Женщины президента

12

Настя вызвала такси и поехала с Сашкой к родителям. Она часто туда ездила, чтобы подбросить матери Саньку дня на два-три. Бабушка и дед радовались внучке и раньше втайне надеялись, что эти свободные от ребенка дни необходимы Насте для ее сложного и малопонятного им мужа. Они заблуждались. Ни ей, ни Артему никакие освобождения от ребенка не требовались. Их общие ночи закончились. Тарасов, патологически скучающий без своей Кляксы, оставшись наедине с женой, из последних сил старался скрывать свое раздражение. Настя рядом с мужем ощущала себя одинокой.

Но родителей никто ни в чем не разубеждал. Зачем? Настино лицо говорило красноречивее всего, и мать становилась все грустнее и грустнее, а отец с возрастающей день ото дня ненавистью произносил имя зятя.

К городу вплотную придвинулась пока еще нестойкая зима, намекнув о себе первым, тотчас расползшимся в грязь, раскисшим снегом, новыми травмами пешеходов, авариями на проспектах и радостным, быстро разгулявшимся ветром.

В такси, медленно проползающем метр за метром, Сашка вытерла носом все стекло, пользуясь безразличием матери, и радостно лепетала про снежную бабу. Настя автоматически кивала, почти не вслушиваясь в детские восторги.

— Папа обещал мне слепить бабу! — доложила дочка, неразлучная с отцом.

Да, он ее обязательно слепит… И даже не одну…

— А еще он купит мне лыжи, и мы будем кататься!

Папа меня научит! Мама, а ты тоже умеешь бегать на лыжах?

— Что? — с трудом выбралась из своей задумчивости Настя. — На лыжах? Да, умею… Но не так хорошо, как папа!

— Тогда мы с тобой будем учиться вместе! — сказала Сашка.

Лучше бы они поехали на метро… Скорее бы добрались. Настя посмотрела в окно: их со всех сторон зажали заляпанные грязью по самую крышу машины с обезумевшими водителями, которые уже давно куда-то опоздали. Пробки в городе стали его главной отличительной особенностью.

Настя вздохнула: они обречены то стоять, то едва-едва тащиться в этой снеговой жиже еще не меньше часа. Но теперь никуда не денешься… Это безнадежно… Не брести же ей сейчас с ребенком до ближайшей станции метро… А главное — зачем ей понадобилось навещать родителей? Каждый ее визит туда — новая боль. Было нестерпимо видеть страдающие, соболезнующие глаза матери, уверенной в невыносимой тяжести дочкиной жизни и смотрящей на Сашку как на сиротку при живом отце. Было ужасно читать в отцовском взгляде: а я ведь предупреждал тебя, дочка! Но ты не пожелала слушать! Вот теперь… А что теперь?!

Ей хотелось заорать им в лицо, чтобы они раз и навсегда оставили свои сострадания и сопереживания, отвели эти горькие, тоскующие по ее несчастной, загубленной жизни глаза! Она, в конце концов, еще не покойница! И не нужно над ней рыдать и ее оплакивать! Она не нуждается в этом непрерывном сочувствии и жалости! Они ей донельзя противны, просто невыносимы!

Настя боялась, что все это закончится когда-нибудь грандиозным скандалом, да еще при Сашке.

Она не хотела ссор и разладов, боялась их, а поэтому, незаслуженно обижая родителей и каждый раз раскаиваясь, оставляла Сашку и торопилась поскорее исчезнуть с глаз долой.

— Папу не дождешься? — с привычной грустью справлялась мать. — Он так скучает без тебя… Ой боже, Настенька!.. Как же ты плохо выглядишь… Что-нибудь случилось?.. Хотя с таким мужем даже если и ничего не случается…

Настя отрицательно качала головой. Нет, она не дождется отца… Зачем? Ей и так плохо… Вот только домой ехать тоже не хочется…

Настя поцеловала Сашку, уже радостно прилепившуюся к бабушке, пообещала приехать за дочкой через два дня и вышла под мокрый снег. Он быстро залепил ей волосы, выбивавшиеся из-под капюшона, налип на куртку и брюки. Настя стояла в раздумье: куда деваться? Похоже, ей больше нет на этой земле места… И вообще, у нее никого нет… Ни родителей, с которыми невозможно разговаривать, ни мужа… Даже Сашка больше привязана к отцу и ни за что так просто с ним не расстанется.

По лбу текли холодные капли, совсем недавно кокетливо порхавшие в воздухе изящными, ажурными снежинками. Вспоминая о прошлом, они возмущались непредсказуемостью судьбы и быстротечностью жизни и злились за несправедливость по отношению к ним. Поэтому им доставляло особое наслаждение морозить и пачкать щеки, размачивать прически и смывать тушь с ресниц и век.

Но это только начало… Зима еще возьмет свое и в марте бросит вымотанных, измочаленных холодами и темнотой, хилых горожан в ледяные руки анемии и депрессии… Но Настя как раз любила зиму, пронзающую легкие остывшим воздухом и создающую тебя словно заново. Она поплотнее натянула на лоб капюшон и подняла руку. Остановился частник.

— Куда поедем? — спросил он, распахивая дверь.

— На «Юго-Западную», недалеко от метро.

— Садитесь! — кивнул водитель. — Цены знаете?

Настя кивнула, и машина медленно потащилась в обратном направлении.

Через пять минут они уже встали. Водитель открыл окно и закурил.

— Не мешает? — спросил он Настю.

Она равнодушно пожала плечами.

— Это как минимум на полчаса, — прикинул водитель на глаз их ближайшее будущее. — Поставить Россию на ноги теперь уже ни за что никому не удастся. Сплошные колеса… В самом широком смысле этого слова. Вы не торопитесь?

— Нет, мне все равно, — сказала Настя. — Хоть час!

Уж лучше сидеть в машине, чем слоняться из угла в угол в пустой квартире и оплакивать свою неудавшуюся жизнь…

Водитель внимательно посмотрел на Настю. Он не походил на обычного бомбилу, хотя, вероятно, извозом промышлял нередко. Да сейчас многие так живут… Хорошо и со вкусом одетый, с маленькой узкой бородкой и темными волосами по плечам, он напоминал художника или поэта, испытывающего временные финансовые затруднения.

Из стоящего рядом «Рено» рванулась громкая, дикая музыка, отдаленно напоминающая африканскую. Водитель поморщился и поднял стекло.

— Вам не душно?

Настя снова передернула плечами. Ей не хотелось отвечать, двигаться, чувствовать… Идеальный вариант — просто сесть где-нибудь в укромном, обязательно темном уголке и замолчать на веки вечные. И не видеть никого, и не слышать, и ничего не знать, и не думать ни о чем… И не нужны ей никакие дети, мужья и родители… Ей вообще отныне больше никто не нужен… Надоели…

Мокрый снег прилипал к стеклу назойливым спутником, от которого теперь не отвязаться до самой весны. Он знал свою немалую будущую силу и радовался в предвкушении долгого полновластия.

Я еще и в мае идти буду! — грозился он. И может, даже в июне… А что?.. Запросто…

— По-моему, вам нужен врач, — неожиданно сказал водитель.

Как все обожают лезть не в свое дело!..

— С чего вы взяли? — пробормотала Настя, сняла с пальца перстень и рассеянно повертела его в руке. — Вы психиатр?

— Нет, рентгенолог, — сказал бородатый.

— Одно и то же… — буркнула Настя. — Просвечиваете человека насквозь… Только с помощью техники.

У меня просто начинается грипп. А мы тут неудачно застряли… Рискуете от меня заразиться… Подрабатываете?

Водитель усмехнулся:

— А вы хорошо себе представляете, сколько получает врач?

— Примерно… — пробормотала Настя и смутилась.

Ей иногда становилось стыдно за свое счастливое, безбедное существование, за то, что она знать не знает и ведать не ведает, как экономить, считать рубли, покупать дешевку на рынке и при этом еще страшно радоваться каждой нищенской покупке, на которую долго собирали, откладывая жалкие десятки.

Водитель поискал в кармане и протянул Насте визитку:

— Если понадобится врачебная консультация, буду рад вас видеть…

— Вообще-то я могу сфотографировать свои легкие и у себя в поликлинике, — пробубнила Настя.

Знал бы он, в какой поликлинике лежит медицинская карточка его случайной пассажирки…

— А при чем здесь ваши легкие? — снова усмехнулся водитель. — У вас есть мобильник? Могу одолжить. Позвоните домой, скажите, что застряли в пробке.

— Мне некому звонить, — раздраженно объяснила Настя и вернула перстень на место. — Меня никто не ждет…

И вдруг осознала, что это не пустые, отдающие мелодраматизмом слова, а правда… Простая и грубая. Ее действительно никто не ждет: Сашка у родителей, Артем — на работе рядом со своей этой.., как там ее?.. верной помощницей… Им хорошо вдвоем…

Насте вдруг захотелось резко развернуть машину и поехать к нему в офис, чтобы увидеть ее наконец.

А зачем? Увидеть и что сказать?.. Взглянуть и промолчать… Или не промолчать… Устраивать скандал на работе?.. Нет, это невозможно. А дома? И дома не стоит… Что же тогда?.. Что ей делать?!.. Как себя вести?!..

Хорошо бы поскорее добраться до квартиры, полежать в горячей ванне, а потом спрятаться под одеяло и заснуть… Артем приедет поздно. Как всегда.

Наверное, она очень красивая… И умная… Не в пример Насте… Нет, все равно на нее надо посмотреть…

Только не сегодня…

— А мы никак не можем отсюда выбраться? — на всякий случай спросила Настя.

Водитель пожал плечами. Увы… Настя плотно прижалась к спинке сиденья и постаралась настроить себя на долгое, тупое ожидание…

Рано наступившая зима чисто побелила землю, асфальт и деревья.

— Евроремонт закончился! — объявила Танька, выглянув воскресным утром в окно.

Она здорово понахваталась у отца, занимающегося строительством и ремонтом офисов.

Валентина засмеялась, собрала дочку и отправилась с ней в парк. Танька с радостным визгом носилась по дорожкам, лепила снежки и через полчаса вымокла с ног до головы. Валентина стала подумывать, что надо идти домой переодевать мокрого ребенка, но очень не хотелось уходить. Ей редко теперь при этой сумасшедшей работе удавалось гулять, тем более с дочкой.

По краю берега тянулась длинная цепочка лыжников.

— Мама, смотри, как красиво! — крикнула Танька.

Они действительно бежали на редкость легко и слаженно, немного рисуясь своей пластикой, изяществом каждого движения, каждого отточенного взмаха палки, каждого длинного шага вперед… Валентина засмотрелась. Неожиданно один из лыжников выпал из цепочки, спокойно и смело нарушив ее рисунок, и плавно подъехал к Валентине.

— Гуляете с дочкой? — услышала она знакомый бас, чуточку споткнувшийся на букве "д", и вросла в снеговую дорожку. — Вы недалеко живете?

Он непривычно внимательно всматривался в ее лицо, и Валентина поежилась: ей стало неуютно, холодно, и она сразу вспомнила, что сегодня с утра было минус пятнадцать.

— Да… — пролепетала она. — Вы очень хорошо бегаете на лыжах… Я не знала…

— Редко получается, — объяснил он. — Иногда друзья вытаскивают.

Подскочила румяная Танька и внимательно уставилась на незнакомого человека. Тарасов подал ей огромную ладонь.

— Артем Максимович, — пробасил он.

Танька доверчиво вложила ладошку в руку Тарасова, где сразу почти исчезла насквозь мокрая детская варежка.

— А я Таня…

— И сколько же тебе лет, Таня?

Танька на мгновение призадумалась и сосредоточенно потерла мокрой варежкой серьезно наморщенный лоб:

— Четыре с половиной… Нет, уже больше… Скоро пять…

Шеф наклонился к ней пониже:

— И моей Кляксе столько же… Надо бы вас познакомить. Будете вместе играть. У тебя есть подружки?

— Нет, — покрутила головой Танька. — У меня одни бабушки!.. Зато их много!

— Ну надо же, какое совпадение! — усмехнулся босс. — И у моей барышни все то же самое! Вас нужно обязательно подружить! Вы не возражаете?

И он снова внимательно взглянул Валентине в лицо.

— Нет, почему же… — растерянно пробормотала она. — Очень хорошая идея…

Президент опять усмехнулся. Ее заметавшиеся глаза настойчиво твердили совсем о другом… Валентина не понимала, при чем тут дети и прогулки, но возражать не осмелилась.

Шеф вежливо поклонился:

— Ну до завтра!

— Вам их уже не догнать… — виновато сказала Валентина, глядя вслед его друзьям-лыжникам, превратившимся в миниатюры.

Впервые в жизни она увидела, как президент улыбается… И, кажется, насмешливо…

— Вы уверены? — Его улыбка стала еще шире. — Долго не гуляйте: холодно!

Он с силой оттолкнулся палками и умчался прочь, ловко скользнув по краю реки. Валентина, не отрываясь, смотрела ему вслед. Фигура высокого лыжника все уменьшалась и уменьшалась, потом сравнялась с размерами бегущих впереди темных человечков, подлетела к ним и стала в строй, замкнув собой удивительно слаженную цепочку.