Желание под солнцем

Глава 12

Вопреки тому, что сказали Джосс и Бетси, буря в ту ночь не разразилась. «Быстрый ветер» продолжал держать курс на юг с сильно поредевшей командой у руля. Около полуночи доктор Фримен позвал Лайлу, которой удалось урвать несколько часов сна.

У него были плохие новости. Еще трое слегли с холерой, включая его жену. Ему требовалась помощь Лайлы. Она поднялась и потрясла головой, чтобы прояснить ее. Волосы вылезли из пучка и упали налицо. Она устало закрутила их обратно, наклоняясь над Кевином, чтобы проверить его дыхание – он продолжал спать глубоким сном, – затем потащилась за доктором. По крайней мере не нужно было одеваться. Последние несколько дней она валилась спать прямо в одежде.

Случай с миссис Фримен был тяжелый. После более чем двух недель ухода за больными у Лайлы уже выработалось шестое чувство по поводу того, кто выживет, а кто нет. Миссис Фримен, как она сильно опасалась, не выживет. Доктор тоже знал это. Она прочла это у него на лице, когда он поднялся с кровати своей бредящей жены. Он был изможден, но все равно проводил со своей женой не больше времени, чем с другими пациентами.

– Постарайтесь устроить ее поудобнее и влить в нее столько жидкости, сколько сможете, – сказал он Лайле. Когда он повернулся, чтобы уйти, она заметила заблестевшую в его глазах влагу. Впервые за много дней эмоции зашевелились у нее в груди. Она уже думала, что слишком оцепенела для того, чтобы что-то чувствовать.

– Я сделаю все от меня зависящее, доктор. И если будут какие-нибудь изменения, я вас позову.

Он взглянул на нее и потрепал по руке, лежащей на его рукаве.

– Спасибо, мисс Реми. Я знаю. Поэтому я и хотел, чтобы вы, а не кто-то другой из женщин, остались с ней. Только сегодня утром она говорила мне, как вы ей нравитесь и какое у вас доброе сердце. – Его глаза снова увлажнились. – Мы прожили вместе тридцать семь лет, – уныло добавил он. Затем не успела Лайла что-то ответить, как он покачал головой, прочистил горло и ушел.

Верная своему слову, Лайла просидела с миссис Фримен всю ночь. Женщина не понимала, где она. Она горела в лихорадке, и ее рвало почти непрестанно, хотя у нее в желудке уже не оставалось ничего, кроме желчи. Понос тоже истощал ее тело до тех пор, пока, прежде полная, она не превратилась в чуть дышащий восковой скелет. Ближе к утру Лайла поняла, что женщине осталось недолго. Она высунула голову в коридор и позвала на помощь. Миссис Холлоуэй отозвалась, и Лайла послала ее за доктором Фрименом.

Когда доктор пришел, он с одного взгляда увидел, что жена умирает. Он опустился на колени перед кроватью, взял ее безвольную руку в свою и прижался к ней губами. Слезы катились по его впалым щекам. Сдерживая всхлип, Лайла оставила их двоих наедине и беззвучно выскользнула в коридор. Ноги сами собой понесли ее вверх по лестнице, ведущей на палубу. Горячий, знойный ветер ударил ей прямо в лицо, заставив ее покачнуться и едва не упасть обратно в люк. Чья-то рука поймала и поддержала ее.

Даже несмотря на слезы, которые почти ослепили ее, она знала, кто это. Внезапно он показался ей дорогим другом, и в своей скорби она была рада видеть его. Когда он убрал свою руку, она почувствовала, что ей не хватает ее теплой силы. Но она не могла поддаться панике, усталости и скорби, которые грозили поглотить се. Она нужна. Ей надо еще немного побыть сильной.

– Вы плачете, – сказал он.

– Миссис Фримен умирает. Они были женаты тридцать семь лет, – сказала она с чуть заметной дрожью в голосе, подняв обе руки, чтобы вытереть слезы. Она взглянула на него и обнаружила, что он смотрит на нее непроницаемым взглядом. Эти изумрудные глаза блестели, улавливая свет кроваво-красного солнца, которое только-только выглядывало из-за горизонта. На палубе никого не было. Несколько матросов, которые не отдыхали внизу, занимались своими делами вверху, на шканцах. У нее возникло внезапное ощущение, что они одни сейчас в целом мире, наедине с небом и морем.

– Им повезло, что у них были эти тридцать семь лет. У большинства этого не бывает.

Это были те слова, которые ей требовалось услышать, – разумные, спокойные и утешающие. Лайла кивнула, шагнув на палубу и сделав большой глоток знойного воздуха. Ветер высушил слезы у нее на щеках, и она почувствовала, что в конце концов может идти дальше. Он снова схватил ее за руку, когда палуба покачнулась, грозя лишить ее равновесия.

– Вам не следует находиться на палубе. Шторм уже приблизился.

Только теперь она обратила внимание, что корабль раскачивается гораздо сильнее, чем раньше, и что «Быстрый ветер» как будто едва касается поверхности воды, несясь по вздымающимся волнам.

– Мне нужно было немного свежего воздуха. Там, внизу, так… много смерти, что я не могу этого долго выносить.

Он ничего не сказал, просто стоял, держа ее за руку, и смотрел на нее. В оранжевом рассветном свете он выглядел таким же невообразимо уставшим, какой чувствовала себя она. У Лайлы возникло сильное желание прислониться к нему, опереться своим утомленным телом о его силу. Порыв был настолько сильным, что потрясение вернуло ее к осознанию реальности. Выпрямив спину, она сделала шаг от него. Его лицо напряглось.

– Прошу прощения. Мне не следовало прикасаться к вам, не так ли? Рабы не прикасаются к своим господам. Они позволяют им упасть и разбить лицо. – Его голос пронизывала несомненная горечь.

– Дело не в… – начала она возражать, но он заслуживал лучшего, чем отъявленная ложь. – Да, вы правы. Вам не следовало прикасаться ко мне. Вы больше не должны этого делать.

– А если сделаю, то полагаю, что Большой Босс велит своим лакеям отстегать меня плетью?

– Кевин очень болен.

– В самом деле? Прошу меня простить, если я не говорю, что сожалею. Скажите мне вот что: он уже был вашим женихом, когда вы позволили мне поцеловать вас в павильоне той ночью?

Лайла внезапно поняла, что чувствует олень, мирно щиплющий траву на лугу, когда обнаруживает в засаде охотника, целящегося в него. Она приложила столько усилий, чтобы вычеркнуть ту ночь из своей памяти, и надеялась, что и он постарается ее забыть. Теперь же он напоминал ей об этом вполне намеренно. Она заглянула ему в глаза, посмотрела на этот рот, который целовал ее, а сейчас кривился в горькой издевательской улыбке, и поежилась. Даже зная то, что знает о нем, она, к своему ужасу, обнаружила, что по-прежнему восприимчива к тому непреодолимому влечению, какое испытывала к нему с самого начала.

– Нет, – выдавила она.

– А, тогда я должен принести вам извинение зато, что плохо думал о вас с тех пор, как узнал о вашей помолвке. Очевидно, вы не такая легкомысленная особа, как я полагал.

– Вы не должны так со мной разговаривать. – Лайла с трудом проталкивала слова через сдавленное горло. Она отступила еще на шаг от него, силясь взять себя в руки, и не сводила глаз с красивого лица, которое потемнело от гнева при этих ее словах. – Ради вашего же блага не должны, и ради моего тоже.

– Боитесь, что я расскажу о вашем желании попробовать темного мяса? – Едва сдерживаемый сарказм в его голосе хлестал ее, как плеть. Она с трудом удержалась, чтобы не съежиться. Значит, он слышал слова того олуха в толпе в тот день, когда она купила его, и они все еще терзали его.

– Не говорите так!

– Почему же? Это ведь правда, не так ли? Я вижу это в ваших глазах даже сейчас. Больше всего на свете вам хочется, чтобы я снова поцеловал вас – или даже сделал что-то большее. Но вашу консервативную душу приводит в ужас сама эта мысль. А почему? В ту ночь, когда мы познакомились, вы не испытывали ужаса. Следовательно, здравый смысл подсказывает, что сейчас вас ужасает вовсе не мысль о моих поцелуях – мы оба знаем, что вам они нравились, – но о моей крови.

– Вы заходите слишком далеко! – Разозленная и смущенная, она подхватила юбки, намереваясь развернуться и убежать, но он остановил ее, взяв за руку.

– Напротив, я не думаю, что зашел слишком далеко, – процедил он сквозь зубы. И прежде чем она догадалась о его намерениях, дернул на себя и опустил к ней голову. Ахнув, она уперлась ему в грудь обеими руками, когда его рот нашел ее. Но прикосновение этих мягких теплых губ заставило ее замереть и прекратить сопротивление. Она пыталась преодолеть чувство унижения из-за своей позорной капитуляции, отворачивая голову от его ищущих губ. Но когда он поймал ее подбородок рукой и приблизил ее губы к своим, она больше не могла бороться. Глаза ее закрылись, а тело расслабилось, как ей и хотелось. Он притянул ее ближе, отклонив ее голову назад, целуя диким, голодным поцелуем.

Затем он резко отпустил ее. Она качнулась назад, потрясенная, оглушенная неистовостью того, что на такой короткий миг вспыхнуло между ними, с трудом удерживая равновесие без поддержки его крепких рук. Глаза ее были огромными, когда метнулись к его лицу. Одна тонкая белая рука прижалась ко рту.

Несколько мгновений он не сводил с нее взгляда, и его грудь тяжело вздымалась, словно после быстрого бега. Затем, когда он увидел ужас, медленно проступающий на се лице, его рот скривился.

– Думаю, я доказал, что хотел, – сказал он. Горечь этих слов опалила ее почти так же, как его обжигающий поцелуй. Действуя чисто инстинктивно, она вскинула руку и с размаху влепила ему пощечину.

Он схватился рукой за щеку, не сводя глаз с ее бледного лица. Долгое мгновение они смотрели друг на друга, ничего не говоря. Затем первые крупные капли дождя упали на палубу между ними. Лайла смотрела на них, не видя, ее сердце неистово колотилось в груди в ожидании его мести. Но Джосс увидел и осознал, что они предвещают. Гнев ушел с его лица.

– Бун хочет задействовать слишком много парусов. – Он сказал это так, словно никакой ссоры между ними и не было. Его пальцы, рассеянно потирающие щеку, были единственным признаком того, что произошло между ними.

– Что?

Джосс нетерпеливо взглянул на нее:

– Он торопится доплыть до Гаити и задействует слишком много парусов. Если шторм будет сильным – а я думаю, что будет, – это унесет нас прямиком в ад.

Лайла закусила губу. Серьезность, с которой он, похоже, относился к их ситуации, заставила ее внезапно занервничать.

– Почему же вы ему не скажете?

Он снова разозлился, но на этот раз не на нее.

– Бун меня не послушает. Каким бы опытным моряком я пи был, я всего лишь раб, помните? Он твердо намерен вести «Быстрый ветер» так, как считает нужным, – и я не осуждаю его за это, но он совершает ошибку.

Лайла засмеялась почти истерически:

– Вы хотите сказать, что корабль может затонуть?

Он взглянул на нее, ничего не ответив. Ему и не надо было. За него говорило его лицо. Лайла стояла не шевелясь, в то время как дождь смачивал ее неприбранные волосы, умывал лицо и капал на грязное, в пятнах платье. После всего, что они пережили, неужели Господь не пожалеет их, заставив пройти еще и испытание ужасным штормом? Конечно же, нет. Несомненно, на их долю уже выпало достаточно испытаний.

– Бога ради, уходите с дождя, – нетерпеливо проговорил Джосс. Когда она по-прежнему не шелохнулась, уставившись на него, он схватил ее за руки и потянул под защиту сходного люка. Прикосновение его теплых крепких рук обожгло ее, как клеймо, напомнив опаляющий жар его рта… Ее глаза, огромные и беззащитные, встретились с его изумрудными глазами, мерцающими и живыми. Несколько мгновений он смотрел на нее, затем его рот сжался, и он отпустил ее. Дождь падал на палубу сплошным серебристым потоком.

– Оставайтесь внизу, – угрюмо приказал он, затем повернулся и исчез под дождем.