Голливуд истекает кровью

Глава 22

Пэрис

Осознание того, что эпизод происходил, никогда не останавливало его развитие и эмоции от него. Это просто было. Я давно смирилась с тем, что нужно просто плыть по течению.

Мне было хорошо. Я чувствовала себя хорошо. Нет, я чувствовала себя чертовски хорошо. Лучше всего в мире. Хорошо? Хорошо. Я кивнула самой себе.

Я могла бы написать книгу! Я провела рукой по своим растрепанным волосам, которые струились по спине, когда я встала и прошлась взад-вперед. Причесывалась ли я сегодня? Если бы это была автобиография, она была бы довольно удручающей. Это заставило бы людей жалеть меня до предела и выплакать глаза. Думаю, я была просто грустным человеком. Нет! Потому что, если бы я была такой, мне пришлось бы рассказать гораздо больше, чем я хотела. Сломленность, которую я скрывала, чтобы защитить себя. Ладно, значит, никакой автобиографии. Художественная литература? Я покачала головой из стороны в сторону, размышляя. Это было выполнимо.

Чиро, главный охранник, который был со мной много лет — один из охранников, который накачал меня наркотиками, — стоял рядом. Однако я вернула им все обратно. Хa! Я хмуро посмотрела в его сторону и встала перед ним. Его лицо даже не дрогнуло, он просто пассивно наблюдал и ждал.

— Мне нужен телефон.

— Ты не получишь телефон. Рейн ясно дал это понять. Несколько раз.

О, он называл его Рейн. Не босс. Были ли они лучшими друзьями?

— Ты делаешь все, что говорит твой босс? — я усмехнулась, затем улыбнулась не так невинно, пытаясь подкопаться к нему.

— Если я хочу сохранить рассудок. Я к нему привязан.

Я расхохоталась, согнувшись пополам, держась за живот, и снова посмотрела на его все еще бесстрастное лицо, когда раздались новые взрывы смеха. Самым забавным было то, что он был предельно серьезен.

— У тебя есть ручки и бумага? — спросила я, на моем лице появилась улыбка, мне нужно было изложить свои мысли на бумаге.

— Да, — ответил он, прищурившись.

— Круто. Тогда лучше всего забрать их. Мне нужно работать, — я развела руками с широченной улыбкой на лице.

Маниакальные эпизоды были полезны для творчества. Идеи, сформулированные планы, которые сплелись воедино в моей голове. Страницы за страницами записаны идеи на будущее, бизнес-идеи, которые могли бы воплотиться в жизнь. Я давно научилась никогда не действовать в соответствии с ними в разгар событий. И все же я всегда записывала идеи для того, чтобы быть более стабильной.

— Он напуган, — сказал Дарио, подходя и становясь рядом со мной, когда я со свистом опустила ногу в воду бассейна.

То, что он подошел ко мне прямо сейчас, было как гром среди ясного неба, мы ведь вообще не разговаривали.

— Что? — спросила я озадаченно.

— Ты олицетворяешь все, что он потерял. Единственный человек, который безоговорочно любил его, покончил с собой, потому что не смог справиться с этой жизнью, и с его отцом.

Я несколько раз моргнула.

— К тому же, твое биполярное расстройство для него как спусковой крючок, поскольку самоубийство его уже коснулось.

Я не могла лгать и прямо отрицать это. Большую часть дней я боролась с мыслями о том, чтобы покончить с собой — стало нормальным, когда они таились в глубине моего сознания. Но я всегда преодолевала это, потому что была обязана самой себе быть сильнее своего разума и его эпизодов.

— Его мама покончила с собой? — спросила я, желая убедиться, что не ослышалась.

Он резко кивнул.

— Наркотики. Рейн был подростком; он был тем, кто нашел ее. Нашли ее с пеной у рта и остекленевшим выражением лица, подтверждающим, что она мертва. Ее собственный сын нашел ее, — его лицо исказилось от отвращения. — Это зло для любого родителя. Зная, что существует высокая вероятность того, что ваш ребенок найдет вас, и не беспокоясь по этому поводу, потому что вас не будет рядом, чтобы расхлебывать последствия. Рейн любил свою маму, но Стелла была эгоистичной стервой, которая так поступила со своим единственным ребенком.

Я не могла себе представить…

Это было ужасно. По крайней мере, у меня никогда не было родителей, к которым я могла бы привязаться. Я думала, что это было бы еще хуже, особенно если бы я любила их всем сердцем и заботилась о них. На что, должно быть, было похоже это предательство?

Так вот почему он был таким? Мои брови нахмурились. Могло ли одно важное событие так сильно повлиять на него? Его отношение, то, как он контролировал людей и как он реагировал, было ли это из-за этого? Или это была совокупность событий, объединенных в одно? События неизвестны. Но ты не стал бы таким закаленным человеком, как Рейн, если бы тебе не преподали холодных и суровых жизненных уроков.

Были ли моменты, когда он чувствовал себя беспомощным? Подавленным?

Эта жажда узнать его на клеточном уровне забралась мне под кожу, требуя, чтобы я копнула глубже.

— То, что она сделала, ужасно. Как она могла… — я покачала головой.

Как вы, как родитель, могли сознательно покончить с собой, не заботясь о том, нашел бы вас ваш ребенок? Они никогда не смогли бы смириться с этим образом. Они бы сохранили его в своей памяти на долгие годы.

Окончание собственной жизни было личным выбором человека, как бы сильно кто-то его ни ненавидел. Это был не его выбор. Я чувствовала себя так, словно стояла между Рейном и его мамой, зная, что она, возможно, чувствовала, но также зная, какую душевную боль это оставило позади.

— Есть проблески его измененной версии, которую я не видел с тех пор, как мы были детьми. Я думаю, ты предлагаешь ему что-то, чего он еще не совсем осознал, — признался Дарио, и мое сердце громко застучало в груди.

Неловкая улыбка украсила мои губы.

— Это красивые слова.

— Не просто слова, Пэрис, — его серьезное выражение лица пронзило меня. — Его будет нелегко полюбить. Это мужчина, который предпочитает верность эмоциям, потому что независимо от того, что ты чувствуешь к нему, если ты верен, он всегда прикроет спину. Любой может полюбить и изменить эту верность. Он никого не подпускает достаточно близко к любви. Как будто он давным-давно закрылся от себя, отбросил даже мысль о том, чтобы когда-нибудь достичь этого в течение своей жизни.

Я поняла это больше, чем можно выразить словами. Действия человека, которому причинили боль, который хотел, чтобы кто-то был рядом, но отказался склонится, чтобы подпустить этого человека достаточно близко, чтобы не причинили боль. Но ты подпустила Рейна близко…

Комок застрял у меня в горле. Хотя мне казалось, что я свернула горы, он не ответил взаимностью. Ну что ж.

— Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать. Я понимаю, о чем ты говоришь. Но я не та женщина, которая ему нужна.

Рейну нужен был кто-то более послушный, более внимательный, кто выслушал бы его и кивнул головой в знак согласия. Я не была той женщиной, у меня было свое собственное мнение, потребности и пристрастия.

И тот факт, что он похитил меня, держал в плену и до сих пор не удосужился сказать почему. И все это время наслаждался мной…

Хотя, не буду врать. Мне тоже очень понравилась каждая его часть. Я облизала нижнюю губу, отвлекая свое внимание, чтобы не показывать Дарио свои очевидные мысли на лице. Это было бы неловко.

— Так и есть. Вот увидишь, — он провел рукой по волосам, оставляя меня с этим заявлением.

Как будто он мог видеть будущее и знал, как все будет происходить, но я не верила в экстрасенсов. Особенно тех, кто на сто процентов принадлежал команде Рейна и был бы на его стороне, как бы это ни повлияло на меня. Я бы отнеслась к комментариям Дарио со щепоткой соли.

Я бы никогда не бросила в лицо Рейну то, что сделала его мама. Независимо от того, как сильно этот человек царапал мою кожу, я не была настолько подлой.

В каком положении была Стелла, если захотела свести счеты с жизнью? Каков был ее мыслительный процесс? Назовите это нездоровым любопытством, но я хотела знать ее последние мысли. Особенно оставив после себя мужа и сына, хотя, судя по всему, муж был жестоким манипулятором.

Стал ли мир легче? Смогла ли она ощутить вкус свободы? Или она просто почувствовала явное облегчение?