В то воскресенье Анастасия, захлебнувшись в очередном приступе ревности, схватила Сашку и отбыла с дачи к отцу Поворот не новый. Поэтому коттедж временно пустовал.
Артем гнал машину на Икшу, изредка посматривая на тихую, неподвижно и безмолвно сидящую рядом Юлю Рыкову. Странная девочка… Ни следа косметики на недавно умытом душистым мылом лице, детская прическа, пшеничные бровки… И ни малейшей завлекательности в чисто-синем, поднебесном взоре.
Казалось, они просто едут на пикник, где возле костра их уже давно ждут-поджидают старинные, верные друзья и подруги, где жарко дышит горячий шашлык, льется густое, бордовое вино и низко звучит гитара, с удовольствием припоминающая чужие слова и мотивы.
У него никогда не было проституток. И он совершенно не понимал, почему его потянуло к этой малышке на площади Белорусского вокзала.
— Тебе сколько лет? — спросил он, увязая в словах.
— Восемнадцать и много-много месяцев, — охотно отозвалась она и склонилась к нему улыбкой и косами.
Артем чуть не въехал в идущий по левой полосе джип. Бог спас…
— Я окончила школу год назад, — продолжала как ни в чем не бывало Юля, — но, в общем, знаешь, я ее даже не окончила. Мне просто выдали справку.
Вместо аттестата. Потому что я совсем не училась.
Я взбалмошная.
И явно самокритичная…
— Родителям удалось договориться с директором.
За большие деньги.
— У тебя такие богатые родители? — покосился на нее Артем.
Юля пожала плечами и смирно уложила на коленях маленькие руки.
— Относительно, — сказала она. — У моего папы своя адвокатская контора. Была… Он сейчас в Штатах.
Артем снова едва не раздолбал машину о ползущий навстречу автобус. Спину заволокла липкая, горячая пленка, пота. Вряд ли они доберутся до Икши…
— А тогда… — начал он и споткнулся на букве "т".
Юля опять повернулась к нему, приоткрыв в улыбке белые зубки.
— Почему я там стояла? — договорила она. — Во — обще-то я в первый раз…
О мама миа!.. За что ему такое редкое везение?!.
Артем был убежден, что третьего столкновения ему не избежать. Он увернулся от встречного «мерса» в самый последний момент.
— Но ты не бойся, у меня уже были мальчики, — поспешила успокоить его чуткая и догадливая Юля. — Я даже была замужем. Целых два с половиной месяца…
— А почему так долго? — с трудом справившись со словами, спросил Артем.
Малышка вздохнула и задумчиво, ласково погладила себя по плечу. Хорошая девочка Юля…
— Я влюбилась в другого… А жить без любви я не могу… Хотя, по-моему, я до сих пор не знаю о ней ничего. Тыне куришь?
Она поискала в сумке сигареты. С ней все было ясно. Тяжелый случай. Артем стиснул зубы и с трудом выровнял машину, сбросив скорость до предела.
— Тогда.., как же со мной? Я не курю… И тебе не советую… О какой любви тут идет речь? И зачем ты пошла на площадь? Заработать или поиграть? Все-таки хотелось бы понять…
— Мне бы тоже хотелось, — сказала Юля. — Сплошные непонятки… Я очень плохо понимаю себя. Может быть, я еще не выросла, а может, это от природы, не знаю. Но, во-первых, ты мне сразу понравился, а во-вторых, я поругалась с Робертом…
И вообще, мне хотелось узнать, что же это такое…
Странная девочка.
— Что — это? — попытался уточнить Артем.
— Да вот.., это самое.., все эти отношения в постели… Поцелуи там разные и всякое другое… Я их тоже никак не могу понять. Роб обвинил меня в холодности. Я думала, что, когда у меня будет сразу много разных мужчин, я, наверное, наконец кое-как разберусь сама с собой…
— Значит мы с тобой в одинаковом положении — я тоже не могу ничего понять в этих отношениях… — неожиданно для себя выпалил Тарасов.
Зачем он это сказал незнакомой девочке?!
Юля хихикнула, но уставилась недоверчиво, нахмурив пшеничные бровки:
— Ну да? А тебе сколько лет?
— Нисколько! — обозлился Артем. — От лет это не зависит! Бывают и в пятьдесят дураки дураками!
— Ну ты скажешь тоже! — не поверила Юля. — А что тебе непонятно?
— А что тебе?
Они взглянули друг на друга и в унисон расхохотались.
Хорошо, что водитель встречного «КамАЗа» успел вовремя повернуть руль.
Анастасия его боялась. Почему? Он голову сломал, пытаясь ответить на этот коротенький вопрос.
Похоже, у Тарасова жизни не хватит, чтобы на него ответить.
Ему казалось, что она его любит. Всего лишь казалось… Или она вообще была такая: замкнутая, скрытная, себе на уме? Да она никогда такой не была: очень жизнерадостный, открытый, распахнутый всем навстречу характер! И никакой наследственной, многовековой, родовой еврейской грусти в глазах…
Только через год после замужества Настя резко изменилась, сломалась, стала смотреть оловянным взглядом, произносить деревянные слова и фразы, улыбаться стеклянной улыбкой, которую разбить было пара пустяков…
Он истерзал себя, замучил упреками, стал заикаться в два раза сильнее и чаще, но не продвинулся вперед ни на миллиметр. Настя по-прежнему стыла под солнцем, обмерзала на жаре и клонилась под ветром стебельком цветка, тяжесть которого оказалась непосильной.
А ночи? Кто-нибудь мог подсказать ему, научить, что делать с ней ночью?!.
Ну ладно, сначала он все списывал на ее девичество и ждал, когда она наберется опыта и разберется, что к чему… Не вышло, он промахнулся. Настя быстро забеременела и стала бояться за ребенка. Поэтому постель пришлось вообще отменить, пока не родилась Сашка.
Потом у Насти долго болели швы, и начались бессонные ночи, наполненные детским жалобным, тоненьким плачем. Хотя у ребенка имелись няни в двойном комплекте — тесть нашел и оплатил.
Кто ей еще был нужен? Но уж, во всяком случае, не он, не ее вроде бы любимый муж Артем Тарасов, которого она сама себе выбрала наперекор желанию и воле отца.
Артем догадывался об этом. Любви между Настиными родителями и им не наблюдалось. Да пусть, лишь бы она наблюдалась между молодыми Тарасовыми… Но этого тоже не было.
Когда Настя начала ревновать и стала делать это с завидным удовольствием и регулярностью, Артем понял, что пришла пора искать женщину. И даже не одну. Иначе он сойдет с ума… И, в конце концов, опустит Насте на голову гантель или чугунную сковородку. Что окажется под рукой.
Поговорить с женой и выяснить их отношения он не сумел: Артем по своей природе был неоткровенен, малоразговорчив и до объяснений неохоч. Очевидно, потому, что слова давались ему с большим трудом.
Дача на Икше принадлежала тестю. Шикарный двухэтажный дом в поселке летчиков-испытателей, недалеко от знаменитой избушки, возведенной хитроумным владельцем из бутылок.
Артем затормозил у ворот, почти врезавшись в них и в изнеможении откинулся на спинку сиденья.
Как это они доехали целыми и невредимыми?!.
Юля, не заметившая ничего необычного в их поездке, с детским интересом и любопытством рассматривала необычный участок. Тесть оформил сад по-английски. Рабочие под руководством модного дизайнера провели четкие песочные дорожки, устроили газоны и насадили низкие кусты. Стараниями садовника все это великолепие поддерживалось в идеальном состоянии.
Артем не любил Икшу. Его раздражали, едва ли не доводили до бешенства, которое приходилось постоянно скрывать, и эти геометрически ровные дорожки, и этот разлинованный, разграфленный участок, где все отлично продумано и измерено до миллиметра. Здесь он наконец догадался, почему тоску называют зеленой.
Его не радовали ни водохранилище, ни лес, ни песчаные пляжи. Он терпеть не мог своих высокопоставленных соседей, хозяев соседних дач, и Дом творчества актеров, где еще хорошо помнили Смоктуновского, а сейчас отдыхали то Любшин, то Глаголева, то Невинный. Тарасов приезжал на дачу исключительно ради дочки, без которой начинал тосковать и мучиться уже на второй день ее отсутствия.
Артем всегда рвался к себе на Сенеж, где холодное, ледниковое озеро бесстрастно распласталось под просторным небом, не обращая внимания ни на бег времени, ни на смену поколений, ни на людей, суетящихся вокруг. Но к матери он сейчас вырывался крайне редко, да и особой близости с ней, так же как и с отцом, у него никогда не было. Только один Сенеж продолжал его звать, манить, абсолютно ничего для этого не делая, равнодушный и безучастный ко всему на свете.
Но, как известно, прожить жизнь у озера невозможно. Нельзя всю жизнь брать его силы, тянуть из него красоту и покой, довольствоваться его глубиной и безмятежностью. Приходит время, когда источник сил и покоя нужно искать в самом себе.
Или в людях, рядом живущих. Артем предпочел последний вариант. И продолжал вспоминать Сенеж.
Только там змеились безупречно-четкие, длинные до бесконечности лыжни, ласково и заботливо уводящие за собой далеко за озеро… Только там падал на лицо с веток деревьев холодный и чистый, добрый снег… Только там летом покачивались на волнах лодки рыбаков, которым лишь на Сенеже удавалось наловить столько рыбы… Только там по осени неповторимо пахло сыростью и грибами… Только там весной ручьи яростно били с берега в озеро', принимающее их сдержанно и величаво…
Артем к Москве привыкал долго и с трудом, сначала в городе он просто задыхался. Ему казалось, что воздух здесь густой, темный, вязкий, процеженный сквозь миллионы легких, и вдыхать его в себя тягостно и неприятно. Сквозь него Тарасов продирался уже несколько лет — как сквозь клубящийся, жаркий, обдающий огнем дым пожарищ. И так и не смог к нему привыкнуть. Больше всего хотелось умчаться к себе в лес и на озеро, прихватив с собой лишь дочку Сашку.
…Артем опустил подбородок на бессильно лежащие на руле, слегка подрагивающие после веселой, рисковой дороги руки и искоса посмотрел на Юлю.
Милый синеглазик…
Она смело открыла дверцу машины, радостно протопала по выложенной плиткой дорожке к дому и остановилась, поджидая Артема. Он издали, закрывая машину, украдкой, исподлобья еще раз внимательно осмотрел девчушку. Она так сияла, будто ничего в своей жизни никогда не ждала столь трепетно, как эту поездку с Артемом на Икшу — Значит, будем с тобой вместе постигать азбучные истины секса, которые все нормальные люди давным-давно выучили наизусть, — пробормотал Артем, отпирая дом. — Что у нас с тобой получится, не представляю…
Он внезапно подумал, что соседи, увидев его здесь с незнакомой девицей, могут настучать Насте, и без того сходящей с ума от ревности. Тогда совсем беды не оберешься… Тесть и теща не первый год глядят волками…
Но думать надо было раньше. Поздновато он спохватился! Артем вздохнул и пропустил Юлю в дом.
Она вошла туда без всякого стеснения, как хозяйка.