Жених есть, совести - нет!

18.3

Я не стала ничего говорить — просто приподнялась на цыпочках и лизнула его в губы. Подсмотрела этот приём в одном из пророческих снов.

Повторять не пришлось. Вероятно этим мужчины и отличаются от женщин — есть вещи, которые не вызывают у них сомнений. Взгляд Лекса Аргроса стал совсем уж безумным, ладони обожгли мою спину. Едва я отстранилась, он наклонился и поцеловал сам.

Это было быстро, глубоко и, кажется, не очень умело. Но это не помешало телу наполниться огнём! Я вспыхнула вся, а Лексу потребовалось лишь несколько секунд, чтобы освоиться и превратить поцелуй в нечто поразительное.

Ровно так, как в посещавших меня видениях… Истинный не просто целовал — он ласкал, дразнил, возбуждал и пил. Он прижал так крепко, что я охнула. Мужские брюки, что удивительно, оказались довольно тонкими — сквозь ткань я почувствовала всё.

Сила, желание, каменная твёрдость… Меня повело. У меня не было опыта, но сны чему-то да научили. Я просто отдалась инстинктам. Впрочем, если объективно, главным моим инстинктом был сам Лекс.

Не разрывая поцелуя, он подтолкнул вперёд и одним махом смёл со стола всё, что там стояло. Послышался звон разбитых чашек и кофейника, о судьбе выпеченных для меня пирожных лучше не вспоминать.

Я оказалась усаженной на гладкую деревянную столешницу, и поцелуи продолжились. Теперь к ним добавились весьма откровенные прикосновения — Лексу было интересно всё!

Аргрос трогал везде, а я… Ну да, я отставала. Не такая смелая и решительная… Но мне ведь простят? Я отдавалась его касаниям и поцелуям, тоже трогала, одновременно расстёгивая ремень с непонятной застёжкой. Я получала какое-то особенное, пленительное удовольствие от его кожи, от этой выразительной мускулатуры, от излишне широких плеч.

А ещё от запаха и самого факта существования этого мужчины. Мне было настолько хорошо, что я совершенно забыла про подселённого духа, чудовищную ловушку, в которую мы угодили стараниями Аргроса, вообще про всё.

Когда Лекс приподнял, чтобы аккуратно стянуть с меня трусики, я не помнила уже ничего. Даже собственное имя стало каким-то далёким и зыбким. А в миг первого, очень осторожного проникновения, из горла вырвался протяжный крик.

По телу опять покатился огонь, следом холод, и волна невероятного удовольствия, которая усилила и без того неудержимое желание.

— Я тебя обожаю, — прошептал Аргрос.

Нет. Это я обожаю тебя.

Он начал двигаться — сначала медленно, потом быстрее. Повинуясь всё тем же инстинктам, я обхватила его бёдра ногами. Я ловила невероятные, абсолютно незнакомые ощущения, и мне нравилось. Здесь, наяву, мне нравилось гораздо больше, чем во сне.

В какой-то момент Лекс подтянул ближе, а его движения стали резче и быстрее. Появилось ощущение, что я сейчас умру, и это будет лучшая смерть. Удовольствие. Чистое! Яркое! В самой высокой концентрации!

Из моего горла вырвался очередной протяжный стон, а Лекс неожиданно зарычал.

Вместе с этим рычанием пришло новое ощущение — чрезвычайно интимное. Я уловила пульсацию мужской плоти и выброс семени. Захотелось покраснеть. Зажмуриться, смутиться, испытать хотя бы каплю стыда, но…

Нет, не получилось. Меня захлестнула какая-то совершенно иная волна. Здесь, в подвальной каморке подземного коридора, происходило нечто очень правильное. Я тоже пульсировала — тело дрожало от испытанного удовольствия. Было настолько хорошо, что хотелось кричать.

Но кричать я не могла, потому что меня целовали… Опять ласкали, пили и дарили возбуждение. Правда длилось это недолго — я очень невовремя вспомнила о духе, а в следующую секунду моё тело неестественно выгнулось. Это напоминало удар.

Лекс резко насторожился, попытался прижать к себе, а я оказалась на грани сна и реальности. В моей голове стремительным вихрем проносились зыбкие образы.

Вот я маленькая искра в белом молочном тумане… Вот я расту, обретая форму, и это зыбкое, эфемерное, что я почему-то называю плоть. Вот я купаюсь в образах, в каких-то картинках, сталкиваюсь с такими же как я… Вот мимо проносятся картины становления такого далёкого и одновременно близкого материального мира.

Вот я злюсь! Наполняюсь бесконечной яростью от того, что в моё закрытое от посторонних глаз пространство норовит проникнуть какая-то девица.

Девица бесит! Раздражает до такой степени, что внутри всё чешется. Её нельзя допускать до МОИХ знаний. Она должна быть уничтожена. Сейчас!

В этот миг я понимаю, что «девица» — я.

Чужими глазами я вижу своё лицо — решительное и строгое. Без всяких эмоций наблюдаю как снимаю платье и берусь за завязки на нижней рубашке. Ещё секунда, и рубашка тоже упадёт вниз, обнажая тело, на которое духу плевать.

А потом всё. Моё восприятие словно разделяется… Я становлюсь собой настоящей — я, Илиена Майрок, почти очнулась. Но одновременно с этим я — дух, которого едва не вышибло из чужого тела. Я дух, который утратил контроль.

Меня не убивают, нет… Тело, в котором нахожусь, живо. Но то, что с ним происходит — тоже маленькая смерть. Этот взрыв физических ощущений и эмоций равносилен убийству.

Я внутри, но я умираю. А моя сила, та самая искра, из которой я родился, утекает из этой плоти в другую. Она переходит. Моя сила уходит к ненавистной девчонке! Я… проиграл?

— Илиена! — голос Лекса донёсся словно сквозь вату.

Я не сразу, но очнулась и посмотрела истинному в глаза.

Поражённая и непонимающая, я пыталась осознать произошедшее. Я же… попрощаться с ним собиралась. Более того, я не собиралась отдаваться Лексу — я разделась исключительно для того, чтобы пробудить его разум.

Когда всё пошло не так?

И когда дух… погиб?

А ведь он не просто исчез, он отдал мне частицу своей силы. Да ещё таким способом, что в трезвом уме не расскажешь. Светлые силы, какой вопиющий стыд! Ведь обычно сила духа переходит через кровь, а у меня…

— Илиена? — опять подал голос истинный. В его взгляде появилось беспокойство. — Что-то не так? Я тебя чем-то обидел?

Я отрицательно качнула головой и, не в силах переживать то, что случилось в одиночестве, обвила шею Аргроса руками.

— Илиена?

— Через год я забеременею. — Слова сорвались с языка сами. Это была не шутка, а чёткое пророческое знание — да, без всяких видений, снов и попыток проникнуть в будущее. Я просто знала.

Лекс явно растерялся, но прижал крепче.

Я ощутила, как бьётся его сердце. Здесь и сейчас я ощущала не только истинного, а весь мир.

Я видела тысячи, сотни тысяч событийных веток — лица, обстоятельства, итоги. Я понимала, что такой широкий спектр ненадолго, и что не вспомню всего. Это было хорошо. Очень хорошо, потому что, если знать всё и обо всём, то голова лопнет!

Но я победила… Я, а точнее мы, уничтожили духа. Отныне и до конца жизни я в безопасности. А там, где будет опасность от людей, меня защитит Лекс.

— Илиена, о чём ты молчишь? — продолжил беспокоиться жених.

— Позже расскажу, — буркнула я и, спрятав лицо на его груди, улыбнулась.

Пауза, и Лекс спросил осторожно:

— Илиена, а что за сны?

Я не ответила, и после новой паузы Аргрос продолжил:

— Просто мне тоже снилось. Мне снилось такое… Илиена! Ох, что мне снилось!

Пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться:

— Очень интересно. Только не пойму, с чего бы? Может потому, что ты сильно меня хотел?

Угу. Признаваться, что сны насылала именно я, и что, судя по всему, могу делиться с Лексом пророчествами, я пока не собиралась. Позже. А пока жених не знает, можно в качестве шалости «отправить» ему ещё что-нибудь.

— Илиена… — А в этот раз договорить он не смог.

Я резко дёрнулась, потому что перед внутренним взором возник образ дяди, а вместе с ним пришло чёткое знание — высокий лорд вот-вот прибудет в академию Торна.

Дядя идёт сюда.

Дядя…

Ох!

— Лекс, одеваемся. У нас проблемы. — Я аж подскочила.

Жених нахмурился и сначала не поверил. Но я уже извернулась, рыбкой выскользнула из его объятий.

Дядя. О, небо! Почему именно сегодня? И как, после таких-то событий, смотреть ему в глаза?

Я смущалась безмерно, только деваться было некуда. И пророческий дар, и обычная интуиция даже не шептали, а громко декларировали, что лучше явиться самим. До того, как дядя потребует устроить поиски — а ведь он может. Это со мной он мягкий и добродушный, а с другими — разный.

Я никогда не видела его в дурном настроении, но слуги в особняке в один голос заявляли — злить высокого лорда ни в коем случае нельзя.