Жребий брошен

Глава 8

— Не правда ли, великолепно? — сказал Кристофер, останавливая «тойоту» и выключая двигатель. Дорога от дома до места, где они остановились, заняла не больше пяти минут.

Теперь с высоты она могла разглядеть то, чего не было видно из ее дома — живописный вид на береговую линию, золотой песчаный пляж и домики причудливой архитектуры у подножия холма и на его склонах.

— В сохранившихся первых описаниях этого острова авторы сравнивают его с райским уголком, — начал экскурсию Кристофер. — Это моя любимая часть острова. Вот там, вдали, где виден город, в начале прошлого века впервые высадились европейцы. Позднее они основали колонию для заключенных из Англии и Франции. Тюремные здания давно превратились в руины, но те, что были построены для муниципальных нужд, поддерживаются в хорошем состоянии и используются до сих пор. На все это стоит посмотреть как внутри, так и снаружи.

— Только не сегодня, — запротестовала Элизабет, понимая, что на это уйдут часы. Она панически боялась так долго оставаться наедине с Кристофером. Их короткое общение за завтраком и так уже было для нее нелегким испытанием…

После бессонной ночи Элизабет поднялась около семи. Она приняла душ, затем оделась, выбрав светло-коричневые шорты-бермуды и длинную кремовую рубашку навыпуск, сидевшую на ней немного мешковато.

— Чтобы не подчеркивать фигуру, — сказала себе вслух Элизабет, твердо решив поставить крест на своем безответном чувстве к мистеру Дейму.

Она собрала густые волосы в тугой пучок на затылке и решила отказаться от обычного тщательного макияжа, ограничившись лишь тем, что легко провела по губам коралловой помадой и подкрасила ресницы. К столу она вышла с решительным и уверенным видом, но кто бы знал, чего ей это стоило!

Гробовая тишина в комнате Кристофера порадовала ее. Значит, ее ждет спокойный завтрак в одиночестве. Но не успела Элизабет налить себе кофе, как в кухню вошел Крис в черных боксерских шортах. Вид у него был помятый, но очень возбуждающий.

Элизабет выскользнула из кухни, как только позволила вежливость. Однако сейчас, когда они сидели в маленькой «тойоте», все пути к отступлению были отрезаны, и единственной грустной перспективой маячило провести целое утро вдвоем с опасным для душевного равновесия гидом.

Слава Богу, он еще догадался надеть футболку, а не поехал в одних шортах, каким вышел к завтраку, порадовалась в душе Элизабет. По крайней мере, она могла довольно спокойно смотреть на него, и ее непреодолимое желание прикоснуться к его мускулистой груди немного поутихло.

— А почему вы не хотите осмотреть все сегодня утром? — спросил Кристофер.

— Во-первых, мне необходимо попасть в банк до обеда, — мгновенно ответила она, на ходу придумывая любые причины, чтобы только избежать общения с ним. — Кроме того, мне нужно кое-что купить в магазине. Вы показали мне дорогу, я могу приехать сюда одна в любое время, это в двух шагах от дома.

— Поверьте, бродить здесь одной — это совсем не то. Вам будет намного интереснее, если я расскажу вам историю этих мест. Давайте вернемся сюда сразу после магазина.

— Ну что вы. Разве я могу принять от вас такую жертву! В это время вы пишете книгу. Вы мне сами об этом говорили. Я себе не прощу, если оторву вас от творческого процесса, — с наигранной серьезностью сказала Элизабет.

Его смех удивил ее, ибо в нем появились странные нотки, и она даже не секунду пожалела о своей глупой отговорке.

— Не волнуйтесь, я быстро покажу вам самое интересное и обо всем расскажу очень коротко. Это не займет много времени. Кроме того, не могу себе позволить, чтобы что-то из достопримечательного на этом острове прошло мимо вас. Вы должны влюбиться в Ларок. Такова моя конечная цель. Так что я уж постараюсь. А вот что будете делать вы, когда действительно полюбите Ларок? — спросил Кристофер и стал медленно спускаться с холма.

Элизабет пропустила мимо ушей этот провокационный вопрос. Она отвернулась и стала смотреть на окрестный пейзаж в боковое окно машины. Элизабет любила водить автомобиль и любила скорость. Сейчас ей казалось, что они не ехали, а стояли на месте или ползли как черепаха. Когда наконец они достигли подножия холма и Кристофер еще больше снизил скорость, она раздраженно вздохнула. Это у него называется быстро? С таким темпом поездка превратится в недельное турне по окрестностям.

— Насколько я знаю, по острову разрешено перемещаться со скоростью сорок миль в час, — раздраженно бросила Элизабет. — Вы что, намеренно надо мной издеваетесь?

— Разрази меня гром, если в этом обвинении есть хоть толика правды. Подумайте, зачем мне тратить драгоценное время? Чем быстрее вы все узнаете об острове, тем быстрее я сам освобожусь от данного мной обещания. К сожалению, ограничение скорости в городе и его окрестностях — до двадцати пяти миль в час. Разве вас не предупредили об этом прямо в аэропорту, сразу после приземления? Вспомните текст объявления по радио: «Водители обязаны пропускать домашний скот…»

Как раз в этот момент идущая вдоль дороги корова сделала неожиданный маневр и встала прямо перед ними. С гомоном за ней дорогу пересекла гусиная ватага.

— Неужели вы так спешите избавиться от моего общества, что готовы нажать на газ и смешать с пылью всю эту веселую компанию? — резко нажав на тормоз, добавил Кристофер.

Элизабет вдруг поняла, что наступил последний момент, когда еще не поздно выбрать один из двух возможных вариантов поведения: либо продолжать отвечать сарказмом на сарказм и тем самым сделать этот месяц не самым приятным в ее жизни, либо попытаться смягчить их противоречия.

Здравый смысл подсказывал, что второй вариант предпочтительнее.

— Почему вы вдруг решили, что мне так неприятна ваша компания? — спросила она с чуть заметной нежностью в голосе.

Дождавшись, когда гуси доберутся до противоположной обочины, Кристофер спокойно тронулся с места, и они продолжили путешествие.

— Прошу вас, давайте не будем притворяться…

— Мы же цивилизованные люди, постараемся оставаться друг с другом хотя бы… вежливыми, — перебила Кристофера Элизабет. — Понимаю, вы разочарованы тем, что выполнить последнюю волю Маргарет оказалось не просто. Я также прекрасно сознаю, что являюсь воплощением всего того, что вы презираете в женщине. Но позвольте мне заверить вас, что…

— Это неправда, — резко оборвал Элизабет Кристофер, даже не взглянув в ее сторону.

— Теперь я вас прошу, давайте не будем притворяться, — сказала Элизабет, явно передразнивая его.

Кристофер от души расхохотался, и в его смехе чувствовалось приятное удивление, как, впрочем, и в мимолетном взгляде, брошенном в ее сторону.

— Хорошо. Признаюсь, в чем-то вы правы. Многое в вас мне не нравится, а скорее не лично вы, а тот тип женщин, к которому вы принадлежите. Но в интересах мирного сосуществования, а также во избежание исполнения угрозы Одри оставить нас голодными, я готов искренне изображать полное удовлетворение всем происходящим, — закончил он официальным тоном.

— Принимается! — воскликнула она. Кристофер тепло улыбнулся ей в ответ.

Похоже, их решение о временном прекращении огня заложило основы реального перемирия, а может быть, и дружбы. Впервые с момента их встречи они смогли о чем-то договориться, и от этого Элизабет стало очень легко.

Она ответила улыбкой на улыбку.

Но почему-то эффект от ее улыбки оказался абсолютно не тем, которого она подспудно ожидала. Добродушное выражение лица Дейма мгновенно исчезло, а в глазах мелькнули знакомые огоньки холодного недоверия.

— Не прошло и минуты после нашего джентльменского соглашения, а вы уже пытаетесь изобразить, что мое общество вам необыкновенно приятно. Вы явно переигрываете, мисс Неискренность. Кроме того, я прошу вас не давать Одри повод для пустых надежд.

— О чем вы говорите? Не понимаю… — Элизабет даже растерялась от его холодного тона.

— Она весьма романтичная натура. Еще одна улыбка, подобная той, которой вы меня только что одарили, и она может подумать, что вы без ума от меня и еще Бог знает что…

Нет, он неисправим… Ну о чем можно договориться с человеком, если он негодяй! Как бы я хотела презирать его тело с той же силой, с какой презираю его ядовитый язык! — Элизабет с трудом сдержалась, чтобы не сказать ему в ответ какую-нибудь гадость, но это бы означало возвращение к их прежним отношениям.

— Не беспокойтесь, Кристофер. Одри достаточно умна, чтобы не делать такие умозаключения. Я не сомневаюсь, Крис, она сразу поняла, что вы не можете мне нравиться. Так же, как вам женщины, подобные мне. Я не принимаю мужчин вашего склада. Мне всегда были по душе умные, интеллигентные мужчины, благородные как внешне, так и внутренне. Мне нравится, когда мужчина одержим честолюбивым огнем и стремится добиться максимума и в работе, и в любви и когда его глаза полны страсти к жизни и… ко мне!

Войдя в ажиотаж от собственных слов, Элизабет уже не могла остановиться.

— Я не имею привычки встречаться с теми, кто постоянно ноет и занудствует, — продолжала она, все больше распаляясь, — чьи волосы не знают о существовании парикмахерских, кто зарабатывает на жизнь, простите, бумагомарательством. А особенно мне не нравятся мужчины, которые смотрят на меня, как на что-то мерзкое, только что вылезшее из навозной кучи!

Элизабет перевела дух. Кристофер молчал, не отрывая глаз от дороги. Лицо его было непроницаемым.

В машине воцарилась почти звенящая тишина. Они медленно миновали небольшой каменный мостик, затем проехали через узкие деревянные ворота. В левом боковом окне показались тюремные развалины, о которых рассказывал Кристофер, — массивные, испещренные вековой эрозией каменные стены, за которыми Бог знает что скрывалось.

Через каменную арку они вошли на территорию бывшей тюрьмы. Элизабет сразу поняла, что на поверхности находится лишь небольшая часть сооружения. Основные помещения, судя по всему, располагались под землей. Справа от них на небольшой возвышенности зияло черное отверстие пещеры. Полуразвалившиеся ступени вели экскурсантов прямо к входу. Позади него было еще несколько полуразрушенных зданий, а внизу под ними находился деревянный пирс, разрезавший голубые воды лагуны.

— Вы закончили пламенную речь? — спросил он.

— Закончила.

— Отлично, тогда молчите и слушайте.

Элизабет ожидала чего угодно: гневных обвинений, площадной брани, издевательств. Вместо этого он начал подробный рассказ об истории темницы. Но Элизабет ничего не воспринимала. Собственные мысли полностью отвлекали ее от экскурса в историю.

Идиотка, зачем ей нужно было все это ему выкладывать? Теперь-то он уж точно возненавидит меня. И прощайте тогда надежды на его нежный взгляд, обращенный ко мне, ругала себя в душе Элизабет.

— Вы меня слушаете, черт побери? — резко прервал рассказ Кристофер.

Полная растерянность в глазах выдала ее. Она была где-то далеко, далеко… Кристофер выругался и направился к машине. Дождавшись, пока Элизабет займет свое место, он повернул ключ зажигания, и они въехали на узкий каменный мост, построенный каторжниками более ста лет назад. Кристофер показал на одинокую башню, стоявшую у дороги.

— Этой мельнице тоже не меньше века. Она была построена одной из первых. Хлеб для заключенных выпекался из муки с этой мельницы. А это — залив Бланш…

Дорога бежала вдоль берега, огибая живописную бухточку с бирюзовой водой. На море был такой мертвый штиль, что казалось, будто водная гладь покрыта ледяной коркой. С другой стороны дорогу обрамляла плотная стена сосен. Небольшой холмик закрыл вид на залив, но уже через несколько секунд морская синева вновь показалась из-за песчаной возвышенности.

Кристофер остановил машину, развернув ее таким образом, чтобы Элизабет могла полюбоваться необыкновенным пейзажем. Возможно, Крису тоже нужна была передышка, чтобы собраться с мыслями и вернуть самообладание.

Она смотрела на пустынный пляж. Здесь не было ни людей, ни следов их развлечений — брошенных шезлонгов, банок из-под кока-колы. Спокойная красота, открывшаяся Элизабет, одновременно обостряла чувство одиночества. Первым душу посещало чувство тревоги, а не умиротворения, тоски, а не успокоения. Но ни слова не сказала она о своих мыслях, боясь снова увидеть непонимание в глазах спутника.

— Замечательный вид, — наконец произнесла Элизабет.

— Я часто прихожу сюда поплавать в одиночестве перед ужином. Здесь в это время никого не бывает. Можете составить мне компанию, если хотите. — Крис криво усмехнулся.

Элизабет смутилась, но предложение было очень заманчивым. В теплой вечерней воде уединенной лагуны плавать вдвоем с полуобнаженным Кристофером каждый вечер! Мечты могли стать реальностью, и от одной только мысли об этом ее тело пронзила приятная боль желания.

— Крис, мы, конечно, заключили перемирие, но это вовсе не значит, что вы должны идти на такие жертвы и терять бесценные минуты общения с природой из-за моей малоприятной компании.

— Вам бы это все равно предложила Одри, — возразил он. — Я просто немного ее опередил. В океане всем хватит места, поверьте. Вовсе не обязательно плавать, взявшись за руки.

— Тогда я согласна, — неожиданно вырвалось у нее.

Боже, да я безумна! Сама рою себе могилу, спохватилась она.

— А сейчас, я думаю, самое время перейти к более скучной части нашей сегодняшней программы. Вы обещали отвезти меня в банк и магазин, — напомнила ему Элизабет.

— Значит, экскурсия окончена? — огорченно спросил Кристофер.

— Нам некуда спешить, у меня впереди целый месяц. Я не хочу за один день увидеть все самое интересное.

— Будь вы здесь даже год, мы бы нашли чем заняться.

— А я и не догадывалась, что Ларок может предложить большой выбор развлечений.

Казалось, он равнодушно отреагировал на эту фразу, но девушка не могла не заметить, что уголок его рта слегка дернулся.

— Вы и не могли об этом догадываться. Возможно, я вас еще удивлю.

— Я буду ждать с нетерпением…

Взглянув на Элизабет, Кристофер неловко улыбнулся.

— Восхищаюсь вашими актерскими данными. Ну да ладно, вернемся к нашим баранам. Что же это вам так загорелось купить сегодня в магазине? — спросил он, выезжая на дорогу, ведущую в город.

— Лак для ногтей и жидкость для его снятия, — без смущения выпалила Элизабет и лишь потом осознала, как глупо прозвучало ее признание.

Прежде чем удивленно поднять на нее глаза, он окинул внимательным взглядом ее безупречный маникюр.

— Это для ног, — добавила она наигранно непринужденно. — Сегодня я обнаружила, что мой педикюр несколько не в порядке, а у меня нет с собой красного лака. Я всегда пользуюсь красным…

— Какой ужас! С ногтя облупился лак! Это действительно катастрофа! Ну что же вы мне раньше не сказали? Я бы не мучил вас полдня. Разве я похож на бесчувственное животное?

Элизабет мягко оборвала Кристофера, готового бесконечно развивать понравившуюся ему тему:

— А что плохого в том, что я слежу за собой? Разве кому-то от этого хуже?

— Конечно, никому. Всем от этого только лучше. Вперед, в город! По магазинам! Заодно куплю себе расческу, чтобы не смущать вас своей шевелюрой. У меня, правда, где-то есть одна, но зубьев на ней почти не осталось. Кто знает, может быть, со временем я созрею и для парикмахерской.

— Но что скажет Одри, — с легкостью поддержала его иронический тон Элизабет, — если вы вдруг появитесь к обеду аккуратно причесанным и прилично одетым? Боюсь, она подумает, что вы без ума от меня.

— По правде говоря, меня это мало волнует. Главное, что таких иллюзий не питаете вы.

— Каких иллюзий?

— Относительно того, что я мог бы в вас влюбиться. Как вы догадались, мне не нравятся напористые, решительные, рассудительные, амбициозные женщины. Нежные, женственные, беззащитные больше в моем вкусе. А еще, возможно, я старомоден, но предпочитаю быть хотя бы небезразличным. — Натянутая улыбка пробежала по губам Кристофера. — Впрочем, вы могли бы притвориться…

— Притвориться?!

— Да, притвориться, что я вам небезразличен. Можете даже для разнообразия попытаться стать нежной и трогательной. А я вам отвечу страстным и пылким взглядом, тоже для смены атмосферы. Одри будет в восторге.

Неожиданно Элизабет захотелось расплакаться. Неужели он не чувствует, что я совсем не холодная и не бессердечная? Если бы я была такой, разве смог бы он так больно обидеть меня своими словами? — с горечью думала она.

— Сожалею, но у меня не получится сыграть это достаточно правдиво, так что лучше не пытаться, — ответила Элизабет с явным желанием закончить словесную дуэль. — А сейчас закройте, пожалуйста, рот и отвезите меня в город. Я очень устала и от этого разговора, и от этой поездки.

Машина резво взбежала на холм. Кристофер молча жал на акселератор, забыв обо всех ограничениях.

— Я ненавижу его, — бормотала Элизабет, нервно вышагивая по комнате взад-вперед после обеда. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу…

— Ради всего святого, вы не могли бы немного помолчать, вместо того чтобы ходить из угла в угол и рычать как львица в клетке, — неожиданно раздался голос Кристофера из соседней комнаты. — Прокатитесь на машине или прогуляйтесь, только не мешайте мне. Я уже битый час не могу сконцентрироваться… Но не забудьте, что вечером мы идем купаться.

Элизабет выскочила из спальни на веранду, потом ринулась в комнату соседа, но застыла у открытой двери: какая-то сила не пускала ее внутрь. Так она и стояла у входа — решительная поза, глаза, мечущие молнии… в затылок Кристоферу, который сидел спиной к двери и деловито стучал по клавишам машинки, делая вид, что не догадывается о ее присутствии.

— Не знаю, заметили вы или нет, — отчеканила она, — но на улице идет дождь.

— И что? — Кристофер нехотя развернулся на стуле в ее сторону.

— А то, что я не хочу кататься на машине, когда идет дождь! И не хочу идти на пляж, когда идет дождь!

— Почему? Во время дождя вода очень теплая.

— Честно говоря, Кристофер, я не очень люблю морские купания.

— Почему?

— Потому что я плохо плаваю. Убедительно?

— Плохо плавает тот, кто мало плавает. Кроме того, вам все равно больше нечем заняться, кроме педикюра.

— Спасибо за напоминание. Но более десяти минут это не займет.

— Тогда займитесь садом. Его давно не пололи.

— Под дождем, со свеженакрашенными ногтями?

— Дождь скоро кончится, долгих дождей у нас не бывает. Пока мы с вами тут разговариваем, небо уже проясняется.

Элизабет вздохнула.

— Похоже, этот месяц будет для меня бесконечно долгим, — сказала она и повернулась, чтобы уйти.

— Займите себя чем-нибудь, Элизабет, — добавил Кристофер, развернувшись к машинке. — И главное — делайте это тихо…

Элизабет повернулась, чтобы ответить, но, увидев его спину, молча вышла из комнаты. Сначала она бесцельно побродила по дому, потом тоска выгнала ее в сад, и, чтобы отвлечься от своих мыслей, она решительно набросилась на колючие сорняки, местами доходившие ей до колена. Первые минуты она срывала их, злобно чертыхаясь, потом успокоилась и даже начала получать удовольствие от вида аккуратно прополотых цветочных клумб. Но сад был запущен. Как-никак со дня смерти тетушки, которая с любовью и душой каждый день занималась цветами, прошло уже немало времени.

Элизабет мысленно спланировала «график работы», чтобы как можно быстрее вернуть саду былую привлекательность. После того, как дневная «норма» была выполнена, усталая, но удовлетворенная, она пошла смывать усталость.

После душа она прилегла отдохнуть буквально на минутку, собираясь заняться наконец своими ногтями. Педикюру не повезло и в этот раз: только ее голова коснулась подушки, сон мгновенно взял ее в свои объятия, и она проспала не меньше двух часов.

— А где Кристофер? — зевая, спросила она, входя на кухню, у суетившейся у плиты Одри. На часах было пять тридцать. На кухню Элизабет привлек заманчивый запах жареного мяса.

— Он ушел к океану. А вас просил не будить.

Услышав это, Элизабет даже не поняла, какое чувство испытала — досады или облегчения.

— Элизабет, дорогая, меня удивляют ваши отношения. Два умных, красивых человека не могут найти общего языка. Мне так хотелось, чтобы радость и веселье вновь поселились в этом доме, хотя бы ненадолго. Вы мне понравились с первого взгляда, и я в душе порадовалась за Кристофера. Он тяжело пережил смерть миссис Оберн. Я-то думала, что он будет рад вашему появлению, а вы постоянно ссоритесь, избегаете друг друга. — Одри с грустью покачала головой.

Мысль о том, что Кристофер тосковал по Маргарет, не приходила ей в голову. Одри говорила об этом с такой уверенностью… А она знала его намного лучше, была свидетелем их отношений несколько лет. Подумав об этом, Элизабет решилась на вопрос:

— Скажите, Одри. — Голос выдавал ее легкое волнение, — Кристофер и Маргарет были любовниками?

Одри замерла, отложила нож, которым секунду назад резала салат, и повернулась к Элизабет.

— До вас уже дошли местные сплетни?

— Нет, просто подумала… А что, разве об этом говорят на острове?

— А что вы хотите? Остров крохотный. Коза сдохнет — уже событие. А когда появился молодой красавец и не уехал через три недели, как обычные гости… Маргарет три года назад выглядела совсем по-другому. Недуг из цветущей женщины превратил ее в пожилую, усталую и больную леди. Такой она пришла к вам в отель незадолго перед смертью. А три года назад сплетен и болтовни вокруг их отношений было достаточно.

— Одри, вы так и не ответили на мой вопрос.

Одри пожала плечами.

— Я этого не знаю. Но если они и были любовниками, то очень уж хорошо это скрывали. Если вас, Элизабет, интересует мое личное мнение, то я уверена, что нет. Их связывала большая дружба.

— Вы были подругами с Маргарет, а не знаете таких вещей?

— Да, мы были подругами. Но Маргарет никогда не делилась своими сердечными делами. И ненавидела сплетни.

— Понимаю, — медленно произнесла Элизабет, огорченная тем, что даже Одри не прояснила ситуацию. — А что вы думаете о Кристофере? Он вам нравится? Только честно…

— Да, он мне нравится, — не задумываясь, ответила Одри. — По правде говоря, так было не с самого начала. Он сильно изменился за эти три года. К лучшему. И был очень добр и внимателен к Маргарет, когда та заболела. Если бы вы знали, сколько бессонных ночей провел он у ее постели, когда она страдала от невыносимой боли! В этом человеке столько благородства и сострадания. Мне искренне жаль, что Крис вам показался не с лучшей стороны. Возможно, он возмущен тем, что вы собираетесь продать особняк, который стал ему домом…

Звук подъехавшей к крыльцу машины прервал их разговор.

— А вот и Кристофер легок на помине! — воскликнула Одри. — Кстати, Элизабет, об их отношениях с Маргарет вы можете смело спросить его самого.

— Ладно, посмотрим. Пойду лучше переоденусь к ужину, — торопливо бросила Элизабет, услышав, как хлопнула автомобильная дверь.

К ужину она вышла в том же белом туалете. Не потому, что хотела привлечь внимание Кристофера — бесполезное занятие, когда тебя за человека не считают, — просто ей не хотелось давать лишнего повода для его едких шуток насчет ежедневной смены нарядов. Подумав, как ей поступить с волосами, она собрала их в длинный «конский хвост».

Кристофер был в голубых обтягивающих джинсах и военно-морской майке без рукавов. На голове — новая бандана, тоже с морской символикой.

Красив, как бог! И он об этом, по-моему, знает…

— Что же вы не пошли со мной купаться? — прервал затянувшееся неловкое молчание Кристофер. — Я бы, конечно, предпочел, чтобы вы честно сказали, что не хотите идти со мной на пляж, чем притворяться спящей красавицей.

Элизабет только тяжело вздохнула. Нет, он никогда не оставит свой издевательский тон. Глядя в тарелку, она нервно перебирала столовые приборы.

— Что с вами сегодня, Элизабет? Вы не заболели?

— Нет, с чего вы взяли? — вопросом на вопрос ответила она.

После этих слов еле тлевший костер беседы потух окончательно. Ужин продолжался в полной тишине. Стараясь сгладить натянутую атмосферу за столом, молодые люди с удвоенным аппетитом набросились на все, что подавала Одри, и обильно запивали красным вином ростбиф с овощной смесью, йоркширский пудинг и многое другое. Все было сметено в считанные минуты.

Неожиданно у Элизабет возникло острое желание попросить у Кристофера прощения за все обидные слова, которые она, не скупясь, в пылу ссоры ему наговорила. Но подумав, решила этого не делать.

Какой смысл унижаться? Этот злополучный месяц когда-нибудь закончится, я уеду отсюда, чтобы никогда больше не вернуться. А Кристофер останется всего лишь грустным воспоминанием, уговаривала она себя.

— Вы, Кристофер, конечно, не поверите, но мне далеко не безразлична судьба этого дома, как не безразлично все, что здесь происходит, — произнесла Элизабет, стараясь быть как можно более спокойной.

— Вот уж никогда бы не подумал, вы очень удачно скрывали страдания. — Кристофер язвительно усмехнулся.

Какая ужасная мука сидеть напротив мужчины, которого безумно желаешь, смотреть в его бездонные глаза и видеть в них только недоверие.

В комнату с очередным подносом в руках вошла Одри.

— Если вы не возражаете, мои дорогие, я пошла, — сказала она, расставляя на столе чай и сладости. — До завтра.

— До свидания, Одри, и большое спасибо за ужин, — почти хором сказали они.

— Хорошо, что хоть где-то на острове есть телевизоры. В крайнем случае, когда станет совсем невыносимо, можно будет пойти к Одри… — пробурчала Элизабет, когда за Одри закрылась дверь.

— Похоже, мне уже невыносимо. Но боюсь, что мне телевизор не поможет. Еще несколько дней, и я — пациент ближайшей психиатрической клиники…

— Господи, о чем вы говорите, Кристофер?!

Осушив рюмку вина, он как-то неуверенно и печально улыбнулся.

— Элизабет, вы хотите сказать, что не понимаете, о чем я говорю? Честно не понимаете? Тогда придется сказать…

— Да, уж пожалуйста.

Горькая усмешка пробежала по его губам.

— Все очень просто — я не могу ни спать, ни писать.

Элизабет застыла в недоумении.

— Надеюсь, в этом нет моей вины?

— Нет, вы не виноваты. Но именно вы — причина постигшего меня несчастья.

— Не будете ли вы так любезны объяснить…

— Конечно, раз уж я зашел так далеко. — Кристофер сделал долгую паузу, собираясь с мыслями. — Когда не знаешь, как сказать и с чего начать, нужно сразу говорить самое главное. Так вот, главное в том, что когда я увидел вас вчера, мисс Батлер, со мной произошло нечто ужасное — вы меня очаровали.

— Я?! Очаровала вас?!. — Элизабет ошалело смотрела на него.

— Пожалуйста, не перебивайте. Я выразился неточно. Это слово не передает то чувство огненной страсти, которое вы вызвали во мне с первой минуты… Трудно поверить, правда? Ведь я был с вами так нелюбезен и груб.

Вот почему он так странно смотрел на нее, когда она вышла из машины! От неожиданности у Элизабет перехватило дыхание. Невероятно! Он хочет меня не меньше, чем я его! Возможно, даже больше. Его признание потрясло ее. Она хотела ответить ему, но не смогла, она не находила слов.

— Представляю, как вы удивлены, — печально произнес он. — Поражаюсь, как у меня хватило смелости сказать вам об этом. Просто больше нет сил притворяться. Ни к чему хорошему это не приведет. Веду себя как полный идиот, невыносимый зануда и брюзга. Без причины издевательски посмеиваюсь над вами, говорю колкости… Теперь, когда вы все знаете, простите меня великодушно. Единственным оправданием мне может служить то, что я уже слишком давно живу в холостяках и, наверное, отвык от общения с женщинами. Особенно с такими… А теперь смейтесь, если хотите. Можете взять реванш. Моя жалкая речь окончена.

Но Элизабет даже не улыбнулась. Ей было не до смеха. Она смотрела на мужчину своих грез. Никого никогда она так не желала, как этого длинноволосого красавца, сидевшего за столом напротив нее.

— Бога ради, Элизабет, не мучайте меня. — Кристофер снова нарушил напряженную тишину. — Думаю, вы уже привыкли, что мужчины сходят с ума от вашей красоты. И безумно вас хотят. Поэтому даже не пытайтесь разыграть оскорбленную невинность. Я просто оказался одним из этих несчастных…

В любой другой ситуации подобные слова она сочла бы оскорбительными, но не сейчас.

В ожидании ее реакции Кристофер сидел слегка сгорбившись, не отрывая глаз от тарелки, и бесцельно двигал по столу пустой стакан. На него было больно смотреть. Тонкие пальцы слегка вздрагивали. Тело было заметно напряжено, казалось, для того, чтобы в случае отказа с достоинством выдержать тяжесть удара.

Элизабет молчала. Но не потому, что хотела подольше насладиться минутами собственного торжества. Просто ей нужно было время, чтобы побороть волнение.

Ничто теперь не стояло между ним и ее тайными желаниями. Он меня не отвергнет. Он пылко откроет объятия для любого моего порыва, ликовала она.

Но в нем говорит только плоть. Обнаженная страсть. Он ведь не сказал, что влюбился. Да и нравлюсь ли я ему вообще? — сомневалась она.

— Как вы отнесетесь к тому, что, уповая на вашу милость, я попрошу вас унять мою нестерпимую боль?

— Боль?!

— Да, именно боль. Если бы вы знали, что это такое… Желать женщину с такой силой, что все тело пронизывает физическая боль. Хотели ли вы кого-нибудь до такой степени?

— Да, — сказала она. И подумала с горечью: «Тебя».

— Тогда вы должны знать, что это такое, Элизабет. Проявите же сострадание. Отдайтесь мне. Я хороший любовник. Я вас не разочарую.

Кровь бешено застучала в ее висках. Сердце сжалось и затрепетало. Оставалось сказать «да», и Кристофер будет принадлежать ей. Но на пути к блаженству неожиданно выросли гордость и чувство собственного достоинства. Секундой позже к ним присоединилась и целомудренность, свойственная Элизабет.

Для нее было очень важно не уронить достоинства. Она была уверена — именно недостаток гордости и достоинства был в какой-то степени причиной того, что ее мать сошла в могилу жалкой пьяницей. Сама она старалась избегать секса ради секса, а отношения, основанные на трезвом расчете, ей были абсолютно не знакомы.

Первый раз она познала близость с мужчиной только в двадцать два года, и после этого ложилась в постель лишь с теми, к кому, как ей казалось тогда, испытывала сильные чувства.

— Но я не люблю вас! — воскликнула она, внутренне возмущаясь тому, что чуть было слепо, без оглядки не бросилась в эту плотскую авантюру.

Рот Кристофера слегка растянулся в кривой усмешке.

— Я же не прошу любить меня, Лиззи, я прошу вас заняться со мной любовью. Трудно поверить, что такая умная и современная девушка считает, что секс и любовь как близнецы-братья всегда неразлучны. Вы никогда не спали с мужчиной, в которого не были влюблены?

— Никогда!

Нескрываемое удивление было написано на его лице. Глаза сначала расширились от удивления, затем недоверчиво сузились.

— Не верю!

Лицо девушки покрыл такой яркий румянец, что его можно было разглядеть даже в вечернем полумраке.

— Я… всегда… по крайней мере, думала, что влюблена.

— Хм. Интересно… Любовь жестока. От нее многого ждешь, ради нее многим жертвуешь, но и не меньше требуешь взамен. А рано или поздно тебя неизбежно ждет разочарование. Сексу это не грозит, ведь от него получаешь то, чего ждешь, — удовольствие, и только. Но разве этого мало…

Кристофер смотрел на нее, не отрываясь, смотрел прямо в глаза с такой гипнотической силой, что она не противилась неожиданному допросу. Какой бы вопрос ни сорвался с его уст, она ответит правду.

— Лиззи, вам ведь не нравился ваш сексуальный опыт, правда? — с обезоруживающей мягкостью в голосе спросил он.

— Вы правы… в основном… — смущенно ответила она, глядя в свою чашку.

— Только в основном? — настаивал Кристофер.

Глаза Элизабет раздраженно сверкнули.

— А можно обойтись без подробностей?

— Нет, Элизабет, нельзя. Мне кажется, это вселенская несправедливость, что такая необыкновенная девушка, как вы, не получает удовлетворения от своей сексуальной жизни. Для меня это еще и загадка, как такое могло произойти. Вы даже не догадываетесь, какая от вас исходит чувственность. От ваших глаз, от всего вашего тела. С первой секунды вашего появления в этом доме я не мог найти себе места именно потому, что мое мужское естество мгновенно оказалось в плену вашего обольстительного, возбуждающего очарования. Не надо быть слишком проницательным, чтобы почувствовать, как многое в вас еще скрыто. Скрыто только лишь потому, что вам чертовски не везло с любовниками!

— И вы, разумеется, полагаете, что у вас получится лучше других?

— Я не знаю… Но я безумно хочу попробовать!

— Не сомневаюсь! — с вызовом воскликнула оскорбленная Элизабет. — Но я была только с теми мужчинами, в которых влюблялась!

Однако в душе ее не было ни злобы, ни обиды. Она смотрела на его губы, руки, плечи. И желала… Страстно хотела чувствовать его тело. Рядом с собой, внутри себя.

Ей припомнились его слова, сказанные во время их первой встречи, что теперь, на этом крохотном острове, в этом скрытом от постороннего взгляда доме, она может делать все, что заблагорассудится, не боясь, что кто-то узнает или осудит.

Он предлагает себя на одну ночь. Зачем отказываться? Разве не об этом я грезила, разве не этого хотела больше всего на свете? — спрашивала она себя. Но как трудно произнести эти слова. Даже мечтая о мужчине, как трудно женщине ответить «да» на откровенное, незавуалированное предложение переспать. Язык стал ватным, а руки холодными.

Соглашайся скорее! — твердила шальная, безрассудная половина души Элизабет, которая и сподвигла ее на все безумства, что совершила она в жизни. Он твой, так бери же его!

— Что ж, я согласна! — с вызовом воскликнула она наконец и гордо вскинула голову. — Попробуйте!

Такого поворота событий Кристофер явно не ожидал. От удивления он замер, и на его лице застыло глуповатое выражение.

— Я, наверное, ослышался, — медленно произнес он, не веря своим ушам.

— Вовсе нет! — Жар охватил ее тело.

Ну вот и все. Обратной дороги нет, как-то обреченно подумала Элизабет.

Как ни странно, она больше не чувствовала ни стыда, ни презрения к себе. Из глубин души поднималось приятное чувство ожидания, смывая все тревоги и сомнения. Элизабет в эту минуту испытывала только триумф и приятное возбуждение.