Гарем

Глава 26

Стамбул, на рассвете 4 сентября 1599 года

Рассвет едва занимался, когда Полу пришло время отправляться на аудиенцию, назначенную ему госпожой валиде.

Накануне его предупредили о том, что за ним будет послано судно со свитой от самой госпожи султан, когда же оно явилось — маленький каик с шестью гребцами на борту, — оказалось, что для свиты секретаря посольства, людей, которых так долго и предусмотрительно отбирали, там места не найти. Сопровождение — преподобного Мея, разряженных в посольские мундиры мистера Шарпа и мистера Лэмбета, ученика Джона Сандерсона, Джона Хэнгера, и кучера Неда Холла — пришлось оставить на берегу. Они молча смотрели, как Пол Пиндар поднялся на борт каика, дождались его отплытия, затем повернулись и отправились обратно, туда, где среди виноградников Перы стояло здание посольства.

Гребцы сосредоточенно трудились над веслами, и лодка мчалась стрелой, но не к южному берегу бухты Золотой Рог, на котором находился дворец султана, а в прямо противоположном направлении, вверх по Босфору. Через полчаса они миновали пределы города и, держась по течению, поплыли вдоль европейского берега пролива. На противоположном берегу Пол мог видеть лишь крыши домов и минареты Юскюдара, деревни, в которой обыкновенно приобретали коней для султанской конюшни. Здесь располагались многочисленные особняки и резиденции городской знати, плодовые деревья и цветочные поляны их роскошных садов уступами спускались к самой воде. Валиде, насколько было известно Полу, владела в этой местности несколькими дворцами, и он решил, что они направляются в один из них. Но маленький каик продолжал стремглав нестись по водам, и ни загребной, ни гребцы не отвечали на настойчивые расспросы англичанина.

Вскоре все обжитые кварталы остались позади, еще полчаса безмолвного путешествия — и каик стал выгребать к азиатской стороне, прокладывая теперь свой путь в тени покрытого лесами берега.

Вода здесь была спокойной, почти зеленой, с гладкой зеркальной поверхностью. Пол опустил руку за борт, потом поднес к носу и принюхался, вода пахла рекой, а не морем. Деревья — каштаны, миндаль, ясени — раскачивали свои чуть пожелтевшие кроны. Целая колония цапель, сутулых серых птиц, похожих на стариков, поселилась в тени зонтичной пихты, и сейчас над ними, низко стелясь над берегом, пролетала, направляясь к воде, стая бакланов. Время от времени взгляд Пола встречал то нависшие над водой редкие домики на деревянных сваях, то рыбаков, что удили рыбу, пристроившись на камнях, но ничто не нарушало странного и будто призрачного оцепенения пустынного берега.

Пиндар поежился, хотя сентябрьские дни были по-летнему теплыми, в тени у берега оказалось довольно прохладно. Но в лодке нашелся приготовленный для него плащ, подбитый соболями, а рядом стояла выстланная нарядным льном корзиночка со съестным — в ней лежали красиво уложенные вишни и гранаты. Пол накинул на плечи меха.

— Как долго еще продлится наше путешествие?

Немой евнух издал неразборчивое мычание, затем дернул головой, как бы указывая на что-то подбородком, и Пол оглянулся. Лодка уже устремилась в крохотную гавань, где, будто скользя им навстречу, вставал над самой водой красно-розовый домик.

Спрыгнув с каика, Пол оказался лицом к лицу с двумя евнухами, которые проводили его к разбитому на английский манер саду, начинавшемуся прямо от кромки берега. Журчащие водой узкие каналы с выложенным мрамором дном прокладывали свой путь среди апельсиновых и лимонных деревьев, зонтичные сосны и платаны укрывали в своей тени многочисленные кусты роз, над прудами звенели фонтаны и в рыбном пруду медленно пошевеливали плавниками ленивые и толстые карпы.

В самом центре сада, в тени иудина дерева, стоял павильон. Полу доводилось прежде видеть такие строения, их здесь называли «кёшки», увеселительные павильоны, они напоминали ему те новомодные банкетные залы, которые стали строить в английской столице. Только в отличие от других виденных им этот павильон был выстроен из стекла, забранного нарядными решетками, а не крыт фаянсовыми изразцами. Внимательно осмотрев его, Пол понял, что для того, кто находился в этом кёшке, весь сад представал открытым как на ладони, сам же он мог оставаться невидимым.

Пол обождал некоторое время, но ничто не нарушало тишины, никто не показывался, будто бы во всем огромном саду он был совершенно один. Евнухи, проводившие его сюда, куда-то скрылись. Он еще раз оглянулся и тут краем глаза уловил какое-то скрытое движение — мерцание зеленого одеяния, — когда же быстро обернулся, рядом опять никого не было.

Но теперь он определенно не был предоставлен самому себе, прямо к нему направлялся белоснежный кот со странными глазами, один из которых был голубым, другой — зеленым.

— Здравствуй.

Когда Пол наклонился, чтобы погладить животное, тот, презрительно отвернув в сторону мордочку, выгнул спину и медленно прошествовал мимо него. Затем Пол увидел, как пушистый зверек подошел к воде, уселся у самого ее края и, подобно сфинксу, уставился вдаль загадочным взглядом.

— Вам понравился мой кот, Пол Пиндар-ага? — донесся до него из стеклянного павильона голос — о, какой это был голос, такого и во сне не услышать.

Пол, подавив мгновенный импульс, не обернулся, вместо этого он снял шляпу и остался стоять, смиренно опустив голову на грудь.

— Очень мило, англичанин. — Он так хорошо помнил ее смех. — Sta bene.^[61] Но теперь достаточно, вы можете подойти сюда.

Когда Пол обернулся, он увидел, что валиде говорит с ним, находясь внутри павильона, но понять, как она могла пройти туда незаметно для него, он был попросту не в силах. Плотный экран затягивал весь проем двери, и разглядеть что-либо сквозь него не представлялось возможным.

— Полно, вам не следует меня страшиться. Можете приблизиться. Как видите, мы совершенно одни здесь.

Не поднимая глаз, упорно глядя в землю перед собой, Пол медленно направился к павильону.

— Итак, мы опять встретились, Пол Пиндар-ага, — промолвил этот волшебный голос. — Сожалею, что на борту моей маленькой лодки не оказалось места для вашей свиты, но это к лучшему. Думаю, вы со мной согласитесь.

— Вы оказываете мне великую честь, госпожа валиде.

Секретарь английского посольства отвесил низкий поклон в сторону тени за экраном.

— В самом деле? — Казалось, она улыбается. — Но разве ваш посол не надеялся на… я бы сказала, не ожидал больших почестей? Это не так?

— Мой посол безмерно чтит то внимание, которое вы оказываете нам, — отвечал Пиндар. — И просил меня передать, что он — как и каждый из нас, разумеется, — готов служить вам чем только может.

— Ваш посол, я вижу, имеет преданных сотрудников, Пол Пиндар-ага! Дело прежде всего, не так ли? Нам хорошо известно, что ваша страна стремится возобновить торговые соглашения, существовавшие между нашими державами прежде, и могу сказать вам, не боясь оказаться неосмотрительной, что вы не встретите в этом больших трудностей. Даже при всем великодушном внимании господина де Бреве к нашему главному визирю. Торговля — благо для всех нас, говорила я визирю сама, наш великий город всегда стоял на торговых путях. Более того, Франция и Венеция не надеются, полагаю, всюду контролировать ваши торговые контакты, так почему они надеются контролировать их здесь? Я слыхала, что нынче даже Голландия мечтает вести торговлю под покровительством английского королевства.

Но эти материи не важны для нас. Важнее другое. Мы с вами волею судьбы стали союзниками, вы согласитесь со мной? Ваш превосходный корабль… Как вы называете его, Пол Пиндар?

— «Гектор», госпожа.

— Ах, да. — Опять пауза. — «Гектор», что за удачное имя, — произнесла она задумчиво и продолжала: — Так вот, этот замечательный корабль стал предметом всех пересудов у нас в городе. Только могущественнейшие из государей, как, видимо, ваша королева, могут владеть такими судами. По счастливому повороту судьбы, мы с вами являемся нынче союзниками. У нас есть общий недруг, это Испания, и мы могли бы стать полезны друг другу, не так ли? Испанцам будет трудно справиться с нами обоими, как вы находите?

— Дружба с вашей великой империей — самое горячее желание нашей королевы, госпожа.

— Вы — сама любезность, Пол Пиндар-ага.

Пол опять отвесил глубокий поклон. Когда он наклонил голову, взгляд его упал на маленькую белую ножку с высоким стройным подъемом, выглядывавшую из-под края экрана. Англичанин быстро отвел глаза.

— Впрочем, я вызвала вас к себе не для того, чтобы говорить об этом, — продолжала валиде Сафие. — Скажите, вы догадываетесь о том, где мы с вами сейчас находимся?

— В одном из ваших летних дворцов, я думаю, — ответил Пол.

Унизанные кольцами пальчики крохотной ножки насмешливо заплясали.

— Это маленькое укромное жилище — мой летний дворец? Полноте, присмотритесь внимательнее, ибо не можете же вы в самом деле так думать обо мне?

Пол послушно оглянулся и понял: то легкое строение больше походит на сторожку садовника. Пусть не сразу, но он сообразил, что находится в простом, хоть и ухоженном саду, разбитом с явной целью увести посетителей как можно дальше от формальности и строгости придворной жизни.

— Госпожа, вы правы, разумеется, это не дворец. — Он обернулся к экрану. — Но такого прекрасного сада видеть мне не доводилось. Сад ваш достоин быть садом королевы.

— О нет, не королевы, Пол Пиндар, — возразил ему прекрасный голос. — Это сад хасеки, любимой женщины султана. Когда-то, тому уже много лет, мой повелитель, наш прежний султан Мюрад, преподнес этот сад мне в подарок. И мы вместе приезжали сюда, чтобы быть рядом друг с другом, гулять у воды, любоваться лодками. Летом, когда ночи стоят теплые, он любил именно из этого сада наблюдать за восходом луны. Султан даже велел протянуть среди ветвей деревьев гирлянды фонариков, и мы любовались их отражениями на воде.

Поодаль, там, где деревья спускались к кромке воды, сверкала гладь Босфора. Пол опустил глаза и заметил, что белоснежный кот подобрался к одному из бассейнов и, усевшись там, припал, жадно принюхиваясь, к самому его краешку. А почти у поверхности воды, не подозревая о его присутствии, лениво дремал огромный золотистый карп.

— Всю жизнь, правильнее будет сказать, с того дня, как мой повелитель перевел свой двор в Стамбул из Манисы, — продолжала валиде, — все это время я, бывало, не могла оторвать глаз от торговых кораблей, бороздивших наш Босфор. И часто гадала, какой из них отправится в мою далекую родную страну. Опасная мысль для рабыни. — Чудесный голос ласкал его слух мелодичными каденциями. — Позже, но уже много, много позже, случились перемены. В один печальный час я лишилась любви султана, и тогда это место стало убежищем для меня, ибо только здесь я могла оставаться наедине со своими мыслями. Но это продолжалось не так уж долго, — госпожа Нурбанэ, прежняя валиде, мать моего повелителя, запретила мне это. — Сафие печально вздохнула. — «Неслыханно, — говорила она, — чтобы хасеки султана передвигалась без сопровождения. Вам, Сафие, необходимы слуги, горничные, евнухи». И я перестала приезжать сюда одна.

Над холмами азиатского берега поднималось солнце, и в сад начали постепенно прокрадываться его золотые лучи. Позади экрана неслышно затрепетал веер. Пол обнаружил, что пристально всматривается в невидимое лицо. Может ли быть на свете человек, который не попытается разглядеть его черты, услышав этот чарующий, волшебный голос? Кончики пальцев ножки все еще высовывались из-под края экрана. Он отвел зачарованный взгляд.

— Знаете ли вы, зачем я просила вас прибыть сюда, англичанин?

— Нет, госпожа.

— Отчасти действительно потому, что хотела поблагодарить вас за чудесные дары вашей королевы и сообщить о том, что ваш слуга — повар — уже освобожден. Произошло досадное недоразумение, и я огорчена этим. Эти слова я попрошу передать вашему послу. — Глаза Пола заметили легкое движение за экраном, до него долетел тихий вздох. — Но не только поэтому. Скажем, я воспользовалась своими возможностями.

В саду не шевелилась ни одна ветка, ни один лист. Солнце, уже горячее, почти летнее солнце, припекало непокрытую голову Пиндара. Каким бы ни было у нее до него дело, она не торопилась приступать к нему, да и Пол не стремился поскорее заканчивать беседу. Непрошеная мысль о том, что он мог бы остаться в этом саду навеки, пришла ему в голову.

— Вы любите сады, я вижу, Пол Пиндар-ага? — услышал он ее вопрос.

— О, очень люблю. Когда я был учеником у одного знаменитого в нашей стране купца — его имя Парвиш, — он немало рассказывал мне о растениях. Впрочем, он вообще выучил меня весьма многому.

— О? Чему же еще?

— От него я узнал о морских лоциях, навигационной науке, он познакомил меня с математикой. Видите ли, он был не только купцом, но и хорошим астрономом, настоящим ученым. Многое на свете вызывало в нем любопытство. Он увлекался научными инструментами и собрал прекрасную из них коллекцию. В ней находились самые различные из приборов: например, часы, хронометры, навигационные устройства, такие как компасы или астролябии. Его могла привлечь и детская игрушка, если в ней действовал любопытный механизм. Когда я служил у него в учениках, я был всего лишь мальчишкой, но любовь Парвиша к технике заставила меня тоже увлечься подобными вещами.

«Какой изящный у нее подъем ноги, — думал Пол, — такой высокий и удивительно белоснежный. А ноготки сверкают, как маленькие морские раковинки. Над одной щиколоткой темнеет крохотная, едва различимая татуировка».

— Вы тоже ученый?

— Нет. — Он улыбнулся. — Я всего лишь торговец, госпожа, обыкновенный, простой торговец, и я благодарю Бога за это.

— Оставьте. В той жизни, которую вы ведете, нет ничего ни обыкновенного, ни простого. Вы, английские купцы, скоро станете владыками морей, как я слыхала, к вам рекой текут неслыханные богатства. С каждым днем мир становится все теснее под напором ваших судов. Сейчас ваша компания прокладывает новые и новые маршруты, вы стремитесь отыскать пути к пряным островам далеких морей, даже к самой Индии. Не понимаю, как ваши люди не боятся опасностей? Но мне это нравится. — В ее голосе звучало подлинное восхищение. — Вы поражены тем, что мне известны такие вещи? Но вам вовсе не следует удивляться. У нас есть свои источники. А вы, английские торговцы, умеете не только торговать, но и говорить и слушать. Не зря же ваша королева, эта великая госпожа, выбрала своим посланником одного из вас, купцов, что оказалось едва ли не настоящим скандалом в глазах других франков. — Она сделала небольшую паузу: — Хотя это лишь говорит о высоких заслугах ваших торговых людей.

— О, если бы я была юношей, — задумчиво произнесла она, — я бы выбрала такой жизненный путь, как ваш. Свобода, приключения, богатство… — Шуршание шелков совсем рядом с экраном. — Приходите к нам, Пол Пиндар-ага. Приходите и работайте с нами и для нас. Султан умеет ценить и награждать людей, подобных вам, людей талантливых и честолюбивых. Вы станете частью величайшей из империй, какие когда-либо видел мир. Мы дадим вам слуг, красивые дома, прекрасных жен. — Едва заметная пауза. — Самых прелестных женщин в мире.

Пол хотел было ответить, но, к своему удивлению, не нашел слов. Сунул руку в карман, нащупал компендиум и изо всей силы сжал его в пальцах.

— Но вы молчите. — Сказочной красоты голос окрасился печалью. — Вы о чем-то задумались, Пол Пиндар-ага?

И так как он все медлил с ответом, она продолжала:

— Вы, должно быть, имеете супругу и детей, которые ждут на родине вашего возвращения?

Дикая мысль сверкнула у него в мозгу.

«Настал твой час, так возьми же его! Расскажи ей обо всем! Покажи ей портрет Селии!»

Холодная поверхность компендиума словно жгла его руку.

— У меня была когда-то любимая женщина, госпожа, — наконец выдавил он из себя. — Я любил ее как никого на свете.

— Вы были женаты?

— Мы собирались пожениться, но, увы. — Сердце трепетало в его груди, мысленно он видел перед собой образ Селии: белая кожа, яркие глаза, живое золото волос, и краски сада расплывались у него перед глазами. — Она была дочерью торгового партнера Парвиша по старой венецианской компании, некоего Тома Лампри, капитана торгового судна, человека великого бесстрашия и столь же великой честности. Прежде чем я вступил в Левантийскую торговую компанию полноправным ее членом, я некоторое время служил фактотумом Парвиша в Венеции и был хорошо знаком с Томом. Больше всего на свете он хотел видеть меня мужем своей дочери.

— Это было только его желание, но не ваше?

— О, и мое тоже! Этот брак был моей мечтой.

«Покажи, покажи ей портрет Селии!»

— Но этого не хотела сама девушка?

«Нет. Я не могу рисковать ее жизнью».

— Мне казалось, что она тоже любила меня, — принудил он себя произнести. — Может быть, даже не меньше, чем я ее, если такое возможно. Но она…

— Умерла?

— Для меня она умерла.

— О чем вы говорите?

«Нельзя упускать такую возможность!»

— Компания поручила мне сопровождать сэра Генри сюда, в Стамбул. И, как вы, вероятно, знаете, наша миссия оказалась долгой, много более долгой, чем мы предполагали. Пол на мгновение заколебался, затем продолжал: — Два года назад на корабле отца моя невеста отправилась в Англию, это было последнее плавание в ту осень, перед началом зимних штормов. Но оно оказалось роковым. На несчастный корабль нагрянула неслыханной силы буря, и он утонул. С кораблем погибло все, что на нем было: люди, груз. Пучина поглотила и Тома с дочерью. Говорят, что это произошло у берегов Далмации.

Его пальцы не выпускали компендиум.

— Как же ее звали, вашу возлюбленную?

— Ее звали Селия, госпожа. — Рука Пола выскользнула из кармана. Она была пуста. — Имя моей возлюбленной — Селия.

В саду стояла полная тишина, лишь тихо плескалась вода в мраморных протоках. Не пели птицы, не шелестела листва в густом лесу, окружавшем сад с каждой из сторон, кроме прибрежной.

— Госпожа валиде Нурбанэ, матушка моего повелителя, о которой я упоминала, управляла гаремом в те годы, когда я впервые оказалась в Стамбуле. Она научила меня многому, — услышал он снова ее голос. — Эта женщина была превосходным учителем, наверное, таким, как ваш хозяин. Я забыла, как его звали?

— Парвиш.

— Да, как Парвиш. Конечно, уроки, полученные в детстве, мы никогда не сможем забыть, думаю, вы согласитесь со мной. Хотя мои, без сомнения, сильно отличались от ваших.

Нурбанэ не учила меня ни математике, ни навигации, но она знала о мире многое. Пусть это не удивляет вас. Вы, франки, убеждены: если мы, женщины, живем здесь под защитой стен гарема, то понятия не имеем о том, что творится в мире. Нет ничего более далекого от правды. Нурбанэ научила меня тому, что в жизни есть две вещи, более сладкие, чем любовь, — это власть и верность. Никогда и ни с кем не дели власть, учила меня та великая женщина. И в своих слугах цени превыше всего верность.

Снова легло между ними молчание, в этот раз более долгое.

— Много времени прошло с тех пор, как я была здесь последний раз, Пол Пиндар-ага, — снова заговорила Сафие, и Полу показалось, что он опять слышит печаль в дивном голосе. — Я всегда больше всех цветов любила розы, особенно розы Дамаска. Султан приказывал привозить мне их из Персии. Представляете, как это было: по пустыне движется караван с поклажей, переложенной льдом, и везет одни только розы. Мой повелитель часто смеялся и говорил: «Твои розы дороже изумрудов». Не думаю, что госпожа Нурбанэ знала об этом.

— Могу я сорвать одну розу для вас?

— Отчего же… Сорвите ее, англичанин.

Пол наклонился и сорвал один полураспустившийся цветок. Протягивая его валиде, он заметил, что тень за экраном приблизилась к нему.

— Позвольте мне дать вам совет. Уезжайте. Уезжайте домой, в вашу Англию, Пол Пиндар-ага. Пока слово «верность» не пустой звук, до тех пор ваши торговые соглашения с нашей страной будут действовать.

Она наклонилась еще ближе к нему; несмотря на преграду экрана, он мог разглядеть мерцание нарядного платья, блеск темных волос, почувствовать аромат ее дыхания.

— Но возьмите с собой мою розу, мистер Пиндар. Право, я думаю, это будет только справедливо, ведь у меня тоже есть что-то, принадлежавшее прежде вам.