона мне на свой страх и риск выдал твой деловой партнёр.
— Леон? От него я этого не ожидал, ведь я его просил, хотя, чему удивляться, ведь он к тебе питает самые высокие дружеские чувства, ты стала для него воплощением добродетели и мужества.
— А у тебя, какие чувства остались? И остались ли вообще?
Фрося напряжённо ждала ответа, от слов Марка зависел их дальнейший разговор, а может быть и жизнь.
— Фросик, мне трудно так сразу ответить тебе на этот вопрос. Подожди парочку минуточек, я тебе перезвоню.
И Фрося услышала гудки отбоя. Она смотрела с недоумением на телефонный аппарат — что могло случиться, почему он так резко прервал чуть начавшийся разговор, но ответа не было, неужели она своим, казалось бы, безобидным вопросом поставила перед мужчиной неразрешимые задачи? Фрося слонялась по своей квартире, не находя себе места, всё валилось из рук, ничем не хотелось заниматься и, когда раздалась длинная трель международного телефона, она вздрогнула, как от взрыва снаряда:
— Фросик, а вот теперь уже и я…
— Маричек, почему ты так резко прервал наш разговор, не хочешь, можешь не отвечать, насильно мил не будешь.
— Фросичек, ты задала такой сложный вопрос, на который однозначно не ответишь, а я вдруг понял, что позвонила мне ты, и представил, в какие деньги тебе это обойдётся, и решил сам набрать твой номер, но это же не внутренний, а международный звонок, вот и ждал, пока дадут нам связь.
— А мне в голову полезла всякая ерунда, почему-то решила, что ты опять сбежал от меня, как в январе.
— Не от тебя я тогда сбежал, а от себя, долгие годы нашей разлуки в мечтах видел тебя рядом с собой, но только не в роли сиделки и поводыря.
— Какой ты, однако, дурачок, о каких деньгах за телефонный разговор может идти речь, когда я слышу снова твой голос, а тем более, какая глупость, сиделка, поводырь… ведь мы были бы рядом, а это самое главное. Маричек, я тоже не хочу зря проговаривать твои деньги, но выслушай меня, пожалуйста, внимательно, давай, отбросим всякие условности, и поговорим начистоту. Если ты, не против, я начну первая.
Марк молчал, скорей всего в нём шла внутренняя борьба с самим собой.
— Мы с тобой уже далеко не молодые люди, нашим детям и внукам по большому счёту не очень нужны, а вот оставшиеся нам годы, могли бы очень даже не плохо ещё прожить друг для друга…
Марк не выдержал:
— Ага, будешь моим поводырём, вместо лабрадора…
— Марик, не зли меня и не напускай на себя личину несчастненького. Ты, без глаз многим ещё дашь сто очков вперёд, у тебя же светлая голова, а идти с тобой под руку, для меня будет самая большая радость, ведь мне не удалось так ходить ни с одним мужчиной в жизни.
— Фросенька, мне нечего возразить против этого твоего железного аргумента, ведь я тоже шёл с женщиной под руку только один раз, и то, это было давно — в загс со своей дорожашей бывшей жёнушкой.
В последних словах Марка, Фрося почувствовала, что прочные редуты начинают давать трещину, но пережимать опасалась, зная упрямый характер своенравного мужчины.
— Маричек, я тебе сейчас такое расскажу, только не перебивай меня…
И она поведала ему о своей случайной встрече с Владом, который был подельщиком его приятеля из уголовного мира, Мираба.
— Он сам спросил про тебя, и я ему рассказала о произошедшем с тобой в Москве и о том, что в результате этого бандитского нападения ты потерял зрение. Так представляешь, он посокрушался, что не получилось встретиться тогда с тобой, сказал, что ему очень нужны не твои глаза, а твои светлые мозги.
— Да, да, ещё Валера в ту памятную встречу у тебя дома, говорил об этом, что криминальные элементы в Советском Союзе начали подминать под себя всю экономику. Я ведь успел всё же кое с кем перетереть, похоже, и партия от них не отстанет, а скорей всего, пойдёт с ними в одной упряжке…
Фрося рассмеялась:
— Ну, вот, сел на своего любимого конька, такие, как ты сейчас у нас становятся очень востребованными, об этом мне Влад и говорил. Маричек, про экономику и политику я тоже с удовольствием буду говорить с тобой, но в другой раз и не по телефону. Дай мне закончить ту мысль, что начала раннее. Ты, обязан выслушать меня внимательно и отнестись к моим словам с полной ответственностью, потому что в другой раз такого разговора у нас уже может не получиться. Мы оба с тобой чересчур гордые люди, но когда-нибудь кому-то ведь нужно отступить от своих правил, и я согласна это сделать первой. Запомни раз и навсегда, ты мне весь нужен и неважно, с глазами или без, в Америке или в Советском Союзе, ты мне просто нужен и всё.
Фрося быстро сыпала словами, не задумываясь о сказанном, она боялась, что Марк сейчас её прервёт и она так и не успеет досказать о самом главном.
— Вот, ты, наверное, думаешь, да и другие тоже, сдурела баба, цепляется за свой последний шанс, а мне плевать, как посмотрят другие, только ты так не думай. После той нашей ночи в гостинице, когда мы с тобой так славно встречали Новый Год, открыли друг для друга не только объятия, но и души, изболевшиеся за долгие годы разлуки, я окончательно поняла, что больше не хочу тебя терять. Не после, произошедшего с тобой несчастья, я тогда в гостинице, для себя решила, что до последнего своего дыхания окружу тебя своей любовью и заботой, буду дышать с тобой одним воздухом и готова бросить страну, Москву и квартиру и мчаться за тобой в любое место, куда только ты меня позовёшь. Пойми Маричек, у нас уже осталось очень мало времени что-нибудь выжидать, а если тебе суждено будет прозреть, так пусть это произойдёт в моём присутствии, мы вместе порадуемся чуду, но только одно пока меня останавливает, пусть благополучно вернётся мой Сёмка из того проклятого плена к своей Танюхе и деткам, хотя она согласна вместе с нами ожидать и встречать его в Америке. Милый Маричек, я не хочу доживать свой век доброй ворчливой бабушкой, вечной воспитательницей, это не было моё и вряд ли будет…
— Ну, могу я, наконец, вставить парочку слов, хотя и тебя мне сейчас слушать одно удовольствие.
В голосе Марка почувствовались весёлые отголоски.
— Можешь Марик, и не только парочку слов, а сколько захочешь, ведь я в основном всё, что хотела, сказала. Одно, всё же добавлю, если сейчас ты отвернёшься от меня, то это уже навсегда. Я с трудом научилась жить без тебя и после этого нашего разговора тоже смогу, но жить в неведенье и неопределённости выше моих сил. Ты, останешься со мной, до тех пор, пока не закроются глаза одного из нас навсегда? Про детали я пока тебя не спрашиваю.
— Да, Фросик, да, моя милая, да…