Речи произнесены, церемония разрезания торта завершена. Наступило временное затишье.
Официанты обходили столы и наполняли бокалы шампанским. А кому надоело «Перье Жуэ», тем наливали ледяное вино по двести долларов за бутылку. И делали это так буднично, будто это вода из крана. На помосте в дальнем конце бального зала оркестр из десяти человек сменил струнный квартет.
Если бы у Бена спросили, он бы предпочел церемонию без лишней показухи. Фактически для совершенства свадьбы ему была нужна одна Джулия. Но у него не спрашивали. Будущая теща приняла все на себя и консультировалась с ним только в случае крайней необходимости. В такие минуты ей даже не удавалось сдерживать гримасу, которая искажала ее патрицианские черты.
Трудно смириться, что он стал членом ее семьи!
— И это мой будущий зять? Ради бога! — подслушал он однажды ее восклицание, когда будущая теща болтала со своими подругами по гольфу. — Да, он президент собственной компании.
Да, очередь клиентов у него длиной в милю. Все они умоляют его стать дизайнером их домов. Но я не могу согласиться, что способность построить несколько модных шкафов дает пропуск в высшее общество.
— Многое бы я отдала, чтобы заполучить его команду! Пусть бы они поработали над моей кухней, — воскликнула подруга тещи. — Марджори Эймс это удалось, и в результате цена ее дома перевалила отметку в миллион долларов.
— Насколько я понимаю, он всего лишь прославленный сантехник. — На Стефанию Монтгомери слова подруги не произвели впечатления.
Она покачала головой, украшенной дорогой завивкой.
Но Бена не заботило, что о нем думает теща.
У пего была Джулия. Его любовь. Его жизнь. И наконец, его жена.
Ее рука лежала на столе рядом с его рукой. Нежная и грациозная. Не больше трех часов назад он надел Джулии на палец золотое свадебное кольцо.
И теперь оно сверкало прямо над обручальным кольцом с бриллиантом. Из всех мужчин, каких она могла взять в мужья, она выбрала его. Его!
Бен покосился в сторону Джулии. Ему хотелось уловить и запечатлеть в сознании ее образ, как она выглядела в день их свадьбы. Он предвидел, что она будет красивой невестой. Ведь она красивая женщина в любом смысле этого слова.
У него перехватывало дыхание от вида ее темных волос, собранных под драгоценной тиарой, которая поддерживала вуаль невесты. Лучи солнца отражались в высоких открытых окнах. И он любовался ее профилем, освещенным сзади поздним июльским закатом. Джулия выглядела сказочно.
Через два места от Бена сидел Джим, его шафер. Он откинулся назад и похлопал жениха по плечу.
— Эй, дружище, что-то ты загляделся! — подмигнул Джим.
— Мне разрешается. Она моя жена! — улыбнулся Бен.
Оркестр приглушенно играл увертюру. К микрофону приблизился распорядитель бала и пригласил жениха повести невесту в первом танце. У Бена возникло такое чувство, будто сердце вот-вот лопнет от гордости. Он отодвинул стул и помог Джулии встать.
Она взяла Бена под руку, улыбнулась и последовала за ним на середину танцевального зала.
Бен подумал, что надо сказать что-нибудь значительное, чтобы и через сорок лет они с Джулией помнили его слова. Но в голову ничего не приходило, кроме банального клише: «Могу я надеяться па этот танец, миссис Каррерас?» А Джулия заслуживала лучшего. Она заслуживала самой лучшей жизни, какую только может предложить муж. Поэтому он предпочел промолчать.
Ее шелковая юбка вихрем взлетала вокруг них и прятала ужасную картину: ее бедра уютно прижимались к его. И слава богу: покрой свадебного платья скрывал непроизвольную реакцию его тела на близость Джулии. Бен легко мог представить возмущение ее матери, если бы она заметила. Он почти слышал ее яростный шепот: "Он позволил себе быть сексуально возбужденным!
Прямо здесь, в танцевальном зале! Даже не мог подождать, пока они окажутся в номере для новобрачных. Он позволил проявиться своей животной жажде. Это извращение публично унижает нас. Ставит в неловкое положение нашу дочь в самый важный день ее жизни!"
Правда, Джулия не испытывала неловкости.
Она чуть-чуть покраснела, когда поняла, какое воздействие оказывает на мужа. Но это не помешало ей еще теснее прижаться к нему.
Сделав глубокий выдох, Бен вернул миссис Монтгомери немигающий взгляд. «Нравится вам это или нет, Стефания, дорогая моя старушка, ваша очаровательная дочь стала моей женой. И только смерть разлучит нас! Не ваше дело, как мы предпочитаем строить наши отношения».
— Ты узнаешь песню, которую они играют? Голос Джулии вернул его к реальности.
— «Если я даже оставлю тебя», — сказал он и наклонил голову так, что его губы коснулись ее губ.
Со всех сторон взорвались дюжины вспышек, это фотографы поймали момент. — Песня специально для нас. Должно быть, ты выбрала ее.
— Да. Мать хотела классический вальс. Но я настояла па своем. Искала что-то такое, что имеет для нас особое значение. Я так люблю тебя, Бен!
Эмоции снова затопили его. Такая колоссальная приливная волна, что он не знал, как с ней справиться. Они встретились прошлым февралем в антракте спектакля «Камелот». Через несколько минут он решил, что Джулия та женщина, на которой он хочет жениться. Безумная идея, а ведь он не был импульсивным человеком. Он знал только ее имя, видел, что она красивая и что у нее темно-карие глаза. И когда стоит на высоких каблуках, ее рост около метра семидесяти.
Ничто не могло остановить его. Бен пригласил ее на ланч. Вдали от романтического и драматического мюзикла она не многим отличалась от любой симпатичной, хорошо одетой женщины в городе. Но он это ожидал. В свете холодного, шумного зимнего дня она казалась особенно привлекательной. Ее теплота, интеллигентность и живой интерес к людям навсегда покорили его.
Бен решительно разбивал все возражения, которые выдвигали ее родители в попытках помешать их браку.
— Я докажу им, что был прав, — пообещал он Джулии.
— Зачем? — удивилась она. — Ведь ты женишься на мне. А мне ничего не надо доказывать…
— Я тоже люблю тебя, — вернулся он в настоящее. Слова с трудом прорвались сквозь комок в горле. — Джулия, никогда не было никого, похожего на тебя. Я хочу дать тебе весь мир.
— Мне не нужен весь мир. Мне нужен только ты Ее прикосновения доводили его до беспамятства. Он покусывал мочку ее уха и расцветал, слыша ее подавленные вздохи наслаждения.
— Скоро мы сможем удрать с этих танцулек?
— Как только ты исполнишь свой долг и потанцуешь с моей матерью и подружками невесты. А я брошу букет. — Джулия последовательно описала ход свадьбы. Но она так прижималась к нему, что за этим слышалась другая история. История, подталкивающая его нарушить протокол. Вальс с драконом-тещей ради того, чтобы любить свою жену. Хорошенькая перспектива!
— Если надо все это выполнить, я опозорю нас обоих прямо сейчас, — пригрозил он, крепче прижимая ее. — Ты знаешь, Джулия, как мне хочется взять тебя на руки и унести отсюда? Чтобы ты была только моя? У тебя есть хоть малейшее представление, как часто за прошедшие пять месяцев я мечтал всю ночь держать тебя в объятиях?
— А если я разочарую тебя? — В ее выразительных глазах, таких больших и темных, что они напоминали ему бархатистые анютины глазки, мелькнуло беспокойство.
— Это невозможно. — Он поцеловал ее в висок. Все в тебе восхищает меня.
— Но я никогда.., мы никогда…
— Знаю. Но с моей стороны это не было отсутствием желания. Просто я хотел, чтобы все было совершенно. Хотел все сделать правильно. И если тебе это кажется не правильным…
— Не кажется. — Она погладила его лицо и поцеловала в губы. — Это для меня так же совершенно, как совершенен ты.
Вспышки фотографов снова на мгновение ослепили его. Поморгав, Бен подождал, пока восстановится зрение. Он не воспринимал ничего, кроме женщины в своих объятиях.
— Любимая, от совершенства я очень далек, проговорил Бен, когда смолкла музыка и в зале раздались вежливые аплодисменты. — Как и у любого мужчины, у меня есть свои ошибки.
— Я найду способ заставить тебя заплатить за них. — Она засмеялась и отстранилась от него. Можешь пригласить мать на танец.
— А если я приглашу твою бабушку? — Он неохотно отпустил Джулию. — Фелисити больше в моем вкусе. И она призналась, что любит джайв <Танцевать под быструю джазовую музыку. (Прим, пер.)> .
— Осторожно! — Она приложила указательный палец к его рту. — Амма не подталкивай ее к худшему! Похоже, что, когда я брошу букет, она займется армрестлингом и уберет с дороги всех незамужних женщин. Ты не обратил внимания, как она яростно флиртует с каждым мужчиной, присутствующим здесь?
— Нет. — Его пленило и немного встревожило, что она назвала Фелисити именем, которое придумала в детстве. При всех своих способностях и профессиональном успехе Джулия во многом оставалась совсем девчонкой. Иногда он ловил себя на мысли, не слишком ли она молода. Для него и для брака вообще. Но потом она удивляла его своей зрелостью, и он забывал о своих опасениях. — Я смотрел только на тебя.
— Это хорошо, мой дорогой муж, иначе бы я выцарапала тебе глаза!
С этими словами Джулия прижалась к нему. А когда они шли назад, к главному столу, она одарила его интимной улыбкой. Таким, по его представлениям, и должен быть брак. Шутки, понятные только им двоим, обмен взглядами, заменяющими слова, общение с помощью языка тела, который говорит «Я люблю тебя»…
— Запомню твою угрозу.
На следующий танец Бел вручил жену ее отцу. А сам приготовился приглашать ее мать.
Стефания Монтгомери возвышалась на кресле будто на троне. Она чувствовала себя царствующим монархом. Увидев, что зять направляется к ней, она вздернула голову и раздула аристократические ноздри. Так могла бы выглядеть королева при приближении дурно пахнувшего конюха.
Бен решил, что не позволит теще испортить хотя бы часть знаменательного дня. Он самым тщательным образом постарался соблюсти все великосветские правила и даже поклонился ей.
— Стефания, могу ли я надеяться на честь потанцевать с вами?
— Я буду восхищена.
Но теща не выглядела восхищенной. Не соблаговолив принять протянутую им руку, она направилась к центру зала. Бен шел сзади, сохраняя уважительную дистанцию.
— Я рад возможности еще раз поблагодарить вас за все, что вы сделали, чтобы превратить этот день в памятное событие, — сказал он, степенно, мелкими шажками маршируя с ней по залу.
— Нет необходимости. Вы уже сказали это, когда произносили свой маленький тост. И я не могу поверить, будто вы ожидали что-то другое. В конце концов, Джулия наш единственный ребенок.
— Конечно. — Бен прокашлялся и снова попытался поддержать разговор:
— Даю вам слово, что я сделаю ее счастливой. У нее не будет причины жалеть, что она вышла за меня замуж.
— Поступки, Бенджамен, говорят громче, чем слова. Посмотрим, как будут обстоять дела.
Поверх головы тещи Бен встретился взглядом с Джулией. Гордость в ее глазах дала ему силу продолжить топтание. Он даже попытался, вероятно в последний раз, заключить со Стефанией какое-то подобие соглашения:
— К тому времени, когда мы вернемся из свадебного путешествия, обновление дома будет закончено. Надеюсь, когда мы устроимся, вы и Гарри посетите нас.
— Вряд ли, — отрезала Стефания. — Если бы вы по-настоящему хотели, чтобы Джулия оставалась ближе к своей семье, вы бы не выбрали жизнь чуть ли не в Соединенных Штатах Америки. Если она захочет видеть пас, она может приезжать к нам. Наш дом, в конце концов, всегда будет ее домом. И наша дверь всегда открыта для нее.
Эту женщину еще при рождении надо было сбросить с холма! Стиснув зубы, он поддался искушению и сильно закрутил ее в танце. Она чуть не вылетела из своих туфель на шпильках.
Наказание последовало немедленно. И в такой форме, какую он не мог предвидеть даже в самых кошмарных снах.
— Кто эта особа и почему она вторглась в частные владения? — вдруг проквакала Стефания, так высоко подняв брови, что они почти скрылись под прической. — Это кто-то из ваших гостей? И вы не удосужились представить ее мне?
— Нет, Стефания, — возразил он, его терпение уже было на исходе. — Удивительно, почему такое могло прийти вам в голову. Я не такой мужлан, чтобы…
Запал погас в наступившем ужасающем молчании. Его взгляд остановился на женщине, проталкивающейся в двойные двери фойе. Всего лишь два часа назад он стоял там и принимал гостей. В свете канделябров пламенели рыжие, отливающие золотом волосы. Она вглядывалась в толпу гостей и явно кого-то искала.
Бен покачал головой, словно не хотел верить происходящему. День свадьбы. Этот день принадлежит Джулии, ему и их будущему. Его прошлому здесь нет места.
Охваченный паникой, он наступил на ногу Стефании.
— Вы что, не смотрите себе под ноги? — воскликнула она. И в ее голосе прозвучали неприятные визгливые ноты.
Бен не особенно заботился о том, как умиротворить Стефанию. Главное — немедленно убрать со сцены непрошеную гостью, пока Джулия не заметила ее.
Прокладывая извилистую дорожку среди танцующих, он наконец добрался до двери.
— Какого дьявола? Ты думаешь, Мариан, что делаешь? — рявкнул он, схватил ее за локоть и потащил через фойе к комнатам, отведенным гостям со стороны невесты. Тут же находился и багаж, вещи, которые им понадобятся во время свадебного путешествия. А также билеты и паспорта. Дорожный костюм Джулии, что-то модное цвета дикой орхидеи, висел на плечиках на медной вешалке для пальто.
— Мне надо было видеть тебя, — прохныкала Мариан. — Нам нужно поговорить.
— Что? — Он уставился на нее, не веря своим глазам. — Мы не разговаривали уже много месяцев. А в свете нашего последнего разговора и представить невозможно, о чем еще мы могли бы говорить.
— Ты передумаешь, когда услышишь, что я хочу сказать.
— Мариан, — он закрыл дверь, чтобы кто-нибудь не подслушал их разговор, — я сегодня женюсь. Ты ворвалась ко мне на свадьбу. Ты что, сошла с ума?
— Прости. — Слезы сверкнули у нее в глазах. Я не знала. Когда я искала тебя по адресу, который мне дали в твоей старой квартире, рабочие сказали, что ты здесь на свадьбе. Они не сказали, что это твоя свадьба.
Она чуть ли не упала на маленькую позолоченную софу рядом с зеркалом во всю стену. Потом достала из большой клетчатой сумки, висевшей на плече, платок и высморкала нос. Больше всего на свете Бену хотелось, чтобы Мариан оказалась за тысячу миль отсюда. Но она так жалко выглядела, что он не мог удержаться от сочувствия.
— Что случилось, Мариан? Примирения с мужем не вышло?
— Вроде того. Пока ты не согласишься выслушать меня, мои несчастья не кончатся.
— У меня такое чувство, будто я говорю на иностранном языке! — Бен нетерпеливо пожал плечами. — Я только что женился. Жена, наверно, удивляется, куда я исчез. А к каким заключениям придет моя теща… — Он хлопнул себя по лбу. Черт-те что, они этого не вынесут!
— Если ты думаешь, что сейчас у тебя проблемы, — Мариан сквозь слезы взглянула на него, то подожди, что я тебе скажу! И можешь убрать со своего лица, Бен Каррерас, это выражение. В свете отношений, какие у нас когда-то были, самое меньшее, что ты мне теперь должен…
— Не заходи так далеко, Мариан, — едко посоветовал он. — Наши отношения, если их можно так назвать, во-первых, закончены. А по-настоящему никогда и не начинались.
— Когда спал со мной, ты так не думал!
— Ты пришла сюда, чтобы шантажировать меня? — Голос упал до опасного шепота.
— Нет, я бы вовсе не пришла сюда, — она забилась в угол софы, — если бы был другой выход.
Но речь идет не только о твоем или моем будущем, Бен. Речь идет о ребенке.
Большую часть своей тридцатидвухлетней жизни Бей прожил довольный собой и жизнью.
Каждое утро он просыпался, восхищаясь, что жизнь становится все лучше.
Последние слова Мариан повисли в воздухе словно топор, который вот-вот упадет на голову.
Он понял, что пребывал в раю для дураков.
— Чьем ребенке? — спросил Бен, заранее зная ответ.
— Твоем.
Конечно, это хитрость, ложь. Мариан всегда была горазда на выдумки. Ведь это она большую часть из двух месяцев их близости где-то прятала мужа. Так почему же страх, точно саван, опутывает его? Почему же он почти готов признать, что по меньшей мере в этом случае она говорит правду?
— Не верю. — Он еще попытался отрицать. Если бы я сделал тебя беременной, ты бы сказала об этом гораздо раньше.
— Я не была уверена, что ребенок твой. Сдерживаемые слезы побежали по щекам. — Он мог быть Уэйна. Я надеялась, что он Уэйна.
— Не понимаю, какие могут быть сомнения. Конечно, если ты не обслуживала нас обоих в одно и то же время.
В отчаянной попытке разорвать кошмарную паутину, опутавшую его, Бен бросил эти слова, почти не сознавая их смысла. Но краска, залившая лицо, и виноватый вид, с каким Мариан избегала его взгляда, подчеркнули черный юмор его фразы. Так раскрылась безобразная правда их, с позволения сказать, романа. Потрясенный, он склонился к ней.
— Мариан, скажи, что я ошибаюсь!
— Прости… — Она беспомощно всплеснула руками.
— За что? За обман твоего мужа? За ложь, которая шла от тебя с первого дня, как мы встретились? За то, что ты говорила мне, будто позаботилась о безопасности секса, а сама ничего не сделала? А теперь очередная новость! Что, Мариан, на «прости» новости не кончаются? — Бен слышал свой голос, подрагивающий от ярости. Он попытался взять себя в руки. — Скажи мне, что это просто плохая шутка.
— Это не шутка, — прохныкала она. — Как мне хотелось бы, чтобы это была шутка. Всю беременность я надеялась, что до этого дело не дойдет. Но ребенок, Бен, твой. Мы получили из больницы результат анализа на ДНК. И теперь ясно, что он не может быть Уэйна.
— Допустим, что это не очередная ложь. — Почти больной от отчаяния, Бен опустил голову и обхватил ее руками. — Чего ты хочешь от меня? Денег?
— Нет. Я хочу, чтобы ты взял малыша.
— Куда взял? — Он огорошенно уставился на Мариан.
— К себе домой. Я не могу содержать его. Уэйн прощает меня за то, что у меня была с тобой связь, но не хочет тащить на себе ребенка другого мужчины. Если я намерена быть с ним в браке, то мне надо отказаться от ребенка. Поэтому я пришла. Но если ты не возьмешь его, я отдам ребенка на усыновление. У меня нет другого выбора. Иначе я потеряю мужа. А я хочу его сохранить. Он единственный человек, которого я когда-нибудь любила.
— Как ты можешь любить мужчину, который заставляет тебя отказаться от ребенка? — воскликнул Бен.
— Я не такая сильная, как ты, — пожала Мариан плечами. — Мне нужен человек, на которого я могу опереться. — И, словно все объяснив, она встала, сняла с плеча сумку и положила к его ногам. — Мне одной не справиться с ребенком.
Бен посмотрел на Мариан, потом на сумку.
— Что это?
— Это вещи, которые тебе понадобятся. Памперсы, питание… А ты что подумал? Что у меня в сумке ребенок?
— После всего, что ты сделала, я бы не удивился.
— Ты же знаешь, я не бесчувственная. — Мариан всхлипнула, заметив отвращение, которое Бен и не пытался скрыть. — В конце концов, это и мой ребенок. Девять месяцев я заботилась о нем, пока он рос во мне. Потом я его родила. — Она глубоко вздохнула и с видом полного отчаяния продолжала:
— Я должна делать то, что лучше для него. Я должна думать о его.., безопасности.
Безопасности?
В сочетании с предыдущими жалобами слово прозвучало странно, если не сказать зловеще.
— Так что ты решил, Бен? Ты хочешь вырастить его? Или мне лучше позвонить в социальную службу и отдать малыша неизвестно кому?