Женщины Флетчера

ГЛАВА 8

Рэйчел замерла на пороге кабинета, пораженная. Молли Брэйди не преувеличивала: здесь были сотни – если не тысячи – книг. Они стояли ровными рядами на полках, лежали шаткими стопками на столах и стульях, громоздились на большом письменном столе в центре комнаты.

И все же, вопреки этому, в помещении царила атмосфера строгой опрятности. Медная подставка для дров в камине была вычищена до блеска, черные кожаные кресла с полукруглыми спинками издавали запах дегтярного мыла, хирургические инструменты, аккуратно разложенные в застекленном шкафчике, сверкали.

Не привыкшая к долгим колебаниям, Рэйчел вошла в комнату, приблизилась к стене, сплошь уставленной книжными полками, и с восхищением провела пальцами по разноцветным кожаным корешкам. Многие названия были вытиснены золотом, а сами книги представляли все разнообразие литературных жанров.

Разумеется, здесь имелись медицинские книги – толстые тома трактатов по анатомии человека,– но была и классика, а также труды по ботанике, астрономии, философии политике. Порой среди томов попадались – будто бы для нарушения строго единообразия – легкомысленные комедии и книги о приключениях. Эти сочинения все до единого имели подпись «Луиза Г. Флетчер», сделанную витиеватым причудливым почерком.

Рэйчел задумалась, кому бы могло принадлежать это имя. Но вряд ли ей когда-либо удастся удовлетворить свое любопытство, так как спрашивать у Гриффина, кто такая Луиза, Рэйчел не собиралась, а Молли, если обратиться к ней, возможно, не захочет отвечать.

Смирившись с этим, девушка устроилась в одном из внушительных кресел возле камина и открыла легкомысленный французский роман. Утро прошло в обстановке приятной, спокойной праздности; по крайней мере, на несколько часов Рэйчел Маккиннон смогла отвлечься от мрачных событий реальной жизни. На это время ее колючее уродливое платье превратилось в шелковый наряд, бедность – в сказочное богатство, а одиночество уступило место толпе восторженных поклонников в столь изысканных одеждах, что девушка лишь смутно себе их представляла.

Рэйчел, с пылающими щеками следившая за героическими подвигами героини, все еще пребывала в мире грез, когда вдруг почувствовала, что она не одна в комнате, и увидела перед собой доброе лицо преподобного Холлистера.

– Простите меня,– проговорил он с мягкой улыбкой. – Кажется, я оторвал вас от чего-то весьма увлекательного.

Смущенная Рэйчел прикрыла книгу, заложив ее указательным пальцем, и улыбнулась.

– Пожалуйста,– сказала она, ощущая, как горят ее щеки. – Присаживайтесь.

Преподобный опустился в кресло напротив Рэйчел привычным движением частого и желанного гостя. Девушка инстинктивно догадывалась, что этот человек был лучшим и, – за исключением Молли Брэйди, – возможно, единственным другом Гриффина Флетчера.

Молчание становилось неловким, и Рэйчел первой нарушила его.

– Боюсь, доктора Флетчера нет дома,– сказала она, неосознанно перенимая изящную манеру речи благовоспитанной девушки из высшего общества, о которой читала.

Ее собеседник казался встревоженным, даже нерешительным.

– На самом деле, мисс Маккиннон, я пришел к вам. – Он отвел в сторону голубые глаза и растерянно умолк.

Рэйчел испытывала желание вскочить, вцепиться в потрепанный воротник священника и хорошенько его встряхнуть. Вместо этого она вежливо произнесла:

– Да?

Теперь в его облике почувствовалась напряженность. Наблюдавшая за тем, как в преподобном Холлистере боролись разнообразные противоречивые эмоции, Рэйчел вздрогнула, когда тот встал и повернулся к ней крепкой, но неширокой спиной.

– Мисс Маккиннон, боюсь, я покажусь вам невежливым, но вам необходимо как можно скорее уехать из Провиденса.

Потрясенная Рэйчел в молчании смотрела, как священник повернулся к ней лицом – в его лазурных глазах она прочитала предельную искренность и вздрогнула. Преподобный Холлистер вздохнул, возвел на мгновение глаза к потолку и продолжил:

– Мисс Маккиннон...

Рэйчел внезапно вспомнила о своем убогом поношенном платье, о сомнительной репутации своей матери и своем весьма двусмысленном присутствии в доме доктора Флетчера. От обиды у нее сдавило горло и ей захотелось плакать.

– Рэйчел,– поправила она.– Пожалуйста, зовите меня Рэйчел.

Священник снова сел, и взгляд его погрустнел.

– Рэйчел,– послушно повторил он.– Мое имя Уинфилд, хотя Гриффин уже давно переделал его в Филд.

Рэйчел слегка кивнула.

– Филд,– сказала она, прислушиваясь к этому имени, к силе и благородству его звучания.– Я... я не такая, как моя мать, если вы из-за этого хотите, чтобы я уехала.

Его лицо выразило молчаливое сочувствие, а в голосе прозвучали утешительные нотки:

– Рэйчел, ваша мать была замечательной женщиной во многих отношениях. Хотя я не одобрял ее... занятия, я ценил ее как дорогого друга.

Рэйчел на мгновение опустила глаза, но потом заставила себя взглянуть в лицо Филда.

– Знаете, мне здесь не слишком хорошо. Все только и говорят, что мне надо поскорее уехать.

Филд протянул руку и коснулся руки Рэйчел.

– Пожалуйста, не думайте, будто все пытаются от вас отделаться.– Неожиданно он снова вскочил на ноги и принялся в волнении расхаживать взад-вперед у камина.– Возможно, мне не надо было приходить сюда, не следовало ничего вам говорить...

Рэйчел выпрямилась в кресле, забытая книга лежала у нее на коленях.

– Филд, что именно вы хотели мне сказать?

Он остановился и взглянул на Рэйчел с высоты своего роста. В чертах его лица обозначилась тревога.

– Вы познакомились с мистером Уилксом, – начал он.– И, конечно, вы теперь знаете также Гриффина. Во имя всего святого, Рэйчел, не вставайте между ними!

Удивление Рэйчел могло сравниться разве что с ее смущением.

– Между ними? – повторила она.

Филд снова принялся вышагивать по комнате.

– Теперь я понимаю, не стоило вам этого говорить,– бормотал он, тряся головой в таком комическом отчаянии, что Рэйчел рассмеялась.

– Вы заставляете меня чувствовать себя добычей, за которой все охотятся! Вы действительно считаете, будто Джонас и Гриффин способны поссориться из-за меня?

Бурное веселье Рэйчел, похоже, заставило Филда немного расслабиться, хотя он густо покраснел. Он опять сел, и, когда вновь встретился взглядом с несколько растерянной Рэйчел, его лицо было строгим.

– Это может привести даже к более трагическим последствиям, Рэйчел. Джонас Уилкс хочет заполучить вас – это факт, не вызывающий сомнения. И моя весьма тренированная интуиция подсказывает мне, что Гриффина вы привлекаете ничуть не меньше.

Рэйчел оглядела свое платье с чужого плеча и обтрепанные башмаки и громко расхохоталась над нелепыми, по ее мнению, фантазиями преподобного Холлистера.

Филд нетерпеливо вздохнул и откинулся в кресле, явно ожидая, пока пройдет этот неуместный приступ веселья. Когда Рэйчел поутихла, он отчеканил:

– Рэйчел, поверьте, если бы вы знали, насколько шаток мир между этим людьми, вы бы не стали смеяться.

Его серьезный тон отрезвил Рэйчел, по крайней мере, внешне. Внутренне какая-то часть ее продолжала посмеиваться.

– Преподобный Холлистер... Филд... я думаю...

– Вот именно, подумайте, и как следует! – прервал ее собеседник, сжав подлокотник кресла побелевшими пальцами. – Вы невероятно привлекательны. Ни Джонас, ни Гриффин не могут не замечать этого.

Рэйчел была уверена, что ничего более смехотворного не слышала за всю свою жизнь, но романтическая окраска, пусть фантастических, идей Филда не позволила ей сразу отбросить их. Некоторое время она даже наслаждалась ими.

Потом она проговорила с достоинством:

– У меня нет ни малейшего намерения покидать Провиденс. Мать оставила мне немного денег и дом, и я собираюсь в полной мере воспользоваться ими.

У Филда от неожиданности отвисла челюсть, лицо внезапно стало таким же белым, как его безупречный воротничок.

Усилием воли Рэйчел подавила очередной взрыв неудержимого хохота. Если не считать легкого подрагивания уголка рта, ее лицо не переменилось.

– Судя по всему, мои слова произвели на вас неверное впечатление, – промолвила девушка, вновь обращаясь к высокопарной лексике, почерпнутой из недочитанного ею романа. – Я отнюдь не собираюсь продолжать дело моей матери. Я намерена открыть пансион. Там поселимся я и мой отец, и, надеюсь, также многие женщины из палаточного городка.

Филд Холлистер с завидным самообладанием выбрался из неловкого положения, в которое себя поставил.

– Я понимаю,– сказал он, откашлялся и покраснел до ушей.

Он, безусловно, был очень милый человек, и Рэйчел захотелось ободрить его.

– Филд, пожалуйста, не беспокойтесь о мистере Уилксе и докторе Флетчере. Да посмотрите на меня! Я дочь лесоруба. У меня нет ни красивых платьев, ни хороших манер, ни красоты. Что во мне могут увидеть такие господа, как эти двое?

Филд Холлистер отрешенно смотрел в пространство, и, казалось, в неизмеримой дали ему открывалось нечто пугающее. Наконец он встал и с заметным усилием вернул себя в просторную, полную книг комнату.

– Боже, пощади невинных, – пробормотал он. Рэйчел открыла книгу у себя на коленях и провела пальцем по надписи на титульном листе.

– Филд, кто такая Луиза Г. Флетчер? – осмелилась спросить она.

Священник вздохнул.

– Она была матерью Гриффина,– рассеянно ответил он.

Рэйчел почувствовала огромное облегчение.

– Какая она была?

Филд улыбнулся, вспоминая:

– Она была красива, практична, и, как и ее сын, не склонна к пустой болтовне.

Затем сердечно, хоть и несколько кратко, попрощавшись, он удалился.

Рэйчел раскрыла роман, которым так увлеклась перед визитом священника, и прочитала один и тот же отрывок три раза подряд. Слова мелькали в ее сознании и тут же таяли, словно дым. Расстроенная, она захлопнула книгу и решительно отложила в сторону. Неожиданно ее жизнь стала куда более захватывающей.

Полуденное солнце уже стояло высоко в небе, когда Гриффин въехал в центральный поселок лесорубов Джонаса. Несколько человек толпились перед входом в барак, где помещалась кухня-столовая, но он знал, что большинство из них работают выше по склону горы.

Мучительное воспоминание больно сжимало горло, пока Гриффин спешивался и привязывал лошадь к коновязи у кухни. Запах смолы, свист, смертоносное падение гигантского дерева, изуродованное тело отца, которое несли обратно в поселок,– все, как это всегда бывало здесь, пронеслось у него перед глазами.

В дверях барака показался Джек Свенсон, повар, одной рукой держащий ободранный котелок, а другой решительными движениями помешивающий свое варево.

– Какая нелегкая занесла вас сюда, док? Сегодня не было никаких несчастных случаев.

Гриффин неосторожно бросил взгляд на содержимое котелка Свенсона и тут же пожалел о своем любопытстве.

– Я знаю, что у вас работает человек по фамилии Маккиннон, лесоруб.

Свенсон презрительно свистнул и сплюнул на землю жевательный табак.

– Маккиннон больше не лесоруб, док. С сегодняшнего утра он здесь командует.

Гриффину это не понравилось. Зачем Джонасу нанимать лесоруба, а на следующий день повышать его в должности?

– Где он?

– Не представляю, зачем он вам, – процедил Свенсон, глядя на Гриффина с открытой неприязнью. – Он не болен.

Гриффин вздохнул, снял шляпу и провел по лбу рукавом промокшей от пота рубашки. Похоже, этот старик так и не простил его за то, что он предпочел медицину лесопильному предприятию отца. Возможно, в каком-то смысле он и сам не мог себе этого простить.

– Где Маккиннон? – повторил вопрос доктор. Свенсон выдвинул вперед упрямый небритый подбородок:

– Не видал его. Гриффин выругался про себя.

Морщинистое лицо Свенсона перекосила издевательская улыбка:

– Может, в тебе и есть что от Флетчеров, парень. Тут некоторые сомневаются, тот ли ты, за кого твоя мать тебя выдавала.

Гриффин прикрыл глаза и стал считать про себя. Когда рассудок вернулся к нему, он заговорил осторожным, размеренным тоном:

– Если ты не хочешь захлебнуться в этой жиже, которую приготовил, Свенсон, лучше заткнись.

Старик сунул котелок и деревянную ложку в руки какого-то остолбеневшего лесоруба и с угрожающим видом заковылял по крыльцу.

– Ты воображаешь, малец Флетч, будто сможешь справиться со стариком Свеном?

Гриффин сверкнул глазами:

– Конечно, смогу, и ты прекрасно это знаешь, старый ублюдок.

Свенсон осторожно спустился по скрипучим ступенькам и вышел на солнцепек:

– Так закатай рукава и попробуй.

– О черт,– простонал Гриффин.

– Боишься меня, малец?

Вокруг собралась небольшая кучка лесорубов, привлеченных ссорой, послышались смешки.

Гриффин отстегнул сначала одну запонку, потом другую. Следуя правилам игры, он закатал рукава. «Видишь ли ты меня, папа? – подумал он. – Прошло столько лет, а стоит мне появиться на этой горе, как кто-нибудь из стариков опять требует доказать, что я твой сын».

– О'кей, Свенсон, – громко сказал он. – Кто будет драться за тебя на этот раз?

Как по команде, вперед выступил один из новичков-лесорубов. Остальные уже видели подобную сцену, но наблюдали за ней с абсолютно непроницаемыми лицами.

Верзила был на голову выше Гриффина, с мощной грудной клеткой и выражением оскорбленного достоинства в глазах.

Гриффин чуть не расхохотался:

– Так это ты будешь драться вместо старика? Солнечный луч упал на огненно-рыжую шевелюру дровосека. Он возмущенно-недоверчиво обвел взглядом остальных рабочих.

– Да, уж я-то не собираюсь стоять сложа руки и смотреть, как кто-то вдвое моложе вышибает из него кишки! – решительно заявил он.

Гриффин поманил его пальцем:

– Ну давай, молокосос. Свен ведь без драки не успокоится.

Парень был явно не в своей тарелке и не на шутку уязвлен.

– Кто это молокосос?

– Ты,– усмехнулся Гриффин.

К восторгу зрителей, молокосос отреагировал немедленно. От первого удара, мощного, как удар копытом быка, пришедшегося Гриффину в диафрагму, у него перехватило дыхание. Над ним временно одержали верх, но это было частью ритуала. Второй удар оказался легко предсказуемым, и Гриффин увернулся от него. Он решил немного затянуть спектакль: жизнь в поселке была однообразной, и людям требовались развлечения.

Отступление было ошибкой. Правый кулак верзилы с сокрушительной силой врезался в челюсть Гриффина, и боль пронзила его голову, шею и лопатки. Рассудок его помутился, и начался танец смерти.

Внезапно Гриффин вновь ощутил себя мальчишкой. Он находился не в поселке лесорубов, а на палубе одного из кораблей компании, акциями которой владел его отец, плывущего из Сан-Франциско в Сиэтл. Там, на скользкой, шаткой палубе, Ла Ферье обучал его своим смертельным приемам, пока дух и тело подростка не сливались воедино.

И ноги Гриффина, обутые в тяжелые ботинки, превратились в куда более страшное оружие, чем его кулаки. Когда Гриффин опомнился, тот, кто стал жертвой свенсоновской страсти к забавам, неподвижно лежал на земле – одна сторона его головы была покрыта кровью. Только вздымавшаяся могучая грудь говорила о том, что он еще жив.

Гриффин покачнулся, и ему в лицо обрушился ушат ледяной воды, окончательно приведшей его в сознание. У плеснувшего в него водой были молодые глаза, но его борода и волосы были седыми.

– Сукин сын, – проговорил он вполголоса. – Где ты научился драться, как французишка?

Гриффин не мог ответить. Вместо этого, увидев наконец, что он сотворил с ни в чем не повинным защитником Свенсона, доктор побрел, шатаясь, за сарай с инструментами. Там его долго и мучительно рвало.

Все это время седобородый мужчина наблюдал за ним. Когда все было кончено, он протянул Гриффину ведро воды. Гриффин прополоскал рот, сплюнул и вылил остальную ключевую воду на пульсирующую от боли голову. Потом хрипло поблагодарил:

– Спасибо.

Голубые глаза смотрели внимательно, но без настороженности. Мужчина протянул Гриффину мозолистую руку:

– Маккиннон.

Горло Гриффина обжег приступ смеха. Начавшись со сдавленных, отрывистых смешков, он перерос в истерический хохот.

– Гриффин,– наконец выговорил он.– Гриффин Флетчер.

Снаружи спускалась темнота, и Рэйчел беспокоило то, как Молли то и дело встает из-за стола, чтобы выглянуть из кухонного окна в сторону амбара. Кого она высматривает? Доктора Флетчера? Или эту пропавшую индианку, Фон Найтхорс? Исчезновение последней было разочарованием для Рэйчел: ей так хотелось поближе узнать ее, задать столько вопросов!

– Хвала святым! – неожиданно воскликнула Молли, заставив вздрогнуть Рэйчел и молчаливого туповатого парня, сидевшего рядом с ней за столом.

Дверь в кухню распахнулась, и появился доктор Флетчер. Рэйчел так потряс вид его посиневшей, распухшей челюсти, что она вскочила на ноги. Доктор Флетчер даже не глянул в ее сторону, и девушка не успела оправиться от странной боли, причиненной его невниманием, как вошел ее отец.

– Папа! – пронзительно вскрикнула Рэйчел, бросаясь в его раскрытые навстречу ей сильные объятья.

Эзра Маккиннон нежно улыбнулся дочери.

– Вот это встреча так встреча, – сказал он.

И тут Рэйчел вспомнила. Она почувствовала, как кровь отлила от ее лица и глаза наполнились слезами. Эзра крепко прижал ее к себе.

– Все в порядке, малышка,– сказал он.– Я знаю, что твоей мамы больше нет.

Рэйчел позволила себе выплакаться – это было ей так необходимо! Когда девушка наконец успокоилась, благодаря усилиям отца и своим собственным, то ощутила такую усталость, что едва держалась на ногах.

Эзра усадил ее в кресло возле дубового стола. Только тут она заметила, что они одни в большой комнате.

– Мы уедем отсюда,– пообещал Эзра хриплым от подавляемых эмоций голосом. – Здесь больше незачем оставаться.

Рэйчел запнулась, не уверенная в том, как отец воспримет ее решение. Наконец, набравшись смелости, она объяснила, что Ребекка оставила ей наследство: у них теперь есть свой дом и им больше не надо переезжать из города в город.

Она была поражена суровостью отца, жесткостью его слов:

– Мы этого не сделаем, дочка. После всего того, что мне сегодня рассказал Гриффин Флетчер, я здесь ни за что не останусь.

Разочарование заставило Рэйчел сжаться в кресле.

– Что же такое ужасное он тебе рассказал, па?

– Незачем тебе знать, что он сказал мне. Как только Бекки будет похоронена и мы отдадим ей последний долг, мы уезжаем. Это все, Рэйчел.

«Значит, так тому и быть»,– с упавшим сердцем подумала Рэйчел.