Жемчужное ожерелье. Том 2

ГЛАВА 16

Джулия и Адам переехали в свой лондонский дом. Они обставили его хорошей мебелью, привезенной из Уоррендер Холла, а также новой, заказанной столяру-краснодеревщику еще тогда, когда только собирались пожениться. Майкл сказал Джулии, что она может взять лишние занавески и вышитое постельное белье из коллекции Анны или Кэтрин, так как в Сазерлее такого добра хватало. Она купила персидские ковры и французские гобелены, чтобы придать отделанным дубовыми панелями комнатам уютный вид. Ей и Адаму нравились далеко не все подарки, которые они получили в день своей свадьбы. Но те, что пришлись им по душе, например, серебряный подсвечник, подаренный Майклом и Софи, или два кожаных кресла, которые преподнес им Кристофер, были поставлены на самом видном месте.

Став женой члена парламента, Джулия поняла, что больше не может ходить по городу со своими лентами. Однако это не значило, что ей нельзя общаться с торговцами или посещать свою мастерскую. Но теперь у нее было меньше времени, так как ей приходилось вести светский образ жизни. Когда Адам в шутку предложил подыскать ей хорошенькую девушку, которая могла бы ходить вместо нее по городу с лентами, они весело обсудили это предложение. Он был убежден, что жена не станет ревновать его к другим женщинам. Если же узнает, что муж загулял, то рассердится, но измена не потрясет ее.

После первой брачной ночи Адаму стало казаться, что он завладел ее сердцем и невидимая преграда, разделявшая их, наконец рухнула. Он надеялся, что Джулия больше не любит другого человека. Но он находился во власти иллюзий и не понял, что этого не случилось. Жена часто выражала ему свое обожание, хвалила его чисто мужские достоинства, называя великолепным любовником. Днем или ночью она готова была составить ему компанию и участвовать в любых делах и развлечениях. Тем не менее Кристофер Рен невидимой стеной разделял их. У Адама было странное чувство, что они с этим человеком делят Джулию. Казалось, она дает ему все, что должна давать жена, сохраняя свою душу для милого дружка детства. Почему он был уверен в этом, Адам и сам не знал. Наверное, глубокая любовь к ней позволила проникнуть в тайны ее сердца.

Он пытался уверить себя, что нужно запастись терпением. Джулия станет его, как он того хочет. Между ними возникнет и телесная, и духовная связь. Он вовсе не хотел обладать ею, как какой-то собственник, желая лишь, чтобы она любила его. С горечью Адам стал понимать, что отсутствующая в ней ревность стала нарастать в нем самом. Раньше ничего подобного он за собой не замечал. Теперь же ему приходилось изо всех сил контролировать себя, чтобы не натворить чего-то такого, что могло бы навеки погубить их обоих.

Джулия нашла требующуюся ей девушку среди своих ткачих в мастерской на Картер Лейн. Ее звали Алиса Джоунс. Это была тихая, постоянно улыбающаяся уроженка Уэльса с веселыми глазами, светлыми волосами, грациозной походкой и манерами аристократки, что могло выгодно контрастировать с взбалмошным поведением рыжеволосой Нелли. Кроме того, девушка была одного роста с Джулией, так что ей пришлись в пору ее алые и белые платья.

— Я хочу ходить по городу с вашими лентами, миссис Уоррендер, — охотно согласилась на предложение Джулии Алиса. — Когда я могу начать?

— Завтра. Мы немножко порепетируем с тобой, а утром я доставлю тебя на постоялый двор «Хичкок Инн», где ты познакомишься с Нелли и ребятами Нидхэмов.

Алиса идеально подошла для этой роли. Так как она представляла Джулию, то торговцы относились к ней с большим почтением. Им также нравился ее приятный уэльский акцент. В мастерской были девушки и покрасивее, которые обиделись, когда Джулия остановила свой выбор на Алисе. Но они говорили грубыми голосами и не обладали хорошими манерами. В свободное от шествий по Лондону время Алиса продолжала ткать в мастерской.

— Почему ты приехала в Лондон? — спросила ее Джулия, когда принимала на работу.

— Я осиротела и стала жить у тети на Чипсайд. Теперь она инвалид и я ухаживаю за ней.

Джулия познакомилась с прошлым всех девушек и женщин, работающих у нее как в городе, так и в деревне. Она заметила, что в деревне все помогают друг другу. Лондонские же вышивальщицы и ткачихи могли надеяться лишь на самих себя, ибо оставили своих родных и знакомых в тех деревнях и небольших городках, откуда приехали. Общинный дух, правда, жил на многих улицах столицы, особенно в восточном районе и возле доков, но мало кто по-настоящему мог рассчитывать на помощь друзей в трудное время. Поняв это, Джулия дала понять своим работницам, что всегда готова выслушать их и обсудить их проблемы. Хотя она была и моложе многих работниц, те уважали ее как даму благородного происхождения, зная по жизненному опыту, что помещицы часто заботятся о крестьянах и помогают им. Преодолев первоначальную робость, они стали обращаться к ней с различными вопросами и получали или совет, или конкретную помощь. Более всего беспокоили женщин их дети.

Работницы делились с Джулией своими надеждами и страхами, рассказывали о мужьях, которые напивались и избивали их или страдали от чахотки. Девушки жаловались ей на то, что их бросили любимые, оставив кое-кого из них беременными. Она не позволяла своим работницам делать аборты — пусть лучше рожают, а потом отдадут детей в сиротский дом, где смогут навещать их. О ней пошла по городу хорошая молва. К ней стало приходить наниматься на работу столько вышивальщиц и ткачих, что она сняла дополнительное помещение по соседству. Производство продукции сначала удвоилось, а потом и утроилось.

Джулия страшно разозлилась, когда узнала, что образцы вышивки Паллистеров копируют другие предприниматели и продают по более низким ценам. Однако владельцы магазинов заверили ее, что взыскательные люди будут всегда покупать только ее товар, поскольку он обладает высоким качеством. Тем не менее она поняла, что ей надо постоянно разрабатывать все новые и новые образцы. Она обратилась за помощью к Мэри, которая вышивала с необыкновенной изобретательностью. Та придумала новый узор, состоящий из сердец и любовных узелков. Он сразу же стал пользоваться большим успехом, как и последующие придуманные ею узоры.

Тем временем Джулия начала вести светский образ жизни. Не успели они с Адамом переехать в свой лондонский дом, как их стали приглашать на всевозможные балы и приемы. Джулии запомнился на всю жизнь тот день, когда ей принесли письмо с королевской печатью. Она открыла его и показала Адаму. Король приглашал их в Уайтхолл на банкет.

— Мы будем обедать с Карлом, — воскликнула она, обнимая Адама вне себя от волнения.

Со смехом он посадил ее себе на колени.

— Я подозреваю, что все другие члены парламента также приглашены туда с женами.

— Чем больше их, тем веселее будет обед!

Молли, которая очень быстро приспособилась к лондонской жизни, хотя и скучала по Сазерлею, тоже разволновалась, узнав об этом приглашении. Служанке одевать госпожу, идущую во дворец, представлялось таким же важным занятием, как и подготовка невесты к свадьбе. Она волновалась даже больше Джулии, но это не помешало ей приготовить всю нужную одежду.

Адам надел серый камзол с золотой искрой и шляпу вишневого цвета с серым страусиным пером. Джулия была в платье из тафты шафранового цвета, украшенном вышитыми золотыми лентами. На шее у нее сияли бриллианты. Адам многого ждал от этого вечера и в глубине души надеялся, что Джулия будет самой красивой женщиной на банкете.

Уайтхолл состоял из зданий, построенных в эпоху ранних Тюдоров. Рядом с ними находился старинный замок, который когда-то принадлежал знатному шотландцу и был известен как Скотленд-Ярд. Во времена правления дедушки Карла II короля Джеймса здесь построили огромное здание в стиле ренессанса, архитектором которого был Иниго Джоунс, поклонник итальянских мастеров. Это сооружение называлось Дом банкетов. Именно у его крыльца кучер Уоррендеров остановил карету. Тут же выстроилась целая вереница экипажей, из которых выходили разодетые господа и дамы. Один из джентельменов показался знакомым Джулии.

— Да это же Кристофер! — воскликнула она, просияв. Ее необыкновенная радость не осталась незамеченной Адамом.

— Какой приятный сюрприз! — заметил он сухо. Однако он знал, что молодой человек должен присутствовать на банкете, так как прославился при дворе своими научными достижениями. Кроме того, его кузен был недавно назначен секретарем лорда-казначея.

Они вошли в богато украшенный зал. Кристофер, случайно обернувшись, увидел их и, обрадовавшись, подошел поздороваться.

— Как мне везет, — заметил он. — Я не люблю подобные шикарные приемы, но рад повстречать здесь своих друзей. Как вы устроились в своем новом доме?

— Очень хорошо, — ответил Адам.

— Нам очень нравится наш дом, — сказала Джулия. — Ты же помнишь, что я всегда хотела жить в доме, из окна которого могла бы видеть короля, скачущего верхом на коне в Уайтхолл.

— Да, помню, как же, — отвечал Кристофер. Они обменялись улыбками, вспомнив о том, что Кристофер обещал ей построить дом в Лондоне.

Адам почувствовал, что они каким-то образом общаются между собой, не произнося при этом ни слова.

— Я полагаю, что вы в скором времени отобедаете у нас, — обратился он к молодому ученому. Ему казалось, что лучше пригласить его в гости, чем обрекать Джулию на бесплодные томления.

Кристофер поклонился:

— Сочту за честь.

Они миновали переднюю и оказались у дверей длинного и прекрасного банкетного зала. Джулия знала, что Кэтрин считала архитектора, построившего это здание, варваром, который уничтожил платья Елизаветы, превратив их в маскарадные костюмы. Но невозможно было отрицать талант этого человека. Стены зала сияли золотом, а потолок был расписан Рубенсом, чьи картины в аллегорической форме изображали союз Англии с Шотландией и прославляли короля Джеймса. Кристофер хотел, чтобы Адам и Джулия раньше него прошли к королю. Но тут назвали его имя, и он покинул их. Потом настала и их очередь.

Рука об руку они прошествовали сквозь строй придворных к покрытому алым ковром возвышению, на котором стоял королевский золотой трон. После того как Джулия сделала глубокий реверанс, король взглянул на нее так, как будто узнал ее. Адам низко поклонился монарху, сняв при этом шляпу.

— Мы дважды имели удовольствие видеть вас, мадам, но ни разу не говорили с вами, — сказал Карл, улыбаясь, переговорив сначала с Адамом.

Она удивилась, что он помнит ее:

— Вообще-то вы видели меня три раза, сэр.

— В самом деле? — она заинтриговала его. — Как же я мог забыть, где видел вас в третий раз?!

— Тогда вы видели меня впервые. Я стояла рядом со своей матерью, а вы как раз закусывали, сидя верхом на лошади возле таверны в Хьютоне, что в графстве Сассекс. Мой отец, полковник Паллистер, находился при вас незадолго до этого.

— Так вы дочь Роберта? Карл встал с трона, подошел к ней и поцеловал руку. — Мы будем всегда рады видеть вас в Уайтхолле.

Она опять сделала реверанс. Затем Адам отвел ее в сторону, и они стали смотреть, как представляются королю другие пары. Он видел, что она ищет взглядом Кристофера, который для нее важнее, чем знаки внимания, оказанные королем.

— Я думаю, теперь нас всегда буду приглашать во дворец, Джулия, — сказал Адам, пытаясь обратить ее внимание на себя.

Она удивилась:

— В самом деле?

— Король намекнул на это, — он говорил тихо, чтобы никто не услышал его.

— Не понимаю, как он мог запомнить мое лицо в толпе, а потом опять обратить на меня внимание в парке Святого Джеймса.

— А я понимаю, — он заговорил еще тише. — Возможно, он будет приглашать тебя одну.

Она все поняла и с негодованием прошептала:

— В таком случае я не приму его приглашение.

Он знал, что она это скажет, и тем не менее обрадовался ее словам.

В течение вечера Адам заметил, что многие люди носят ленты Паллистеров. Мода в последнее время стала совершенно раскованной. Мужчины состязались с женщинами в яркости нарядов. Повсюду можно было видеть великолепные кружева и огромное количество лент. Джулия понимала, что если и король появится с ее тентами на шляпе, то она может считать свое предприятие удавшимся.

Спустя некоторое время после посещения дворца Джулия и Адам отправились в Сазерлей, чтобы решить кое-какие хозяйственные вопросы. Как только они прибыли туда, Анна протянула им письмо, полученное из американских колоний.

— Тут пишется о каком-то Мейкписе Уокере, — сказала она. — Должно быть, это какой-то мой дальний родственник. Мне не нужны никакие деньги. Пусть они пойдут на приданое Пейшенс.

Джулия стала читать письмо и поняла, что оно написано юристом, сообщающим Анне, что ее муж, Мейкпис Уокер, утонул вместе с другими пассажирами корабля капитана Кроухерста во время шторма. Юрист объяснял, что он занимается делами мистера Уокера в Америке, поэтому и знает о Сазерлее. После смерти его клиента он получил предложение продать оптовый магазин, которым владел мистер Уокер. Последний не оставил завещания, следовательно, все деньги от продажи достанутся его ближайшим родственникам. Юрист ждал ответа миссис Уокер и ее дальнейших инструкций.

Прочитав письмо, Джулия некоторое время сидела молча, никому не говоря ни слова. Что бы ни сделал Мейкпис, она не желала ему такого конца, хотя его гибель и избавляла Пейшенс от всякой опасности. Его дочь будет спокойно жить в Сазерлее. Джулию не удивило то, что он направлялся в Америку. Она знала, что у него там есть свой бизнес. Многие мужчины хотели бы умереть с мыслью, что оставляют после себя сына. Однако Мейкпису не повезло — он так и не узнал, что его служанка родила мальчика в Норфолке. Что до сокровищ Сазерлея, то они сейчас находятся на морском дне.

На следующий день она передала письмо их домашнему юристу. Мейкпис забрал с собой все бумаги. Если у него и имелось завещание, то оно ушло под воду вместе с ним. Теперь Анна должна получить деньги, вырученные от продажи американской собственности ее мужа. К тому же у Мейкписа имелось поместье в Кембрии. Так что у Пейшенс будет неплохое приданое.

Адам не ошибся, когда говорил, что их станут постоянно приглашать во дворец. Они посещали балы, концерты и обеды в Уайтхолле. При дворе царило буйное веселье. Люди много пили, скандалили, интриговали. Один знакомый Адама, мистер Сэмюель Пепис, заметил как-то в частном разговоре, что никогда не мог подумать, что при дворе в такой короткий срок так пышно расцветет разврат. Но король очень соскучился по веселью и, отдыхая от государственных дел, хотел вдоволь посмеяться и поразвлечься в веселой компании, так что сквозь пальцы смотрел на проказы своих придворных и их дам. Он хотел навсегда избавиться от меланхолии, преследовавшей его в мрачные времена жизни в изгнании. Король благодарил судьбу за то, что не похож на своего кузена, Людовика XIV, к которому его подданные относились с благоговейным страхом. Карл знал, что народ любит и уважает его. Где бы он ни появлялся, его встречали радостными криками. Даже враги признавали его великодушие.

Из всех развлечений Уайтхолла Карл, равно как и Джулия, более всего любили маску[8]. В банкетном зале была специальная сцена с изысканной аркой. В отличие от театра, где из зала были видны все декорации, тут пространство сцены скрывал алый занавес, спускающийся с перекладины под аркой. Когда начинался спектакль, слуги поднимали занавес. Зрители могли видеть замечательные декорации и актеров в невообразимых костюмах. Не менее красочно одетые зрители неизменно аплодировали исполнителям. Сама Джулия всегда с энтузиазмом хлопала в ладоши.

Придворные дамы и джентльмены принимали участие в пьесах. Профессиональные актеры в гротескных масках играли роли Порока, Зла и Буйства. Такие роли не подобало играть аристократам. Во время представлений всегда случалось нечто необычное — с небес на облаках спускались боги и богини, начинал действовать вулкан. Однажды на сцене появилась процессия древних римлян, в которой принимали участие двести актеров. В конце представления актеры из числа придворных спускались в зал и вели гостей на сцену, где начинались танцы. Однажды сам король пригласил Джулию на танец.

После этого ей время от времени предлагали сыграть роль в каком-нибудь представлении. Однажды, когда ставилась маска елизаветинских времен, она надела платье королевы Елизаветы. Джулия замечательно играла свои роли, пела и танцевала.

Так как Уоррендеры были в списке почетных гостей, их пригласили и на церемонию коронации в Вестминстерском аббатстве, которая состоялась через год после прибытия короля в Лондон.

Джулия очень обрадовалась возможности пойти туда. Адам, которого забавляло ее волнение, радовался, что то внимание, которое оказывалось его жене при дворе, не вскружило ей голову.

В день коронации они стали свидетелями древней и величественной церемонии, сопровождаемой пением хора и игрой на органе. Король был одет в парчовые одежды с алой мантией. Банты на его позолоченных башмаках были сделаны из шелковых лент Паллистеров, вышитых королевскими розами, шотландским татарником, валлийским бледно-желтым нарциссом и ирландским трилистником[9].

Когда наступил самый драматический момент и архиепископ Кентерберийский стал надевать на голову короля корону, Джулия от всего сердца надеялась, что будущее Карла будет более счастливым, чем его прошлое. Недавно скончался от оспы его брат Гарри, который прибыл вместе с ним в день Реставрации. Сестра Карла вышла замуж за брата короля Людовика XIV, который оказался гомосексуалистом. А первые попытки английского монарха примирить своих подданных на религиозной основе пока что не увенчались успехом.

— Боже, храни короля!

На его голову надели корону. Увешанное алыми гобеленами аббатство сотрясалось от громких криков, подхватываемых на улице толпами народа. Заиграли трубы. В Вестминстерском зале состоялся банкет, во время которого подавалось сорок блюд. После банкета король поплыл в Уайтхолл на украшенной барже. В толпу бросали специально отчеканенные по такому случаю монеты, на одной стороне которых был изображен профиль Карла II, а на другой — желудь, символизирующий обновление.

Нелли, которой исполнилось уже двенадцать лет, лазила под ногами людей и собирала монеты. Она с улыбкой смотрела на изображение короля. Что за милое лицо! Король очаровал всех в день своего возвращения в Лондон. Нелли казалось, что особое впечатление он произвел на нее.

Она часто встает рано утром и идет в парк Святого Джеймса, чтобы увидеть его, скачущего верхом на блестящей лошади. Иногда холодным зимним утром, одетая в теплые шерстяные носки, подаренные ей младшим сыном владельца постоялого двора «Хичкок Инн», так как мать ничего не покупала ей, пропивая все деньги, она, затаив дыхание, слышала громкий стук копыт, раздававшийся все ближе и ближе. Вдруг из тумана появлялся сам король с развевающимися черными волосами и мчался мимо нее, не обращая внимания на влюбленную девочку.

Она поцеловала его изображение на монете, прежде чем положить ее в карман. Уж эту монету она ни за что не отдаст матери, которая все равно истратит ее на спиртное. Нелли оставит ее себе на память и никогда не расстанется с ней.

Хотя король и не раздавал титулы своим приближенным направо и налево, все же некоторые из них удостоились этой чести в день коронации. Рыцарское звание было пожаловано Адаму за его поддержку генерала Монка и за ту роль, которую он сыграл в деле восстановления монархии. Адам был уверен в том, что щедрость короля имеет и иные причины.

— Ты тоже причастна к этому, — сказал он Джулии. — Присваивая мне рыцарское звание, король помнил заслуги перед ним твоего отца.

— Если все так, как ты говоришь, то король оказал нам величайшую милость, — Джулия взяла мужа под руку и положила голову ему на плечо. Адам стал ей очень дорог в последнее время. — Я все больше и больше верю в то, что нам суждено было пожениться.

Он обратил внимание на то, что она сказала «пожениться», а не «полюбить друг друга».

Джулия очень гордилась Адамом, когда смотрела на него, преклонившего колено пред монархом, посвящавшим его в рыцарское звание. Если теперь муж обратится к ней с предложением жить в Уоррендер Холле, она не посмеет отказать ему, несмотря на то, что она по-прежнему ненавидела этот дом. Но Адам так много сделал для нее.

Странно, что построенный из простого кирпича Уоррендер Холл так омрачил ее существование. Ведь, кроме Адама, она так же обожала его сестру Мег. А они родились в этом доме. Мег всегда навещала их, когда они приезжали в Сазерлей, а в их отсутствие проводила очень много времени с Анной и Мэри, подружившись с этими женщинами.

Джулия считала даром судьбы, что ее мать забыла все свои огорчения — не только жизнь с Мейкписом, но и то горе, которое причинили ей круглоголовые и полковник Уоррендер. Многие люди хотели бы забыть все плохое, что случилось с ними в жизни, и помнить только хорошее, но Анна достигла в этом смысле невиданных результатов.

Мег часто брала с собой младших детей, которые целыми днями играли в Сазерлее. Это очень радовало Пейшенс, так как она любила играть с другими детьми. Она росла крепкой девочкой. Ей уже исполнилось три года. У нее были шелковистые кудрявые волосы каштанового цвета; а ее платья так же украшались лентами, как и платья Джулии в детстве, да и рвались они точно так же.

— Я хочу, чтобы моя детка хорошо выглядела, — говорила Анна, заплетая ей в волосы еще одну ленточку.

Мэри, которая умела общаться с детьми, организовывала игры в парке или Холле, когда там устраивались детские утренники. Адам подарил Анне на день рождения кресло портшез[10], и слуги носили ее в соседнее имение кратчайшим путем.

Мег, которая знала от Адама о том, как относится к Уоррендер Холлу Джулия, всегда проявляла большую осторожность, если разговор шел на эту тему. Никогда она не заговаривала о том, что Джулии придется жить там в будущем, хотя и не пыталась скрывать свою любовь к дому, в котором выросла.

— Как хорошо вновь оказаться в Сассексе, — не раз повторяла она, как бы не веря в то, что с ней произошло такое чудо. Она никогда не приглашала Джулию посетить свой родовой дом. Вместо этого звала ее на концерт с последующим ужином в местной гостинице, славящейся хорошей кухней. Летом она устраивала роскошные пикники на природе, во время которых еду подавали лакеи, а музыканты играли приятные мелодии в ближайшей роще. Вечером лужайка, на которой устраивался пикник, освещалась огнями фейерверков. Дневные пикники для детей были простыми, но веселыми. Вот только Джулия грустила на них о том, что у нее нет своих детей.

Хотя она и ждала почти каждый день, что Адам вот-вот обратится к ней с предложением переехать в Уоррендер Холл, он так и не заводил разговор на эту тему. В те дни, когда ему не нужно было заседать в парламенте, он занимался своим имением и Сазерлеем. Адам часто ездил в Холл, но никогда не брал с собой Джулию.

Ленты Джулии с роялистской символикой, которые она в большом количестве поставляла в магазины накануне коронации, опять потребовались в следующем году после объявления о помолвке между королем и Екатериной Брагансской. Владельцы магазинов в тот же день сделали Джулии заказы, чтобы иметь достаточное количество этого товара еще до свадьбы. В те дни она привозила ленты в маленьких круглых ящичках, раскрашенных белыми и алыми цветами. Один из клиентов заказал ей такие ящички. Их делал знакомый мастер в Чичестере, который брал за работу меньше, чем лондонские мастера. Обычно она перевязывала их лентами, но накануне королевской свадьбы прикрепила к ним еще и колокольчики.

Екатерина Брагансская прибыла в Портсмут, и король обвенчался с ней в соборе. До этого он не видел свою невесту. Джулию очаровал португальский обычай разрезать ленты, снятые с платья невесты, на мелкие части.

Приданое Екатерины среди прочего включало в себя и портовый город Танжер[11]. Король предложил Кристоферу, ставшему доктором Реном, превратить Танжер в морскую базу для королевского флота. Тот с сожалением отверг это предложение, так как знал, что жара и пыль, а также песчаные бури скверно отразятся на его больных легких. Всякий раз, когда болезнь обострялась, он вспоминал предсказание Джулии, что ему суждено прожить до глубокой старости[12], однако слабая грудь внушала ему опасения.

Став профессором астрономии, он перестал преподавать в Грэсхэм-колледже, но по-прежнему регулярно приезжал в Лондон, чтобы посещать заседания ученого общества, состоящего из его старых друзей. Король проявлял интерес к науке и оказывал помощь этому обществу. Проведя день со своими друзьями, Кристофер явился к ужину в дом Адама и Джулии, как делал это всегда, нанося краткие визиты в столицу.

В тот вечер они принимали гостей. Адам, восседая во главе стола, смотрел на серебро и драгоценные камни, украшавшие шею Джулии, и вдруг понял, что она необыкновенно счастлива от того, что общается с Кристофером, сидящим рядом с ней. Ревность проснулась в нем. Когда она разговаривает с Кристофером, в ее глазах появляется какая-то особая теплота. Позднее, после того как Джулия исполнила для гостей песню, аккомпанируя себе на лютне, она вновь села рядом с Кристофером, в то время как кто-то другой стал играть на спинете. Адам, случайно взглянув на жену, непроизвольно сжал зубы — она держала Кристофера за руку и целовала в щеку.

Когда гости разошлись, Джулия сообщила Адаму о подарке, который сделал ей Кристофер:

— Он разрешил мне изготовить ткацкий станок по его проекту, который я видела несколько лет назад в Блечингтоне. На этом станке можно сразу ткать полдюжины лент, — она снимала свое жемчужное ожерелье, сидя перед зеркалом, и, повернувшись на мягком стуле, посмотрела на Адама ликующим взглядом: — Только подумай, что это значит! Я смогу нанять больше вышивальщиц.

— Я полагаю, что именно поэтому ты поцеловала его, когда мистер Кирби играл на спинете.

Он произнес эти слова таким резким тоном, что радостное выражение вмиг исчезло с ее лица. Глаза Джулии вспыхнули.

— Ты предпочел бы, чтоб я целовала его у тебя за спиной? — спросила она с вызовом в голосе.

— Не смеши меня! — воскликнул он, не меняя тона. — Ты не должна этого делать. Пора тебе уже кончать одаривать его своими ласками. Если кто-то из гостей видел этот поцелуй, то, возможно, подумал, что ты делаешь из меня рогоносца!

— Но это в высшей мере несправедливо! Никому из тех, кто знает меня, такое и в голову не придет. В любом случае, я убедилась, что они… — она не закончила фразу и прикусила губу.

В гневе он закончил предложение за нее:

— … слушают мистера Кирби и смотрят на него! Ты не думала, что я могу посмотреть на тебя в этот момент.

— Почему я должна думать об этом? Ты знаешь, что Кристофер и я дружим с детских лет, — она вздохнула. — Я вижу, что очень расстроила тебя. Я не хотела этого делать и весьма сожалею о своем поступке. Больше такого не будет.

Он не сказал ни слова, все еще злясь на нее. Отныне она, может быть, и не станет совершать подобных поступков, но ее постоянно выдают глаза. Он хотел объяснить, что хочет не только того, чтобы она перестала оказывать знаки внимания Кристоферу. Но не смог произнести ни слова. Он был слишком обижен и не мог говорить с ней на эту тему. Адам не видел пока выхода из того положения, в котором они оказались. Он не возражал против дружеских отношений Джулии с Кристофером, если бы только она перестала любить друга своего детства.

Они разделись в полной тишине, не обменявшись ни единым словом, не пожелав друг другу спокойной ночи, и легли, повернувшись спинами друг к другу. Ни Адам, ни Джулия не могли уснуть. Спустя час он повернулся к ней и дотронулся до ее теплого тела. Она сразу же прижалась к нему и разрыдалась. Он понимал, что она плачет потому, что ничего не может с собой поделать, — ее сердце принадлежит другому. Когда она успокоилась, он очень нежно овладел ею. Они помирились, хотя причина ссоры и не была устранена.

Ридли сделал для Джулии ткацкий станок по новому проекту и поклялся хранить это в тайне. Если другие фирмы, производящие ленты, разнюхают об этом станке, то начнут делать такие же. Запершись в отдельной комнате со старшей работницей миссис Блейк и Алисой, Джулия разрешила им опробовать станок. Сначала все шло хорошо, но потом он стал рвать нитки, и они ничего не могли с этим поделать. Так как это случилось в среду, Джулия пошла в Грэсхэм-колледж, где собирались члены королевского научного общества. Она сидела в передней и слышала громкие мужские голоса в комнате за дверью, где проходило собрание.

Когда наконец члены общества стали выходить из комнаты, Джулию поразило то обстоятельство, что большинство из них были ровесниками Кристофера, которому в октябре исполнялся тридцать один год. Это были отнюдь не седобородые ученые мужи, а энергичные, живые молодые люди. Некоторые из них носили модные парики, в то время как другие проявляли полное пренебрежение к одежде. Кристофер не примыкал ни к одной из крайностей — он одевался скромно, но по моде и всегда носил чистую одежду. Он о чем-то увлеченно спорил со своим коллегой. Они то ходили по комнате, то останавливались, не прекращая дискутировать. Отчаянно жестикулируя, Кристофер повернулся в сторону Джулии и увидел ее.

Он так удивился, что на какое-то мгновение на его лице появилось почти то же выражение, которое Джулия видела несколько лет назад, когда Кристофер впервые понял, что она из девочки превратилась во взрослую девушку. Удивление, восторг и желание смешались в его взгляде. Но все это вмиг исчезло, словно он снял с лица маску. Кристофер извинился перед приятелем и подошел к Джулии.

— Что привело тебя сюда, дорогая? — спросил он, светясь широкой улыбкой.

Она объяснила ему цель прихода, и он тотчас же отправился с ней в мастерскую. По дороге они обменялись новостями. Кристофер спросил ее, не собирается ли Майкл приезжать в Сазерлей.

— Нет, боюсь, что ему нездоровится. У него болит желудок, поэтому он не может приехать домой. Управляющий регулярно совершает поездки в Париж и получает от него все необходимые инструкции. Пока что Майкл, кажется, удовлетворен таким положением дел. Адам говорит, что нам нужно как-нибудь съездить к нему. Моему племяннику скоро исполнится три года, и я очень хочу увидеть его.

В мастерской рабочий день уже закончился, и все работницы, за исключением миссис Блейк и Алисы, уже ушли домой. Кристофер быстро починил станок. К удивлению женщин, он сел за него и выткал одновременно шесть лент. Джулия заявила, что собирается поручить Ридли изготовление еще нескольких станков подобного рода.

Не представляло труда заставить работниц держать секрет станка в тайне. Она пообещала им дополнительную плату за большее количество продукции, и никто не хотел терять лишние деньги. В мастерской появились новые станки, и никого из посторонних не пускали в помещение.

Алиса продолжала участвовать в шествиях с лентами вместе с ребятами Нидхэмов, которые уже выросли из своих ливрей и нуждались в новых. Но Джулия потеряла Нелли. Девочка быстро выросла и набралась опыта в заведении миссис Росс. Кроме этого места она знала лишь улицу да таверну. Несколько часов в неделю она плясала в процессии с лентами. Не всегда все шло должным образом. Нелли, довольно острая на язык, порой отпускала непристойные шутки в адрес прохожих, что вовсе не соответствовало целям Джулии, которая хотела, чтобы шествие производило приличное впечатление. Нелли же была так мила, что обращаться с ней строго было невозможно. В любом случае, она добродушно воспринимала и самую строгую критику. И вдруг она, как бы за одну ночь, превратилась из девочки в девушку с отличной фигурой и симпатичным лицом, на котором вовсе не отразилась та суровая жизнь, которую ей приходилось вести. Через некоторое время девушка заявила, что собирается проводить больше времени в заведении миссис Росс.

— Но тебе незачем делать это, — Джулию весьма беспокоила судьба девушки. — Я могу порекомендовать тебя в качестве служанки в хороший дом.

— А, это будет очень скучно! — весело рассмеялась Нелли. — Не беспокойтесь обо мне, мадам. Я долго не останусь у этой старой карги. Я честолюбива. На Друри Лейн открывается балаган. Это рядом с той улицей, где я живу. У меня есть мечта выступать на сцене.

Нельзя было не верить в то, что Нелли достигнет своей цели.

— Я приду на твой первый спектакль, — обещала ей Джулия, надеясь, что у девушки все сложится в жизни хорошо, ибо она такая отзывчивая и щедрая от природы. — Если тебе понадобится помощь, помни, что у тебя есть верные друзья.

— Спасибо, но у меня есть вот это, — она потянула за цепочку, висевшую у нее на шее, и показала Джулии серебряную монетку, в которой проделала дырочку, превратив таким образом в медальон. — Этот амулет будет хранить меня от несчастий!

Джулия в течение долгого времени не встречалась с Кристофером после посещения им ее мастерской, хотя он и присылал ей поздравления с днем рождения и Рождеством. Затем ему поручили строительство театра в Оксфорде. Этот театр предназначался не для актеров и актрис, а для проведения специальных лекций при большом стечении ученого народа. Он сделал макет театра и привез его в Лондон, чтобы показать членам научного общества, куда пригласил и Адама с Джулией. Кристофер пребывал в отличном расположении духа, так как перед этим совершил переливание крови собаке, которая при этом не испытывала никакой боли.

— Мой добрый пес резвился, как сверчок, после такой операции, не понимая, за что его угостили лишней мясной костью. Я уже прочел докторам медицины лекцию на эту тему, чтобы они поняли, какое благо могут принести человечеству такие операции.

— Как доктора приняли твое сообщение? — с интересом спросил Адам.

— Они не проявили особого энтузиазма по этому поводу, ибо предпочитают по старинке пускать кровь своим пациентам. Некоторые даже покинули зал, выражая этим протест против подобных операций по религиозным мотивам. Но я надеюсь, что не все останутся глухи к моим словам. По крайней мере, мои друзья по научному обществу проявили больше понимания. Но ученые к мыслители обязаны быть восприимчивы ко всему новому, — он открыл дверь, ведущую в другую комнату: — Взгляните на мой макет. Тут я тоже не следовал старым установкам. Судите сами, что из этого вышло.

Макет находился на стенде и отражался в его отполированной поверхности. Округлый по форме, этот театр напоминал римский Колизей. Но в то время как последний не имел крыши, сооружение Кристофера было увенчано куполом. Здание называлось Шелдонским театром и отличалось как красотой, так и гармоничностью.

— Хотелось бы расписать потолок в виде занавеса, спускающегося с небес, — заметил Кристофер.

— Судя по макету, это будет отличное здание, — сказала Джулия.

— Я хотел, чтобы вы оба посмотрели макет, — сказал он, глядя только на нее.

«И все-таки я ему нравлюсь», — думала Джулия. Свидетельством этому явилось его изумление при виде ее в Грэсхэм-колледже. Теперь, сам того не желая, он вновь обнаружил свои чувства к ней, показывая ей макет, играющий большую роль в его жизни. Она не сомневалась, что он любит Фейт за ее положительные качества, но не может разорвать ту любовную нить, что связывает его с Джулией. Ей хотелось сказать ему о том, что она знает его тайну, как он, должно быть, знает ее; но ни он, ни она не могли признаться в этом друг другу.

Король, наслаждающийся масками в своем дворце, очень любил театр, предпочитая, впрочем, комедии трагедиям, так как последних у него хватало в жизни. Он подарил одежды, которые носил во время коронации, театру и предложил своему брату, герцогу Йоркскому, сделать то же самое.

Джулия и Адам сидели в соседней с королевской ложе на представлении «Генриха V», во время которого актер, играющий короля Франции, вышел на сцену в той одежде, что была на Карле в момент коронации. Но Джулия заметила, что башмаки с бантами Паллистеров были заменены красными кожаными туфлями. Должно быть, королевская обувь пришлась не в пору актеру. Это подтвердилось позднее, когда они с Адамом были приглашены во время антракта в королевскую ложу. Такое случилось впервые, несмотря на то, что они уже не раз посещали какой-нибудь из лондонских театров одновременно с королем. Он обычно появлялся в обществе леди Каслмайн или какой-либо другой прекрасной женщины в платье с декольте и драгоценностями на шее. Все модницы не снимали в театре шляп, поля которых становились все шире и шире. Недавно Джулия начала выпускать специальные ленты для женских головных уборов, и они сразу же стали пользоваться большим успехом.

Новый театр, о котором говорила Нелли, готовился к открытию на Друри Лейн и должен был называться Королевским театром. Карл несколько раз лично посетил строительную площадку. Построенный в основном из дерева, он имел великолепный фронтон и большой вход. В зале имелось три ряда лож, над которыми находились две галереи — верхняя предназначалась для слуг, ожидающих своих господ во время представления. Партер предназначался не только для сидения, но и для гуляния. За кулисами зала располагались гримерные, причем у ведущих актеров и актрис были собственные уборные. В целом это был превосходный театр, и предполагалось, что там будут выступать отличные лицедеи.

В день открытия весь лондонский бомонд заполнил ложи Королевского театра. В партере прогуливались причудливо разодетые щеголи, флиртующие с хорошенькими женщинами. Фейт пришла в негодование, когда какие-то повесы стали посылать Джулии и ей воздушные поцелуи и отпускать двусмысленные комплименты. Скромная женщина убрала свое кресло вглубь ложи и села поближе к Кристоферу. Краем глаза Адам заметил, как изменилось лицо Джулии, когда Кристофер взял Фейт за руку, как бы давая понять своей возлюбленной, что защитит ее от любых неприятностей.

Один из франтов, разгоряченный элем, который продавали по соседству в таверне «Корова и Скрипка», добрался до ложи Уоррендеров и протянул Джулии цветок. Он оступился и чуть не упал, но вовремя схватился за перила. В тот же миг внизу собрались его друзья, готовые подхватить франта. Тот прыгнул вниз, и они все попадали друг на друга, к веселью почтенной публики. Джулия смеялась, радуясь, что глупый парень не пострадал.

Она обмахивалась веером, ее глаза сияли, все ей чрезвычайно нравилось. Крыша была наполовину стеклянной, и солнечные лучи соперничали со светом множества свечей, так как представление, как обычно, давалось в конце дня. Она отвечала на поклоны знакомых, но больше всего ей нравилось то, что происходило в партере. Адам тоже стал смотреть туда, склонившись над перилами ложи. Миловидные девушки продавали конфеты и апельсины, а также цветы, которые будут брошены актерам, если зрителям понравится спектакль. Но сидящие в партере и стоящие на галерке приготовили на всякий случай тухлые яйца и гнилые помидоры, если представление придется им не по вкусу и актеры будут плохо играть. Но им не мог не понравиться спектакль, который ставили в тот вечер. Он назывался «Веселый лейтенант» и пользовался большим успехом.

Внезапно Джулия вскрикнула от удивления:

— Смотри, Адам! Это же Нелли!

Девушка держала в руках корзинку с апельсинами. Да, это, безусловно, она. Рыжеволосая, смелая, она обменивалась колкими замечаниями со зрителями партера, хотя в общем шуме ее слов не было слышно. Но тут зазвучали фанфары, все встали, приветствуя короля, появившегося в своей ложе. Джулия, которая все еще наблюдала за Нелли, увидела, как изменилось лицо девушки при появлении короля. Она с восхищением смотрела на Карла. Одетый в алые и золотые одежды и шляпу с белым пером, он легким кивком головы отвечал как на приветствия благородного сословия, так и на громкие возгласы восторга, доносящиеся с галерки и из партера. Нелли видела только короля и не обратила никакого внимания на королеву в шелковом платье зеленого цвета, с жемчужным ожерельем на груди. Карл, улыбаясь, оглядел зал, но, конечно, не обратил внимания на запрокинутое лицо торговки апельсинами. Затем он сел, и комедия началась.

Никто не наслаждался пьесой больше, чем сам король. Он закатывался от смеха и хлопал себя руками по коленям после каждой остроумной шутки. Его уже повсюду окрестили «веселым монархом», что еще больше приблизило Карла к подданным, которые и сами любили посмеяться. Они не осуждали короля и за то, что он порой изменял своей жене.

В тот вечер королева веселилась не меньше мужа. Екатерина знала всего несколько английских слов, когда прибыла в Портсмут. Но с первых дней жизни в Англии начала прилежно учить язык этой страны, так что теперь уже свободно понимала все шутки, которыми изобиловала пьеса. Когда закончился первый акт, она аплодировала так же громко, как и король.

На этот раз Адам спустился в партер, чтобы поговорить с Нелли. Джулия видела, как девушка обмолвилась с ее мужем несколькими словами, а потом задрала голову и улыбнулась ей широкой улыбкой. Потом, подбежав под ложу, она выхватила из своей корзинки апельсин и бросила его вверх. Ее намерения были, без сомнений, самыми что ни на есть благородными. Но, если бы отличающийся хорошей реакцией Кристофер не поймал апельсин, словно крокетный шар, он разбился бы о панельную стенку ложи и забрызгал платье Джулии.

— Спасибо, Нелли! — крикнула Джулия.

— Я уже сделала первый шаг, не так ли? — шутливо крикнула та ей в ответ, показывая пальцем в сторону сцены.

— Сделай же еще один! — отвечала ей Джулия в том же духе. — Запомни! Я буду в ложе, когда наступит твой долгожданный день.

Нелли махнула рукой, благодарная Джулии за то, что та подбадривает ее, и стала опять продавать апельсины. Она отказалась взять деньги за брошенный Джулии фрукт, но Адам купил у нее еще три апельсина.

После этого случая Джулия видела Нелли всякий раз, когда вместе с Адамом приходила в Королевский театр. Девушка продолжала надеяться, что когда-нибудь ей повезет и она получит роль в спектакле. У нее же не было никакого актерского образования. А мистер Киллигрю, управляющий театром, очень скептически относился к непрофессионалам, так как в труппе и так хватало соперничества между актерами.

Королева часто обсуждала с Джулией разные пьесы. Екатерина считала, что ведет себя очень по-английски, проявляя интерес к театру, во всем стараясь подражать английским дамам. Ее радовало, что просьба дать ей чашку чаю — первые слова, которые она произнесла, высадившись на английскую землю, — явились поводом к тому, что англичане стали проявлять интерес к напитку, на который раньше обращали мало внимания. Она всегда спрашивала совета относительно того, как ей следует одеваться, не желая выглядеть чужеземкой. Однажды Джулия пришла во дворец с бантом из лент, на которых были вышиты подсолнухи. На следующий день королева приобрела себе точно такой же. Моду подхватили придворные дамы, а потом и другие женщины. В конце концов даже уличные торговки стали носить подобные ленты, хотя бедные люди могли позволить себе лишь очень дешевый товар. Потом ленты вышли из моды, и их продолжали носить только цветочницы.

К этому времени Нелли уже получила роль в пьесе. Ее наконец-то заметили и научили правильно танцевать. То, что девушка не умела ни читать, ни писать, не имело большого значения, так как она легко могла запомнить слова текста наизусть. Прирожденная актриса, она дебютировала в пьесе «Старый вояка». Джулия, как и обещала, пришла в театр, чтобы поаплодировать ей. С тех пор она не раз поддерживала Нелли, по мере того как та получала все новые и более важные роли. Некоторые из них писались специально для девушки. Она играла мужские роли. У нее оказались отличные ноги. В городе стали говорить, что из всех актрис самые лучшие ножки у хорошенькой, смышленой Нелли из Королевского театра.

После того как началась война с Голландией, Адам стал подолгу задерживаться в парламенте. Работа сблизила его с мистером Пеписом, который несколько раз приглашал его с Джулией в свой дом на обед или ужин. Эти вечера проходили в очень веселой атмосфере и сопровождались дружеской беседой. За столом царила жена хозяина Элизабет — красивая женщина с прекрасными глазами. Адам и мистер Пепис были озабочены действиями герцога Йоркского, который предпринял легкомысленную блокаду голландских портов, послав туда плохо подготовленный флот. После того как этот флот вернулся в Англию, Джулия почти не видела мужа, так как парламентские дебаты отнимали у него все свободное время. Ей не нравился брат короля. Он был самонадеянным, высокомерным человеком, хотя никто не стал бы отрицать храбрость, проявленную им на войне. Являясь формальным наследником трона, так как королева оказалась бесплодной, он очень обрадовался, когда голландцы сдали англичанам американский город Новый Амстердам, который был в его честь переименован в Нью-Йорк. Джулия стала опасаться, что она так же бесплодна, как и королева. Но, по крайней мере, она не мучалась от сознания того, что у ее мужа имеются внебрачные дети.

Дела, связанные с войной, так увлекли Адама, что он забыл о своем обещании сопровождать Джулию во Францию.

— Сейчас я не могу покинуть Англию, — сказал он ей с сожалением в голосе, когда она напомнила, что день отъезда приближается. — А ты поезжай. Я найду кого-нибудь, кто мог бы сопровождать тебя и твою служанку. Один весьма надежный господин едет туда со своей женой.

— Кристофер едет во Францию в июне, — выпалила она.

Он вздохнул. Одно упоминание имени ее первой любви бесило его.

— В самом деле? Я не слышал об этом.

Она уловила нотки недовольства в его голосе.

— Я могу взять с собой Фейт. Когда она гостила у нас в последний раз, мы говорили о Париже, и она выразила желание увидеть этот город.

— Смею надеяться, что она хотела совершить эту поездку в качестве жены Кристофера, — его голос стал резким. Джулия сразу же заговорила о Фейт. Неужели она боится остаться наедине с Кристофером?

— Они еще не скоро поженятся, — сказала Джулия как бы между прочим. — Он сейчас слишком занят архитектурным проектом: строит новую часовню в Оксфорде.

— Но ведь он найдет время для поездки в Париж?

Она внимательно посмотрела на мужа. Сарказм не был свойствен ему.

— Он много слышал о замечательных архитектурных памятниках Парижа и хочет сам осмотреть их, так как это может помочь его работе. Я сомневаюсь, что мы с Фейт будем там часто его видеть. Ты же знаешь, он становится просто одержимым, если что-то по-настоящему интересует его.

Кристофер не поехал с Джулией, Фейт и Молли в Париж, так как не мог покинуть Англию до июля. Обе женщины предпочли бы подождать его, но Адам договорился с одним престарелым графом и его женой, которые ехали в Италию через Францию, чтобы они взяли с собой Джулию и Фейт, Предполагалось, что Адам доставит их домой через несколько недель, так как Кристосфер собирался пробыть в Париже довольно долго.

— Я буду скучать по тебе, Адам, — сказала Джулия пылко, когда он обнял ее на прощание.

Он горячо поцеловал ее:

— Веселись там. Встретимся в Париже.

Потом жена махнула ему рукой, сидя в карете, которая уносила ее вместе с Фейт, графом и его женой далеко от Лондона. За каретой следовали повозки с багажом и верховые слуги графа, крепкие ребята, одетые в ливреи. Они должны были защищать путешественников от разбойников. Отдаленная канонада, похожая на раскаты грома, напомнила о том, что на море идет бой между английским и голландским флотами. Когда карета проезжала через Лондонский мост, они видели людей, слушающих звуки канонады.

По прибытии во Францию путешественники узнали, что морская битва при Лоустоф выиграна англичанами. Однако в Париже их ждала другая новость — оказывается, воина еще не закончена, как они надеялись. Голландцы оказались упорным народом и не собирались сдаваться после первого поражения.

Через четыре дня после отъезда жены Адам шел по Друри Лейн и увидел нечто такое, от чего кровь похолодела у него в жилах. На четырех дверях были нарисованы красные кресты. Знаки говорили о том, что эти дома посетила чума. Под крестами стояла надпись: «Господи, сжалься над нами». Было седьмое июня 1665 года.

Брат и сестра очень обрадовались друг другу. Фейт не могла скрыть счастливой улыбки, глядя на них. Однако, к своему удивлению, она заметила, что Софи чем-то недовольна; ее лицо походило на застывшую маску. Но женщина улыбнулась, когда Майкл представил ей Джулию. Фейт решила, что француженка просто слегка смутилась.

Жан-Роберт ждал своей очереди поздороваться с тетей, которую никогда раньше не видел.

Он поклонился и галантно поцеловал руку Джулии. Потом поднял на нее озорно сверкающие глаза:

— Я ведь английский джентльмен, равно как и французский, не так ли, тетя Джулия?

Она неплохо знала французский и поняла его.

— Конечно же ты английский джентльмен, — отвечала она ему с теплотой в голосе на том же языке, на котором он обратился к ней.

— Мне уже шесть лет, — он был большим мальчиком для своего возраста. И, как это часто бывает с сыновьями, больше походил на свою мать, хотя в его черных глазах было что-то и от Майкла. Его вьющиеся волосы по цвету напоминали волосы Кэтрин в юности.

— Я вижу, что ты совсем взрослый.

Он так же церемонно поздоровался с Фейт и даже обратился к ней по-английски:

— Добро пожаловать во Францию, мадам.

Она могла бы ответить ему по-французски, но поблагодарила мальчика по-английски. По его виду можно было судить, что он доволен собой.

Майкл и Софи теперь владели большим домом Бриссаров. Отец Софи умер в конце прошлого года. Она все еще носила траур с той элегантностью, на которую способны только француженки. Но горевала она вполне искренне. Она никого не любила кроме отца. И дорожила своим сыном лишь потому, что он радовал дедушку. Она покидала дом только для того, чтобы посетить кладбище, куда шла в черной вуали, закрывающей лицо. Теперь, полностью отказавшись от исполнения своих супружеских обязанностей, она очистилась и посвятила свою жизнь памяти Жана Бриссара. О своей матери она никогда не думала.

Иногда Софи досаждали головные боли. Еще больше она страдала от спазмов сосудов, начиная думать, что этот недуг послан ей в наказание за то, что она давала Майклу яд. Впрочем, с ней такое случалось и до встречи с ним. Она не испытывала ни малейшей жалости к мужу. Видя, как он лежит с завернутым во фланелевую тряпку горячим кирпичом на животе, она радовалась тому, что имеет возможность наказывать Майкла, а в его лице и весь мужской пол, от лица женщин, страдающих как в постели с мужьями, так и при родах. Однажды, когда сын вырастет и сможет самостоятельно заниматься бизнесом, она избавится от Майкла, дав ему такую дозу яда, что он будет дико кричать от боли, пока не умрет.

Джулия, озабоченная плохим состоянием Софи, приготовила горячий напиток из молока, вина и пряностей, помогающий в таких случаях. А когда принесла напиток Софи, то обнаружила, что они с Майклом спят отдельно. Их спальни находились на разных этажах. Теперь Джулия получила последнее доказательство того, что отношения между братом и его женой далеко не идеальны. Они вели себя по отношению друг к другу как посторонние люди. Соединял их лишь ребенок.

Джулия писала Адаму и матери обо всем, что видела в Париже, который по воле короля Франции все хорошел. Строились новые здания, расширялись улицы, по Елисейским полям пролегла широкая дорога. Адам прислал ей одно письмо. Так как он больше не писал, она поняла, что скоро надо ждать его в Париже. Она даже надеялась, что он приедет в июле вместе с Кристофером, но этого не произошло.

Кристофер снял квартиру в Париже и каждый день совершал прогулки по городу, осматривая архитектурные сооружения, которых никогда раньше не видел. Он покупал гравюры, изображавшие парижские здания, и сам делал зарисовки.

— У меня теперь целая папка диаграмм, рисунков и гравюр, — весело говорил он, обедая как-то раз воскресным днем в доме Бриссаров, — и мне кажется, что я увожу с собой добрую половину Франции.

— Вы уже видели Версаль? — спросила его Софи.

— Нет, мадам, но собираюсь туда в ближайшее время. Я горю желанием посмотреть, как король Людовик усовершенствовал охотничий домик своего отца.

В разговор вступил Майкл:

— Почему бы тебе не присоединиться к нам завтра утром? Я как раз собираюсь отвезти туда твою невесту и сестру. Сейчас король живет в Версале, и у Джулии будет возможность повидаться с Джо. Это тот самый конюх, который последовал за мной в изгнание.

Софи напряглась.

— Ты больше не изгнанник, муженек, — сказала она с холодком в голосе. — Франция теперь твоя родина.

Последовало неловкое молчание. Но Кристофер разрядил обстановку.

— Спасибо, Майкл. Я принимаю твое приглашение, — он с нежностью посмотрел на Фейт. — Я так редко встречаюсь с тобой, дорогая, а время летит просто стремительно.

— Я понимаю, что ты приехал сюда, чтобы изучать архитектуру, — ответила она.

Когда на следующий день они ехали в карете, Кристофер обнял Фейт за талию и держал ее всю дорогу, иногда покрепче прижимая к себе. Она считала, что это останется незамеченным для Майкла и Джулии. Они сидели напротив, но Жан-Роберт все время болтал, отвлекая их внимание. Кристофер вел себя весьма пылко, когда оставался наедине с Фейт. Она надеялась, что он овладеет ею здесь, в Париже, но этого не случилось. Люди его склада вели себя очень благородно по отношению к тем женщинам, которых уважали. Она же неоднократно желала, чтобы он обращался с нею попроще.

Карета остановилась у ворот Версаля. Они прошли на королевский двор. Кристофер так заинтересовался строительными работами, ведущимися на месте бывшего охотничьего домика, что забыл обо всем на свете. Тогда Майкл договорился с ним о месте и времени встречи и повел Жана-Роберта на конюшню посмотреть лошадей. Там же он полагал найти Джо.

Джулия и Фейт стали осматривать дворец. Повсюду можно было видеть роскошно одетых придворных господ и дам, которые даже днем носили такие драгоценности, которые в Уайтхолле надевались лишь на балы. Никто не обращал внимания на двух англичанок, ибо во Франции публика свободно допускалась во дворцы. При удаче они даже могли увидеть его величество.

Им повезло. Они уже собрались покидать дворец, когда лицом к лицу столкнулись с королем: он снял свою шляпу с белым пером, а они сделали реверанс. Женщинам бросилось в глаза сходство короля с кузеном Карлом II. Они оба были высокого роста, черноволосы, с выразительными чертами лица.

На улице их поджидал Джо:

— Госпожа!

— Джо! Сколько же мы с тобой не виделись! — воскликнула Джулия, придя в восторг.

После того как они обменялись приветствиями, Фейт покинула их и отправилась на поиски Майкла и его сына, которые находились в парке. Джо подвел Джулию к скамье возле фонтана. Конюх очень пополнел, но остался таким же энергичным, живым и подвижным, как и раньше. Однако он очень опечалился, когда разговор зашел о Сазерлее.

— Как там усадьба, госпожа? Я бы вернулся туда хоть завтра, если б мог.

— Для тебя у нас всегда найдется место, Джо.

Он сидел, опустив руки на колени и нервно махал своей шляпой.

— Это не так просто. Я женат, имею двух близнецов, скоро должен родиться еще один ребенок. Моя жена ни за что не поедет со мной в Англию. Французы во многом отличаются от нас, но, как и англичане, предпочитают жить у себя на родине, — затем он понизил голос: — Может быть, вы знаете, а может, нет, но жена мистера Майкла, как и моя, не желает покидать Францию. Уж это точно.

— Я знаю.

— Тут еще вот что, — он осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. Затем заговорил почти в самое ухо Джулии: — Мне не нравится, что всякий раз, когда мистер Майкл собирается поехать домой, у него начинаются боли в животе. В первый раз он чуть не умер. Я видел его всего за два дня до отъезда, и он находился в полном здравии. Вы меня понимаете? — он подмигнул ей. Джулия почувствовала, как страх сжимает ей сердце.

— Ты считаешь, что тут дело нечисто?

— Она не собирается убивать его, но хочет привязать к себе. Яд всегда считался лучшим орудием женщины.

Она вспомнила, что говорил ей о Софи Адам, который, впрочем, не подозревал ее в такой жестокости.

— Спасибо, что рассказал мне об этом. При случае я переговорю с Майклом, не называя твоего имени.

— Вы как сестра можете это сделать. Меня бы он не стал и слушать, так как я не слышал от него ни одного плохого слова о ней.

— Возможно, ты опять спасаешь жизнь моего брата. В конце концов, человеческий организм не в силах долго сопротивляться воздействию яда.

— Как долго вы пробудете во Франции?

— Пока не знаю. Я здесь уже семь недель, а муж так и не приехал за мной. Я думаю, он забыл о том, что мне нужно заниматься моими лентами.

— Оставайтесь пока здесь. Он хочет, чтобы вы были в безопасности.

— В безопасности? Но какая опасность может угрожать мне? Война с Голландией?

Он в недоумении уставился на нее:

— Вы разве не знаете, что в Лондоне уже давно свирепствует чума? Люди мрут как мухи.

Она покачнулась и вцепилась в край скамьи. Разговоры о надвигающейся чуме давно ходили в Лондоне. Но летом обычно вспыхивали всякие эпидемии, так что у нее не было оснований верить слухам.

— Когда это произошло?

— В начале июня.

— Значит, Кристофер Рен должен был знать о чуме. Ведь он прибыл из Оксфорда в июле. Его невеста получила письмо, в котором ей, наверное, писали об эпидемии. Что до моего брата, то он, разумеется, тоже должен знать об этом, ибо ведет дела с английскими купцами.

Она припомнила, что как только гости в доме Бриссаров начинали говорить о чуме, Майкл прерывал их и менял тему разговора. Тогда она не обращала на это внимания, но теперь поняла, что ее специально держали в неведении.

— Мне нужно идти, Джо, — сказала она, вставая. Он тоже встал. — Мы коснулись двух ужасных тем, требующих немедленного решения. Благослови тебя Господь.

— Благослови вас Господь, мадам.

Кристофер увидел Джулию, быстрым шагом направляющуюся к нему через Королевский двор. Он отложил альбом с зарисовками. На его взгляд, смесь кирпича, камня, синей черепицы и позолоты делала Версаль похожим на лакея, одетого в безвкусную ливрею. Он соглашался с французскими архитекторами, которые хотели снести старые постройки и воздвигнуть на их месте новый дворец.

— Кристофер! Почему ты не сказал мне о том, что в Лондоне свирепствует чума? Ведь ты же знал об этом.

Итак, ей стало известно об эпидемии. Это должно было случиться. Он отвечал ей с печалью в голосе:

— Адам написал мне еще до того, как я покинул Оксфорд, что чума уже унесла жизни многих людей, и просил меня скрыть это от тебя. Я сообщил об этом Майклу, как только приехал во Францию. Адам хотел, чтобы ты оставалась в Париже.

— Я сейчас же поеду в Англию. Может быть, он уже заболел.

— Поступай так, как того желает он, и оставайся здесь. Король ведет себя таким же образом, как и Адам. Он отослал королеву в Хэмптон, придворных — в Оксфорд, а сам остался в Вестминстере.

— Я должна быть рядом с мужем и моими вышивальщицами, которых должна уберечь от чумы.

— Никто сейчас не может выезжать из Лондона без разрешения лорд-мэра. Когда я выехал из Оксфорда, то увидел кордоны на всех дорогах, ведущих из столицы.

— Что бы ты ни говорил, я все равно поеду домой.

Тревожное выражение появилось на его лице. Он схватил Джулию за плечи:

— Я запрещаю тебе покидать Францию, пока не утихнет чума!

Она смягчилась, видя, что он опасается, как бы она не стала жертвой ужасной болезни.

— Дорогой Кристофер, прошли те дни, когда я благоговейно прислушивалась к каждому твоему слову. Давай найдем наших близких и вернемся в Париж.

Она быстро обняла его за шею и горячо поцеловала в губы. Так они стояли, обнявшись, некоторое время. Их тени падали на мощеный двор Версаля. Оба знали, что это их последний поцелуй.

Как только Джулия прибыла в Париж, она сразу же покинула его в карете, направляющейся к побережью. Майкл сопровождал ее. Молли могла бы остаться во Франции и вернуться домой вместе с Кристофером и Фейт после того, как минует опасность чумы, но настояла на том, чтобы ехать вместе с госпожой.

— В любом случае мне нечего бояться. Мои родители умерли в чумном бараке, а я выжила, — заявила она твердо.

— Какой ужас!

— Да, ужас. Но, изолировав нас, остальные крестьяне спасли свои жизни. Если бы так поступили в Лондоне, то чума никогда не распространилась бы столь широко. В деревнях живут более умные люди, чем в городах.

После того как Молли уснула, Джулия начала разговор с Майклом о его странных болях в животе. Стараясь быть как можно более тактичной, она заметила, что странным образом эти боли появляются всякий раз, когда ему нужно ехать в Англию. Она не видела его лица в темноте, но слышала его глубокий вздох.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — признался он. — Я и сам сначала пришел к такому выводу. Но потом понял, что ошибаюсь, ибо в следующий раз боли были весьма незначительные и их можно было объяснить лишь расстройством желудка. Доктор сказал мне то же самое.

— А эти боли совпадают с какими-нибудь событиями?

— Нет, они могут беспокоить меня когда угодно. Я считаю, что это происходит из-за переутомлений на работе, где у меня не всегда все ладится. Не думай об этом, Джулия. Тут не о чем беспокоиться.

Она наклонилась к нему:

— Давай проверим, так ли это, как ты говоришь! Поедем со мной в Англию! Ты можешь сразу же отправиться в Сазерлей, минуя Лондон, если боишься заразиться чумой. Побудь там хотя бы дня два! Посмотрим, появятся ли у тебя боли, которые ты объясняешь нервным напряжением! Если их не будет, ты поймешь, что они вызываются искусственным путем.

Она почувствовала, что он колеблется и как бы борется сам с собой, не желая верить в то, что его жена способна на такую подлость. Все его существо протестовало против этого. Но Майклу представлялась идеальная возможность проверить теорию Джулии, ибо на этот раз его жена думала, что он доедет только до Кале.

— Я поеду с тобой, — сказал он глухим голосом.

В Кале он узнал, что до отплытия корабля остается пять часов. Пока Джулия и Молли отдыхали в гостинице, он написал несколько писем, которые собирался вручить кучеру, чтобы он доставил их в Париж. Одно письмо предназначалось Софи. В нем он объяснял жене, что ему неожиданно пришла в голову мысль посетить свое имение. Второе письмо адресовал своему старшему приказчику, которому давал рекомендации: как вести дела в его отсутствие. Когда он запечатал письма и отдал кучеру, он уже понял истину: никакие боли на этот раз не побеспокоили его.