Глубокая, как река

5

Сэмюэль не сводил глаз с приближающейся девушки. В ее походке и манере держаться не было ничего от осторожности и коварства светской красавицы; напротив, все в ней говорило о решимости и полной искренности. Полковник знал о девушке крайне мало, но уже сейчас мог твердо сказать, что у нее нет ничего общего с его женой. Да и бледная красота Летиции меркла в сравнении с огненной свежестью молодой француженки.

За продвижением Оливии по залу зорко следил не только Шелби. Не было ни одного мужчины, который остался бы равнодушным. В платье желтого цвета, который к лицу очень немногим, девушка казалась олицетворением самой весны. Тонкий муслин слабо трепетал при каждом ее движении, подчеркивая стройность фигуры и оттеняя легкий загар, чуть тронувший юное лицо, и на этом фоне ярким живым пламенем пылали кольца рыжих кудрей. Украшением ей служили только крохотные жемчужины, искусно вплетенные в прическу и вшитые в верхний край платья. Девушка была воплощением изящества и чистоты.

Шелби испытывал к ней желание столь сильное, будто вернулись годы юности, и страшился этого. Он пробежал взглядом снизу вверх от стройных длинных ног, угадывавшихся под покровом платья, до небольшого упрямого подбородка, на миг задержался на слегка приоткрытых чувственных губах и споткнулся на чуть раскосых экзотических кошачьих глазах. Полковник вспомнил, что сенатор Соамс как-то подарил своей дочери изумрудное ожерелье и серьги. Крупные зеленые камни плохо смотрелись на фоне бледной кожи, но наверняка заиграли бы на тронутой легким загаром шее Оливии, засверкали неистовым блеском в маленьких ушах и перекликались бы с темно-зелеными огнями ее удивительных глаз. Она была рождена для того, чтобы носить изумруды, и никакие другие камни нельзя было себе представить на Оливии. «Прекрати немедленно! — приказал себе Шелби. — Не валяй дурака!» Но в этой девушке было нечто такое, из-за чего Сэмюэль не мог оторвать от нее глаз и его неудержимо влекло к ней.

Оливия прочитала мужской зов в неистовых голубых глазах. Однако полковник не сделал ни шагу навстречу ей. Он демонстративно продолжал стоять в центре зала, красивый и рослый, в идеально подогнанном синем мундире, ожидая, когда девушка подойдет. Интересно, находит ли он ее не менее красивой, чем те блестящие дамы, с которыми он, несомненно, общался в Вашингтоне? Понимает ли он, что она сейчас открывает ему свою душу? Прежде чем храбрость покинула Оливию, она остановилась прямо перед полковником и улыбнулась, мысленно моля Бога, чтобы не позволил ее голосу сорваться.

— Вот мы и встретились вновь, месье полковник. Если помните, я честно предупредила, что обязательно вас выслежу.

— И вы убедительно доказали, что вам нет равных на охоте, — с легкой усмешкой ответил Сэмюэль, — но мне кажется, мы договорились обращаться к друг другу по именам, вы не забыли?

В этот момент снова заиграл оркестр. Не колеблясь ни секунды, Оливия протянула руку со словами:

— В таком случае, Сэмюэль, вы сделаете даме честь, пригласив ее на танец!

В ответ полковник сверкнул белозубой улыбкой, взял руку Оливии и, обнял за талию, притянул девушку к себе намного ближе, чем диктовали правила даже такого нового и несколько неприличного танца, как вальс. Грациозно и свободно они заскользили по навощенному паркету из орехового дерева, подхваченные волнами певучей мелодии, — удивительно красивая, словно созданная друг для друга пара.

— Вы великолепно танцуете, Сэмюэль, — шепнула полковнику Оливия, убежденная, что он слышит, как учащенно бьется ее сердце, подчиняясь волнующему ритму музыки.

— Как и вы, Оливия. Признаться, Сент-Луис удивил меня и порадовал. В Вашингтоне никто не поверит, что в этой глухомани танцуют вальс.

— В прошлом году учитель танцев из Нового Орлеана обучал здесь всех желающих вальсу и прочим новомодным европейским танцам. Не такие уж мы отсталые, как думают в Вашингтоне, — весело отозвалась Оливия. У нее кружилась голова и все плыло перед глазами от ощущения близости этого человека, кружившего ее в вихре вальса.

— Люди здесь действительно не отсталые, а, напротив, скорее весьма передовые, — поддразнил Сэмюэль.

Оливия почувствовала, как густой румянец заливает щеки и поднимается до корней волос.

— Вы считаете, что я веду себя вызывающе? — спросила и тут же пожалела о своем вопросе, когда по его лицу пробежала легкая тень.

Он тут же улыбнулся снова:

— А я-то думал, что только американки славятся прямодушием и откровенностью.

— Что ж, я тоже американка. Во всяком случае, становлюсь американкой. Ведь я живу здесь с пятнадцати лет, можно сказать, с детства.

— Это, конечно, очень долго, — серьезно заметил полковник, — ведь пятнадцать вам исполнилось очень давно.

— Временами именно так мне и представляется, — проговорила девушка и вздохнула, вспомнив смеющиеся лица своих родителей, канувших в небытие навсегда.

Сэмюэль тревожно глянул на пушистые темно-рыжые опахала ресниц, скрывавших эти чудные изумрудные очи. Отчего, интересно, ей неожиданно взгрустнулось? Видно, сказывается переменчивый французский темперамент.

— А вы не тоскуете когда-нибудь по родному дому? — мягко поинтересовался Сэмюэль.

Оливия вскинула голову, почувствовав нечто новое в тоне Шелби.

— Мне очень не хватает отца и матери, но если вы имеете в виду Францию… — Девушка пожала плечами. — Террор начался во Франции, когда я была еще в колыбели, так что я практически ничего не помню и мне это абсолютно безразлично. Потом моя семья все время переезжала из страны в страну, но и те годы не запомнились, потому что я была слишком маленькой. Конечно, приятно путешествовать, но с возрастом мне все больше и больше хотелось обрести настоящий домашний очаг.

— А можно ли назвать домом Сент-Луис? Ведь это всего лишь небольшой пограничный городишко, населенный торговцами, креолами да испанцами и окруженный индейскими племенами.

Сэмюэль говорил так, будто в чем-то хотел убедить самого себя, и Оливия охотно подхватила тему:

— Мне нравится Сент-Луис. Когда-нибудь он станет огромным городом, а вся территория Луизианы войдет в состав Соединенных Штатов.

— Вы говорите совсем как моя сестра. — Неожиданно Шелби поразился, насколько они похожи. Хотя одна была брюнетка, а другая — огненно-рыжая, да и прожили они разную жизнь, у них было много общего.

— У вас очень красивая сестра, — сказала Оливия. — Должна признаться, я приревновала вас к ней, увидев вас вместе.

— Неужели? — Он иронически вскинул бровь.

— Не пойму почему, но в вашем присутствии слова у меня вылетают прежде, чем я успею подумать. — Девушка вновь залилась румянцем. — Странно. Обычно я веду себя иначе.

— Пора и мне признаться в некоторых… несдержанных мыслях и желаниях, которые у меня возникают в вашем присутствии, — проговорил он и утонул в бездонной глубине изумрудных глаз, напоминавших темную пучину вод у берегов Флориды. И столь же опасных.

Оливия вглядывалась в его резкие красивые черты в попытке понять, что скрывается за пронзительным взором, вдруг превратившимся из синего в серый, как сталь. В этот момент музыка смолкла. Они продолжали стоять в центре зала, и его рука по-прежнему лежала на ее талии. Они не замечали, что другие пары начали расходиться.

— Вы говорите так, будто сердитесь на меня из-за ваших… желаний. Но ведь это вы проделали тысячу миль, чтобы оказаться в моем городе.

— С этим не поспоришь, — несколько смутился Сэмюэль и тряхнул головой, отгоняя наваждение. Он предложил Оливии руку, и они стали пробираться сквозь толпу.

— Зачем вы приехали? Не думаю, что вы явились в нашу глушь по велению сердца на мой зов, — сухо заметила Оливия. Этот вопрос казался девушке вполне естественным; она ждала, станет ли он отвечать, так как до сей поры полковник предпочитал не распространяться о себе.

— У вас кошачьи глаза и кошачье любопытство, Оливия. Осторожно, киска, не то попадешь в беду, — пошутил Сэмюэль, распахивая перед Оливией дверь в сад мадам Шуто.

— Значит, мне угрожает опасность? — осведомилась Оливия, когда они вышли на аллею, огибающую здание. Сад был залит мягким золотистым светом фонарей, свисавших с ветвей высоких деревьев.

— Причем не одна, — пробормотал Шелби. Он ощущал под рукой сквозь тонкий шелк прохладную свежесть девичьей кожи, и мысли путались. Вечерний воздух был напоен тонким ароматом роз и нарциссов, которому придавал особую прелесть резковатый запах тумана, потянувшегося с берегов реки с наступлением сумерек. Но полковник чувствовал только запах духов, исходивший от волос Оливии, и думал лишь о том, как бы зарыться в них лицом, рассыпав густые пряди по обнаженным плечам.

В саду было довольно безлюдно, так как к вечеру стало холодать. И вообще, порядочные молодые леди не имели обыкновения блуждать в темноте после танцев на пару со своими кавалерами. Оливия не задумывалась над подобными пустяками и охотно подчинялась своему спутнику, который вел ее по аллее, как бы полагая естественным, что девушка готова следовать за ним куда угодно и поступать, как он велит. После того страстного поцелуя в заброшенной хижине Оливия только о нем и помнила, только о нем и мечтала. Она и сейчас будто вновь ощущала его горячее и сильное тело, его губы обжигали лаской, и она вдыхала его незабываемый запах. Оливия жила этим воспоминанием, как если бы одна короткая встреча связала ее с Сэмюэлем навсегда.

— Мне, наверное, не следовало бы выходить сюда с вами, — опомнилась наконец девушка, когда позади остался неверный свет фонарей и путь озарял лишь серебристый серп молодой луны.

— Наверное, вы правы, — согласился Сэмюэль, увлекая ее все дальше от дома. Они приблизились к каменной стене высотой в десять футов, окружавшей сад. Дальше идти было некуда, и полковник остановился, не зная, как поступить, и растерянно посмотрел на девушку.

Оливия стояла спиной к огромному розовому кусту, усеянному едва распустившимися цветами, и молча смотрела на своего спутника. Налетел легкий бриз, и стройная фигура затрепетала, но не ветер был тому виной. Всем телом Оливия ощущала непреодолимое томное волнение, губы пересохли, появилась слабость в коленях.

Легкая дрожь и слабый вздох не прошли незамеченными, и Сэмюэль окончательно потерял голову. С тяжким стоном он схватил девушку в объятия, стиснул изо всех сил и вместе с ней шагнул за куст. Едва их губы слились в жарком поцелуе, Оливия по-детски тонко всхлипнула и обвила руками шею Сэмюэля.

Из густой тени неподалеку за молодыми людьми зорко следила пара острых глаз. Стоявший у забора человек с удовлетворением наблюдал, как полковник осыпает девушку поцелуями, а она отвечает ему страстно и самозабвенно.

Но когда Шелби уперся спиной в холодную стену, он словно пришел в себя, мягко отстранил девушку и нежно провел пальцами по ее лицу. Они обменялись какими-то фразами, пока Оливия приводила в порядок сбившуюся прическу. После чего он предложил ей руку и повел назад к ярким огням и музыке, доносившейся из дома.

А чуть погодя из тени выступил Эмори Вескотт. Вид у него был сосредоточенный, как если бы он что-то быстро прикидывал в уме, в серых глазах царил холод. Потом на мясистой физиономии торговца словно исподволь возникла коварная усмешка, и он направился следом за молодой парой.

Жаркое солнце поднялось над долиной Миссури, залив ярким светом берега широкой реки, когда Эмори и Оливия подъехали к холмам к северу от города. В этом месте просторный зеленый луг был отведен властями под ипподром, и здесь собирались все жители Сент-Луиса от мала до велика, и рваные лохмотья обитателей прибрежных лачуг соседствовали с богатыми одеяниями именитых граждан.

— Что-то ты сегодня притихла, девочка. Может, неважно себя чувствуешь? Или слишком много выпила вчера у Огюста? — Эмори искоса внимательно вглядывался в лицо девушки.

— Разумеется, нет! — Поняв, что ответ прозвучал слишком резко, Оливия уже спокойнее продолжила: — Всего-то и выпила что бокал шампанского. Не беспокойтесь, сегодня утром я не подкачаю.

— Да, уж ты постарайся, — сказал Эмори, щурясь от солнца на толпу людей, и придержал лошадей возле куста у дороги.

Как только фаэтон остановился, Оливия подхватила с пола небольшой ковровый саквояж и грациозно спрыгнула на землю.

— Когда все закончится, встречаемся там же? — спросила она. В ответ Эмори только кивнул и укатил прочь, не оглядываясь.

«Дядюшка Эмори никогда не научится управлять упряжкой», — подумала Оливия, осторожно прокладывая путь по тропинке, почти скрытой густыми кустами, и стараясь уберечь костюм от цепких колючих веток.

По пути Оливия вновь и вновь возвращалась к событиям предшествовавшего вечера, к балу у Шуто, а точнее, к встрече с Сэмюэлем Шелби и эпизоду в саду. Его поцелуи казались страстными и в то же время нежными. В ней родилась надежда, что он намерен за ней ухаживать по всем правилам. Сама Оливия была готова на все и буквально растворилась в страстном томлении, которое впервые испытала много недель назад в жалкой хижине, где Сэмюэль впервые ее поцеловал и открыл перед ней волшебный мир любви. Притронувшись пальцем к губам, она ощутила припухлость — след вчерашнего поцелуя, вспомнила бешеное биение своего сердца — а затем страшное разочарование, когда Сэмюэль внезапно отодвинул ее от себя и хрипло пробормотал:

— Мы совсем сошли с ума, Оливия.

Если бы он не поддерживал ее, девушка наверняка бы упала и безнадежно испортила дорогое новое платье. Подкашивались ноги, пылали щеки, сердце продолжало неистово колотиться; Оливия боялась поднять голову, пока Сэмюэль не взял ее за подбородок и не заставил взглянуть в его глаза.

— Я вновь должен принести извинения за свое поведение, — глухо пробормотал он и ласково поправил выбившийся локон.

Гнев придал ей смелости, и Оливия вскрикнула:

— Только и всего! Опять извинения? Не более того?

— Чего вы хотите от меня, Оливия? Мы общаемся лишь второй раз, причем опять при обстоятельствах едва ли не скандальных. Поймите, я же не просто так приехал в Сент-Луис. У меня задание, а я еще не представился командиру форта Беллефонтейн.

Он был явно смущен, чуточку растерян, утратил привычную выдержку и спокойствие, и Оливия решила воспользоваться его минутной слабостью.

— А когда вы приступите к своим обязанностям… что тогда? — спросила Оливия, придвинувшись ближе. — Ведь армия не может потребовать, чтобы вы работали круглые сутки? Да и от форта до дома моего опекуна меньше часа езды.

— Откровенно говоря, Оливия, вы для меня — полная загадка, — сказал он с улыбкой, от которой у нее потеплело на душе. — Вы не похожи ни на одну из женщин, которых я знал.

— Неплохо для начала. Возможно, со временем мне удастся вас еще больше удивить… да и вы, надеюсь… — Оливия намеренно не закончила фразу, и она повисла в воздухе, как вопрос, на который нет ответа.

Тем и закончилась их вчерашняя встреча. Нанесет ли Сэмюэль официальный визит, дабы познакомиться с опекуном Оливии? Сейчас, при ясном свете дня, девушка сознавала, что никаких обещаний полковник не давал. Ей придется просто ждать и надеяться на лучшее.

По противоположной стороне прибрежного холма медленно пробирался одинокий всадник. Он держал путь к заброшенному скаковому кругу, где была назначена тайная встреча. Приблизившись к высокому дубу, Стюарт Парди придержал коня и внимательно осмотрел из-за укрытия раскинувшийся внизу просторный луг. Всадник никуда не спешил, поводья держал в руке небрежно и чуть скособочился в седле. Высокий и очень худой, Парди производил впечатление человека, скроенного кое-как, и сторонний наблюдатель мог бы посчитать его неуклюжим и неповоротливым, но на самом деле это было не так. На изрытом оспой лице сверкали глубоко посаженные, почти бесцветные глаза, изучавшие окрестности с зоркостью ястребиных. Парди пригладил широкой ладонью шапку густых рыжеватых волос и довольно осклабился, обнажив ряд крупных желтых зубов, когда обнаружил то, что высматривал. Он пришпорил коня и поскакал легкой рысью вдоль опушки леса к обычному месту встречи.

Путь всаднику преградил небольшой темный фаэтон.

— Решил поучаствовать в скачках? — спросил Эмори Вескотт, приметив легкое седло под Парди.

— Да, думаю попытать удачи. Вот только разбежаться не придется: после вчерашнего дождя грунт мягкий, — ответил Парди, изъяснявшийся с ярко выраженным акцентом уроженца Йоркшира, которого он не утратил до сих пор, хотя эмигрировал в Канаду в четырнадцать лет. Он склонился вперед, оперся локтем о луку седла и сплюнул струю жевательного табака прямо под сверкающее колесо экипажа. — Виски уже доставили?

— Еще нет. Сам понимаешь, не так просто перевезти контрабандой вверх по Миссури шестьдесят бочек. Требуется время, — сухо пояснил Вескотт.

— А я-то думал, что у того парня есть тайник в трюме, — язвительно заметил Парди.

Утренний воздух был прохладен, и дул свежий ветерок, но Вескотт почувствовал, как на лбу проступили капли пота, и попытался оправдаться:

— Надо же учитывать плохую погоду, сильное встречное течение, враждебные индейские племена на юге и массу других неблагоприятных факторов.

— Не морочь мне голову. Я должен получить этот груз прежде, чем отправлюсь вверх по реке. Через несколько недель осаги снимаются с места. С ними лучше иметь дело до того, как они двинут на запад и начнут весеннюю охоту.

— А может, тебе легче будет убедить недовольных молодых воинов перейти на сторону англичан, когда племя покинет зимний лагерь и старики не будут путаться под ногами?

— Ни черта ты не знаешь о дикарях, Вескотт. Они живут по своим законам, и я намерен держать речь в присутствии старейшин и обоих великих вождей племени. Если удастся их убедить и они нарушат соглашение с американцами, то на сторону правительства Его Величества перейдет более пяти тысяч индейских воинов.

— Погоди, — сказал Вескотт, — есть еще одно дело, которое тебе следовало бы решить до того, как отправишься на запад. Мне сообщили, что в Сент-Луисе объявился специальный агент президента, прибывший из Вашингтона.

Это была важная новость, и торговец с интересом наблюдал за англичанином, с лица которого слетела самодовольная ухмылка, едва он понял, чем ему грозит появление соперника.

— Что за птица?

— Некий Шелби. Служит в армии в звании полковника и временно приписан к форту Беллефонтейн, но все это для отвода глаз, а его главная задача — найти тебя и обезвредить.

— И тебя тоже, я уверен. — Англичанин презрительно усмехнулся, удовлетворенно отметив, что Вескотт вздрогнул и покраснел. — Но ты не горюй. Думаю, убить его не составит большого труда.

— Ни в коем случае! — воскликнул Вескотт с горячностью, удивившей англичанина. Довольный тем, что собеседник готов слушать со всем вниманием, Вескотт пояснил: — Шелби нельзя убивать. Живой, он сослужит нам хорошую службу… если нам удастся узнать о его намерениях и мы сможем постоянно опережать его хотя бы на один шаг, мы сорвем любые планы, которые строят растяпы-республиканцы из администрации Мэдисона.

— И как ты предполагаешь это осуществить? — Интерес Парди все возрастал, и Вескотт наслаждался ощущением своей значимости. Удовлетворенно ухмыльнувшись, он ответил:

— Есть у меня кое-какой план, Стюарт, не беспокойся. Ты, главное, не забывай, что я служу твоему королю верой и правдой и впредь готов служить. Когда разразится война, я буду на стороне англичан.

— Насколько я тебя знаю, ты никогда не становишься ни на чью сторону, кроме своей собственной, — зло рассмеялся Парди. — Ты продашь родную сестру — или свою рыжую подопечную, если предложить хорошую цену. Так что не забывай: золото получишь лишь после того, как доставишь мне виски. А насчет твоего солдатика — можешь не волноваться, я за ним присмотрю. — И англичанин тронул коня, потом придержал и, склонив голову, потрепал его по шее: — А ты не хотел бы заключить пари и поставить на победителя в сегодняшних скачках? Скажем, стоимость груза виски?

— Мои лошади — одно, а наши с тобой дела — совсем иное. Не надо смешивать, — сухо ответил Вескотт.

Черт бы побрал этого англичанина! Вескотт так его боялся, что вечно обливался потом в его присутствии. «Хорошо бы проучить его! — мелькнуло в голове. — Переметнуться и выдать английского агента Шелби! С другой стороны, совершенно необходимо получить это британское золото».

— Знаешь, — сказал Вескотт, — я, пожалуй, рискну. Поставлю небольшую сумму на победителя.

Прищурившись, Парди перегнулся через седло:

— Сколько именно?

В толпе зрителей, сгрудившихся на холмах возле ипподрома, был представлен весь пестрый контингент населения города. Неуемно веселились и неустанно прикладывались к бутылкам широкоплечие кривоногие бродяги франко-канадцы в потертых кожаных одеяниях. Над ними возвышался светловолосый светлокожий уроженец Северной Европы. Небрежно придерживая на сгибе руки длинный мушкет, он жевал табак и время от времени смачно сплевывал на землю темную жижу. Рядом пялились по сторонам, потея в черных строгих костюмах, двое адвокатов-янки, похожие на ворон. Краснощекие немецкие торговцы и виноградари-итальянцы с блестящими темными глазами азартно били по рукам, заключая пари. Смуглые испанцы и нарядные креольские семейства старались держаться подальше от бродивших вокруг полуголых осагов, кикапу, сиу и представителей иных индейских племен. Несколько поодаль расположилась кучка рабов, почтительно наблюдая, как хозяева делают ставки. Дамы обмахивались веерами, разгоняя уже прогревшийся воздух, и оживленно обсуждали события предшествовавшего вечера, среди которых главным был бал в особняке Шуто.

Над толпой стоял гул голосов, в котором причудливо сливалась французская, испанская и английская речь, сдобренная индейскими диалектами и разнообразными акцентами. В день скачек цвет общества Сент-Луиса смешивался с последними подонками, населявшими прибрежную часть города, и одичавшими обитателями окрестной глуши. Сэмюэль Шелби наблюдал за этой картиной из седла, похлопывая по крупу чалого жеребца.

Рядом с ним восседала на красивой белой кобыле Лиза Куинн. Она не сводила глаз со своего мужа, вспоминая, как увидела его впервые шесть лет назад — он тогда принимал участие в скачках именно здесь. Как замечательно сложилась их жизнь и как трагически несчастлив ее брат! Лиза чисто интуитивно почувствовала острую неприязнь к Летиции с первого же момента знакомства, но ничего не сказала Сэмюэлю, так как виргинская красавица уже стала его женой. В последние четыре года, изредка получая письма от брата, Лиза читала меж строк и говорила себе, что первое впечатление, как правило, не обманывает. А теперь, когда брат и сестра снова воссоединились, она могла лично убедиться, насколько разочарован Сэмюэль в семейной жизни. Чтобы понять это, не нужно было обладать ее опытом специального агента президента, но Лизу шокировало и опечалило известие о намерении брата получить развод. Как же он настрадался, раз был вынужден принять такое решение.

Лизе хотелось чем-то помочь брату, но она боялась, как бы он не счел ее слова вмешательством в его личные дела.

— Сэмюэль, — нерешительно начала Лиза, — я помню, каково мне было, когда ты расспрашивал меня об Эдуарде, моем первом муже. Так что, если ты не хочешь говорить о себе и Летиции, я пойму. Но поскольку я тоже пережила крах своего первого брака… В общем, с учетом моего горького опыта из меня получится неплохой слушатель… Ты бы мог поделиться со мной, облегчить душу…

— Признаю свою вину, — ответил он. — Мне не следовало так неожиданно говорить тебе о разводе. Нужно было тебя подготовить. Но у меня голова все время забита мыслями об этом задании. А Летиция и моя прежняя жизнь — все это осталось далеко позади, там, на Востоке.

Лицо его на миг исказила гримаса страдания, но ей на смену тут же пришло выражение циничной суровости, ставшее для него привычным за последние четыре года.

— Ах, Сэмюэль, куда подевался тот пылкий юный идеалист, каким я тебя знала? Ведь ты так верил в жизнь, так умел ей радоваться!

— Неужели? Это было так давно, что я позабыл, — небрежно проронил Шелби.

— А я хорошо помню своего мужественного младшего брата, который рисковал жизнью, спасая меня от Эдуарда.

— Будь счастлива, Лиза. Хотя бы одному члену семьи Шелби должно повезти в семейной жизни. Бог свидетель, у Элханана с женой не сложилось, и мне суждено следовать по его стопам.

— С отцом — это совсем другой случай. Он прожил с нашей матерью шестнадцать лет, и у них было двое детей, когда она его бросила. А тебе нет еще и тридцати, и у вас с Летицией нет детей.

— Верно, она не хотела меня обременять заботами о детях, — с горечью сказал Сэмюэль. — Да и сама не стремилась взваливать на свои плечи эту тяжкую ношу. Если бы ей пришлось заняться воспитанием детей, не осталось бы времени и сил, чтобы биться за место в большой политике.

Лизе стало не по себе при виде того, как он заиграл желваками. Конь под ним тревожно всхрапнул и нервно переступил ногами, когда руки Сэмюэля непроизвольно натянули поводья. Лиза нежно погладила брата по руке.

— Знаешь, в свое время я тоже считала, будто для меня все кончено. Но когда-нибудь и для тебя все изменится. Ты встретишь девушку…

— Не уговаривай меня, не нужно. У меня нет ни малейшего желания надевать на шею новый хомут, — отрезал он, и по его тону чувствовалось, что это его окончательное решение.

— Я говорила тогда то же самое. Более того, если помнишь, я даже не подавала на развод. Одно могу тебе сказать, мой маленький братец: нам не дано знать, что нас ждет, а жизнь полна сюрпризов.

— Позволь напомнить, — улыбнулся в ответ Сэмюэль, — то, что пытался внушить с детства: я действительно младше тебя, но значительно крупнее.

Она тоже улыбнулась, повернула голову и, увидев Эмори Вескотта, скорчила недовольную гримасу.

— Этот противный торговец из Новой Англии, похоже, направляется в нашу сторону. — Одетый в дорогой черный костюм, Вескотт, даже спешившись, выглядел весьма внушительно. — Что ему нужно, хотела бы я знать? — добавила Лиза.

— Вскоре выясним. А почему он тебе так не нравится? — Сэмюэль взглянул на сестру с любопытством: он привык доверять ее мнению о людях.

— Считай это женской интуицией. Или влиянием на меня слухов о темном происхождении его богатства.

— Я слышал, что он зарабатывает на торговых операциях между Сент-Луисом и Восточным побережьем.

— Это так, а еще вкладывает деньги в коневодство и играет на скачках. Однако ни то ни другое не объясняет, каким путем он делает большие деньги.

— А что по этому поводу говорят слухи? — Сэмюэль был заинтригован, что объяснялось не только возложенной на него миссией, но и интересом к подопечной Вескотта. Осознавая это, полковник испытал раздражение.

— При мне как-то упоминали, что Вескотт — уроженец Мейна, а все штаты Новой Англии испокон веков торговали с оглядкой на англичан. Я здесь прожила недостаточно долго, чтобы узнать о нем больше. Он мне не нравится просто… потому что не нравится… вот и все.

— Допускаю, — Сэмюэль задумчиво погладил подбородок, — что этот тип сможет вывести меня на англичанина — того агента, который сеет смуту среди индейских племен этого района. — Внезапно он резко сменил тему: — Ты что-нибудь знаешь о молодой француженке, подопечной Вескотта?

Вопрос был задан небрежно, как бы мимоходом, но Лизу это не обмануло.

— Ты имеешь в виду эту рыжеволосую красавицу? Ничего не знаю, но она необыкновенно хороша. Если не ошибаюсь, ты с ней танцевал вчера. — Лиза переключила внимание с Вескотта, с трудом преодолевавшего крутой подъем, на брата.

— Она проявила недюжинную смелость, подойдя ко мне. И, между прочим, сама пригласила меня на танец. — Сэмюэль чуть покраснел под темным загаром, что не прошло мимо внимания Лизы. Полковник решил не упоминать о своих прежних встречах с Оливией Сент-Этьен, дабы не подогревать матримониальных фантазий сестры.

— Мы с ней еще не представлены. Но уверена, что познакомимся, как только устроимся здесь в новом доме. Конечно, дети немного скучают по Нью-Мексико, но думаю, ничего с ними не случится, если они будут проводить в Сент-Луисе несколько месяцев в году.

— Просто ты хочешь вырастить своих детей под американским флагом, я-то понимаю, — поддразнил сестру Сэмюэль.

Лиза фыркнула.

— А вот и мистер Вескотт. Кто будет интересоваться здоровьем твоей рыжей красавицы, ты или я?

— Она вовсе не моя красавица, а просто смазливая девица, с которой я станцевал один танец, — огрызнулся Сэмюэль и мысленно обозвал себя лжецом.

— Приветствую вас, миссис Куинн, и вас также, полковник, — проговорил подошедший Вескотт.

— Боюсь, не имел чести быть вам представленным, — отозвался Сэмюэль, соскочив с лошади и помогая Лизе сойти на землю.

— Сэмюэль, позволь представить Эмори Вескотта, одного из ведущих торговцев Сент-Луиса. Господин Вескотт, это мой брат Сэмюэль Шеридан Шелби, — представила их Лиза.

Мужчины обменялись рукопожатием и оценивающе оглядели друг друга. Вескотт был среднего роста, с широкой грудью и мощной мускулатурой, хотя уже явно начал полнеть. «Этот человек может постоять за себя в любой драке», — подумал Шелби, встретив холодный взгляд торговца и угадывая в его льдистой глубине беспощадную жестокость.

Однако внешне Вескотт был сама любезность.

— Как вы знаете, я не более чем купец, но сегодня выступаю в роли, так сказать, конокрада. Признаться, мне приглянулся ваш жеребец. Отменная стать и необычная масть. Я его заметил еще с той стороны ипподрома. Должно быть, не знает равных в скачках. За какую сумму вы бы его продали?

— Он не продается. Я на нем пересек полконтинента. Солдату не обойтись без надежного коня.

— Могу предложить вам за него пятьсот долларов золотом.

Крайне лестное предложение, ничего не скажешь, но вряд ли торговец с натугой преодолел крутой склон холма лишь ради того, чтобы купить лошадь. «Так чего же он хочет? — раздумывал Сэмюэль. — Может, прознал о встречах с Оливией? Вряд ли. Иначе прихватил бы с собой ружье и священника, чтобы обвенчать на месте». И все же в облике Эмори Вескотта действительно было нечто вызывающее подозрение, фальшивое. Лиза сразу почувствовала это, и Сэмюэль был готов довериться ее интуиции.

— Вы сделали мне заманчивое предложение, но, к сожалению, я вынужден его отклонить, — сказал Шелби, пожав плечами. В ответ торговец лишь кивнул, подтвердив тем самым предположение, что его мало беспокоит отказ.

— Я слышал, — обратился к Лизе торговец, — что в сегодняшних скачках участвует чистокровный жеребец, принадлежащий вашему супругу. С удовольствием бы его приобрел.

— Красная Рука — гордость конюшни моего мужа. Он ни за что не расстанется с жеребцом, о чем сам говорил вам, если мне не изменяет память.

— А из моей конюшни сегодня участвует в скачках Цыганка, исключительно резвая кобыла.

— Жокей все тот же мальчишка? — спросила Лиза. — Прекрасный наездник. Его хвалит даже мой муж, а его обучили верховой езде апачи.

— Спасибо за добрые слова, — поблагодарил Эмори. — Мой жокей небольшого роста, легок как пушинка, и лошадь идет под ним свободно, ветром летит. Хотите пари, полковник? Вы поставите на лошадь Куинна, а я, естественно, на свою. Идет?

— Не могу отказаться, поскольку намерен стать компаньоном моего шурина, — ответил Шелби, внимательно следя за реакцией Вескотта на новость, которая была известна далеко не всем.

— В самом деле? — сказал торговец, нисколько не удивившись. — Думаю, поступим так: я ставлю свою кобылу, а вы — своего жеребца. Если Цыганка обойдет Красную Руку, я получаю вашего жеребца. Если нет, вы забираете кобылу.

Эмори Вескотт ждал ответа, сложив руки на животе и слегка раскачиваясь с носка на каблук.

«Какое самомнение!» — подумал Шелби и обратился к сестре:

— Скажи, пожалуйста, что, Цыганка и впрямь всегда приходит первой?

— До сих пор ее никто не обошел, — ответила Лиза, — но с Красной Рукой ей еще не случалось состязаться.

— Что ж, будем отстаивать семейные ценности. — Сэмюэль обернулся к Эмори: — Принимаю ваше пари.

— Сэмюэль, не рискуй любимым конем, — вмешалась Лиза.

Брат и сестра обменялись быстрыми взглядами, и она поняла, что он задумал. Поэтому промолчала, когда Сэмюэль повторил:

— Принимаю пари на ваших условиях, мистер Вескотт.