Глава 34

Стамбул, нынешние дни


Когда Элизабет, оставив Мариуса в кафе, вышла на улицу, оказалось, что в воздухе уже пляшут белые снежинки, и скоро весь город укутал белый ковер. Становилось очень холодно, на противоположном берегу у моста Галаты дрожали в воде причудливые отражения куполов и башен старого города. Воздух был таким морозным, что становилось трудно дышать.

Как и в прошлый раз, они с Мехмедом встретились у доков.

— Послушай, Элизабет, я подумал, что мог бы одолжить тебе эту штуку.

С этими словами он накинул что-то мягкое и пушистое ей на плечи. Но вес этого мягкого и пушистого был не меньше веса свинца.

Ощутив такую тяжесть, девушка даже вскрикнула от удивления:

— Из чего оно?

— Вообще-то из соболей. — Увидев выражение ее лица, Мехмед шутливо поднял руки вверх, будто сдаваясь. — Понимаю, что ты хочешь сказать. Не сердись на меня, отнесись к этой накидке как к почтенному антику. Она и в самом деле довольно старая, поскольку принадлежала еще моей бабушке, но в качестве антика довольно практична. Тебе же она нынче вечером может пригодиться, поскольку на воде будет еще холоднее.

Он взял ее руку и прижал к губам.

— Ты выглядишь как королева, — произнес он затем, не выпуская ее руки. Привлек девушку чуть ближе и еще раз поцеловал ее руку, на этот раз в открытую ладонь.

— Я и чувствую себя королевой, — улыбнулась она.

Они смотрели друг на друга, и глаза их искрились весельем.

Катер отчалил. Воды Босфора в этот поздний час казались темными, словно чернила. Как обычно по вечерам, судов было немного, но время от времени мимо проскальзывало небольшое суденышко, в сумерках походившее на светящуюся летучую рыбку.

— Когда ты вернулся? — спросила Элизабет.

— Нынче после обеда. Я правильно сделал, написав тебе? Хаддба мне сказала, что к тебе кто-то приехал. — Он вопросительно взглянул на нее.

— Хаддба! Я могла бы догадаться, что она приложила к этому руку. — Девушка рассмеялась. — Но должна сказать, твое сообщение пришло в нужную минуту. — На секунду заколебавшись, она продолжила: — Да, ко мне приезжал мой знакомый из Англии.

И замолчала, раздумывая над тем, рассказать ли о Мариусе подробнее.

— Все понятно. Можешь ничего мне не объяснять.

— Нет, я и сама хотела, чтобы ты все узнал. Мне неприятна мысль о том, что Хаддба могла сказать…

С краской стыда она вспомнила о первых минутах встречи с Мариусом, о попытке ее поцеловать, увлечь наверх, к ней в комнату, и о том, как она, словно покорная собачонка, готова была опять подчиняться ему.

— Пусть тебя это не тревожит. Хаддба оценила все правильно. Мне она сказала только, что считает, этот человек не для тебя. Вот и все.

— Он на самом деле ничуть мне не подходит. Вернее, никогда и не подходил, — поправила она себя. — Но я совершенно не могу понять, как это могло стать известным Хаддбе. Я о нем ей даже не рассказывала.

— Наша Хаддба, как бы тебе сказать, немножко sorcière.[77] Я давно это заметил.

— Как ты сказал? Колдунья?

— В том, что касается любовных дел. — Мехмед улыбнулся. — Конечно же, я шучу. Но у нее действительно есть чутье на такие вещи. Ведь, в конце концов, именно она нас с тобой и познакомила.

Девушку охватило чувство, подобное эйфории, замечательной, незнакомой легкости, ощущение свободы, не поддающееся описанию.

— А то, что происходит между нами, это тоже из области любовных дел?

Обратись она с подобными словами к кому-нибудь другому, это могло бы прозвучать жеманно или даже напыщенно, но с Мехмедом она не страшилась непонимания. Элизабет вдруг почувствовала, как трепет пробежал по телу, но на этот раз его вызвал не холод.

— Думаю, наши отношения могли бы быть такими, — серьезно ответил он.

Они стояли рядом, едва касаясь друг друга, но девушка ощущала такое влечение к этому человеку, что у нее кружилась голова.

— Мне даже кажется, что они такими уже стали. — Он обернулся к ней и заглянул в глаза. — Моя красавица.


Мехмед не предупреждал, что собирается пригласить ее в йали, в тот деревянный особняк на азиатском берегу, которым они любовались в прошлый раз издалека, но Элизабет догадалась, что они направляются именно туда. Когда катер причалил, навстречу им вышел мужчина, по-видимому исполнявший обязанности сторожа; подав руку Элизабет, он помог ей выбраться на крохотный пирс и по команде Мехмеда, спрыгнувшего на берег следом, занялся катером. Позади дома в деревьях вздыхал холодный ветер, дрожали на морозе укрытые снегом ветви. Девушка, осторожно ступая, шла по обледенелой земле позади Мехмеда, пока они не оказались в просторном вестибюле. В доме горели все лампы, ярко освещенный и согретый, он словно готовился к приему гостей, но пока, не считая сторожа, встретившего их на берегу, здесь не было видно ни одного человека.

— Ты подождешь меня? Я отлучусь всего на несколько минут. — Мехмед наклонился и поцеловал ее. — Есть небольшое дело, которое мне следует теперь же уладить.

— Пожалуйста, конечно, я подожду.

Но ни один из них не двинулся с места.

Он поцеловал ее снова. Девушка ощутила вкус его губ, аромат сильного мужского тела, и у нее все поплыло перед глазами, сладость чувственного удовольствия пронзила ее.

— Я вернусь тотчас.

— Не уходи.

— Обещаю.

— Правда?

— Конечно правда.

Но он продолжал стоять рядом, покрывая поцелуями ее щеки, шею, волосы.

— Ты мне обещаешь?

Она прильнула к нему всем телом.

— Обещаю. — И он ласково погладил ее щеку.

— Мехмед?

— Что, дорогая? — Его взор не отрывался от ее рта.

— Нет, ничего.

Элизабет закрыла глаза и почувствовала, как его ладонь скользнула к ее лицу, один из пальцев коснулся губ, осторожно раздвинул их, проник внутрь.

— Ты ни в чем не сомневаешься? Не станешь возражать, что я привез тебя к себе? Я могу и подождать, знаешь.

Но от его взгляда у нее кружилась голова и сердце билось как сумасшедшее.

— Я ни в чем не сомневаюсь. — Она взяла себя в руки и отстранилась от него. — Иди, я подожду твоего возвращения.

Как предложил Мехмед, Элизабет поднялась по лестнице и оказалась в гостиной, которая представляла собой узкую галерею, обегавшую по периметру весь дом. В центре этого длинного помещения имелся альков с невысоким помостом, прямо у окна. Устроившись на мягком, с разбросанными по нему подушками и покрытом нарядными тканями диване, девушка выглянула в окно, выходящее на Босфор, и вдруг ей показалось, что она плывет по водам пролива.

Элизабет сняла соболью накидку, аккуратно сложила ее, убрала в сторону и тут увидела, что на краю дивана нежится огромный черный кот.

— О, вот кто тут есть. Привет, кошка, — сказала она и наклонилась к коту.

Затем, усевшись рядом, стала щекотать его шейку, но тот, не обращая никакого внимания на гостью и высокомерно прикрыв глаза, продолжал лежать в ленивой неподвижности, лишь кончик хвоста, чуть дернувшись, показал, что животное понимает, одиночество его нарушено. За окном сверкал освещенный огнями противоположный берег пролива, по темной воде ярким светлым язычком скользил маленький круизный теплоходик.

— Живи я здесь, я бы никогда не смогла расстаться с этим домом, — вслух произнесла девушка, обращаясь то ли к себе, то ли к коту.

— С чем бы ты не рассталась? — раздался голос Мехмеда.

— С этим домом.

— Тебе тут понравилось?

— О, очень.

— Мне приятно это слышать. Во времена османов эти деревянные йали использовали в качестве летних резиденций, поскольку они, построенные у самой воды, щедро дарили прохладу. — Он подошел и сел рядом. — Но тогда часто случались пожары, построенные из дерева йали вспыхивали мгновенно и сгорали дотла. Поэтому хозяева забросили их, и они, старея и ветшая, постепенно доживали свой век. Но теперь как будто снова входят в моду.

Оба не могли отвести глаз от раскинувшегося на противоположном, европейском, берегу сверкающего города.

— Наш Стамбул прекрасен и зимой, тебе не кажется? — спросил тихо Мехмед.

— О да, — ответила она.

Оба помолчали.

— Я вижу, вы с Милошем поладили. — Глаза его были прикованы к руке, гладившей мягкую шерстку кота.

— Его так зовут?

И снова долгая пауза.

— Мы в Англии говорим, что когда двое молчат, это значит, кто-то ступает по их будущим могилам, — тихо сказала Элизабет. — У нас есть такая примета.

— Ты суеверна?

— Нет… хотя, наверное, да, суеверна. Мехмед, нынешний день был таким необычным для меня, — попыталась объяснить девушка. — Совершенно не похожим на другие. А теперь еще вот это…

Она замолчала, поскольку внезапно ей пришла в голову мысль о том, сколько женщин могло побывать здесь прежде нее, в этом нарядном доме, который своим интимным уютом казался буквально созданным для сцен обольщения.

— Ты сказала «теперь»?

Элизабет смутилась и неловко произнесла:

— Этот вечер мне кажется самым странным из всего, что случилось нынче.

И, будто прочтя ее мысли, Мехмед вдруг сказал:

— Ты не об этом хотела заговорить. По-моему, ты собиралась спросить у меня о чем-то?

— Ты прав. Я действительно хотела задать тебе вопрос.

Она не могла не вспомнить о том, насколько невозможно было задавать вопросы Мариусу. Вернее, получать на них ответы.

Мехмед привлек ее к себе, стал целовать шею.

— Я хотела спросить о том, сколько женщин ты приглашал до меня в этот дом. — Услышав свои слова, она даже слегка поразилась собственной смелости, но продолжила: — Но не уверена в том, что хочу услышать ответ на него.

— Должен признаться, что до тебя тут побывала всего одна женщина, — спокойно ответил Мехмед.

Он протянул руку и распустил ее волосы, они темной волной упали девушке на плечи.

— Это было недавно?

— Нет. В далеком прошлом.

И, нагнувшись, стал снимать с нее туфли.

— Ты хочешь сказать, что между вами все кончено?

— Да, любовное увлечение миновало, если ты спрашиваешь об этом. — Тут он улыбнулся. — Она вышла замуж, но мы и теперь с ней большие друзья.

— Понимаю, — неуверенно протянула Элизабет, хотя попытка представить «большими друзьями» их с Мариусом оказалась безнадежно тщетной.

— Ты говоришь так, будто это тебя удивляет.

— Нет.

Опустив глаза, она смотрела, как его пальцы расстегивают пуговки на ее блузке. Осторожно сняв вещицу, Мехмед бросил поверх подушек соболью накидку.

— Мы становимся большими друзьями? — улыбнулась она и тихо легла, следя за тем, как он принялся раздеваться.

«Но чувство мое к нему гораздо больше, чем просто дружеское. Что же я испытываю к этому человеку? Любовь?» — с внезапным страхом подумала она.

— Элизабет, почему ты думаешь о конце, когда мы с тобой в самом начале? — Он склонился над ней, целуя ее плечи. — Давай попробуем стать любовниками, ты не возражаешь?

Элизабет счастливо улыбнулась, приподнялась и обняла его. Когда она вглядывалась в его лицо, ей подумалось, что, в конце концов, счастье не такая уж сложная и недостижимая вещь. И, пораженная этой мыслью, она прошептала:

— Давай станем любовниками.

Загрузка...