Глава 29


— Я не убежден, что ваша уверенность в моем самообладании вполне обоснована, — сказал Николас.

Он принялся распускать шнуровку на ее корсаже, в то время как Поппи возилась с воротником его сорочки.

Глядя на то, как ее платье с тихим шорохом падает к ее ногам, Драммонд вдруг ощутил, насколько глубокие перемены происходят в нем. Дело вовсе не в обыкновенном сексуальном влечении. За платьем последовал ее корсет, и когда Поппи освободилась от него и предстала перед Николасом совершенно обнаженной, он ощутил приступ благоговения перед ее красотой, ее незащищенностью, перед всем ее существом… Ничего подобного не было у него до сих пор ни с одной женщиной.

Николас провел пальцем линию снизу вверх между ее грудями к подбородку, гордо вздернутому. Глаза у Поппи преисполнились возбуждением и безмятежностью — одновременно. Она схватила его палец и нежно поцеловала.

Этот поцелуй произвел на него ошеломляющее воздействие. Каким-то образом прикосновение ее губ к его коже вернуло ему связь с самим собой. Поставило все на свои места. Впервые за десятилетия.

Голая, как Ева, Поппи изо всех сил старалась снять с него рубашку. Ни слова не говоря, Николас помог ей стянуть с себя рубашку через голову, радостно любуясь тем, какая Поппи сейчас розовенькая от усилий, какая хорошенькая и настойчивая.

Он скрестил руки на груди и предоставил ей возможность потрудиться над его брюками. Она немного запыхалась, пока стягивала их вниз с обеих сторон.

Николас рассмеялся.

Поппи подняла на него сияющие глаза и тоже рассмеялась со словами:

— Они такие тесные.

— Что верно, то верно. Гораздо теснее, чем были пять минут назад.

Поппи покраснела и, помолчав, сказала:

— Я это заметила.

Он был рад, что она заметила. Это удовлетворяло его страстное, глубокое желание, чтобы она восхищалась им — чем бы то ни было в нем.

Через какие-нибудь пятнадцать секунд они оба оказались раздетыми догола и целовались, хоть и чувствовали приближение к опасной черте. Однако Николас испытывал такое наслаждение, поглаживая округлые ягодицы Поппи, что забыл обо всем на свете.

Она же глубоко вздохнула и теснее прижалась к нему. Он погладил ей бочок, Поппи отпрянула и устремила на него решительный взгляд.

— С этого самого времени я хочу видеть тебя обнаженным и трогать твое нагое тело каждый раз, когда мы встретимся.

Она робко дотронулась до него кончиками пальцев.

— О Боже… — Он застонал и прижался лбом к ее лбу. — Это невозможно, но я обожаю тебя за эти слова.

Поппи потянулась к нему за еще одним поцелуем и обняла Николаса обеими руками за шею. Он мысленно возблагодарил Бога за то, что ее мягкие, женственные ручки далеки от опасной зоны, и поцеловал Поппи долгим, чувственным поцелуем.

— Ты не хотела бы выйти на палубу? — спросил он, когда они оба обрели нормальное дыхание. — Потолок здесь очень низкий, а там над нами засияет луна, она уже взошла.

— А что, если нас кто-нибудь увидит? — спросила она и поправила непослушную прядь кудрявых волос у него на лбу.

— Никто не увидит, — возразил он, почему-то тронутый этим ее жестом. — С берега разве что заметят две тени, не более.

— Тогда это просто замечательная мысль.

Поппи смело начала подниматься первой с таким видом, будто ей каждый день приходилось карабкаться по лестницам голышом, и это еще сильнее разожгло и без того горячее желание Николаса овладеть ею.

Он повидал немало обнаженных женщин. Почему же только одна, вот эта, сводила его с ума от страсти и занимала его мысли все время, пока они были врозь?

На палубе Николас первым делом опустил кливер и растянул его между мачтой и люком, потом постелил на крышу каюты, и они вдвоем улеглись на эту подстилку, набросив свободные края парусины на свою обнаженную плоть.

То было уютное, хоть и не слишком мягкое ложе. Николас подложил руку Поппи под голову, а она прижалась к нему бедром.

— Эта ночь совсем не такая, как все остальные в моей жизни, — пробормотала Поппи. — Когда я увидела мою мать на картине, мне почудилось, будто я пробудилась от сна. Все стало яснее теперь. Определеннее.

Она взглянула на Николаса и улыбнулась.

У него перехватило дыхание. Она была так прекрасна… Пышная масса темных волос с медным отливом упала на белоснежные плечи и грудь. Бедра, словно изваянные из алебастра, плавно переходили в длинные, стройные ноги.

Он наклонился над ней и поцеловал в губы, ласково дотрагиваясь при этом то до одного, то до другого местечка на ее теле, и Поппи застонала от наслаждения и пролепетала: «Ни-ко-лас», дыша неровно и часто.

— Ох, благодарение святым небесам! — выгнув спину, снова заговорила она уже отчетливее. — Я не переставала думать об этом с тех пор, как ты…

Николас поднял голову.

— На этот раз ты не должна оставаться молчаливой, — произнес он не вполне внятно, ибо губы его касались пушистого треугольничка волос у нее между ног. Потом он начал дотрагиваться кончиком языка до самых чувствительных мест ее возбужденной женской плоти, завершая каждое такое прикосновение поцелуем.

— Блаженство, — прошептала Поппи, обеими руками обхватив голову Николаса и крепче прижимая к себе.

Своими ласками он довел ее до такого возбуждения, что наступил оргазм, хотя Поппи и не лишилась девственности. И вот она лежала перед ним на спине, запрокинув голову так, что подбородок был устремлен к звездному небу, а лунный свет падал ей на грудь.

— Смотри, — сказала Поппи, поднимая руку.

— Я смотрю, — откликнулся он и вдруг ощутил чувство душевной полноты.

Обнаженная девушка.

Падучая звезда.

Покачивание парусного судна.

Есть ли на свете что-нибудь лучше этого?

Волны покачивали маленькое суденышко, и все было так мирно и спокойно. Николас, оказавшись в их с Поппи маленьком интимном мирке, почувствовал, что сейчас он может задать ей вопрос, который до сих пор не имел смелости задать.

— Поппи… — Он все-таки почувствовал оттенок неуверенности в собственном голосе. — Что именно ты хотела бы найти в своем спутнике жизни?

— Я хотела бы найти такого спутника жизни, который понимал бы меня, — мгновенно ответила она.

Николас откинул непослушную прядь волос с ее лица.

— Нам с тобой весело и занятно друг с другом, — сказал он и продолжал, с минуту о чем-то крепко подумав: — Я считаю, что ты любишь приключения. Ты неустанно чего-то ищешь, однако ты, быть может, и сама не знаешь чего именно.

Поппи прикусила нижнюю губу, тоже на чем-то сосредоточившись, потом сказала:

— Ты прав, так оно и есть.

Николас усмехнулся:

— Я тоже такой. Да, я герцог, моему положению многие завидуют, но и я ищу приключений. Думаю, это у меня в крови. Дядя Трэдд, похоже, был тоже одержим подобным беспокойством. Преобладающая часть моего существа предпочла бы бросить все и объехать весь мир.

— Почему же ты этого не делаешь?

— По большей части из-за Фрэнка. Но также из-за тех обязанностей, какие возлагает на меня титул герцога. Необходимо содержать в достойном порядке Сьюард-Холл и другие мои имения, это первое и главное. Вот почему я работаю в секретном отделе. По крайней мере я могу пережить хоть малое приключение, не покидая родину.

— Ты так говоришь… тебе грустно?

Николас передернул плечами.

— По правде говоря, нет, не грустно. Но тем не менее я не чувствую себя счастливым. Мне не нравится противоречие между жизнью, которую я веду, и жизнью, к которой я стремлюсь.

— Занятно, — сказала на это Поппи. — Я чувствую то же самое.

— Тогда у тебя не может быть возражений против нашей помолвки. Я понимаю тебя, не так ли?

Прищурившись, Поппи вперила в него взгляд.

— Но в реестре имеются и другие пункты.

— В каком еще реестре?

— В уставе Клуба Старых Дев. Девушка не может отказаться от членства в клубе, пока не встретит потенциального супруга, обладающего всеми достойными качествами.

— Какими же?

— Я не могу тебе сказать. Это конфиденциально.

Жаркий, почти хищный блеск в его глазах. Поппи подумалось, что никогда еще он не выглядел таким опасным.

— Хммм, — промычал Николас. — Звучит словно из уст тайного агента. Впрочем, твои подруги назвали мне парочку обязательных условий. Оба включают в себя любовь. Именно этого ты ищешь?

Последовало короткое молчание.

— Конечно, — скорее выдохнула, нежели произнесла Поппи. — Поэтому я и не выйду замуж за тебя. Я должна любить своего мужа, и он должен любить меня.

Николас устремил взор на доски палубы? Сердце у него упало. Когда он снова взглянул на Поппи, выражение его глаз было непроницаемым.

— Нам пора возвращаться.

Никаких волшебных сказок, сказала себе Поппи и ожесточила свое сердце.

— Ты не желаешь обсуждать столь иллюзорные сюжеты, как любовь, — произнесла она как можно более равнодушным тоном. — Ты считаешь меня глупой.

Николас покачал головой:

— Я не считаю тебя глупой. Просто капризной, это да.

— Ты считаешь любовь невозможной, — заявила Поппи, надув губы.

— Нет. — Николас встал и принялся отвязывать линь. — Ведь я говорил тебе, что мои родители любили друг друга. Так что это случается в жизни.

Поппи немного помолчала.

— И ты боишься этого, верно? Потому что ты видел, что произошло с твоим отцом, когда он утратил твою мать. Ты видел, как он изменился после ее смерти. Он ослабел. Сделался покорным, легко подчинялся чужой воле. И ты не хочешь, чтобы то же самое произошло с тобой.

Николас не ответил ни слова.

— Я нахожусь в похожем положении. — Поппи вздохнула. — Я не могу утверждать, что мой отец оправился от своей утраты, но знаешь что? Я решила, что лучше прожить всего один день так, как они, чем не иметь это вообще никогда. И если я выйду замуж за человека, которого не люблю, то утрачу на это все шансы. Вот почему я хочу пойти на риск и остаться Старой Девой до конца моих дней.

Николас несколько секунд смотрел на нее молча.

— Я считаю, мы должны пожениться. Мы создадим большую семью. Но я не желаю лгать и произносить романтические тирады о любви, чтобы уговорить тебя. Мы понимаем друг друга. Мы будем защищать друг друга. Разве этого недостаточно?

Поппи не могла произнести ни слова. Она была чрезмерно разочарована. И обозлена.

Неужели любовь ничего не значит?


Загрузка...