Глубокая, как река

26

Эндрю Джексон сдержал слово, Сэмюэль благополучно добрался до Вашингтона и передал бумаги с важной информацией лично в руки Мэдисона и Монро. Затем, хотя полковник только что преодолел более тысячи миль на пути через Аппалачские горы, его ожидало новое трудное задание.

Военному ведомству срочно требовалось выяснить обстановку, складывавшуюся на островах Карибского бассейна. Выбор пал на Сэмюэля, так как несколько лет назад он был связан с французским пиратом, который не скрывал своих проамериканских настроений. Ныне Жан Лафит обосновался у Гаити на острове Баратария, и Шелби предстояло уточнить, не изменились ли его политические взгляды.

Полковник выполнил поставленную перед ним задачу, высадился на побережье Луизианы и пробирался болотами к Новому Орлеану. Погрузившись по пояс в вонючую темную жижу, он медленно продвигался вперед. На некотором расстоянии от него по поверхности воды скользила крупная змея. Полковник наблюдал за ней, держа пистолет наготове и все же надеясь, что стрелять не придется, поскольку за пять дней пути от Баратарии он израсходовал почти все боеприпасы.

Предстояло справиться еще со многими трудностями. Если он не сгинет в болоте, губернатор Клейборн вполне может повесить его как пособника пиратов. За пазухой в клеенчатом пакете Сэмюэль хранил пачку посланий военно-морского министерства Великобритании, адресованных жителям Баратарии. Их призывали помочь англичанам захватить Новый Орлеан. Лидеру баратарианцев Лондон сулил в качестве вознаграждения звание капитана и тридцать тысяч долларов. Однако Жан Лафит не собирался принимать взятку, а вместо этого отдал документы Шелби. Теперь полковнику оставалось всего лишь убедить Клейборна в лояльности предводителя пиратов.

— Да, положение мое не из лучших, — ухмыльнулся Сэмюэль, — примерно как у того охотника, что выиграл в лотерею, да только приз оказался живым медведем гризли.

Густой туман окутал болота, прилегающие к озеру Борг, и с наступлением сумерек стало не только холодно, но и практически ничего не видно. Под низкими ветвями раскидистой ивы спрятались три темные фигуры. Они не хотели привлекать к себе внимание, но декабрьский вечер давал о себе знать, и мужчины зябко кутались в плащи и временами притопывали ногами, пытаясь согреться.

— Вы обещали снабдить нас проводниками, которые покажут дорогу к Новому Орлеану через эти проклятые болота, — несколько в нос, как это свойственно английской аристократии, проговорил высокий, представительный офицер.

— Вот, возьмите золото. — Второй англичанин сунул в руки американца небольшой кожаный мешочек. — Остальное получите, только когда мы захватим город.

Американец рассмеялся и презрительно швырнул мешочек обратно англичанину:

— Уверяю вас, джентльмены, что мне не нужны ваши жалкие подачки. Как только ваши войска займут город, я стану официальным посредником между британской армией и непокорным населением. В моих услугах будут нуждаться обе стороны.

— И вы наживете огромный капитал на крови и костях своих соотечественников, — ядовито заметил первый англичанин.

Американец кивнул, словно принимая комплимент:

— Совершенно верно. Мои проводники встретят вас завтра, как только взойдет луна, на северном берегу озера. Как у вас с испанским? Боюсь, мои люди неважно говорят по-английски.

— Не беспокойтесь, как-нибудь договоримся, — снисходительно бросил высокий офицер.

— А что нового в канцелярии Клейборна? — поинтересовался второй англичанин. — Что там решили ответить Лафиту на его предложение помочь американцам?

— Они считают его преступником и не склонны ему доверять. В канцелярии губернатора пришли к выводу, что английские документы, полученные от Лафита, фальшивые и он передал бумаги с единственной целью — вызволить из тюрьмы своего брата. — В тоне американца звучала явная издевка.

— Плебеи всегда останутся глупцами, — усмехнулся второй англичанин. — У Лафита достаточно людей и орудий, чтобы загнать полк шотландских стрелков назад в Шотландию, а эти недоумки отказываются от его услуг!

— Благодарите Бога, что они пока не приняли его предложения, — многозначительно вставил американец.

— «Пока» — что вы хотите этим сказать?

— Американский офицер, доставивший Клейборну бумаги от Лафита, весьма опасен. Полковник Сэмюэль Шелби легко не сдастся.

— В таком случае, я полагаю, вы разберетесь с этим Шелби, прежде чем он сумеет переубедить губернатора? — промурлыкал высокий офицер.

— Я разберусь с ним, когда посчитаю нужным. Для него я придумал кое-что особое.

С этими словами американец повернулся и пропал в тумане. Англичане прошли к небольшой шлюпке и пустились в долгий и опасный путь, обратно к устью залива.

— Красные мундиры совсем близко, госпожа. Я их нутром чую, — сказала пожилая служанка, снимая с подноса и расставляя на столе тарелки с имбирными лепешками, стаканы и кувшин с молоком.

— Не болтай глупостей, Флорина. Мы все это уже обсуждали. Мистер Дарси заверил меня, что нам здесь ничто не угрожает. Если английские войска решат высадиться на побережье, они пойдут дальше вверх по Миссисипи. Дарси — личный секретарь губернатора Клейборна, так что лучше его никто не знает. — Оливия налила в маленький стакан холодного молока, разломила лепешку на куски, положила на тарелку и взглянула на сына, увлеченно игравшего на ковре с оловянными солдатиками. — Дэвид, пора перекусить. Анджелина испекла твои любимые лепешки, — позвала Оливия.

Крепкий малыш поднял голову, и радостный огонек засветился в его светло-голубых глазах, глядевших на мир из-под копны непокорных темных кудрей. Он вскочил на ноги и заковылял к матери.

— Имбирные лепешки, хочу лепешек, — лепетал мальчик, залезая на колени матери.

Оливия нежно погладила его по голове и крепко прижала к себе, а непоседа все никак не мог устроиться и вертелся на месте. Мать не спускала с него любящих глаз. Сын стал для нее главным содержанием жизни за последние два с половиной года. С момента его рождения, когда впервые она увидела еще влажные темные волосы, прилипшие к крохотной головке, ее поражало и восхищало разительное сходство ребенка с Сэмюэлем. Дэвид был источником радости, копией отца и живым напоминанием о несбывшихся мечтах.

За последние три года Оливия свыклась с мыслью, что Сэмюэль погиб, скорее всего пал в бою где-то за тысячи миль от нее. Она отправила десятки писем, но ни на одно не получила ответа. Будь он жив, то, безусловно, хоть одно письмо получил бы и откликнулся — или приехал посмотреть на сына.

Но несколько месяцев назад Луиза Фрей, решившая навестить своих друзей в Пенсаколе, узнала о громком скандале, в котором был замешан американский шпион по кличке Испанский Янки. Какой-то человек, представившийся посланцем испанского двора, сумел проникнуть в высшие круги английских военных и их союзников-испанцев и выкрал совершенно секретные документы, касавшиеся планов ведения войны против американцев. В разговоре с Луизой жена испанского штабного офицера взахлеб расписывала мужские достоинства шпиона, от которого она была без ума. По ее словам, это был высокий темноволосый мужчина с синими глазами и потрясающими шрамами на теле. Такие шрамы имелись только у Сэмюэля, причем увидеть их можно было лишь при условии, что он раздет. Еще долго после беседы с Луизой Оливия представляла себе пленительную сеньору Гарсиа в жарких объятиях полковника Шелби, выдававшего себя за испанского придворного.

Значит, он жив, находился всего в нескольких сотнях миль от Нового Орлеана и не посчитал нужным навестить ее. Неудивительно, что его сестра не отвечала на письма Оливии. Скорее всего Лизе было неудобно и стыдно за брата. Оливия чувствовала себя оскорбленной до глубины души. Если бы она давно уже не жила затворницей в загородном поместье, то уехала бы сюда теперь, зализывать эту новую нанесенную Сэмюэлем рану.

Оливия без малейшего сожаления распрощалась с веселой жизнью светского общества, переехала в Новый Версаль на огромную плантацию Дюрана.

Распустив слух о своем замужестве и внезапной гибели молодого мужа, стала ждать рождения ребенка. Доктор Фрей и Луиза помогали ей коротать время. Когда появился на свет сын, ни у кого в Новом Орлеане не возникло сомнения, что это отпрыск дона Рафаэля Обрегона. Пожилые матроны сожалели лишь о том, что благородному дону не довелось увидеть сына. Холостяки же сожалели о том, что красивая и богатая вдова отказывается думать о новом замужестве и предпочитает жить в одиночестве.

«Вдова» твердо решила: после Сэмюэля никаких мужей и никаких любовников. Она не позволит больше ни одному мужчине разбить ей сердце. Оливия полностью отдалась тихой жизни вдали от большого города, постепенно увлеклась делами огромной плантации, а главное, посвящала все свободное время воспитанию сына и отдыхала душой. Конец недели у нее проводил доктор Альберт Фрей с сестрой, и каждое лето, взяв с собой Дэвида, Оливия отправлялась в гости к Микайе, который безбожно баловал любимого внука. В общем, Оливия не могла пожаловаться на жизнь, у нее были сын и добрые друзья.

Все разлетелось вдребезги, когда Луиза сообщила о неожиданном появлении Сэмюэля в Новом Орлеане. В городе только и говорили что о нем и его выступлениях в защиту пиратов, и все это происходило на фоне слухов о скорой высадке английских войск. Будь у нее выбор, Оливия предпочла бы скорее встретиться лицом к лицу со всем флотом адмирала Кокрейна, чем с одним полковником по имени Сэмюэль Шеридан Шелби.

Наблюдая за сыном, заталкивавшим, лукаво посматривая на мать, один за другим куски лепешки за пухлые щеки, Оливия внезапно испытала приступ страха: «Вдруг Сэмюэль приехал забрать Дэвида?» Правда, он даже не знает о существовании сына. Ко времени рождения Дэвида она уже перестала писать Сэмюэлю. Или он все же знает? В конце концов, Шелби шпион, причем весьма ловкий. Она сама видела его в действии. Но в таком случае почему он ждал три года, прежде чем явиться за сыном?

Нет, это простое совпадение, решила Оливия. Сэмюэль выполняет очередное задание, и судьба случайно забросила его в Новый Орлеан. Нужно переждать, отсидеться в Новом Версале, пока полковника отправят в другое место. В основном поэтому Оливия не тронулась с места, хотя ходили упорные слухи, что англичане высадятся на побережье и на пути к Новому Орлеану пройдут через территорию плантации Байю-Бьенвеню. К тому же Эдмонд Дарси убедил Оливию, что опасаться нечего. А ведь он личный секретарь губернатора, наверняка владеет самой точной информацией.

Одно время Дарси пытался ухаживать за молодой вдовой, но она дала ему твердо понять, что никогда больше не выйдет замуж. И Оливия испытала к нему благодарность, когда Дарси спокойно принял отказ и предложил ей свою дружбу. Он стал довольно частым гостем в доме, дарил игрушки Дэвиду и держал Оливию в курсе военных действий. Именно Эдмонд настоял, чтобы семья оставалась в загородной резиденции — на тот случай, если произойдет худшее и англичане оккупируют Новый Орлеан. Здесь, в Новом Версале, Оливия с сыном будут в безопасности.

Хозяйку дома сейчас тревожила другая опасность — сумеет ли она защититься от Сэмюэля, если он вдруг появится на широкой, обсаженной магнолиями дорожке и направится к дому? Может, он ожидает, что она выбежит навстречу и бросится к его ногам? Или отдаст ему Дэвида без борьбы?

Оливию охватили тяжелые предчувствия. Сэмюэлю не составит труда развеять миф о мнимом замужестве и опозорить Оливию перед добропорядочным обществом Нового Орлеана. Она подвергнется всеобщему осуждению, а полковник получит возможность сыграть роль благородного отца и заберет сына. И бесполезно будет искать справедливости в суде. Закон всегда на стороне представителей сильного пола.

«Я ни за что не уступлю, Сэмюэль, и буду бороться до конца. Если потребуется, я отправлю Дэвида к Микайе. Посмотрим, посмеешь ли ты отнять у него внука!» — гневно думала Оливия. Но в глубине души была уверена — если Шелби приехал за сыном, то уже ни перед чем не остановится.

— Мама, ты меня сильно прижала, я не могу кушать, — пожаловался Дэвид, прервав ее тревожные мысли.

Оливия расслабилась, поцеловала щеку сына и затравленно уставилась через окно на ведущую к дому подъездную широкую дорожку.

Если при первой встрече Джексон показался Шелби неимоверно худым, то сейчас от генерала вообще почти ничего не осталось. Месяцами генерала жестоко трепала лихорадка, он не раз переболел дизентерией и теперь напоминал ходячий скелет. Разгромив в пух и прах на территории Миссисипи индейцев — союзников англичан и добив остатки их отрядов в верхней Флориде, он наконец соблаговолил подчиниться приказу военного министра Монро и прибыл с войсками в Новый Орлеан. Город восторженно приветствовал героя, но генерал, отличавшийся несговорчивостью и сварливым характером, от почестей отказался. В данный момент он, как обычно, был чем-то недоволен и брюзжал.

— Черт бы их всех побрал! Просто не могу этому поверить! В жизни не встречал жителя Кентукки без колоды игральных карт, бутылки виски и длинноствольного ружья! — бушевал генерал, расхаживая по комнате. В углу робко жались два офицера милиции, только что доложившие Джексону о прибытии подкреплений.

Две трети отряда милиции из штата Кентукки не имели ни оружия, ни запаса продовольствия и полагали, что их должны снабдить всем необходимым федеральные власти. Это была одна из многих проблем, результат череды ошибок и просчетов Вашингтона, из-за которых под командованием Джексона оказалась всего лишь разношерстная орава ополченцев — двенадцать сотен креолов, свободных чернокожих, индейцев чокту и пиратов — и небольшое подразделение регулярной армии. Именно они 23 декабря дали бой пяти тысячам красных мундиров. С обычной для него беспредельной отвагой генерал атаковал противника глубокой ночью.

Сражение вылилось в рукопашную драку на болоте и в таком густом тумане, что английское командование переоценило силы врага и отдало приказ отойти, не разобравшись, что американцы уступают им в численности в соотношении почти один к пяти. Атака, предпринятая Джексоном, позволила, как он и рассчитывал, выиграть время, и, пока шли бои на побережье, в город прибыли новые подкрепления. Однако ополченцам из Теннесси и Миссисипи не хватало продовольствия, а отряд милиции из Кентукки к тому же практически не имел оружия.

— Исаак Шелби отправил на эту войну больше солдат, чем губернатор любого другого штата. Поэтому на всех припасов не хватает, — объяснил командир отряда Джон Адэр.

— Он прав, генерал, — подтвердил Сэмюэль. — Мой дядя сделал все, что в человеческих силах, для пополнения армии людьми и материальными средствами. Но после того, как он послал десять тысяч человек на нью-йоркскую границу, ему не осталось ничего иного, как полагаться в этом вопросе на федеральные власти.

— Нам от этого не легче, — рявкнул Джексон, — если учесть, что начальник тыла не способен отличить ядра для мортир от шаров для боулинга.

— Если позволите, у меня есть предложение, сэр, — сказал Шелби, и генерал перестал метаться по комнате и прислушался. — Мне известно место, где можно достать несколько сотен ящиков ружей, бочек с порохом и зарядами.

— Не имеете ли вы случаем в виду Тейпль — склад, где этот зловредный пират Лафит нагло торгует товарами, награбленными во время налетов на мирные суда? — язвительно поинтересовался Джексон.

— Этот зловредный пират и его люди доблестно сражались плечом к плечу с нами против англичан. Именно Лафит передал нам достаточно боеприпасов, чтобы потеснить англичан. Почему вы не доверяете ему, сэр?

— Вы, полковник, служите в регулярной армии, а люди Лафита вне закона, они преступники. За голову Жана Лафита губернатор Луизианы назначил вознаграждение в пять тысяч долларов.

Сэмюэль не смог удержаться от улыбки и напомнил:

— В ответ Жан назначил вознаграждение в пять тысяч долларов за голову Клейборна. Губернатор, по-моему, оценил эту шутку.

— Черт возьми, Шелби! Ничего смешного в этом не вижу. Если в Луизиане правит закон, здесь не может быть места для пиратов и контрабандистов.

— Даже если их контрабандные пушки способны вооружить ваши войска, когда правительство не может поставить своей армии ни одного мушкета? — Шелби спорил без особой надежды на успех. Джексон был узколоб и видел только то, что хотел увидеть. Мало кто решался ему возражать, и он привык к беспрекословному послушанию.

Сидевшие за столом штабные офицеры тревожно переглядывались, наблюдая за стычкой Шелби и Джексона. Генерал изучающе посмотрел на полковника, немного подумал и сдался.

— Вы морочите мне голову уже очень долго и все пытаетесь убедить, что мне непременно нужно самому познакомиться с этим гаитянским бандитом. Ладно, будь по-вашему. Сейчас я отправляюсь на плантацию Маккарти инспектировать линию фронта. Приезжайте туда с Лафитом, и мы обсудим, как поступить с его незаконно добытым оружием.

В ответ Шелби коротко кивнул, стараясь скрыть удовлетворение. Черт побери, он одержал победу. То, что не удалось заставить сделать Клейборна и его приближенных, теперь сделает Джексон — встретится с Лафитом. Остается надеяться, что Жан произведет на генерала должное впечатление и тот позволит Лафиту участвовать в разработке стратегии и тактики военной кампании.

И Сэмюэль четко отдал честь со словами:

— Слушаюсь, сэр! Месье Лафит и я будем на месте, генерал.

Покинув штаб Джексона, Шелби быстро пошел по Ройял-стрит. Времени у него было в обрез, а сделать предстояло очень многое. Город находился в осаде, и Сэмюэль участвовал в боях буквально со дня прибытия в Новый Орлеан с документами от Жана Лафита. Шелби постепенно сумел склонить губернатора к мысли, что предводителю пиратов можно доверять, но советники Клейборна придерживались иного мнения, как и Джексон. Но теперь все должно перемениться к лучшему.

Сейчас англичане были уже в пяти милях от Нового Орлеана, и его жители затаились за плотно закрытыми дверьми, опасаясь, что их любимый город постигнет судьба Вашингтона, который красные мундиры в августе спалили дотла.

Шелби не знал, можно ли поручиться за безопасность жителей Нового Орлеана, но те, кто предпочел переждать войну за городом, несомненно, находились в еще худшем положении. Именно поэтому полковник хотел позаботиться об Оливии, и его тревога возросла, когда он узнал, что она овдовела и поселилась в одиночестве в загородном поместье.

Правда, Новый Версаль стоял особняком в дальнем конце Байю-Бьенвеню, в стороне от пути, по которому, по мнению Джексона, будет наступать британский генерал Пэкинхэм. Кроме того, у майора Виллера, ближайшего соседа Оливии, под началом находился отряд луизианской милиции, который на всякий случай держал там оборону. Однако Шелби это мало успокаивало.

Его обуревали противоречивые эмоции, когда он вспоминал об Оливии, и до сих пор не мог в них разобраться. Какой-то частью души — безусловно, самой неразумной — ему, как видно, суждено было любить Оливию вечно. Но она-то его давно разлюбила, он это знал.

Встреча с Оливией не сулила ничего, кроме новых мук, но Шелби уже смирился с этим и дал себе слово повидать Оливию до отъезда из Нового Орлеана, как только будут отброшены английские войска — если только американцам удастся одержать победу.

На всякий случай Сэмюэль даже принял свои меры для защиты Оливии. Он попросил Лафита снарядить несколько надежных людей и поручить им наблюдение за Новым Версалем. При малейшем намеке на опасность пираты должны были поставить в известность своего предводителя. Если нужно, Шелби был готов сам отправиться в Байю-Бьенвеню и перевезти Оливию в город, как бы отчаянно она ни сопротивлялась.

По правде говоря, Сэмюэль сильно сомневался, чтобы англичане представляли опасность для Оливии. Ее покойный муж был испанским офицером, проходил службу в Пенсаколе, ныне занятой войсками Англии, союзницы Испании. «В руках врага она будет в большей безопасности, чем под моей защитой», — невесело подумал полковник.

Боль из-за измены Оливии не стихла и сейчас, спустя три года, а только превратилась из острой муки в постоянную смутную тоску. Сэмюэль не был уверен, сумеет ли не выдать своих чувств при новом свидании с неверной возлюбленной, и поэтому откладывал визит в Новый Версаль, успокаивая себя мыслью, что Оливия доказала свою способность выжить при любых обстоятельствах. Если уж дикие звери и краснокожие не причинили ей вреда, то и с англичанами как-нибудь обойдется.

Так размышлял Сэмюэль, пока шел по Ройял-стрит от штаба генерала Джексона к гостинице «Ла Марин», где обосновался Жан Лафит. Шелби успел высоко оценить мудрого и остроумного креола, хранившего верность выбранной им родине даже после того, как американская флотилия под командованием этого недоумка Паттерсона сровняла с землей прибежище Лафита на острове Баратария. Разумеется, Паттерсону не дано было знать, что Жана предупредили и он переправил в другое место больше чем на миллион долларов добра, прежде чем доблестный адмирал приблизился к острову.

Сэмюэль вошел в кафе, где обычно собирались пираты, и постоял у порога, выжидая, пока глаза привыкнут к полутьме; вскоре он увидел Лафита, которого легко было опознать по крашеным рыжим волосам. Высокий и статный лидер пиратов был безупречно одет и держался с большим чувством собственного достоинства. Завидев полковника, он жестом пригласил его пройти в отдельный кабинет в задней части помещения.

— Ты выглядишь, как всегда, прекрасно, — сказал Шелби, пожимая тонкую сильную руку, и присел за стол.

— Настоящий джентльмен не может выглядеть оборванцем даже во время войны, — улыбнулся в ответ Лафит. Он налил в стакан вина из личных запасов, придвинул к Шелби и сразу перешел к делу: — Моя разведка донесла, что Пэкинхэм собирает силы для наступления всего в шестистах ярдах от позиций Джексона у канала Родерика. У англичан двадцать крупнокалиберных орудий, с восемнадцати — и двадцатичетырехфунтовыми снарядами.

— А у нас всего двенадцать, да и меньшего калибра, хотя есть одна пушка с тридцатидвухфунтовыми. — Шелби задумчиво потер подбородок.

— Но зато, мой друг, из этих орудий стреляют наши ребята, — вмешался в разговор невысокий смуглолицый мужчина с орлиным носом и ослепительной белозубой улыбкой. Исполосованный шрамами Доменик Лафит был в отличие от младшего брата, красавчика Жана, совсем не хорош собой, но оба отличались острым умом, тонким чувством юмора, мужеством и хладнокровием в бою.

Шелби также не стал тратить времени на пустые разговоры и сообщил о желании Джексона встретиться с Лафитом, дабы обсудить проблему обеспечения отрядов милиции оружием и боеприпасами.

— Понял наконец старый вояка, что без нас ему не обойтись. — В голосе Жана Лафита слышалось явное удовлетворение. — Не сомневаюсь, что это британская артиллерия заставила генерала прозреть. — Жан сразу отдал необходимые распоряжения, и старший брат отправился их выполнять, а Жан обратился к Шелби: — Что ж, пошли поговорим с великим полководцем.

При встрече с генералом Жан Лафит был вежлив и любезен, а Джексон суров и мрачен. Он догадывался о тайном удовольствии, которое испытывал пират от того, что генерал вынужден обратиться к нему за помощью.

— Мой брат со своим отрядом уже занял позицию, — говорил Лафит, — и у них достаточно боеприпасов, чтобы огнем загнать англичан в воды Мексиканского залива.

— Так вы считаете, что англичане готовят нам новогодний сюрприз? — спросил Джексон.

— А вы, изучив обстановку, разве думаете иначе?

Джексон кивнул:

— Будь я на их месте, я бы атаковал, черт возьми!

— У них орудия более крупного калибра, но наши артиллеристы лучше. Пехота тоже не дрогнет, — сказал Шелби.

— Пускай только попробует дрогнуть, — угрюмо отозвался Джексон, проведя костлявой пятерней по стоящим торчком волосам.

Первого января 1815 года состоялось первое сражение при дневном свете. Как и предсказывали пираты, вскоре оно перешло в артиллерийскую дуэль, в которой крупнокалиберные пушки англичан были подавлены более скорострельными и маневренными орудиями, огнем которых мастерски руководил Доменик Лафит. Сбылось и предсказание Шелби: американцы не дрогнули. Англичане даже не пытались перейти в атаку и были вынуждены оставить поле боя. Генерал Джексон мысленно согласился, что не зря пираты десятки лет успешно противостояли в морских сражениях королевскому флоту Великобритании, хотя вслух старый упрямец ни за что бы этого не признал.

В последующие дни генералы Пэкинхэм и Кокрейн продолжали концентрировать силы на узком отрезке твердой суши, ограниченном болотами на севере и рекой на юге. В свою очередь, многонациональные войска американцев еще глубже врылись в землю, за высокими брустверами, выстоявшими против огня английской артиллерии, и ждали решающего наступления.

Всю первую неделю нового года не прекращалась артиллерийская канонада. Никто из оставшихся на плантации в Байю-Бьенвеню не мог толком выспаться с тех пор, как стало известно о высадке английского десанта. Многие слуги, равно как управляющий, в ужасе сбежали, и в доме, кроме хозяйки и ее сына, остались только старая кухарка и две горничные. Отряд майора Виллера в полном составе был захвачен в плен во время ночного налета красных мундиров на соседнее поместье. Никто не оборонял Новый Версаль, и англичане могли его захватить в любое время без труда, но пока не спешили.

При звуках нового залпа Оливия зябко повела плечами и укуталась в плотный бархатный плед, который набросила в надежде спастись от ночной прохлады. Беспокойно заворочался и что-то пробормотал во сне Дэвид, и мать поспешила успокоить сына. В этот момент она услышала громкий стук копыт на дорожке у дома, подошла к окну, отодвинула кружевные занавески и выглянула во двор. Первым скакал Дарси, за ним полдюжины всадников, которых Оливия видела впервые. Видимо, Эдмонд приехал, чтобы отвезти Оливию с сыном в безопасное место, поскольку предположения Дарси о месте высадки английского десанта, к сожалению, оказались ошибочными. Оливия взяла подсвечник, спустилась в переднюю и открыла тяжелую дверь.

— Эдмонд! Я так рада вас видеть! — начала она и запнулась. Слова застряли у нее в горле, когда спутники Дарси спешились и с саблями наголо ворвались в дом, едва не сбив с ног хозяйку. Они действовали четко, по-военному и принялись быстро осматривать помещение. — Кто эти люди? — Оливию охватило предчувствие неминуемой беды, по спине побежали мурашки. Сейчас Дарси ничем не походил на того улыбчивого, благовоспитанного молодого человека, с которым она познакомилась в приемной губернатора Клейборна.

Дарси ответил не сразу. С холодной улыбкой он смерил хозяйку дома взглядом с головы до пят, словно несмышленого ребенка, ляпнувшего очевидную глупость, и снисходительно бросил:

— Разумеется, английские солдаты, крошка. Естественно, не в полной парадной форме, но вполне боеспособные, как и надлежит образцовым британцам.

Оливия невольно отшатнулась, пораженная трансформацией обходительного клерка, неизменно старающегося угодить посетителям, в ощетинившегося шакала, скалящего клыки в предчувствии легкой поживы. На бескровных губах по-прежнему играла злая усмешка, но светло-золотистые глаза смотрели холодно. Дарси вынул подсвечник из безвольных пальцев Оливии и поставил на столик в передней. В мерцающем свете он казался выше ростом, сильным и грозным.

— Зачем вы привели вражеских солдат в Новый Версаль? — спросила Оливия дрожащим голосом. — Вы обещали, что нам здесь нечего опасаться.

— Так оно и есть. Вам нечего опасаться… англичан. Видите ли, я с ними заодно, поскольку всегда предпочитал быть на стороне победителей. Как только они возьмут Новый Орлеан, им понадобится помощь в организации управления новой колонией. На мой взгляд, нет лучшего кандидата на пост посредника между генералом Пэкинхэмом и гражданским населением, чем личный секретарь американского губернатора. Который к тому же уже доказал свою преданность британской короне, снабжая англичан чрезвычайно важной информацией.

— Предатель! Вас повесят, как только генерал Джексон загонит англичан обратно в море. — Оливия говорила с уверенностью, которой вовсе не чувствовала.

Пропустив мимо ушей эту угрозу, Дарси бросился наверх в спальню Дэвида. Ребенок плакал, засунув в рот большой палец. Дарси всмотрелся в пухлое личико ребенка, обрамленное черными кудрями, в огромные синие глаза с густыми ресницами и злобно процедил сквозь зубы:

— Ублюдок Шелби.

Кинувшаяся вслед за незваным гостем Оливия попыталась заслонить сына своим телом.

— Не пытайся отрицать! Я знаю, это отродье Шелби. Интересно, знал ли это твой покойный муженек? — Дарси помолчал, вопросительно глядя на Оливию. — А может, Рафаэля Обрегона и вообще никогда не существовало?

Как изготовившийся к прыжку зверь, он моментально учуял ее замешательство и торжествующе усмехнулся. А Оливия лихорадочно пыталась понять, чему так радуется Эдмонд. Да, как-то он было начал за ней волочиться, но без особого энтузиазма. Вряд ли он явился сюда с целью силой овладеть предметом былых воздыханий. «Это связано с Сэмюэлем и Дэвидом», — мелькнула догадка, и на душе похолодело. Стараясь казаться спокойной, Оливия взяла сына на руки и стала убаюкивать, пока он не перестал плакать, потом собралась с духом и спросила:

— Чего вы хотите, Дарси?

Он стянул изящные перчатки и принялся внимательно изучать ногти. Выдержав паузу, пояснил:

— Все чрезвычайно просто, моя дорогая. Тебе придется написать письмо под мою диктовку. Адресуешь его своему бывшему возлюбленному.

— Вы хотите убить Сэмюэля. — Оливия больше не сомневалась в этом.

— О нет, я не стану его убивать. Это сделают за меня англичане. Видишь ли, дорогая, за его голову властями Испанской Флориды назначено большое вознаграждение, и, кроме того, им весьма интересуются в связи с его темными делишками на канадской границе. Наш общий знакомый известен властям под разными именами: сэр Роджер Гордон, дон Эмилио Веласкес и так далее — словом, презренный солдат без военного мундира, шпион.

«Боже мой! Он прав! Все эти годы Сэмюэль носил гражданское, хотя служил в армии. А по законам любого государства…»

— Насколько я знаю англичан, — продолжал Дарси, словно подслушав мысли Оливии, — они обязательно отдадут его под суд военного трибунала. Англичане — большие законники и всегда действуют строго по уставу. Но потом его все равно повесят. В полном соответствии с духом и буквой закона.

— Сэмюэль абсолютно безразличен ко мне. Он никогда не откликнется на мою просьбу, как бы я его ни нашла.

— Ошибаешься, милочка. Если попросишь, он всенепременно тебя послушается.

— Ничего я не буду писать, — отрезала Оливия. Она хотела выиграть время, найти какое-то оружие, но с Дэвидом на руках чувствовала свою полную беспомощность.

Дарси выхватил из кармана жилета небольшой пистолет с такой легкостью, будто достал табакерку:

— Нет, милочка, снова ошибаешься. Обязательно напишешь… Если, конечно, тебе дорог твой сын.

— Вы с ума сошли! — Оливия положила Дэвида в постель, где он снова зашелся плачем, и загородила сына собой.

— Вполне возможно, — холодно ответил Дарси. — А теперь садись за вон тот прелестный секретер и начинай сочинять, а я обещаю помочь.

Ранним утром 8 января Сэмюэль сопровождал Джексона в инспекционной поездке по оборонительным рубежам. Они задержались на тринадцатой батарее, где невозмутимый Доменик отдавал последние распоряжения своим подчиненным. Сквозь дымку густого тумана, застилавшего окрестности, мигали огни костров. Почуяв аромат свежего кофе, генерал проворчал:

— Ваш кофе пахнет получше того мутного варева, которым меня потчуют в штабе. Небось контрабандный?

— Охотно допускаю, — пожал в ответ плечами Доменик, протягивая дымящуюся кружку генералу.

Генерал допил до дна, крякнул и не удержался от похвалы:

— Если бы мне приказали взять штурмом врата ада, я бы не сомневался в успехе, если бы вы, сэр, были под моей командой.

— Жан командует по соседству артиллеристами с борта корабля «Каролина». Совместными усилиями два брата вывели из строя добрую половину английских пушек, — вставил Сэмюэль.

— Так держать, полковник, и только так, пока мы их в землю не зароем, — жестко сказал Джексон. — Я должен выразить благодарность вашим друзьям. Они не только поставили нам орудийные боеприпасы, что позволило разнести англичан в пух и прах, но и передали ружья отрядам милиции из Кентукки и Теннесси, а там нашлись ребята, которые умеют стрелять метко. — Генерал довольно хмыкнул. — А вы знаете, что эти подонки в красных мундирах прозвали моих ополченцев грязнорубашечниками?

— А как же, слышал, — кивнул в ответ Шелби. — Зато, генерал, эти оборванцы с дальних окраин нашей страны внесли больше нового в военную тактику, чем сам Наполеон. Наши солдаты стреляют из укрытия, целятся первым делом в офицера и всегда попадают точно в цель.

— Да, полковник, играем по новым правилам, — усмехнулся Джексон. — Более того, навязываем противнику свои правила игры.

Они продолжали осмотр позиций, когда их догнал запыхавшийся посыльный и, отдав честь, вручил Сэмюэлю запечатанный конверт со словами: «Для полковника Шелби, сэр». Не успел еще Сэмюэль вскрыть конверт, как юноша, одетый в рваные брюки и домотканую рубаху, исчез в тумане. Шелби сощурился, пытаясь прочитать письмо при свете костра.

— Подойдите ближе к огню, ведь вам не видно, — нетерпеливо приказал Джексон. Оба чувствовали, что неожиданное появление странного посыльного добра не сулит. Заметив, как напрягся полковник, читая послание, генерал спросил: — У вас такой вид, будто увидели привидение. Что случилось?

— Боюсь, англичане захватили в плен в Новом Версале… женщину, которая мне очень дорога, и мальчика, о существовании которого я не подозревал.

— Новый Версаль — по-моему, это вне пределов досягаемости наших орудий. — Генерал внимательно посмотрел на Шелби. Тот стоял с окаменевшим лицом и широко раскрытыми от ужаса глазами. — Этот мальчик… он ваш сын?

— Да, сэр, по-видимому, так. Мне говорили, что Оливия родила вскоре после того, как вышла замуж за испанца. Черт! Мог бы раньше догадаться. И следовало лучше позаботиться о ее безопасности в этом загородном доме. А я послал туда всего двоих охранников из отряда Жана Лафита. Значит, они не справились со своей задачей.

— Откуда у вас такая уверенность? Англичане вряд ли позволили бы этой женщине предупреждать вас об их присутствии. Скорее всего ловушка.

— Да, ловушка, — мрачно согласился Шелби. — Но Оливия не просто просит о помощи, а тайно дает понять, что меня подстерегает смертельная угроза. — Он перечитал письмо, в котором говорилось:

«Дорогой Сэмюэль!

Пожалуйста, прости за столь не ко времени отрывающее тебя от дел письмо. Я понимаю, что обстановка на фронте очень серьезная, но нам нужно немедленно повидаться. Я осталась одна в Новом Версале, и в любой момент сюда могут нагрянуть англичане.

Ради себя я бы не стала просить, прошу ради нашего сына Дэвида. Возможно, я тебе безразлична, но уверена, что ты позаботишься о своем ребенке. Вспомни, как мы глупо расстались в Сент-Луисе, тогда ты откликнулся на мое письмо. Надеюсь, откликнешься и на это. Молю тебя.

Оливия».

«Тогда ты откликнулся на мое письмо» — это была ключевая фраза. Оливия тогда не писала письма, а его подделал Вескотт. Да и расстались они в Сент-Луисе не по своей воле. Итак, кто-то, вероятнее всего, англичане, держит Оливию в заложницах. «А что касается сына… — дальше Шелби отказывался думать. — Неужели это возможно?» Видимо, после его отъезда она убедилась, что забеременела, и предпочла выйти замуж за первого попавшегося простака-дворянина, а не рожать незаконного ребенка и ждать, пока возлюбленный добивается развода за тысячи миль от нее.

«Я должен немедленно узнать правду», — решил Шелби.

— Вы позволите отлучиться по личным делам в Новый Версаль, генерал?

— Как будто кто-то может вас сейчас остановить, — хмыкнул в ответ Джексон. — Отравляйтесь, но будьте осторожны. Мне бы не хотелось, чтобы вас пристрелили, полковник.

Шелби придержал коня и спешился, как только доехал до границы плантации. Не было смысла рисковать и нарываться на пулю. «Если там действительно англичане и они заманивают меня с помощью Оливии, значит, я им нужен до зарезу», — размышлял полковник, припомнив, как одурачил испанца — губернатора Пенсаколы и обвел вокруг пальца офицеров генерального штаба Великобритании, а потом сбежал из тюрьмы, несмотря на сильную охрану. Последняя награда за голову Испанского Янки составляла десять тысяч долларов — вдвое больше, чем обещал Лафит за Клейборна. Ради такой суммы и англичане пойдут на что угодно.

Присланных Лафитом охранять дом людей Шелби обнаружил в русле пересохшего ручья в нескольких сотнях ярдов от особняка. У обоих было перерезано горло от уха до уха. Судя по тому, как запеклась кровь, это произошло несколько часов назад. Предстояло действовать в одиночку.

Оливия между тем готовила завтрак на кухне, отказавшись от услуг старой поварихи Анджелины под предлогом, что чернокожая рабыня слишком перепугана присутствием в доме английских солдат. На самом деле Оливия хотела остаться на кухне в расчете утаить нож, когда будет резать хлеб и жарить бекон, но пока такой возможности не представилось.

В конце коридора в кабинете дяди Шарля на письменном столе лежал ящичек из тикового дерева, а в нем пара заряженных дуэльных пистолетов. Кроме того, под кроватью в спальне Оливии был спрятан старый верный карабин, подарок Микайи. Если удастся пустить в ход нож в кухне, можно добежать до кабинета или спальни и раздобыть огнестрельное оружие, но Дарси зорко следил за каждым ее движением, и рисковать не имело смысла. К счастью, Оливии удалось убедить бывшего секретаря губернатора оставить Дэвида в постели. Дарси согласился, но сына караулил английский солдат, а его товарищ охранял парадную дверь.

— Вы так и не объяснили, почему ненавидите Сэмюэля, — сказала Оливия, переворачивая вилкой золотистые кусочки бекона, шипевшие на железной сковородке. Ей хотелось занять Дарси разговором, отвлечь его внимание.

— Все в свое время. Как только полковник прибудет, все станет ясно.

Снизу послышались звуки борьбы, и Дарси крикнул солдату в спальне Дэвида, чтобы был настороже. Оливия воспользовалась моментом и сунула в карман халата тонкий и очень острый нож. В следующую секунду Дарси метнул взгляд в ее сторону, коротко скомандовал: «Иди-ка сюда, милочка!», грубо схватил за руку и потянул к себе. Полы халата распахнулись, обнажив прекрасную грудь. Однако Дарси не обратил на это никакого внимания и потащил Оливию в переднюю.

— Шелби! Не пытайся укрыться, иначе мой человек пристрелит твоего ублюдка! — прокричал Дарси.

Замешкавшийся на крыльце Сэмюэль бормотал проклятия. Ему не повезло с часовым. Он подкрался сзади и уже готов был перерезать солдату горло, но тот почувствовал угрозу и оказал сопротивление. Схватка продолжалась буквально пару секунд, но наделала шума, и проникнуть в дом незамеченным не удалось.

Шелби не поверил своим глазам, когда, ступив за порог, увидел худощавого светловолосого мужчину, державшего пистолет у груди Оливии.

— Ричард Буллок!