Женщина в лиловом

II

Колышко развернул проект во всю ширину стола. Ему сделалось жарко. Он расстегнул ворот, обнажив широкую, поросшую рыжим волосом грудь. Весна и скромные поцелуи Сусанночки достигали своего. Чаще и чаще он навещал дом свиданий, где жил с полькой Ядвигой. Оттуда он выходил грязным и телом, и духом. Но Сусанночка ожидала развода с мужем. Правда, ей было двадцать лет. В июне они перевенчаются. У нее такие же полные плечи, как и у Ядвиги. Муж у нее большой подлец. Он затянул всю эту канитель почти на целый год. Ах, если бы Сусанночка пришла хоть один раз к нему на квартиру одна!

Поймал себя на том, что водит красным карандашом по одному месту. Начал работать, потом опять вспомнил, как они сидели с Сусанночкой в сумерках в ее комнате. На столе стоял стакан с фиалками. На этой неделе Сусанночка говеет и потому не целует больше трех раз подряд. У нее чуть восковое от постной пищи лицо, и в Чудовом монастыре[2] ей нравится монах Арсений, у которого она собирается по этому случаю исповедаться.

Колышко вспомнил о фиолетовом письме и, поколебавшись с мгновение, вынул его из корзины. Значит, он нравится-таки женщинам. Говорят, он статен. У него прекрасные волосы, широкая грудь. Остальное в мужчине уже не так…

«Умоляю Вас, умоляю позвонить мне», — прочел он опять. Это было похоже на истерический крик. Но почерк был уравновешенный, настойчивый и спокойный. Странно не вязалось и вместе интриговало.

К несчастью, он не мог припомнить хорошо всех дам, которые были вчера у Биоргов. Он заметил только двух: сестру хозяйки и жену студента-техника, которая пела низким контральто романсы.

Почему, действительно, он должен отвечать на письмо грубым молчанием? Разве разговор по телефону к чему-нибудь обязывает? И при чем здесь мысль о Сусанночке? Сусанночка даже во многом виновата сама. Она могла бы быть несколько снисходительнее к его порывам взрослого и сильного мужчины.

Он отодвинул тушь и, закурив толстую папиросу, вызвал по телефону 2-41-02. Вероятно, это было с его стороны мальчишество, потому что он непривычно волновался. Правда, он в точности еще не знал, следует ли вообще в таких случаях отвечать. Но ведь письмо не было все-таки анонимно. Ему припомнились слова Василия Сергеевича, что оно, безусловно, от порядочной женщины. И, кроме того, она занесла его сама. Конечно, не позвонить с его стороны было бы хамством.

И вообще, теперь уже поздно…

— Кто у телефона? — спросил женский голос, ясный, твердый и немного сухой.

Говорившая была уже не так молода. Он назвал себя.

«Боже, ведь у меня столько дел! — вдруг возмутился он. — К чему это все? К чему? Какое мальчишество!»

Чтобы не глядеть на проект, он наступил на него локтями.

«Почему Василий Сергеевич не спросил у Гавриила, блондинка она, брюнетка или шатенка? Было бы интереснее».

Голос сказал оторванно:

— Ах!

Маленькая пауза.

— Вы просили меня позвонить?

— Да, я вас просила. Прошу вас верить, что это вполне серьезно. Мне необходимо вас видеть. Одну минутку. Мы почти незнакомы. Но если бы это могло мне помочь в моем положении! Я обращаюсь к вам как к порядочному человеку. Может быть, говорить с вами, вас видеть… Ах, я не знаю… Я волнуюсь. Я не надеялась, что вы так скоро позвоните. (В голосе проскользнула тонким диссонансом усмешка.) Еще одну минутку. Ни драм, ни истерик, ни трагедий. Просто короткий дружеский разговор… если. Конечно, можно…

Эти слова она сказала печально. Может быть, за ними даже почувствовался вздох. Ее голос был Колышко так же симпатичен, как и почерк.

— Я очень смущен вашим обращением, — сказал он. — Я не знаю, чем я заслужил. Мы так мало с вами виделись. К тому же я страшно занятой человек. Вы представляете? У нас строительный сезон в разгаре.

— Я ничего, ничего не прошу у вас и ни на что не надеюсь. Я уважаю занятых людей. Но, может быть, всего полчаса, от шести до половины седьмого у меня сегодня вечером?

Он колебался, что ответить, застигнутый врасплох.

— Если это так необходимо, Вера Николаевна…

— Благодарю вас. Итак, ровно в шесть?

— Ровно в шесть.

— До свидания.

— До свидания.

Правда, это был час, когда он обещал позвонить Сусанночке. Но он позвонит ей немного позднее.

Он положил трубку. Все это произошло с такой внезапностью, как будто его воля и сознание все время оставались ни при чем. Это удивило его и вместе с тем наполнило досадой.

«Кажется, я поступил не так, как бы следовало», — сказал он себе.

Он еще раз вспомнил голос, сухой и твердый, короткие, сдержанные фразы. Несмотря на рискованность положения, она держала себя с поразительным достоинством.

«Она — интересная женщина, — решил он в утешение и извинение себе. — Удивительно, что я вчера ее не заметил».

И его даже вдруг заинтриговало, что он ее увидит.

Новый телефонный звонок напомнил ему, что его трудовой день начался.