Жребий судьбы

Ирессё

Жребий судьбы

Хроники Иландра — I

Перевод: VikyLya

Вычитка: Лемниската

Обложка: VikyLya

Пролог. Начало

Год 1009 новой эры

Её душа отлетела так тихо, что врач почти не услышал последнего вдоха. Грудь едва заметно поднялась и опустилась, морщинистые губы чуть приоткрылись. Целитель осторожно приложил пальцы к дряблой шее и взялся за иссохшее запястье. Покачав головой, посмотрел на Вайрона Эссендри.

Тот коротко кивнул. Возле смертного одра собрались одетые в траур члены семьи. Ардан могучего Иландра оказался здесь не случайно. Эта простолюдинка была единственной женщиной в его землях. Он поспешил к ней сразу, как только получил весть о её неотвратимой кончине. Вайрон смотрел на тех, кто остался после неё — братьев, кузенов, племянников, внучатых племянников. Никто из них не взял её на ложе и не сделал своей парой. Да и как он мог их за это винить, когда её вид уже не пользовался благосклонностью не только среди местных жителей, но даже у близких по крови? Она, потомок древних Эйсена, прожила жизнь и умерла фактически чужой для мира, где увидела свет.

Вайрон приказал передать семье мешочек монет, предназначенных для оплаты достойных похорон. Родственники с молчаливым почтением приняли дар, старший рода тихим голосом поблагодарил короля. Вайрон кивнул в ответ и вышел из комнаты.

Вернувшись в столицу, он сразу же удалился в кабинет и достал свои записи. Нужно было зафиксировать смерть последней женщины не только в его владениях, но и на всем континенте. И он не единственный суверен, которому пришлось это делать. За время правления его отца женщины как вид исчезли на материках Лидан и Южная Виандра. В Арвальде еще насчитывалась горстка. В Хитейре, возможно, чуть больше. Но все они находились на закате своих дней — незамужние, бездетные дочери Эйсена, которые угаснут задолго до того, как старший сын Вайрона взойдет на трон.

Это по его расе звонили похоронные колокола. Первым потомкам Эйсена суждено кануть в лету, и неизбежно возобладают их побочные дети.

Не зная, с каких слов начать рассказ, Вайрон скользнул взглядом по полке, где выстроились в ряд летописи его предшественников, чтобы почерпнуть хоть немного вдохновения. Вспомнил запись, которую видел еще мальчишкой. Поднялся, достал дневник своего деда. Вернулся за стол. Быстро пролистав страницы, заполненные четким почерком, отыскал нужное и начал читать.

* * * *

Они пришли в те далекие времена, когда этот мир еще не знал письменных хроник. Удивительная раса смелых и сильных духом. Казалось, им предначертано погибнуть. Но они бросили вызов судьбе и победили в этой борьбе, преодолев огромные трудности.

В древних летописях говорилось, что их планета начала умирать. Климат постепенно изменился. Нескончаемая зима убила растения и животных. Люди поняли, что если их не уничтожит лютая стужа, то дело довершат болезни и голод. В поисках средства для своего народа избежать полного забвения, самые острые и дальновидные умы общества собрались вместе.

Будучи непревзойденными мастерами в искусстве владения разумом, они одной его мощью могли исцелять или, наоборот, ранить, спасти жизнь или забрать её. Они общались без слов, хотя устную речь не забывали, отдавая дань языку как основе всякой высокой культуры, и почитали своих учителей так же, как и солдат.

Тем не менее, они в первую очередь являлись воинами. История их цивилизации изобиловала конфликтами, границы государств регулярно расширялись за счет применения силы, вторжений и захвата чужих владений. По счастью, к наступлению времен Великих Морозов, они научились по большей части избегать агрессии и сосуществовать в мире и гармонии.

Именно этот всеобщий мир, а также сознательное стремление к сотрудничеству позволили им спастись. Накопив достаточно знаний, они предположили, что существуют и другие миры. По просьбе ученых и лидеров, они объединили свое сознание для поиска места, куда бы могла переселиться их раса.

И так, сообща, зрением многих умов, они увидели его. Мир, похожий на их собственный, нетронутый разумной жизнью. Мир, который дал им надежду на будущее. Перебравшись на последний все еще пригодный для существования континент, они еще раз объединили сознание всех выживших той зимой. Использовали полученную энергию, направив ее на создание коридора, который позволил им пройти через пространство к новому дому. Вот так они и появились в мире, который стали именовать Эйсен.

И только после перехода обнаружилось присутствие племени аборигенов, похожих на них по внешнему виду и интеллекту, которые называли себя джелрами.

Колонисты сделали выбор. Они превосходили джелров численностью, обладали долголетием и силой. А также мощью, которая могла легко сломить и вытеснить их. Но древние были очень мудры. Они понимали, что это чуждый им мир, и у коренного населения гораздо больше шансов для успешного развития в нем. Поэтому, вместо того чтобы истребить джелров, они решили ассимилировать, смешаться с ними, пока различия не будут окончательно стерты.

Мы — потомки той удивительной эпохи. Дети Эры Зарождения. Народ, выживший под угрозой исчезновения в суровой среде, тяготах и постоянных мытарствах, неустанном труде по возрождению цивилизации и вынужденных потерях. Неугомонная, могущественная раса, которая с одинаковым рвением сметала и строила целые империи. Мы — результат великого переселения, на которое отважились эти доблестные сердца в отчаянной попытке сохранить собственный вид.

Они были наирами, родными детьми Эйсена, а мы — дейрами, его пасынками, остающимися в вечном долгу перед нашими предками, пришедшими из мира, который существовал лишь в их воспоминаниях.

Йорам Эссендри

Рикар, Иландр

Год 825, Н.Э.

Глава 1. Стечение обстоятельств

Таль Ирек, год 2996, новой эры

В Иландре стояло лето. Воздух был насыщен дурманящими ароматами диких яблок, сладких груш и жимолости, росших кругом в изобилии. Но все это великолепие не трогало Митра Идана, который шел по фруктовому саду, внимательно вглядываясь в густые ветви над головой.

Вдруг его внимание привлекло светло-голубое пятно, мелькнувшее среди яблоневой листвы. Вглядевшись в почти сплошную завесу зеленого, розового и коричневого, он заметил беглеца: тот сидел на толстой ветке и грыз яблоко.

— Лассен!

В ответ раздался тихий смешок. Митр терпеливо ждал, пока сын не слезет со своего насеста, глядя на него сверху вниз и так очаровательно улыбаясь, что Митр тут же забыл о суровости.

— Сейчас же спускайтесь, — сказал он. Как и у всех южан, его речь отличалась мелодичностью и растягиванием гласных. — Делегация скоро будет здесь.

— Хорошо, адда.

Лассен легко спрыгнул на землю. Выпрямившись, заправил за ухо прядь золотых точно солнце волос и попытался разгладить мятую рубашку. Митр укоризненно покачал головой:

— Так не пойдет. А ну-ка марш купаться и переодеваться во что-то более приличествующее. Или вы хотите осрамить своего родителя?

— Нет, я этого совсем не хочу. Но ведь еще есть время?

— Пока да. Но вам лучше поторопиться, если желаете посмотреть, как они буду выходить из портала. — Лассен расширил глаза и Митр усмехнулся: — Редкое зрелище в наших краях.

Не успел он договорить, как Лассен бросился бежать. Митр с нежностью поглядел ему вслед. Ах, если бы вновь вернуть времена беззаботной молодости! Размышляя подобным образом, он тоже повернул к дому.

Между тем Лассен старательно придавал себе приличный вид: энергично намыливался, немного понежившись в неглубоком бассейне. Слава Вересу, что сейчас лето, — подумал он, поливая свою стройную фигурку прохладной водой. Бросив ковш обратно, бодро вытерся досуха, накинул халат, вышел из ванной комнаты и поспешил к жилым помещениям, где располагалась спальня, которую делил с братом.

В окно было видно, как десятки горожан стекаются к главным воротам. Лассен натянул тонкие панталоны, белую рубашку с пышными рукавами и длинные светло-серые бриджи. Он отказался от традиционной туники и вместо нее выбрал приталенный жилет цвета морской волны, который надевал на празднование дня своего зачатия прошлой весной. На улице светило яркое солнце; наверняка там соберется много молодежи, и Лассена никто не заметит. Кому какая разница, в чем он?

Гомон снаружи становился все громче. Лассен быстро, как только мог, заплел волосы, скручивая льняные локоны по обеим сторонам лица в две тонкие косички, которые он завязал сзади узкой лентой. Такой стиль позволял убрать неопрятные пряди, а волосы оставить свободно струящимися по спине, как принято по моде среди его соплеменников.

Сунув ноги в мягкие кожаные сапожки, Лассен окинул свое отражение в зеркале равнодушным взглядом. Ему было безразлично, насколько эффектна его внешность, сочетается ли жилет с цветом глаз и оттеняет ли матовость кожи. Некоторые относили такое отсутствие интереса к себе на счет юности, но, по правде говоря, он просто еще не осознавал своей прелести, в отличие от сверстников.

Перешагивая через две ступеньки, Лассен сбежал вниз по лестнице. Выйдя из скромного дома Иданов, он заметил братьев — Юилана и Филега, — которые уже взбирались на крепостную стену, откуда открывался отличный вид на широкую равнину, окружающую Таль Ирек. Как и большинство зажиточных общин, лежащих за пределами владений Иландра, город был обнесен крепостным валом.

Лассен бросился догонять братьев. Сегодня он впервые, пусть и мельком, увидит влиятельных благородных лордов, а еще тех, из далекого Рикара, столицы Иландра. Таль Ирек располагался у восточных границ Автономной Провинции Веларус. По существу, промежуточные между Иландром и его близлежащими соседями поселения не присягали на верность ни геруну — правителю — области, ни местным лордам и не подчинялись монархии напрямую. Правительство вмешивалось в их внутренние дела лишь изредка. Однако всему своя цена.

Поддержку от короля они получали минимальную, да и та часто не поспевала вовремя. Торговлю с феодами и королевскими землями почти не вели. Поэтому провинции не процветали так, как вассальные государства. Из-за повсеместного разгула преступности и разбоя на дорогах в последнее время страдали добрые граждане Таль Ирека, которые в спешном порядке отправили ходатайство в столицу.

Известие, что ардан направляет делегацию, для того чтобы обговорить с ними условия договора, пришло на прошлой неделе. Новость об исключительном событии, которым являлся визит высокопоставленных сановников, всколыхнула весь город. Поскольку его наиболее именитые семейства происходили из благородного сословия, никто не имел права претендовать на что-либо большее, чем просто удостоиться приглашения на общую встречу с энирами, истинными чистокровными, из которых состояла правящая верхушка в Эйсене.

Таль Ирек населяли седиры или полукровки, то есть дейры, чьи предки без разбора вступали в браки с аборигенами Эйсена. В итоге сила их разума ослабла, но они обладали гораздо большими, чем наиры, способностями. Ныне мало кто из седиров отличался настоящим талантом, не говоря уж об умении его применять. Эниры же еще с древности взяли процесс смешивания с местным населением под строгий контроль и сохранили как чистоту своей крови, так и ментальные возможности. Старели они гораздо медленнее полукровок; в среднем дейры жили на сто пятьдесят — сто семьдесят лет дольше седиров.

Едва Лассен успел присоединиться к братьям, по толпе горожан пронесся возбужденный ропот.

Сыновья Идана немедленно обратили взоры на равнину. У Лассена захватило дух, когда он разглядел в воздухе рябь — образовывался транспортный портал. Даже не все чистокровные умели по своей воле создавать подобные переходные коридоры. В Восточном Веларусе далеко не каждый мог похвастать, что хоть раз видел это почти мифическое явление.

Через несколько мгновений портал открылся. В тоннеле начали материализоваться фигуры — пока еще размытые и нестабильные, как зыбучий песок в пустыне. Словно по ту сторону зеркала, — подумал Лассен.

Появились несколько всадников, закутанных в плащи с капюшонами и верхом на зентирах, которые в Иландре служили для передвижения армии. Глядя на элегантную поступь, шелковистые гривы и причудливый пятнистый окрас этих животных, трудно было поверить, что они невероятно свирепы и один удар их раздвоенного копыта или острого рога, торчащего на лбу, несет верную смерть. Больше нигде в Эйсене они не водились, и их запрещалось использовать для праздных прогулок или труда, а также вывозить из страны без особого разрешения короля.

Пропустив последнего всадника, портал замерцал, потом исчез без следа. Делегация перегруппировалась и направилась через равнину в сторону города.

— Пойдемте! — позвал Юилан. Не хочу пропустить, как аба будет их приветствовать. — Давайте, скорее!

Все трое спустились со стены и помчались к ратуше. Когда первый всадник проезжал под высоким сводом главных ворот, Лассен оглянулся. Сердце бешено заколотилось, и он последовал за братьями, которые уже подбежали к Митру. Как супруг Даэля Идана, первого старейшины Таль Ирека, Митр стоял впереди семей остальных старейшин, собравшихся на одной стороне внутреннего двора ратуши. Все пространство заполонили другие именитые граждане города. Кто попроще, довольствовались тем, что выстроились вдоль улиц.

Заняв место рядом с Филегом, Лассен во все глаза смотрел, как во двор въезжали рикаранские гости. В кавалькаде насчитывалось одиннадцать всадников, шесть из которых образовывали вооруженный эскорт. Оказавшись внутри, они осадили зентиров и спешились.

Митр, который несколько раз бывал в столице по делам и видел многих высокопоставленных граждан, сразу же опознал делегатов, как только те сняли капюшоны.

— Это Кеоск Дайлен, министр внутренних дел, — прошептал Митр, кивнув на светловолосого человека с холодными голубыми глазами, и добавил, что эниранский лорд приходится королю двоюродным братом. — Ах, главный советник, Иован Сейдон, — сказал он, указывая взглядом в сторону аристократической наружности дейра средних лет. — Его сын когда-нибудь станет наследником огромного состояния. Советник приходится супругом представителю одного из самых богатых семейств на земле.

— Это который еще родственник ардана? — уточнил Лассен.

— Вы внимательно слушали своих учителей, — похвалил Митр. — Точно, он и есть. На самом деле почти всё ближайшее окружение ардана состоит с ним в кровном родстве или через брачные узы. Они там уже перероднились между собой, эти знатные чистокровные.

— Вы их не одобряете? — спросил Юилан.

— У нас не принято вступать в брак с близкими родственниками, — признался Митр, пожав плечами. — Но дворянство придерживается обычаев наших предков, которые женились на собственных братьях, чтобы сохранить чистоту крови. — Он еще раз обратил внимание на делегатов. — Вон там Джилмаэль Калант, другой кузен ардана. — Поговаривают, что он возглавляет самую эффективную разведывательную сеть на Северном континенте. У него есть брат, они близнецы и так похожи, что их никто не различит.

Сыновья Митра разглядывали темноволосого и голубоглазого аристократа. Пытаясь представить рядом с ним его близнеца. Джилмаэль перебрасывался короткими фразами с другим членом группы — пожилым дейром, чья красота несколько омрачалась угрюмым видом.

— А там что за унылая рожа? — спросил Филег, наморщив нос от отвращения.

— Тише, — шикнул на него Митр. — Это дядя ардана из Кимараса, Имкаэль Эссендри. На его пути лучше не вставать: он никогда не прощает обид. Надменен сверх меры, поскольку имеет богатую родословную и титулы. Во всех отношениях неприятная личность… А это кто там? — Митр взглянул на гостя, которому предстояло открыть лицо. — Посмотрите, как он взирает на происходящее. Держу пари, от такого тоже мало что укроется.

Как только Митр умолк, незнакомец откинул капюшон. Старейшины дружно ахнули и поспешно преклонили колени, низко опустив головы. Все присутствующие взрослые сделали то же самое, побуждая молодежь последовать их примеру.

— Адда? — спросил Лассен, в замешательстве косясь на Митра.

— Верес всемогущий, — прошептал тот. — Зачем он здесь? — И посмотрел на своих испуганных детей. — Не бойтесь, я просто немного удивлен, — заверил он, выпрямляясь. — Мы не предполагали, что наш скромный город соизволит посетить сам ардан.

— Это ардан? — взволновано выпалил Филег.

Лассен загляделся на Рогира Эссендри. Святые небеса, как он красив! Нет, даже не так, он поистине прекрасен. Патрицианские черты, и великолепные густые волосы говорили о том, что перед ним истинный потомок Эссендри. А какие глаза! Только у настоящего члена королевской семьи могли быть такие невероятные радужки — синевато-серые, окаймленные дымчато-голубым. Пока Лассен смотрел на Рогира, его сердце забилось сильнее, к щекам прилила кровь. Он словно опьянел. В этот момент Лассен впервые в жизни познал, что такое влечение.

Он смотрел, как Рогир любезно отвечает на восторженные приветствия во время обязательного представления каждому из старейшин и их супругам. Ардан говорил тихо, но то, что Лассен услышал, произвело на него неизгладимое впечатление. Король немного отрывисто, на северный манер, произносил слова. В низком, глубоком голосе, звенела беспрекословная властность и в то же время удивительная мелодичность. Лассена охватило волнение, ноги внезапно ослабли и задрожали.

Даэль почтительным жестом пригласил Рогира со свитой в ратушу, указывая дорогу и входя первым. Прежде чем последовать за ним в здание, ардан посмотрел туда, где собрались семьи старейшин, скользнув по ним беглым взглядом. Скованный благоговейным страхом Лассен продолжал пялиться.

Он почти перестал дышать. Когда серые глаза Рогира остановились на нем, изучая, оценивая, на него обрушился целый шквал эмоций, а сладкая дрожь превратилась в настоящее землетрясение. Лассен как заколдованный не смел ни пошевелиться, ни раскрыть рот. Голова кружилась, грудь теснило, колени подгибались. Если Рогир не перестанет смотреть на него, он упадет в обморок прямо сейчас!

Едва только он успел подумать, что позор неминуем, тот отвернулся и вошел в ратушу. Лассен сделал глубокий вдох, дав изголодавшимся легким долгожданную пищу, и огляделся. Никто не обращал на него внимания, даже братья. Неужели они не заметили? Сколько времени все это длилось?

Толпа начала расходиться. Юилан и Филег сразу присоединились к своим друзьям. Все кругом гудели, обсуждая неожиданный визит короля; братья Лассена не были исключением. У него поплыло перед глазами.

— Вам нехорошо? — озабоченно шепнул Митр.

Лассен сглотнул и тихо ответил, что ему действительно дурно. Митр забеспокоился:

— Он на вас так смотрел… Ардан… что-нибудь передал?

— Да как же, если он ничего не говорил? — начал Лассен нахмурившись, затем смолк и покачал головой. — Мысленно я ничего не услышал, Адда. — Вспомнив гнетущую тяжесть серебристо-серого взгляда, Лассен вздрогнул: — Но почувствовал…

— Что почувствовал?..

— Как будто я — книга, а он листает мои страницы, просматривая содержание.

Митр втянул в себя воздух. Надо обязательно поговорить с Даэлем, когда встреча закончится. Хоть это всё и казалось абсурдом, он не мог избавиться от ощущения, что Рогир не из простого любопытства так пристально рассматривал Лассена.

— Он поступил неправильно?

Митр колебался. Отзываться об ардане плохо довольно опасно. Однако за Рогиром не замечалось, чтобы он делал что-то, выходящее за рамки монарших прав. И в любом случае, утверждают, что он никогда не использовал свои ментальные способности из прихоти. Наверняка инцидент и яйца выеденного не стоит; Митру мерещится всякое, потому что он хочет защитить своих детей.

— Нет, не неправильно, — произнес он наконец. — У него были на то причины. Но нам не положено о них знать. — Митр стер с лица хмурое выражение и заставил себя улыбнуться:

— Мне выпала честь подготовить для наших гостей трапезу. Не желаете помочь?

Лассен радостно кивнул:

— А вы подадите свою знаменитую тушеную оленину? Думаю, что ардан перед ней не устоит. Положит в рот кусочек — и сразу подпишет прошение!

Старший Идан рассмеялся, забыв на мгновение о тревогах. С нежностью похлопав сына по плечу, направился прочь со двора. Лассен пошел следом.

Пробираясь через толпу, он не заметил, что его провожает чей-то внимательный взгляд.

Глава 2. Особое условие

Главный зал для аудиенций располагался на верхнем этаже ратуши и представлял собой просторное помещение с отполированными деревянными полами и украшенными гобеленами стенами. Окна выходили на внутренний двор и окружающие дома.

Рогир Эссендри стоял у одного из окон, обозревая живописную картину внизу. Остальные терпеливо ждали. Если бы они поступили по-другому, то это сочли бы нарушением протокола.

Несмотря на простоту одеяния, великолепная фигура ардана поневоле притягивала взгляды. На нем была обычная эниранская коричневая туника с манжетами, как у всех меченосцев, обрезанными выше локтя. Из-под туники виднелись длинные рукава облегающей рубашки и добротные длинные бриджи. Завершали ансамбль прочные ботинки и крепкий пояс, на котором висел меч с незатейливой рукояткой и в кожаных ножнах.

Выросший в богатстве и величии, Рогир старался не особо подчеркивать свое привилегированное положение. Если бы не миндалевидная серебристо-белая сережка с алмазом голубого оттенка в левом ухе, являющейся символом его королевского титула, он вполне мог бы сойти за рядового дейра-аристократа. Но и без опознавательных знаков он бы не остался незамеченным в толпе, даже если бы обладал менее привлекательной внешностью и не возвышался как башня над всеми, за исключением собственной родни.

Рогир был гораздо моложе большинства своих современников, правящих в других землях, но его аура уже излучала едва сдерживаемую властность. В самом деле, он неожиданно взошел на престол полтора десятилетия назад совсем еще мальчишкой в возрасте двадцати семи лет — тогда до совершеннолетия ему оставалось целых семь.

Наконец он отвернулся от окна, и третий старейшина Оувин провел его на приготовленное место.

Пол в центре зала украшал полуовальный орнамент винно-красного цвета в виде расходящихся лучей, увенчанных в точке пересечения гербом Таль Ирека. По краям каждого луча располагались девять сидений с высокими спинками, и получалось так, что восемь из сидящих смотрели друг на друга. Между стульями размещались небольшие столики с расставленными на них оловянными тарелками и чашами для питья. Оувин отвел Рогира к стулу во главе конструкции.

Едва все успели рассесться, в зал стали входить прислужники. Одни несли блюда и миски полные аппетитно пахнущей выпечки, кусков жареной дичи на маленьких шампурах, солеными пряными орехами аро и разными сладостями. Другие — кувшины с глинтвейном, бутыли, наполненные прохладной медовухой. В общем, благородных гостей ждали легкие закуски, так как было уже за полдень.

К удивлению старейшин, Рогир попросил, чтобы все слуги, поставив еду на столы, удалились. Когда за последним из них закрылась дверь, он незамедлительно приступил к рассмотрению петиции:

— Говорите по существу, не тратьте ваше и наше время зря. — Рогир сразу же предупредил старейшин, начавших, как водится, с витиеватых официальных предисловий. То, что говоря о себе, он употребил множественное число, автоматически придавало встрече официальный характер. — В противном случае, разбойники окажутся у вашего порога прежде, чем вам удастся убедить нас в выгодности протекции, которую просите.

Рассказать о затруднительном положении таль ирекцев выпало Даэлю. Они всегда гордились своей независимостью, и на протяжении пятнадцати поколений город процветал. Но с некоторых пор ему стала угрожать набегами соседняя Каттания.

Граница между ней и Веларусом служила предметом постоянных раздоров. Правительство Каттании предприняло попытку перекроить карту Северного континента в свою пользу. Конфликт дорого стоил княжеству. Армия Иландра отбросила его войска и в отместку вторглась в Каттанию. Каттанцы с бессильной яростью наблюдали, как одна за одной пали перед Эссендри крепости и пограничные общины, а сама граница на несколько лиг отодвинулась вглубь их собственной территории.

Хотя шансы отвоевать эти земли были очень малы, каттанские князья продолжали третировать города и деревни вдоль спорной полосы. В последнее время они взяли за правило изгонять туда отбросы общества, которые в основном и бесчинствовали в области.

Количество банд резко возросло, а сами преступники становились всё более дикими и безжалостными. Вести о набегах, которые теперь все чаще заканчивались массовыми грабежами и убийствами, заставили жителей Таль Ирека сомневаться в том, что они смогут защитить себя сами. Рано или поздно разбойники неизбежно обратят свой взор на богатые общины, расположенные к западу от границы. Горожане опасались, что их жилища исчезнут с лица Эйсена раньше, чем лорды близлежащих княжеств наконец соизволят мобилизовать силы правопорядка.

— Наша нужда в защите и руководстве Вашего Величества очень велика, — откровенно признался Даэль. — Мы просим, чтобы вы взяли этот город и его граждан под свое крыло.

— А что мы получим взамен, Идана-тиар? — Вежливо спросил Джилмаэль Калант, добавив к фамилии Даэля уважительное обращение, хотя сам был гораздо выше его по положению.

— Мы согласны на строительство форпоста на нашей территории, как нам предлагал ваш царственный родитель, — ответил Даэль.

— Насколько мне известно, вы отклонили его просьбу.

Старейшины пришли в замешательство.

— Наши предшественники тогда не видели в этом необходимости, — смущенно объяснил сведущий Микел.

— Хотите сказать, что они не оценили идею нашего постоянного военного присутствия так близко от города? — вернул Рогир. — Вы довольно предусмотрительно изменили точку зрения. — Он кивнул, позволяя Даэлю продолжить.

Старейшина смело начал оглашать список уступок, большинство из которых касалось предоставления природных ресурсов Таль Ирека в распоряжение короны. Однако под недоверчивым взглядом Имкаэля запнулся.

— Это все? — Тот откровенно издевался.

Даэль внешне ничем не выдал раздражения, вызванного бестактностью геруна.

— Мы принесем вам клятву вассальной верности, Эссендри-диар, — добавил он, обращаясь к королю как к дейру благородных кровей и высокого звания.

Рогир невесело улыбнулся:

— Вы понимаете, что повлечёт за собой такой шаг? Верность — это не пустые слова. Вы готовы ручаться, что вы сами, ваши дети и внуки будут преданно служить короне?

Старейшины, страдальчески переглянувшись, смиренно посмотрели на Даэля, и тот заявил:

— Готовы.

Но ответ не успел прозвучать, так как первым нетерпеливо заговорил Имкаэль; его усилившийся северный акцент свидетельствовал о крайней степени недовольства:

— Какая нам польза от их захолустья, племянник? Да что за хейяс они могут нам предложить взамен на потраченное время и хлопоты? Воистину, здесь в избытке одни лишь побрякушки. Хотя по общепризнанному мнению они довольно симпатичные, далеко не все драгоценные изделия привозят в Иландр отсюда. Зачем? Если базары и лавки Рикара и так завалены безделушками со всех концов земли!

Непривыкшие к такому открытому презрению, старейшины беспокойно заерзали. Рогир поднял руку, остановив резкую уничижительную критику своего дяди.

— Но столь же прекрасных, как творения здешних мастеров, не найти, — вставил Йован Сейдон, многозначительно взглянув на того. — Самые дорогие украшения поступают к нам из Таль Ирека. Вам это отлично известно, Имкаэль.

Молодые лорды спрятали улыбки, прикрывшись ладонями, а старейшины вытаращили глаза на советника. Имкаэль покраснел и тоже на него воззрился:

— Йован, источник моих доходов не имеет никакого отношения к тому, заслуживает ли город нашей протекции или нет, — прорычал он. — И впредь я бы попросил вас не обсуждать личные вопросы при посторонних!

Подавив смешок, Рогир сказал:

— Должен признать, у вас отличный вкус, дядя. Таль Ирек славится своими ремеслами вполне заслуженно. — Посмотрев на старейшин, он перевел взгляд на остальных: — Сам по себе этот город ничем не примечателен. Помимо приведенных лордом Имкаэлем аргументов, хочу добавить, что он расположен в отдалении от основных торговых путей и главных промышленных и культурных центров.

Ища поддержки, он посмотрел на Кеоска Дайлена, тот закивал в знак согласия:

— Таль Ирек мало отличается от своих соседей, — начал Кеоск. — Эта часть Веларуса малонаселенная и отсталая. Кроме того, от одного города или села до другого ехать очень долго, и граждане по большей части живут обособленно. Эти восточные веларусцы — довольно замкнутый народ.

— Однако с десяток соседних общин обратились к нам с тем же прошением, — заметил Рогир. — Сложите число жителей вместе и получите население равное городу-государству. А если их примеру последуют другие, то оно увеличится до размеров феода.

— Что оправдает присутствие полноценного охранного гарнизона вместо пограничной заставы, — вставил Кеоск.

— А чтобы успешно торговать с вотчинами, им придется учитывать общие ресурсы и участвовать в совместном распределении товаров и другой продукции, — добавил Джилмаэль.

— И наконец, надо принять во внимание еще одно преимущество объединения населения на нашем восточном фронте, — спокойно закончил Йован. — Тогда Каттания неизбежно поубавит свою воинственность. До сих пор изоляция разрозненных общин в этом регионе мешала оказать им организованное сопротивление, что играло каттанцам на руку. Всегда лучше предупредить конфликт, чем воевать. Когда на границе будут действовать регулярные патрули, мы сможем вздохнуть спокойно и уже не волноваться об атаках на примыкающие к ней феоды и земли короны. А также не тратить силы на установление дипломатических отношений с вероятным противником.

— Принимая во внимание вышесказанное, считаю, что нам выгодно принять город в число наших вассалов, — подытожил Рогир. — Еще возражения есть? — Никто, даже хмурый Имкаэль, не осмелился высказаться. Ардан перевел взгляд на старейшин, которые все еще не пришли в себя после такого прямого обсуждения достоинств и недостатков своего родного города. — Прежде чем подписать соглашение, я хотел бы прояснить еще один вопрос. — Старейшины дружно вздохнули. Слова Рогира прозвучали так, словно все решится уже сегодня. Рогир вопросительно посмотрел на Даэля — Во дворе мне на глаза попался один паренек, который неприлично долго рассматривал делегацию и меня в частности. Даже удивительно, как мальчишка не зажарил нас своим взглядом до хрустящей корочки. — Он сделал паузу, и со всех сторон послышались смешки. — Цветом волос он походит на вашего супруга, а в чертах лица есть что-то общее с вами. Я бы предположил, что он ваш родственник.

— Наверное, это мой младший сын, Лассен, — ответил Даэль. — Я прошу простить его бестактное поведение, диар. Он никогда раньше не видел истинных чистокровных, не говоря уже о таких высокородных.

— Никогда? Вы держите его в строгости.

— Он — будущий носитель жизни, — пояснил Даэль.

Дальнейших комментариев не требовалось. С носителями жизни шансы зачатия повышались. Они обладали гораздо большей способностью к деторождению и могли легко и безопасно для своего здоровья разрешаться от бремени многие годы, тогда как другие в их возрасте уже становились бесплодными. Не секрет, что частенько носителей увозили силой и заставляли рожать похитителю детей. В Иландре подобную практику объявили вне закона ещё несколько столетий назад. Правда в глухих районах закону не всегда полностью подчиняются. Поэтому лучше уж заблаговременно проявить излишнюю осторожность, чем кусать локти после.

— Я ни в чем вас не обвиняю, — согласился Рогир. — Но для меня это не имеет никакого значения. — Он посмотрел на Даэля так пристально, что тот невольно занервничал. — Отдайте мне его, Даэль Идана. Отдайте вашего сына, и Таль Ирек получит от меня защиту и поддержку в полном объёме как наша вотчина.

В зале воцарилась оглушающая тишина.

— Так что относительно предложенных уступок? — Джилмаэль очнулся первым.

— Город нужен нам только затем, чтобы построить заставу, — отмахнулся Рогир, еще раз выделив «нам», словно стремясь подчеркнуть безоговорочность своего утверждения. — И в случае чего просто послужит хорошим индикатором опасности. — Он посмотрел на ошарашенных старейшин. — Ваша автономия останется за вами со всеми вытекающими правами. Впрочем, если вы предложите внести посильный вклад, мы не откажемся.

Когда к Даэлю вернулся дар речи, он с тревогой заговорил, бессвязно путаясь в словах:

— Но… но… Диар! Лассену едва пошел двадцать седьмой год. До тридцати лет его нельзя брать на ложе.

— Как любовника и с согласия родителей — можно, — парировал Рогир.

Даэль вытаращил глаза:

— Вы хотите сделать его своим наложником?

— Считаете, я, наигравшись, быстро брошу его? — съязвил Рогир. — А вы обо мне нелестного мнения, старейшина. — Даэль побледнел, а тот примирительно продолжил: — Не в моих привычках укладывать юношей в кровать ради спортивного интереса. Уверяю вас, я окружу его постоянным вниманием и заботой, дарую ему все возможные привилегии. — Прежде чем Даэль успел ответить, дядя Рогира, Имкаэль, попытался высказать протест, из-за чего был незамедлительно одернут Йованом. Рогир просто проигнорировал их перепалку. — Не вижу, как мальчик способен повлиять на мое правление. Я же не собираюсь ни давать ему власть над министерствами, ни вручать ключи от королевской казны. Это никак не отразится на выполнении моих обязанностей, разве что скрасит мне свободное время. А удовлетворенный, я с большим воодушевлением примусь за выполнение монаршего долга. Неплохой результат, согласитесь.

Услышав намек на то, что потребуется от Лассена, Даэль поморщился и сообщил о других своих опасениях:

— Лассен ещё слишком молод и пока не может пить мираш, — сказал он, подавленный тем, что вынужден говорить об интимных подробностях взросления своего сына. — Ведь если произойдет оплодотворение… Ваше величество, ему еще рано вынашивать дитя.

— Недопустимо! — воскликнул Имкаэль. — Никто не имеет право произвести на свет ребенка ардана раньше, чем появится наследник престола. Первым должен родить законный супруг!

Рогир сдвинул брови:

— Дядя, не стоит так волноваться. Вы же прекрасно знаете, что есть и другие средства предохранения. — Затем снова обратился к Даэлю: — Тем не менее, лорд Имкаэль прав. Даже когда Лассен вступит в детородный возраст, наша связь останется бесплодной, пока я не стану отцом в официальном браке. И в случае чего, я хочу быть уверен, что ребенок от меня.

Даэль перевел дух:

— Вы запечатлеете его?

— Я не могу позволить, чтобы он отвлекся от нашей постели и повесил на меня ублюдка, — откровенно заметил ардан.

Старейшина с трудом сглотнул, невольно представив своего сына, распростертого под Рогиром. Взгляд опустился к коленям короля, туда, где туника чуть расходилась, открывая взору мускулистые бедра и пах. Облегающие бриджи совсем не оставляли простора для воображения. Даэль внутренне сжался.

Сам он познал проникновение, но ни с кем столь щедро одаренным дела не имел. Сможет ли его Лассен вытерпеть это? Даэль Идана вовсе не считал Рогира жестоким или бесчувственным, однако принять такое внушительное орудие, как у короля, явно непросто.

Остальные старейшины избегали смотреть ему в глаза, ни единым звуком или движением не давя на него, но он знал, что они все надеятся. Даэль взглянул на спутников Рогира. Имкаэль не скрывал признаков недовольства, Йован сидел с непроницаемым лицом — он высказал свое мнение и теперь оставлял последнее слово за племянником. Джилмаэль и Кеоск, наоборот, казалось, сочувствовали, но в тоже время посмеивались.

Переглянувшись с кузеном короля, Кеоск покачал головой и криво ухмыльнулся. Даэль пожалел, что проследил за его взглядом. Рогир тоже улыбался, но глаза оставались серьезными. Старейшина понял: выбор сделан и его согласие — всего лишь формальность.

— Ну? — В голосе Рогира чувствовалось легкое нетерпение. — Так мы договорились?

У Даэля не было другого выбора, кроме как отдать своего сына. Сделав глубокий вдох, отдавшийся болью в груди, он произнес:

— Как пожелаете, ваше величество. С этого дня Лассен ваш.

Глава 3. Контракт

Из кухни доносился звон посуды. Даэль прислушался. Если грохот станет еще громче, то придется самому проверить, что творится за массивной дверью владений супруга — Митр хотел выразить пренебрежение, и у него получилось.

Скромный ужин, устроенный в честь гостей, прошел в уютной доверительной обстановке — со стороны хозяев присутствовали только старшие офицеры городской стражи и мужья старейшин. Темой разговора служил разгул бандитизма в окрестностях. Кроме того, всех волновал вопрос, когда ждать подкрепления, которое должны были выделить из состава королевской армии и гарнизонов ближайших к Таль Иреку феодов Эдессы и Кимараса. Ворчливый Имкаэль открыто демонстрировал свое недовольство в связи с необходимостью направить войска в эту забытую Вересом область, как он ее называл, намеренно закрывая глаза на опасность, грозящую его собственным владениям. И никто не упомянул особое условие, которое потребовал от первого старейшины Рогир в обмен на помощь и защиту.

Речь об этом зашла только к концу ужина. Джилмаэль отозвал супругов Идана в сторону, якобы с целью сообщить им о заблаговременном прибытии некоторых из своих людей. Служба безопасности отслеживала всю незаконную деятельность и получала информацию о возникновении новых очагов гораздо раньше самих веларусцев.

— Вы знали? — выпалил Митр. Тот покачал головой. — Да, конечно же вы знали, диар. У вас везде свои люди.

Джилмаэль усмехнулся, и, встревоженный поначалу горячностью с мужа, Даэль успокоился.

— Мы предвидели, что к нам начнут обращаться с просьбами, подобными вашей, — с готовностью подтвердил Калант. — Пусть в округе знают, что мы будем регулярно посещать Таль Ирек и что желающие смогут подать свои ходатайства короне прямо здесь.

— В голове не укладывается, что я дожил до того дня, когда мы потеряли нашу независимость, — вздохнул Митр.

— Вы ее не потеряли, — поправил Джилмаэль. — Ардан не принял предложение вассальной клятвы.

У Митра глаза округлились:

— Но он дал нам положительный ответ.

— Он согласился на другое условие, — мягко молвил Даэль.

— Я могу поинтересоваться, что это за условие? — осторожно спросил он, заметив, что старейшине явно не по себе.

— Да, — сказал Джилмаэль. — Кузен посоветовал мне сразу поставить вас в известность, пока дело не приняло огласку. Ведь прежде всего оно касается вас, и потеряете или выиграете при этом только вы, в зависимости от точки зрения.

Митр перевел взгляд с эниранского аристократа на своего супруга:

— Даэль, расскажи мне, — пробормотал он, не совсем уверенный, что хочет услышать.

Видя растущее недоверие мужа, тому ничего не оставалось, как сказать правду. Присутствие Джилмаэля придало ему смелости. На его счастье Митр только коротко кивнул:

— Я понимаю.

Едва только они вернулись домой, Митр показал характер. Он не кричал, не ругал Даэля, просто отослал прислугу пораньше и начал наводить на кухне чистоту самостоятельно, столь энергично взявшись за дело, словно не готовил целый день торжественный ужин в ратуше и не валился с ног от усталости. Даэль поморщился, глядя, как Митр с остервенением складывает тарелки. Несмотря на то, что именно он произвел на свет и воспитал старших и младших детей Идана, это вовсе не означало, что вся его жизнь заключалась в ведении домашнего хозяйства или он физически слабее Даэля.

Склонив голову, Даэль проговорил:

— Прости меня.

Тяжело вздохнув, Митр перестал греметь посудой, и Даэль опасливо покосился на супруга. Митр повернулся к нему лицом — его глаза выражали безграничную боль:

— Выбор сделали за тебя, — произнес он наконец. — Просто… — Митр раздраженно потер лоб. — Ах, если бы мне удалось поговорить с тобой до начала встречи, все еще можно было бы предотвратить. Но, наверное, я просто принимаю желаемое за действительное. С того самого момента, как ардан положил глаз на нашего сына, его судьба предрешилась.

— О чем ты? — спросил Даэль.

Митр махнул рукой, пригласив его сесть за рабочий стол, и спокойно рассказал о происшествии во дворе. Когда он закончил, Даэль потерял дар речи и только оторопело смотрел на него несколько минут. Потом сказал:

— Он говорил, что видел Лассена, но я не понял, что он имеет в виду. Только подумал, что его предложение несколько неожиданное.

— Неожиданней некуда, — подтвердил Митр. — Вряд ли один раз мельком заглянув в разум человека, можно получить о нем полное представление. И уж тем более, этого недостаточно, чтобы установить какую-либо связующую нить. А по твоим словам, он высказал намерение оставить Лассена при себе и, возможно, родить с ним сыновей, даже если вступит в брак с другим.

— Да, еще он пообещал признать будущих детей Лассена своими, — добавил Даэль. — Довольно странно, что король готов дать внебрачным отпрыскам свое имя.

— Это бесспорно свидетельствует о более глубоком внимании, чем обычно оказывают содержанцу.

Даэль нахмурился:

— Что ты предлагаешь? Только не говори, что он действительно влюбился в Лассена.

— Да я это и не утверждаю, — возразил Митр. По правде говоря, мне непонятен его интерес к нашему сыну. Но если бы ты знал, как он смотрел на него и что Лассен почувствовал, когда тот стал…

— Читать его, словно книгу, пролистывая страницу за страницей, — задумчиво закончил Даэль. — Ардан невероятно одарен ментально. Он вполне мог что-то увидеть, какое-то предзнаменование.

— Это единственное логичное объяснение, — согласился Митр. — Хотя теперь уже неважно. — Он вопросительно взглянул на Даэля. — Ну а как же Лассен? Кто ему расскажет, я или ты?

Плечи Даэля поникли:

— Я сам, — решил он. — Раз я давал согласие. Тебе останется только поговорить с ним и объяснить, — он сглотнул, — что от него потребуется ардану. Не хочу, чтобы он по неведению допустил какую-нибудь оплошность и Рогир остался недоволен. Мы ведь будем слишком далеко и не сможем давать нашему сыну советы.

Митр грустно улыбнулся:

— И так уже пора. Правда, я никогда не думал, что придется учить его угождать королю. Только, увы, существуют вещи, которые Лассену суждено познать лишь на острие меча Рогира.

И он похлопал внезапно закашлявшегося супруга по спине.

* * * *

Над лугами к северу от Таль Ирека ярко светило солнце. В тени золотых вязов и плакучих ив спряталось небольшое озеро, в котором часто плескались местные ребятишки. Оно лежало чуть поодаль от городских стен, и в последнее время обыватели перестали там отдыхать — никто не хотел рисковать, нарвавшись на разбойников. Но теперь, когда Таль Ирек уже две недели находился под непосредственной защитой короля, опасность миновала.

Взводы жандармерии из Эдессы и Кимараса прибыли первыми. Столица прислала своих солдат спустя два дня. Жители провожали взглядами отряды, скакавшие под началом главнокомандующего королевской армии Верена Хеназа в сторону границы.

Обещанная помощь пришла. Но, вопреки ожиданиям, ардан не спешил возвращаться в столицу. Он остался до тех пор, пока не удостоверился, что сил для развертывания войск достаточно. Впрочем, неудивительно, так как в случае решающих боев он часто лично вел армию в бой. Первую победу ему принесло подавление мятежа сепаратистов из Варадании, северо-западной провинции Тенерита, спустя три года после вступления на престол.

Параллельно в Таль Ирек стекались представители соседних областей. Рогир всех удостаивал встречи и оказывал предварительную помощь, добиваясь взамен серьезных уступок. Горожане считали, что им очень крупно повезло и они отделались умеренной платой. Или по крайней мере платой, которая не лишила их общину автономии.

Символ этой платы незаметно наблюдал за детьми. Скрытый пышной листвой, Лассен сидел на ветке свисающей до самой земли ивы и, погрузившись в невеселые размышления, смотрел на беззаботных мальчишек. Пару лет назад он резвился вместе с ними. А сейчас, мало того, что те счастливые деньки давно превратились в воспоминания, так его еще и увозят из родных краев. И это произойдет уже совсем скоро.

Командующий Хеназ известил, что не нуждается в подкреплении. Столкнувшись с хорошо вооруженными солдатами, банды начали отступать туда, откуда нагрянули. Если Каттания позволит им еще раз вторгнуться в княжество, разбойники окажутся зажатыми между пограничными войсками и частями иландринской армии.

Лассен печально вздохнул: что за жизнь ожидает его в новом доме и какова будет его участь?

Когда ему рассказали, что он послужил краеугольным камнем, от которого зависел успех ходатайства Таль Ирека, то побледнел как полотно. Даэль бросился отпаивать его чашечкой укрепляющего сердце напитка из черного винограда, после чего Лассен разразился слезами. Он рыдал так долго, что Митр не выдержал и, войдя в спальню, принялся утешать его вместе с Даэлем. Узнав, что родитель лично принес ардану клятву и поняв, сколь велико его горе, Лассен тут же отодвинул собственную тоску в сторону, чтобы хоть немного успокоить его.

Разобравшись в ситуации, Юилан и Филег испытывали поочередно то приступы сочувствия к младшему брату, то всплески благоговения от того, что приблизились к королевской семье.

С момента знаменательного события прошло десять дней. И все это время в доме не прекращалась суета по подготовке к переезду Лассена в столицу. Однажды вечером Митр усадил его рядом с собой и просветил насчет обязанностей королевского наложника. Вспомнив подробности того разговора, Лассен невольно вспыхнул. Он, конечно же, не был неотесанным болваном и не находился в неведении по поводу того, что такое сексуальное слияние. Но иметь общее представление — это одно, а слушать специфические подробности — совсем другое. Закрыв глаза, Лассен подавил всхлип, в животе что-то незнакомо затрепетало.

С Рогиром он говорил уже трижды, но всегда при свидетелях. Он еще не до конца отдавал себе отчет, что все уже давно знают о том, что этот дейр лишит его невинности и будет распоряжаться его жизнью. Вдруг кто-то ласково обнял его за плечи. Лассен чуть не вскрикнул. Открыв глаза, он недоверчиво уставился на Рогира, как всегда одетого в простую рубашку, длинные штаны и мягкие сапоги.

— Не хотел вас напугать, — сказал Рогир. — Но вы не ответили на мое приветствие. И я подумал, что лучше присоединиться к вам лично.

Кровь отхлынула от лица Лассена. Какая оплошность!

— Простите меня, мой господин, я не расслышал, — испуганно ответил он.

Губы Рогира тронула легкая улыбка:

— Неудивительно, вы находились в такой глубокой задумчивости. — Он кивнул на умилительную картину у озера: — Вы будете скучать по всему этому?

Лассен вздохнул:

— Я не знаю другой жизни.

Немного помолчав, тот наконец ответил:

— Рикар — далеко не идеал пасторального уголка. Однако надеюсь, вас многое не оставит равнодушным.

— Говорят, там красиво, — осмелился заметить Лассен.

— Да, очень. Особенно в Цитадели.

Лассен заинтересовался: Цитадель служила королевской резиденцией и одновременно крепостью.

Люди, разумеется, рассказывали об этом, но он с трудом представлял, как одна структура выполняет две такие разные функции.

— В ней уютно, вы чувствуете себя как дома? — вырвалось у него.

— Конечно. Иначе я бы там не жил.

Воодушевленный непринужденностью Рогира, Лассен задал другой ворос:

— А где бы вы тогда жили?

Улыбка короля стала шире:

— Наверное, в моем поместье в Виреше. Я правил им, еще в бытность наследным принцем. Однако уверяю вас, цитадель является домом не только для меня, но и для всей моей семьи.

Лассен подумал и кивнул:

— Кто знает, может, я тоже научусь называть ее домом, — удрученно прошептал он.

По его лицу снова пробежала тень, и Рогир спросил:

— Вы хотите, чтобы я отпустил вас?

— Я бы никогда не позволил, чтобы из-за меня родитель нарушил свое слово! — возмутился Лассен.

— Да, понимаю. — Рогир поджал губы. — А если бы слово давал не он, вы бы попросили свободы?

Лассен опешил:

— Нет, ваше величество! Я бы все равно отнесся к нему с уважением, чье бы оно ни было. Я имею в виду… — Испугавшись, что он только усугубит свой промах, Лассен замолчал.

Рогир усмехнулся. Лассена вдруг словно обдало жаром, он покраснел от смущения.

— Рогир, — сказал ардан.

— Диар?

— Зовите меня по имени.

Лассен в шоке уставился на него:

— Но я не могу! — воскликнул он. — Непозволительно обращаться к вам так фамильярно.

— Почему бы и нет, если скоро вы познакомитесь со мной ближе, чем любой другой во всем Иландре, — заметил Рогир.

Щеки Лассена пылали огнем.

— Если вы так желаете, ваше в… — он запнулся, увидев предупреждающий блеск в глазах ардана. — Рогир, — тут же поправился Лассен, опустив взгляд.

Рогир мягко взял его за подбородок:

— Вот и умница. — Судорожно втянув воздух, Лассен заставил себя посмотреть ему в лицо. И даже сумел выдавить улыбку. Тот покачал головой: — Знаете ли вы, какая сила заключена в вашей улыбке? — Когда Лассен в замешательстве нахмурил брови, король вздохнул: — Я так и думал, что нет.

Рогир полез в карман и, вытащив оттуда маленькую, обитую шелком коробочку, вложил ему в ладонь, побуждая открыть. Лассен вздрогнул, несмотря на разгар лета, и поднял крышку.

У него перехватило дыхание — внутри лежала золотая сережка в виде эллипса с искусно выгравированной посередине веточкой королевского падуба. На конце каждого острого листика сверкал самоцвет — крошечный, идеальный по форме ромб, похожий на бриллиант, — а в основании мерцало огненное сердце глубокого красного цвета. Лассен взволнованно сглотнул, пораженный значимостью подарка.

Огненное сердце считалось символом страсти. Серьга-гвоздик с огненным сердцем означала, что владелец находится в поиске партнера, так сказать. Если же камень был один и в драгоценной оправе, то окружающие сразу понимали, что перед ними либо обрученный, либо человек, связанный постоянными отношениями. Огненное сердце в сочетании с каким-либо другим драгоценным камнем, имеющим отношение к одному из благородных семейств, указывало на то, что это наложник аристократа.

Теплое дыхание Рогира около самого уха вызвало у Лассена легкий озноб. На него повеяло запахом Рогира, свежим и чистым, с пряной ноткой сандарака[1], драгоценного масла из южных земель — манящий и очень подходящий ардану аромат.

— Какие мягкие… — прошептал Рогир, нежно погладив Лассена по волосам. — Не стригите их. — Лассен кивнул, и король опять занял его внимание украшением. — Юилан сказал мне, что Симон Бараш — самый известный в вашем городе ювелир.

Лассен снова кивнул.

— Когда вы ее заказали? — севшим голосом спросил он.

— На следующее утро после того, как ваш родитель дал свое согласие вверить вас мне. Это должен был быть алмаз, — произнес он, прикасаясь к самоцвету кончиком пальца. Но здесь таких не достать.

— Большинству народа они недоступны, — хрипло выговорил Лассен.

— Я не принадлежу к большинству, — ответил Рогир, — вы отныне тоже. Ладно, в Рикаре заменим. — Лассен открыл рот, чтобы возразить, но король приложил палец к его губам, заставляя замолчать.

Взяв серьгу, властно сказал:

— Она ваша. Я хочу, чтобы вы ее носили.

Лассен молча повиновался. Трясущимися руками он вынул из левого уха гвоздик с солнечным кристаллом[1] медового оттенка и, едва заметно дрожа, закрыл глаза. Рогир вдел новую сережку; Лассен всем своим существом ощутил ее груз. Она олицетворяла собой тяжкое бремя обязательств, которые ложились на него как на фаворита короля.

— Тебе идет, Лас-мин, — шепнул Рогир.

Лассен чуть не задохнулся, ошеломленный таким открытым проявлением интимности. Обычно уменьшительным именем обращались к совсем юному дейру или к младшему по рангу, да и то если позволяла степень близости — например, между родителями и детьми, наставником и протеже. Или любовниками. Сократив его имя, Рогир словно упреждал характер их будущей связи. Лассен нерешительно взглянул на ардана.

Тот на удивление бережно прикоснулся к его устам губами. Поцелуй был быстрым и настолько невесомым, что Лассен подумал: уж не показалось ли? Он страшно разволновался. Его первый поцелуй, подаренный самим королем… Теперь все, что он будет делать впервые в своей жизни, он разделит с Рогиром Эссендри. Обреченность в который раз больно ударила по сознанию. Лассен закрыл глаза и прикусил губу, чтобы помешать ей предательски дрогнуть.

Он снова осмелился поднять глаза на Рогира. Тот смотрел на него с сочувствием. Кое-как успокоившись, Лассен сказал приглушенным голосом:

— Надеюсь, я смогу порадовать вас, Рогир-диар.

Проведя костяшками пальцев по его розовой щеке, Рогир ответил:

— Ты уже радуешь.

Глава 4. Переход

Опечаленный Даэль понурившись стоял среди старейшин во дворе ратуши, ожидая супруга и сыновей.

Его мальчик не просто покидал Таль Ирек, он прощался со своей прежней жизнью. Скорее всего, у Лассена не будет возможности приезжать к ним достаточно часто, чтобы по-прежнему чувствовать себя здесь своим. Ведь он больше не принадлежал ни к миру, ни к семье, где родился. Теперь его семья — дом Эссендри, а не Идана.

Подошел Рогир, и Даэль выпрямился. Король повернул голову к плечу, на котором сидела черно-серебристая азитра. Этот небольшой ястреб летал, наверное, быстрее всех птиц в Эйсене и при необходимости использовался как курьер.

Некоторые чистокровные обладали настолько мощным даром, что могли передавать мысли на очень далекое расстояние. Но для длительного поддержания канала связи требовалось огромное количество психической энергии и, как правило, участие по меньшей мере двух равных по силе менталов. Старейшина сомневался, что Рогир не справится самостоятельно, однако спрашивать, зачем тому понадобился сокол, не стал. Поэтому Даэль немного опешил, когда ардан, пересадив азитру на запястье, протянул ему:

— Она послушна и прекрасно обучена, — сказал он. Даэль осторожно принял птицу, цепко ухватившуюся за его руку. — И легко найдет дорогу в Рикар. Вы сможете послать Лассену весточку, когда захотите. Это, конечно, не компенсирует вам отсутствие сына, но горе хоть как-то облегчит.

Даэль с удивлением посмотрел на азитру и нерешительно погладил. Та, захлопав крыльями, успокоилась. Даэль улыбнулся, его глаза заблестели:

— Мы перед вами в долгу, диар.

Рогир фыркнул:

— Едва ли. Я ведь забираю самое дорогое, что у вас есть.

Появился Лассен в сопровождении отца и братьев. Он бросал вокруг себя такие взгляды, словно стремился запомнить двор ратуши навсегда. Приблизился Кеоск и отдал Митру какой-то сверток.

— Его величество желает, чтобы ваш сын чувствовал себя комфортно. Вот в этом ему будет гораздо удобнее, чем в его накидке.

В свертке оказался коричневый с черной отделкой плащ из превосходной шерсти, плотной и одновременно легкой. Митр сдержанно поблагодарил энира и повесил подарок на руку, мельком подумав, что на дворе лето и для телепортации вряд ли нужна такая теплая одежда.

А между тем Лассен наблюдал, как его багаж грузят на колесницу вместе с остальными вещами и кучей различных тюков. Большинство из них составляли подарки от соседей Таль Ирека, которые те преподнесли Рогиру в надежде задобрить, чтобы он подписал прошения. Там же лежали и покупки. Несколько искусно сплетенных корзин из мастерской Митра, оконные и настенные гобелены яркой седиранской расцветки и два больших садовых вазона, сделанных из темной красной глины, встречающейся только в этой части Иландра.

Даэль молча обнял подошедшего Лассена, зарывшись лицом в светлые волосы. Когда теперь снова придется держать младшего сына в объятиях, вдыхать его запах, слышать его смех?

Лассен с неохотой освободился из рук родителя и повернулся к Митру, который, снял с Лассена накидку и отдал Юилану, накинув ему на плечи шерстяную мантию. Лассен с любопытством оглядывал богатое одеяние, пока Митр завязывал под его подбородком узелок.

— Это от ардана. — пояснил отец. — Роскошный подарок, не правда ли?

Сглотнув, Лассен кивнул:

— Я сделаю все возможное, чтобы вы мной гордились, — сказал он дрожащим голосом.

— Ох, дитя мое, — прошептал Митр, притянув его к своей груди.

Наконец он отпустил Лассена и подвел к Рогиру. Повисла удручающая тишина.

— До Рикара по суше путь не близкий. — Король прервал молчание. — Но, тем не менее, вы у нас всегда будете желанными гостями. — Он задумчиво посмотрел на юношу. — Я не против, если Лассен тоже станет вас иногда навещать.

Лица троих Иданов чуть посветлели. Тщетно силясь спрятать за улыбкой слезы, Лассен сделал шаг к ардану и посмотрел на него.

Тот указал на своего зентира:

— Поедешь со мной.

Лассен выдохнул и, подтянувшись, взобрался на спину мощного животного. Рогир легко вскочил следом и устроился сзади.

Отъезд гостей привлек еще больше зевак, чем прибытие. Главную улицу на всем пути следования делегации до самых центральных ворот запрудило людское море. Горожане бросали на дорогу веточки остролиста, служившего эмблемой правящей семьи Иландра, и охапки кремовых колокольчиков, символизирующих прощание.

Сморгнув влагу с глаз, Лассен бодро улыбался друзьям, которых заметил в толпе. Но когда всадники выехали за ворота на широкую равнину, он оглянулся: на городском валу стояли его близкие. Напряженные позы, печальные лица — они не плакали, но Лассен видел, чего им это стоило. Горло сдавили рыдания.

Рогир натянул поводья и развернул зентира, тем самым вынудив остановиться всю кавалькаду. Теперь город был перед ними. Лассен оценил возможность, которую ему дал Рогир, и долго смотрел на своих родителей и братьев, из последних сил пытаясь выглядеть веселым. Наконец, махнув им рукой, он опустил голову и уже больше не оглядывался. По его щекам катились слезы. Делегация снова тронулась в путь.

Впереди появилось слабое мерцание, воздух застыл и словно сгустился. Нечто подобное Лассен испытал в тот первый день, когда Рогир читал его. Мерцание уступило место яркому свечению, затем все пришло в движение, свет померк, окружающее точно заволокло дымкой, размывающей очертания предметов. Портал раскрылся.

Группа приблизилась к месту перехода, и Лассен схватил Рогира за руку. Последовала резкая вспышка, в следующую секунду их окутал туман. Почувствовав на своих щеках его ледяное прикосновение, Лассен, едва сдержал вскрик и плотнее закутался в плащ. Будто бы в мгновение ока дымка рассеялась, на ее месте возник темный тоннель. Послышался свистящий, похожий на шепот ветра, звук.

Лассен понимал, что в таком неподвижном, холодном, почти осязаемо плотном пространстве никакого ветра не бывает. Впереди забрезжила тусклая точка, такая далекая, что до нее, казалось, добираться целую вечность.

Боковое зрение уловило какие-то картины, и Лассен повернул голову, чтобы рассмотреть их получше. Перед испуганным взором предстало мелькающее нагромождение цветов и света. Он осознал, что это отблески ландшафта, проносящегося мимо них с огромной скоростью. Лассен горестно всхлипнул.

Рогир крепче прижал его к своей груди и прошептал:

— Закрой глаза. Если хочешь непременно смотреть, лучше гляди прямо перед собой.

Лассен предпочел первое и быстро успокоился в безопасных объятиях ардана. Однако при таком тесном контакте запах Рогира ощущался особенно сильно. А в сочетании с его теплом и подавно будил в Лассене что-то необъяснимо странное, что вспыхивало в нем всякий раз, когда Рогир находился рядом. Однако сейчас его впервые охватило не просто предвкушение, а самое настоящее волнение. И когда это случилось, что он перестал страшиться того, что ему предстояло?

Прошло несколько минут, длившихся для Лассена бесконечно долго. Движение замедлилось. Открыв глаза, он увидел прорывающийся приглушенный свет и напрягся. Внезапно коридор кончился, и всадники выехали на огромный луг. Лассен моргнул, дезориентированный резкой сменой обстановки на открытое пространство.

— Где мы? — спросил он.

— В Ильмарене, — ответил Рогир.

Лассен вспомнил, что это область в центральном регионе, известная как житница Иландра. Рикар находился северо-западнее.

— А что, переход всегда надо прерывать, когда надо изменить направление? — поинтересовался он.

— Нет, но мой ильмаренский кузен тоже собрался в столицу. Во время нашего последнего разговора он выразил согласие присоединиться к нашему отряду. И мы продолжим путь вместе.

Вдали запел рог. Лассен посмотрел в ту сторону и увидел на горизонте большой красивый город, сверкающий на солнце всеми оттенками золота и янтаря. Соображать долго не пришлось: если Рогир сказал, что должен встретиться здесь со своим двоюродным братом из Ильмарена, то перед ними столица области.

— Это Алтия? — спросил Лассен.

— Да, — подтвердил Рогир. — Ты хорошо знаешь географию.

— Мой второй любимый предмет.

— А первый какой?..

— История.

Рогир улыбнулся:

— Да ты не только красив, но и умен, оказывается.

Лассен смущенно опустил голову, пряча лицо под капюшоном.

— Вон они! Едут!

Услышав крик, он встрепенулся и, приглядевшись, увидел полдюжины всадников, скачущих от города верхом на зентирах. Животные отличались не меньшей статью, чем кони Рогира и его свиты. Лассен сразу догадался, что это кузен ардана. Судя по всему, боевые жеребцы Эссендри происходили из одного табуна. Иначе откуда такой баланс сочетания размеров и силы?

Всадники приблизились. Лассен с восхищением рассматривал геруна из Ильмарена. Фигурой тот походил на своих двоюродных братьев: высокий, худощавый, мускулистый. В седле держался с изяществом и ловкостью настоящего воина. Но больше всего Лассена поразило лицо.

Блестящие черные волосы, пронизанные темно-синими прядями, обрамляли черты, которые можно было бы назвать утонченными, если бы не стальные миндалевидные глаза владетельного лорда. Они выдавали в нем потомка уроженцев самого западного континента Хитайра.

Кузен почтительно кивнул Рогиру и усмехнулся в ответ на приветственную улыбку. Они обменялись крепким рукопожатием. Герун взглянул на Лассена.

— Лассен Идана из Таль Ирека, — ответил Рогир на невысказанный вопрос. — Мой двоюродный брат, Рейджир Артанна, правитель Ильмарена.

— Рад познакомиться, Лассен-тиар, — сказал Рейджир. — Его чуть приглушенный акцент жителя верхних земель звучал для слуха Лассена более привычно, чем то, как обрывал окончания северянин Рогир.

— Ваша светлость, — застенчиво пробормотал Лассен и склонил перед геруном голову. Тот, увидев в его левом ухе сережку, одобрительно кивнул.

— У тебя изысканный вкус, Ро, — заметил он. — Завидую я тебе. В Таль Иреке больше не было столь редких по красоте сокровищ?

Джилмаэль пошутил:

— А как ты думаешь, если бы были, мы с Кесом возвращались бы с пустыми руками?

— Конечно. Вы оба знаете, что стоит вам привезти в дом постельные обновки для украшения ваших кроватей, тут же останетесь без своих причиндалов. — Рейджир не полез за словом в карман.

Джилмаэль вздохнул, притворно уступая, Кеоск ухмыльнулся. Они в свою очередь горячо пожали Рейджиру руку.

— А ты как, дядя? — Тот повернулся к Йовану. — Надеюсь у тебя и твоих родных всё в порядке?

Лассена поразили легкость и теплота обращения Эссендри друг с другом. Даже упрямый Имкаэль оттаял, с улыбкой поинтересовавшись делами Рейджира. Ничего удивительно, что этот королевский дом продолжал править Иландром на протяжении тысячелетий. Ведь все его члены способны на верность, которая не нуждается в клятвах. И самое главное — они по-настоящему любят своего ардана.

Но вскоре Лассен понял, что сделал поспешный вывод относительно всех Эссендри. Когда Рейджир пустил коня бок о бок с жеребцом Рогира и начал рассказывать о последних событиях в области, держа отчет, словно простой вассал, по лицу Имкаэля промелькнула тень раздражения. Совершенно очевидно, тот негодовал из-за необходимости подчиняться монарху, который в три раза моложе него.

Лассен вспомнил, что родитель Рогира обзавелся супругом довольно поздно и стал отцом, когда никто и не подозревал, что он ещё способен произвести на свет наследника. Его брат Имкаэль стоял тогда первым в очереди на престол. Лассен мог только вообразить степень разочарования амбициозного князя: почти держать власть в своих руках и видеть, как она уплыла к племяннику. А ведь даже его первенец на несколько десятков лет старше.

* * * *

Они выехали на простор равнины, которую местные жители скромно окрестили Великое поле. Лассен никак не мог прийти в себя. Не верилось, что не далее как сегодня утром он покинул Таль Ирек, а теперь находился на другом конце страны. Обычному путешественнику на это понадобился бы целый месяц.

В пейзаж гармонично вписывались фермы, сады, виноградники. То и дело попадались оживленные поселки или крошечные деревеньки. Через Великое поле пролегала широкий тракт. По нему в обоих направлениях ползли груженые телеги, фургоны, которые тянули люди или животные. Кругом царил дух благоденствия, чего нельзя было сказать об изолированных общинах.

На подъезде к дороге один из стражников поднял королевский штандарт. Порыв ветра подхватил и развернул стяг, открывая ветку остролиста в серебристо-белом венце на темно-синем поле. Рогир снял капюшон, остальные последовали его примеру.

Отряд поскакал по тракту. Народ, уступая дорогу, останавливался и почтительно кланялся. Многие украдкой посматривали на юношу, ехавшего впереди ардана на его зентире. Чувствуя на себе косые взгляды, Лассен захотел снова спрятаться под плащом.

Через несколько минут они поднялись на вершину невысокого холма.

— Добро пожаловать в Рикар, Лас-мин, — тихо сказал Рогир.

От панорамы захватывало дух.

— Верес всемогущий! — в восхищении ахнул Лассен.

Рикар. Колыбель и сосредоточие королевской власти с тысячелетней историей. Чуть поодаль, примерно на расстоянии трех лиг, возвышалась величавая заснеженная вершина горы Сарак. На ее фоне город казался еще внушительнее и прекраснее, чем Лассен мог вообразить.

В процессе эволюции нынешний огромный метрополис каким-то чудом избежал уродливого расползания, как большинство крупных городов, и превратился из небольшого укрепленного форта с рынком в неуклонно развивающийся центр торговли, культуры и политики. Серебристая Азира делила его на две части. Из этой полноводной реки брали своё начало множество притоков и каналов, наряду с широкими улицами, разрезающих город на аккуратные участки. Гладкий белый камень, послуживший материалом для строительства домов, казался в ярком солнечном свете почти безупречным и придавал Рикару неуловимо первозданный вид.

К востоку от центра города, на возвышенности, стоял, сверкая сталью и стеклом, обнесенный стеной замковый комплекс, насчитывающий несколько этажей. Легендарная Цитадель — крепость и резиденция многих поколений Эссендри.

* * * *

Рогир вступил в столицу без излишней помпы. Но граждане Рикара все равно выстроились вдоль улиц, чтобы приветствовать возвращение короля домой. На Лассена опять глазели, замечая серьгу. Никто еще не знал его имени, но слух о том, что ардан приобрел себе любовника, распространялся быстро.

Всю дорогу до Цитадели, Лассен пытался сохранять спокойствие. Посмотрев вверх, он увидел на внешних стенах лучников и копьеносцев. Тут и там через отверстия в кладке виднелись крепкие канаты, хорошо смазанные рычаги катапульт.

К моменту, когда процессия, миновав ворота, въехала в широкий внутренний двор, Лассена переполняли ошеломляющие впечатления. Путешественники спешились и прошли во второй двор к главной башне, где обитал ардан. Место поражало своим простором, но гибкие белые березки, пышная зелень и два изящных фонтана перед входом делали его очень гостеприимным. Мощеная дорожка, окаймленная идеально подстриженной живой изгородью и скульптурами, вела к массивной двустворчатой двери, по бокам которой вытянулись дворцовые гвардейцы, облаченные в ультрамариновые с серебром мундиры. Встречать короля собрались придворные и челядь.

Следуя за Рогиром, Лассен окинул взглядом стены Цитадели, не в силах объять масштабы всего этого. Морща нос, он исподтишка изучал замершую в ожидании толпу — пышные наряды и дорогая экипировка просто кричали о благосостоянии и власти. Некоторые из присутствующих были одеты даже богаче самого ардана. Погасив волну ностальгии, Лассен вошел внутрь.

Не успели они переступить порог, как лакеи тут же бросились снимать с них плащи.

Рогир, его дяди и братья на ходу стягивали перчатки для верховой езды, слуги расторопно подхватывали из их рук уже ненужные вещи.

Сразу за входом находился ярко освещенный восьмиугольный зал с куполообразным потолком. Его центральная часть полностью состояла из витражей, через которые лились потоки солнечного света. При этом на белом каменном полу складывался разноцветный узор. Лассен узнал карту Иландра.

Зал заканчивался витой лестницей в окружении бронзовых и мраморных балюстрад. Поднявшись по ней, Лассен понял, что Цитадель мало отличалась по конструкции от традиционных иландринских домов. Он вспомнил, что, несмотря на размеры и политическое значение, крепость была построена прежде всего для того, чтобы в ней жили люди.

Оказавшись на верхнем этаже, они продолжили путь по длинной галерее, под сводами которой висело множество кованых ламп тонкой работы. Левую стену занимали фрески, изображающие великий исход древних предков из умирающего мира, картины освоения и колонизации Эйсена, в том числе события эры Зарождения. Лассен отвел взгляд, шокированный детальной графичностью сцены, где поселенец планомерно совращал местного аборигена, чтобы дать начало новому поколению.

По правую руку гобелены сменила анфилада высоких, от пола до самого потолка, окон. За прозрачными стеклами виднелись красивые дома, ухоженные газоны и парки северного района Рикара. Чуть поодаль несла свои сверкающие потоки Азира. Причалы здесь содержались гораздо лучше, чем переполненные доки в южном районе, населенном простыми горожанами.

В полном восторге от захватывающего вида, Лассен пропустил момент, когда они прошли через очередную дверь. Она привела в огромное, элегантно обставленное помещение, скорее вытянутое, чем широкое. У Лассена перехватило дыхание — в дальнем конце на низком помосте стояло кресло с высокой спинкой, искусно инкрустированное золотом и серебром, вырезанное из твердого награ — редкой древесины очень темного, почти черного цвета. На мягком сиденье покоился жезл из слоновой кости с наконечником в виде серебристо-белого сокола, на месте глаз сверкали алмазы. Лассен впервые увидел древний трон монархов Иландра и драгоценный скипетр Рикара.

Рогир и его родственники включились в обсуждение дел. Лассен не участвовал в беседе. Он с потерянным видом оглядывался по сторонам, дивясь на окружающее великолепие, поэтому заметно вздрогнул, когда Рогир, ухватив его за плечо, привлек поближе к себе и собственнически положил руку на талию.

Пока тот представлял его, Лассен едва сдерживал дрожь. Хотя новость совершенно очевидно шокировала придворных, они все же смирились, склонив в знак уважения головы. Некоторые просили предъявить доказательство его признания официальным наложником. Кое-кто, увидев серьгу, приходил в ужас и не скрывал вздохов разочарования.

— Поручаю Идана-диара вашим заботам. — Ардан дал распоряжение небольшой группе слуг. — Услышав, что Рогир добавил к его имени почтительное обращение, Лассен чуть нахмурился. С каких это пор обычного простолюдина, который не занимает никакой важной должности, величают диаром? Лассен ничем не заслужил такую честь. Разумеется, он получил прекрасное воспитание и знает, как вести себя в обществе, но он же не вельможа.

Показывая, что повинуется воле короля, вперед шагнул пожилой дейр. Его приветливая улыбка успокоила натянутые нервы Лассена.

— Это Жозель, — мягко произнес Рогир. — Он с юных лет служит моей семье, знал меня еще младенцем и приложил свою твердую руку к моему воспитанию. — Короткий смешок: — Частенько ему приходилось её применять, должен заметить.

— Вы всегда были большим шутником, Рогир-диар, — согласился тот, и его глаза ласково блеснули.

Лассена тронул дружеский тон слуги, мимолетная теплая улыбка ардана в ответ.

— Жозель позаботится о тебе, — заверил Рогир. — Только скажи, и он все сделает. — Он посмотрел на ожидающих дальнейших указаний придворных и вздохнул: — Ступай с ним. Возможно, я еще зайду сегодня вечером.

Этих людей, казалось, вовсе не волновало, что их король долго отсутствовал и недавно прибыл из утомительного путешествия, что он, возможно, нуждается в отдыхе, хотя бы коротком, прежде чем вновь приступить к активному управлению. Видя такое бессердечие, Лассен искренне посочувствовал Рогиру.

Тот встретился с ним взглядом, на его губах опять появилась легкая улыбка. Лассен ощутил в животе знакомый трепет и тоже попытался улыбнуться, но получилось как-то натянуто. Развернувшись, он поспешил за Жозелем.

Глава 5. На новом месте

— Тут, наверное, какая-то ошибка.

Все двери в длинном коридоре были отмечены символикой королевской фамилии. На самой последней из них — массивной и тяжелой — отчетливо виднелся герб ардана Иландра.

— Никакой ошибки нет, диар, — ответил Жозель.

— Но ведь это крыло царствующей семьи, не так ли? — запротестовал Лассен. — Я не принадлежу к ней. Мне здесь не место.

— Напротив, ничего необычного, если наложник ардана поселится здесь, — заверил его старый слуга.

Лассен смолк, не смея возражать дальше.

По дороге Жозель указал на еще одни покои, готовые в любую минуту принять хозяина. Однако дядя Рогира предпочитал останавливаться в своем городском доме и в Цитадели жил редко. Лассен втайне порадовался — хорошо, что не придется постоянно сталкиваться со своевольным, источающим неприкрытое пренебрежение геруном.

Он размышлял об одиночестве, которое неминуемо должно сопровождать человека в этой крепости. Даже Рогир, по сути, одинок: родители умерли, родственники появляются в резиденции не часто. Пустота, заполненная роскошью. Ну, может, и не совсем, — подумал Лассен, ступая в элегантно обставленные апартаменты. Его новое обиталище состояло из трех смежных комнат — просторной гостиной, спальни с балконом, выходящим на сады, и собственной купальни, оборудованной туалетом. При виде последнего Лассен покачал головой.

Отхожие места, как правило, находились за пределами жилых помещений. Уборная прямо в доме, да еще на верхнем этаже — настоящая диковинка, недоступная простому народу. Её устройство — дело сложное и трудоемкое, требующее больших затрат. А выросшему в провинции юноше сие вообще представлялось чуть ли не верхом экстравагантности.

— Специально для обеспечения безопасности и удобства членов правящей семьи и их гостей в это крыло провели канализацию, — рассказывал Жозель. — Персоналу тоже стало значительно легче управляться. Ведь чтобы выливать горшки, приходилось относить их вниз. До того, как до нас добрались новомодные усовершенствования, опустошение ночных ваз считалось самой грязной работой.

Лассен рассматривал чудо современной техники. Умывальником служила встроенная раковина. Ванна, наполовину утопленная в пол, была намного больше тех, что он видел раньше. Над ней поблескивали два крана. Лассен едва не присвистнул в знак одобрения, поскольку перспектива таскать воду из колодца, чтобы помыться, ему не нравилась.

— А это что? — поинтересовался он, исследуя выложенный плиткой закуток, отделенный от ванной комнаты перегородкой из толстых стеклянных блоков. На уровне чуть выше головы торчал изогнутый металлический носик, а из внутренней стенки выступала каменная полочка, заставленная разнообразными мыльными составами.

Жозель вывел Лассена из кабинки и повернул один из кранов под носиком. Сверху мощным потоком брызнула вода.

— Это водосток для купания, — пояснил Жозель. — Хотите попробовать?

Лассен с нетерпением кивнул. Улыбнувшись, слуга указал на другой кран: — Отсюда идет горячая вода.

— Горячая? — Лассену не верилось. — Как такое возможно?

— Вода нагревается через определенные промежутки времени и держится в специальных резервуарах, которые долго сохраняют её теплой. Каждый раз, когда открывают горячий кран, емкости понемногу освобождаются.

— Неужели в Рикаре во всех домах есть водопровод?

Жозель ответил:

— К сожалению, далеко не каждый может себе это позволить. Однако горожане обеспечены проточной водой. Вместо общественных колодцев у нас в каждом районе колонки. Некоторые люди берут воду прямо из реки или глубоких скважин. Но это не рекомендуется, так как там она неочищенная.

— Вы хотите сказать, что вода из крана питьевая? — поразился Лассен. В Таль Иреке, прежде чем пить, её всегда кипятили.

— Поскольку вода поступает из городских гидротехнических сооружений, за которыми следит государство, она пригодна для безопасного потребления. Разумеется, подобная система успешно функционирует при наличии поблизости крупного источника.

Почувствовав, что молодой человек стесняется раздеваться в его присутствии, Жозель удалился. Едва тот закрыл за собой дверь, Лассен сбросил одежду и ступил за перегородку с водостоком. Через несколько мгновений он уже восторженно повизгивал и смеялся, подставляясь под каскад горячих струй. Тут же выяснилось, что температура еще и регулируется до комфортно теплой.

Однако мыло он так и не выбрал — ароматы казались слишком сложными. Выскользнул из кабинки и покопался в скудном запасе пожитков, захваченных из дома. К счастью, среди них нашелся кусок любимого мыла на травах. Лассен с удовольствием намылился, и знакомый запах притупил болезненное ощущение оторванности от родных корней.

Выйдя из ванной, он обнаружил, что Жозель успел аккуратно убрать все его вещи, а на широкой кровати разложил целую кипу нарядов. Лассен досадливо выдохнул.

Он хотел достать из длинного антикварного гардероба скромную серо-коричневую тунику и простые бриджи приглушенного желтого цвета, но передумал. Жозель все равно поведет показывать, где здесь что, даже если попросить отложить основную экскурсию по Цитадели до завтра. А фаворит ардана наверняка привлечет к себе внимание, его внешность станут оценивать — надо произвести хорошее впечатление, тогда никто не посмеет подумать, что у Рогира дурной вкус.

Лассен еще раз внимательно оглядел ворох одежды, остановившись на синем жакете, украшенном вышивкой по краю воротника и на манжетах, и темно-серых штанах в тон. Короткий колет свободного покроя будет указывать на незнатное происхождение Лассена, но в то же время подчеркнет стройность фигуры и оттенит светлые волосы.

Как только он закончил одеваться, вернулся Жозель в сопровождении лакея, который забрал его поношенный костюм. Заметив беспокойство Лассена, старый слуга мягко произнес:

— Я не мешал вам, поскольку считаю, что вы сами прекрасно справитесь. Рогир мне как сын, и в мои намерения не входит докучать его наложнику по пустякам.

— О, иногда я совсем не против внимания, — объяснил Лассен, — но как-то не привык, чтобы со мной постоянно нянчились, и еще меньше к тому, чтобы меня видели обнаженным. Теперь придется привыкать — ведь Рогир совершенно естественно этого пожелает.

Жозель сочувственно улыбнулся:

— Он не заставит вас ничего делать, пока не подготовит должным образом. А когда ардан возьмет вас в свою постель, вы не сможете думать ни о чем другом, кроме наслаждения. Рогир — идеальный любовник, я вас уверяю.

От подобной откровенности у Лассена глаза округлились. Святые небеса! Неужели здесь даже интимные вопросы обсуждаются столь открыто?

— Простите меня, диар, — извинился Жозель. — Я забыл, что обычаи не везде одинаковы. В ваших краях ведь не принято говорить о таких вещах?

Лассен подтвердил его предположение:

— Только в семейном кругу среди близких людей. Хотя я не совсем профан: мой адда примерно рассказал о том, что может потребовать от меня Рогир.

Жозель в задумчивости поджал губы:

— Ваш отец поступил весьма благоразумно, диар. Однако от любовников Рогиру требуется не совсем то, о чем бытует общепринятое мнение. — Лассен пришел в замешательство, и слуга поспешил добавить: — Ах, смотрю, я еще больше запутал вас. Достаточно сказать, что Рогир не считает, что партнер не должен испытывать удовольствия. Ну а теперь, как мне вас причесать?

Жозель внезапно поменял тему, и Лассен смущенно умолк, переключившись на свои волосы. Щеки жарко вспыхнули, едва только он подумал о пальцах Рогира, перебирающих его длинные пряди, и ласковую просьбу не стричь их.

Лассен сел за туалетный столик и сдался на милость Жозеля. Глядя, как тот ловко укладывает локоны, он сделал вывод, что, наверное, позволять за собой ухаживать — вовсе не так уж плохо. По крайне мере, теперь своенравные вихры не торчали в разные стороны на затылке и были тщательно приглажены.

Затем Жозель отвел его в гостиную, где Лассена ждал столик, сервированный легкими закусками. По счастью, пища оказалась простой и легкой — охлажденное медовое вино, хлеб с хрустящей корочкой, густое мясное рагу, свежие фрукты. Последние, хоть и странные на вид — с ярко-желтой кожурой толщиной в палец и нежной сочной мякотью, — особенно понравились Лассену: сладкие, ароматные.

— У нас это называют солнечным плодом, а у южан плантаном, — сообщил Жозель. Лассен озадаченно нахмурился, и тот объяснил: — Его привозят из Южной Виандры.

Замечание напомнило Лассену, что Северным Континентом их собственный материк теперь именуют лишь его жители, а на всех картах Эйсена он обозначен как Северная Виандра.

— Нам обязательно сегодня осмотреть дворец? — спросил Лассен после обеда.

— Если только вы не предпочтёте прогулку по садам, — предложил Жозель.

Лассен с готовностью согласился. Раньше он жил в доме, где из любого помещения, что до передней, что до задней двери можно было добежать за пару минут, и сейчас чувствовал себя словно в заточении. Жозель опять показывал ему разные комнаты, коридоры, галереи, попутно объясняя, для чего они. Лассена неотступно преследовали посторонние взгляды. Он осознавал, что люди, скорее всего, уже планируют, какую пользу извлекут из знакомства с ним, решают, стоит ли тратить на него время и внимание, послужит ли он ниточкой к Рогиру.

Оставалось надеяться, что его не втянут ни в какие придворные интриги, хотя это нереально. Даэль предупреждал: когда Рогир достаточно приблизит его к себе и Лассен сможет обращаться к королю с просьбами, многие начнут искать его дружбы или попытаются подкупить. Но даже малейший намек на то, чтобы брать что-то взамен на сексуальные услуги, вызывал в нем стойкое отвращение. Он ни за что не пойдет ни на какие сделки.

Жозель проводил его в уединенную полузакрытую часть сада, предназначенную для членов царствующей семьи. Лассен бродил по дорожкам, полной грудью вдыхая чистый свежий воздух, любуясь изобилием экзотических цветов и зелени, росших вперемежку со знакомыми растениями. Однако благоприятное впечатление несколько омрачалось ощущением запустения, и он подумал, что до него сюда, наверное, давно никто не заглядывал. Да и некому, кроме Рогира.

Лассена в очередной раз посетили мысли об одиночестве:

— Рогир часто видится со своими кузенами? Мне показалось, что они очень близки. Такая преданность — большая редкость даже у нас в Таль Иреке, где еще чтят старые традиции.

Жозель улыбнулся:

— Да, у них была дружная компания. Почти все они провели большую часть юности в Рикаре, вместе выросли и по-настоящему преданы. Но я полагаю, что это, скорее, благодаря его лояльному отношению к родственникам. Все знают, что если бы Рогир не любил их братской любовью, они бы не получали таких поблажек, вот и платят ему тем же. Ведь он единственный сын.

— Тогда, наверное, ему не так одиноко, — с облегчением сказал Лассен. — Хвала Вересу. — Заметив, что улыбка собеседника стала еще теплее, он понял, что своим искренним участием снискал симпатию и дружеское расположение пожилого диара.

* * * *

Вечером Жозель сообщил Лассену, что Рогир присоединится к нему во время ужина. Облачаясь в просторную рубашку, легкие брюки и домашние туфли, приготовленные камердинером, он разнервничался — неужели обязанности наложника придется исполнять уже сегодня ночью? К приходу ардана Лассен весь извелся.

Когда он поднял на короля глаза, в лицо сразу бросилась кровь. Тот казался еще красивее, чем обычно. Простая одежда из мягкой ткани очень шла ему и отлично сидела на великолепной фигуре. Лассен изо всех сил старался успокоиться, чтобы невзначай не опростоволоситься. Но Рогир лишь приветливо улыбнулся и подвел его к столу.

Сложные кулинарные изыски пугали, одновременно восхищая. Чего здесь только не было: и листовой салат с орехами аро в карамели, и съедобные лепестки цветов, и крошечные пресноводные рыбешки, целиком зажаренные в кипящем масле, и грудка радужного тармикана[1] в пикантным соусе. Лассен к такому не привык. Хотя он с радостью полакомился свежевзбитым фруктовым щербетом. Холодный десерт в середине лета — удовольствие, доступное только высшим слоям общества. Кому же еще станут доставлять лед с горы Сарак, где озера и речки никогда не тают полностью?

Каждой перемене соответствовал определенный напиток. А к щербету подали игристое вино, дополнительно оттеняющее аромат фруктов. Какой контраст по сравнению со скромной и привычной Лассену полуденной трапезой. Неужели ардан всегда так обедает?

После еды они расположились на длинной кушетке, которая стояла перед очагом, и пили любимое Рогиром сирианское[1] вино. Слуги унесли блюда, оставив Лассена наедине с королем. Лассен напрягся.

Однако король продолжал сидеть, рассеяно вглядываясь в глубины своего бокала. Лассен тоже начал расслабляться. Пока тот не притянул его к себе, зарывшись носом в волосы. Лассен прерывисто вздохнул. Рогир услышал и, покосившись на него, произнес:

— От тебя так чудесно пахнет. Хорошее мыло. Аромат сладкий, свежий, но не перебивает твой собственный запах.

Лассен сделал мысленную заметку написать родителям и попросить прислать упаковку побольше: про запас.

— Жозель уже показал тебе замок? — спросил Рогир.

— В общих чертах, — ответил Лассен. — Но здесь столько всего, что за полдня не обойдешь.

— Действительно, — согласился тот. — Прости, что я не взял это на себя. К сожалению, в мое отсутствие накапливается очень много дел, хотя помощники и трудятся не покладая рук.

— Но ваше величество, — возразил Лассен. — Я не жду, что вы будете носиться со мной, когда вам надо решать более важные вопросы.

— Рогир, — напомнили ему.

Слегка покраснев, Лассен исправился. Минуты текли в молчании, которое оба не решались нарушить, наслаждаясь покоем и тишиной, нарушаемой лишь стрекотом сверчков, доносившимся через балкон.

Наконец Рогир пошевелился и посмотрел на Лассена:

— Что ты хочешь знать, Лас-мин? — обронил ардан. Заметив удивление в его глазах, добавил: — Я же вижу, как тебе любопытно. Спрашивай, не бойся. Ты получишь ответ на любой вопрос. Я не кусаюсь, точно.

Поняв, что Рогир шутит, Лассен нервно фыркнул.

— Я тут подумал, что раз в Цитадели много остекленных и открытых галерей, то сюда, наверное, довольно легко проникнуть врагам, — признался он. — Но, возможно, я и заблуждаюсь.

Рогир кивнул:

— Это только на первый взгляд. Цитадель всё же крепость, хоть и не похожа на таковую из-за внешнего лоска. Она отлично укреплена, не сомневайся. Основа построена из камня и стали, а для больших окон брали самое толстое и прочное стекло, которое трудно разбить. Так что захватчикам придется нелегко. Однако сейчас Рикару ничего не грозит. В последний раз неприятель вторгся в Иландр и опустошил наши вассальные земли во времена так называемого Феррендского Межвластия.

Когда Рогир углубился в историю, Лассен оживился. У него аж глаза разгорелись, он мигом забыл о застенчивости:

— Я слышал об этом периоде, но очень мало. Говорят, тогда было слишком тревожно, и мои учителя с неохотой останавливались на подробностях.

— Но что-то же тебе известно?

Лассен вспомнил рассказы об амбициозных правителях ныне исчезнувшей Варадании:

— Горем Ферренда воспользовался расколом в королевской семье, после того как Ровар, старший сын Уилана Эссендри, задумал свергнуть своего больного родителя, вбив себе в голову, что тому «пришло время уступить дорогу», — процитировал Лассен. — Он поднял мятеж и попытался узурпировать трон, что впоследствии раскололо на части всю страну, разделило дворянство и армию. А Ферренда смёл оставшиеся незащищенными северо-западные границы и ворвался в Иландр.

— Все верно, — подтвердил Рогир. — Но даже тогда они не смогли взять Рикар. Просто отступили к Зиане и объявили новую столицу на уже завоеванной территории. Почти семь лет северо-западом правили чужаки. Однако Уилан назначил наследником престола своего второго сына, Диорна, поставив его во главе вооруженных сил монархистов. За четыре года оккупации Диорну удалось подавить восстание Ровара. В отличие от отца он не церемонился с мятежниками и разгромил их подчистую, казнив собственного брата вместе со сторонниками. Не пощадил никого, в том числе и чистокровных.

— И роздал освободившиеся титулы и земли в награду дворянам, которые сражались под его знаменами, — вставил Лассен.

Рогир подытожил:

— А через год Уилан умер, и на трон взошел Диорн. Он успешно пресек дальнейшее брожение в рядах аристократии, заставив всех вельмож принести ему клятву верности и потребовав вассальной дани. Эти обязательства и поныне имеют силу. Если кто-то из герунов хотя бы слово скажет против короны или проявит малейшее сочувствие врагам монархии, его уже можно обвинить в подстрекательстве к бунту.

— Брать клятвы с новоявленных феодалов и баронов — наверняка задача несложная, учитывая полученные ими богатства и привилегии, — заметил Лассен, увлекшись ходом истории, из которой четко вырисовывалась современная политическая структура Иландра. — Кроме того, это вынудило остальных последовать их примеру, дабы снять с себя подозрения в склонности к предательству.

Встретив откровенно одобрительный взгляд Рогира, Лассен опять начал нервничать и смущенно отвернулся, сделав тому знак не прерываться. Чуть улыбнувшись, ардан повиновался:

— Итак, заручившись поддержкой знати, Диорн вновь сплотил королевскую армию и бросил все силы на то, чтобы изгнать вараданов из Иландра. Вот с этого момента сказка и превращается в трагедию. Ты же помнишь, как вараданы насаждали у нас поклонение древнему языческому богу Ксерасу? — Лассен кивнул. — Я считал, нет преступления, равного этому массовому отступничеству и возвращению к вере, давно отринутой нашими предками. Однако Ферренда доказали обратное.

Не скрывая отвращения, Ардан продолжал излагать события:

— После того как Диорн объединил войска Иландра, он смог переломить ситуацию в свою пользу и за последний год оккупации разбил большую часть вараданской армии, отвоевав у Горема столько земель, что тот, ожидая возмездия, стал смертельно бояться поражения. Прознав, что Диорн готовится к походу на Зиану, он приказал принести в жертву жрецов и священнослужителей местного храма. Сначала их подвергли ритуальному надругательству символическим фаллосом Ксераса, а потом оставили истекать кровью на его нечестивом алтаре.

Рогир говорил настолько резким тоном, что Лассен невольно задрожал. Глаза ардана мрачно сверкали, точно страшная картина сейчас стояла перед ним, наполняя его сердце болью и гневом.

— Грязное божество предсказуемо не вняло мольбам Горема, и он предал город огню, после чего пустился в бега. Войска Иландра следовали за ним по пятам. Его взяли в плен уже у самой границы и вместе с сыновьями приволокли обратно для публичного наказания. Когда Диорн увидел, что тот сотворил с Зианой, он повелел, чтобы Горем и члены его семьи были посажены на кол на главной площади. На тот самый фаллос, от которого погибли храмовые священники. Затем Диорн напал на Вараданию, покорил её и присоединил к Иландру.

Эту часть Лассен знал наизусть. Варадания прекратила свое существование уже спустя десять лет. На третей части территории бывшего царства теперь находятся феодальные владения Виреш, где с тех пор по традиции правит наследный принц Иландра прежде, чем стать королем. Остальные две трети занимает Автономная Провинция Тенерит, где время от времени еще поднимают головы самозваные вараданские сепаратисты, которые неизменно утверждают, что сыскался очередной потомок сыновей Горема, и требуют, чтобы Тенерит и Виреш восстановили свою целостность и исконный суверенитет.

Неожиданно Рогир снова обратился к тому, когда армия Иландра впервые ступила на дымящиеся руины Зианы. Каким-то чудом храм уцелел, хотя местами сильно обгорел. Там и нашли трупы убитых жрецов.

Голос Рогира упал почти до шепота:

— Но это еще не все. В маленькой келье обнаружили тела совсем еще юных послушников. Многие из них даже не достигли совершеннолетия. Позорной смерти от насилия на алтаре языческого божества они предпочли яд. Состав, который используется для бальзамирования покойников — единственная легкодоступная отрава в храме.

Лассен ужаснулся. Бальзамирование предохраняет усопшего от разложения на десять дней траурных бдений.

Рассказ подходил к концу, и глаза Рогира подернулись влагой:

— Мучительная агония… они лежали, обнявшись и держась за руки, чтобы утешить друг друга в последние минуты жизни. Их лица… пепельно-серые, искаженные страданиями… Кровь господня, я не могу думать об этом без содрогания.

Лассен в замешательстве нахмурился. Казалось, Рогир сам видел тела погибших юношей — настолько неподдельной тоской веяло от его слов.

Заметив, что настроение Лассена изменилось, он пояснил:

— Та трагедия достаточно ярко и в деталях описана многими очевидцами. Я волей-неволей ознакомился со всеми источниками. Моему возмущению не было предела. Даже сам процесс чтения уже угнетал. Такое не забывается никогда… Ах, давай лучше поговорим о чем-нибудь менее мрачном.

И они ненадолго замолчали. Наконец Лассен нерешительно начал:

— Я очень хочу учиться и завершить школьную программу. Родители мечтали, чтобы я поступил в университет. Я тоже.

Король кивнул:

— Я уже поручил Жозелю устроить тебя в академию Рикара. Митр сказал, что до окончания средней школы тебе осталось два года.

Лассен с нетерпением закивал, и Рогир снисходительно улыбнулся:

— Если пожелаешь, перейдешь в государственный университет. Но с одним условием: всегда оставляй мне и Жозелю своё расписание. Я должен знать, где ты находишься, чтобы тебя не третировали.

— Третировали? Кто?

Рогир обвел кончиком пальца ушную раковину Лассена, тронув серьгу:

— Ты не городской, в столице недавно. Прискорбно, но фанатизм и высокомерие среди чистокровных аристократов далеко не редкость. Некоторые так распоясываются, что плохо обращаются с теми, кого считают ниже себя. Ведь именно студенты из высокородных пустили в обиход термины «седиры» и «эниры». Но если окружающие будут знать, что ты принадлежишь мне, тебя никто не тронет. — Вот ему и напомнили, в каком качестве он при ардане. Лассен густо покраснел. Рогир тихо хмыкнул, забрав у Лассена недопитое вино, поставил оба бокала на столик. — Хотя мне и не терпится приступить к твоему обучению обязанностям наложника, но опыт подсказывает, что тебе сначала лучше освоиться в новом доме. Впрочем, думаю, мы не слишком поспешим, если я преподам несколько уроков искусства доставлять удовольствие прямо сейчас.

Лассен не успел сообразить, что с ним собираются сделать, как тот наклонился и нежно поймал его губы своими, заставив ахнуть от неожиданности. Рогир немедленно этим воспользовался, скользнув языком в приоткрытый рот. Лассен замер, ошеломленный интимностью происходящего. Но когда их уста слились еще теснее, он уступил напору, полностью отдавшись поцелую. Еще чуть-чуть, и он бы расплавился под откровенными жаркими ласками. Лассен обмяк, едва не потеряв сознание — хорошо, Рогир подхватил.

Отец предупреждал, что ему предстоит целоваться, но этот упоительный беспредел превзошел все его ожидания. Он такого даже вообразить не мог — Рогир исследовал глубины его рта, вырывая из горла частые стоны, пробуя на вкус, искушая попробовать в свою очередь. Решившись, взволнованный Лассен несмело тронул язычком чужой язык и услышал ответный стон. В следующее мгновение он оказался прижатым к дивану и уже ни о чем не думал, теряясь в изумительных ощущениях. Только одно имело значение: теплые губы, что их дарили, упругие рельефные мускулы, по которым порхали руки. Лассен цеплялся за Рогира, бессознательно моля о чем-то, чего сам не ведал.

Рогир оставил его рот и переключился на уши, подбородок, шею. Лассена затопило наслаждением. Повинуясь инстинкту, он прильнул к королю всем телом. Тот положил ладонь ему на грудь и сжал пальцами сосок; плоть немедленно напряглась, превратившись в маленький твердый комочек.

Опять стон. Только чей? Неужели эти непристойные звуки издает сам Лассен? Он еще ничего не знал, но его невинность лишь упрощала задачу, делая абсолютно покорным перед столь страстным натиском. Лассена поочередно охватывало то паникой, то удовольствием. Обессиленный тщетной борьбой, он беспомощно хныкал.

Рогир прекратил ласки и отстранился, оставив в Лассене какую-то непонятную пустоту. Он растерялся, им опять владели противоречия — облегчение, разочарование. Открыв глаза, он недоуменно уставился на Рогира.

— Я не должен был давить на тебя, — пробормотал тот.

— Нет, я… я же ваш. Вы вольны поступать со мной как угодно. — Лассен запинался, боясь сказать что-нибудь обидное. Прерванная близость слишком будоражила. — Пожалуйста, разрешите мне служить вам.

— Тише, милый, успокойся, — прошептал Рогир и поцеловал Лассена в лоб. — Это может подождать. А сейчас отдохни. У тебя был трудный день, ты наверняка утомился.

Лассен моргнул. Внезапно навалилась усталость, он зевнул, прикрывая рукой рот и глядя на Рогира осоловелыми глазами.

Сладких снов, Лас-мин.

Разума коснулся безмолвный приказ, которому Лассену не смог воспротивиться. Он смежил веки и стал погружаться в оцепенение. Рогир отнес его в спальню, уложил на кровать, снял с него тапочки и укрыл покрывалом. Король задумчиво всматривался в миловидное юношеское лицо. Во взоре мелькнуло предвкушение — сколько страсти дремлет в этом мальчике, чью чувственность сегодня он лишь подразнил на пробу. Нужно лишь разбудить ее.

Да, хорошо бы поэтапно знакомить наложника с телесными радостями. Так будет лучше и гораздо приятнее для них обоих.

Глава 6. Первый опыт

Через несколько дней выяснилось, что исследовать Цитадель и оставаться незамеченным — задача практически неосуществимая. С тех пор как Лассен занял место за королевским столом в главном обеденном зале, едва ли не каждый придворный, с которым он успел столкнуться, считал своим долгом остановить его в коридоре, поприветствовать, вынуждая вступить в светскую беседу. Лассен и вилку ко рту поднести спокойно не мог — ведь к тому, кто сидит рядом с арданом, постоянно обращены пристальные взгляды. Даже когда он просто шел, чувствовал себя как зверь в цирке на всеобщем обозрении.

Лассен бы предпочёл есть у себя в комнате, но знал, что этим только даст повод для нежелательных разговоров. Причем обсуждать станут не только предполагаемую эксцентричность наложника. Подвергнут сомнению сам выбор Рогира. Лассен считал своим долгом защитить короля, не допустить, чтобы его репутация пострадала, пусть и ошибочно.

По-настоящему добрыми оказались только дворцовые слуги родом из семей, чьи предки испокон веков жили в замке. Как Жозель, например. Преданные Рогиру всей душой, они с неизменным теплом относились ко всем, кого тот считал близкими.

Солдаты и охранники тоже в целом не проявляли недружелюбия, хоть стремились блеснуть сквернословием при любом удобном случае, особенно завидев миловидное личико и привлекательную филейную часть. Однажды Лассен невольно подслушал, как они делали ставки, споря о том, которые из его прелестей Рогир еще не вкусил. Разумеется, балагуры не имели в виду ничего дурного. Тем не менее, щеки и уши продолжали гореть всю дорогу; он попросил Жозеля поскорее спуститься с крепостной стены — но вслед уже летел очередной грубоватый комплимент.

Придворные, наоборот, вели себя по-разному. Если уж говорить точно — совсем непредсказуемо. Чистокровные слишком кичились своими амбициями, степенью влияния на Рогира и на небольшую кучку знатных дворян, которые составляли его узкий круг.

С некоторыми представителями этого круга Лассен возобновил знакомство во время их визитов в Цитадель. В одном из бесчисленных переходов крепости он столкнулся с Кеоском, который любезно поинтересовался его делами. То же самое сделал дядя Рогира, Йован, выходя из зала совета после встречи с коллегами. И Джилмаэль разыскал его, чтобы представить своего близнеца. Тот занимал должность королевского архивариуса, проводил во дворце почти каждый день и предложил Лассену свою помощь в любых вопросах. Трудно удержаться, чтобы не глазеть на полное подобие Джилмаэля. Если бы не волосы — Зикриэль причесывался несколько иначе, чем брат, — наверное, никто вообще не смог бы их различить. К счастью, с надменным Имкаэлем Лассен больше не пересекался.

— Надеюсь, ты не скучаешь?

Он смущенно улыбнулся подошедшему Рогиру, который тоже залюбовался открывающейся с западной галереи живописной перспективой. Было далеко за полдень, и Лассен не видел ардана целый день.

Тот обвил рукой его талию и привлек к себе:

— Ну что, уже не страшно? Все уголки в Цитадели облазил?

— Нет, ни капельки не страшно, — заверил Лассен. — Жду не дождусь, когда познакомлюсь со столицей.

— А почему ты в одиночестве? Где Жозель?

— Ах, он заглядывал ко мне, но его срочно вызвали уладить какую-то ссору или что-то в этом роде. Кажется, два оруженосца повздорили.

Король фыркнул:

— Бедняга. Сколько себя помню, всегда его посылают разнимать дерущихся мальчишек. Я только потом понял, почему, когда он меня самого приручил.

Лассен засмеялся:

— Вы были таким неуправляемым?

— Родители со мной сладу не знали, — подтвердил тот. — Однако боюсь, в большинстве случаев они сами мне потворствовали.

— Потому что баловали вас как единственного сына, — догадался Лассен.

Рогир бросил на него острый взгляд:

— Да, в вопросах дисциплины они плохо разбирались. Жозель, невзирая на их недовольство, всегда говорил правду и собственным примером демонстрировал, как надо учить меня уму-разуму. Хвала Вересу, они прислушивались к его мнению, и сейчас перед тобой достойный образец благовоспитанного дейра. — Лассен прыснул. — Что? Ты сомневаешься?

Он перестал смеяться и нежно улыбнулся:

— Ни в коем случае. Ваши манеры более чем безупречны. Вы добрый, обходительный. Вас просто невозможно не любить.

Рогир вдруг повернул Лассена к себе лицом, заставив вздрогнуть от неожиданности, — их тела слились, пах прижался к паху. Горло сразу перехватило.

— Я действительно тебе нравлюсь? — прошептал Рогир, глядя на него из-под полуприкрытых век.

Он кивнул, еще раз судорожно глотнув. Рогир взял в ладони его лицо и поцеловал. Лассен густо покраснел — к этому, куда ни шло, привыкнуть не трудно, но сейчас они в общественном месте!

Каждый вечер, перед тем как удалиться в свои покои, Рогир проводил около часа с Лассеном. Большая часть времени была заполнена пылкими поцелуями, ласками умелых рук, пальцев, что будили в юном теле всплески самых невероятных и приятных эмоций. С виду праздный и неторопливый, Рогир шаг за шагом готовил его к исполнению долга.

В паху что-то шевельнулось, начало разгораться, подниматься. Лассен едва не задохнулся, когда понял — не только король выказывает признаки физического возбуждения. Собственное естество тоже быстро окрепло, стоило только потереться через штаны о древко Рогира. Конечно, это и раньше случалось, но не так, как сегодня: никогда еще он не испытывал подобной твердости, жара, такой острой… потребности.

Рогир оторвался от его губ, и Лассен разочарованно застонал, умоляя взглядом о том, чего он сам не мог осознать.

— Идем, — сказал Рогир, подталкивая Лассена к покоям.

Едва ступив в комнату, Рогир притиснул его к двери, распахивая ворот рубашки. Склонил голову и принялся осыпать шею поцелуями от подбородка до маленькой ямки в основании. Лассен лишь тоненько всхлипывал. Запутавшись в сумбуре ощущений, он не заметил, как Рогир скользнул рукой ему под одежду, пока сосок не стал жертвой цепких пальцев, ввергнув в панику.

Лассен напрягся. Зажмурился, гадая, когда же прекратится это безумие и Рогир остановится.

Спустя мгновение разгоряченную кожу погладил порыв прохладного воздуха; паника сменилась настоящим шоком. Лассен открыл глаза и сразу пожалел о своей опрометчивости.

Ардан, расстегнув на нем камзол и рубашку до самого пояса, беззастенчиво любовался его обнаженной грудью. Продолжая невзначай потирать одну вершинку большим пальцем, он рассматривал очевидное свидетельство, отличающее носителей жизни от остальных дейров: более выраженные припухлые соски, ареолы — чуть шире и светлее. Разница была заметна практически с рождения.

Рогир поднял взгляд, растянув губы в ленивой улыбке.

Лассен завороженно наблюдал, как наклоняется голова, мелькает язык, касаясь розового бутона раз, другой. Его дыхание стало быстрым и рваным. Когда же Рогир сомкнул губы вокруг упругого комочка и втянул в рот, он не сумел сдержать резкого вскрика.

Ардан терзал маленькую горошинку, то облизывая, то принимаясь посасывать. Лассен беспомощно хныкал и дрожал все сильнее и сильнее — он никогда не предполагал, что некоторые части его тела настолько чувствительны.

— Диар, пожалуйста, я… Ах, что вы со мной делаете? — Несчастный Лассен чуть не плакал.

Настойчивый, властный поцелуй положил конец протесту, и Лассену ничего не осталось, как с отчаянием вжаться в Рогира. Не отрываясь от его рта, Рогир подхватил Лассена и понес в спальню, пинком захлопнув за собой дверь, чтобы никто не помешал их уединению.

Ардан уложил его на постель. Вот оно, — не смея взглянуть на Рогира и замирая от страха, подумал Лассен. Сейчас он лишиться своей добродетели и исполнит отведенную роль.

— Не бойся, Лассен. Я не заберу твоей невинности, — раздался тихий голос.

Лассен открыл глаза. Рогир смотрел с каким-то смешением сочувствия и веселья.

— По крайне мере, не совсем. Пока, — добавил он с опасно игривой ухмылкой. Лассен застонал, тогда Рогир обронил: — О, Верес, какой же ты жестокий. Разве можно так мучить своего короля?

И мягко рассмеявшись, снова запечатал его губы. Лассен было насторожился, но потом приказал себе расслабиться. Рогир ведь пообещал пока не трогать его. Но даже если тот и нарушит обещание, паниковать все равно бесполезно. Он принадлежит королю, и не важно, произойдет ли это сегодня, завтра или через неделю. Лучше всего смириться в надежде, что Рогир о нем позаботится.

Тем временем ардан снял с него пояс и полностью расстегнул одежду. Вызывая новую дрожь, провел рукой по бокам, погладил грудь, дразня соски, пока те сладко не заныли. Ни на секунду не расставаясь с губами Лассена, он расширял границы своих изысканий, даря ему новый опыт. Когда Рогир наконец оторвался от его рта, Лассен совсем потерял способность ясно мыслить и лишь инстинктивно подставлялся под ласки.

Щелчки кнопок на бриджах предупредили, что скоро и это интимное место неминуемо окажется на виду. Лассен с мольбой взглянул на Рогира, борясь с врожденной стыдливостью. Гульфик был раскрыт, после чего пришел черед завязок на панталонах. Под белье пробрались пальцы. Почувствовав, как они обхватывают его плоть и осторожно гладят её, Лассен вскинулся, напрасно стараясь заглушить громкие стоны, сменившиеся сдавленными ахами. Рогир ненадолго прервался, но только затем, чтобы спустить на бедра его штаны и кальсоны, обнажая пах.

Не стесненный покровами, член Лассена тут же поднялся — налитой, чуть зарумянившийся, увенчанный блестящей от выступившей на конце молочно-белой влаги головкой. Ствол был еще бледно-розового цвета, обычного для незрелого юноши-дейра. По мере взросления кожа пениса, как и семенного мешочка под ним, приобретет более темный оттенок.

Взъерошив золотистый кудрявый пушок на лобке, Рогир легонько приласкал мошонку, вернулся к члену и принялся поглаживать. Лассена затрясло точно в лихорадке.

— Ты идеально подходишь для моей ладони, Лас-мин. Ну как, проверим, вдруг, со ртом то же самое?

Лассен сглотнул:

— Нет, вы же не хотите… — Он запнулся, решив не возражать, и едва слышно прошептал. — Если… если вам это доставит удовольствие…