Глава 6


На следующий вечер, готовясь к балу, Лиллиан обнаружила, что ее мысли снова и снова возвращаются к Саймону и к их разговору в парке. Она пыталась забыть это, не обращать внимания, даже проклинать, но эти мысли не оставляли ее в покое, несмотря на все попытки уничтожить воспоминания.

— Ты опять думаешь о нем, — сказала Габби, защелкивая застежку нитки жемчуга на шее Лиллиан.

Губы Лиллиан сжались в тонкую ниточку. Оставалось только надеяться, что для Саймона это не будет таким очевидным.

— Уверяю тебя, я сама себя за это презираю, — раздраженно откликнулась Лиллиан, разглядывая себя в зеркале.

Ее платье не было таким богатым, как у подруги, но оно было довольно привлекательным. По крайней мере она не будет выглядеть как чья-то бедная родственница.

Хотя какое это имеет значение. Она здесь не ради ухаживаний.

— Вчера вечером он смотрел на тебя во время ужина.

— По крайней мере хорошо хоть нас еще не посадили рядом. — Лиллиан зажмурила глаза. — Не представляю, что случилось бы тогда. Но я заметила, что он смотрел на меня, и за завтраком сегодня утром тоже.

— Ну, не знаю, Лиллиан. — Габби встала и улыбнулась. — Мне кажется это довольно романтичным, что он так честно объявил о своем интересе к тебе.

— Я думаю, — нахмурилась Лиллиан, — в обычных обстоятельствах я бы согласилась с тобой. Я всегда ценила откровенных людей. Но у нас другие обстоятельства, и Саймона невозможно назвать «обычным» мужчиной. Он сын человека, которого я ненавижу больше всего на свете. И перед смертью отец хотел, чтобы за нашу семью отомстили. У меня нет выбора, я должна идти по намеченному пути. Я не могу отказаться от цели только потому, что считаю этого мужчину привлекательным. Моя мать заслуживает, чтобы за нее отомстили. Все должны узнать, что Роджер Крэторн был страшным человеком.

— Да, — тихо согласилась подруга, — все так.

Лиллиан застыла от пронзившей ее сознание боли, но она быстро справилась с ней.

— Учитывая его воспитание и то, каким был его отец, сомневаюсь, что он искренний человек, — добавила она.

— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурилась Габби, и ее брови сошлись у переносицы.

— Его отец умел от всех скрывать свое настоящее лицо. Как я могу принимать слова Саймона за чистую монету, зная, что Роджер Крэторн вполне мог преподать ему несколько ценных уроков по обращению с женщинами?

— И ты думаешь, что он с момента твоего прибытия практиковал эти «уроки» на тебе? И что все его чувства, которые он показывал или выражал, были ненастоящими?

Безусловно, страстный взгляд Саймона, похоже, был искренним, и его слова казались серьезными, но кто знает?

— Может быть, он действительно хочет меня, и, возможно, потому, что я совершенно не подхожу для него. Но означает ли это, что у него есть какой-то интерес, ко мне, помимо постели?

Лиллиан пожала плечами и попыталась не обращать внимания на волну тепла, которая при этой мысли прокатилась по ее телу.

— Ну, это совершенно другая тема.

Габби покраснела, и Лиллиан захотелось взять назад свои грубые слова. Она иногда забывала, что ее подруга моложе, намного чище и в этой жизни больше защищена от тревог и забот.

— Все это не имеет никакого значения, — вздохнула Лиллиан. — Потому что этот человек интересует меня только как источник информации о его отце. Каким бы ни был его интерес, я не отвечу ему взаимностью. Я просто не могу, даже если бы захотела. Это было бы предательством по отношению к моей семье.

У Габби был такой вид, словно она не вполне верила словам Лиллиан, но спор не затевала, только бросила взгляд на часы.

— О Боже, пора идти на бал. Ты готова?

Лиллиан бросила последний взгляд в зеркало. Она выглядела достойно, но наряд не бросался в глаза. Ну что ж, просто идеально, чтобы смешаться с толпой, если Саймон позволит ей это сделать.

И все же, когда они выходили вместе с Габби из комнаты, Лиллиан захотелось, чтобы у нее было такое же ослепительное платье, как и у подруги. Ей захотелось, чтобы и у нее было что-то такое, что заставило бы ее почувствовать себя красивой, что-то такое, что хотя бы на несколько часов вычеркнуло бы из памяти истинную цель ее присутствия здесь и позволило бы ей притвориться, что она просто одна из девушек, кружащихся в танце. Та, которая привлекла внимание самого блестящего и достойного жениха в Англии, пусть только на мгновение.

Бал был в полном разгаре, и Лиллиан не могла не гордиться собой. За последний час ей удалось избежать прямого столкновения с Саймоном. На самом деле, кроме нескольких взглядов, которые он бросил в ее сторону, казалось, что он совершенно забыл о ней. Он танцевал с другими дамами и болтал с гостями, полностью поглощенный своими обязанностями хозяина приема.

— У тебя встревоженный вид, — сказала Габби, бросив взгляд на тетушку Изабель.

Пожилая женщина стояла рядом с ними, но, похоже, не обращала никакого внимания на их разговор.

— Да нет, совсем нет, — торопливо ответила Лиллиан. — Я просто думала о том, как удачно, что Саймон, кажется, совершенно потерял интерес ко мне. Больше чем за час он всего лишь посмотрел в мою сторону.

— Понятно.

Лиллиан сощурила глаза. Ей не понравился тон подруги, и она уже собиралась сказать об этом, когда в конце зала появилась герцогиня и направилась прямо к ним.

— Добрый вечер, — приветствовала их леди Биллингем. Тон ее голоса был таким же ледяным, как и взгляд, которым она окинула их. — Надеюсь, вам нравится сегодняшний вечер.

— О да, ваша светлость, — кивнула Габби, — очаровательный бал.

Не глядя на Габби, герцогиня все свое внимание обратила на Лиллиан. Обычно Лиллиан никак не реагировала на пристальный интерес других людей. Она привыкла к их взглядам и покачиваниям головы, которые буквально преследовали ее после смерти матери.

Но леди Биллингем — совершенно другое дело. Когда она посмотрела на нее, у Лиллиан появилось желание отвернуться. Ей хотелось убежать или по крайней мере спрятаться от пренебрежительного взгляда женщины, которая ничего не испытывала, кроме крайнего презрения к ней.

— Мне бы хотелось отвлечь вас на минутку, мисс Мейхью.

Слова леди Биллингем прозвучали как приказ, и поскольку у Лиллиан не было веских причин, чтобы отказать ей, она послушно кивнула.

Герцогиня жестом предложила ей следовать за ней в тихий уголок зала, где никого не было. Там герцогиня медленно повернулась к ней и окатила ее еще одним ледяным взглядом.

— Мисс Мейхью, вы, конечно, понимаете, что единственная причина, по которой вас сюда пригласили, — это личная просьба лорда Уотсенвейла.

Ее светлость была так же прямолинейна, как и ее сын, хотя ее слова доставили Лиллиан небольшое удовольствие, потому что герцогиня даже не догадалась о том, что письмо от отца Габби было подделкой. Похоже, подруга все сделала правильно.

— Благодарю вас за приглашение, а графа благодарю за то, что просил за меня, — ответила Лиллиан, стараясь дышать глубоко и ровно, чтобы успокоиться.

Если она покажет свой страх, такая женщина, как леди Биллингем, бросится на нее, как кобра.

— Но я надеюсь, — фыркнула герцогиня, — что мою доброжелательность вы не истолкуете как-то по-иному. Вы ведь отлично знаете, что новый герцог ищет невесту и что этот прием организован для того, чтобы познакомить его с достойными молодыми леди.

— А я к таким не отношусь, — покачала головой Лиллиан.

— Я вижу, нам легко говорить друг с другом, — слабо улыбнулась герцогиня. — Мисс Мейхью, я, конечно, понимаю ваше желание повысить свое положение в обществе. Можно было бы даже восхититься вашей дерзкой попыткой завлечь герцога, если бы только это не выглядело так ужасно.

Лиллиан задохнулась от возмущения, сжав кулаки. У нее загорелись щеки и по телу пробежала нервная дрожь.

— Миледи, уверяю вас, я не пытаюсь завлечь герцога.

— Разве? — Герцогиня смерила ее взглядом. — Если это правда, можете забыть все, что я вам сказала. Но если раскроется, что вы лжете, я повторю свои слова. Саймон женится на достойной леди, мисс Мейхью. Я надеюсь, вы не будете забываться, просто потому что провели с ним некоторое время. И благодаря его обаянию вы не станете думать, что Саймон действительно сможет не заметить ваши более… неприятные качества.

Лиллиан была не в состоянии вымолвить ни слова.

— А теперь прошу простить меня, мне еще нужно подойти к большому количеству более важных гостей. До свидания.

Герцогиня, очевидно, и не ждала от нее никакого ответа, потому что просто повернулась и гордо удалилась. Лиллиан была рада такому повороту событий, потому что не смогла бы сформулировать ответ, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

Эта женщина не сказала ничего такого, что Лиллиан не слышала бы раньше. У нее никогда не было особого положения в высшем свете. Отец не обладал титулом, денег тоже почти не было, но у семьи была хорошая родословная, поэтому их приглашали на различные мероприятия. Во время своих первых выходов в свет Лиллиан даже получала знаки внимания со стороны мужчин, у которых не было нужды жениться ради состояния. Она жила надеждой, что сможет выйти замуж за человека, который ей понравится и которого она сможет полюбить.

Эти мечты погибли пять лет назад, когда ее мать свела счеты с жизнью. Как ни старалась семья утаить этот факт, правду скрыть было невозможно. Слухи и домыслы просачивались в гостиные и коридоры, о случившемся в их семье шептались не только хозяева, но даже слуги.

С тех пор Лиллиан отметила, что общество изменило свое отношение к ее семье. Их по-прежнему приглашали на светские мероприятия, но наблюдали, шептались за спиной. Мужчины, некогда проявлявшие к ней интерес, незаметно исчезли.

Со временем Лиллиан отказалась от надежды выйти замуж за кого-то из этого круга. Она сказала себе, что все эти разговоры не причинят ей боли.

И все же сегодня, стоя в углу переполненного зала, леди Биллингем умудрилась разбередить все раны Лиллиан, и она снова остро чувствовала боль, как будто пережила все случившееся в их семье заново.

Какое право у этой женщины говорить Лиллиан, что она не достойна внимания? Ее собственный муж был монстром, маскировавшимся под образец добродетели.

Лиллиан вздернула подбородок. Когда правда о старом герцоге выйдет наружу, леди Биллингем еще пожалеет о своих словах. Ее язвительность обернется против нее самой и ее семьи. Несколько мгновений Лиллиан упивалась этой мыслью, но потом печально вздохнула.

Она понимала, что, когда наступит момент мести, он не сотрет из памяти чувства гнева, печали и унижения. Он не изменит того, что случилось с ее матерью, и не вернет ее Джеку и Лиллиан. Но она по крайней мере будет знать, что выполнила последнюю волю отца. Она будет знать, что герцога больше не будут считать честным и уважаемым человеком.

Внезапно зал показался ей слишком маленьким, люди — слишком крикливыми, а танцы — слишком бурными. Ей казалось, что она попала в ловушку, даже собственное обещание мести казалось ей ловушкой. Она не могла отказаться от долга, который вынуждена была взять на себя из-за безответственности отца и брата.

Лиллиан осмотрелась вокруг. Ее манили к себе двери на террасу. Весенний воздух оставался немного прохладным, поэтому людей на террасе будет немного. Там она вообще может оказаться одна.

Сейчас ей хотелось именно этого: побыть одной и забыть герцогиню и Саймона хотя бы ненадолго.

Саймон видел, как Лиллиан медленно пробралась по залу и оказалась у дверей на террасу. Она как-то странно двигалась, неуклюже, резкими шагами, что было совершенно не похоже на ее обычно грациозную походку.

Весь вечер у него не было возможности поговорить с ней. Несомненно, все это было организовано его матерью и Рисом, потому что они постоянно подсылали к нему людей и возлагали разного рода обязанности, чтобы он не разыскивал ту единственную молодую женщину, которая интересовала его сейчас.

Но теперь, заметив ее бегство из танцевального зала, он знал, что его уже ничто больше не остановит. Саймон извинился, прервал беседу, которую вел с гостями, и устремился через зал к выходу на террасу. Увидев, что Рис сделал шаг в его сторону, чтобы снова вмешаться, Саймон повернулся к другу. Тот остановился, и взгляды их встретились.

Саймон медленно покачал головой. Несколько секунд внутри Риса, похоже, шла острая борьба, но в конце концов он опустил подбородок, словно сдаваясь, и вернулся к своей невесте. Саймон вышел на террасу и поспешно закрыл за собой двери.

Он не видел Лиллиан. Он ожидал, что она будет стоять где-то рядом, прислонившись к калитке в парк, где они недавно гуляли. Но ее там не было. Вокруг было тихо и пустынно. Единственным звуком был редкий шорох листьев, которые шевелил прохладный ветерок.

— Мисс Мейхью?

Саймон внимательно всматривался в темноту. Ответа не последовало, и он шагнул в тень.

— Лиллиан?

На этот раз послышался какой-то звук, но это был не ответ. Саймон понял, что этот тихий звук шел откуда-то от боковой стены дома, где в ожидании лета, когда можно будет завтракать и пить чай на открытом воздухе, были расставлены несколько столов со стульями. Туда не падал свет из танцевального зала, поэтому там нечего делать, если только нет желания спрятаться.

И это только усилило тревогу Саймона за состояние Лиллиан.

Он зашел за угол дома и остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, которую нарушал только лунный свет. Лиллиан сидела на одном из холодных металлических стульев, обхватив голову руками.

К его крайнему удивлению и ужасу, плечи Лиллиан мелко дрожали, потому что она тихо плакала. Саймон застыл в нерешительности. Скорее всего она вышла из зала, чтобы побыть наедине со своей бедой, но он не мог оставить ее здесь в таком состоянии.

Саймон подошел к ней и осторожно положил руку на плечо. Она вскочила от неожиданности и обернулась. Когда Лиллиан увидела, кто помешал ее уединению, она совсем упала духом.

— Лиллиан, — прошептал Саймон, чувствуя себя беспомощным и глупым перед ее болью.

Но его интуиция вскоре взяла верх, и он заключил ее в свои объятия.

К его удивлению, она не противилась, хотя и не предприняла попытки обнять его в ответ, только положила голову ему на плечо и не пыталась вырваться из объятий. Так они простояли несколько мгновений, потом она успокоилась, по ее телу пробежала легкая дрожь. Только после этого Лиллиан отступила на шаг и отвернулась.

— Простите меня, ваша светлость, — прошептала она слегка дрожащим голосом. — Вы, наверное, считаете меня очень глупой.

Саймон покачал головой и полез в карман за носовым платком. Он протянул ей платок, и она улыбкой поблагодарила его.

— Я вовсе не считаю вас глупой, — сказал Саймон, когда Лиллиан вытерла глаза. — Очевидно, что-то или кто-то расстроил вас сегодня вечером. Вы же человек, и у вас есть чувства.

— И все же, — пожала плечами Лиллиан, — нельзя позволять себе такую слабость и расплакаться на балу. Это просто невозможно и только доказывает, что все правы.

— Все? — удивленно поднял брови Саймон.

— Простите, мне надо возвращаться, — закусила губу Лиллиан.

Она собралась уходить, но Саймон удержал ее за локоть. Глядя ей в лицо, он ощутил прилив непонятных и сильных эмоций. Да, это было желание. Причем оно оказалось намного сильнее того, что ему приходилось испытывать раньше.

Но, кроме желания обладать ею, было что-то еще. Оно скрывалось глубоко внутри. Ему хотелось защитить эту женщину от неприятностей и невзгод, оградить от сплетен и шепота за спиной, что явно причиняло ей боль, хотя она и не показывала виду.

— Я видел мать рядом с вами сегодня, — тихо сказал Саймон.

Лиллиан повернула к нему лицо, и Саймон едва сдержал тяжелый вздох. Стало понятно, кого имела в виду Лиллиан под словом «все».

— Могу только представить, что она наговорила вам, — тихо продолжал Саймон. — Я вижу, что она причинила вам боль, и так сердит на нее, что даже не могу выразить это словами. Хочу, чтобы вы знали, что она высказывалась только от своего имени, я к этому не имею никакого отношения.

— Она сказала только то, что другие повторяли десятки раз, — ответила наконец Лиллиан, освобождая руку, но не отступая от Саймона. — Думаю, что за спиной меня осуждают еще резче. Давно надо было привыкнуть.

— Вы никогда не должны привыкать к подобному неуважению ваших чувств. Вы никогда не должны принимать это как допустимый способ обращения. И не важно, как складываются обстоятельства, никто не заслуживает такого отношения.

Лиллиан растерянно заморгала, на ее лице отражалось изумление и от его слов, и от того, с каким пылом он их говорил. Он не обвинял ее. Большинство людей его круга думали совсем иначе, а он думал именно так. Он отстаивал закон в защиту бедных и их детей и собирался бороться и дальше. Никто не имеет права унижать человека только из-за обстоятельств его рождения или жизни.

Необыкновенно привлекательное создание сейчас стояло рядом с ним, она была практически в его руках. Эта странная женщина, которая с одинаковой силой то звала его к себе, то отталкивала. У нее были такие пухлые губы, что он не мог оторвать от них взгляд, а цвет карих глаз постоянно менялся, и Саймону хотелось накупить ей столько платьев, чтобы они сочетались со всеми оттенками ее глаз.

Он хотел ее. Он просто хотел прикоснуться к ней, почувствовать ее тело рядом со своим, почувствовать его под тяжестью собственного тела.

Его руки сами собой пришли в движение. Саймон сжал плечи Лиллиан и притянул ее к себе. Она не сопротивлялась, только тихонько вздохнула, прижимаясь к его крепкому телу. У нее задрожала нижняя губа, когда Саймон взял ее за подбородок и приподнял ей голову, чтобы было удобнее поцеловать ее.

Он не мог отказаться от этого поцелуя, даже если бы от этого зависела его жизнь. Наклонив голову, он коснулся губами ее губ, намереваясь после этого сразу же отпустить ее.

Вместо этого руки Лиллиан обвились вокруг его талии и остались там, а сама она поднялась на цыпочки, как будто пространство между ними было слишком велико. Ее губы ожили, затрепетали, отвечая на его поцелуй. Она задрожала, выдохнув через слегка приоткрывшиеся губы. Саймон почувствовал тепло ее дыхания на своих губах и уже не мог остановиться.

Он еще крепче прижал ее к себе и дразнил ее полураскрытые губы кончиком языка, пока она не раскрыла их полностью и не позволила его языку проникнуть внутрь.

Лиллиан не понимала, как это все случилось: эта встреча и этот поцелуй. Но она была здесь, и Саймон так крепко прижимал ее к себе, что два их дыхания слились воедино. В такой ситуации она была не в состоянии обратить внимание на слабый внутренний голос, который говорил ей, что надо остановиться, вырваться из его объятий. Она не слышала, как здравый смысл напоминал ей о том, зачем она здесь. Она даже не осознавала, что крошечная частичка сознания твердила, что Саймон Крэторн попросту соблазняет ее, как он соблазнял сотни женщин до нее.

Нет, все это заглушалось бешеным стуком ее сердца, когда она уступила желанию, такому внезапному и сильному, что у нее появилось ощущение, будто она готова на все, чтобы это мгновение продлилось хоть немного дольше.

Язык Саймона терзал ее рот сладостной мукой, вызывая в ней ответный огонь. Он пробовал, на вкус каждый дюйм, добившись, чтобы их языки сплелись друг с другом. В его поцелуе она чувствовала вкус мяты, немного отдававший виски. Но сильнее всего в нем был выражен вкус желания и грешных удовольствий.

Лиллиан оказалась совершенно неготовой к появлению странной дрожи, которая, казалось, зарождалась во всех самых неприличных местах и потом распространялась жаркой волной по всему телу. Она была смущена и встревожена своими ощущениями, потому что никогда раньше у нее не возникало желания потереться о мужчину, как это делает кошка в брачный период.

Эта мысль заставила ее вырваться из объятий Саймона с такой силой, что она наткнулась спиной на перила террасы. Они стояли в ночной прохладе и пристально смотрели друг на друга в лунном свете. Саймон тяжело дышал, сжав кулаки по бокам и пытаясь овладеть собой.

И Лиллиан поняла, что со стороны она выглядит точно также. Припухшие от поцелуев губы, горящие желанием глаза, на скулах лихорадочный румянец от смущения и ненависти к самой себе.

Ей надо что-то сказать, или ударить его, или извиниться, или сделать что-нибудь, что угодно.

Но все закончилось тем, что Лиллиан подобрала свои юбки и бросилась назад в дом. Единственное, что она могла сделать, — это сбежать.


Загрузка...