Гибельное море

Глава 26

Англия

Сидя за столом в читальном зале, Иоланта рассматривала портрет молодой Пенелопы Рейнстоун, которая выглядела очень лихо, словно пиратка, с абордажной саблей в руке. Портрет обнаружился в еще одной статье о бале-маскараде в честь трехсотлетия со дня рождения Аргонина и лишний раз подтвердил, что генерал Рейнстоун действительно была частью дуэта, олицетворявшего цитату «Устрицы дают жемчуг, но только если у тебя есть нож и ты готов им пользоваться».

Разузнать подробности жизни генерала Рейнстоуна в юности было легче, чем выведать о ней что-нибудь в настоящем. Нынешняя Рейнстоун не попадала в новости и не провоцировала конфликты. Она никогда не выходила замуж и не имела детей – по крайней мере, об этом не существовало никаких официальных записей. И вне работы ничем не выделялась, предпочитая тихие вечера дома роскошным светским развлечениям Цитадели.

Подобная замкнутость могла быть следствием активной тайной жизни, и отсутствие семьи эту тайную жизнь только облегчало. А ведь различные признаки всегда указывали на то, что хранительница памяти удачно устроилась и приближена к верхушке власти. И все это несомненно можно сказать о генерале Рейнстоун.

– Покажите все, что есть о Пенелопе Рейнстоун и бароне или леди Уинтервейл, – попросила Иоланта у справочного стола.

В день, когда раскрылись ее силы, учитель Хейвуд засунул Иолу в сундук-портал. Ее перенесло в такой же сундук, расположенный на чердаке лондонской резиденции Уинтервейлов в изгнании. А значит, между ними и генералом должна быть какая-то связь.

Которую подтверждал портрет Рейнстоун, стоящей рядом с бароном Уинтервейлом, пока тот вручает ей награду как выдающейся выпускнице Военной академии имени Тита Великого.

Иоланта потерла виски. Разумеется, все найденные кусочки информации полезны. Но ни один из них не вел ни к чему определенному.

– Никаких успехов? – спросил сидящий напротив принц.

Вернувшись после своего преследующего загадочные цели визита во Францию, он на протяжении последнего часа помогал ей с поисками.

Иоланта тяжело вздохнула:

– Так тяжело найти… – И умолкла. Лицо Тита озарилось возбуждением – он обнаружил нечто полезное. – Что там у тебя?

– Описывая второе видение о том, как я стою на балконе, мама упомянула о некой женщине по имени Эйрин, утратившей ее доверие, после того как прочитала без разрешения ее дневник.

Иоланта совсем смутно помнила, о чем речь. Она читала о тех видениях не в самом лучшем состоянии.

– Я только что попросил справочный стол показать какие-нибудь статьи, где одновременно упоминались бы генерал Рейнстоун и Эйрин, – пояснил Тит. – И обнаружил вот это.

«Вот этим» оказалось еще одно интервью юной Пенелопы из тех времен, когда ее назвали выдающейся выпускницей офицерской школы, но на сей раз для студенческой газеты ее старой академии, расположенной в менее богатом районе Деламера.

Тит указал на конкретный абзац.

«В: У вас есть прозвище?

О: Некоторые друзья называют меня Эйрин, смеха ради. Эйрин – богиня мира, а я изучаю искусство войны».

Иоланта почувствовала покалывание в кончиках пальцев. Насколько она помнила, в первый раз видение пришло к принцессе Ариадне в день рождения принца, а во второй – всего за несколько часов до появления на свет Иоланты.

– Ты помнишь, что твоя мама делала во время второго видения?

– Да, – ответил Тит. – Она присутствовала при чьих-то родах.

При родах Эйрин. И та прочла дневник, то самое видение, которое, вероятно, не имело никакого смысла для принцессы, но в котором Эйрин узнала себя и своего ребенка, из-за чего и пошла на крайние меры, лишь бы убедиться, что Атлантида никогда не найдет ее дитя.

А Эйрин – это генерал Рейнстоун.

– Я проверил, – добавил Тит. – В то время Пенелопа Рейнстоун служила в личной гвардии моей матери, но через несколько недель ее перевели в Генеральный штаб Цитадели: она утратила мамино доверие.

Странно, но слышать подобное о ней было досадно. Наверное, потому, что Иоланта по-прежнему не могла до конца соотнести генерала с вероломной хранительницей памяти.

– У генерала нет детей. Ей бы пришлось таиться на протяжении всего срока беременности. И если она выдала своего ребенка за Иоланту Сибурн, то что сделала с ребенком Сибурнов, настоящей Иолантой?

– Раньше уже случалось, что женщина скрывала ото всех свою беременность. И она могла найти для малышки приемных родителей.

Настоящая Иоланта Сибурн родилась в Королевской больнице имени Гесперии в конце сентября, за два с половиной месяца до положенного срока. Она оставалась в больнице несколько недель, озабоченные родители навещали дочурку ежедневно и сидели возле нее столько, сколько могли.

После одного из таких визитов, возвращаясь домой в одолженной колеснице, они столкнулись в воздухе с гораздо бόльшим экипажем, набитым пьяными туристами. По словам учителя Хейвуда, Джейсон и Дельфина Сибурны умерли мгновенно.

В роковую ночь метеоритного ливня настоящей Иоланте Сибурн было шесть недель от роду, но она вполне сошла бы за новорожденную. И произошла подмена. Она исчезла… куда-то. А учитель Хейвуд воспитал ребенка генерала Рейнстоун как Иоланту Сибурн.

Тит снова подошел к справочному столу.

– Что ты ищешь?

– Записи Королевской больницы того времени. – Он просматривал различные журналы. – Ни слова о родах Рейнстоун. Однако кто-то оплатил лучшую родильную палату и потребовал полнейшей анонимности. Эта роженица даже не воспользовалась услугами больничного персонала. Но глянь-ка: через полчаса после рождения ребенка забрали в детскую и вернули матери лишь несколько часов спустя, на рассвете.

Когда девочку принесли обратно, это уже был другой младенец.

– А твой опекун приходил в больницу в то же время.

Тит подтолкнул толстый журнал записи посетителей к Иоланте. Она начала листать страницы; шелест отдавался в ушах неестественным грохотом.

Впервые учитель Хейвуд посетил детское отделение в сентябре, вскоре после того как родилась настоящая Иоланта Сибурн. В последующие дни он часто приходил, всегда указывая в качестве причины визита: «Подменить родителей, чтобы они смогли немного отдохнуть». После смерти Сибурнов он по-прежнему приходил несколько раз в неделю, чтобы «навестить осиротевшую дочь друзей».

В какой момент он начал действовать сообща с Пенелопой Рейнстоун, чтобы устроить подмену? С Пенелопой Рейнстоун, которая узнала, что случится с ее ребенком, потому как сунула нос в дневник видений принцессы Ариадны. Упомянул ли он мимоходом о том, что в больнице есть девочка-сирота, которую как раз собирались вверить заботам пожилого родственника, прежде никогда ее не видевшего? Не это ли стало источником вдохновения?

В последний раз учитель Хейвуд посетил больницу в ночь метеоритного ливня. Он отметился на входе в семь вечера и расписался об уходе часом позже. Однако рядом кто-то из персонала больницы добавил примечание, мол, в полчетвертого утра Хейвуда обнаружила охрана и выпроводила из здания.

Но времени на подмену у него было предостаточно.

– Я хочу поговорить с леди Уинтервейл, – сказала Иоланта.

Когда она появилась на чердаке лондонского дома Уинтервейлов, мать Ли чуть ее не убила. И не из-за того, что посчитала Иоланту злоумышленницей, вторгшейся в чужой дом, а потому что возложила на нее ответственность за потерю каким-то человеком чести.

Иоланта сбежала в полной уверенности, что женщина совершенно безумна. Но теперь, зная, что она по большей части пребывает в здравом уме, а приступами страдает лишь изредка, Иола увидела слова леди Уинтервейл в другом свете.

– Неплохая идея – она может знать больше, чем мы думали, – согласился Тит. – Я пойду с тобой.

Пять минут спустя они стояли в гостиной Виндзорского замка, куда ранее леди Уинтервейл перенесла Иоланту.

– Toujours fier, – произнесла Иола.

Долго ждать не пришлось – двери открылись, в гостиную вошла леди Уинтервейл и, заметив принца, склонила голову.

– Присаживайтесь, миледи, – предложил Тит.

– Благодарю, ваше высочество. Мне позвонить, чтобы принесли чай?

– Нет необходимости. Но мы будем рады, если вы сможете ответить на несколько вопросов моей подруги.

– Разумеется, ваше высочество.

– Не могли бы вы рассказать, миледи, – начала Иоланта, – почему я переместилась в ваш дом, когда покинула Державу?

– Ты незаконнорожденная дочь моего покойного мужа, – спокойно пояснила леди Уинтервейл, – и он пообещал по мере необходимости защищать тебя и заботиться о тебе.

В голове Иоланты загудело, словно после удара гонга. Тит выглядел почти ошарашенным.

Иола несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем смогла выдавить хотя бы звук.

– Я дочь барона Уинтервейла?

– Да.

«На смертном одре он попросил меня поклясться на крови, что я буду защищать тебя, словно дитя родное», – однажды сказала ей леди Уинтервейл. Стоило еще тогда догадаться. Ради кого еще мужчина просил бы о подобном, если не ради своей плоти и крови?

– И… – Собственный голос будто эхом отражался в голове Иоланты. – И вы также знаете, кто моя мать?

– Конечно же. Но я не произнесу имя этой женщины.

– Так… у них был роман?

Едва вопрос сорвался с губ, ей захотелось себя стукнуть. Само собой, у них был роман.

– Да, многолетний роман. Он продолжился, даже когда мой муж оказался в изгнании – они обычно встречались в «Кларидже», в Лондоне.

– А она изгнанница?

Это означало бы, что хранительница памяти – другая женщина, не генерал Рейнстоун.

– Нет, она слишком умна, чтобы участвовать в восстании. Когда Атлантида ограничила все мгновенные способы путешествий, она ухитрилась оставить несколько лазеек исключительно для себя.

«Ради тебя он потерял свою честь! – однажды бросила Иоланте леди Уинтервейл. – Ради тебя он уничтожил всех нас!»

– Вы поэтому сказали, что из-за меня он утратил честь?

Леди Уинтервейл вздернула подбородок на долю дюйма. И внезапно вместо осунувшейся изгнанницы перед ними предстала могущественная чародейка, исполненная чувства собственного достоинства.

– Я вышла замуж, прекрасно сознавая, что он никогда не будет хранить верность одной женщине. Но в то время я полагала, что на нем стоит печать величия, и гордилась статусом его жены. Увы, я ошибалась. В конце Январского восстания, когда исход стал очевидным, баронесса Соррен имела мужество поступить согласно своим убеждениям и, не дрогнув, пойти на казнь, но он не мог смириться с мыслью о расставании с жизнью. Все убеждал себя, дескать, должен жить, потому что ты, его дочь, когда-нибудь станешь величайшим стихийным магом на земле, и тебя следует защищать от сил Атлантиды. Хотя я никогда не понимала, с какой стати Атлантида должна тобой заинтересоваться. Видишь ли, он проснулся после пригрезившегося кошмара, в ужасе вопя об ангельской каре. Признания сыпались с его уст. Но спустя какое-то время я перестала обращать внимание на его слова, поскольку наконец осознала услышанное: в обмен на собственную жизнь он отдал Атлантиде мою кузину.

Тит вскочил, лицо его стало мертвенно-бледным. Понимание поразило Иоланту, словно крикетная бита в висок: упомянутая кузина была никем иным, как принцессой Ариадной, матерью Тита. А барон Уинтервейл, герой восстания, оказался тем, кто ее предал.

– Почему вы никогда мне об этом не рассказывали? – хрипло спросил принц.

– Я хранила эту тайну ради Лиандра. Не хотела, чтобы Ли узнал о вероломной трусости отца. – Леди Уинтервейл чуть растянула губы в странной пустой улыбке. – Но не бойтесь, ваше высочество. Я отомстила за вашу матушку.

Тит покачал головой:

– Атлантида наслала на него заклинание казни.

– Нет, ваше высочество, это была я. Я не могла позволить ему жить после содеянного. Он не пытался меня остановить, лишь попросил поклясться на крови, что позабочусь о его дочери как о своей собственной. Я не сделала ничего подобного – просто прикончила его. – Леди Уинтервейл сжала и разжала кулаки. – Убийство меняет человека. Я всегда была спокойной, хладнокровной, уравновешенной. Но после того дня, иногда я… я… – Она сковано поднялась с кресла. – Надеюсь, мои ответы вас удовлетворили, сир.

Подбородок Тита дрогнул.

– Благодарю, миледи. Не хотите ли передать что-нибудь сыну? Он будет несказанно рад узнать, что вы в безопасности и комфорте.

– Нет, – твердо отказалась она. – Он не должен знать, что я здесь.

– Но он стал гораздо молчаливее. Не правда ли, принц? – заметила Иоланта. – Сомневаюсь, что…

– Юная леди, позвольте мне решать, как лучше поступать в данной ситуации, – отрезала леди Уинтервейл. И снова поклонилась Титу: – Ваше высочество.

После того, как дверь за ней закрылась, ни Тит, ни Иоланта целую минуту не произносили ни слова. А потом почти одновременно повернулись друг к другу и крепко обнялись. Иоланта не была до конца уверена, то ли он ее успокаивает, то ли наоборот. Скорее всего, и то, и другое.

– Ты как? – спросила она.

– В порядке, – отозвался Тит, опустив голову ей на плечо. – Странно, правда? Я всегда хотел отомстить за маму. Но теперь, когда оказалось, что она уже отомщена, хочу, чтобы это произошло не ценою жизни отца Уинтервейла… и твоего.

– И навсегда уничтоженного душевного покоя леди Уинтервейл. – Иола вздохнула. – Не думаю, что когда-нибудь смогу воспринимать барона Уинтервейла отцом.

– Должно стать легче, когда вновь появятся подавленные воспоминания.

Она немного помолчала.

– Тебя не беспокоит, что мой отец повинен в смерти твоей матери?

Тит покачал головой:

– Я внук человека, который убил свою дочь, и ни за что не стану судить кого-либо на основании кровного родства. Кроме того…

Он затих.

– Что ты хотел сказать?

Иоланта пробежалась пальцами по волосам Тита.

Он глубоко вздохнул:

– Я давно подозреваю, что мой отец – сихар.

Она застыла:

– Ты уверен?

– Не на сто процентов. Но всевозможные охотники за сплетнями и писаки, ведущие репортерские расследования, ни к чему не пришли, несмотря на имеющиеся в их распоряжении ресурсы и обещания огромного вознаграждения – всем ведь хотелось знать личность мужчины, ставшего отцом следующего наследника престола. Потому я заподозрил, что и тут приложил руку дед. Дом Элберона давно утратил былое величие, но в Державе это по-прежнему сила, с которой необходимо считаться. И если дед хотел добиться молчания свидетелей, у него имелись свои методы. Граждане Державы любят щеголять численностью и относительно безопасной жизнью сихаров как символом своих просвещенных взглядов. Но правда в том, что сихары – такие же парии в Державе, как и везде. И дед никогда бы не позволил появиться даже тени намека на то, что его дочь и его наследник как-то связаны с сихаром.

В учебниках Иоланты усиленно подчеркивалось, что кровная магия, на которой специализировались сихары, не является жертвенной – и что сихары несправедливо подвергались остракизму на протяжении всей истории, становясь удобным козлом отпущения всякий раз, как дела шли не так и магам хотелось ткнуть пальцем в того, кто навлек на себя гнев ангелов.

Несмотря на настойчивые официальные требования, сихары по-прежнему оставались чужими. Все беженцы из франкских, субконтинентальных и субэкваториальных королевств ассимилировались – Иола ходила в школу и дружила с их детьми. И пусть она останавливалась послушать сихарских уличных музыкантов, покупала пирожные с кремом в сихарских кондитерских и однажды, когда еще жила в Деламере, видела сихарское шествие на Дворцовом проспекте в честь летнего солнцестояния (торжества, которое знаменует приход их нового года и дней трепета), но никогда не гостила в домах сихаров, ни разу не встречала сихара в школе и не помнила, чтобы у учителя Хейвуда когда-нибудь был хоть один коллега-сихар. По крайней мере, хоть один, готовый в этом признаться.

До правителя Державы.

Иоланта обхватила его лицо ладонями:

– Ты – это по-прежнему ты. Ничего не изменилось.

Мгновение Тит пристально вглядывался в ее глаза.

– То же касается и тебя, не забывай. Для меня ты есть… и всегда будешь всем, ради чего стоит жить.

«А для меня ты есть и всегда будешь всем, ради чего стоит сражаться».

Иоланта не произнесла ни слова, просто притянула его ближе и поцеловала.

* * *

Уинтервейл, как обычно, лежал на кровати, опершись на гору подушек. Он поприветствовал вошедшую Иоланту слабой улыбкой:

– Фэрфакс, старина, пришел навестить пациента? А где его высочество?

– Возможно, в ванне, отскребает свою принцеву шкуру.

Или, что вернее, в Париже, занимается своими таинственными делами, которые, как она подозревала, как-то связаны с состоянием кузена. Париж служил пристанищем для одной из самых больших общин изгнанников в мире. Численность магов в городе превышала народонаселение некоторых маленьких королевств. И Иола слышала много хорошего о славе тамошних магов-врачей.

– Как ты?

Уинтервейл пожал плечами:

– Могло быть и хуже, наверное, но я бы никому такого не пожелал.

Рядом с ним на кровати лежало несколько книг, и их вид сильно ее опечалил: Уинтервейл предпочитал активную деятельность, а отнюдь не ту, что требовала усидчивости.

– Есть интересные книги?

Он снова пожал плечами:

– Они помогают убивать время.

Кожа его побледнела из-за постоянного пребывания в доме. А еще Уинтервейл располнел – из-за нехватки тренировок, да и просто движения, его большое атлетичное тело начало терять мускулатуру.

– Будь я более умелым картежником, сыграл бы с тобой – вот только, кажется, карты тебя тоже не слишком интересуют.

– Да, никогда не видел в них смысла, – согласился Уинтервейл, постукивая пальцами по обложке толстой книжки в красном кожаном переплете.

Иола изучала его лицо. Есть ли между ними хоть какое-то сходство? Ведь если матушка Ли права, он ее единокровный брат. Но как ни старалась, Иоланта не находила в нем ни единой собственной черты.

Капля крови Уинтервейла – вот что ей нужно. Капля его крови, капля ее крови – и Тит сможет сказать, действительно ли между ними есть родственная связь.

Но нельзя просто так подойти к магу и попросить порезать палец. Предрассудки по поводу кровной магии глубоко укоренились, и большинство магов берегли свою кровь не меньше своей жизни.

– Думаешь, тебе удастся попросить Тита проводить меня сегодня вниз на ужин? – спросил Уинтервейл.

От печали в его голосе в груди заворочалась вина: если бы не Иоланта, он, скорее всего, получил бы полное и нераздельное внимание Тита.

– Если увижу его перед ужином, передам.

– Интересно, почему Тит все время так занят? – пробормотал Уинтервейл.

«Нет», – подумала Иола. Она не видела в нем брата. По крайней мере, пока. Возможно, когда-нибудь, если они смогут объединить усилия на пути к общей цели…

Открылась дверь, и в комнату вошел Кашкари.

– Фэрфакс, – немного удивленно сказал он. – Ты отведешь Уинтервейла на ужин?

– Отвел бы, если бы он захотел. Но, похоже, Уинтервейл жаждет, чтобы это сделал принц – как желал бы любой здравомыслящий человек. – Иола проскользнула мимо индийца. – Пойду найду тебе твоего принца, Уинтервейл.

* * *

Посреди ночи Тит неожиданно подскочил в кровати.

Он лежал, забывшись в полудреме, но теперь не мог припомнить, что заставило его проснуться. Встав попить воды, он со стаканом в руке подошел к окну и выглянул из-за занавески.

И впервые увидел наблюдателей, о существовании которых подозревала Фэрфакс: трое одетых в немагическую одежду мужчин сгрудились, не отрывая пристальных взглядов от дома миссис Долиш.

Тит отвернулся от окна и тут вспомнил о мысли, ставшей причиной пробуждения: дело было в видении его матери о смерти барона Уинтервейла.

И ее неправильном толковании этого видения.

Большей частью принцесса Ариадна не выдвигала предположений о значении своих пророчеств, уверенная, что продолжительное и подробно описанное видение лучше всего говорит само за себя. Однако, узрев смерть барона, принцесса тут же заключила, что это сделано по приказу Атлантиды, так и не заподозрив в убийстве его горюющую жену – искусную и могущественную чародейку.

И если принцесса Ариадна ошиблась однажды, не могла ли она допустить оплошность еще где-нибудь? В видении, имевшем гораздо большее влияние на жизнь Тита?

* * *

Иоланта захотела посетить «Кларидж» в тот же день, как они встретились с леди Уинтервейл. Просто проверить, вдруг хранительница памяти до сих пор пользуется этим отелем. Но Тит убедил ее подождать, пока Далберт проверит расписание генерала Рейнстоун, чтобы выбрать время, когда та будет занята в другом месте.

Возможность представилась несколько дней спустя: ожидалось, что генерал весь день посвятит вручению наград в своей альма-матер, занятия в Итоне закончились рано, и Иоле не надо было идти ни на какую тренировку.

«Кларидж», большой отель, расположенный в лондонском Мейфэре, излучал респектабельность и выглядел очень по-английски. Пока принц разведывал обстановку внутри – он по-прежнему крайне неохотно шел на то, чтобы ее увидели где-нибудь помимо школы, – Иоланта поджидала на углу возле газетного киоска, делая вид, будто рассматривает витрину.

День выдался холодным и хмурым. Сероватые листья, оставшиеся на деревьях, тряслись и подрагивали на ветру. Трио уличных музыкантов на другой стороне перекрестка играло на скрипках неуместно веселую мелодию. Прохожие, почти все в черных или коричневых пальто, сновали туда-сюда, едва ли обращая внимание на театральные афиши, которые двое мальчишек приклеивали на фонарный столб, и мужчину, таскавшего на себе двойной рекламный щит, что восхвалял «Чудотворный тоник для похудания миссис Йоханссон».

Некоторое время спустя рядом с Иолантой появился принц.

– Я нашел номер, в котором не могу продвинуться никуда дальше прихожей.

У нее начало покалывать ступни ног. Иола заплатила владельцу киоска за карту Лондона и сунула ее в карман пальто.

– Тогда пошли.

– Позволь мне отправиться первым. Убедиться, что там безопасно, – попросил Тит, как только они отошли достаточно далеко от газетчика, чтобы он их не услышал.

– Я хочу пойти с тобой. – Хранительнице памяти пришлось многое преодолеть, скрываясь от Атлантиды, так что с ее стороны Иоланте вряд ли грозила опасность. Да и в любом случае, если Далберт не ошибся, генерал Рейнстоун весь день занята. – Твоя безопасность не менее важна, чем моя – не уверена, что без тебя Уинтервейл выстоит против Атлантиды хотя бы пять минут.

– Ну хорошо, – уступил принц. – Но не опускай свой щит.

Из пустого переулка поблизости они перескочили в прихожую отельного номера. Стены маленькой комнатки были обклеены кармазинными обоями – Иоланта припомнила, как кто-то (возможно, Купер) рассказывал ей, будто в Лондоне нет никакого смысла выбирать для внутренней отделки стен какие-то иные цвета, кроме темных. Мол, воздух там такой грязный, что можно ручаться – через пару лет, несмотря ни на что, стены все равно потемнеют.

Тит принялся за работу, уничтожая охранные чары. Иоланта помочь не могла, ибо недостаточно знала о таких методах, так что решила не путаться под ногами и осталась в углу, пытаясь дышать медленно и ровно. Чтобы не распалиться и не дать надеждам вырваться из-под…

За дверью раздались шаги.

Тит отпрыгнул назад и поднял щиты. Иоланта достала запасную палочку и направила ее на вход. Страх и головокружение сменяли друг друга, ускоряя пульс.

Шаги затихли. Повернулась ручка, и дверь, скрипнув, медленно отворилась, явив взгляду знакомое лицо учителя Хейвуда.

Он коротко остриг волосы и отрастил потешные усы, но это, вне всяких сомнений, был учитель.

Это был он.

И тут Иоланта почти перестала видеть опекуна из-за слез, набежавших на глаза. Она бросилась вперед:

– Простите меня! Простите, что так долго вас искала.

Хейвуд крепко ее обнял.

– Иола! Да хранит меня Фортуна, это и правда ты. Я думал, что никогда уже тебя не увижу, – пораженно выдавил он.

Слезы градом катились по щекам. Может, барон Уинтервейл и положил биологическое начало ее существованию, но настоящим отцом Иоланты был Хейвуд. Именно он сидел у ее постели, когда она болела, проверял ее домашние задания и летними днями водил ее к миссис Хиндерстоун за дынанасовым мороженым, а потом в зоопарк – посмотреть на драконов и единорогов.

– Я так рад, что ты в безопасности, – хрипло сказал он. – Очень-очень рад.

И только теперь поднял глаза и заметил, что Иола не одна. Он отпустил ее и поспешно поклонился правителю Державы:

– Ваше высочество.

– Учитель Хейвуд, – поприветствовал Тит. – С вашего позволения, я бы хотел поискать помещение для переместителей.

– Разумеется, сир. Мне позвонить, чтобы принесли чай, сир?

– Нет, не надо. Не обращайте на меня внимания.

Тит ушел вглубь номера. Учитель Хейвуд еще мгновение изумленно смотрел ему вслед, а затем повернулся к Иоланте и потянул ее в гостиную:

– Так все это время ты была в немагической школе, в которую меня привозили, в школе принца?

– Да, да, и я все вам расскажу, – выпалила Иоланта. – Но сначала объясните, как вы исчезли из Цитадели в ту ночь?

– Хотел бы я лучше понимать, что там произошло. Весь вечер атлантийские охранники вокруг меня перешептывались о лорде главнокомандующем. Я очень испугался, подумав, что Лиходей может допросить меня лично. Я пробыл в Цитадели почти час, прежде чем меня препроводили в библиотеку. Аж колени дрожали от страха. Я ног не чувствовал. А в следующее мгновение очутился в этом номере отеля, и в записке на столе мне приказали никогда не покидать пределы номера, если не хочу оказаться в Инквизитории. С тех пор я тут и живу.

– Вы действительно ни разу отсюда не выходили?

Гостиная с такими же кармазинными стенами оказалась немаленькой. Как и спальня, видневшаяся за открытой дверью. И все же не покидать столь ограниченное пространство целых четыре месяца…

– В сравнении с Инквизиторием, это рай. Полно места, чтобы вытянуть ноги, никаких допросов, и сюда приносят все немагические книги и газеты, какие я только попрошу. За исключением отсутствия новостей о тебе, мне действительно не на что жаловаться.

При воспоминании о его крошечной камере в Инквизитории сердце Иолы сжалось от боли.

– Но если захотите, вы сможете отсюда уйти?

Хейвуд побледнел:

– Я… я не хочу. Снаружи слишком опасно. Здесь, внутри, мне гораздо лучше.

– Но если вы уйдете, то никто не будет знать, где вы. Вы станете совсем неприметным, и это защитит лучше любых охранных чар.

– Нет-нет. Совершенно исключено. – Учитель вцепился в спинку стула. – Ты вызвала молнию из-за того, что я уничтожил эликсир света, и теперь никогда не будешь в безопасности. Оставаясь здесь, я хотя бы не причиню тебе еще больший вред.

Убежденность в его голосе озадачила Иоланту. Может, это еще один симптом урона, нанесенного заклинаниями памяти?

– Судя по услышанному, Фэрфакс, я бы сказал, что твоего опекуна поместили в круг страха, – заметил вышедший из спальни Тит.

– Что это? – Иоланта никогда с подобным не сталкивалась.

– Старинное заклятие из той эпохи, когда войны были более личным делом. Если получится заманить врагов в круг страха, можно, в сущности, заморить их до смерти внутри круга.

Иоланта покосилась на учителя, который пытался осознать, что, оказывается, все это время страшился самого страха. Затем обернулась к принцу:

– Ты нашел какие-нибудь порталы?

– Два в больших шкафах и один в ванной; я установил сигналы тревоги, на случай если…

Тит изменился в лице. Взяв Иоланту за руку, он затащил их обоих под прикрытие тяжелых синих портьер.

Она украдкой выглянула наружу. Учитель Хейвуд как раз повернулся к открытой двери спальни. На мгновение у порога мелькнул уголок чего-то, похожего на коричневый плащ – кто-то затаился за стеной, выжидая и изучая обстановку в гостиной.

Принц тихо отворил остекленную дверь, ведущую на узкий балкончик. Иоланта заставила воздух оставаться неподвижным, чтобы портьеры не задрожали от ворвавшегося ветерка. Тит исчез с балкона. А несколько секунд спустя снова появился, слегка ошеломленный:

– Она здесь. Я наложил на нее заклинание заморозки времени из-за окна в спальне – но пробраться внутрь с той стороны так и не смог, ведь оно по-прежнему под действием охранных чар.

– Ты имеешь в виду генерала Рейнстоун? – Голос Иоланты походил на писк.

– Иди и посмотри. Теперь она никому не сможет навредить.

Заморозка времени длилась самое большее три минуты. Иоланта вбежала в спальню… И пораженно отшатнувшись, чуть не упала, продолжая вглядываться в прекрасное лицо леди Калисты.