Где правда, там и ложь

18

«Когда вспоминаешь, что все мы сумасшедшие,

странное в жизни исчезает

и все становится на свои места.»

Марк Твен

Тем же вечером позвонил ещё кое-кто – дядюшка Томас.

– Это твой любимый бывший деверь Томми, – сказал он.

Когда я услышала его елейный голос, я вначале испугалась, а потом рассердилась.

– А, дядюшка Томас. Коварный шантажист, который сдал нас с Карлом Лео.

– Точно, именно он! – Дядюшка Томас засмеялся. – Я подумал, позвоню-ка я лично, пока из-за упрямства адвокатов дело не вышло из-под контроля и не попало в суд. Я хочу тебе сделать одно предложение. К обоюдной выгоде.

– Дядюшка То… – Я замолчала. Было не очень хорошо, что я могла обращаться к этому человеку только «Дядюшка Томас». Или же «Дядюшка Томас Кувшинное рыло». Но в данный момент мне не пришло в голову ничего другого.

– Ты можешь спокойно называть меня Томасом. А как мне можно тебя называть? Как называл тебя мой дорогой братец?

– Каролина.

– Нет, я имею ввиду, какое ласкательное имя было у него для тебя?

– Иногда он называл меня своей Офелией, – сказала я. – Но вас это, разумеется, не касается. И это не означает, что он тем самым имел ввиду, что я сошла с ума, если вы так думаете.

– Хм, – мрачно сказал дядюшка Томас. – Давай к делу. Ты, конечно, знаешь, что ситуация для тебя не очень хорошая. Как только я запрошу причитающуюся мне обязательную долю наследства, станет поздно для любых компромиссов. Поэтому я предлагаю разойтись мирно. Причём для тебя это будет исключительно выгодно. Я откажусь от своих бенефиций и возьму себе только некоторые вещи, которые мне особенно дороги, согласна? Кстати, у тебя нет второго имени?

Я бы с удовольствием засмеялась (слово «бенефиций» было очень красиво), но вместо этого закашлялась. Мои лёгкие ещё не совсем отошли от болезни. Когда я снова обрела голос, я сказала: «Причитающаяся доля наследства – как это, скажите пожалуйста, понимать? Вам как брату вообще ничего не причитается».

– Ох, ох, здесь кто-то плохо знает законы, – сказал дядюшка Томас. – Я тебе советую срочно сменить адвоката. Твой вообще ничего не знает, девочка. На основании имеющихся бумаг ему должно быть ясно, что мне полагается приличная доля наследства. Тем более что у меня есть документы, которые это подтверждают.

– Если это так, то никакое приватное соглашение нам не нужно, – ответила я. – Разумеется, я хочу, чтобы вы получили всё, что вам причитается.

Дядюшка Томас хотел что-то добавить, но я положила трубку.

– Ох, как бы ты не сделала ошибки, – сказал Ронни. – Если в конце концов окажется, что он прав и что у него есть документы…

– Не думаю, – ответила я. – Этот человек врёт не краснея. Вот он-то и есть псевдолог.

– Кроме того, она и не должна бояться! – Мими похлопала меня по плечу. – Она должна, как львица, бороться за своё наследство. Придёт время, когда деньги ей очень понадобятся. И тогда она пожалеет, что уступила наследство дядюшке Томасу, Лео и его гадким сёстрам. Что ты завтра наденешь? Может, возьмёшь что-нибудь моё? Этот негодяй не должен думать, что ты всегда выглядишь так, как при вашей последней встрече. На этот раз ты воспользуешься тональным кремом для лица, я уж об этом позабочусь, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Ронни бросил на меня многозначительный взгляд.

– Зеленщик говорил про растущую агрессивность сливового дерева, вызванную муравьями.

– Похоже на то, – ответила я.

– Ась? – спросила Мими и почесала себе живот.

Данкерштрассе находилась в том же районе, что и ритуальный зал Хелльман, только на пару улиц дальше. Здесь же неподалёку располагалась и адвокатская контора, представляющая Лео и его сестёр. У меня было подозрение, что Лео и жил где-то поблизости – это было бы очень практично.

Я посмотрела дорогу в интернете и приехала сюда на трамвае – погода была неуютная, снег с дождём, а я ещё недостаточно окрепла для длинных марш-бросков.

Пожилой мужчина, сидевший напротив меня в трамвае, оказался герром Крапенкопфом. Я была так погружена в свои мысли, что узнала его только тогда, когда он обратился ко мне.

– Ну? Вы тоже едете трамваем?

– Хмм. Да. А вы?

– Я еду навестить моих дочь и внучку. Моя жена не должна об этом знать – у них сейчас не очень хорошие отношения. – Герр Крапенкопф смущённо посмотрел в окно. – Я слышал про вашего мужа. Я очень вам сочувствую.

Странным образом у меня возник комок в горле.

– Спасибо. И очень мило с вашей стороны, что вы отозвали свой иск. – Не то чтобы этот иск имел бы успех, но тем не менее это было мило.

– Ну да. Я подумал, что у вас наверняка и без того хватает забот.

– Да, вы правы. И извините, что я вас назвала «герр Крапенкопф», герр Кр… – как вас на самом деле зовут?

– Хемпель, – ответил герр Крапенкопф. – Генрих Хемпель.

Я протянула руку герру Крапенкофу.

– Я Каролина Шютц. Ещё раз извините. Я не хотела вас обидеть.

– Я знаю, – ответил герр Крапенкопф и снова поглядел в окно.

В кафе «Холли» я зашла минута в минуту. Лео уже сидел за столиком недалеко от двери. Увидев меня, он помахал рукой. Он снова был в костюме с галстуком – возможно, пришёл сюда прямо с работы. Его светлые волосы блестели в свете ламп.

– Ты живёшь где-то поблизости? – Таким образом я избежала необходимости приветствовать его (Привет? Добрый вечер? Ты уже здесь? Дружеский поцелуй в щёчку? Рукопожатие? Похлопывание по плечу? Я просто не знала, что было бы наиболее уместно). Может быть, мой вопрос прозвучал несколько резко.

– Да, совсем рядом, – ответил Лео, показывая большим пальцем в направлении соседнего стола. – Но мы не собираемся долго жить в этой квартире. Она слишком маленькая.

Под «мы» наверняка имелись ввиду он сам и его невеста. Хорошо, что он сразу её упомянул.

– Ох, – сказала я, снимая пальто и вешая его на спинку стула. – Кто-то осливовел?

– Что?

Я села за стол.

– Всё хорошо. У меня у самой сегодня, похоже, маленькая муравьиная проблема.

– Я заказал тебе капучино, – сказал Лео. – Хочешь что-нибудь поесть?

– Нет, спасибо.

– Но ты выглядишь довольно худой.

– Спасибо. – Положа руку на сердце, таким замечанием женщину не обидеть, верно?

– Но во всяком случае лучше, чем в прошлый раз. Увидев тебя тогда, я действительно испугался. Жирные волосы, неаккуратная одежда и чёрные круги под глазами. – Лео взял в руки кусочек сахара и стал катать его по ладони.

– Мокрые.

– Что?

– Волосы были мокрые, а не жирные. И одежда была мокрая. А не неаккуратная.

– Я не…

– Кроме туфель. На них были собачьи какашки. Но ладно, я выглядела дерьмово и до сих пор чувствую себя довольно паршиво. А вот ты выглядишь исключительно хорошо, если мне позволено так сказать. Ну разумеется, позволено, потому что у меня создалось впечатление, что ты хочешь, чтобы я точно увидела разницу между нами, и я её вижу. Итак, что мы видим на моём месте? Правильно, развалину. А с другой стороны стола? Сияющего победителя. Очень ухоженный, чистые туфли, идеальная причёска, костюм тоже наверняка дорогой, суперклассное кольцо и – эй – не используешь ли ты увлажняющий крем, твоя кожа выглядит так свежо?

Лео сжал губы. Потом он глубоко вдохнул и сказал:

– Да, хорошо, что мы это прояснили. Теперь мы можем перейти к делу?

– Да. – Я вытащила из сумочки список закаталогизированных предметов. – Вы отказались присутствовать при каталогизации, поэтому я полагаю, что вы согласны с результатом. Мы обнаружили парочку симпатичных вещей. Подсвечник, которым можно убить тёщу, картины, такие красивые, что при их виде хочется плакать. И кучу стульев. Украшений и часов мы, к сожалению, не нашли, но если верить твоему адвокату, то я их давно обратила в деньги. Во всяком случае, на складе их нет.

Лео снова глубока вдохнул (Мне надо как-нибудь спросить Труди, не посещал ли он курсы по дыхательной гимнастике).

– Я хотел бы прояснить сейчас одну вещь. Если бы речь шла только обо мне, я бы не взял из этого наследства ни цента. Но речь идёт о моих сёстрах. Мы хотим только свою обязательную долю. Ту, что полагается нам по закону.

– Я этого не понимаю. Ты даже не захотел знать, как он умер.

– Твоя сестра мне детально всё описала, – сказал Лео. – И как я уже сказал…

– Он же ничего тебе не сделал, Лео. Он всего лишь влюбился в женщину, которую ты и так больше не хотел. И это была моя вина. Ты мог бы спокойно злиться на меня.

– Можем ли мы, пожалуйста…

– В кошельке у Карла всегда лежала ваша фотография – тебя и твоих сестёр, ты это знал? Он бы очень хотел иметь с вами хорошие отношения.

– Тогда он не должен был бросать мою мать, – коротко ответил Лео и продолжил деловым тоном: – Сейчас речь идёт только о том, чтобы установить стоимость наследства после вычета всех обязательных выплат, то есть надо оценить инвентаризованные предметы и недвижимость. Акции и наличные уже оценены и согласованы, то есть мы можем в ближайшее время предпринять их разделение. Ты можешь выплатить нам соответствующую часть деньгами, если не хочешь делить недвижимость. – Он замолчал. – Что ввиду высоких сумм будет скорее неизбежно.

– Вот как. – Я не поняла ни слова. Наверное, мне всё же стоило проучиться ещё пару семестров на юридическом.

– Да, вот так! Мы идём тебе навстречу. Мы можем сейчас без участия суда установить, как мы делим наследство, и тебе не придётся обращать всё в наличные.

– Как самоотверженно. – Я скрестила руки на груди.

Официант принёс наш заказ – капучино для меня и чёрный кофе для Лео.

Лео выпил глоток кофе и наклонился ко мне. Знал ли он, как он похож на Карла? Ну конечно, кое-чего не хватало. Например, высокого лба и изгиба верхней губы. И линий, придававших лицу Карла характер. Эти складки вокруг рта, которые делали его улыбку такой особенной. У меня на глазах снова выступили слёзы, и я могла только надеяться, что Лео их не видит.

– Не буду перед тобой притворяться, – сказал он. – Я бы очень хотел, чтобы мы договорились полюбовно. Я хочу получить дом моих бабушки и дедушки для себя и моей семьи. Дом уже несколько поколений находится в собственности семьи, и было бы очень печально, если бы тебе пришлось продать его, чтобы выплатить нам причитающуюся сумму.

– Да, это сказочно красивый дом, – ответила я. – Он находится в очень живописном месте. А эти чудные башенки!

Лео коротко улыбнулся.

– Вот именно. Лариса влюбилась в этот дом – именно из-за башенок. Мы собираемся туда переехать.

Когда он это сказал, меня кольнуло в сердце.

– А что с Оер-Эркеншвиком? Я думала, ты хочешь там строиться. – Лариса – что за обезьянье имя. Она наверняка высокомерная коза и очень подходит Лео.

– Я не считаю твои шутки про Оер-Эркеншвик особенно остроумными.

– Повсюду как дома – Токио, Лондон, Оер-Эркеншвик.

– Да, я так и подумал, что это ты. Как я уже сказал, это не смешно. Особенно в такой день.

– Н-да, по части юмора люди не всегда совпадают. Итак, ты хочешь виллу своих бабушки и дедушки. Что ещё?

– Рояль – для Хелены.

– Хорошо. – У меня будет проблема поставить в новую квартиру свой клавесин, не то чтобы рояль.

– Всё остальное мне безразлично. Мы можем уже на следующей неделе заключить мировую сделку. Если не вмешается дядюшка Томас. Он сказал, что у него есть завещание от тётушки Ютты, которое доказывает, что мой отец был неправомочен получить её наследство. Кроме того, мой отец якобы просто сохранял для него некоторые вещи.

– Мой адвокат считает, что если бы у него было завещание, он бы давно предъявил его в суде.

– Но именно из-за этого он вёл тяжбу с па… с Карлом, и процесс ещё не завершён.

– Нет, не было никакого процесса. Он всего лишь послал Карлу через адвоката парочку угрожающих писем.

– Хорошо, будем исходить из того, что дядюшка Томас останется не у дел – мы заключим мировую сделку, и на этом всё кончится.

– Да, меня это устраивает. Я ненавижу спорить по поводу всего этого барахла.

Лео улыбнулся несколько язвительно:

– Но то, что мой отец оставил тебя богатой наследницей, ты не ненавидишь, надо полагать?

– Я не знала, что у Карла есть что завещать.

– То, что он молчал об этом, не красит ни его самого, ни ваши отношения.

Нет, ни Лео, ни Мими не удастся убедить меня в этом. Возможно, наш брак не был идеальным, но это был хороший брак. И то, что Карл не хвастался передо мной своим наследством, доходами от акций и от сдачи недвижимости внаём, говорило только в его пользу. Потому что иначе неизвестно, сколько драгоценного времени мы бы на это ухлопали. Я радовалась каждой минуте, которую мы провели вместе и которую не потратили на разговоры о деньгах и тому подобных скучных вещах.

– Меня бы это в любом случае не заинтересовало, – сказала я. – Будь по-моему, мы бы с самого начала уладили бы всё без адвокатов. Тогда бы тебе не пришлось кидать деньги в раскрытую пасть этого доктора Хеббингсхауза.

– Не может быть и речи о раскрытой пасти, – ответил Лео. – Доктор Хеббингсхауз – мой шеф. Он с самого начала поддерживал меня. Да, можно сказать, что он для меня – тот отец, которого у меня никогда не было. Через пару лет я стану его компаньоном. Кроме того, он мой будущий тесть.

– Понимаю. Таким образом твоя карьера обеспечена. И в данных обстоятельствах этот добрый человек, разумеется, желает, чтобы ты унаследовал как можно больше. – Я посмотрела Лео в глаза. – Ты прекрасно о себе позаботился. Карл был бы за тебя рад.

– Да, – ответил Лео, не отводя взгляда. – Я очень счастлив.

– А я очень несчастна, – в тон ему ответила я.

– А что с тем аптекарем? У меня такое впечатление, что ему очень хочется тебя утешить.

– Аптекарь го… только хороший друг, – сказала я. – Лео, ты что, вообще не собираешься прощать своего отца?

Лео выпил глоток кофе.

– Возможно, украшения и прочие ценные вещи находятся в сейфе на вилле.

– Какая напрасная трата времени. Годами люди злятся друг на друга, а потом вдруг становится слишком поздно для примирения. По крайней мере, ты можешь быть уверен, что Карл на тебя не сердился. Напротив, он очень хорошо понимал причины твоей неприязни. Он неизменно брал вину на себя.

– Речь идёт об очень ценном семейном наследии, некоторые вещи даже из восемнадцатого века. И часы от Картье, целая коллекция.

Я сдалась. Глаза Лео только казались похожими на глаза Карла. За ними скрывалась совершенно другая душа.

– Да, адвокат дядюшки Томаса тоже всё время об этом пишет. Почему же он не извлёк всё это, пардон, барахло из сейфа? Или ты? Дом стоит пустой, а это лакомый кусочек для взломщиков.

– Поэтому стоило бы как можно скорее каталогизировать содержимое сейфа. – Лео развернул кусочек сахара и бросил его в пустую чашку. Очевидно, он всё же не был таким спокойным, каким пытался казаться. – Хотя его не так легко взломать, четырёхсантиметровая сталь и замок, таких больше не делают…

– Ну, раз вы мне доверили каталогизацию склада, я со своей стороны доверю тебе каталогизацию сейфа, – сказала я. У меня болела голова, и я хотела домой.

– Я бы давно это сделал, – ответил Лео. – Но сейф защищён паролем.

– Паролем? Обычно это цифровой код.

Лео вздохнул.

– Только не в этом сейфе. Это допотопный агрегат, и он функционирует с паролем из девяти букв. При жизни моих бабушки и дедушки пароль был «Апельсины» – достаточно дурацкий. Но мой отец его, скорее всего, поменял.

– Вот как. – Теперь мне кое-что стало ясно. К примеру, почему дорогой дядюшка Томас спрашивал меня насчёт ласкательных имён, которые давал мне Карл. Ласкательных имён из девяти букв.

– Ты случайно не знаешь, каким может быть пароль?

– «Обидчивый» – здесь девять букв. И «коловорот». И «нектарины». Бог мой, если хорошо подумать, то в большинстве слов девять букв. Во всех, не считая Оер-Эркеншвика.

– Может, ты перестанешь? – Лео зло посмотрел на меня.

– Что именно?

– Быть такой высокомерной? Мой отец всегда был таким.

– Я высокомерна? – Я так же зло посмотрела на него. – Кто тут на кого смотрит сверху вниз, видит круги под глазами, потрёпанное пальто и якобы жирные волосы? Ах да, и кто это недавно рассказывал окружающим, что я якобы псевдолог и уже готова к новым отношениям?

– Ох, извини, если я тебя этим оскорбил. Я просто вспомнил, как быстро ты тогда утешилась. То есть у нас была небольшая размолвка, а ты тут же поехала в отель к моему отцу и переспала с ним.

– Всё было не так. Там сыграло роль несколько совпадений, а потом… – Я замолчала, потирая виски.

– А я, болван, думал, что разбил тебе сердце, и на следующий день хотел о тебе позаботиться.

– Понятно, что тебе больше нравится твоя версия событий, – сказала я. – Карл всегда утверждал, что у каждого своя правда.

– Ц-ц-ц, – сказал Лео. – Эту мысль он гарантированно где-то украл. – Он посмотрел в окно и тем самым напомнил мне герра Крапенкопфа, которого я встретила в трамвае. (Его настоящее имя я опять забыла).

Я осторожно дотянулась пальцами до рук Лео, лежащих на столе. Лео вздрогнул, но позволил, чтобы я до него дотронулась.

– Я не хотела делать тебе больно, – прошептала я. – Я тогда повела себя трусливо и по-детски. А самое ужасное, что из-за меня ты стал ещё хуже относиться к Карлу. – Опять эти глупые слёзы. Я сдерживала их с большим трудом.

Лео молчал.

– Мне так жаль. Очень жаль, – сказала я.

Сейчас уже, думала я, и для него наступил подходящий момент сказать, что ему тоже жаль.

Но Лео покачал головой и сказал:

– Уже поздно жалеть.

Я убрала от него свои руки и сплела пальцы. Только не плакать.

– Но я на тебя не злюсь или что-то такое, – продолжал Лео. – Мне просто жаль тебя.

Я таращилась на пену своего нетронутого капучино, чтобы дать себе время справиться со слезами. Затем я встала и надела пальто.

– То есть я скажу моему адвокату, чтобы он вместе с твоим тес… адвокатом так поделили наследство, чтобы тебе досталась вилла в Роденкирхене. И, разумеется, рояль. – Мне надо срочно убежать отсюда, куда-нибудь туда, где я могла бы без помех выплакаться.

– Ты не выпила свой кофе.

– Ты тем не менее заплатишь за него? Из жалости?

Это было последнее, что я сказала, затем я повернулась и побежала к выходу. Когда я добралась до двери, по моим щекам текли слёзы.