Глава 30

Как Лайла и предполагала, Джосс плавал. Она испытала некоторое облегчение, когда обнаружила его бриджи, брошенные на берегу, затем заметила очертания темной головы, рассекающей мерцающее зеленое свечение, которое искрилось в лунном свете над бухтой. Он был зол, это она поняла по тому, как резко он оставил ее, но на нее или на себя, Лайла не знала. То, что произошло между ними, было неистовым и примитивным, результатом желания, воспламененного яростью. Если бы он не был так ужасно зол на нее, то не потерял бы своего железного самообладания и не овладел бы ею. Как, должно быть, он презирает себя сейчас! Ему и невдомек, как упивалась она этой его яростной, неконтролируемой страстью. Что ж, она скажет ему.

Чуть заметная лукавая улыбка заиграла на ее губах, когда Лайла нашла тот самый камень, на котором ждала его вчера, и она вновь забралась на него и стала ждать.

Призрачный лунный свет заливал берег и бухту переливчатыми оттенками серебристого и полуночно-синего. Легкий ветерок со слабым запахом соли дул с моря. Приглушенный шелест волн и шепот ветра в деревьях в нескольких ярдах позади нее были единственными звуками, не считая ее дыхания. Берег словно замер в своей неподвижности. Даже чайки спали, а крабы заползли на ночь в свои норы. Лайла подтянула колени к подбородку, обняла их и ждала, а ветерок раздувал блестящие пряди вокруг лица.

Когда она наконец увидела его выходящим из моря, сердце ее учащенно забилось.

На расстоянии черты его были расплывчаты, но невозможно было ошибиться в том, как внезапно напряглось его тело, когда он увидел ее. Он собрался с духом, словно приготовился к удару или битве, затем двинулся к ней. Наконец, когда оставалось футов шесть, остановился и сложил руки на груди. Он смело и дерзко стоял перед ней, как языческий бог, не делая попытки защитить ни ее скромность, ни свою. Глаза Лайлы непроизвольно еще раз окинули великолепие его обнаженного тела. Когда они вновь встретились с его глазами, то обнаружили, что те сузились до угрожающих изумрудных щелок.

Несмотря на заливающую щеки краску, Лайле удалось не дрогнув встретиться с его взглядом. Мгновение спустя уголок его рта дернулся книзу, и глаза оторвались от нее и беспокойно скользнули по берегу позади нее.

Ничего не говоря, Лайла встала. Мелкий сухой песок был теплым и приятным. Она зарылась в него пальцами ног. Ветер подхватил ее волосы и раздул вокруг лица. Подняв руку, чтобы поймать непокорные пряди, она встретилась с ним глазами. Он снова отвел взгляд.

Пытаясь подобрать слова, которые облегчили бы его чувство вины и дали ему понять, что она ни капельки не сожалеет о потере своей девственности, она так и не смогла ничего придумать.

Инстинкт спас ее. Вдруг откуда-то из глубины ее существа пришло интуитивное знание одного-единственного ответа, который пробьется к нему. Лайла протянула руки за спину к пуговицам, которые ей удалось снова застегнуть только благодаря немалым усилиям.

– Какого дьявола ты это делаешь? – Голос его был хриплым, взгляд ошеломленным. Лайла стащила платье вниз по бедрам и шагнула из него, не отрывая от него глаз.

Он настороженно наблюдал за ней, когда она стояла перед ним, одетая лишь в тонкую рубашку. Когда его глаза почти помимо воли прошлись по изящным изгибам ее тела, вниз, по всей длине ее голых ног, посеребренных лунным светом, Лайла серьезно посмотрела на него. Когда он вновь встретился с ее глазами, она выдавила слабую, нервную улыбку.

– Лайла… – Он осекся, когда она взялась за край и одним быстрым движением стащила рубашку через голову. Одно короткое мгновение она подержала ее перед собой, скрывая от него свою наготу. Потом пальцы ее разжались, и рубашка тоже упала на песок. Теперь она была нагая, как и он, изящная и изысканно красивая на фоне светлого песка и черного, усеянного звездами неба. Мерцающие золотистые волосы доставали до бедер, дразнящей завесой прикрывая тело. Сквозь нее проглядывали соски, гордо темнеющие на фоне кремовой белизны груди. Мерцающий покров приоткрывал взору волнующие изгибы талии и бедер и рыжеватый треугольник волос у их основания.

Джосс смотрел, словно зачарованный. Глаза его потемнели, сверкали. Рот напрягся. Он не говорил, не двигался, а просто смотрел, в то время как Лайла стояла не шевелясь перед ним, ожидая с колотящимся, как литавры, сердцем в груди.

Наконец стало ясно, что он не собирается ни говорить, ни делать что-то, чтобы облегчить ей это. То, что произойдет дальше, зависит от нее.

Подняв подбородок, она медленно и твердо направилась к нему, преодолевая те несколько шагов, что разделяли их. Она не испытывала стыда. Инстинкт, гораздо более сильный, чем голос разума, шептал ей, что она поступает правильно. Он сделал ее в полном смысле слова женщиной, своей женщиной, и что бы пи ожидало их в будущем, этого у нее уже никто не отнимет. Она будет хранить воспоминание об этой залитой лунным светом ночи глубоко в сердце, чтобы время от времени доставать и оживлять в памяти, если реальная жизнь станет слишком серой и безрадостной. Хотя они могут разлучиться, клеймо его прикосновений она будет носить в своей душе, своем сердце и теле всегда. Он пробудил ее чувства, открыл глубоко внутри ее родник чувственного желания, о существовании которого она даже не подозревала. Он заставил ее желать его даже прежде, чем она узнала, что такое желание. Но теперь-то она знает. И по-прежнему желает его. Ее тело горит от страсти.

Оказавшись на расстоянии вытянутой руки от него, она остановилась. Он по-прежнему не сделал ни малейшего движения, чтобы коснуться ее, не сказал ни слова, чтобы подбодрить ее. Лицо его было застывшим и суровым, губы неумолимо сжаты. У нее было такое ощущение, будто она заколдована этим мужчиной, лунным светом и своим собственным жаждущим телом.

– Джосс, – пробормотала она, внезапно смолкнув, когда ее голос упал до хриплого шепота. Глаза его сверкнули, а мышцы вокруг рта напряглись. Лайла облизнула пересохшие губы, затем попробовала еще раз: – Я хочу, чтобы ты… был моим любовником. Пожалуйста. – Голос ее стал таким тихим к тому моменту, когда она произнесла эти последние слова, что почти заглушался шелестом волн.

– Ты ведьма, а я несчастный идиот, – пробормотал он, но, даже не успев договорить эти слова, он рывком прижал ее к себе и накрыл ее губы своими, словно больше не мог сдерживаться.

Его рот был твердым, горячим и жадным, когда она открыла свой с не уступающим ему по силе желанием. Ладони скользнули вверх по крепким мускулам рук, погладили плечи, сомкнулись на затылке. Она целовала его так, словно умерла бы, если бы не сделала этого, прижимаясь еще теснее, упиваясь ощущением его твердого мужского тела.

Она все крепче обвивала его шею руками, вплетая пальцы ему в волосы, чувствуя, как подрагивают бедра, прижимающиеся к его бедрам. Его рука нашла ее обнаженную грудь, и колени ее подогнулись. В этот раз он опустился вместе с ней на песок, накрывая своим тающее в его объятиях тело. В этот раз не было никакого насилия, лишь взаимная, неистовая страсть. Она раздвинула ноги и выгнула спину, ожидая в трепетном предвкушении обжигающего пламени его вторжения. Но он сдержал себя, балансируя на самом краю, и приподнял голову, чтобы видеть ее. Эти зеленые глаза сверкали так, что прожигали ее насквозь.

– Скажи теперь, – проговорил он сквозь стиснутые зубы.

– Что?

– Что любишь меня.

Она улыбнулась ему слабой улыбкой, которая была дрожащей от страсти.

– Я люблю тебя.

– Джосс! – прорычал он.

– Я люблю тебя, Джосс, – послушно прошептала она, и его глаза сверкнули каким-то свирепым удовлетворением. Затем он вошел в нее, и это было чудесно, великолепно – слияние, порожденное скорее небесами, чем землей. Лайла брала и отдавала, брала и отдавала, хватая ртом воздух и задыхаясь, пока наконец не всхлипнула от экстаза, когда он показал, каким должен быть акт любви между мужчиной и женщиной. Когда все закончилось, когда он тихо лежал на ней, она мечтательно улыбалась, поглаживая его шелковистый затылок, влажные от испарины плечи.

Спустя некоторое время он приподнялся на локтях и взглянул на нее с задумчивым выражением лица.

– Теперь назад пути нет, как ты понимаешь. Что бы ни случилось.

– Я не хочу возвращаться назад.

– Ты отдалась мне. Теперь ты моя, и твой драгоценный Кит может начать подыскивать себе другую невесту. – Его зеленые глаза ярко горели в неземном свете, сосредоточенные на ее лице.

– М-м… Мне нравится быть твоей. – Этот чувственный ответ вкупе с поглаживанием его широких плеч, казалось, удовлетворил его. Она не видела смысла напоминать, что мужчину зовут Кевин, что он скорее всего утонул, и даже если нет, пропасть между нею и Джоссом остается такой непреодолимой, как и прежде. Не сегодня. Сегодняшняя ночь особенная. Несколько волшебных часов вне реальности. Кроме того, существует вполне весомая вероятность, что они никогда не выберутся с острова и будут жить всю оставшуюся жизнь здесь вдвоем. Просто поразительно, какой привлекательной внезапно показалась эта мысль.

Лицо его расслабилось, и он скатился с нее. Она уютно прижалась к его боку, положив голову на его плечо, а руку ему на плоский волосатый живот. Ее пальцы были заняты тем, что перебирали мягкую поросль курчавых черных волос на его груди, затем прошлись по линии ребер, через твердую плоскость живота, отыскали пупок и дразняще нырнули внутрь. Когда это не вызвало никакой реакции, не считая легкого подрагивания ресниц, она мягко пощекотала живот.

Это наконец нарушило его меланхоличную задумчивость. Он слегка отодвинулся вбок, чтобы избежать ее шаловливых пальцев, и протестующе заворчал. Она пощекотала его бок, и он схватил ее за руку. За свою медленно расплывающуюся усмешку он получил в награду улыбку и нежный поцелуй в колючую щеку.

– Если ты не поостережешься, то не успеешь и дух перевести, как я снова займусь с тобой любовью. – Его глаза предостерегающе заблестели.

– Мне это нравится. – Она лукаво заморгала в ответ.

Тогда он рассмеялся и обнял ее крепче, продолжая удерживать руку, дабы предотвратить дальнейшее нападение на его ребра.

– Ну ты и бесстыдница! Кто бы мог подумать, а?

Лайла подняла глаза от заинтересованного осмотра его груди и нахмурилась. Его слова застигли врасплох, задели ее. Она мгновение помолчала, а когда заговорила, голос ее прозвучал слабо, чуть слышно.

– Джосс, я правда… бесстыдная? Что, большинство леди… ну, не такие, как я? В том, что касается… касается… – Она осеклась, в глазах застыло беспокойство.

– Нет, моя дорогая, не только большинство леди определенно не такие, как ты. Большинство женщин не такие, как ты. От леди до шлюх.

– О! – пробормотала она и почувствовала, как тошнотворная волна унижения захлестнула ее. Она была слишком смелой, слишком откровенной в своем наслаждении им. Должно быть, он считает ее распутной…

Он увидел выражение ее лица, быстро сгреб ее в охапку и перекатился вместе с ней так, что оказался на спине, а она распласталась на нем. Ладони обхватили попку, пальцы легко поглаживали мягкую, округлую плоть.

– Нет, большинство женщин не такие, как ты, – повторил он, удержав ее на месте, когда она заерзала, чтобы занять более приличное положение. – Господь наградил тебя страстностью, и я благодарю его за это. Это редкий дар в женщине, прекрасный и бесценный.

– Правда? – спросила она, глядя все еще слегка встревоженно.

– Правда, – серьезно ответил он и притянул ее лицо к своему.

Его губы были теплыми, нежными и мягко убеждающими. Он удерживал свою страсть в узде, позволив ей задавать темп поцелуя. Она осмелела, ее язык подстрекал его к игривому поединку. Когда она наконец подняла голову, в его глазах плескаласъ страсть. Лайла улыбнулась, ощутив нарастание жара в паху. Но когда она наклонила голову, чтобы поцеловать его снова, он уклонился, покачав головой, взяв ее за плечи и подталкивая в сидячее положение. Когда она послушно села, он скользнул ладонями по ее телу спереди, интимно пройдясь по грудям, животу и мягкому треугольнику волос между ног. Затем показал, как оседлать его.

Положив руки ему на грудь для равновесия, Лайла озадаченно нахмурилась. Таким способом он пытается обуздать их страсть? Возможно, после одного-двух раз мужчинам требуется отдых? И вновь она осознала, как, в сущности, мало знает о мужчинах.

– Если ты устал…

Она проговорила это нерешительно, желая предложить ему выход, не задевая его мужской гордости. Его губы дернулись при этих словах, на них появилась едва заметная улыбка.

– Пока нет, – сказал он хрипло, при этом улыбка его становилась шире, пока не превратилась в кривую усмешку. – Мы еще только начали. Тебе еще многому предстоит учиться. Если мы будем любовниками, ты должна знать, что мне нравится.

– А что тебе нравится? – У него это прозвучало так, словно он был гурманом, разборчиво выбирающим деликатесы. Не может же существовать больше одного способа выполнения физического акта? Должно быть, он имеет в виду что-то другое…

– Гм… Например, иногда мне нравится видеть тебя – всю тебя, – когда мы занимаемся любовью. Поэтому время от времени я хочу, чтобы ты была наверху – вот как сейчас. Чтобы я видел твои прекрасные груди… – Говоря это, он обхватил их руками. Губы Лайлы слегка приоткрылись, когда он, казалось, взвешивал их, затем подразнил большими пальцами соски. Огненные стрелы пронзили ее.

– Джосс… – Его имя, когда она простонала его, было наполовину протестом, наполовину вскриком удовольствия.

Он оставил грудь и заскользил ладонями по ребрам, по тонкой талии и изящному изгибу бедер, по чуть заметной выпуклости живота. Жар сопровождал его прикосновения, расплавляя кости до тех пор, пока в ней не осталось ничего, кроме единственного желания упасть на него и позволить ему избавить ее от этого восхитительного томления, которое он в ней пробуждал.

Хотя Лайла частенько втайне пыталась представить, каково это – исполнять супружеский акт с мужчиной, даже в самых безумных фантазиях ей не рисовалось такое: она, совершенно обнаженная, омытая лунным светом, сидит на груди своего такого же обнаженного возлюбленного, лежащего навзничь на песке, и ветер раздувает ее волосы серебристым облаком, а ночь укутывает их в таинственный кокон. Это было нечто за пределами грез, она никогда даже не мечтала ни о чем подобном. Ее мечты о любви были спокойными и мягкими, такими же сдержанными и невинными, какой была она сама. Проживи она хоть тысячу лет, и тогда ее грезы не простирались бы до такой вот языческой любви.

Так было до сегодняшней ночи.

Она ахнула, когда теплая сила его рук коснулась коленей, скользнула от них вверх по шелковистой внутренней поверхности бедер. Она застыла, когда его исследующие пальцы отыскали мягкое гнездышко ее волос, нежно погладили его, проникли внутрь, чтобы отыскать родники страсти, о существовании которых Лайла даже не догадывалась. Когда его пальцы прижались к ней, она вскрикнула, задвигалась, голова склонилась вперед, а глаза закрылись от интенсивности желания. Только руки, упирающиеся ему в грудь, удерживали ее от того, чтобы рухнуть на него бездвижно.

– Теперь я хочу, чтобы ты любила меня, – послышался его хриплый шепот, когда она уже готова была провалиться в пучину, ожидающую ее. Голова Лайлы поднялась, а глаза с трудом открылись, когда она попыталась осмыслить то, что он сказал. Должно быть, он увидел недоумение в ее глазах, потому что его пальцы прижались к ней один последний раз, прежде чем руки переместились на бедра, приподнимая ее со своей груди и осторожно опуская на себя. Лайла ахнула, когда почувствовала огненный жар его прикосновения. Затем он слегка продвинулся внутрь, и руки на ее бедрах тянули се вниз, вниз, до тех пор, пока он не заполнил ее своей обжигающей плотью.

– Люби меня, – пробормотал он невнятно. Глаза его подернулись пеленой, лицо пылало от страсти. Мускулы рук и груди перекатывались и бугрились под бронзовой кожей от усилий контролировать себя, чтобы она могла задать темп. Ахнув, Лайла сделала, как он просил, сжимая его запястья, в то время как руки Джосса направляли ее бедра, указывая тот ритм, который он искал.

Наконец с хриплым вскриком он стиснул ее, задрожав в ее объятиях. Пока он удерживал себя внутри ее, она тоже вскрикнула, унесенная той же огненной бурей страсти, что настигала ее и раньше.

Потом они тихо и неподвижно лежали в объятиях друг друга, дрожащие, обессиленные, удовлетворенные. Теплое дыхание ветра ласкало их. Омытое лунным светом безмолвие берега окутывало их, волны накатывали в мягком ритме, целуя берег. Но они лежали, сплетясь, на песке и не замечали ничего, кроме самих себя.

В конце концов, пресыщенные и размякшие от удовлетворенной страсти, они уснули.

Загрузка...