Жаркая ночь

Глава 20

«24 декабря 1832 года

Дорогая Гасси! Я бы не стала вам писать, боясь причинить еще большее горе, но кому мне рассказать о своей потере, как не вам? Наступил канун Рождества Христова – время радостного ожидания праздника для всех, кроме меня. Я слышу на улице его шаги, в ушах звенит его смех. Я так надеялась, что он взглянет на меня с любовью, прижмет меня к своей груди. Но он не придет! Я никогда больше не увижу его любимое лицо, не услышу радостный смех. Слез нет. В душе одна лишь ярость. Как смеет время двигаться к новому году без моего Льюиса?»

Из письма мисс Эмили Оглторп

Августине Хадсон

– Простите, но правила есть правила. В отделение реанимации пускают только родственников.

Энни непонимающе уставилась на сестру ожогового отделения. Она проехала на машине до самого Университетского госпиталя в Мадисоне, куда отвезли Рика, после того как вытащили его из горящей конюшни. И теперь ее не пускают на порог его палаты!

– Ну пожалуйста! – взмолилась она. – Я только хочу убедиться, что с ним все в порядке.

– Мне очень жаль. – На лице сестры, пожилой женщины, отразилось сочувствие, однако она твердо стояла на своем. – У него кислородная недостаточность. Сейчас мы вкололи ему успокоительное, чтобы он уснул. Он наглотался слишком много дыма, получил поверхностные ожоги и сейчас больше всего нуждается в покое.

Энни отвернулась, чувствуя, что от запаха дезинфицирующих средств ее затошнило и у нее закружилась голова.

– Что-то вы неважно выглядите, детка. Постарайтесь успокоиться. Мы оставим его в реанимации на ночь на всякий случай, а потом переведем в обычную палату. С ним все будет в порядке, не волнуйтесь. Вернется домой целым и невредимым, разве что голос некоторое время будет немного хриплым и горло поболит. А теперь поезжайте-ка домой и... Эй!

Высокий мужчина в костюме и небрежно повязанном галстуке попытался проскочить мимо сестры и Энни.

– Простите, сэр, но что вы себе позволяете! – воскликнула сестра и, оставив Энни, помчалась следом за мужчиной. Догнав, схватила его за руку.

Мужчина обернулся, и Энни замерла. Золотистые волосы, голубые глаза... Сходство с Риком поразительное.

– Меня зовут Ларе Магнуссон, у вас лежит мой брат. Я хочу его увидеть немедленно!

Темноволосая женщина, невысокого роста, с пышными формами и тоже в костюме, бросилась следом за братом Рика:

– Ларе, прошу тебя! Успокойся!

Энни поспешно отступила к двери и вся съежилась, пытаясь стать как можно незаметнее. Только бы эти люди, родные Рика, ее не увидели! Только не сейчас. Женщина схватила Ларса Магнуссона за руку. Ее бледное лицо было искажено от страха.

– Это мой муж, – пояснила она сестре. – Можно нам повидать Рика? Как он? Мы приехали из Милуоки. Почти всю дорогу гнали машину. А здесь нам никто ничего не рассказывает, ни о том, сильно ли он пострадал, ни...

Сестра ободряюще улыбнулась:

– Не волнуйтесь, он уже идет на поправку. Сюда, пожалуйста...

Задержавшись у двери ожогового отделения, Энни в последний раз взглянула на брата Рика, на его встревоженное лицо.

– ... вы можете к нему ненадолго зайти. Он у вас весьма популярен, – продолжала сестра и, обернувшись, нахмурилась: – А где же та девушка...

Энни быстро выскочила за дверь, прежде чем брат Рика успел обернуться. Как только дверь захлопнулась, она стремглав понеслась по коридору. Убедившись, что никто за ней не гонится, Энни остановилась на минутку, чтобы отдышаться и немного успокоиться. Закрыв глаза, она глубоко вздохнула.

О Господи! Рик чуть не погиб!

Никогда ей не забыть того ужаса, который она пережила, дожидаясь появления Рика из конюшни. Она хотела броситься за ним в огонь, но на полдороге ее перехватил Оуэн Декер. Пока она лягалась и брыкалась, пытаясь высвободиться, подоспели сержант Харрисон и несколько индейцев, прибежавших из Холлоу на помощь, и вытащили Рика из огня. Он рухнул на землю всего в нескольких футах от двери, рядом с жеребенком.

А потом подъехали пожарные и «скорая помощь» – и начались жуткие часы, которым, казалось, не будет конца.

Энни шла по госпиталю, направляясь к входной двери, и каждый встречный провожал ее изумленным взглядом. И в самом деле – зрелище не для слабонервных. Волосы взъерошены, ноги и руки оцарапаны, одежда перепачкана сажей.

– Энни! Энни Бекетт! Постойте!

Обернувшись, Энни увидела Оуэна Декера. Тот, прихрамывая, направлялся к ней. Впервые он не выглядел ни аккуратным, ни холеным. Хотя он успел умыться, синяки и ссадины, полученные в драке с Риком, ему скрыть не удалось.

– Что вы здесь делаете? – спросила Энни.

Неиссякаемый людской поток рекой огибал их с двух сторон.

– А вы сами как думаете? Я приехал навестить Рика.

– Вас не пустят, вы же ему не родственник. Меня вот не пустили.

Несколько секунд Декер молча смотрел на нее, а потом взволнованно проговорил:

– Я не хотел, чтобы все так получилось. Вы должны мне верить.

– С чего бы это?

– Потому что это правда, – упорствовал Декер, и страх в его темных глазах был, насколько Энни могла судить, искренним. – Я и подумать не мог... Я не хотел, чтобы кто-то пострадал!

Энни вздохнула. Она слишком устала, чтобы злиться.

– Но если бы не вы, эти мужчины не курили бы возле конюшни. Их вообще возле дома Рика не было бы.

– Я никому не давал разрешения подъезжать ни к дому, ни к постройкам...

– Вы вообще не имели никакого права давать или не давать кому бы то ни было разрешения, – перебила его Энни. Она едва держалась на ногах. В теле появилась какая-то странная легкость. Казалось, дунь на нее ветерок – улетит. – Просто до вас это не доходит. Ведь так?

Декер промолчал.

– Благодарите Бога за то, что Рик остался жив и что ни коровы, ни лошади не пострадали. Если бы Рик, сержант Хар-рисон и те два индейца не смогли спасти бельгийцев и если бы жеребенок погиб, я бы на вас никогда больше не взглянула. – И Энни пошла дальше.

– Но ведь вы сами просили меня о помощи! Или вы забыли? – Декер схватил ее за руку. – Вам ведь понравилось, что средства массовой информации проявили к вам столько внимания.

Энни остановилась.

– Чего вы от меня хотите, Оуэн? Чтобы я вас поблагодарила? Да будет вам. Себе вы можете лгать сколько угодно, но мы с вами оба знаем, почему вы это сделали. – Она вырвала у него свою руку. – А теперь пустите меня. Я не хочу вас видеть, а тем более разговаривать с вами.

Оставив его стоять, бледного, растерянного, Энни вышла из госпиталя и, сев в машину, поехала обратно на ферму. Но слова Декера не давали ей покоя, груз вины тяжело давил на плечи, не давал дышать. Пришлось даже открыть окно и впустить в салон свежего воздуха.

Чувство вины ещё больше усилилось на подъезде к дому Рика, когда взору Энни открылись почерневшие руины конюшни и с полдюжины зевак. Сгрудившись на обочине дороги, они с любопытством взирали на пожарище. Да, Уорфилд сегодня будет гудеть, как потревоженный улей. И естественно, фургон с телевидения, похоже, поселился тут навечно, раздраженно подумала Энни. А у репортеров даже камеры наготове.

И никаких угрызений совести! Как будто не по их вине произошел пожар. А впрочем, что это она так раскипятилась? Ведь они всего лишь выполняют свою работу. И тем не менее Энни никак не могла подавить раздражение.

Для женщины, которая и сама зарабатывала на жизнь с помощью фотоаппарата, чувство это было совершенно незнакомым. Полицейский офицер – мужчина в летах, с седеющими волосами, подстриженными ежиком, и брюшком – стоял на охране собственности Рика. Подъехав к нему, Энни опустила боковое стекло и сказала:

– Я хочу, чтобы никто не подходил к дому. – Краешком глаза она заметила, что оператор с журналистом устремились к ней. – Я не стану отвечать ни на какие вопросы и не буду рассказывать про Рика. Если хотят, пускай звонят в госпиталь.

– Хорошо, мэм. Я позабочусь о том, чтобы вас не беспокоили. Эй! – крикнул он. – Назад! Леди не желает давать интервью.

Сворачивая на подъездную аллею, Энни заметила в зеркале заднего вида, что полицейский вступил в долгую и – судя по тому, как он размахивал руками, – горячую дискуссию с журналистом.

Войдя в дом, Энни первым делом накормила Бака, после чего крепко обняла и прижалась щекой к его теплой пушистой шерстке. А потом позвонила Декерам, надеясь застать дома Карен или Хизер, но никто не подошел к телефону.

Она повесила трубку и долго стояла посреди кухни: не было никаких сил двигаться. Как же без Рика тихо и пусто в доме!

В мрачной тишине раздался телефонный звонок.

Энни потянулась было к трубке – а вдруг это Рик? – но вовремя догадалась, что он сейчас никак не может позвонить. Она безвольно опустила руку и стала ждать, когда включится автоответчик.

– Мисс Бекетт, – послышался женский голос. – Звонят из мэрии Янгстауна. Хотим сообщить вам, что ваши планы относительно перезахоронения лейтенанта Хадсона остаются в силе. И управление по делам ветеранов войны, и городской совет согласились взять все расходы на себя. Прошу вас позвонить как можно скорее. Мы бы хотели, чтобы вы дали интервью нашей газете и местному телевидению. – Женщина помолчала. – То, что вы сделали... просто чудесно, и мы хотим, чтобы все люди нашего города узнали о вашем поступке.

Послышался металлический щелчок – выключился автоответчик. В доме наступила такая неприятная тишина, что Энни стало не по себе и она выскочила на крыльцо, захлопнув за собой дверь.

«Просто чудесно»... Как же!

Глубоко вдохнув все еще пахнувший едким дымом воздух, Энни посмотрела на пожарище. Все вокруг было покрыто серым пеплом. Жуткую картину дополняли поле, усеянное сухими, поникшими колосьями, и небо, покрытое тяжелыми, мрачными тучами. Такое ощущение, что ферма заброшена, что на ней давным-давно никто не живет.

Энни понимала, что Рик получит страховку, достаточную для того, чтобы заново отстроить конюшню и коровник. Хорошо еще, что сгорели только они. Он мог запросто потерять все свое стадо коров и всех лошадей, которыми так гордился, или – не дай Бог! – Хизер, которая находилась в непосредственной близости от пожара.

И все-таки Энни мучило угрызение совести, которое ничто не могло облегчить. Рик ей доверял, и вот что из этого получилось. Не найдя покоя на крыльце, Энни вернулась в дом.

Снова зазвонил телефон.

– Эй, Ларе, – послышался грубоватый мужской голос. – Это Эрик. Только что мне позвонила Карен, рассказала, что случилось, и сказала, что ты уже уехал в Мадисон. Надеюсь, ты остановился в доме Рика. Я оставлю для тебя сообщение в госпитале на тот случай, если ты сейчас там, но в то же время имей в виду, что мы с Марсией будем в Мэдисоне завтра. Передай Рику, пусть держится. Мы все уладим.

Энни глубоко вздохнула. Пришла пора уезжать.

Скоро сюда нагрянут братья и сестра Рика и еще какие-нибудь родственники. Потом будут заходить соседи, предлагать помощь... Даже если у нее хватит смелости остаться и взглянуть Рику в глаза, она ему не нужна. И меньше всего на свете ей хочется оказаться под обстрелом придирчивых взглядов семейства Магнуссон.

Если братья Рика приедут и увидят ее здесь, они бог знает что вообразят себе об их отношениях. Одна лишь мысль о том, что придется объясняться, в чем-то оправдываться, привела Энни в ужас.

Нет, нужно уезжать! Здесь ей больше делать нечего. Работа закончена. Льюиса она нашла, его доброе имя восстановила, и этого вполне достаточно, по крайней мере на данный момент.

Энни устало потащилась наверх, в свою комнату, стараясь ничего не касаться, чтобы не вымазать сажей, приняла душ и выбросила одежду, в которой была, – все равно ее уже не отстирать, а если бы и удалось это сделать, она никогда не сможет заставить себя снова ее надеть. После этого собрала все свои вещи и отнесла их в машину. Потом сделала несколько телефонных звонков и даже еще раз позвонила Декерам, надеясь поговорить с Хизер и попрощаться с ней, но услышала лишь длинные гудки.

Наконец, когда солнце уже начало садиться за серые, набухшие дождем тучи, Энни села к кухонному столу, выписала Рику последний чек и, секунду поколебавшись, набросала коротенькую записку:

«Когда ты вернешься, меня здесь уже не будет. Я повезу Льюиса домой. Ты знаешь, я должна это сделать. Так будет справедливо. И потом, после того, что сегодня произошло, я не смогу смотреть в глаза ни тебе, ни твоим родным. Может быть, и ты не захочешь меня видеть, вот я и подумала, что лучше нам с тобой на какое-то время расстаться. Может быть, по прошествии его мы сможем вновь общаться друг с другом. А пока прими мои самые искренние извинения за ту боль, которую я тебе причинила. О Баке, лошадях и коровах не волнуйся. До приезда твоих братьев о них позаботятся. Я очень рада, что с Титанией все в порядке. Оставляю тебе чек, хотела бы выписать его на большую сумму, но увы... А я стольким тебе обязана».

Энни прислонила записку к кофеварке, потом в последний раз прошлась по дому Рика и под молчаливыми взглядами многочисленных поколений Магнуссонов, с трудом сдерживая слезы, захлопнула каждую дверь, закрыла пианино и задернула шторы.

– Прошу вас, подумайте хорошенько, мистер Магнуссон. Вы еще слишком слабы, чтобы покидать нас, – проговорил врач, стоя в дверях палаты вместе с двумя медицинскими сестрами и наблюдая за тем, как Рик медленно натягивает джинсы. Те самые, которые Энни купила вчера, вместе с бумажником и ключами. Ну что за идиотки эти медсестры! Надо же такое придумать – взять и выгнать ее из госпиталя!

– Не беспокойтесь, – прошептал он. Говорить нормальным голосом было еще больно. – Я поеду домой.

Домой, к Энни. Он ее уже достаточно хорошо знал, чтобы понимать: пока он тут вылеживается, она наверняка распсиховалась и решилась на какую-то глупость. Нужно как можно быстрее ехать домой, только бы не опоздать. Если бы вчера его не накачали всякой дрянью, так что он проспал до утра, он бы послал на ферму Ларса.

– Я вас не выпишу! – заявил врач.

Рик кивнул. Отлично. И сделал ему знак отодвинуться, чтобы он мог выйти из этой чертовой крошечной палаты, пропитанной тошнотворным запахом и заставленной всякими непонятными медицинскими штуковинами. Врач не шелохнулся.

– А как вы собираетесь добраться до дому?

– Вызовите такси.

– До самого... – врач взглянул на табличку, которую держал в руке, – Уорфилда? Это будет стоить кругленькую сумму.

– Плевать. – Ларе и Шейла остановились в Мэдисоне в гостинице, но Рик не хотел к ним обращаться. Во всяком случае, пока. – Вызовите такси, быстрее.

Врач кивнул сестре, той, что постарше, одетой в уродливую хламиду неопределенного цвета. Это она несколько ми-нут назад обнаружила, что Рик встал с постели, и, сделав ему выговор, как маленькому, побежала за доктором.

Неодобрительно взглянув на Рика, сестра тем не менее отправилась выполнять распоряжение, и полчаса спустя Рик уже ехал домой на заднем сиденье ярко-желтого такси, водитель которого, похоже, был из молчунов и не горел желанием развлекать своего пассажира.

Поездка и в самом деле влетела в копеечку, однако, к удивлению Рика, водитель взять деньги отказался.

– Похоже, вы попали в передрягу, мистер. Так что приберегите свои денежки, удачи вам.

И, прежде чем Рик успел возразить, развернулся и уехал.

Несколько минут Рик постоял во дворе, глядя сначала на пустое место у гаража, где Энни всегда ставила свою машину, потом на сгоревшую конюшню. Наконец, глубоко вздохнув, подошел к дому и стал медленно подниматься на крыльцо. Дверь оказалась не заперта, и, когда Рик открыл ее, к нему с радостным лаем бросился Бак. Встав на задние лапы, он передними уперся Рику в грудь и лизнул его в подбородок. Приятно, конечно, что тебя так встречают, однако он предпочел бы, чтобы собака встретила его вместе с Энни. А Энни – Рик понял это с первого взгляда – уехала.

Дом был погружен во мрак. Казалось, Энни унесла вместе с собой и все солнечное тепло. Рик машинально посмотрел на кофеварку. Как он и ожидал, к ней была прислонена аккуратно сложенная записка.

Вместо того чтобы подойти и прочитать ее, Рик отодвинул стоявший у стола стул и сел. Подошел Бак, положил голову на колено хозяина и с обожанием уставился на него. И только в этот момент до Рика по-настоящему дошло, что Энни уехала и больше никогда не вернется.

– О Господи, – прошептал он и тотчас же пожалел о том, что это сделал: горло сильно засаднило. Такое ощущение, будто в реанимации в горло ему вставляли не пластиковую, а стальную трубку.

Он медленно поднялся, чувствуя ломоту во всем теле, подошел к кофеварке и взял записку. В этот момент он заметил, что еще какая-то бумажка упала на пол. Со стоном нагнувшись, Рик поднял ее. Чек!

Грудь пронзила острая боль, не имевшая к пожару никакого отношения. Осторожно вытащив бумажник, Рик положил в него чек рядом с остальными, которые он не превратил в наличные и теперь уже не превратит.

Потом прочитал записку. Раз, другой.

И снова уселся к столу. Его душил гнев, и в то же время он никак не мог осознать того, что произошло. С одной стороны, он понимал, что Энни уехала, но с другой – очень надеялся на то, что ошибается. Он не винил ее за пожар, а вот за то, что бросила его, возненавидел.

Чувствуя, что все плывет у него перед глазами, Рик закрыл их. Как же он устал! И как болят тело и душа!

– Когда я просил тебя отпустить ее, парень, я вовсе не это имел в виду, – обессилено прошептал он, обращаясь к Льюису.

Ответом ему были раскаты грома.

Несколько секунд Рик недоуменно вслушивался в эти звуки, вторгшиеся в его мрачные мысли, потом встал и подошел к окну. Неужели и в самом деле гром?

Оказалось, так оно и есть. В небе, затянутом серыми тучами, уже сверкали молнии. Рик вышел на крыльцо, вдохнул полной грудью пахнувший дождем и горелым деревом воздух, однако не смог заставить себя взглянуть ни на то место, где совсем недавно стояла конюшня, ни на то, где, сгрудившись в табун, на поле паслись лошади.

Тучи все сгущались, поднялся ветер. Начался дождь. Сначала на землю неторопливо упали редкие капли, сопровождаемые сверканием молнии и ударами грома. Потом дождь хлынул как из ведра. Потоки воды лились с крыши крыльца такой плотной стеной, что, казалось, на землю с небес низвергся водопад, растворивший запах горелой древесины, прибивший пожухлые колосья к земле.

– Слишком поздно, – прошептал Рик. – Слишком поздно, черт подери!

Когда гроза немного утихла, Рик вышел во двор, запрокинул голову – и теплый, ласковый дождик хлынул на его лицо, футболку, джинсы. Вскоре Рик уже вымок насквозь.

Так он стоял довольно долго, пока не почувствовал, что в животе забурчало. Желудок напоминал ему о том, что он уже давно ничего не ел. Готовить было неохота, и Рик сорвал с ветки яблоко. Если он его очистит и тщательно разжует, может быть, и не так больно будет глотать.

Не желая оставаться в темном, тихом доме, Рик уселся на ступеньку крыльца и стал смотреть, как дождь все падал и падал на сгоревшую конюшню, на истосковавшуюся по влаге землю. Вытащив перочинный ножик, он принялся срезать с яблока кожицу – получилась длинная красная спираль.

В этот момент вскочил Бак и с лаем устремился вперед. Вскоре послышался рокот двигателя. Машина! Сердце Рика исступленно забилось в груди, и он стал медленно подниматься. Неужели передумала? Вернулась? Но слова записки, дом, погруженный во тьму, не оставляли никаких надежд. Рик тяжело опустился на ступеньку. Ларе с Эриком вряд ли так скоро появятся, значит, это опять какой-нибудь журналист или зевака.

В этот момент во двор въехал темно-синий автомобиль. Рука Рика непроизвольно сжала нож.

Черт! Только этого нежданного гостя ему и не хватало!

Открыв дверцу, Декер вышел под дождь, однако так и не отошел от машины. Рик долго молча смотрел на него, потом вновь обратил свое внимание на яблоко. Все-таки порезался!

– Что, заблудился? – спросил он, ненавидя себя за то, что голос у него такой хриплый и слабый.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь стуком дождя по крыше дома, по машине. Наконец Рик поднял голову. Декер торчал на том же листе.

– Я же тебе сказал: убирайся!

– Не уеду, пока мы не поговорим, – наконец ответил он.

– Меня не интересует то, что ты скажешь, – с трудом выговорил Рик. Горло страшно саднило, но не станет же он показывать это Декеру.

– Где Энни? – спросил тот. Рик пожал плечами:

– Это ты мне должен сказать, где она.

– Так она уехала?! – изумился Декер.

Рик кивнул и, вонзив нож в яблоко, отрезал кусок. На секунду он представил себе, что вонзает нож не в мягкий фрукт, а в Декера, и мысль эта заставила его встать.

– Лучше уезжай. Декер покачал головой:

– Нет, нам нужно поговорить. Вернее, я должен тебе кое-что сказать. Я приехал с тобой помириться, Рик.

– Поздно.

– Пора похоронить ненависть, которая стоит между нами.

А вот. это верно. Только в данный момент, когда перед глазами плывет кроваво-красный злой туман, это вряд ли удастся сделать. Декер поднялся на первую ступеньку крыльца, и Рик, заметив это, судорожно вцепился в нож.

– Не подходи, – предупредил он.

Декер, щеголяя огромным синяком под глазом и разбитой губой, взглянул на нож, секунду помешкал и продолжил подниматься по ступенькам.

– Сейчас или никогда.

Рик отвернулся, сосредоточив все свое внимание на яблоке, словно ничего необычного не происходило. На самом же деле он явственно ощущал, насколько близко стоит Декер: так близко, что Рик чувствовал запах его разгоряченного тела и лосьона после бритья. Внутри у него все сжалось, кровавый туман перед глазами сгустился.

– Ты трахал мою жену у меня за спиной, – бросил он. – Я не хочу тебя слушать. Что бы ты ни сказал, меня это не интересует.

– Я люблю Карен.

Рик усмехнулся:

– А я ее разве не любил?

– Не так, как я. И как все еще люблю.

– Ты хотел ее, потому что она стала моей. – Пожевав кусок яблока, Рик проглотил его, радуясь боли, которая обожгла горло. – А когда у нас возникли проблемы, ты этим воспользовался.

– Не я сделал ее несчастной, – выпалил в ответ Декер.

– Верно, не ты, – согласился Рик, подумав секунду. Отложив недоеденное яблоко, он аккуратно вытер о джинсы лезвие ножа. – Но она была моей женой, а не твоей. А ты ее у меня отнял, а потом встрял между мной и Энни. Все это мне очень не нравится, Декер.

Рик поднял голову. Их с Декером разделяла лишь стойка крыльца, выкрашенная белой краской и украшенная резьбой. Сердце... Глупое сердце, изображенное давным-давно умершим, а когда-то по уши влюбленным предком.

Внезапно Рик почувствовал такой приступ ярости, что больше не в силах был сдерживаться и метнул нож в Декера. С глухим стуком лезвие вошло в деревянную колонну, чуть повыше вырезанного сердца, всего в двух дюймах от шеи Декера. Тот вздрогнул, однако даже не попытался отстраниться.

– Я не знал, что Энни... Послушай, я виноват в том, что здесь произошло. – Декер поднял руку, потом опустил ее, а спустя мгновение сунул обе руки в карманы брюк. – Я очень тебя обидел. Не могу не признать, что хотел, чтобы ты выглядел неудачником, а я на твоем фоне казался этаким баловнем судьбы. Но мне показали всю мерзость моего поступка, причем показали в такой форме, что я не могу не призадуматься.

Рик уставился на Декера. Его рука сжимала рукоятку ножа с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

– О чем это ты лопочешь?

Декер глубоко вздохнул:

– От меня ушла Карен. Сказала, что не хочет больше со мной жить после всего того, что я тебе сделал, а потом собрала свои вещи, взяла детей и уехала.

Глядя в пол, Рик вытащил нож из древесины, сложил его и сунул в карман. Услышав признание Декера, он должен был бы испытать хоть какие-то чувства: удивление, удовлетворение. Хоть что-нибудь! Но в душе была только пустота, а тело охватила страшная усталость, такая, что подкашивались ноги.

Спустя несколько мгновений, удостоверившись наконец, что ноги не отказываются ему служить, Рик обошел Декера, спустился с крыльца, уселся на нижнюю ступеньку, не обращая внимания на дождь, и глубоко вздохнул, попытался успокоиться.

Почему, спрашивается, Декер молчит? Он только что чуть не убил этого подонка, а тот продолжает стоять как ни в чем не бывало!

– Вчера вечером, когда я остался дома один, у меня было время подумать, – сказал Декер, усаживаясь на ту же ступеньку, на которой сидел Рик, только чуть поодаль. Его шикарная рубашка вся промокла, темные волосы, всегда аккуратно подстриженные, прилипли к голове. – Без Карен и моего мальчика дом кажется огромным и пустым.

– Мне знакомо это чувство, – заметил Рик.

И впервые за много лет увидел Декера по-настоящему, увидел седеющие волосы, морщинки, притаившиеся в уголках рта и вокруг глаз, а потом перевел взгляд на свои руки. Руки не юнца, а зрелого мужчины.

Декер настороженно наблюдал за ним.

– Я думал, ты обрадуешься. Мол, так ему и надо, получил по заслугам. – Рик промолчал, и Декер поспешил объяснить: – Я хочу, чтобы Карен вернулась, но хочу также разорвать этот круг ненависти, чуть не задушивший нас. Я устал быть плохим мальчиком, подонком, укравшим жену у человека, который всегда будет лучше меня.

Голос Декера, пронизанный горечью, дрогнул, и Рик повернулся к нему.

– Даже когда мы были детьми, ты всегда со мной соревновался, – заметил он. – Всегда пытался одержать надо мной верх. Мне бы тогда задуматься над тем, к чему это может привести, но в то время я был еще слишком глуп.

– Ты скучаешь по нашей дружбе, Рик? – Глаза Декера стали такими темными, что казались почти черными.

– Ты был моим лучшим другом, мы были неразлучны. Конечно, мне не хватает нашей дружбы. – Он помолчал и вытер глаза рукавом. – Но прошлого не вернешь.

– Это верно. – Декер резко наклонился вперед и вздохнул. – Знаешь, мне очень хорошо с Карен. Я не хочу ее терять, но человек, в которого я превратился, мне ненавистен. Я могу оплатить тебе ущерб, причиненный пожаром, если...

– И думать не смей, не нужны мне твои деньги. – Куда вдруг подевался красный туман? Неужели так быстро рассеялся, словно дым на ветру? – Куда ты сейчас поедешь? За Карен?

– Думаю, нужно дать ей несколько дней, чтобы успокоиться. Она очень расстроилась.

– Да, характер у нее есть, и, если довести ее до крайности, она его покажет.

– А ты?

Рик бросил взгляд на Декера:

– Ты же знаешь, у меня он тоже есть.

– Я не о том. Ты поедешь за Энни?

Рик едва сдержал улыбку. Какая ирония судьбы! Еще вче-pa они с Декером были врагами, а сегодня сидят рядышком, промокшие до костей, побитые и угрюмые, и рассуждают о бросивших их женщинах.

Он посмотрел на свои руки и сжал их в кулаки.

– Если Энни не желает быть со мной, с чего бы мне за ней ехать и умолять вернуться?

Единственное, что у него сейчас осталось, – это жалость к самому себе, серая и мокрая, как сегодняшнее небо. Хотелось купаться в ней, погрузиться в нее, растворить в ней свою боль.

Декер насмешливо фыркнул:

– У тебя всегда было больше гордости, чем здравого смысла, и ты никогда не умел обращаться с женщинами.

Теперь уже Рик не стал прятать улыбку. s

– Тебе ли говорить о здравом смысле? Ведь ты сидишь рядом с человеком, который только что чуть тебя не убил!

Декер снова наклонился вперед и, сцепив руки, тихо спросил:

– А ты бы мог убить меня?

– Ну, не убить, конечно, но каким-то образом отомстить. – Улыбка Рика погасла. Он взглянул вдаль, на едва заметную полоску деревьев в Холлоу. Декер молчал, и Рик добавил: – Да ты и сам этого хотел.

Услышав это, Декер поднял голову:

– Может быть. Может быть, мне и в самом деле хотелось, чтобы ты хоть раз дал мне сдачи.

– О Господи... – прошептал Рик, жалея, что их дружбу уже не вернуть.

На сей раз молчание длилось дольше. Дождь все не прекращался, а они с Декером сидели, погруженные каждый в свои мысли.

– Ты ведь так и не понял, – заговорил наконец Декер. – Энни уехала, потому что хотела быть с тобой.

– Как такое может быть, Оуэн?

Декер склонил голову набок и мрачно усмехнулся, из . рассеченной губы потекла кровь.

– Ты ведь не дурак, сам догадайся.

Рик поднялся, не обращая внимания на то, что каждая косточка в теле ныла, горло саднило, а голова раскалывалась от боли. До него постепенно начало доходить, что имел в виду Декер.

– Значит, ты считаешь, что я должен перестать быть хорошим мальчиком? – спросил он, и в голосе его зазвучала холодная ярость. – Что ж, наверное, ты прав. Мне и самому уже это надоело. И я устал ждать. Она не имела права меня бросать. И я ей этого не позволю.

Рик протянул Декеру руку. Тот, правда, не сразу, ухватился за нее и встал.

– Спасибо, – поблагодарил он, поморщившись. – Ты меня здорово отделал. Никогда меня еще так не избивали. Либо ты научился драться, либо я старею.

Рик выпустил руку Декера из своей.

– А может, и то и другое.

– Ты знаешь, куда поехала Энни? – спросил Декер.

– Нет, но отыскать женщину с останками человека, погибшего сто шестьдесят лет назад, думаю, будет несложно.

Декер улыбнулся:

– Удачи тебе, Рик. Надеюсь, она тебя не оставит.

– Прибереги немного и для себя. – Дождь перестал, над головой начали рассеиваться тучи. Робкий лучик солнца просочился сквозь влажную дымку. – Поверь мне, Оуэн, я говорю совершенно искренне. Не оставляй Карен одну, как это делал я. А если ваша семейная жизнь даст трещину, клянусь, я из тебя снова душу вытрясу.

– Спасибо за предупреждение, – сухо проговорил Декер. – А теперь убирайся отсюда ко всем чертям исправлять собственные ошибки.