Жемчужное ожерелье. Том 2

ГЛАВА 13

Анну расстроило, что Мейкпис занял место ее мужа за столом, но Джулия успокоила мать, сказав, что этот человек является почетным гостем Сазерлея. Анна не проявляла особого энтузиазма по этому поводу, но все же старалась вести с Уокером светскую беседу о погоде, музыке и книгах, которые она читала. Она не обращала внимания на то, что он не отвечает ей. Вместо него с ней разговаривала Джулия. Однажды Анна с веселым видом упомянула о войне в связи с битвой при Эджхилле. Мейкпис при этом побагровел и с такой силой ударил кулаком по столу, что задрожали стоящие на нем тарелки.

— Прекратите говорить об этом, — прорычал он.

Анна удивленно уставилась на него. Она еще никогда не видела, чтобы гости вели себя подобным образом. Затем ей пришло в голову, что он, подобно ей самой, печется о судьбе раненых и убитых воинов. Он, наверное, молится о всех этих несчастных. Больше она не станет расстраивать его.

Но у Мейкписа имелись свои причины не вспоминать об этой победе роялистов, несмотря на то, что сражение произошло давным-давно. Его мир распадался на части. Уехав из Сазерлея, он провел некоторое время в Лондоне, где общался со своими знакомыми членами правительства и другими влиятельными людьми города, пытаясь выяснить, поддерживает ли население Карла Стюарта, усиление позиций которого могло бы пагубно отразиться на его собственной судьбе. Ходили слухи о том, что та собственность кавалеров, которая была передана противникам короля, может вновь вернуться к их первоначальным владельцам. Однако представители власти заверили его, что ему нечего опасаться.

Но вскоре его вновь одолели тревоги. События всякого рода стали сотрясать страну, словно землетрясения. Внезапно в Англии появилась опасность анархии, и все землевладельцы, как сторонники парламента, так и роялисты, стали объединяться перед лицом общей угрозы.

То же происходило с купцами и военными. По мере того как толчки усиливались, народные массы освобождались от уз пуританства и готовились к битве со своими угнетателями, что вызвало страх в политических и религиозных кругах.

Мейкпис ударил кулаком по столу, когда услышал от слуги, вернувшегося из Уоррендер Холла, что хозяина нет дома. Он немедленно послал за Джулией.

— Ты знаешь, где сейчас Адам Уоррендер?

— Я полагала, что он дома, — отвечала она спокойно. — Я не так часто с ним вижусь, и он ничего не говорил мне о своем отъезде. Может быть, он вновь отправился в Вестминстер.

— Я свяжусь с ним там, — сказал Мейкпис, отпуская девушку небрежным жестом руки. Он хотел посовещаться с Адамом у себя дома, где им никто бы не смог помешать. Ведь его считают убийцей короля, а в обществе все растет враждебность к тем сорока двум сторонникам парламента, которые подписались под смертным приговором королю. Адам являлся членом парламента, оказавшись там в результате первых за многие годы свободных выборов, когда места в парламенте завоевали даже роялисты. Мейкпис рассматривал это как весьма дурное предзнаменование.

Он обвинял во всех этих политических переменах генерала круглоголовых, под чьим командованием служил в Шотландии во время Гражданской войны. С тех пор генерал Монк, которому было уже за пятьдесят, занимался усмирением шотландцев, служа сначала Оливеру Кромвелю, а потом Ричарду. Но несколько недель назад, когда Англия практически осталась без лидера, он привел в Лондон десятитысячную армию и стал настаивать на том, чтобы его солдатам наконец заплатили давно обещанное жалование. Затем он заставил парламент отменить все запреты на места в Вестминстере для роялистов. Это взбудоражило умы. Пошли слухи о реставрации монархии.

На улицах Лондона появились изображения Карла Стюарта в короне из цветов, повсюду слышались возгласы, прославляющие короля. Снова начались представления в театрах, на сценах которых впервые, к ужасу Мейкписа, появились женщины-актрисы. Его, однако, несколько успокаивало то обстоятельство, что находящиеся у власти пуритане решительно пресекали этот разврат и заявляли, что если даже король и вернется, его права будут крайне ограничены. Более всего Мейкписа беспокоил распространившийся слух о том, что подписавшие смертный приговор королю люди будут наказаны, это станет уступкой Карлу, не простившему пуританам казнь отца.

Вот почему Мейкпис нуждался в поддержке Адама. Безусловно, человек, уже практически ставший членом семьи, должен помочь отчиму девушки, на которой он собирается жениться. Мейкпис намеревался также напомнить Адаму о том, что он участвовал во многих сражениях бок о бок с его отцом, полковником Уоррендером. Теперь ему необходимо было срочно увидеться с Адамом, если для этого и придется ехать в Лондон, чего ему делать в данной ситуации не очень-то хотелось.

Джулия смотрела из окна Королевской гостиной на отъезжающего Мейкписа.

— Поехал, — сказала она Мэри, которая принесла Пейшенс вниз, после того как хозяин Сазерлея покинул дом.

— Хоть бы он никогда не вернулся, — вздохнула Мэри. — Жизнь при нем — это сплошная игра в кошки-мышки. Даже в парке я не могу спокойно погулять с нашей крошкой и должна прятаться в кустах при появлении Мейкписа, — она опустила голову и улыбнулась девятимесячной девочке, сидящей у нее на коленях: — Правда, сладкая моя?

Пейшенс заиграла ямочками на щеках и затрясла погремушкой, которую держала в руке. Некогда эта игрушка принадлежала Майклу. Девочка росла жизнерадостным и здоровым ребенком, унаследовавшим от матери черные волосы, вьющиеся так же, как и у Джулии. Она походила на Мейкписа только серыми глазами, которые у нее, в отличие от отца, были очень красивыми.

Джулия облокотилась о подоконник и смотрела на Мэри с ребенком. Единственное, что может омрачить возвращение короля в Англию, так это то, что Мэри должна будет покинуть Сазерлей еще до приезда туда Майкла со своей женой.

Все они были уверены, что если у Мейкписа возникнут неприятности из-за его участия в казни короля, он не захочет, уезжая из этой усадьбы, взять с собой Анну и дочь, ибо они станут для него большой обузой. Судьба Пейшенс, однако, вызывала серьезные опасения. Тут надо быть начеку: никто не в праве помешать отцу распоряжаться будущим его ребенка.

Джулия скучала по Адаму. Он всегда веселил ее, даже спорить с ним было забавно. Казалось, они постоянно стараются взять верх друг над другом. Каждый из них обладал сильным характером и не желал уступать ни в чем другому. Она испытывала двойственные чувства, когда его избрали в парламент: гордилась им, но и протестовала, ибо он выступал против короля.

Прибыв в Лондон, Мейкпис с удивлением обнаружил, что на улицах полно людей, разодетых по роялистской моде. Мужчины и женщины носили в шляпах перья. Как раз наступил май. Подъезжая к столице, Мейкпис увидел, как люди празднуют ранее запрещенный майский праздник. Он кричал в гневе и грозил этим людям кулаком, но крестьяне лишь смеялись над ним, продолжая водить хороводы вокруг украшенных лентами деревьев. Безусловно, дело шло к реставрации монархии. Люди понимали это.

Он поспешил в Вестминстер и узнал, что монархия восстановлена. Члены парламента, возвращаясь из палаты общин, где час назад было принято это историческое решение, встретились в переполненном зале с людьми, желающими узнать подробности. От одного знакомого господина Мейкпис узнал, что спикер зачитал членам парламента письмо, полученное от короля Карла II, в котором тот выразил желание сохранить парламент. Он обращался к мудрым парламентариям с просьбой восстановить справедливость, загладить вину и позор, каковой явилась казнь его отца, а также принять во внимание, что умудренный опытом жизни в изгнании, пройдя через многие страдания, он отдаст все силы на благо подданных. Мейкпис понял, что теперь он обречен.

— Стюарт прислал Королевскую декларацию, — сообщил ему собеседник. И рассказал подробно о том, что намеревается делать Карл в будущем: простить всех честных людей, обратившихся с просьбой к его милости, за исключением убийц его отца. Все это вызвало одобрение парламентариев. Они приняли резолюцию, в которой просили короля вернуться на родину.

Расстроенный этим сообщением Мейкпис уже собирался покинуть зал, когда увидел Джорджа Монка. Отчаянно работая плечами, он стал пробираться сквозь толпу к своему старому товарищу.

— Это ты виноват во всем, — прорычал он в бешенстве, размахивая кулаками возле лица знаменитого генерала.

— И слава богу, если это так, — отвечал Монк, окидывая Мейкписа презрительным взглядом. Сам генерал не имел никакого отношения к пресловутому смертному приговору. — Я состоял в тайной переписке с королем с тех самых пор, как понял, что только он способен объединить нацию. В знак нашей прежней воинской дружбы хочу дать тебе один совет, Мейкпис. Уезжай из Англии! Иначе в конце месяца, когда сюда к своему дню рождения вернется король, твоя голова будет торчать на острие пики у Тауэрского моста!

После этих слов генерал оставил Мейкписа, и тот некоторое время стоял, потрясенный услышанным, среди оживленной толпы людей. Теперь ему уже не поможет ни Адам, ни кто-либо другой. Придется послушаться совета Монка и убираться из страны, спасая свою голову. Время у него, слава богу, еще есть. Король ступит на английскую землю только через три недели.

Он медленно прошел мимо того места, где Карл I встретил свою смерть. Люди толкали Мейкписа со всех сторон, но он не обращал внимания на эти толчки. Ирония заключалась в том, что после всего случившегося король возвращается домой под восторженные крики своих поданных. Ему не предъявлено ни одного условия, напротив — это он ставит свои условия. Однако короли — всего лишь простые смертные и должны быть строго ограничены в своей деятельности.

Люди танцевали на улицах. Таверны наполнились народом. Некоторые пили за здоровье короля, стоя на коленях. Мейкписа чуть не вырвало.

В Сазерлее Джулия поняла, что наступает долгожданный момент, когда увидела в сумерках свет костров на холмах. Она выбежала на улицу и прислушалась. В полной тишине до нее донеслись отдаленные крики ликующих крестьян. И роялисты, и пуритане одинаково радовались грядущему миру и свободе. Слезы радости выступили на глазах девушки. Наконец-то свершилось. В незабвенном 1660 году в Англии произошла реставрация монархии!

Она вернулась в дом и побежала в апартаменты Кэтрин. Она увидела, что бабушка, с трудом встав с кресла, подошла к окну и смотрела на огонь костров.

— Итак, свершилось, Джулия, — сказала она, волнуясь.

Джулия подошла к ней, обняла за плечи, и они вместе стали смотреть, как на отдаленных холмах загорались все новые и новые костры. Новость распространялась молниеносно.

— Да! Боже, благослови короля Карла Второго!

— Аминь. Майкл скоро вернется домой.

— Непременно, бабушка.

Кэтрин неуклюже повернулась и оперлась на Джулию.

— Позови сюда свою мать, Мэри и маленькую Пейшенс. Не забудь пригласить и Сару. Мы выпьем за здоровье короля.

Пришла Анна, неся на руках Пейшенс, завернутую в теплое полотенце, так как ее только что вымыли. Вместе с ними в комнату вошла Мэри. Чуть позже появилась Сара. В то время как Анна разливала вино, Джулия угостила ребенка конфетой. Девочка стала пускать слюни от удовольствия. Кэтрин с трудом поднялась на ноги и произнесла тост:

— За короля!

Собравшиеся в комнате повторили тост хором. Анна думала, что они пьют за здоровье Карла I и радовалась, полагая, что Роберт должен вернуться домой.

Вскоре после этого Кэтрин легла в постель, утомившись от пережитого волнения. Джулия некоторое время посидела у ее постели, разговаривая о наступающих счастливых временах. Когда же девушка поцеловала ее в лоб и пожелала спокойной ночи, Кэтрин сжала руку внучки.

— Наступил день, которого я так долго ждала, — произнесла она слабым, но спокойным голосом. — Запомни это и передай Майклу, если меня не будет с вами, когда он вернется. Ну, без слез, пожалуйста! — она отпустила руку девушки. — Спокойной ночи, детка.

В ту ночь Джулии приснился старый сон, о котором она уже почти забыла. Сновидение было таким ярким, что она проснулась и закричала. Тотчас она поняла, что случилось, и бросилась в комнату бабушки, но прибежала туда слишком поздно. Кэтрин во сне покинула Сазерлей навсегда.

Мейкпис тайно, но методично готовился к побегу. Он почти не обращал внимания на похороны и на тех людей, которые пришли проститься с покойной, хотя и приветствовал знаменитого мистера Рена, прибывшего вместе со своей сестрой, миссис Холдер. Они пробыли в Сазерлее два дня. Адам все еще находился в Лондоне и, скорее всего, не знал о случившемся. Мейкпис считал, что поступил весьма великодушно, разрешив Джулии воспользоваться одной из больших комнат дома для приема присутствующих на похоронах, но закрыл на ключ двери Большого зала. Он все еще чувствовал себя хозяином Сазерлея и намеревался оставаться таковым вплоть до самого отъезда.

Когда карета Кристофера с сестрой отъехала от усадьбы на следующее утро после похорон, Сюзанна погрузилась в свои мысли. Наконец она начала разговор о весьма щекотливом предмете.

— Из-за разницы в возрасте между нами, Кристофер, — сказала она, — я всегда считала себя скорее твоей матерью, чем сестрой. Поэтому, полагаю, ты не обидишься, выслушав то, что я скажу о Джулии.

Он с грустью глядел на сассекский пейзаж, мелькавший за окном кареты. Ему будет всегда недоставать госпожи Кэтрин. Горе Анны, которая чувствовала утрату, несмотря на то, что лишилась рассудка, очень расстроило Кристофера. Он повернулся в сторону Сюзанны, полное, добродушное лицо которой выражало озабоченность.

— Говори же, — сказал он дружелюбно. — Что ты хочешь сказать мне о ней?

— Какие чувства ты питаешь к Джулии?

— На этот вопрос мне очень легко дать ответ. Она мне очень нравится. Джулия очаровательная девушка. Мы с детства дружим с ней. Почему ты спрашиваешь?

— Ты собираешься жениться на ней?

Он озорно улыбнулся:

— Она выйдет замуж задолго до того, как я соберусь вступить в брак. Я не стану заставлять ни одну женщину на свете ждать, пока закончу свои научные труды.

— Но ведь ты именно это и делаешь.

— Что я делаю?

— Заставляешь девушку ждать. Она обожает тебя. Я обратила внимание на ее лицо, когда мы прибыли в Сазерлей. Она расцвела как роза и тотчас кинулась в твои объятия.

— Я же тебе все объяснил. Она всегда делила со мной все свои радости и печали.

— Ты когда-нибудь целовал ее?

Он рассмеялся:

— Ну, Сюзанна. Есть пределы даже материнскому любопытству.

— Значит, ты целовал ее, — она глубоко вздохнула и уронила руки на колени. — Буду с тобой откровенна. Я довольно насмотрелась в жизни на ученых, образованных людей и знаю, что существует такая категория мужчин — умные, блестяще разбирающиеся в той области науки, в которой работают, но ничего не смыслящие в женщинах.

— И ты считаешь, что я принадлежу к этой категории мужчин?

— Ты, безусловно, один из них. Уильям тоже из этой категории, но сейчас речь не о нем. Тебе нравится, когда хорошенькие женщины обращают на тебя внимание. Кто из мужчин не любит этого? Если бы дело ограничилось лишь этим, то большой беды тут я не увидела бы. Но Джулия питает к тебе глубокие чувства, она влюблена в тебя. И, пока это продолжается, она не станет глядеть в сторону других мужчин. Ты что, хочешь лишить ее шанса быть счастливой с другим?

— Ты все преувеличиваешь.

— Вовсе нет. Когда она гостила в Блечингтоне, некоторые молодые люди обращались к Уильяму и просили ее руки, но он должен был говорить им, что у нее уже есть жених. Я же замечала, что никто из них не интересует ее. Она могла немного пофлиртовать с ними, только и всего. Зато она с нетерпением ждала встреч с тобой, хотя и скрывала свои чувства как могла.

— Ты судишь превратно.

Она видела, что он упрямо сжал рот, и попробовала сделать другой ход.

— Я полагала, ты будешь приезжать домой из Оксфорда реже после того, как я рассказала тебе, что по договоренности между мистером Уокером и Адамом Уоррендером Джулия будет отдана в жены Адаму. Разве я не говорила тебе, что он вспыльчивый и не всегда управляемый молодой человек, который, однако, испытывает к Джулии серьезные чувства?

— Говорила, — ответил он сухо. — Теперь я понимаю, на что ты намекала. Когда я спросил об этом Джулию в Блечингтоне, то она ответила, что этот договор выеденного яйца не стоит. Ну а теперь — тем более. Все документы, подписанные убийцами короля, признаются не имеющими силы.

— Тем более ты должен или сделать предложение Джулии, или сказать ей, что не будешь жениться на ней.

Он отвернулся и стал смотреть на мелькающие мимо них кустарники и луга, покрытые цветами. Его молчание длилось довольно долго.

— Ты права, — проговорил он наконец. — Моей путеводной звездой является моя работа. Я должен посвятить себя ей.

Ее не радовало, что она добилась своего. Сюзанна лучше других понимала, почему для него на первом месте всегда будет его работа. Легкие по-прежнему беспокоили Кристофера, и он не знал, сколько времени отведено ему судьбой для осуществления своей цели.

Никто не навещал Мейкписа в Сазерлее. Соседи старались не попадаться ему на глаза. Его не приглашали в гости, ни один джентльмен ни разу не зашел к нему поболтать или выпить вина. Он ел в полном одиночестве. Все это убеждало Мейкписа в том, что ему необходимо покинуть Сазерлей и отправиться в Новый Свет, начав все сначала. У него там уже был кое-какой бизнес, которым будет куда удобнее управлять на месте. К счастью, корабль капитана Кроухерста находился в лондонском порту и был готов принять Уокера в любое время. Он уже заказал себе каюту. Ему сообщили, что корабль отплывет как раз в тот день, когда король вновь ступит на английскую землю, пробыв в изгнании почти десять лет. Мейкпис думал, не станет ли он единственным пассажиром, стремящимся покинуть Англию в такой день.

Он, разумеется, не собирался брать с собой Пейшенс. Она будет жить в Сазерлее, пока ей не исполнится двенадцать лет. Тогда он вызовет ее в Америку, чтобы она ухаживала за престарелым отцом.

Мейкпис собирался уехать из Сазерлея на следующий день. Вечером, после ужина, к нему подошла служанка Черити, которую он сделал своей наложницей. Но не похоть заставляла его спать с этой женщиной. Он просто считал обязательным напоминать себе о том, что все женщины — бездуховные существа, созданные для успокоения мужчин. По этой логике прелюбодеянием являлся, в его представлении, лишь половой акт с замужней женщиной, поэтому он не чувствовал себя виноватым в грехе. Девушка, с которой он спал, не претендовала на роль жены, равно как и те другие, с которыми он имел внебрачные связи. От них требовалось лишь одно — сохранение тайны. И они хранили тайну, так как он угрожал им самыми плачевными последствиями, если они нарушат ее.

— Сэр! — воскликнула девушка. — Я пришла, чтобы предупредить вас. Ходят слухи, что жители Чичестера собираются явиться сюда завтра арестовать вас, чтобы потом передать королю.

Он спокойно смотрел на нее, так как готов был отправиться в путь через несколько часов. К счастью, ночь выдалась лунная, так что дорога будет видна как днем.

— Молодец, что сообщила мне это, Черити. Я уезжаю сегодня ночью. Сходи на конюшню и прикажи главному конюху седлать мою лошадь. Пусть приготовит еще двух лошадей, которые повезут мои вещи, — кое-что ему придется оставить, но уж тут ничего не поделаешь.

— Сэр! Возьмите меня с собой!

Эта мысль никогда раньше не приходила ему в голову. Он удивился, обнаружив, что она испытывает к нему какие-то чувства. Она не отличалась красотой, но имела роскошное тело и делала ему в постели такие вещи, о которых он никогда бы не посмел попросить жену. Мейкпису вдруг подумалось, что в случае погони ему лучше бы прикинуться семейным человеком, путешествующим с женой и ребенком. Черити сможет ухаживать за его дочкой и держать ее подальше от его глаз.

— Очень хорошо. Даю тебе час на сборы. Я решил взять с собой свою дочь. Возьми с собой детскую одежду и все, что ей потребуется в дороге. А я пойду на конюшню и подберу приличную лошадь для тебя.

Выражение замешательства появилось на ее лице. Она не хотела ехать с ребенком, но так как сама была беременна, то готова была покинуть усадьбу на любых условиях.

— Я без труда возьму одежду Пейшенс, но взять девочку будет нелегко, так как Мэри спит в ее комнате. Она будет защищать ребенка как тигрица.

— Какой вздор! Она всего лишь нянька. Я сам заберу дочку, когда мы будем готовы к отъезду.

— Хорошо, сэр, — она остановилась у двери. — Куда мы поплывем на корабле? Во Францию?

— Узнаешь в свое время, — он не хотел, чтобы она проболталась, если кто-то начнет спрашивать о цели их пути.

Около полуночи Мейкпис осторожно подкрался к комнате Мэри. Он хотел тайком похитить ребенка из колыбели, чтобы избежать бессмысленных криков и душераздирающих сцен. Сначала он взглянул на кровать — она оказалась пуста. В колыбели тоже никого не было. Он ухмыльнулся себе под нос. Ничего, он знает, где находятся эти двое.

Мэри уже не первую ночь пряталась в подземелье, ибо, хотя им стало известно о подготовке Мейкписа к отъезду, никто не знал, когда именно он уезжает и куда направляется. Пейшенс мирно спала в запасной колыбели, которую принесли в потайную комнату с чердака. Мэри считала, что здесь они находятся в полной безопасности.

Королевская дверь открылась почти неслышно, но две другие двери, ведущие в подземелье, давно не смазывались и скрипели. Услышав скрип, Мэри, которая спала очень чутко, сразу же открыла глаза. В комнате было темно, лишь слабый луч света пробивался через полуоткрытую дверь.

Мэри сбросила одеяло и в волнении вскочила с кровати. Ей казалось, что только Джулия могла прийти сюда в столь поздний час, чтобы предупредить ее о какой-то опасности. Она подошла к двери, ведущей в коридор, и в ужасе увидела стоящего там Мейкписа, одетого в дорожное платье.

— Уходите прочь! — закричала она на него.

— Я пришел за своей дочерью! — крикнул он в ответ и двинулся ей навстречу.

Она бросилась назад в комнату, закрыла за собой тяжелую дубовую дверь и повернула ключ. Не обращая внимания на то, что Мейкпис барабанит кулаком в дверь, она заперла ее сначала на один болт, а потом и на другой. Пейшенс проснулась и начала кричать, но Мэри не подходила к ней, пока не убедилась, что дверь заперта как надо. Затем она взяла девочку на руки и прижала ее к себе.

— Открывай сейчас же! — ревел Мейкпис вне себя от гнева. Дверь была очень крепкой и могла выдержать любую осаду. Он убедился в этом еще тогда, когда впервые посетил подземелье. Потом он услышал приглушенный ответ Мэри:

— Нет! Раньше вам не нужна была Пейшенс! Она ничего для вас не значит. Это ребенок Анны. Место этой девочки в Сазерлее, где ее будут любить и оберегать!

Услышав это, он еще больше утвердился в желании увезти дочку. Этим проклятым роялистам мало того, что им вернули Сазерлей, они еще хотят прихватить его дочь в придачу. Он подумал, не сбить ли ему замок выстрелом из пистолета. Но ему не хотелось будить слуг, которым он теперь не очень-то доверял. Одним выстрелом тут не обойдешься, а если сделать несколько, то кто-то может проснуться, поняв, что это не гром, а выстрелы, раздающиеся в подземелье. Затем он решил, что ему все-таки придется рискнуть. Нажав плечом на дверь, он сможет ослабить болты.

— Убери ребенка от двери! — закричал он.

Мэри уже до этого отпрянула от двери, но прежде, чем она сумела укрыться в небольшой кладовой, раздался выстрел. Она вскрикнула, Пейшенс жалобно захныкала. Мэри схватила одеяло, постелила его на каменный пол кладовой и положила туда девочку.

— Подожди здесь, милая! Мэри сейчас вернется.

Плач Пейшенс стал еще более пронзительным и душераздирающим, после того как Мэри распеленала ее Она тянула свои ручки к няне, а та закрыла дверь.

В тот же миг раздался второй выстрел. Придя в ужас, Мэри схватила с полки, где лежало разное оружие, пистолет и стала заряжать его. Кэтрин всегда настаивала на том, чтобы все женщины семейства Паллистер умели при необходимости защищать себя; в молодости на нее напал разбойник, и она ранила его в руку. Раздался третий выстрел Мейкписа, а Мэри все еще не зарядила пистолет.

Потом Мейкпис начал изо всех сил биться в дверь плечом, чтобы ослабить болты, и весьма быстро преуспел в этом. Отложив пистолет в сторону, Мэри пыталась вернуть болты на место, но он так тряс дверь, что у нее ничего не получалось. Она вновь схватила пистолет и отступила к кладовой. Плач Пейшенс разрывал ей душу. Нет сомнений, что девочка будет обречена на страдания, если попадет в руки своего отца. Нет, она скорее застрелит Мейкписа, чем допустит такое.

Дверь вот-вот должна была открыться! Последний болт ослабел и едва держался. Она уже представляла искаженное гневом лицо Мейкписа. Через несколько секунд он будет в комнате. Она взвела курок. Внезапно все стихло, и раздался голос Джулии:

— Уходи отсюда, Мейкпис!

Джулия проникла в подземелье через Королевскую дверь и теперь стояла в коридоре и целилась в Мейкписа из пистолета. В последнее время она постоянно носила с собой оружие, опасаясь, что Мейкпис может предпринять попытку похитить Пейшенс средь бела дня. Однако ни она, ни Мэри не подозревали, что Уокер знал о потайном помещении в подземелье. И вот теперь Джулия увидела его в коридоре. Он закатал рукава камзола, бросил плащ на пол и делал отчаянные попытки открыть дверь.

— Вы нарушаете закон, пытаясь отнять у меня дочь! — прорычал он, понимая, что преимущество на стороне девушки. Произведя из своего пистолета три выстрела, он забыл зарядить его в четвертый раз.

— Не говори мне о законе! — зло отвечала Джулия. — Ты спасаешься от правосудия, ну и спасайся один! Пейшенс не поедет с тобой!

Он признал свое поражение, накинул на плечи плащ, надел на голову шляпу с высокой тульей. Его черная тень заполнила весь проем коридора.

Джулия отступила в сторону, не опуская пистолета. Мейкпис двинулся вперед, чтобы через Королевскую дверь войти в дом. Поравнявшись с Джулией, он окинул ее взглядом, полным ненависти.

— Можете пока держать девчонку у себя. Когда придет время, я заберу ее.

В развевающемся плаще он быстро спустился по ступеням крыльца, возле которого стояли две верховые и две вьючные лошади. Черити уже сидела в седле, но он в ней более не нуждался.

— Где ребенок? — спросила она.

— Они передадут его тебе, — соврал он и протянул ей руку, чтобы помочь спуститься на землю. Видя, что женщина колеблется, он заверил ее:

— Все уже оговорено. Не бойся.

— Где Пейшенс? — Черити все еще сомневалась, хотя и слезла с лошади.

— В западном крыле. Поторопись! У нас мало времени.

Она поспешно поднялась на крыльцо и вошла в дом. Все это казалось ей весьма странным. Ведь ему нужно было только вынести ребенка из дома. Она еще не успела дойти до резной решетки, когда подозрение охватило ее. Она резко повернулась, бросилась вниз по лестнице и выскочила из дома. Возле крыльца стояла лишь ее лошадь. А где-то в конце парка слышался стук копыт мчащихся лошадей.

Она побежала по дорожке, потрясая кулаками, крича и обзывая Мейкписа самыми непотребными словами.

А в потайной комнате Мэри качала на руках Пейшенс, убаюкивая ее, в то время как Джулия, осмотрев сундук, обнаружила, что драгоценности Сазерлея похищены. Мэри не заметила этого, так как Мейкпис, сломав замок еще днем, поставил сундук взломанной стороной к стене.

— Он забрал все, — вскрикнула Джулия. — И золотую тарелку, и монеты. А я еще отнесла сюда мешок с деньгами, которые остались после бабушки, полагая, что здесь они будут в полной сохранности. Теперь нам нечего дать Майклу! Он ничего не получит! Вот так возвращение домой у него будет! Почему мне не пришло в голову, что Мейкпис мог обнаружить тайну Королевской двери?

— Не вини себя в этом. Откуда ты могла знать? Мейкпис — отъявленный негодяй и хитрец. Давай вернемся в дом. Самое большое сокровище Сазерлея — это Пейшенс, и нам удалось сохранить ее. В случае, если Мейкписа арестуют по дороге, деньги вернутся сюда.

Джулия покачала головой, закрыла сундук и встала.

— Местные жители уже не смогут его догнать. Да и кто знает, куда он поехал? — она потрепала спящую девочку по щеке. — Ты права. Денежные потери можно возместить, но ничто не заменит нам с Майклом нашей сестрички. Она — наше единственное сокровище. Слава богу, Мейкпис не запер Королевскую дверь, иначе я не услыхала бы выстрелов и не смогла бы спуститься в подземелье.

Когда они достигли Большой лестницы, Джулия поднялась на первую площадку и сняла со стены портрет Оливера Кромвеля, положив его лицом на пол. Затем принесла из комнаты бабушки портрет королевы Елизаветы и повесила его на старое место.

— Завтра, — сказала Джулия, — я пошлю в деревню за стариком Ридли и скажу ему, чтобы он удалил штукатурку с лица короля в Длинной галерее. В Сазерлее скоро все будет по-старому.

Утром Джулия собрала слуг в зале и обратилась к ним, как это раньше делали ее бабушка и мать. Некоторые из слуг, сохранившие пуританские убеждения, отказались служить роялистам. Феб, которая очень соскучилась по родному Блечингтону, попросила разрешения покинуть усадьбу, и Джулия не стала возражать. У нее все же осталось достаточно народу для ухода за домом, конюшней и парком до приезда Майкла, после чего тут распоряжаться начнет Софи, которой Джулия будет помогать советами.

Мэри выполняла роль няньки, а Джулия нуждалась в помощи по дому и выбрала себе в помощницы служанку по имени Бесс, которая так понравилась в свое время Кэтрин. Девушка гордилась своим назначением. Затем Джулия дала распоряжение слугам заниматься уборкой дома. Она хотела удалить все следы пребывания Мейкписа в Сазерлее.

Она послала за Ридли и управляющим. Пока Ридли занимался своими делами в Длинной галерее, она слушала отчет управляющего. Пусть Майкл решает, оставлять этого человека в усадьбе или нет, однако он давно уже отказался от своих республиканских убеждений. Он высказал желание остаться в Сазерлее и признался, что должен был оказывать нажим на задолжавших Мейкпису арендаторов. Несколько семей даже пришлось выселить. Джулия уже знала об этом и теперь хотела исправить положение дел.

— Я знаю всех этих людей. Некоторые семьи живут здесь со дня основания Сазерлея. Моя бабушка и отец хорошо к ним относились, и брат, безусловно, последует их примеру. Мы должны простить им все долги и на две трети уменьшить арендную плату. И последнее: оповести круглоголового джентльмена, которому мистер Уокер сдал дом в Брайер Лейн, чтобы он освободил его. Там скоро поселится госпожа Мэри.

Это решение не являлось идеальным, но, посоветовавшись с Мэри, они все же остановились на таком варианте. Мэри, безусловно, будет время от времени встречаться с Майклом, тем не менее ее приводило в ужас то, что она должна покинуть Сазерлей.

— Я должна позаботиться о том, чтобы у нас с тобой имелись средства к существованию, Мэри, — сказала Джулия, после того как управляющий удалился. — Майклу, чтобы содержать имение, потребуются все деньги, которые ему будут платить арендаторы. По крайней мере, хорошо уже то, что приданое его жены не ушло на постройку дома в Париже, теперь ему не надо залезать в долги.

— Я могу опять стать портнихой, — заявила Мэри. — Уверена, что сейчас многие женщины захотят иметь новые платья.

Джулия задумчиво кивнула.

— Это так. Но сегодня каждая женщина, умеющая держать в руках иголку, называет себя портнихой. Нам нужно придумать что-то пооригинальней. Мы должны продавать свой товар в Лондоне, где за него будут хорошо платить, — она хлопнула рукой по закрытой книге учета. — Мне необходимо каким-то образом заработать деньги. Что бы ты ни говорила, но я чувствую себя виноватой в том, что не углядела за золотом, предназначавшимся Майклу. Большую часть заработанного я отдам ему.

— Я хочу сшить наряды для празднования дня восстановления монархии, — сказала Мэри задумчиво. — Или ты считаешь, что я должна продать тот лионский шелк, который подарил мне Майкл?

Джулия удивленно подняла брови:

— Продать шелк? Ни за что!

Затем она торжествующе улыбнулась.

— Давай сошьем себе по новому платью с глубокими вырезами в роялистском стиле и украсим их лентами! Мы наденем эти платья и поедем в Лондон, чтобы увидеть торжественный въезд в город короля, в чьей свите обязательно будет Майкл! — она откинула назад голову и в восторге закрыла глаза. — Давно мы не позволяли себе никаких развлечений! За мамой будет ухаживать Сара и Джейн, которая была старшей служанкой, пока Мейкпис не прогнал ее. Она очень хочет вернуться в Сазерлей.

К концу дня все имущество Мейкписа вынесли из дома и погрузили в фургон, который должен был доставить все это в Чичестер для продажи с аукциона. Кровать в его спальне заменили другой. На ее балдахине вновь красовались прежние занавески. Пока одни слуги занимались этим, Джулия послала других на чердак принести кресло матери и ее шкатулку с принадлежностями для вышивания. Один из посланных слуг вернулся, когда Джулия открывала настежь окна спальни, чтобы впустить туда побольше свежего воздуха и выветрить из комнаты дух Мейкписа.

— Я ничего не нашел там, мадам, — заявил слуга.

Она повернулась к нему с озабоченным выражением лица.

— А ты хорошо искал?

— Я искал повсюду, кроме одной комнаты, которая оказалась запертой.

— Как «запертой»? — насколько ей было известно, на чердаке никогда не запирали комнат. Может быть, Мейкпис распорядился собрать там все дорогие Анне вещи?

— Я сама поднимусь туда, — она взяла связку с ключами и, проходя мимо резной решетки, крикнула находящейся в зале Мэри:

— Хочешь пойти со мной на чердак — поискать кресло мамы и ее шкатулку?

— Да. А что, их не могут найти? Я же сама видела, как все эти вещи относили туда.

На чердаке они убедились, что слуги вели там тщательный поиск. Следы на полу говорили о том, что они передвигали мебель с места на место. Ни один из ключей не подходил к запертой комнате. Вдруг Мэри увидела какой-то ключ, лежавший на выступе возле стены.

— Попробуй вот этот, — предложила она.

Замок открылся, дверь отворилась внутрь. Обе девушки застыли на пороге, пораженные открывшимся зрелищем. Они увидели чисто убранную, в отличие от других запыленных и покрытых паутиной помещений чердака, комнату, со стоящим у окна креслом Анны, рядом с которым находилась ее шкатулка. Напротив кресла на стене висел портрет Роберта в отполированной до блеска раме. Джулия поняла, что мать специально повесила его таким образом, чтобы, подняв глаза от вышивания, любоваться им. Повсюду были развешаны его морские карты.

Глубоко тронутая этой картиной, Джулия подошла к шкатулке и открыла ее. Все вещи, находившиеся в ней, содержались, как обычно, в чистоте и порядке. Она взяла наполовину готовую ленту, расшитую майскими цветами.

— Вот где мама искала утешение, — сказала она охрипшим от волнения голосом. — Поэтому она и забиралась сюда ночью. Только здесь она могла спокойно заниматься вышиванием.

Она подошла к высокому комоду и потянула за одну из двух медных ручек. Дверь не открывалась, и девушке пришлось дернуть ее сильнее. Как только дверца открылась, Джулия увидела, что комод переполнен множеством разноцветных лент. Все они так и посыпались на нее, подобно ярким луговым цветам. Она собрала их в охапку и прижала к груди, как бы обнимая ту женщину, которая принесла сюда эти ленты.

Мэри поспешно подошла к ближайшему от нее сундуку.

— Здесь тоже ленты! — воскликнула она, сбрасывая холст, прикрывавший рулоны разнообразных лент, полностью заполнявших сундук. Джулия, не замечая, что одна лента повисла у нее на голове, а несколько других свисают с плеч, стала открывать крышки стоящих в комнате сундуков. Все они были полны лентами.

Джулия в изумлении смотрела на них.

— Тут работы на много-много лет. Я знаю, что мама украшала лентами нашу одежду, а также дарила нам их, но, наверное, использовала только одну десятую хранящегося тут богатства. Теперь я вспоминаю, что Кэтрин говорила мне о привязанности мамы к вышиванию. С той поры как отец присоединился к армии короля под Ноттингемом, мама стала искать утешение в вышивании, так как очень беспокоилась за своего мужа. Позднее это занятие скрашивало ее несчастную жизнь с этим проклятым Мейкписом.

Она замолкла, ее глаза увлажнились. Вдруг она подняла голову и произнесла дрожащим голосом:

— Теперь я знаю, как мне возместить убыток Майклу, нанесенный мною, и заработать немного денег для себя. Мы будем вышивать ленты, Мэри! Они будут необычными и очень красивыми! Вот такими, как эти.

Джулия взяла две ленты из стопки, которую держала в руках. Одна была расшита серебряными лунами и звездами, вторая — букетами лилий.

— Отличная мысль, — сказала Мэри, не желая расстраивать подругу. — Но ни ты, ни я не сможем работать так быстро, как твоя мать.

— Скорость здесь не имеет большого значения. Я найму людей из деревни! Они нуждаются в работе. Мать не станет возражать.

Мэри пришлось согласиться. В деревне было немало женщин, которые неплохо шили и украшали оборками одежду своих мужей и детей. Нетрудно будет обучить их искусству вышивания. Что до нее самой, то она обожала эту работу. К тому же она сможет одновременно приглядывать за Пейшенс.

— Где ты собираешься продавать готовые ленты?

— В Лондоне! Тамошний рынок подобен огромному киту и проглотит все, что будет брошено в его пасть, — Джулия стала ходить взад и вперед по комнате, прижимая к себе ленты и обдумывая детали предстоящего дела. — Мне необходимо связаться с владельцами магазинов и обо всем договориться с ними. Они обрадуются такому товару накануне прибытия в столицу короля.

— Тебе надо съездить в Лондон заранее.

— Да! — она закружилась на месте, испытывая необычное возбуждение. — Мы поедем туда вместе, — она вновь посерьезнела. — Мама часто вышивала одни и те же образцы. Их тут огромное количество. Я отложу по одному образцу, чтобы показать их моим детям, чтобы они, да и все наши потомки могли видеть, какие произведения искусства создавала Анна Паллистер!

После того как они спустились с чердака, Джулия вновь собрала слуг. Они сначала принесли портрет ее отца и повесили рядом с портретом Анны в Длинной галерее, а потом перенесли кресло в Королевскую гостиную. Джулия проследила за тем, чтобы и кресло, и шкатулка находились на прежнем месте. Затем она поднялась в детскую, где в этот час обычно находилась ее мать.

Анна укладывала сонную Пейшенс в кроватку. Она всегда делала это сама, если не возникало каких-то особых обстоятельств. Она сразу приложила палец к губам, давая понять Джулии, чтобы та не шумела. Затем они осторожно покинули комнату.

— У меня небольшой сюрприз для тебя, мама. Твое кресло и шкатулка вернулись на свое прежнее место в Королевской гостиной.

Анна вскрикнула от радости:

— А я-то думала, где они могут быть!

Она побежала вниз по лестнице, Джулия последовала за ней В Королевской гостиной Анна сразу же уселась в кресло, положила руки на его ручки и блаженно откинулась, прижавшись головой к мягкой спинке.

— Когда я сижу в этом кресле, мне всегда кажется, что твой отец обнимает меня.

Затем она открыла шкатулку, осмотрела все лежащие там предметы: образцы шелка разных оттенков, натянутые на перламутровых крестиках, иглы, воск и щетину для изготовления бус; ее золотой наперсток, который подарил Роберт, и еще один, сделанный из серебра, а также пудру для смягчения рук. Она трогала все эти вещи, радуясь им, как старым знакомым, улыбаясь ножницам разных размеров и подушечке для булавок. Наконец она взяла в руки рулон лент, лишь половина которых была расшита.

— Я не смогла закончить их, так как наступил рассвет, — сказала она, как бы обращаясь сама к себе.

Джулия, присев возле кресла на корточки, посмотрела на мать:

— Ты вышивала каждую ночь?

Голос дочери вернул Анну к реальности, выражение недоумения исчезло с ее лица, она рассмеялась.

— Я выдала себя, не так ли? Когда я не могла заснуть, лежа на этой большой кровати, которую когда-то делила с твоим отцом, я вставала среди ночи и начинала вышивать, чтобы успокоиться, — она напрочь забыла о том, что ее кресло и шкатулку только что принесли в эту комнату.

— В доме находится очень много лент, мама. Я обнаружила огромные запасы. Ты не станешь возражать, если я продам их? Нам ведь нужно содержать Сазерлей. Кроме того, я хочу заработать деньги и отдать их Майклу, когда он приедет.

— Какая замечательная мысль! Я уже говорила твоей бабушке, что нельзя прикасаться к сбережениям, предназначенным для Майкла, — сама того не подозревая, она почти вернулась в настоящее. — Могу я чем-то помочь тебе?

— Я была бы рада. Никто в мире не умеет вышивать ленты так, как это делаешь ты. А я буду продавать их в Лондоне. Там за них дадут больше денег.

— Поезжай куда хочешь, но, пожалуйста, не зови меня с собой. Я ездила в Лондон с твоим отцом несколько лет назад. Мне там не понравилось. Это шумный и суетливый город.

Джулия улыбнулась:

— Ты только вышивай. Тебе не нужно вновь покидать Сазерлей.

Ближе к вечеру она отослала письмо Кристоферу, в котором просила его подыскать в Лондоне комнату для нее и Мэри. Он уже опять читал лекции в Грэсхэм-колледже, который временно закрывали, так как там жили солдаты генерала Монка. Кристофер сообщил Джулии, что после лекций встречается со своими друзьями по Оксфорду, ставшими теперь известными учеными, и каждый из них рассказывает о своих достижениях. Она знала, что если кто и сможет найти им комнату на постоялом дворе, то только Кристофер, потому что все места будут заняты по случаю приезда в Лондон короля.

Прежде чем лечь спать, она взяла свечу и пошла в Длинную галерею посмотреть на портрет монарха. Обрамленный лавровым венцом, он сиял, как медальон на фоне серой стены. Благодаря умелым рукам Ридли, он нисколько не пострадал и находился в таком же хорошем состоянии, как и прежде. Глядя на портрет, Джулия вспомнила, что была еще ребенком, когда его пришлось заштукатурить. А теперь вот ей уже восемнадцать. Да и Карлу II, которого она повстречала возле таверны «Георгий и змей» в тот роковой день, теперь уже тридцать лет.

Мэри занялась сортировкой, измерением и описью лент, найденных на чердаке. Все они теперь находились в той комнате, где готовились праздничные подарки. Джулия проверила, достаточно ли в доме принадлежностей для шитья. Заглянув в сундук, она убедилась, что на первое время их хватит, но необходимо уже сейчас подумать о пополнении запасов.

Она обнаружила, что Мейкпис запер сундук, в котором хранилась изысканная ткань, и где-то спрятал ключ. Ей пришлось подыскать новый замок к этому сундуку. Ткани были великолепны. В свое время из них можно будет сшить отличные платья. Если ей представится случай попасть во дворец, она не будет иметь недостатка в нарядах.

В тот же день Джулия отправилась в деревню. Женщины тепло приветствовали ее. Те, что были постарше, еще помнили, как ее мать ухаживала за больными и помогала бедным, в то время как старухи хранили самые добрые воспоминания о Кэтрин. Джулия уже пользовалась авторитетом среди молодых хозяек, так как снизила цену аренды. Почти в каждом доме хотя бы одна из женщин изъявляла желание заняться вышиванием. Она поставила им два условия: работа должна быть качественной и при этом им необходимо соблюдать чистоту — тщательно мыть руки, надевать чистые фартуки и застилать столы белой тканью, чтобы не испачкать ленты. В домах было грязно, что вполне объяснялось наличием большого количества детей и мужчин, которые приходили с полевых работ в грязной одежде и обуви. Тем женщинам, у которых дома не было ни одного чистого уголка, Джулия отвела комнату в доме, находящемся в Брайер Лейн. По их лицам она поняла, что им это очень нравится: они могли оставить детей на попечение бабушек и заниматься приятной работой, болтая при этом с соседками.

На следующий день она проверила рабочие места своих вышивальщиц. Они старались изо всех сил, навели полный порядок и вышили по цветку в соответствии с тем образцом, который оставила Джулия. Некоторые отлично справились с работой, других же необходимо было еще кое-чему научить. Так как многие деревенские женщины умели вязать и ткать, она позволила тем, у которых вышивание не очень получалось, работать на небольшом ткацком станке ее матери. Эта работа была им знакома. Они обрадовались тому, что им приходится иметь дело с тонкими нитками, а не с грубым полотном и шерстью, которые они ткали для домашних нужд. Джулия поняла, что гораздо дешевле иметь своих собственных ткачих, и, прежде чем покинуть деревню, велела Ридли изготовить полдюжины ткацких станков.

Несмотря на то, что у нее почти не было свободного времени, Мэри умудрилась сшить два платья из лионского шелка. В шкатулке Кэтрин они обнаружили кружева для манжет и отделки декольте.

На аукционе гобелены, картины и серебряная утварь Мейкписа были проданы по очень хорошей цене, так как многие люди стремились по-новому обставить свои дома. Нашелся даже покупатель на портрет Кромвеля, хотя пуританину пришлось заплатить за него всего несколько пенсов. Все вырученные на аукционе деньги Джулия положила в копилку. Они предназначались для Майкла.

Джулия полагала, что теперь с Мейкписом покончено, но она ошибалась. Как-то раз к ней обратилась служанка по имени Черити. Веснушчатое лицо девушки выражало отчаяние.

— Я беременна от мистера Уокера!

Джулия стала раздумывать о том, чем она может ей помочь. Если бы отцом ребенка был не Мейкпис, можно было бы без труда найти ей мужа среди местных жителей, ибо крестьяне относились к таким делам философски. Но тут речь шла о человеке, которого все ненавидели. Она написала Сюзанне, и та ответила, что готова помочь. В результате Черити отдали замуж за одного вдовца, живущего с двумя сыновьями в Оксфордшире.

Кончался май. Человек, снимавший дом в Брайер Лейн, беспрекословно вернул ключи управляющему. Так как дом содержался в чистоте и порядке, не представляло труда превратить одну из комнат в мастерскую. Джулия разместила в ней женщин, и работа закипела. В конце дня ее более чем удовлетворили результаты их деятельности. Сара согласилась присматривать за домом во время отсутствия Джулии и Мэри. За Анной стала ухаживать другая служанка. Пришло письмо от Кристофера. Он снял для них две комнаты в постоялом дворе, находящемся на той улице, по которой должен проследовать король. Уильям и Сюзанна уже не раз останавливались там и считали, что это вполне приличное место. Кристофер обещал прийти туда вечером, чтобы пообедать с девушками. Он о многом хотел поговорить с Джулией, рассказать ей о жизни в Блечингтоне, откуда только что вернулся. Его сестра и брат слали Джулии наилучшие пожелания.

— Двадцать девятого мая у нас будет замечательный день! — воскликнула она, обращаясь к Мэри. — Мы увидим короля, Майкла и Кристофера!

Они отправились в Лондон в карете Паллистеров утром двадцать пятого мая. С собой захватили новые платья, ленты и все то, что могло понадобиться в столице. Ни Джулия, ни Мэри никогда раньше не бывали в Лондоне. Когда Джулия ехала в Блечингтон, ее спутница настояла на том, чтобы они держались подальше от столицы, ибо там как раз свирепствовала холера. Миссис Рид, собиравшаяся навестить своих внуков, боялась заразиться. Тогда это вызвало у Джулии разочарование, но теперь она даже радовалась, что увидит Лондон впервые.

В полдень они уже подъезжали к главному городу страны, спускаясь с холма Святой Маргариты к Лондонскому мосту, по которому можно было попасть в центр. Джулия знала от Кристофера, что этот мост через Темзу являлся препятствием для кораблей и барж, ибо в этом месте река была мелкой и изобиловала порогами. В результате этого суда останавливались в гаванях восточнее Биллингсгейта. А за рекой, в западной части города, находился дворец Уайтхолл, в котором заседало правительство и который вновь становился сердцем монархии. Между рекой и дворцом возвышались городские стены. За ними находились Тауэр, собор Святого Павла, Дворец правосудия, Королевская биржа и другие здания.

Еще до того, как карета приблизилась к мосту, они увидели множество маленьких лодок, снующих по реке от одного берега к другому. Потом магазины, таверны и другие постройки скрыли от них Темзу, такую же оживленную, как и любая столичная улица.

Когда карета Паллистеров переехала через мост и стала подниматься вверх по улице Фиш-Хилл, в Тауэре выстрелила пушка, после чего на улицах раздались крики ликования. Выстрел означал, что король высадился в Довере!

— В какой знаменательный день мы прибыли сюда! — воскликнула Джулия в волнении. Они с Мэри высунулись из окна и смотрели на внушительную башню Тауэра, возвышающуюся на фоне синего майского неба. Дым от выстрела клубился над старым городом. Прогремел еще один выстрел. У девушек заложило уши, и они со смехом отпрянули от окна.

Повсюду было столько достопримечательностей, что они радовались медленному из-за большого скопления повозок и экипажей продвижению кареты по улицам. Они вовсю глазели по сторонам. Джулия слышала, что заносчивые иностранцы часто называют Лондон деревянным городом, так как в нем много построек из дерева, являющегося самым дешевым строительным материалом. Но теперь она видела немало старинных каменных домов и сооружений, сделанных из розового кирпича.

Большинство деревянных домишек были черными, так как сложены из просмоленных бревен, а остальные настолько прокоптились от дыма тысяч труб, что выглядели такими же. Все дома довольно высокие. Каждый из них насчитывал четыре, пять или даже шесть этажей. Если приходилось ехать по узкой улочке, то это походило на проезд через туннель, причем окна нижних этажей находились на расстоянии вытянутой руки. Некоторые постройки были украшены позолоченными фигурами. Однажды в глаза Джулии бросилась небольшая статуя, изображавшая королеву Елизавету.

Пешеходы могли не опасаться дождя, хорошо защищенные от него навесами, но рисковали быть облитыми помоями, которые выплескивались из окон. Лишь особнячки аристократов, богатых купцов и членов городского правления защищались высокими стенами от уличной толпы и бесконечного потока повозок, экипажей и карет.

Девушки проезжали и по широким улицам, таким, как Кэннон-стрит и Уолтинг-стрит. Эти главные артерии города отличались относительной чистотой. Однако отходящие от них кривые переулки никогда не подметались и были завалены всяким хламом, выбрасываемым жителями из окон своих домов.

Повсюду они видели огромное скопление народа, везде царили шум, суета, суматоха. В воздухе зловонные запахи смешивались с тонким ароматом цветов. В стенах старого города в радиусе одной квадратной мили обитало около трех тысяч человек, четыре тысячи жили в районе Вестминстера, остальные жители селились в пригородах южнее Темзы.

Кучер вез девушек мимо водяных мельниц, которые перекачивали воду из реки в трубопроводы, мимо зловонных кожевенных заводов, пивоварен и мыловарен, отравляющих воздух, а потом и мимо собора Святого Павла, деревянный шпиль которого сгорел сто лет тому назад в огне бушевавшего пожара.

Затем они поехали по Флит-стрит, на которой находились всякие модные магазины, занимающие нижние этажи домов.

Уличные продавцы предлагали свои товары. Их звонкие голоса слышались по всему старому городу.

— Покупайте яблоки! — кричали продавцы фруктов. — Лаванда, горная лаванда! — орала женщина с корзиной в руках. — Приправы, приправы! — предлагала свой товар другая торговка.

Тут толкались булочники, цветочницы и молочницы со своими ведрами.

Время от времени по улицам проезжали кареты, дверцы которых украшали фамильные гербы, а на лакеях и кучерах красовались ливреи. Но большая часть транспорта состояла из весьма скромных экипажей. То и дело встречались фургоны, везущие товары на рынок, куда также гнали скот. В повозках, грохочущих по каменной мостовой, проезжали хорошо одетые люди в шляпах с перьями. Одинокие всадники, вьючные лошади и ослы являлись непременной частью городского пейзажа.

Джулия и Мэри миновали здание тюрьмы на Флит-стрит, где содержались должники, и по мосту переехали через речку Флит. Возле Дворца правосудия сновали юристы в пышных серых париках и черных мантиях, то заходя в таверну, то возвращаясь в здание суда. Из карманов некоторых служителей закона торчали большие носовые платки, которые были необходимы им: от заключенных иногда исходил очень дурной запах, а иные страдали заразными заболеваниями. Карета Паллистеров покинула старый город через западные ворота и выехала на Стрэнд. Через некоторое время она уже оказалась возле постоялого двора «Хичкок Инн», где раздавались крики конюхов, звон колокольчиков, означающий отъезд дилижансов, и возгласы опаздывающих пассажиров.

— Наконец-то приехали! — воскликнула Джулия, глаза которой сияли от возбуждения с того самого мгновения, когда карета Паллистеров пересекла черту города. У нее было странное ощущение, что она уже посещала эти места.

Мэри не спеша вылезла из кареты, слегка захмелев от городского шума и суеты. Посмотрев вверх, прежде чем войти на постоялый двор, где Кристофер заказал им комнаты, она увидела, что это четырехэтажный дом с тремя галереями, заключавшими в себе двор. По этим галереям люди входили в свои комнаты и выходили из них. Владелец постоялого двора дружески приветствовал девушек, слуги взяли вещи и понесли их в комнаты. Джулии досталась комната, в которую можно было попасть через вторую галерею, но окна ее выходили на Стрэнд. К радости Мэри, ее поместили в конце той же галереи. Из окна своей комнаты она могла видеть небольшой сад. Она сразу же отказалась от предложения Джулии поменяться комнатами.

День уже клонился к вечеру, и не имело смысла идти к продавцам предлагать свой товар. Джулия купила карту города и за ужином стала внимательно изучать ее. Стоило ей лишь улыбнуться сидящему за соседним столиком молодому купцу, как он указал ей те улицы, где она с большей выгодой для себя могла продать ленты. Он также сообщил ей много полезного о ценах, которые в последнее время поднялись на товары вроде того, который привезла с собой девушка. После того как она показала ему образцы лент, он назвал первоначальную цену. Джулия заморгала глазами от удивления.

— Владельцы лавок попробуют сбить цену, но не уступайте им ни пенни. Они знают, что найдется немало охотников приобрести у вас этот товар, так что постараются не упустить свой шанс.

— Но неужели они заплатят так много за один ярд? — спросила она.

Он потрогал ленту, вышитую розами.

— Посмотрите на эту ленту. Какой мужчина или какая женщина не захотят украсить свой наряд королевской розой во вторник, когда в Лондон прибудет монарх? У вас есть ленты с вышитыми на них коронами и другими эмблемами роялистского толка? Они сейчас стоят огромных денег. Сам я не торгую тканями, но этим занимается мой брат, так что мне известно, что там почем. Продавайте все, что относится к двадцать девятому мая, по самым высоким ценам.

— В моем распоряжении еще четыре дня.

— Приличный срок. Если вы не распродадите весь товар в первый день, то обязательно сделаете это во второй.

— Вы очень добры, — поблагодарила она его.

Молодой человек с надеждой посмотрел на нее.

— Можно увидеться с вами еще раз?

Прежде чем Джулия успела ответить, в разговор вмешалась Мэри:

— Мисс Паллистер помолвлена.

Джулия подарила купцу ленту для шляпы в знак благодарности за его помощь, а после того как он ушел, стала сердито выговаривать Мэри:

— Почему ты сказала, что я помолвлена?

— Но так оно и есть на самом деле, если только все документы, подписанные убийцами короля, не признаются теперь не имеющими силы. В любом случае, я должна присматривать за тобой.

Джулия хотела обидеться, но потом передумала, пожала плечами и рассмеялась.

На следующее утро они вместе отправились по делам. Следуя совету молодого человека, они не стали брать с собой весь товар, а отрезали по образцу от каждой ленты. Эти кусочки они прикололи к толстой бумаге, которую Джулия купила в районе Стрэнда. На одном листе находились образцы с королевской символикой, на другой — с цветами.

Направляясь в первое место, отмеченное на карте, они по дороге вовсю пялились на витрины магазинов, многие из которых были гораздо просторнее внутри, чем казалось при взгляде на их маленькие окна из толстого стекла. Иногда через открытые задние двери туда проникало достаточно света, чтобы девушки могли различить мебель красного дерева или печатный станок и выставленные напоказ книги. Стены комнат покрывали панели темного цвета, на фоне которых иной раз поблескивала расшитая золотом и серебром ткань или драгоценные камни, освещаемые лучами солнца.

Джулия очень волновалась, когда вместе с Мэри вошла в магазин, о котором говорил ей молодой купец. Владельцем оказался пуританин, еще не примирившийся с грядущими переменами. Даже не взглянув на образцы их товара, он указал девушкам на дверь. В двух других магазинах им также не повезло. Один из владельцев даже не счел нужным выйти к ним и велел сказать своему приказчику, что у него есть ленты на любой вкус. Хозяин еще одной лавки находился в отъезде, и кроме него никто не был уполномочен покупать товар.

Они уже не надеялись на удачу в четвертом магазине, особенно после того как им долго пришлось прождать появления полного господина со свиными глазками и в желтом парике. Он небрежно взял у них из рук два образца, поднес их к свету и внимательно осмотрел. Затем с презрением вернул их Джулии.

— Я возьму у вас все ленты с королевской символикой, — сказал он, как бы оказывая девушке огромную услугу, — если вы доставите товар сегодня. Я заплачу вам шесть пенсов за ярд, хотя ленты того не стоят.

— Они стоят гораздо больше, и вы знаете это, сэр! — она стала собирать образцы, пораженная тем, с каким пренебрежением этот торговец относится к кропотливому труду вышивальщиц.

— Подождите! Назовите вашу цену.

Она уже ничего не хотела ему продавать, оскорбленная тем приемом, которого удостоилась здесь, и назвала ему цену вдвое выше той, какую хотела объявить первоначально. Он побагровел, замахал руками и стал кричать, что она, наверное, хочет разорить его. Потом предложил ей пятнадцать процентов от той суммы, которую она назвала. Джулия направилась к двери, Мэри последовала за ней. Торговец выскочил на улицу и стал просить Джулию вернуться, но она продолжала идти, не оборачиваясь. Щеки ее горели от гнева, она не слушала владельца лавки.

— Никто не смеет торговаться со мною подобным образом! Это ленты моей мамы! В любом случае, он мне не понравился, и я не стала бы продавать ему товар, даже если бы он удвоил мою цену.

Мэри усмехнулась:

— Что ж, этого он не предлагал, но звал тебя назад и кричал, что согласен на твою цену!

Джулия остановилась и обрадованно засмеялась:

— Он все же сослужил нам добрую службу — сообщил рыночную цену этих лент!

Чувствуя себя более уверенно и сохраняя достоинство, она вошла в следующий магазин и сообщила причину своего визита. Ее проводили к владельцу, мистеру Денмеду. Поговорив немного, они оценили достоинства друг друга: она увидела в нем честного человека, он понял, что перед ним весьма необычная девушка, располагающая очень ходовым товаром. Вышитые ленты вновь входили в моду, но никогда еще он не видел такой искусной вышивки. Вначале Денмед ошибочно предположил, что она специально ходит по магазинам, проверяя, не клюнет ли кто-нибудь на ее явно завышенную цену. Почему бы ей, вместо того чтобы показывать эти образцы, не принести весь товар, как это обычно делают торговцы такого рода, которые всегда продают ленты за предложенную цену? Он решил купить товар.

— Я заплачу вам столько, сколько вы просите, при условии, что мы заключим с вами договор относительно лент с королевской символикой. Вы должны поставлять товар только мне одному вплоть до коронации Карла. После этого, если только за коронацией не последует свадьба короля, на такие ленты уже не будет прежнего спроса.

— Я согласна, но я хочу, чтобы вы покупали у меня также и ленты с цветами. Это должно быть в договоре.

— Это, мисс Паллистер, — сказал он, вставая, чтобы взять графин с вином и бокалы, — само собой разумеется.

Он послал свой фургон в «Хичкок Инн», чтобы забрать коробки с лентами, и заплатил ей золотом, которое она сдала в банк на Лоббард-стрит, рекомендованный ей мистером Ханнингтоном, с которым она советовалась еще до отъезда из Сазерлея. В течение этого дня и весь последующий Джулия договаривалась с владельцами лавок о заказах на образцы, которые не упоминались в договоре с мистером Денмедом. Кончилось тем, что она обеспечила своих вышивальщиц и ткачих работой на многие месяцы. Повсюду ее и Мэри принимали с большим почтением.

Совершая вынужденные прогулки по городу, девушки обнаружили, что в Лондоне есть множество очаровательных двориков, садиков, где цветут прекрасные цветы и растут деревья, в тени которых так приятно отдохнуть. Они также видели немало красивых домов, обнесенных высокими стенами. За чертой города, возле реки, стояли роскошные особняки. Джулия, помня о том, что Кристофер обещал построить ей дом, подумала, что хотела бы жить именно в таком месте.

Возвращаясь вместе с Мэри на постоялый двор накануне приезда короля, Джулия заметила, что люди на улице крайне взволнованы ожиданием. Повсюду из окон свешивались красочные гобелены и ткани, придавая городу праздничный вид. Зеленые гирлянды украшали витрины магазинов и двери домов. Люди ездили за город и возвращались, везя в своих фургонах корзинки с цветами, чтобы бросать их под ноги королю. В городе вновь появился королевский герб. Ходили слухи, что толпы людей сердечно приветствовали короля в Довере и Кентербери, где он присутствовал на англиканском богослужении в знаменитом соборе. Затем он направился в Рочестер, приветствуемый по дороге толпами восторженных верноподданных. Теперь и Лондон готовился признать монарха.

Джулия испытывала такое чувство, будто что-то очень важное для нее должно произойти в день прибытия короля в столицу. Она стала думать, что это как-то связано с приездом в Лондон Кристофера. В ней все больше росла уверенность в том, что он должен сказать ей нечто важное. Почему бы еще она могла пребывать в таком состоянии радостного возбуждения? Только это могло питать ее любовь к нему. Завтра она будет принадлежать ему. Ничто не остановит Джулию, как только он заключит ее в свои объятия.