Глубокая, как река

13

Пожиратель Змей стал съезжать по крутому, заросшему травой склону. Индеец запыхался, но лицо его расплывалось в довольной улыбке.

— Ты хитрый… для бледнолицего. Но я тебя догнал. И теперь доставлю твой скальп Парди.

— Как бы не так! — Шелби выждал, пока противник приблизится почти вплотную, нагнулся, набрал пригоршню грязи с песком и швырнул в лицо краснокожему. Захваченный стремительным движением, Пожиратель Змей не успел притормозить и отвернуться.

Проклиная бледнолицего и прочищая глаза свободной рукой, индеец размахивал перед собой ножом, чтобы не подпустить близко противника. Сэмюэль воспользовался минутной слепотой индейца, поднял и бросил камень величиной с кулак и весь в зазубринах, вложив в бросок всю силу. Прямое попадание в лоб сшибло краснокожего на спину, он приподнялся, слегка оглушенный, все еще сжимая в руке нож. Прежде чем он успел вскочить на ноги, полковник швырнул второй тяжелый камень, угодивший в грудь Пожирателя Змей.

Индеец охнул, хватая воздух ртом, а Шелби накинулся на него, сжал рукой кисть и несколько раз ударил по камням; ладонь разжалась, и нож выпал. Бледнолицый и краснокожий сцепились и покатились, молотя кулаками, стараясь прижать к земле и прикончить противника. Оба были перепачканы кровью, своей и чужой, но Пожиратель Змей оказался в худшем положении, потому что кровь из раны на лбу заливала ему глаза. Вслепую индеец шарил вокруг рукой в надежде найти нож, а Шелби видел его, но не мог дотянуться.

Наконец Сэмюэль подмял под себя молодого воина, оставалось только высвободить руку и схватить нож. Шаривший ладонью возле себя индеец неожиданно нащупал оружие и с победным воплем занес над врагом. Крик оборвался жутким хрипом, когда Шелби острым краем раковины перерезал горло краснокожего. Полковник вдавливал раковину до тех пор, пока она не рассыпалась в кулаке. Залитый кровью Пожиратель Змей испустил дух.

Шелби тяжело поднялся на ноги и долго смотрел на мертвого воина. Тот все еще сжимал в руке нож, незряче уставившись остекленевшими глазами в лазурное небо. Вконец измученный полковник склонился над убитым, упершись ладонями в колени, и медленно проговорил:

— Да, парень… в беге ты победил… а бросать камни в цель теперь уже не научишься.

Сэмюэль разжал скрюченные пальцы индейца, вынул нож, засунул за пояс и спотыкаясь стал взбираться по косогору.

На линии горизонта чернильный купол небосвода прорезали бледно-золотистые лучи восходящего солнца. «Скоро», — подумала Оливия, нервно облизнула губы и зябко повела плечами. В кожаном жилете и штанах до колен было довольно прохладно, но одежда, как и все прочее, была сведена до минимума. На большую охоту взяли с собой только самое необходимое.

В сотый раз девушка проверила ружье, хотя нужды в этом не было. Минувшие полгода она почти ежедневно практиковалась в стрельбе и теперь могла поразить цель с седла скачущей галопом лошади. Микайя гордился ее успехами и не раз говорил, что Искорка — прирожденный охотник и родилась в седле.

Сейчас предстояло главное испытание, Оливия очень волновалась, и великан решил ее приободрить.

— Главное, помни, чему я тебя учил, и все пойдет как по маслу, — тихо сказал он. — Держись подальше от реки, чтобы обеспечить свободу маневра, если бизон вздумает тебя атаковать.

— И всегда целься чуть позади плеча, — передразнила Оливия, вспомнив уроки Микайи во время охоты на оленей, которую, конечно, не сравнить с охотой вместе с осагами из селения Похуски на могучих бизонов. Вчера обнаружили большое стадо в долине возле Миссури, и сегодня на рассвете предстояло заняться делом. Летом полагалось брать молодых бычков, в середине зимы — крупных, а сейчас лучшее мясо было у нагулявших жир самок.

Микайя не сводил глаз со своей Искорки, стараясь не выдать беспокойства и втайне гордясь ее успехами. С прошлой весны, когда он вырвал ее из лап разъяренной медведицы, девушка приносила Микайе только радость. Она все схватывала на лету, он обучил ее стрелять и готовить пищу, и можно было смело сказать, что она не пропадет в одиночку в лесу и прериях. Многое переняла она у Микайи, но никто не мог превзойти Оливию по части лошадей. Она вообще обладала редкой способностью находить общий язык с животными, будь то свирепый пес Буян или вороная кобыла, которую недавно приобрел Микайя для своей приемной дочери у индейцев племени сиу. Все лето Оливия обхаживала норовистую лошадь, и теперь та четко выполняла любую команду, повинуясь малейшему движению всадницы.

Кобылу готовили к охоте на бизонов, и в селении сиу Микайя также постарался передать Оливии свой опыт, и все же вначале он категорически отвергал просьбы Искорки, настаивавшей на праве «убить своего бизона». В конечном итоге вопрос решился, когда осаги, эти непредсказуемые дикари, неожиданно заявили, что участие сына-дочери Большого Медведя в большой охоте принесет удачу. После чего Микайе ничего не оставалось, как согласиться, но он дал себе слово постоянно держаться рядом с девушкой, чтобы при нужде тут же прийти на помощь.

Наконец Бегущий Дождь, лидер охотников, подал сигнал разделиться на две группы и двигаться в сторону мирно пасущегося стада. Ветер дул в лицо, и, если повезет, охотники сумеют подъехать почти вплотную, если только никто не сделает резкого движения и не сломает строй. Медленно сближаясь с бизонами с двух сторон, каждый намечал себе жертву. Оливия выбрала не очень крупную самку у края стада и стала подъезжать все ближе и ближе.

Но ветер поменял направление, огромный бык почуял опасность, всхрапнул, и только что мирно щипавшее траву стадо обратилось в бегство. Загудела земля под тяжелыми копытами, и охотники ударили пятками коней и галопом пустились в погоню.

Памятуя уроки Микайи, Оливия старалась держаться в стороне от густых клубов пыли, среди которых мелькали всадники, на скаку выбиравшие мишени. Даже очень метким стрелкам не всегда удавалось с первого выстрела попасть в легкие или сердце, и раненые животные, истекая кровью, уже не пытались спастись бегством, а бросались на преследователей, выставив острые рога. Оливия выждала момент, когда жирная самка выскочила из пыльного облака, тщательно прицелилась, нажала курок и радостно вскрикнула, увидев, что жертва рухнула на землю. Отличный выстрел.

Девушка сразу же перезарядила ружье, как учил приемный отец, и осмотрелась. Неподалеку скакал Микайя, голый по пояс и сам волосатый, как бизон. Оливия вскинула ружье в победном салюте, и великан одобрительно кивнул. Он ни на секунду не упускал из виду Искорку, между делом свалил бизона с первого выстрела и теперь гордился тем, что девушка не подкачала. Даже опытным охотникам зачастую приходится тратить на бизона два, а то и три выстрела.

Микайя приветственно помахал Оливии рукой, и в этот момент его обошел Встречный Ветер, молодой воин, за плечами которого было пятнадцать зим. Он преследовал крупного быка, в которого уже дважды стрелял. Теперь юноша снова нажал курок. Разъяренное животное, одуревшее от боли, пырнуло рогами первое попавшееся живое существо — лошадь, на которой сидел Микайя. К счастью, бизон едва держался на ногах, рога лишь царапнули кожу, и бык упал под ноги лошади. Встречного Ветра унесло рвавшееся вперед стадо, а Микайя перелетел через голову внезапно остановившегося коня, оказался на спине бегущего большого бизона и изо всех сил вцепился обеими руками в густую жесткую шерсть. Бык не обращал внимания на незваного пассажира, стремясь спастись от гремящих вокруг выстрелов, метнулся в сторону от стада. Издали послышался испуганный крик Оливии, и Микайя мысленно обругал глупую девчонку, зная, что та непременно бросится к нему на помощь.

Оливия послала кобылу вперед, в гущу насмерть перепуганных животных. Девушка не думала об опасности, ее заботила только судьба приемного отца, оседлавшего огромного бизона. Поравнявшись с быком, Оливия подняла ружье, готовая выстрелить, как только Микайя спрыгнет на землю, если бизон попытается достать его рогами. Но великан не спешил, выжидал, пока пространство вокруг очистится, и постепенно сползал к хвосту, чтобы при соскоке не угодить под копыта. Девушке пришла в голову иная идея, и она направила лошадь почти вплотную к быку, подвинулась к холке, а Микайя на скаку перепрыгнул в седло. Вороная вынесла их к небольшому холму, поросшему соснами, и остановилась взмыленная, тяжело поводя боками. Двойная нагрузка, с учетом веса великана, далась лошади с трудом.

— Ого-го, девочка! Вот это скачки! — заорал Микайя, спрыгивая на землю.

— Скачки! Какие скачки? Ты, старый дурень, чуть не попал под копыта! Еще секунда, и тебя бы стерли в пыль! — возмущалась Оливия, еще не оправившаяся от испуга. Она соскочила на землю и упала в медвежьи объятия великана, по-прежнему сжимая в руке ружье. Микайя подхватил ее, высоко поднял над землей и закружил, будто девушка ничего не весила:

— Прости, Искорка, что испортил тебе охоту. Видно, слишком увлекся, залюбовался тобой и обо всем позабыл. Зато теперь могу похвалиться, что не хуже тебя держусь на лошади. А может, и лучше. Ведь ты на бизонах никогда не скакала?

— Нет, не случалось и совсем не хочется.

— Вот и хорошо. Меня тоже не тянет. Одного раза хватит на всю оставшуюся жизнь.

И оба расхохотались, довольные, что все кончилось благополучно. Тем временем стадо бизонов скрылось за горизонтом, и на поле остались туши убитых животных, которых здесь же разделают индейцы, а шкуры и мясо отнесут в лагерь. Мерин Микайи смирно поджидал хозяина возле туши бизона, сраженного Встречным Ветром, и вроде нисколько не пострадал от рогов быка. Микайя свистнул, и мерин затрусил в его сторону.

— Все в порядке, — заключил великан, осмотрев небольшую рану на боку коня. — Теперь пора заняться твоей добычей. Должен сказать, что ты сделала правильный выбор. Отменная бизониха.

— Как ты думаешь, твои друзья-индейцы сложат песни о подвигах сына-дочери Большого Медведя? — поддразнила Микайю Оливия.

— Скорее они сложат песни о глупой девчонке, путавшейся под ногами бегущего стада бизонов, чтобы вывезти на маленькой кобыле старого никчемного Большого Медведя, — дрогнувшим голосом ответил Микайя. — Ты спасла мне жизнь, Искорка.

— Возможно, но все равно счет в твою пользу. Ты спасал мне жизнь ежедневно и ежечасно с того момента, когда вытащил из лап медведицы.

И они вдвоем направились к убитой Оливией бизонихе, чтобы заняться разделкой добычи.

Время замерло и утратило значение. Сэмюэль давно перестал подсчитывать дни, проведенные вдали от человеческого жилья. Его главной заботой стали пища и тепло. В данную минуту припекало солнце и можно было отогреть под жаркими ласковыми лучами израненное тело.

Однако наступят сумерки, и с ними придет жестокий холод, от которого нельзя спастись человеку, одетому лишь в обрывки брюк. Сэмюэлю пришлось отрезать большую часть штанин, чтобы смастерить какое-то подобие обуви. Ступни ног были изрезаны острыми камнями и исколоты колючками, и каждый шаг отдавался острой болью.

В первые дни удалось поймать голыми руками немного рыбы, которую Шелби съел сырой, но с рекой он был вынужден распрощаться, поскольку в этих местах можно было столкнуться с индейцами и не очень хотелось разбираться, как они настроены — враждебно или дружественно. А найти пропитание в лесах оказалось трудно, полковнику попадались только ягоды. На таком рационе через какое-то время стало подташнивать, кружилась голова и плыло перед глазами. Видимо, сказывался и удар боевой палицей по голове. Сэмюэль потерял счет дням, временами не мог заставить себя встать и ползал на четвереньках в поисках пищи, впадал в беспамятство и мог сутками проваляться на одном месте. Но потом резь в желудке вынуждала ползти дальше.

В минуты просветления полковник осознавал, что в его нынешнем состоянии вряд ли стоит добираться до поселения белых. Силы на пределе, рана в боку затянулась, но воспалилась, причиняла невыносимую боль и могла оказаться смертельной, если не удастся найти врача. Эта тревожная мысль и вынудила искать новый выход. Раньше Сэмюэль обходил стороной селения индейцев, опасаясь, что их жители, подобно Пожирателю Змей, подпали под влияние англичан, но теперь у него не было выбора.

— Либо вполне вероятные пытки и смерть от рук индейцев, либо совершенно неизбежная смерть от голода и гангрены, — сказал себе полковник.

Язык будто распух и с трудом ворочался во рту, Сэмюэля бросало то в жар, то в холод, но по крайней мере в затылке не било неистово молотом, как прежде. И он решил искать помощи в первом попавшемся на пути селении — если только сумеет до него дойти.

В самом центре селения на просторной площадке ярко пылал огромный костер, высоко в небо вздымались длинные оранжевые языки пламени, шипели угли под каплями расплавленного жира. На огне жарились громадные куски мяса, а из-под крышек кастрюль, стоявших на углях, вырывался пахучий пар. Сегодня пировали все жители селения от мала до велика.

Для Оливии и Джонстона это был последний день праздника, венчавшего конец большой охоты, и завтра предстояло возвращаться домой, в хижину на реке Гасконейда, с грузом своей доли шкур и мяса бизона. А в селении пока не стихали разговоры о сыне-дочери Большого Медведя, чье участие в охоте принесло большую удачу; с восхищением вспоминали о том, как с первого выстрела Горячий Уголек уложила бизониху и как потом выхватила буквально из-под копыт обезумевшего от страха стада своего приемного отца. Все нахваливали девушку, но ни один молодой воин не решился предложить за нее богатый выкуп. Микайя объяснил это просто: никто не отважится взять в жены девушку, доказавшую свою способность бить зверя лучше многих опытных охотников. С такой женщиной нелегко будет справиться.

Оливии не терпелось вернуться в уютную хижину, стоявшую вдали от шумных селений, где нужно постоянно общаться с людьми и блюсти непонятные традиции. Конечно, скромный деревянный дом Микайи не сравнить с огромными вигвамами индейских вождей длиной свыше ста футов и шириной в двадцать футов, но зато в их хижине жили двое, а не десятки людей. Оливия научилась ценить домашний уют после того, как провела пару ночей в вигваме Похуски. Ей отвели место в закутке, где ютились полдюжины дочерей вождя, храпевших громче Микайи, а когда они кончали храпеть, начинали перешептываться и хихикать.

Единственной темой их мыслей и болтовни были мужчины. Сама Оливия никогда не была такой глупенькой. Ведь в жизни так много интересного. Сейчас, как и в прошлом, у нее всегда находились иные занятия и интересы. К примеру, когда еще были живы родители, вместе посещали игорные дома, а уж там острых ощущений хоть отбавляй, и позже, под крылышком Вескотта, Оливия с гораздо большим удовольствием принимала участие в скачках, чем снискала комплименты поклонников. В то время, помнится, она еще тешила себя надеждой, будто в один прекрасный день повстречает рыцаря без страха и упрека, человека благородного, воспитанного, из аристократической семьи, он покорит сердце Оливии, и они будут счастливы, как были счастливы ее мать и отец.

Девушка размечталась, и внезапно перед ее глазами встало лицо Сэмюэля Шелби, озаренное ослепительной улыбкой. Оливия постаралась отогнать ненавистный образ и поспешно отвела взор от костра, пламя которого, казалось, рождало облик Сэмюэля. Но в груди стало тепло и сжалось сердце при воспоминании о той ночи в маленькой палатке на двоих, когда… когда они чуть было не… Нет, прочь воспоминания!

Сидеть на одном месте, уставившись в завораживающий огонь, стало невозможно, и Оливия решила прогуляться по селению. В небольших семейных вигвамах женщины завершали свои домашние дела накануне вечернего праздника, убирали и мыли посуду, кормили и укладывали спать детей. При виде белой девушки здоровались, и она отвечала на языке осагов, азы которого постигла под руководством Микайи и Железного Коршуна, а потом многое усвоила самостоятельно. Ей легко давались языки с раннего детства, и сейчас она изъяснялась на языке осагов так же свободно, как на европейских языках.

Впрочем, милое детство осталось далеко позади. Теперь нужно думать о повседневных заботах и предстоящих торжествах у костра. Но предварительно нужно проветриться, посидеть у реки, побыть одной, может, поразмышлять над своим будущим и решить, чего она хочет в этой жизни.

Оливия подошла к краю воды и стала рассматривать свое отражение, медленно проводя руками по кожаному платью, которое сшила для нее Голос Ветра, сестра Железного Коршуна. Девушку вывел из задумчивости громкий треск, раздавшийся внезапно в прибрежных кустах. Рука моментально потянулась к ножу, но его не оказалось на месте. «Вышла к реке покрасоваться в новом платье, а оружие забыла!» Не сводя глаз с густых зарослей, Оливия начала медленно отступать к селению.

Сэмюэль не верил своим глазам. В десяти ярдах в густеющих сумерках плавает чудное видение. Видимо, опять плохо со зрением. Прекрасная девушка в великолепном платье с бахромой, изукрашенном бусинками. Скорее всего, дочь вождя, и вождя богатого. Однако на индианку не похожа. Не тот цвет кожи, и волосы огненно-рыжие, заплетенные в две толстые косы, переброшены по-европейски на грудь. Конечно, мираж. Шелби часто заморгал и затряс головой, но видение не пропало. Перед ним стояла Оливия Сент-Этьен собственной персоной и в любой момент была готова пуститься наутек. Да, это она. Только у нее такие раскосые кошачьи глаза, упрямый подбородок и высокая грудь, которой тесно в платье.

— Если я совсем помешался от лихорадки, терять нечего. Можно смело идти вперед, — пробормотал Сэмюэль и стал продираться через кусты. Каждый шаг давался с неимоверным трудом, потому что обмотки из штанин полковник потерял, когда два дня назад переходил вброд очередной ручей. Он опирался на толстый сук, который он отломил от поваленного дерева и без помощи которого не мог ходить. Шелби вывалился из кустов и врос в землю, открыв рот. Нужно было что-то сказать, но язык не повиновался. «Это мне в наказание за прошлые грехи», — думал полковник, глядя на призрак Оливии.

Из горла вырвался жуткий хрип, больше похожий на стон, Шелби пошатнулся и рухнул на колени, из последних сил пытаясь сохранить ясность ума.

С первого взгляда Оливия его не узнала. Она даже не сообразила, что перед ней белый человек, и приняла его за осага, попавшего в плен к сиу или кау и сумевшего бежать. Нечесаные темные волосы, с весны не знавшие стрижки, падали спутанными прядями ниже плеч, а кожа на лице была дочерна обожжена солнцем и покрыта ссадинами, так что опознать бледнолицего сразу было невозможно. Он был к тому же практически голый, если не считать обрывков кожаных брюк на тощих бедрах.

Человек что-то прохрипел и упал. Он был слишком слаб, чтобы представлять опасность, и Оливия осторожно приблизилась. В этот момент незнакомец застонал, перевернулся на спину, девушка увидела его лицо и слабо вскрикнула:

— Сэмюэль!

«Боже мой! Он исхудал до неузнаваемости, кожа да кости, и в чем только душа держится? Все тело изранено, исцарапано, изуродовано, но, главное, живой. Что с ним? Что произошло?» Оливия присела на землю, положила на колени голову Сэмюэля и стала громко звать на помощь.

Первым прибежал Микайя:

— Искорка! Девочка! Что случилось?

Она сидела согнувшись на земле и горько плакала, и на мгновение его охватил испуг, но потом он разглядел, что девушка цела и невредима. Оливия роняла слезы на лицо какого-то бедолаги, нежно гладила его по щекам и что-то приговаривала.

— Микайя, смотри, это Сэмюэль, — сказала она, подняв заплаканное лицо. — У него жар, он едва жив от истощения, и его жестоко избили.

— Погоди, не реви. Все не так плохо, как может показаться. Видно, долго бродил в лесах, вот и все, — попытался успокоить девушку Микайя.

Он присел на корточки и принялся обследовать пришельца. Вокруг сгрудились осаги, сбежавшиеся на крик Оливии, и с живым интересом наблюдали за происходящим.

— Да-а, исхудал изрядно, — заключил великан. — Случалось видеть больше мяса на поварешке, чем на его костях. — Микайя приподнял ноги Сэмюэля и внимательно изучил голые ступни. — Если бы на нем были мокасины, в них образовались бы дырки до самой голени. — Он прощупал руки и ноги, провел ладонями по всему телу, проверяя, нет ли переломов, вывихов и серьезных ран, и закончил: — Придется над ним серьезно поработать, девочка. Парень в жутком состоянии.

— Он весь горит, и вон там в боку рубец воспалился, смотреть страшно. Он… он выживет? — спросила чуть слышно Оливия и с надеждой взглянула на Микайю.

— Доводилось видеть людей и в худшем состоянии, — ответил великан, добавив про себя: «Но не часто». Он уже отметил, что, несмотря на все разговоры о презрении к предателю, его Искорка явно питает самые нежные чувства к этому молодому человеку. — Его надо лечить. Есть разные травы и снадобья. Ты готова мне помочь?

— Что нужно делать? — с готовностью отозвалась Оливия. Она говорила спокойно, хотя сердце ее неистово колотилось.

— Вот и молодчина, — похвалил приемную дочь Микайя. Он встал, приметил в толпе Железного Коршуна, хмуро глядевшего на белого незнакомца, которому оказывает такое внимание Горячий Уголек, и обратился к осагу, перечислив что нужно.

Сэмюэля отнесли в вигвам вождя, и одна из жен Похуски сразу принялась готовить снадобье из коры вишни, чтобы сбить у больного температуру. Слух о происшествии быстро облетел селение, и свою помощь предложили другие скво, которым хотелось оказать услугу Большому Медведю и его другу. Оливия вежливо, но решительно выпроводила всех и сама сбегала за чистой водой, чтобы обмыть пострадавшего. Микайя выступил в роли врача, исследуя царапины и ссадины.

— Все, что на руках и ногах, не заслуживает большого внимания, — подвел он итоги, стаскивая рваные остатки кожаных брюк. Он видел, как зарделась Оливия, но сделал вид, будто не заметил этого, и продолжал как ни в чем не бывало: — Надо осмотреть все тело и ничего не пропустить. Не дай Бог какая-то зараза в причинном месте, и тогда мужику лучше умереть, чем жить дальше.

Оливия завороженно уставилась на голое тело. Ниже пояса брюк по белой коже сбегали от груди темные волосы и сливались с густой порослью между ног, где покоился мужской орган, который тоже прощупал Микайя, исследуя больного.

— Ну… что скажешь? — выдавила из себя Оливия внезапно охрипшим голосом и облизнула пересохшие губы.

— Исхудал, конечно, но это дело поправимое. Единственное, что вызывает тревогу, это рана в боку, — ответил великан, нажав пальцами на края рубца, откуда потекла желтая вонючая жидкость, потом повернул больного на правый бок и отвел в сторону левую руку, чтобы изучить рану во всю длину. — Надо хорошенько промыть, прочистить и зашить. У тебя ведь неплохо получается со шкурой бизона. Как, сможешь зашить человека? — Великан поднял голову и вопросительно посмотрел на Оливию.

Она чуть язык не проглотила.

— Зашить его? — почти прошептала девушка. — Наверное… смогу.

При виде ужасного рубца, красного и вспухшего, к горлу подкатила тошнота — невиданное дело с тех пор, как Оливия поселилась в хижине Микайи. Одно дело — обрабатывать туши и шкуры оленей и бизонов, и совсем другое — тело человека, особенно когда этот человек Сэмюэль.

— Вот и хорошо. Только не дергайся раньше времени. Вначале нужно сбить температуру, — сказал Микайя и неожиданно выругался: — Черт! Я же оставил свою сумку с медикаментами дома.

— А разве у осагов нет таких же трав и отваров?

— Кое-что есть, но далеко не все. Впрочем, у нас нет иного выхода, придется обойтись тем, что имеется, пока не отвезем его домой.

Оливия тем временем продолжала обмывать тело больного, особенно тщательно промывая глубокие царапины и рану в боку, но, когда дошла до ступней ног и увидела, в каком они жутком состоянии, с трудом смогла сдержать слезы, представив себе, что пережил Сэмюэль.

Микайя отправился на поиски знахаря, чтобы раздобыть нужные травы, сварить отвар и приготовить мази, с помощью которых можно сбить температуру и предотвратить распространение инфекции. Носитель Солнца внимательно выслушал Большого Медведя и сразу принялся за дело. Они уже были на пороге, когда у входа показался Похуска. Повелительным жестом он велел оставить его наедине с Микайей и с каменным лицом жестко сказал:

— Мои слова предназначены только для твоих ушей.

Вождю племени перевалило за шестьдесят лет, редкий возраст для жителя равнин, но держался он прямо и волосы остались густыми и блестящими, хотя и сделались белыми, как снег в январе, за что и получил Похуска имя Белого Волоса. Орлиный нос подпирал могучий квадратный подбородок, над ярко горевшими глазами взметнулись прямые брови, величественная осанка и пронзительный взляд — все говорило о том, что вождь человек незаурядный.

Индеец присел на груду бизоньих шкур у небольшого костра, пылавшего в центре вигвама, сурово посмотрел на Большого Медведя, жестом пригласил его сесть рядом и принялся неспешно набивать длинную трубку.

— Мой брат Белый Волос оказал мне большую честь, — сказал на языке осагов Микайя, устраиваясь на шкурах, принял из рук вождя трубку и сделал первую затяжку.

— Мне нужно поговорить с тобой о Длинном Ноже, которого Горячий Уголек нашла у берега реки. Великий Отец Бледнолицых из Вашингтона может сильно разгневаться, если узнает, что одного из его солдат обнаружили полумертвым возле нашего селения.

Лохматые брови Микайи удивленно поползли вверх, когда он вернул трубку Похуске.

— На нем не было военной формы. Откуда ты знаешь, что он солдат?

— Человек по имени Сэмюэль Шелби посетил наше селение много месяцев назад, и тогда на нем была темно-синяя форма солдата. Одна из моих дочерей, Танцующая в Долине, узнала его и сказала мне. Правда, он исхудал до неузнаваемости и другие не заметили сходства.

— А чего он хотел от моих братьев осагов, когда приходил сюда? — спросил Микайя, запустив пятерню в бороду. Он припомнил, что Искорка, рассказывая о Сэмюэле, строила разные предположения насчет того, зачем ему понадобилось оставлять Мануэля Лису и разыскивать осагов.

— Он ищет человека, которого называет «англичанином», хотя нам он говорил совсем другое, — с неожиданной откровенностью ответил Похуска.

Из своего богатого опыта общения с индейцами Микайя заключил, что они никогда ни о чем не говорят прямо, а, используя намеки и иносказания, подводят собеседника к нужной теме постепенно. То, что вождь сразу перешел к предмету разговора, настораживало. Микайя молча кивнул, ожидая продолжения, и оно последовало:

— Человек по имени Шелби выступил на Совете старейшин и произнес большую речь, просил хранить верность договору с великим Отцом Бледнолицых из Вашингтона. Он предупредил, что к нам придет англичанин с лживыми словами и пустыми обещаниями.

— И он приходил?

Похуска кивнул.

— Да, англичанин приходил снова и снова. И он вернется. Среди осагов нашлись желторотые юнцы, поверившие речам пришельца… Они пили огненную воду, которую принес англичанин… — Похуска помолчал и добавил: — Думаю, скоро разразится война между американцами и англичанами и мой народ окажется между двух огней.

Тревожные слухи о возможной войне доходили и до хижины на Гасконейде, хотя и стояла она в глуши. Их приносили случайно забредавшие в эти края торговцы и охотники, и Микайя опасался за судьбу осагов, вообще всех индейских племен. Когда правительства бледнолицых начинают воевать друг с другом, больше всех проигрывают краснокожие.

— Что вы решили? — спросил великан. — На чью сторону встанете?

— Я дал клятву американцам, но… — Похуска доверительно придвинулся ближе. — Я стар, очень стар. Да, я пока еще вождь племени, но на Совете старейшин у меня один голос. Очень многим, в первую очередь молодым воинам, совсем не нравится, что все больше и больше белых поселенцев пересекают Мать Всех Рек, оттесняют нас все дальше от речных долин в сторону, где заходит солнце. Некоторые старейшины из нашего совета прислушиваются к молодым воинам.

— Значит, ты считаешь, что осаги могут выступить против американцев? — напрямую спросил Джонстон.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не допустить. — Похуска печально улыбнулся. — Совсем не потому, что считаю Отца в Вашингтоне лучше Отца за океаном. Но Отец в Вашингтоне ближе, и именно его дети останутся на этой земле, когда война кончится, а не англичане.

Микайя помолчал, обдумывая все, что сказал ему мудрый вождь, и все, о чем тот не упомянул. Поскольку Похуска высказывался достаточно откровенно, великан решил отплатить ему тем же:

— Зачем ты мне все это рассказываешь, старый друг? На мне нет военной формы, и я не собираюсь участвовать в войне белых.

— Я прошу тебя забрать Длинного Ножа из нашего селения. Он все равно болен и слишком слаб, чтобы сказать свое слово на Совете старейшин. Если здесь вновь объявится англичанин, я не могу поручиться за безопасность американца. А я не хотел бы, чтобы ему причинили вред.

Теперь понятно, откуда дует ветер. Микайя знал, что осаги придают большое значение внешности и часто судят о человеке по тому, как он выглядит. Летом Шелби наверняка прибыл к ним при полном параде и при всех регалиях. Но теперь он появился в лохмотьях, больной и слабый, возможно, преследуемый по пятам тем самым англичанином, о котором говорил Похуска.

Джонстон откашлялся:

— Я все понял. Ты считаешь, что в данный момент он серьезно проигрывает по сравнению со своим противником, и, если его узнают в его нынешнем состоянии, в Совете старейшин могут взять верх сторонники англичанина.

«Они могут запросто убить Шелби, да и нас с Искоркой, поскольку мы тоже американцы», — подумал Микайя и продолжал:

— Мы увезем его в безопасное место. Ты позаботишься, чтобы твоя дочь не проболталась, кто такой Шелби?

Старый вождь только молча посмотрел на Микайю.

— Хорошо.

Собеседники поднялись, поклонились друг другу. Микайя удалился. Предстояло многое сделать, а времени в обрез.

На рассвете они двинулись в путь. Микайя соорудил подобие носилок на спине вьючной лошади, подаренной Похуской, и устроил там больного, а своих с Оливией лошадей нагрузил трофеями охоты на бизонов. Только Белый Волос и его дочь, Танцующая в Долине, знали о том, что незнакомец, обнаруженный на берегу реки, не кто иной, как посланник великого Отца Бледнолицых из Вашингтона. Если повезет, больше никто не проникнет в эту тайну.