Жемчужное ожерелье. Том 2

ГЛАВА 18

Но уже не оставалось времени в этот день, чтобы ехать в Лондон, им не удалось бы попасть туда до наступления комендантского часа. В то время как кучер отгонял лошадей, которых она нанимала по дороге, стражник развел костер для Джулии. Трава совсем высохла из-за жаркой погоды. И Джулия, и стражник считали, что, пока жара не прекратится, чума не пойдет на убыль. Мужчина не прочь был поболтать, а у нее уже не осталось сил для разговора, она совершенно вымоталась за день. Вернулся кучер и отвез ее в таверну, где они решили провести ночь, а на рассвете отправиться в Лондон.

В середине дня карета Паллистеров подъехала к улице, где жила Алиса. Улица эта была такой узкой, что по ней нельзя было прокатить даже ручную тачку. Маленькие деревянные домики с темными окнами и узкими дверями лепились один к другому. Кучер спрыгнул с козел, но не стал открывать дверь кареты. По выражению его лица Джулия поняла, что он потрясен увиденным.

— Разрешите, я приведу этих двух женщин, мадам. А вы не выходите из кареты. Больно уж страшное это место.

Она покачала головой:

— Ты должен остаться здесь и сторожить лошадей. Ты лучше меня стреляешь из пистолета.

— Хорошо, госпожа, — он помог ей выйти. У него за поясом торчали два пистолета, и он не колеблясь пустил бы их в ход при надобности.

Ей пришлось пройти около двадцати ярдов по вонючей, залитой помоями улице. На трех дверях она увидела красные кресты, но так как сторожа поблизости не было, Джулия решила, что все жильцы уже умерли. Проходя мимо последнего дома, она увидела маленькую девочку с грязным лицом и спутанными кудряшками на голове. Она выглядывала из окна первого этажа. В ее испуганных глазах стояли слезы. Джулия подумала, что, очевидно, сторож ушел по каким-то делам, ибо в доме еще оставались живые люди. Она подошла к окну, желая хоть как-то подбодрить несчастного ребенка.

— Я знаю, что неприятно сидеть дома в такую хорошую погоду, но скоро тебя выпустят, и ты опять сможешь играть на улице.

Из-за стекла до нее донесся приглушенный обиженный голос девочки:

— А я хочу играть сейчас!

— Ты будешь играть, когда все поправятся.

Но вместо того чтобы успокоиться, девочка залилась горькими слезами:

— Все уже ушли отсюда.

У Джулии екнуло сердце. Но ведь ребенок не может один оставаться дома!

— Кто же там с тобой?

Последовал тот же ответ:

— Все ушли от Кэти, — девочка опустила голову на подоконник и, плача, стала гладить стекло, умоляя, чтобы ее выпустили на улицу.

Придя в ужас от увиденного, Джулия подошла к дому Алисы и постучалась в дверь, которая тут же открылась. На пороге стояла радостная Алиса.

— Добрый день, госпожа Уоррендер. Моя тетя и я ждем вас с самого утра.

— В соседнем доме находится ребенок! — воскликнула Джулия, входя в комнату. — Она что, одна там?

Алиса печально кивнула:

— Только она осталась в живых из всей семьи. Раз в день сторож приносит ей еду.

— Но это ужасно!

— Я согласна с вами. Кэти очень боится темноты и иногда кричит. Я пыталась разговаривать с ней через стенку, но она все время плачет и зовет мать. Ее родители были почтенными и трудолюбивыми людьми.

Джулия схватилась за спинку стула, чтобы не упасть.

— Я не могу перенести это. Нужно взять ребенка с собой.

— Но как? Дверь заперта на замок, а черного хода в доме нет.

— Может быть, прорубим ход в стене. Потом я возмещу тебе убытки.

Из кресла, стоящего в темном углу комнаты, раздался голос пожилой женщины:

— Вы найдете зубило и молоток в подвале. Стена вся прогнила от старости.

Джулия благодарно посмотрела на тетю Алисы — маленькую женщину, прикованную к своему креслу неизлечимой болезнью.

— Спасибо, мадам.

Алиса принесла инструменты и поднялась вместе с Джулией по шаткой лестнице на второй этаж.

— Я помогу вам, — сказала она.

— Нет. Тебе нельзя общаться с зараженными людьми. Отведи свою тетю к карете и объясни кучеру, чем я тут занята. Я выведу Кэти из города. Пусть он встречает меня завтра утром у реки. Но я сначала вымою ребенка здесь. У тебя есть во что завернуть девочку?

Алиса нашла юбку, иголку и нитку. К этому она положила еще и шаль. Потом спустилась на кухню, чтобы поставить греть воду. Сделав это, она осторожно стала выводить больную тетю на улицу.

Оставшись одна, Джулия начала прорубать дыру в стене. Полусгнившее дерево легко поддалось ударам зубила. Раздался треск, и доска, подсохшая за лето, упала на пол, обдав Джулию пылью. Теперь в стене образовалось отверстие, через которое можно было видеть комнату Кэти. Тут же в нос Джулии ударил ужасный запах, о происхождении которого она могла догадаться.

— Кэти! — позвала она. — Я проделала в стене дверь, чтобы забрать тебя. — Она еще немного поработала зубилом, чтобы увеличить размеры отверстия: — Иди наверх, маленькая. Не бойся. Я сделала дверь. Теперь ты можешь выйти на улицу и поиграть.

Она прислушалась. Ей очень не хотелось входить в зараженное помещение. Кэти молчала. Джулия продолжала звать ее. Наконец она услышала скрип ветхой лестницы. Лицо Кэти показалось в отверстии.

— Вот видишь! Я твоя знакомая, которая разговаривала с тобой через окно, — Джулия протянула руки к ребенку. — Я пришла за тобой.

Нижняя губа девочки дрожала:

— Я хочу к маме.

— Да, я знаю. Но она хочет, чтобы ты была со мной.

Кэти дала себя уговорить. Подбежав к отверстию, она внимательно изучила его:

— Какая красивая дверочка.

— Да, красивая, но, чтобы пройти через нее, ты должна снять с себя всю свою одежду. У меня тут есть для тебя платьице. Твоя мама хотела, чтобы ты надела его.

Кэти послушно сняла с себя одежду — мама всегда переодевала ее в чистое.

Потом она пролезла в отверстие в стене, и Джулия взяла ее на руки, стараясь держать девочку подальше от себя. Однако Кэти внезапно крепко обняла ее за шею, не замечая испуга на лице Джулии. Но ведь это ребенок, а не ядовитая змея, подумала Джулия, непроизвольно прижимая к себе девочку. Она сделала бы это, даже если бы Кэти была покрыта чумными пятнами.

— Твоя соседка Алиса оставила на кухне теплую воду, чтобы ты могла искупаться. Я думаю, там есть и мыло.

Кэти печально склонила голову:

— Наверное, нужно много мыла, чтобы отмыть меня.

Джулия рассмеялась:

— Я уверена в этом.

Вода еще не успела как следует нагреться, но Кэти не жаловалась, сидя в ванне и весело плескаясь там. Ее кудряшки пришлось не раз хорошенько промыть, прежде чем они приобрели свой золотистый цвет. Девочка была очень худая, и Джулия подумала, что она голодна.

Новая одежда очень понравилась Кэти своими яркими красками, хотя и была велика ей. Джулия привела себя в порядок, так как испачкалась, пробивая отверстие в двери. Ей нужно было также удалить занозы на руках. Она собиралась ехать верхом вместе с Кэти на лошади, которую надеялась найти в городе.

Загасив огонь в печи, Джулия закрыла дверь на ключ, который Алиса оставила в замке. Она взяла Кэти за руку и вышла на улицу. Кучер ждал ее на прежнем месте. Когда она приблизилась к карете, он спрыгнул с козел и заговорил, предвидя ее упреки.

— Я не совсем понял то, что сказала мне ваша знакомая, — соврал он, не моргнув глазом. — Я думаю, вам захочется сесть на козлы рядом со мной и взять с собой девочку.

Она внимательно посмотрела на него:

— Если только ребенок уже не заразился, никакого вреда от него не будет. Со мной же дело может обстоять иначе.

— Тогда мне лучше сразу же отвезти вас в Сазерлей, госпожа.

— Я бы очень хотела поскорей оказаться там, но придется побыть некоторое время вместе с Кэти. Я скажу, куда ты должен отвезти нас после того, как доставишь на место двух своих пассажирок.

Кэти заснула, как только карета тронулась с места, положив голову на колени Джулии. После того как она показала справки при выезде из города, ее начало беспокоить какое-то недоброе предчувствие. Отчаяние в ее душе росло по мере того, как они все дальше отъезжали от Лондона.

Ворота Сазерлея открылись, как только к ним приблизилась карета. Дома не было видно из-за деревьев, но Джулия с нежностью смотрела на дорожку, ведущую к нему.

Она обратилась к привратнику с вопросом, который всю дорогу не давал ей покоя:

— Сэр Адам уже вернулся из Франции?

— Нет, госпожа.

Странно, но она не удивилась этому ответу. Все и должно идти именно так — шиворот-навыворот.

— А хозяин дома?

— Он уехал во Францию вчера.

— Передай Молли, что в течение трех недель я буду жить в домике, что стоит в долине Хонивуд, — она заметила, как кучер резко повернул голову в ее сторону, а у привратника отвисла челюсть. — Пусть она оставит у ворот запас еды, постельное белье и все другие необходимые вещи, которые будут нужны маленькой девочке, — она кивнула кучеру: — Поехали.

Он подчинился, но Джулия поняла, что этот человек удивлен и напуган тем, что она решила жить в таком убогом жилище. Раньше там жили пастухи, пока не было решено, что им лучше передвигаться с пастбища на пастбище в крытом фургоне и ночевать в нем. Место, где находился домик, было весьма уединенным. Здесь Кэти могла спокойно играть на лугу среди трав. А Джулия сможет совершать с ней длительные прогулки, не рискуя встретить кого-нибудь на пути.

Кучер остановился возле трех домов, где разместились работницы Джулии. Они всей толпой вышли встречать хозяйку. Две самые сильные из их подхватили больную тетю Алисы. Джулия велела кучеру ни с кем не общаться, пока он не вымоется и не переоденется.

— Как вы здесь устроились? — спросила она пожилую женщину, которую назначила старшей.

— Хлопот у нас почти не было. Мы ни в чем не испытываем нужды, а воздух здесь просто замечательный.

— Все ли здоровы? Как поживает мальчик?

— Он в полном порядке, да и остальные тоже. Вот только не смогли найти младенцу кормилицу, потому что никто не хочет подходить к ребенку из Лондона. Но мы кормим его из бутылочки, и он уже привык. Одна повивальная бабка посоветовала ему ослиное молоко. Она дала нам бутылку такого молока и немного муки. Мальчику эта пища очень понравилась. Почему бы вам не войти в дом и не посмотреть на него, мадам? Он спит в колыбели, которую привезли из Сазерлея вместе с одеждой вашей сестренки.

Итак, одежда Пейшенс все-таки пригодилась. Джулия подумала, что, должно быть, Мэри позаботилась о младенце.

— Мне бы хотелось посмотреть на него, но сейчас я не могу этого сделать, — она вкратце объяснила, в чем дело. — Я пока должна покинуть вас. Молли станет посредником между нами, — потом она напомнила женщине о своем наказе: — Ты не забыла, как надо обращаться с больными?

— Да, мадам. Но, я надеюсь, болезнь не коснется нас и пощадит вас с девочкой.

— Спасибо тебе.

Алиса подошла к карете:

— Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня и моей тети.

Джулия улыбнулась ей:

— Вы обе помогли мне спасти Кэти. Она умерла бы в этом доме. А если бы такого и не случилось, ее все равно ожидало бы страшное будущее. Скажи, ты знаешь, как долго она жила там одна?

— Мне кажется, прошло две недели с тех пор, как оттуда забрали последнего мертвого. Если бы не та еда, которую приносил ей сторож, и не наши разговоры с ней через стенку, бедной крошки, наверное, уже не было бы в живых.

Джулия вдруг вспомнила мертвого грабителя в своем доме. Наверное, она всего лишь слегка коснулась его и поэтому не могла заразиться. Но все равно ей нельзя проводить слишком много времени с Кэти.

— Значит, если на следующей неделе у Кэти не появятся признаки чумы, то с ней будет все в порядке. Как только ее карантин кончится, я отправлю девочку в другое место.

Кэти потянула Джулию за рукав платья:

— Я хочу есть.

Джулия открыла коробку с едой. Она кормила ее небольшими порциями, так как ребенок поначалу с жадностью набрасывался на пищу. Наблюдая за Кэти, Джулия не заметила, как они приехали к домику пастуха. Девочка первой увидела это жилище и показала на него пальцем:

— Там маленький дом!

Он походил на кукольный домик, затерявшийся среди просторов лугов и полей. Все тропинки к нему давно заросли Кучер подошел к домику и проверил, не заперта ли дверь. Но она сразу же открылась, как только он дернул ее. Он заглянул внутрь и с презрением окинул взглядом эту хибару. Он, как старший кучер, не провел бы в этой лачуге и час.

— Вы действительно хотите жить здесь, госпожа?

Джулия кивнула и, взяв Кэти за руку, вошла в домик. В лачуге была одна комната с оштукатуренными стенами. В одном углу находился очаг, в другом — кровать. У стены стоял стол, на котором лежали две табуретки. Остальная мебель представляла собой полки и вешалки. Комнату нельзя было назвать грязной, но пол устилали сухие листья, занесенные сюда ветром, а потолок покрывала паутина.

— Нам это подойдет. Пусть Молли принесет метлу, ведро и щетку.

Кучер выкатил глаза, выражая свое недоумение, но, так как он уже направлялся к карете, Джулия не имела возможности видеть, с каким неодобрением этот человек относится к ее решению.

Вернувшегося в Париж Майкла жена встречала у дверей дома. Она только что пришла с кладбища, которое посещала ежедневно. Лицо Софи скрывала вуаль, но весь ее вид говорил о том, что она недовольна его поведением.

— Сэр Уоррендер здесь? — спросил он. Перед отъездом из Англии он слышал о том, что парламент распущен на неопределенное время, и ему пришло в голову, что Адам мог отправиться во Францию на поиски Джулии.

— Нет. А почему он должен быть здесь? — она стала снимать вуаль.

Майкл объяснил. Она слушала его без всякого интереса. Затем он спросил о сыне:

— В доме тишина. Значит, Жан-Роберт на улице?

— Да. Он гуляет в парке с Фейт.

— Ему нравятся такие прогулки, — заметил он, надеясь, что на этом их разговор будет окончен. Но она не собиралась прощать ему его отсутствие. Софи следовала за ним из комнаты в комнату, наблюдая за тем, как он просматривает свою почту, кладет дорожные пистолеты в обшитый бархатом футляр и садится перекусить за столиком, накрытым для него слугой. Все это время она отчитывала его, сделав перерыв лишь тогда, когда в комнате находился слуга. Вдруг она прервала поток обвинительных речей и спросила:

— Что это ты пьешь?

Она ходила взад-вперед по комнате, а теперь остановилась и уставилась на бутылку, стоящую на столе: — Это бургундское? Его пьют только в торжественных случаях.

— Но разве мое возвращение домой не торжественный случай? — спросил он, повышая голос.

Жена проигнорировала его вопрос.

— Что за варварство пить вино, принесенное прямо из подвала. Нужно все обставить должным образом. Папа всегда соблюдал соответствующий этикет.

— Выпьешь со мной?

— Я не пью так рано. Может быть, выпью попозже.

Но он не собирался оставлять бутылку на столе, так как боялся, что она может отравить вино. Она не могла добавлять яд в пищу, так как никогда не ходила на кухню. Он больше не будет пить вино, которое разливает жена. В глубине души Майкл очень переживал все это, чувствуя, что Софи не совсем нормальный человек. Тем более он должен наблюдать за ней, ибо ее состояние может ухудшиться со временем. Теперь его радовали только сын и та женщина, которую он оставил в Сазерлее.

Фейт и Жан-Роберт за обедом обсуждали свою прогулку. Они видели в парке множество разных бабочек.

— Мы пытаемся обнаружить как можно больше разных видов, — объяснила Фейт.

Софи одобрительно кивнула:

— Это очень милые крылатые создания.

Жан-Роберт прожевал пищу, прежде чем произнес следующую фразу:

— Они откладывают яйца.

Софи подняла вверх руку:

— Нельзя говорить о таких вещах за столом, Жан-Роберт.

У мальчика испортилось настроение. Он хорошо знал этот холодный тон. Мать часто упрекала его. Многое вызывало у нее раздражение. Он никогда не знал, чего от нее ожидать: то она ласково обнимала его и шептала всякие нежности, то смотрела ледяным взглядом, который действовал на него хуже пощечины. То же случалось и вечером, когда ему нужно было ложиться спать. Он любил, когда она приходила в его комнату пожелать спокойной ночи и поцеловать в лоб. Но если мать чувствовала себя усталой или была чем-то раздражена, пусть даже это не имело к нему никакого отношения, она не подходила к сыну, наказывая его вместе со всеми другими.

Отец позвал его.

— Да, папа?

— Пришла пора отвезти тебя в шелкопрядильную мастерскую. Там ты увидишь шелковичного червя.

— О да!

— На следующей неделе мне надо по делам съездить в Лион. Мы сможем заехать в одну из мастерских и провести там целый день, если хочешь, — сказал он и улыбнулся Фейт: — Может быть, и вы захотите поехать с нами? Я буду сопровождать мадам Лебланк. Ее муж — мой старый друг. Он владеет мельницей в Лионе. Мадам прибыла в Париж по своим семейным делам и любезно пригласила нас в свой очаровательный дом.

Она весело отвечала ему:

— Я с большим удовольствием приму ваше приглашение.

Жан-Роберт вновь повеселел, видя, что мать кивком головы разрешает ему поехать с отцом. Он и не подумал о том, что она не едет вместе с ними. Будучи в трауре, Софи редко покидала дом, да и раньше предпочитала проводить свободное время в обществе любимого папочки.

— Это будет здорово!

— Это не развлекательная поездка, — сказала строго мать. — Ты должен привыкать к тому, что когда-нибудь станешь во главе фирмы своего деда.

Сын не посмел напомнить ей, что будет также хозяином Сазерлея. Ему не разрешалось говорить об этом. Но мальчик много раз слышал о Сазерлее от отца и, будь его воля, скорее бы поехал туда, чем в Лион, хотя ему и хотелось посмотреть на шелковичных червей.

Фейт не жалела о том, что проведет несколько дней, не видя жены Майкла. Софи была замкнутой женщиной, вежливой, но холодной. По этой причине Фейт, как никогда, скучала по Джулии. Но ей нравился Париж. Она не хотела уезжать отсюда до осени, когда Кристоферу нужно будет возвращаться в Англию. Родители писали ей о чуме. Мать не хотела, чтобы она возвращалась домой, опасаясь ужасной болезни, которую лондонцы распространили по всей стране. Один случай чумы был зарегистрирован даже в Блечингтоне.

Софи никуда не ходила с ними, но Майкл познакомил ее и Джулию со многими очаровательными французами и француженками.

Однако Фейт пеклась о своем добром имени не только ради себя, но и ради Кристофера, поэтому общалась преимущественно с замужними дамами. Ее муж, несомненно, станет великим человеком. Было ясно, что он нашел свое призвание в архитектуре. Здания, которые он строил в Англии, отличались необыкновенной красотой. Кто знает, какие чудные сооружения он воздвигнет после посещения Парижа? Фейт хотелось верить, что ее любовь вдохновляет Кристофера в работе.

В Лионе она чудесно провела время. Майкл возил ее и Жана-Роберта на шелкопрядильные фабрики. На некоторых из них производились парча и домотканое полотно для Версаля. Гостеприимство Лебланков доставило им огромное удовольствие.

Иногда она думала, не беспокоит ли Майкла тот факт, что его сын проявляет интерес к коконам, гусеницам и шелковичным червям, но совершенно не обращает внимания на большие ткацкие станки.

— А теперь расскажи мне о поездке, — обратилась Софи к Жану-Роберту, когда он вернулся домой вместе с отцом и Фейт.

— Мы видели много интересного, мама, — он даже не знал, с чего начать. Они находились в гостиной, где Софи, одетая в один из своих самых элегантных черных халатов, сидела в кресле с ручками из слоновой кости. Кресло было обшито домотканым полотном, а стену за спиной Софи покрывал шелк темно-красного цвета. У нее была привычка надевать такую одежду, которая соответствовала бы интерьеру помещения. Она улыбнулась сыну, стоящему перед ней:

— Но что тебе понравилось больше всего?

Он ответил, не колеблясь ни минуты:

— Пастух позволил мне подоить корову, когда мы остановились у семьи Симонов, возвращаясь домой.

— Я не хочу слышать об этом. А как насчет фабрик?

Он скорчил на лице гримасу:

— Люди, в основном, работают у себя на дому. Станки заполняют все комнаты. Иногда в одном доме находится по три станка, и тогда людям прямо жить негде. Маленькие детишки лазают под станками и завязывают порванные нитки. Ткачи пинают их ногами, если те делают свою работу не слишком быстро. Они кричат, но продолжают работать. Я не хочу иметь ничего общего с этими станками и шелком, — он топнул о пол ногой.

Она так сильно ударила сына, что он потерял равновесие, упал и ударился головой о резную ножку стола. Майкл и Фейт тут же вскочили и бросились к мальчику. Софи даже не посмотрела в ту сторону. Лицо ее исказил гнев. Она встала и, шурша юбкой из тафты, покинула гостиную.

— Он потерял сознание? — спросила перепуганная Фейт, когда Майкл поднял сына на руки и положил его на диван.

— Нет. Просто в шоке, — он посмотрел на побледневшее лицо Жана-Роберта: — Боюсь, что у тебя на голове будет шишка величиной с куриное яйцо, сынок.

Мальчик заплакал.

— Почему мама так рассердилась?

— Она расстроилась. Поговорим об этом позже, — Майкл увидел на лбу сына кровь и вынул из кармана чистый носовой платок. — Сейчас я перевяжу твою рану, как солдату на поле сражения, а потом Фейт почитает тебе какую-нибудь книгу, пока ты будешь отдыхать здесь на диване.

Сделав сыну перевязку, Майкл оставил его с Фейт и пошел к Софи. Но ее не оказалось в спальне. Впервые за многие месяцы он входил в ее комнату. После того как она отказалась спать с ним, она произвела полную замену всей мебели в спальне, как будто хотела избавиться от всех воспоминаний, связанных с пребыванием здесь мужа. Стены были затянуты шелком, на кровати великолепное покрывало золотистого цвета. Не оказалось Софи и в ее будуаре. Шум воды доносился из ванной комнаты, где стояли две мраморные ванны. В одной Софи обычно намыливалась, а в другой ополаскивалась.

— Софи! Ты здесь?

Тотчас открылась дверь и появилась служанка:

— Это я, месье. Я мою ванны.

Майкл отметил, что девушка была несколько испугана, но решил, что она просто не ожидала увидеть его в апартаментах жены.

— Ты видела мадам?

— Нет, месье.

Когда он вышел, служанка вздохнула с облегчением, вернулась к комоду, на котором стояли флаконы с лосьонами мадам Паллистер и отлила в свой пузырек немного духов. Госпожа не обратит на это внимания, так как она отливает понемногу из каждого флакона, чтобы попробовать, какой из лосьонов подойдет лучше к ее коже. Закрыв пузырек, она опустила его в карман своего фартука. На минуту у нее возникли сомнения, правильно ли она расставила флаконы после того, как ее спугнул месье Паллистер. Но решила, что все они похожи один на другой и мадам вряд ли обратит внимание на то, в каком порядке они стоят. Девушка быстренько заперла комод своей булавкой. Она не жадничала и бережно относилась к лосьонам. В другой раз она воспользуется флаконами лишь через месяц.

Майкл нашел Софи в спальной комнате ее покойного отца, где все сохранилось в том же виде, как и в день его смерти. Она лежала вниз лицом на кровати. Услышав шаги мужа, она села и посмотрела на него полным ненависти взглядом.

— Ты специально так делаешь? — взвизгнула она. — Ты взял Жана-Роберта в Лион исключительно ради того, чтобы привить ему ненависть к делу моего отца!

— Я и не думал об этом. Просто хотел показать ему мастерские. Моя ошибка заключается в том, что я забыл, какими чувствительными бывают дети. Вот почему тебе никогда больше не следует бить его.

— Я буду бить его, пока он не исполнит волю моего отца!

Майкл редко выходил из себя, но в данный миг он больше не мог сдерживаться.

— Ты просто одержима скорбью о своем отце! Это наш дом, а не его. Тут живем мы и наш сын. Мы должны жить, а не думать все время о смерти!

Тут он смахнул с сундука расческу, часы и еще какие-то вещи. Софи вскрикнула и бросилась на него. Ее пальцы походили на когти хищной птицы. Он бросил ее на кровать и сорвал занавески с балдахина. Затем с такой силой швырнул подушку, что она порвалась и в комнате запорхали перья. Визжа, Софи спрыгнула с кровати и повисла на руке мужа. Он оттолкнул ее, затем открыл шкаф и начал выбрасывать из него рубашки, галстуки, воротнички… Когда он направился к боковой комнате, в которой находился гардероб с одеждой, она кинулась к двери и преградила ему путь.

— Я скорее убью тебя, чем пущу туда.

Он оттолкнул ее, открыл дверь и с ужасом увидел перед собой плетеный каркас, на который были натянуты бархатный камзол и бриджи его покойного тестя. Каркас был увенчан париком, на котором красовалась шляпа с пером. Внизу стояли сапоги с раструбами. Майкл зарычал и пнул ногой это сооружение. А когда обернулся, то увидел, что жена целится в него из пистолета. Он вскрикнул, и она выстрелила. Дым окутал комнату.

Пуля прошла рядом с головой Майкла и застряла в стене. Он схватил Софи, зажал ей рот рукой и потащил в спальню. Как он и ожидал, на лестнице раздался шум — это всполошились слуги. Софи отчаянно сопротивлялась, но ему удалось приоткрыть дверь и крикнуть слугам:

— Все в порядке! Просто я осматривал пистолеты тестя и случайно выстрелил.

Когда он закрыл дверь, жена попыталась впиться ногтями ему в лицо, но он схватил ее за руки и оттолкнул от себя.

— Это у тебя не пройдет!

Лицо ее потемнело от бешенства.

— Ты проник в мое святилище и осквернил его.

— И поэтому ты хотела убить меня?

— Я могла бы убивать тебя снова и снова! — бросила она ему в лицо.

— И ты даже не подумала о Жане-Роберте. Это убийство поломало бы всю его жизнь, — он обезумел от гнева. — Я терпел твои ядовитые речи, твои капризы, твое невнимание ко мне и холодность! Я многое прощал тебе, но не могу простить твое безразличие к судьбе сына.

Майкл влепил ей пощечину сначала по одной щеке, потом и по другой, после чего бросил ее на кровать. Никогда раньше он не трогал женщин и пальцем. Он ненавидел самого себя за то, что не смог совладать с собой.

Может быть, он оглушил ее? Софи неподвижно лежала на кровати. Грудь ее порывисто вздымалась. Склонившись над ней, он краем простыни вытер кровь с ее лица. Тогда она открыла глаза. Ее лицо было похоже на маску. И вдруг она торжествующе засмеялась.

Майкл застонал и выскочил из комнаты.

На следующий день Майкл полностью очистил апартаменты своего тестя от его мебели и вещей. Одежда была распродана, а деньги розданы бедным. Вызванные в дом мастера полностью изменили интерьер комнат. Софи не выходила из своей затемненной спальни, пока не зажила ее губа и не исчезли синяки. При этом она ссылалась на головную боль. Фейт надоедала ей своими приходами раза по два на день. Она приносила цветы, напитки и все такое прочее, спрашивая, не нужно ли чего еще. Софи лежала, укрывшись с головой одеялом, и англичанка так и не догадалась об истинной причине ее болезни.

Когда наконец Софи появилась в доме, то никаких следов побоев на ее лице уже не было видно. На губе же остался небольшой шрамик, к которому она любила прикасаться, находясь в обществе Майкла, как бы напоминая ему о его жестокости. Это доставляло ей огромное удовольствие.

С сыном она сразу же помирилась. Мальчик не мог долго злиться на мать и, как только увидел ее, сразу же бросился к ней и обнял за шею.

— Никогда больше не болей так долго, мама, — просил он ее. — Я так скучал по тебе.

Она близко не подходила к обновленным апартаментам отца. Ненавистный ей муж осквернил ее святилище, и больше эти комнаты ее не интересовали. К счастью, у нее сохранились драгоценности отца и его часы, которые не разбились во время их схватки, так как находились в футляре. Майкл собирался подарить их сыну в память о дедушке. Она слушала мужа, не произнося ни слова, ибо больше не разговаривала с ним, если рядом не было посторонних. Он теперь не существовал для нее. Софи возобновила свои ежедневные посещения кладбища. Только это и скрашивало ее существование.

Однажды Майкл получил письмо от Адама, посланное им из Дьепа, где он находился в заключении уже две недели после прибытия туда из Англии. Майкл зачитал письмо вслух Софи и Фейт:

«Ради бога, вызволи меня из этой дыры, Майкл. Меня задержали здесь после того, как узнали, что я прибыл из Лондона. Французы так боятся чумы, что не обратили внимания на мою справку о здоровье. Я сочувствую французам, которые не менее других европейских народов знакомы с этой ужасной болезнью, но от этого мне не легче. Я не могу убедить власти освободить меня. Если в мою камеру поместят еще одного англичанина, то мой карантин возобновится. Передай привет моей жене, которая уже, должно быть, знает о чуме и думает, что я все еще в Лондоне».

Через час Майкл уже покидал Париж, прихватив с собой известного во всей Франции врача. Прибыв в Дьеп, они нашли Адама в его камере, где тот сидел в полном одиночестве. Врач обследовал его и признал здоровым. Адам расстроился, узнав, что Джулия уехала в Англию примерно в то же время, когда он въехал во Францию.

— На следующем корабле я поплыву домой, — сказал он Майклу, поблагодарив его за оказанную помощь. — Джулия, наверное, беспокоится обо мне.

— Когда мы расставались с ней, она собиралась ехать в Лондон и искать тебя там, но, я уверен, что теперь она уже в Сазерлее. Приезжай к нам в гости в более благополучное время.

— Обязательно приеду, друг.

Корабль отправлялся к берегам Англии в тот же час, когда Адама освободили из-под стражи. Взойдя на его борт, он в нетерпении стал мерить палубу шагами, то и дело вглядываясь в даль, — не покажется ли родной берег. В глубине души его тревожила мысль о том, что Джулия встречалась в Париже с Кристофером. Разумеется, там находилась Фейт, и они вряд ли проводили время наедине друг с другом. Скоро ему предстояло узнать, возродились ли в Джулии прежние чувства к Кристоферу.

Как только Адам сошел на берег, он тотчас нанял быстрых лошадей и на закате был уже в Сазерлее. В окнах дома видны горящие свечи. Войдя в дом, он отдал слуге шляпу, плащ и кнут. Вдруг в зал выбежала Пейшенс, держа за руку маленькую девочку с белокурыми вьющимися волосами.

— Кто это, Пейшенс? — спросил он, поздоровавшись с ней. — У тебя новая подружка?

— Это Кэти. Она живет у нас Джулия привезла ее из Лондона.

— А ты знаешь, где Джулия?

В это время из Королевской гостиной вышла Мэри и, счастливо улыбаясь, подбежала к Адаму, который поцеловал ее в щеку.

— Я знаю, где Джулия, Адам. О, как она обрадуется, увидев тебя в такой день.

Он улыбнулся.

— А что это за день?

— Вечером кончается ее карантин. Не беспокойся! Все хорошо. Ты скоро встретишься с ней. Для нее это будет чудесным сюрпризом.

— Но где она сейчас? — ему вдруг показалось, что она находится в Большом зале. Но Мэри объяснила ему, где жила все это время Джулия и что заставило ее находиться там.

— Но почему она не приехала в Сазерлей днем?

— Она хотела в точности соблюсти срок карантина. Кэти живет с нами уже почти две недели.

Услышав свое имя, Кэти взяла Мэри за руку:

— Я хочу, чтобы Джулия поскорей приехала сюда.

Адам провел рукой по ее белокурым кудряшкам.

— Не беспокойся, Кэти. Я сейчас привезу ее, — затем обратился к Мэри: — Я поеду кратчайшим путем через луга.

— Возьми с собой фонарь. Когда вы будете возвращаться назад, уже стемнеет.

Выходя из дома, он не стал зажигать фонарь, так как небо еще озарялось солнечным светом. Увидя маленький домик, внутри которого горела свечка, он прибавил шаг, перепрыгнул через ручей, потом побежал. Окно закрывала штора, и он не мог заглянуть в дом, на дверях которого был нарисован красный крест. Адам распахнул дверь.

Джулия сидела на кровати, одетая только в нижнюю юбку и сорочку, и мыла лицо и шею в тазике с водой, стоящем на табуретке рядом с кроватью. Она раскраснелась, глаза впали. Страдая от жара, она не очень удивилась его приходу.

— Не подходи ко мне, Адам! — крикнула она, предостерегая его. — Я заразилась чумой! У меня появились первые симптомы этой болезни. Все суставы болят, а тело горит огнем. Это началось, когда я думала, что все страшное уже позади.

— Любовь моя! Ты думаешь, что я оставлю тебя здесь одну? — он поставил на стол фонарь. Она отпрянула от мужа, когда он приблизился к ней:

— Не подходи! Пожалуйста! Я знаю, что надо делать. Мне рассказали, как лечиться.

Он приблизился к ней:

— Кто сказал тебе?

— Жена священника, которая спасла много жизней. Я должна мыться холодной водой и разминать ту часть тела, где появится опухоль. Никаких припарок пока делать не следует.

— Я буду помогать тебе.

— Нет! Если ты заразишься, то как я смогу ухаживать за тобой, будучи больной сама?

— Но я не собираюсь заражаться, — он понизил голос и заговорил убедительным тоном, стараясь заставить ее подчиниться. Спор с ним мог лишь ослабить ее.

— Ах так, — она почти сдалась. Жар ослабил ее способность к сопротивлению. Он сел на край кровати и снял камзол. Несколько семян одуванчика отлетели от него и закружились в воздухе. Джулия тут же начала чихать.

Потом она замерла от ужаса и закрыла глаза, не решаясь смотреть на себя.

— У меня на теле есть красные пятна?

— Ничего у тебя нет.

— Иногда пятна сначала появляются на внутренних сторонах бедер! — она положила на табуретку мочалку и стала снимать нижнюю юбку.

Он успокаивал ее.

— Там ничего нет. Ты расчихалась от этих одуванчиков. Ложись, я помою тебя, — он бросил ее нижнюю юбку и сорочку в угол комнаты, закатал рукава своей рубашки, взял мочалку и окунул ее в воду. Он слышал, что чума практически неизлечима. Но почему бы не попробовать тот метод, о котором говорит жена и в который она так верит?

Опершись головой о подушки, она сказала:

— Когда я целовала на прощанье Кристофера в Версале, я предчувствовала, что возвращаюсь домой, чтобы умереть.

— Ты не умрешь! — вскрикнул он. Что бы ни произошло между нею и Кристофером, теперь это не имело для него никакого значения. Важно только одно она должна выжить. Во всем остальном они разберутся потом. Если он все же потерял ее, позволив ей одной поехать во Францию, что ж, так тому и быть. Но теперь он должен бороться за ее жизнь и победить.

— Ты должна сражаться с болезнью вместе со мной! Дорогая! Ты слышишь меня?

— Почему там эти круги? — спросила она, уставившись на потолок воспаленными глазами.

Адам понял, что жар поразил ее сознание и она больше не слышит его. Она страшно потела, ему приходилось постоянно вытирать ее тело губкой. Он налил воду в стакан и поднес к ее губам, поддерживая в то же время голову. Она попила немного, а потом начала мотать головой и разлила остатки воды. Вскоре он стал мыть ее руки и почувствовал, как она вздрагивает при его прикосновении. Он согнул ее руку и увидел покраснение возле локтя. Именно там может появиться опухоль. Теперь он знал, что нужно делать. Не разгибая ее руки, он начал поворачивать ее из стороны в сторону, как говорила ему жена.

Всю ночь он то мыл Джулию, то массажировал ее руку. Никто не приходил за ними из Сазерлея. И Адам решил, что Мэри считает, будто они предаются любви в уединенном домике после стольких дней разлуки. Ему хотелось бы переодеться в чистое и хорошенько выспаться на мягкой постели. Сначала он проливал слишком много воды на пол, но постепенно освоил это дело, а также научился поить Джулию из ложки. Теперь она уже не дрожала, а стонала от боли. Адам знал, что опухоль держится несколько дней. Джулии необходимо было беречь силы.

И на следующий день никто не пришел в домик. Но ближе к вечеру он услышал детские голоса и открыл дверь. Чувствуя себя усталым после бессонной ночи, он оперся о притолоку и увидел идущую по лугу Мэри. Пейшенс и Кэти резвились возле нее.

— Не подходите к дому! — закричал он. — Джулия заболела чумой, и я намерен выходить ее. Но мне нужна еда, чистое постельное белье и одежда.

Мэри прижала к себе девочек.

— Что еще нужно тебе? — спросила она, так как всегда отличалась практичностью. Она не считала необходимым зря тратить слова и выражать сочувствие по поводу болезни подруги. Страдание было написано у нее на лице. Когда он перечислил ей все необходимое, она поспешила назад в имение.

Временами Джулии казалось, что она опять видит старый детский сон, только теперь он пугал ее. Она находилась как бы в лабиринте и никак не могла найти Адама. Кристофер никогда раньше не подводил ее, и она звала его, умоляя помочь ей найти Адама, но он все удалялся и удалялся, не слыша ее слов. Затем ею овладела такая боль, что она потеряла счет дням и не могла сказать, какой сейчас год.

Ежедневно к домику приносили продукты и дрова для костра, в котором Молли сжигала грязное постельное белье, одежду и все, что могло способствовать распространению инфекции. После того как она выжила в чумном бараке, Молли считала, что чума не страшна ей и настояла на том, чтобы ей разрешили приближаться к домику. Но всякий раз, возвращаясь в Сазерлей, она сжигала свою одежду.

В первый же день она принесла теплые одеяла и припарки, но Адам не разрешил ей войти в домик, опасаясь, что она станет лечить Джулию старым методом. Он же намеревался делать то, что сказала ему жена.

Ему принесли складное кресло. Но он засыпал на табуретке, положив голову на кровать в те редкие минуты, когда Джулия забывалась сном. Как только она просыпалась, он вновь начинал обтирать ее холодной водой и массажировать руку. Он не чувствовал, как на его глазах появляются слезы. Джулия теперь страшно мучилась и кричала, мотая головой из стороны в сторону, как бы стараясь вырваться из чьих-то рук. В начале болезни она постоянно выкрикивала имя Кристофера, надрывая душу Адама, а его имя не произнесла ни разу. Но он больше не ревновал, думая лишь о том, как бы поставить ее на ноги.

Мысль о ее смерти ужасала его. Муки жены казались невыносимыми, и он без конца прикладывал к ее горячему лбу холодные компрессы, кормил и поил ее из ложки. Но наступил час, когда она уже не могла ни есть, ни пить — слишком сильны стали ее страдания. Тогда он решил вскрыть опухоль ножом, полагая, что иначе Джулия не выживет.

Она пыталась вскочить с кровати, сама не зная, что делает. Но он схватил ее за руку и провел лезвием ножа по ужасной опухоли.

Все ее тело задергалось в конвульсиях. Кровь и гной лились из раны, заливая и Джулию, и Адама. Все это напоминало сцену на поле битвы. Он не пытался остановить кровотечение, только смотрел на Джулию и поправлял волосы, которые лезли ей в глаза.

— Все кончено, дорогая. Все кончено.

— Адам? — прошептала она, не открывая глаза.

— Да, любимая, — он взял ее руку в свою.

— Почему я не могла найти тебя?

Он мог бы ответить, что она выкрикивала в бреду имя другого человека, но ведь она не знала об этом.

— Я был здесь, — сказал он. Но она уже спала и вряд ли слышала его слова. Проснувшись через некоторое время, Джулия увидела, что на ней чистый халат, а сама она лежит на свежих простынях, пахнущих лавандой. Она попробовала сесть, но была еще слишком слаба и чувствовала сильную боль в правой руке. Джулия заметила, что в домике прибрано, а возле ее кровати стоит кресло, которого раньше не было. Она подумала, что, должно быть, это Молли ухаживала за ней. Сколько же дней она провела здесь после того, как отдала Кэти на попечение Мэри? А где Адам? Вернулся ли он уже домой? Однажды в бреду ей показалось, что она слышит его голос, но это было лишь иллюзией.

— Молли, — позвала она слабым голосом.

Тотчас на пол упала тень, и в комнату вошел Адам. Лицо его похудело, под глазами появились синие круги, но он был гладко выбрит и улыбался.

— Ты проснулась.

— Адам! — радость охватила ее. Он опять с ней. Так это все-таки его голос она слышала. Должно быть, он все время находился возле ее постели.

— Как ты себя чувствуешь?

Она собралась с силами и протянула ему руку, но он, казалось, не замечал ее и стоял, вцепившись пальцами в свой ремень. Ее рука упала на кровать.

— Я полагаю, ты ухаживал за мной.

Он кивнул:

— Я очень испугался, когда понял, что ты заболела.

— Я не помню, когда ты пришел сюда.

— Это неважно. Теперь тебе нужно поправляться. Когда ты позвала меня, я стоял на крыльце и ждал человека из Сазерлея, который должен принести сюда обед. Я хочу, чтобы ты съела что-нибудь.

— Я обязательно сделаю это, — обещала она, но тут же заснула.

Когда она в следующий раз открыла глаза, уже стемнело. Адам, сидя за столом, читал при свете свечи. Взглянув на него, она вдруг поняла, что он выглядит не столько усталым, сколько печальным. Его печаль тут же передалась ей, и слезы навернулись на ее глаза. Она не могла понять, что произошло с мужем, но он изменился.

Адам увидел, что она открыла глаза и подошел к ней:

— Рука все еще болит?

— Только ноет.

— Боюсь, что это будет продолжаться некоторое время, — он подложил ей под голову несколько подушек, чтобы она могла присесть в кровати. — Ты сейчас поужинаешь, а я расскажу тебе о своих приключениях. Я слышал о том, что ты ездила в Лондон и привезла своих вышивальщиц и ткачих в деревню неподалеку отсюда.

— Кто-нибудь из них заболел?

— Никто. Все здоровы, включая кучера. Молли держала меня в курсе всех событий, хотя наши разговоры не могли быть продолжительными, так как я не хотел оставлять тебя без присмотра на долгое время. Ты спасла жизнь этим женщинам. Чума все еще продолжает свирепствовать в Лондоне. Теперь трупы собирают не только ночью, но и днем, так как их число постоянно растет.

— А ты спас мне жизнь.

Он лукаво улыбнулся:

— Это было в моих интересах. Что стало бы со мной, если бы ты умерла?

— А что стало бы со мной, если бы тебя не оказалось рядом?

Он внимательно посмотрел на нее, желая убедиться, говорит ли она правду. Вернувшись к столу, он снял салфетку с блюда, стоящего на подносе. Затем сел на край кровати и стал кормить ее из ложки, рассказывая о своих злоключениях в Дьепе и о том, как Майкл освободил его, после чего он тотчас же поехал в Сазерлей.

— Я ухаживал за тобой так, как ты сказала мне. Этот новый метод лечения сработал.

— Мне кажется, я заразилась чумой не в доме Кэти, а в нашем собственном особняке.

— Как это могло случиться?

Джулия рассказала ему о мертвом грабителе. Он обеспокоился тем, что она в одиночку подверглась таким опасностям, и похвалил ее за храбрость.

— Ты действительно мужественный человек, Джулия.

Она покачала головой, думая лишь об одном:

— Я молю бога, чтобы ты не заразился от меня!

Он вновь с улыбкой взглянул на нее.

— Все в руках божьих. Поживем, увидим.

— Я никогда не прощу себе, если…

Он прервал жену, поднеся ложку с вареньем к ее рту.

— Давай не будем говорить об этом. Мне кажется, я не подвержен этому заболеванию. В любом случае, все это ерунда по сравнению с тем, что действительно беспокоит меня.

Она ждала, что он начнет говорить о своей любви, но этого не произошло. Накормив ее и вытерев ей губы салфеткой, Адам поцеловал ее в лоб и пожелал спокойной ночи. Она с тревогой смотрела, как он моет посуду, которая никогда не возвращалась в Сазерлей, как и в те времена, когда здесь жила Кэти. Покончив с посудой, он посмотрел в сторону кровати и увидел, что Джулия не спит.

— Спи, любовь моя.

Впервые после того, как она пришла в себя, он обратился к ней с такими нежными словами. Она опустилась на подушки и подумала, что он произнес эти слова чисто автоматически. Что-то случилось в течение того времени, когда они не видели друг друга. Может быть, он встретил другую женщину? Она не находила иной причины для его отчуждения. Но ведь он рисковал своей жизнью ради нее, ухаживал за ней, не зная устали, применяя метод миссис Уэббс, который утомляет не только пациента, но и того, кто лечит. Он взял на себя самую черную работу. Джулия хотела сердечно встретить его в их лондонском доме и обратиться к нему с такими нежными словами, которых он раньше от нее никогда не слышал, но этому не суждено было случиться. Однако, если бы он держался с ней так же, как сейчас, то слова любви застряли бы у нее в горле. Он казался ей странным и чужим. Это пугало ее. В ту ночь ей плохо спалось.

С каждым днем Джулии становилось все лучше и лучше, а Адам не обнаруживал никаких признаков болезни. Они мирно проводили время. Вскоре с его помощью она стала выходить на улицу и подолгу сидеть в тени под деревом. А через какое-то время они уже совершали длительные прогулки, встречаясь с Мэри и детьми, которые махали им, стоя на безопасном расстояний. Ее работницы парами и группами приходили к домику и кричали, что будут рады приступить к работе, когда она окончательно поправится. Им нравилось жить в деревне, но они скучали по Лондону и мучились от безделья.

Так как срок их карантина истек, Джулия попросила Мэри подыскать им работу в Брайер Лейн. На следующий день ей сообщили, что женщины воспрянули духом, радуясь возможности вновь зарабатывать деньги.

По вечерам Джулия и Адам играли в шахматы и карты, читали. Временами он отрывался от книги и окидывал жену внимательным взглядом, в то время как она, погрузившись в чтение, не замечала этого. Он знал, что сам создал эту стену отчуждения. Но это произошло не от того, что он стал ее меньше любить. Совсем напротив. Она выкрикивала имя Кристофера, находясь на пороге смерти, но это не говорило о том, что она неверна мужу. Просто она не переставала думать о любимом человеке даже в бреду. Именно в эти ужасные минуты, когда чума хотела взять у Адама дорогого человека, его любовь к жене приняла новое измерение. Он понял, что она пытается при помощи Кристофера бороться за жизнь.

Он вновь уткнулся в книгу, но уже не вникал в ее содержание. Пусть она хранит в душе свою первую любовь. Никогда больше он не станет упрекать ее в этом, так как чувства к Кристоферу не имеют никакого отношения к их семейной жизни и к тому, что они пережили вместе.

Однако, узнав ее сокровенные мысли, он понял, что теперь их отношения уже не могут быть прежними. Он почувствовал, что изменился и, хотя старался уверить себя, будто ничего особенного не произошло, было ясно: прежней близости между ними уже не будет.