Голос сердца

— Куртки, кепки, зонты, пончо, футболки, сумки — они предусмотрели все. И «Чудо–хлеб» в таких количествах, что можно накормить армию.

Лили поежилась.

— Не напоминай мне об этом!

— Да ладно, большинство из нас выросли на этом. Помнишь рекламу «станешь в восемь раз сильней»?

Знал бы Шон, как хорошо она помнила эту рекламу! Помнила потому, что в детстве телевизор составлял смысл ее жизни. Благодаря ему Лили ненадолго забывала о семейных проблемах, не видела осуждающего взгляда матери. Это было ее сверкающее, искусственное окно в вымышленный мир Бредисов, Уолтонсов, Джефферсонов. Даже словесные баталии в семье Банкеров казались милыми и естественными. Двадцать пять минут препирательства — и любая проблема была решена.

— По–моему, я не ела белой муки и рафинированного сахара с тех пор, как выехала из общежития своего колледжа, — проговорила Лили.

— Может, этим летом ты наплюешь на эти предосторожности? Может, в этом путешествии ты будешь счастливее, чем была бы в Италии?

Шон ласково подшучивал над ней, и Лили радовало, что темнота скрывает ее смущение.

— Ты покраснела, да?

— Извини?

Он взял у Лили куртку, накинул ей на плечи и обнял ее. Его объятие было невероятно нежным, сквозь шелковистую ткань она ощущала тепло его рук.

— Я знаю, что ты покраснела, — тихо сказал он.

— Откуда тебе знать?

— Я чувствую это.

Лили изо всех сил старалась устоять.

— Мы не должны делать этого. Мы не можем вот так, неожиданно…

— Ничего неожиданного. Все давно к этому шло. — Шон повернул Лили лицом к себе. — Скажи, что это не так.

— Ты спятил.

— Да. — Шон слегка склонил голову вбок. — Это так. — Как будто случайно, его губы коснулись ее губ.

И тут Лили поняла, что больше не может сдерживаться, притянула Шона к себе, обняла за шею и всем телом прижалась к нему. Как восхитительно ощущать его губы, крепкое и надежное тело! Глубокий поцелуй заставил ее забыть все доводы рассудка. Чувство одиночества исчезло. Лили тянулась к нему, поднявшись на цыпочки; ее ноги дрожали. Руки Шона скользнули к бедрам Лили, он прижимал ее к себе все теснее. Она не думала ни о чем. Не могла думать. Теплые, податливые губы Шона заставили ее забыть обо всем. Это было так странно, чудесно и невозможно, что Лили воспарила так высоко, как никогда раньше.

Поцелуй закончился, и Лили вернулась на землю. Голова у нее кружилась. В ночном небе звезды вертелись, как стекляшки в калейдоскопе.

— Черт побери! — Лили задохнулась от волнения, словно школьница.

— «Черт побери» — это точно. — Шон не был взволнован, не задыхался, однако снова потянулся к ней. — Вот уж, мисс Лили, чего я никак не ожидал.

— Не ожидал чего?

— Того, что ты способна на такой поцелуй.

Она отпрянула от него.

— Не знаю, о чем я думала.

— Зато я совершенно точно знаю, о чем думал я.

Господи, этот голос! Даже в темноте, когда Шон был всего лишь тенью, его голос отдавался в ней, как звук струны совершенного инструмента, а его нежные, призывные вибрации достигали самых потаенных уголков ее души.

Лили сделала еще шаг назад.

— Это совсем не похоже на меня. Я не знаю, почему… наверное, это все луна. Я слышала, что в условиях дикой природы она оказывает на людей примерно такое действие.

— Лили.

— Что?

— Здесь вовсе не дикая природа. Это кемпинг. — Шон приблизился к ней; она снова отступила.

— Для меня это дикая природа, — сказала Лили. — Путешествуя, я останавливаюсь в отелях с бассейнами и прачечными.

— Ах да, путешествуешь первым классом. Но, Лили…

— Что? — Она стиснула кулаки, чтобы снова не обнять его.

— Мне нужно сказать тебе кое–что.

— Что? — Покачнувшись, Лили подавила стон и отклонилась от Шона. Ей было необходимо выйти из поля его притяжения. Он, как магнит, неудержимо притягивал ее, и Лили чувствовала себя кусочком металла.

— Если ты будешь и дальше двигаться в этом направлении, то рухнешь вниз с обрыва.

— Что? Я не…

Лили услышала свист воздуха в ушах, когда Шон выбросил вперед руки, схватил ее и быстро прижал к себе. Она снова была в его объятиях, опять прижималась к его гибкому, крепкому телу. Осторожно повернув ее, Шон направил луч фонарика на землю. В его свете Лили увидела край скалы.

— Поняла, что я имел в виду? — спросил он. — Можешь считать меня самонадеянным, но я не думаю, что ты хотела избавиться от меня.

Лили надела куртку.

— Я веду себя как сумасшедшая.

Шон усмехнулся.

— Да? Возможно, мы оба спятили. Но ты мне нравишься такой. Хочешь побыть со мной?

— В последний раз я слышала, как ты произносил эти слова на свадьбе Кристел. Тогда ты был полным придурком.

— А ты сказала «да»?

— Ты не мне это сказал.

— Да что ты? Тогда я правда был придурком. Я говорю это сейчас. Давай, Лили. Это всего лишь поцелуй.

— Отлично. Всего лишь поцелуй. Я все поняла. — Слезы навернулись у нее на глаза. Как унизительно! Боже! Что если Шон почувствует, что она плачет? Ведь он почувствовал, когда она покраснела. Повернувшись, Лили пошла прочь от обрыва.

— Ну а теперь что? — спросил он, последовав за ней.

— Для тебя это был всего лишь поцелуй! — взорвалась Лили. — А для меня… — Она остановилась, пытаясь справиться с собой.

— Что, Лили? Я же не ясновидящий. Скажи мне.

— Ну ладно, скажу. То, что для тебя поцелуи — дело обычное, не значит, что и для меня — тоже.

— Тогда тебе повезло. Я знаю, что с этим сделать.

— Мы уже все сделали, и сейчас ничего не вернешь, но нам не следует делать этого снова.

— Не понимаю, Лили. Я совсем не понимаю тебя.

— Мне просто хотелось узнать, что это такое — целовать кого–то вроде тебя. Вот и все.

— «Кого–то вроде меня», — повторил он. — Тебе придется объяснить…

Она остановилась и повернулась к нему. Луна взошла выше, и ее свет заливал зияющую пропасть ущелья. «Ну ладно, — подумала Лили. — Может, честность — это то, что мне сейчас нужно. Чтобы отпугнуть его навсегда».

— Кого–то, кто так красив, что кажется мне почти нереальным, — тихо призналась она. — Кого–то, кто снимался для рекламы виски в Тайване.

— В Японии, — уточнил Шон. — Я снимался для рекламы в Японии.

— Неважно, ты понимаешь, о чем я говорю. Такие мужчины, как ты никогда не обращают на меня внимания, поэтому во мне заговорило любопытство.

— А какие мужчины обращают на тебя внимание?

Такие, от которых я могу уйти, когда захочу. Лили откашлялась.

— Последний парень, с которым я встречалась, был учителем физкультуры.

— Я тоже спортсмен. — Шон явно был сбит с толку.

Разница между учителем физкультуры и Шоном Магуайером была такая же, как между светлячком и фонарем на маяке.

— А тот, с кем я встречалась до него, собирал модели паровозов. Это было его хобби. Ты же понимаешь. Они все… обыкновенные. Как я.

Снова этот ласковый смех.

— Ты — обыкновенная? Дай мне передохнуть!

— Я хочу сказать, что ты — не мой тип.

— Потому что твой тип — обыкновенные парни, которые преподают физкультуру и собирают паровозы?

— Совершенно верно.

— Я знаю почему.

— О, мне не нужен сеанс психоанализа.

— Проведя столько времени с доктором Саш, я сам могу работать психологом. Дело в том, что эти парни не представляют для тебя опасности. В меня же ты можешь влюбиться, поэтому так и сопротивляешься.

Теперь рассмеялась Лили.

— Если твои результаты на турнире приблизятся по высоте к твоей самооценке, тебе не о чем беспокоиться. — Она направилась к стоянке автофургонов. В некоторых еще горел свет, кое–где в темноте виднелись костры, разложенные возле палаток.

— Ты уходишь от меня?

— Это зависит…

— Отчего?

— От того, пойдешь ты за мной или нет. — Лили не оглянулась, понимая, что ей необходимо справиться с собой. Наверняка Шон не привык к тому, чтобы женщины уходили от него. Что ж, а она не привыкла к тому, чтобы мужчины говорили с ней о любви, поэтому сейчас они на равных.

Глава 39

— Шестьдесят семь бутылок пива у стены, — пели дуэтом Чарли и Эшли. Они проехали мимо затененной зоны для отдыха и снова очутились на залитом солнцем шоссе.

Лили подумала, что шестьдесят семь бутылок пива скоро понадобятся ей самой. Во время сегодняшних занятий Чарли постоянно вертелась, и Лили теряла терпение.

Внезапно Чарли перестала петь.

Только Эшли продолжала:

— Шесесяй–сей бутыло–ива у сены…

— Дядя Шон, стой! — крикнула Чарли. — Пожалуйста, остановись!

Лили обернулась, встревоженная паническими нотками в ее голосе.

Шон моментально свернул на обочину.

— В чем дело?

— Мы должны вернуться к этой зоне для отдыха. Мы должны сделать это немедленно! — Она была почти в истерике.

— Но детка, ведь в фургоне есть туалет.

— Пожалуйста, вернись назад, — умоляла она. — Пожалуйста! Я там увидела кое–что.

Лили заметила скептицизм Шона. Интуиция подсказывала ей, что им следует прислушаться к желанию Чарли, а интуиция у нее в последнее время обострилась. Когда Лили сообщила сестре, зачем ей понадобился «виннебаго», Вайолет сказала: «Помни, когда становишься родителем, оказывается, что ты знаешь гораздо больше, чем думала».

Повернувшись к Шону, Лили указала назад.

— Мы сегодня никуда не спешим, — сказала она. — Можем остановиться на пару минут.

Она надеялась, что это не еще одно мертвое животное. Зверьки, погибшие под колесами автомобилей, часто встречались им по пути, и, увидев их, Чарли всегда начинала плакать. Вслед за ней ударялась в рев Эшли, и после этого дорога казалась страшно долгой и утомительной.

Поскольку на дороге никого не было, Шон развернулся через оба ряда и заехал на заросшую сорняками обочину. Когда они вернулись к зоне для отдыха, Чарли бросилась к двери. Лили и Шон закричали на нее, но она распахнула дверь в тот самый момент, когда фургон остановился.

Камерон выскочил сразу за сестрой, такой же встревоженный, как и взрослые. Шон подхватил малышку и вышел с ней на улицу, где увидел, как Чарли стоит посреди заросшего травой участка для пикников и в восторге тычет пальцем в написанное от руки объявление, свисающее с края стола.

— Видите? — твердила она. — Видите? Я знала, что все поняла правильно. Тут написано: «Отдадим в хорошие руки»; значит, мы должны его взять.

— Кого взять? — спросил Камерон.

— Для ребенка, не умеющего читать, Чарли разобралась чертовски быстро, — пробормотал Шон.

Возле стола для пикников стояла алюминиевая миска с грязной водой и упаковка сухого собачьего корма; половина высыпалась на землю, и теперь по ней ползали красные муравьи.

— Наверное, его уже забрали. — Лили с облегчением отметила, что никаких признаков жизни поблизости нет. Только животных им и не хватало!

— Здесь кто–то есть, я видела, когда мы проезжали мимо, — настаивала Чарли, обходя стоянку. — Эй! — позвала она. — Есть тут кто–нибудь?

Мальчишка–подросток, долговязый и угрюмый, появился возле границы стоянки, вскарабкавшись по крутому берегу ручья. Через секунду к нему присоединился такой же долговязый младший брат, видимо, погодок. Наконец, в траве мелькнула черно–белая молния — собака, тоже поднявшаяся по откосу.

— Видите! — закричала Чарли. — Видите! Привет, песик, — позвала она, хлопая в ладоши и причмокивая. — Иди ко мне, песик!

Пес стрелой носился туда–сюда — настоящий сгусток энергии. Увидев его, Эшли заулыбалась и радостно залепетала. Камерон отошел на шаг, хотя Лили видела, что и он заинтригован.

— Вы хотите отдать его? — спросила Чарли. Ее широко распахнутые глаза сияли.

— Приходится, — сказал старший. — У нашей собаки родились щенки, но папа сказал, что мы не можем их оставить.

Лили откашлялась.

— Чарли, нам нужно ехать.

— Подожди, — прошептал Шон, положив руку ей на плечо и улыбаясь так, что Лили вспомнила прошлый вечер и их поцелуи. Как она ни старалась, ей не удавалось забыть об этом.

— Он добрый? — спросила Чарли. — Можно мне погладить его?

— Ее, — поправил младший. — Ей шесть месяцев, и она очень умная. Сама просится гулять и спокойно сидит в загородке, когда надо. Но папа потребовал, чтобы сегодня вечером ее у нас дома не было.

Его брат свистнул и хлопнул себя по ляжке.

— Ко мне, Крошка!

Щенок остановился, приподняв шелковистые уши. Потом повернулся, и, припадая к земле и размахивая хвостом, подбежал к братьям.

— Погладь ее, если хочешь, — предложил младший брат. — Мы назвали ее Крошкой, потому что она самая маленькая из всех щенков. Она последняя у нас осталась.

— Крошка, — зачарованно повторила Чарли.

— Боже, сделай же что–нибудь! — сказала Лили Шону. — Собака может быть опасной.

— Хорошая собачка, хорошая Крошка, — приговаривала Чарли таким ласковым и мелодичным голосом, словно пела песню. Собака перекатилась на спину, выставив живот и подняв вверх лапы. — Смотрите! — Чарли показала, как Крошка лижет ей руку. — Мы с ней уже подружились.

Лили покачала головой.

— Ни за что! Мы не можем оставить собаку. Мы довезем ее до соседнего города и отдадим в приют для животных. Оттуда она попадет в семью, где ее ждут и где о ней позаботятся.

Шон и трое детей молча посмотрели на Лили. То же самое сделали братья.

— Никаких собак, — заявила она. — Вы даже не знаете, что это такое — завести собаку. Особенно подобрать на улице. У нее могут быть глисты.

— Ей дали лекарство от глистов, — сказал старший брат.

Лили скрестила руки на груди.

— Она только разобьет вам сердце, вы это знаете? Собака никогда не переживет своего хозяина.

— О Лили! — воскликнула Чарли, поглаживая шелковистую шерстку собаки.

— Никаких собак, — отрезала Лили, — и это окончательно.

— Постой спокойно, Крошка! — Лили гневно смотрела на нового члена их семейства. Собака присоединилась к ним два дня и пятьсот миль назад. Предложение Лили оставить собаку в приюте в городке Элко, Невада, все четверо восприняли с негодованием.

— Нельзя бросить животное только потому, что оно пришлось тебе не по нраву, — заявил Шон.

— Да, — согласилась Чарли.

Даже Камерон подал голос:

— Верно!

Лили взглянула на Эшли.

— Твоя очередь, — сказала она.

— Да! — ответила малышка.

И теперь, конечно, эта обожаемая всеми дворняжка оказалась на попечении Лили. Шон ушел в душевую кемпинга, а Камерон повел девочек на игровую площадку, предоставив Лили заниматься собакой. Привести в надлежащий вид лохматую Крошку можно было, только засунув ее под душ. На всех душевых кемпинга висели таблички: «Мыть животных запрещено». Оставалось только одно. Лили втиснулась со щенком в крошечную ванную фургона, двадцать пять минут вела с ним ожесточенную борьбу, после чего вода, стекающая с собаки, наконец–то стала чистой. Обе вышли из ванной мокрыми, раздраженными и в дурном настроении. Крошка забрызгала весь фургон, бросаясь то взад, то вперед, отряхиваясь и чихая.

— Постой секунду! — Лили подошла к ней с полотенцем. Такие дизайнерские полотенца из магазина «Нордстрем» Кристел обычно давала гостям. Вряд ли ей понравилось бы, что ее лучшими полотенцами вытирают собаку. Лили обернула Крошку белым пушистым египетским полотенцем и начала яростно вытирать ее. Крошка стояла как вкопанная: больше всего на свете она любила, чтобы ее чесали. Они поняли это еще в первые минуты их знакомства. Ветеринар в Тоуле, штат Айдахо, к которому они отвели собаку, улыбался и почесывал ей живот, одновременно проводя медицинский осмотр.

— Ей меньше года, — заметил он, подтвердив слова мальчишек, — и она совершенно здорова.

Лили изо всех сил вытирала собаку полотенцем. К моменту их остановки в Парк–сити, где проходил следующий в их расписании матч по гольфу, Крошка должна была прибыть совершенно сухой и чистой. Собака находилась в экстазе: она мурлыкала, как кошка, и сладко постанывала.

В фургон вошел Шон; после душа он выглядел посвежевшим и отдохнувшим, и его вид привел Лили в еще большую ярость.

— Ух ты! — воскликнул он. — Тут пахнет мокрой псиной.

Лили бросила на него злобный взгляд.

— С чего бы это?

Шон наклонился и почесал Крошку.

— Ты у нас красавица.

— Сейчас — да, — подтвердила Лили. — Понадобилась всего–то пара водных процедур.

— Похоже, у тебя появилась новая подруга.

Лили присела на корточки.

— Я все еще считаю, что мы сделали ошибку, оставив ее.

— Дети без ума от Крошки, и она от них тоже. Что в этом плохого?

— Быть от кого–то без ума — еще не причина для того, чтобы оставаться вместе. — Лили подняла упавшие очки и надела их. Стекла запотели, однако она упорно смотрела сквозь них.

Шон засмеялся.

— Твоя логика убивает меня наповал. Честное слово.

— Я думаю о детях. Они уже и так пережили огромную потерю. Если что–то случится с собакой…

— Вот что случится с собакой, — с преувеличенным терпением проговорил Шон. — Она проживет с нами столько, сколько ей отведено. Никто не знает, долго ли это продлится. Но мы постараемся, чтобы так было вечно.

— Ничто не длится вечно, — Внезапно лицо Лили приблизилось к лицу Шона.

— Это не значит, что мы не должны пытаться, — Он завершил свою фразу поцелуем.

Лили чуть не растаяла, однако отстранилась от него.

— Не делай этого больше.

Шон рассмеялся и надел на шею Крошки новый ошейник.

— Ну конечно, не буду. Пока.

Глава 40

Лили никогда еще так сильно не нуждалась в лучшей подруге. Лучшей подруге ты звонишь, когда кто–то поцеловал тебя, после чего ты забыла обо всем на свете. Лучшая подруга сразу говорит тебе, что ты влюбилась. И просит тебя не делать глупости и не связываться с тем, от кого можно ожидать только неприятностей.

Кристел умерла, и теперь Лили не с кем было обсудить свои сердечные дела. Вайолет приободрит ее и посоветует смело идти вперед. Эдна, узнав, что вспыхнуло между Лили и Шоном, объяснит это глубокими духовными причинами. Звонить матери было бы абсурдно. Лили решила разобраться в своих чувствах сама.

Одно она знала наверняка: ее одолела бессонница. По ночам Лили лежала без сна, сосредоточенно думая о Шоне Магуайере. Она перепробовала все: прислушивалась к дыханию девочек, читала при свете фонарика, вспоминала места, через которые они проезжали днем. Если Лили и удавалось уснуть, то она просыпалась слишком рано, с первыми птицами. И пока пробуждалось ее тело, мозг уже вовсю работал — она снова думала о Шоне Магуайере.

Ощутив запах кофе, Лили поняла, что Шон уже встал. Почему это кофе пахнет так приятно? И зачем он готовит его каждое утро? Чтобы напоминать ей, чего она себя лишает?

Лили притворялась, будто спит, пока не услышала, что Шон вышел. Наверное, отправился выгулять собаку. Лили полежала еще, надеясь снова заснуть. Наконец она сдалась. Ее подняли с кровати бесконечные, неотвязные мысли и манящий запах кофе. Лили проскользнула мимо Чарли и Эшли, спавших рядышком под легким одеялом. Войдя в ванную, она скорчила гримасу своему отражению в зеркале: серая пижама, заспанное лицо, взлохмаченные волосы.

— Даже во сне ты выглядишь скучной, — прошептала она, потянувшись за зубной щеткой.

Выйдя из ванной, Лили посмотрела на кофеварку: на ней горела красная кнопка. Она выключила ее и заварила себе чашку имбирного чая, мечтая, чтобы это был кофе. Взяв кунжутный батончик, Лили ела его и украдкой поглядывала на коробку с фруктовыми хлопьями. Отделавшись от фантазий, связанных с кофе, фруктовыми хлопьями и Шоном Магуайером, она выпила чай и велела себе собраться.

Надев шорты, футболку с символикой «Чудо–хлеба» и кроссовки, Лили стянула волосы в хвост. Каждое новое место, куда они приезжали, Лили исследовала во время утренних пробежек. Не отличаясь особенной спортивностью, она держала форму, потому что неукоснительно следовала режиму. За последние недели Лили бегала среди кактусов и мескитовых деревьев пустыни Невада, у подножия заснеженных горных пиков Юты и Колорадо, вдоль бескрайних лугов Среднего Запада, заросших деревьями холмов и берегов рек. Она опасалась сожалений о том, что не поехала в Италию, однако это лето стало лучшим в ее жизни.

Возвращаясь в фургон, Лили часто видела, как Шон и дети едят хрустящие хлопья и развлекаются не совсем пристойными выходками: например, издают звук, напоминающий пуканье, под мышками, или рыгают. Кому нужна Италия, когда есть все это?

Сегодня утром, выбравшись из фургона и тихо прикрыв за собой дверь, Лили осознала, что находится в особенном месте. Вокруг стояла тишина, такая же легкая и прозрачная, как утренний туман, приглушавший крики пересмешников и козодоев.

«Вот мы и здесь, — подумала она. — Добрались до места назначения». Это был Пайнхерст, Северная Каролина. Они приехали сюда вчера вечером, и сейчас Лили впервые увидела это место при дневном свете. Здесь расположились известные всему миру поля для гольфа, где проводилось множество региональных и национальных турниров, в том числе Колониальное первенство. Впятером они пересекли всю страну, чтобы Шон принял в нем участие.

В путеводителях Лили, конечно же, прочла все об этой местности. Небольшой городок Пайнхерст окружали сосновые кущи и изумрудные пастбища с белыми изгородями; там паслись лошади. Сквозь сосновые леса пролегали тропинки, протоптанные всадниками. Беленые домики стояли на зеленых подушках газонов; виды кругом были идиллические, словно в кино. В этом месте находились резиденции многих знаменитых семейств: Файерстоунов и Борегардов, Бэнфилдов и Уитни.

Но ни один из путеводителей не рассказывал о том, как великолепно южное утро в тот момент, когда восходит солнце и его лучи пробиваются сквозь длинные иглы сосен. Не рассказывал и о запахе травы, который доносит легкий ветерок. Лили пробегала мимо места под названием «Королевские дубы». Название показалось ей претенциозным, хотя было нечто царственное в широко раскинувших свои ветви дубах, стоявших по обе стороны главной улицы. «Тара, Тара, Тара», — крутилось в голове Лили в такт дыханию, под приглушенный звук шагов по мягкой дороге.

Вскоре она оказалась возле поля для гольфа, где должен был состояться турнир. В этот час на пустой парковке стояли только два грузовика, один раскрашенный под американский флаг, второй — под газон для гольфа. В одном из грузовиков находился огромный генератор, во втором — сложное оборудование, очевидно, для ведения счета. В полной тишине грузовики казались спящими гигантами.

Перейдя на шаг, Лили скользнула между грузовиками. Перед ней был идеально подстриженный газон, окруженный пурпурными азалиями, а за ними — белая изгородь. Знак в виде указательного пальца направлял к тренировочной зоне.

Ступив на дорожку, устланную сосновыми иглами, Лили почувствовала себя так, словно попала в волшебный лес. В тишине она слышала лишь шелест птичьих крыльев над головой и стук собственного сердца. Ни ветерка — только утренний туман холодил ее голые руки и ноги.

До Лили донесся знакомый звук рассекающей воздух клюшки. Шон тренировался или играл каждый день во время их долгого путешествия, и она привыкла к свисту клюшки и звуку отскочившего от нее мяча. Потом наступала долгая тишина, а затем — приглушенный шлепок: это мяч падал на землю далеко впереди.

Удивительно, но теперь Лили узнавала удар Шона по мячу, отличая его от ударов других игроков. Она усвоила звуки и ритм его игры.

В тренировочной зоне Лили предполагала увидеть множество игроков, выстроившихся в ряд и тренирующихся перед турниром. Однако Шон был один. Его фигура тонула в утреннем тумане, пронизанном первыми лучами солнца. Теперь он научился достигать предельной концентрации. Поглощенный игрой, Шон наверняка не заметил ее.

От дыхания собаки, привязанной к скамье неподалеку от Шона, в воздух поднимались маленькие облачка пара. Каждый раз, когда ее хозяин ударял по мячу, ее уши вставали торчком и она дрожала, что–то предвкушая, хотя и сидела на месте. Шон научил Крошку приносить тренировочные мячи, но только по команде. Сосредоточившись, он делал удар за ударом, отправляя мячи далеко за метки. Лили тихо стояла на дорожке, пока Шон не отбил целую корзину мячей. Ее совсем не удивляло, что он пришел на тренировку самым первым. Ради детей, зависящих теперь от него, ему необходимо было выступить отлично. Однако Шона вело не только это желание. Он мечтал о победе сильнее, чем могли представить себе его соперники.

— Доброе утро, — сказала Лили, когда Шон остановился.

Крошка отчаянно завиляла хвостом, наклонив голову и поскуливая: так она приветствовала Лили, хотя та все еще не примирилась с тем, что они оставили собаку. Однако Лили признавала: очень приятно, когда кто–то каждый раз, увидев тебя, выражает счастье.

— Доброе утро, мисс Робинсон. — Шон улыбнулся и стал протирать головку клюшки.

— Разве это не обязанность кэдди? — спросила Лили.

— В последний раз, когда я видел его, он спал, уткнувшись лицом в подушку.

— Я видела его точно в таком же положении.

— Я с ним слишком мягок.

— Возможно.

Шон продолжал полировать клюшку, которую только что использовал, но при этом не сводил глаз с Лили. Ее охватило смущение. Как обычно, она была одета не слишком эффектно. Трикотажные шорты и футболка разительно контрастировали с его свежей рубашкой для гольфа и коричневыми брюками со стрелками.

— Я думала, здесь будет больше игроков. Почему ты пришел так рано?

Шон пожал плечами.

— Мне нужно тренироваться больше, чем другим. Я должен наверстать упущенное.

— По словам Реда, ты превосходишь своим талантом всех, кто когда–либо выходил на поле.

— Талант — это еще не все. Необходимо тренироваться, не рассчитывая на помощь матери–природы. Потому что она не поможет. Игрок, который тренируется по девять часов в день, всегда одолеет соперника с врожденным талантом. Понятно?

— Почему же у меня такое чувство, что это не совсем так?

— Теперь ты говоришь, как мой агент. — Шон показал на скамью, где стояли его уличные туфли, термос и коробка с эклерами. — Я предложил бы тебе кофе, но знаю, что ты откажешься.

— Может, однажды я удивлю тебя. Выпью кофе и наемся эклеров.

Шон ухмыльнулся.

— Любопытно будет посмотреть на это. И еще кое на что.

Лили догадывалась, что разговор устремляется на опасную стезю, но не сменила тему.

— Например?

— Не знаю. На многое. — Шон сел на скамейку и нагнулся, чтобы переобуться. — Как ты напьешься и сбросишь футболку. Я с интересом взглянул бы на это.

— Ты и все семиклассники Америки. Тебе пора повзрослеть, Магуайер.

— Почему?

— Потому что ты уже вырос. И должен вести себя соответственно возрасту.

— Но в душе мне нравится быть семиклассником.

— Конечно, ты же у нас Американский гольфист! — Ред Корлисс шел к ним со стороны парковки. Он протянул Шону газету, явно какой–то таблоид. — Ты на первой странице, друг мой. Привлек их внимание на матче в Парк–сити.

Шон вскочил со скамейки, радостно улыбаясь.

— Ред! Не ожидал увидеть тебя.

Крошка явно боролась с желанием прыгнуть на Реда, чтобы — как показалось Лили — избавить их от него. Едва заметным движением руки Шон утихомирил собаку, чем снова поразил Лили.

Встав и поздоровавшись с Редом, она поняла, какое огромное значение он придает этому турниру. Ред Корлисс, известный агент, не успевал приезжать на все соревнования с участием его клиентов.

— Ред, ты помнишь Лили?

— Конечно. — Они пожали друг другу руки. — Приятно встретить вас при более счастливых обстоятельствах, — любезно обратился он к ней. — Как дети?

— Мы проживаем это лето день за нем, все вместе, — сказал Шон.

При этих словах Лили ощутила солидарность с ним. Между ними возникла особая связь, основанная на преданности детям. «Может, все дело в этом, — думала Лили. — Может, именно в этом причина нашей близости». Если так, то он поступает правильно, избегая его. Влюбиться в мужчину потому, что он воспитывает трех детей, обожаемых ею, — плохая мысль.

— Пойдемте посмотрим, не проснулись ли они, — предложила Лили.

— Это наше последнее приобретение. — Шон взглянул на Реда, пристегивая поводок к новому ошейнику собаки. — Ее зовут Крошка. Чарли заметила эту собаку у обочины дороги, и мы взяли ее.

— Здорово, — отозвался Ред. — Может, мне удастся выбить для нее контракт с фирмой «Пурина».

— Добрая ты душа! — засмеялся Шон.

Вместе они вернулись на парковку, где стоял их фургон. Лили забавлялась, глядя на Реда. Он явно привык к другому стандарту в том, что было связано с путешествиями. Кристел наверняка определила бы фирму его костюма и туфель. Лили знала только, что они очень дорогие.

— Итак, что же пишет спортивная пресса? — спросила она.

Ред протянул ей газету. На первой полосе была фотография Шона: он только что сделал удар и теперь следил глазами за полетом мяча. Лили подумала, что Шон с его классическими чертами лица и голубыми глазами, напряженным и сосредоточенным выражением, очень фотогеничен. Над фотографией был заголовок: «Из плейбоев в отцы семейства».

Шон прочитал его вслух и рассмеялся.

— Что ж, веселись, — сказал Ред. — Пресса обожает тебя. — Он взял газету и помахал ею перед Шоном. — Только помни: сегодня ты в центре внимания, но стоит тебе проиграть один раунд, и завтра…

— Он отлично играл на тренировочных раундах, — заметила Лили. Новичок в мире профессионального гольфа, она инстинктивно понимала, что, сосредоточившись на позитивном, легче достичь хороших результатов. — Они с Камероном работают слаженно, как отлично смазанный механизм.

— Я слышал. Мне хотелось бы, чтобы у тебя был более опытный кэдди, однако то, что ты взял этого мальчика, тоже неплохо. Помогает с пиаром.

— Я взял его не поэтому, а потому, что он мне подходит.

Глава 41

Камерон сидел на водительском месте «виннебаго», делая вид, что едет. Ему предстояло быть кэдди на главном матче лета, и он уже устал бояться: бояться быть кэдди, бояться поцеловать девушку, бояться водить машину. Выпрямив спину, он ощущал пружинистый ход педалей под ногами и большое рулевое колесо у себя в руках. Камерон был дома один. Все отправились на барбекю в честь открытия турнира — на поле для гольфа. Воспользовавшись возможностью ускользнуть, он позвонил Бекки, но не получил ответа. Наверное, она еще на работе.

Трехчасовая разница во времени очень мешала ему. Камерон так скучал о ней, что чувствовал стеснение в груди. С Бекки так здорово было поговорить: забавная, умная, она никогда не беспокоилась о том, что думают о ней люди. Пока они не подружились, Камерон и не знал, как это все облегчает. Несколько старых друзей отвернулись от него после катастрофы, но Бекки сказала, что ему пора перестать думать об этом.

— Доктор Фил всегда говорит, что ты гораздо меньше тревожился бы о том, что думают о тебе люди, если бы знал, как редко это бывает на самом деле.

Камерон мечтал сесть за руль и поехать в Сонору, штат Калифорния, чтобы увидеть ее. Черт, он просто мечтал сесть за руль. Точка.

Он знал, как водить машину. Был одним из лучших по вождению в своей школе. Но проблема не в знаниях.

Проблема в том, что каждый раз, садясь за руль, Камерон испытывал странный, необъяснимый страх.

Однако сейчас он чувствовал себя спокойно, сидя за рулем фургона. Парковка была почти пустой. Большинство профессиональных игроков останавливалось в ближайших загородных отелях с бассейнами и отличным сервисом. Кроме «Эйрстрима», напоминавшего по форме пулю и стоявшего в дальнем конце парковки, у Камерона не было никаких препятствий. Прямо перед ним расстилался длинный, прямой, совершенно пустой участок асфальта.

Через ветровое стекло он видел ручей Доглег и лес, начинавшийся за ним. Но Камерон представил себе шоссе, разворачивающееся под колесами его машины во всем его асфальтированном великолепии; оно вело прямо к горизонту. Он понял, что, хотя долго не практиковался, еще не разучился подражать звуку мотора. Звук получился таким же, как и тогда, когда ему было шесть лет и он был членом счастливой семьи. Камерону показалось, что он уже на полпути до Мемфиса. Выехав из Феникса, он притормозил, издав характерный звук. Это было глупо. Он мог водить машину по–настоящему.

Камерон покопался в карманах шортов в поисках ключей. Он понятия не имел о том, подходит ли для зажигания ключ от двери, как в обычной машине.

Ключ не подошел. Камерон испытал облегчение и разочарование.

Он посмотрел на ключи в своей руке. Они висели на брелке с надписью «Приманка для игрока». Может, один из них и есть тот самый ключ. Может, вот этот, с пометкой «зажигание».

Итак, ему больше нечем оправдывать себя. Перед ним расстилалась пустая парковка — полно свободного места. Он располагал «виннебаго». Время пришло. Когда–нибудь им все равно предстоит вернуться в Комфорт, где их ждут проблемы и осложнения.

Камерона охватила паника. Мальчик сделал глубокий вдох, стараясь не замечать тошноту, подкатившую к горлу, когда он вылез из машины, чтобы вынуть колодки из–под колес фургона. Сделав это, он снова забрался на водительское место.

«Нет», — подумал он.

Пристегнуть ремень. Ключ в зажигание. Передачу в положение «стоянка».

Мотор заработал, его шум отдавался под капотом и в груди у Камерона. Его руки непроизвольно стиснули руль, и он заставил себя расслабить их.

— Потихоньку, — выдохнул он. — Потихоньку.

Шаг за шагом. Камерон отпустил тормоз и поставил передачу в положение «драйв». Это было легко. В уме он проделывал это тысячи раз. И вот, будто рыбка, подхваченная потоком, Камерон тронулся вперед. Он ехал. Медленно, словно пожилая леди, но какое это имело значение. К такому большому фургону нужно привыкнуть.

Камерон чувствовал себя так, будто ему удалось взлететь. Он проехал по парковке, пересекая разметку в форме елочки. Добираясь до угла, Камерон ловко поворачивал. Он быстро почувствовал, когда нужно крутить руль и под каким углом выполнять поворот. Объехав парковку три раза, Камерон был уже так уверен в себе, что включил радио. «Аэросмит», отлично. Еще несколько раз по кругу, и вот он уже опустил стекло и выставил наружу локоть, как опытный водитель.

Наконец Камерон оказался у выезда. Члены семьи наверняка устали после многотрудного дня. Он подумал, что они обрадуются возможности вернуться домой на машине, хотя до гольф–клуба было всего несколько кварталов.

Камерон ехал медленнее положенной скорости по жилым кварталам в направлении «Королевских дубов», но это не имело значения. За ним никого не было.

Свернув на стоянку клуба, он решил держаться у края, где посвободней. Барбекю было в самом разгаре. До него доносился запах жареного мяса, и он слышал музыку в стиле кантри из динамиков.

Грузовик, доставлявший еду, был припаркован у главного здания, и работники в белых куртках ходили взад–вперед по стоянке. Девушка, немного похожая на Бекки, толкала перед собой большущий мусорный ящик на колесах, направляясь к контейнерам для отходов.

Засмотревшись на нее, Камерон на долю секунды выпустил стоянку из поля зрения. Когда он снова посмотрел вперед, второй ящик с мусором появился из–за грузовика с продуктами.

Хотя он ехал со скоростью улитки, столкновение походило на взрыв бомбы. Содержимое контейнера: использованная одноразовая посуда, кукурузные кочерыжки, остатки соуса барбекю, смятые салфетки, недоеденные хот–доги, окурки и кетчуп — все оказалось у него на капоте. Шлепок какого–то соуса — похоже, коул–слоу — размазался по ветровому стеклу.

Каким–то чудом Камерону удалось поставить передачу в положение «стоянка» и заглушить мотор. Он выскочил из кабины и обежал фургон.

— Никто не пострадал? — спрашивал он. Паника вернулась и полностью овладела им.

Белая куртка работника с вышитым на ней именем Рой была залита красным соусом. Рой злобно уставился на Камерона. Работник, весивший добрых сто килограммов, был обрит наголо, а по его брюкам текла горчица.

— Нет, придурок, — ответил Рой, — но тебе придется платить за химчистку.

— Конечно, — сказал Камерон. — Боже, простите меня. Я не заметил вас. Он не знал, куда броситься, что делать. Вокруг начинала собираться толпа. Люди показывали на него пальцами и что–то обсуждали.

Супер!

К толпе подошли репортер и фотограф. Репортер начал задавать вопросы.

— Кто–нибудь ранен? Чей это фургон? — Он повернулся к Рою. — Сэр, вы видели, что произошло?

Рой мотнул головой в сторону Камерона.

— Придурок не смотрел, куда ведет эту чертову штуку.

Объектив камеры и репортер одновременно повернулись к Камерону. Ему не то чтобы захотелось умереть, но, если бы сейчас в него ударила молния, он счел бы это спасением. Однако спасения не было. Камерон понял это, увидев, как сквозь толпу к нему пробирается дядя.

«Ну вот и все», — подумал Камерон. Они с дядей отлично ладили, лучше, чем когда–либо с отцом. Теперь этому пришел конец. Он оказался безнадежным неудачником, именно таким, каким считал его отец, и теперь Шон тоже будет так думать.

— Ни дня без строчки, Донни? — обратился Шон к репортеру.

— Вы знаете этого человека? — не ответив, осведомился Донни.

— Дай–ка мне минутку, — сказал Шон, подходя к Камерону. — Привет.

Ох! Камерон переминался с ноги на ногу, ожидая, когда разразится буря.

— Привет.

— Значит, это ты был за рулем?

Камерон придумывал сотни оправданий, но ему удалось вымолвить только одно:

— Да.

— Не отгонишь ли ее немного назад, чтобы тут можно было убрать?

«Господи, ведь они все будут смотреть на меня!»

— Да, — сказал он, надеясь, что ему это удастся.

Шон бросил взгляд на лобовое стекло, по которому медленно стекал соус. Его лицо окаменело, губы были поджаты, глаза сверкали. Камерон никогда не видел дядю таким разъяренным.

— А ты знаешь, как включать дворники? — спросил Шон. Его голос был таким же напряженным, как и лицо.

— Кажется, да. — Во рту у Камерона пересохло. Потом он заметил, что дядя так напряжен вовсе не от ярости. Его распирал смех. Он умирал со смеху.

Не выдержав, Шон разразился хохотом и с трудом выдавил:

— Тогда перед тем как ехать, включи их.

Лили приятно удивило, что Ред Корлисс взялся уладить эту историю «фургон против мусорного ящика», отправив Камерона на ближайшую мойку. После этого все они собрались у Реда в отеле, поскольку он пригласил их искупаться в бассейне.

Отель «Колниал», большой и элегантный, располагался поблизости от поля для гольфа, и большинство ведущих игроков поселилось именно там. Двое швейцаров в красных шляпах и куртках открыли перед ними двери в фойе из мрамора и латуни. В центре находилась ротонда с витражами на потолке и копией статуи Христа под покрывалом Саммартино. Лили остановилась, рассматривая ее.

Это произведение искусства она надеялась увидеть этим летом в Италии — скульптуру, при виде которой, как говорили, у людей наворачивались слезы на глаза.

Лили чуть не заплакала, даже глядя на копию, установленную на громадном пьедестале из полированного мрамора. Изображение страдающего Христа глубоко тронуло ее душу, и она перевела взгляд на Чарли, Камерона и Шона, желая понять, какое впечатление статуя произвела на них. Камерон засмотрелся на двух длинноволосых девочек–подростков в коротких юбочках и облегающих майках, а Чарли учила Эшли играть в классики на мраморном полу с черно–белым шахматным узором. Шон и Ред, беседуя, ушли вперед. Лили так не хватало Кристел, что у нее перехватило дыхание. Она не знала, правильно ли ведет себя с этой семьей, расколовшейся на части. Иногда ей казалось, что у нее все получается правильно. Камерон наконец–то сел за руль, каковы бы ни были результаты. И все–таки порой Лили чувствовала себя такой же растерянной, как Чарли, когда та впервые проснулась утром и поняла, что мама, которая снилась ей ночью, отныне только так и будет приходить к ней — во сне.

— Лили! — Чарли взяла ее за руку. — Посмотри, какой бассейн!

Бассейн находился за стеклянными дверями, в конце галереи с колоннами. Это был сияющий бирюзовый восьмиугольник с моделью фонтана Треви и большой витой лестницей, ведущей к мелкому его краю. Лили он показался наглядным образцом кричащей роскоши.

Она отвела девочек в женскую раздевалку и помогла им надеть купальники.

— А где твой? — спросила Чарли.

— Я просто посмотрю.

— Посмотришь? — удивилась Чарли. — Да ты видела бассейн? Неужели тебе достаточно просто посмотреть?

— Достаточно, — беззаботно отозвалась Лили. Зачем объяснять ребенку, что она всю жизнь боялась воды? Она научилась плавать только потому, что в колледже ей пришлось пройти курс безопасности на воде. Иначе Лили не получила бы сертификат для работы в летнем лагере.

— Ну давай же, Лили! Если не залезать в воду, это совсем не то, — уговаривала ее Чарли. Они с Эшли выглядели очаровательно в своих желтых купальниках.

— Я не захватила купальник. — В фургоне у Лили был купальник, однако до сих пор ей удавалось не показываться в нем.

— Мы купим тебе купальник, — сказала Чарли заботливо и властно, точно так же, как говорила ее мать. — В фойе есть магазин.

— Магазины в отелях слишком дорогие.

— Дядя Шон завтра выиграет миллион долларов, — заверила ее Чарли. — Он даст тебе деньги на купальник.

— Я ничего не собираюсь брать у вашего дяди. У меня есть свои деньги.

— Тогда потрать их. Заплати и забудь об этом. — Именно так сказала бы и Кристел. Чарли потупила взор. — Пожалуйста, мы очень хотим, чтобы ты искупалась с нами.

— Пожалуйста, — тихо повторила за ней Эшли, как будто поняла смысл разговора.

Лили вздохнула.

— Двое на одного. — Она подняла малышку и понесла к бассейну, где с рук на руки передала ее Шону. У Лили пересохло во рту, и она, онемев, смотрела на раздетого Шона, мускулистого и мокрого после купания. Лили объяснила ему, что забыла купальник и хочет купить другой в бутике при отеле.

— Запиши на мой счет, — сказал Ред в гавайской рубашке и с незажженной сигарой в зубах.

— Ни в коем случае.

— Обещай сделать это, иначе я пойду в магазин вместе с тобой.

— Это заговор! — воскликнула Лили, направляясь к магазину.

Чарли выразила желание пойти вместе с ней и, участвуя в выборе купальника, проявила вкус и чувство цвета, унаследованные от матери. Она сразу отвергла черный и темно–синий закрытые купальники, которые хотела купить Лили.

— Примерь этот. — Чарли протянула в кабинку купальник на вешалке. — И никаких отговорок!

Это было бикини вызывающе ярко–вишневого цвета, однако Лили нехотя признала, что купальник смотрелся очень… сексуально. Опасаясь передумать, она попросила продавщицу срезать этикетки и купила его. Сгорая от смущения, Лили вместе с Чарли вышла к бассейну. Лили надеялась, что ей удастся тихо проскользнуть и сесть где–нибудь на бортике, но Чарли немедленно закричала:

— Дядя Шон, посмотри на Лили! Это я выбрала ей купальник!

Держа Эшли на руках, он обернулся и посмотрел на них. От его взгляда, устремленного на нее, Лили вспыхнула.

— Отличная работа, Чарли, — сказал он. — Прыгай в воду!

Лили подобралась к бортику и села, опустив ноги в воду, на мелком краю бассейна. После жаркого южного дня прохладная вода казалась божьим благословением. Она представила себе, как погружается в нее, как вода закрывает ее лицо и голову, но при этом ей совсем не хотелось залезать в бассейн. Хорошо бы, никто не заметил, что она сидит на бортике, тогда ей не пришлось бы признаваться в своем страхе. Глупо, но привычное ощущение ужаса казалось ей таким реальным.

Пока Ред присматривал за девочками, игравшими на мелководье, Шон под водой переплыл бассейн и вынырнул прямо напротив Лили.

— Ты не залезаешь в воду, — удивился он.

— Я хотела только окунуть ноги.

— А я хочу увидеть тебя мокрой с ног до головы.

— Ты искуситель, тебе это известно?

Широко раскинув руки, Шон лег на спину.

— Я отец семейства, играющий в гольф. Ты что, не читаешь спортивные колонки?

— Тогда и веди себя как отец семейства, а не как искуситель.

— Но, дорогая, когда ты рядом, я не могу совладать с собой.

Глава 42

За это лето Лили стала постоянным читателем спортивных рубрик в газетах. На следующее утро она развернула «Роли Дарем Газетт» и чуть не подавилась чаем, увидев фотографию Шона. Он стоял, положив руку на плечо Камерона, и смеялся, откинув голову. Лицо Камерона выражало облегчение. Заголовок гласил: «Серая лошадка турнира и кэдди–новичок». Репортер Донни Бернс написал язвительную заметку об «инциденте с мусорным ящиком». «Будем надеяться, что столкновение «виннебаго» Шона Магуайера и мусорного ящика на колесах компании «Каролина Кейтеринг» не станет для спортсмена дурным предзнаменованием и не повлияет на состояние юного Камерона Холлоуэя. Несмотря на безупречную генеалогию в гольфе — он сын чемпиона «Пи–Джи–Эй» Дерека Холлоуэя и племянник победителя «Мастере» Шона Магуайера — Камерон Холлоуэй еще ни разу не выступал на турнирах в роли кэдди. Действия Камерона в роли кэдди Магуайера могут определить судьбу этого игрока на предстоящем турнире…»

— Лили, что с тобой? — спросила Чарли, потянувшись за своими хлопьями.

Лили хотела свернуть газету, но остановила себя. Зачем скрывать статью от девочки? Она показала фотографию Чарли.

— Здесь напечатана немного неприятная статья о твоем брате и Шоне.

Чарли начала изучать газету, а Лили дала Эшли еще один банан. Сегодня они завтракали втроем. Шон и Камерон ушли еще на рассвете, чтобы размяться перед первым раундом турнира.

— Дядя Шон хорошо получился на фотографии, — заметила Чарли.

«Как будто он мог получиться плохо», — подумала Лили.

— Кстати, здесь неправильно написано, — заметила Чарли. — Камерон уже был кэдди на одном турнире.

— Что? — удивилась Лили.

— Газета ошибается. Один раз он был кэдди у нашего папы…

— Шарлей Луиза Холлоуэй! — Лили улыбалась. — Ты только что самостоятельно прочла целую статью.

Затолкав в рот хлопья и как следует прожевав их, Чарли проговорила:

— Нам пора идти. Скоро старт.

Лили стянула волосы в конский хвост и надела козырек от солнца с символикой их спонсора, взяла сумку и бутылку для воды — все белое в разноцветный горошек.

Кристел пришла бы в негодование, увидев эти вещи. Ее чувство стиля было бы глубоко оскорблено.

— Модные вещи меняют нашу жизнь, — сказала бы она.

Лили улыбнулась, вспомнив подругу. Кристел и правда так думала: измени свой образ, и ты изменишь свою жизнь.

— Тебе идет этот козырек, — заметила Чарли. — Ты не накрасишь губы?

— Я пользуюсь гигиенической помадой.

— Я имела в виду цветную.

— Днем?

— Конечно.

Лили показала девочке три разные помады, которые взяла с собой, и Чарли остановилась на помаде с названием «Сладкий арбуз».

— И надень носки повыше, а не до щиколоток, — посоветовала Чарли.

— Но ты же носишь носки до щиколоток.

— Да, но я ведь маленькая.

— Восьмилетняя девочка учит меня одеваться! — Лили потрепала волосы Чарли. — Ты настоящая дочка своей мамы.

— Правда?

— Чистая правда. Вот почему я люблю тебя.

— Ты никогда не говорила мне этого раньше.

— Чепуха. Я говорю тебе это постоянно.

— Нет, не говоришь. Ты говоришь «люблю тебя» постоянно, но это совсем другое.

Лили внутренне сжалась. С каждым днем ей становилось все труднее держать дистанцию с этой семьей, сохранять свою независимость. Она понимала, что сейчас ей уже не защититься от боли. Свой выбор она сделала давно. Ей оставалось одно: быть готовой к поражению. Теперь она позволила своим чувствам к Чарли прорваться наружу.

— Ты права, — согласилась Лили. — И что это со мной?

— Ничего. Вот почему я люблю тебя так сильно.

Они вывели Крошку на прогулку, прежде чем запереть ее в загородке в фургоне. Несмотря на включенный кондиционер и радио, Крошка отнюдь не обрадовалась своей участи. Протягивая собаке утешительную косточку, Лили подумала о том, во что превратилась ее жизнь. Она была независима и свободна, а теперь от нее зависели трое детей и собака.

Закрыв загородку, Лили вылезла из фургона. Жалобный вой Крошки доносился из глубин «виннебаго».

Широко улыбнувшись девочкам, Лили спросила:

— Готовы?

— Готовы, — объявила Эшли.

Лили вступила в очередной неравный поединок со складной коляской, которая вечно не хотела раскладываться. Справившись, она посадила Эшли в коляску и пристегнула страховочные ремни. Смазала солнцезащитным кремом пухлые коленки малышки, хотя и сама Лили, и девочки уже были смазаны с ног до головы.

Подкатив коляску к Кантри–клубу «Королевских дубов», Лили заметила, что атмосфера там неузнаваемо изменилась. Стоянка напоминала паркинг аэропорта, повсюду толпились зрители, техники, распорядители и люди в дорогой одежде: их роль была неясна Лили. В воздухе словно витала энергия.

Толпа издала вздох восхищения, когда длинный сияющий автомобиль разделил ее, словно Красное море, и подъехал к главному входу в здание клуба.

— Что это? — спросила Чарли.

— Похоже на «хаммер–лимузин», — ответила Лили. — Но точно не знаю.

Ред Корлисс присоединился к ним; он шел по стоянке, потирая лоб.

— А вот и «Чудо–девочки»! — Он лучезарно улыбнулся.

— Кто это? — Лили показала на лимузин. Она заметила только спину в черной рубашке с белой галочкой фирмы «Найк», а потом высокого представительного мужчину, вылезшего из машины, поглотила толпа.

— Бо Мердок. Победитель прошлого года.

— А что за люди рядом с ним?

— Его сопровождение. Смотри: вот это кэдди, тренер по дальним ударам, советник по паттам, журналист, адвокат, врач — это еще не полный список.

— Надо же!

— Это серьезный бизнес.

У ворот им пришлось предъявить пропуска. Служащий строго посмотрел на Лили.

— А вы?

— Я из сопровождения Шона Магуайера.

Пожилая женщина в розовом наряде для гольфа, стоявшая в очереди за ними, улыбнулась, глядя на Чарли и Эшли.

— Какая прекрасная семья! Он просто счастливчик.

Покраснев, Лили поблагодарила женщину за комплимент и покатила коляску по галерее.

— Так часто бывает, — пояснила Чарли Реду. — Все думают, что мы семья.

— Тебя это смущает? — спросил он.

— Не–а.

— А можно мне тоже стать членом вашей семьи?

— Конечно, Ред. — Чарли взяла Реда за руку и потянулась к нему, привстав на цыпочки. — Ты можешь быть дедушкой.

— Очень смешно, — проворчал он.

Лили ощутила признательность, хотя все еще смотрела вниз и не поднимала глаз на Реда. Он слишком хорошо угадывал чужие мысли, а она слишком плохо умела скрывать свои. События этого лета были непредсказуемыми. Жизнь рядом с Шоном и детьми поставила перед ней вопросы, от которых Лили обычно уходила. Например, она задумалась о своем прежнем одиночестве, о том, как важна для нее связь с детьми Кристел. И — да! — с Шоном Магуайером.

Она смотрела, как Бо Мердок идет к полю вместе с женой. Они с обожанием взирали друг на друга, и это чувство казалось неподдельным. Лили удивлялась, как они выносят постоянные вспышки камер и не стесняются целовать друг друга. У Мердоков были близнецы — их везли в специальной коляске, и за каждым присматривала отдельная няня.

— Фамилия жены — Файрстоун, — шепнул Ред Лили. — Как название шин.

— Я думала, она миссис Мердок.

Супруги выглядели, как король и королева школьного выпускного бала; они позировали и улыбались в камеру. Следом за ними настала очередь Лили и девочек. Стоя на фоне задника с логотипами спонсоров, Лили изумлялась Чарли и Эшли. В них явно преобладали гены матери — королевы красоты. Девочки обожали фотографироваться.

Лили опасалась, что ее мрачные предчувствия отразятся на фотографиях. Вокруг сверкали вспышки, но она думала совсем о другом. Лили знала, что сегодняшний турнир не решающий момент в карьере Шона. В гольфе так не бывает. Там есть множество шансов преуспеть — или проиграть. И все–таки это очень важный день, ибо Шону предстоит вернуться на высшие строчки рейтингов Ассоциации профессионального гольфа.

После фотосъемки они заметили Шона с Камероном на поле, где те разогревались перед игрой. Лили видела, что все взгляды устремлены на Шона. Одни ждали его поражения, другие — триумфа. Вокруг них собралась внушительная толпа.

Лили убеждала себя успокоиться. К этой цели они шли все лето. Ради этого турнира совершили путешествие через всю страну.

— Они отлично выглядят! — Чарли чуть не подпрыгивала от восторга. — Я так горжусь ими!

— Я тоже. — Подойдя к ограждению, Лили подняла малышку, и та помахала ручкой дяде и брату. Шон и Камерон заметили их; Шон послал им воздушный поцелуй. Лили хотелось удержать этот момент в душе. В это мгновение она поверила, что с семьей все будет в порядке. Все лето она наблюдала за тем, как осколки превращаются в шероховатое, надтреснутое, но все же целое. Пусть эта семья отличалась от той, какая была при жизни Кристел и Дерека, и все же это, несомненно, была семья. И, помимо воли, Лили стала частью этой семьи. Не этого она ждала от прошедшего лета, все получилось само собой.

Каждое утро Лили просыпалась с мыслями о них и принимала решения, связанные с ними. Она почти забыла о себе. Больше всего ее пугало то, что эта семья не принадлежит ей. Все зависело теперь от исхода турнира. Возможно, Шон получит приглашение уехать из Комфорта, увезет детей на другой конец света, пробившись на вершину рейтингов «Пи–Джи–Эй». Пожалуй, его поражение сыграло бы на руку Лили, но, конечно же, она желала ему только победы. Потому что семья была для нее теперь на первом месте.

Глава 43

Несколько часов спустя Лили стояла у восемнадцатой лунки, и с замиранием сердца смотрела, как Шон заканчивает раунд. Чарли уперлась грудью в ограждение. Рядом Ред жевал уже третью никотиновую жвачку. Эшли они оставили в здании клуба, под присмотром нянь. Гольфисты, как оказалось, были весьма плодовиты: в игровой набралось немало детишек такого же возраста, как Эшли, и она могла поиграть с ними.

Увидев, как Шон и Камерон вместе идут по фервею, взволнованная Лили вцепилась пальцами в плечи Чарли. От лидера соревнований, Виатта Аллена, Шона отделяло лишь два удара. Ред уверял Лили, что на поле такой сложности может случиться все что угодно. Лидер может совершить ошибку. Отстающий может нагнать его. Совсем неизвестный игрок может вырываться вперед и завладеть игрой.

Оказалось, что быть зрителем довольно приятно. Это помогало расслабиться. В гольфе было старомодное очарование. Лили с удовольствием смотрела, как неспешно зрители переходят по полю, как аплодируют, как замолкают, затаив дыхание, когда смотрители поднимают таблички «тишина».

Однако сейчас Лили не удавалось расслабиться. И Чарли тоже. Лили заметила, что девочка дрожит от восторга. Имея проблемы в школе, в гольфе она все схватывала на лету.

Лили поймала на себе взгляд Реда.

— Что?

— Успокойся. Наш парень идет отлично.

Чарли обернулась и посмотрела на него.

— Это же очень важная лунка, Ред! Все зависит от того, как дядя Шон пройдет ее. Если он сделает берди, то выйдет на второе место.

— Вы о ком, юная леди? — спросил мужчина, случайно услышавший ее слова.

— О моем дяде Шоне, Шоне Магуайере, — ответила Чарли.

Таблички «тишина» взлетели вверх. Чарли повернула голову назад так быстро, что ее косички разрезали воздух, как лопасти вертолета.

Мердок пока шел вторым, однако явно не сомневался, что вырвет лидерство из рук Аллена. Это был только вопрос времени. Он сделал идеальный удар, и мяч приземлился прямо на краю водной преграды. Следующим ударом он должен был вывести его на грин, и тогда, если ему удастся сделать берди, Мердок мог претендовать на титул чемпиона. Если, конечно, Шон не сделает невозможное и не нагонит его.

Стоя посереди фервея, Шон и Камерон о чем–то тихо совещались. Даже за ограждением Лили ощущала напряжение, исходившее от них.

Мяч Шона упал так, что сейчас ему предстояло принять важное решение. Лунка находилась в трехстах ярдах, отделенная от них водной преградой и бункером — песчаной ловушкой, поднимавшейся до края грина. Виатт Аллен сделал пар на сложной лунке — результат не самый блестящий, однако достаточный для того, чтобы сохранить лидерство.

Чтобы продолжить участие в соревновании, Шону нужно было сделать пар. Берди вывел бы его на вторую позицию. Практически недостижимый игл — на два удара меньше пара — означал победу.

Безопаснее всего добить мяч до края водной преграды, это несложный удар. Потом ему останется ударить так, чтобы мяч перелетел через песок и приземлился на грине. Это давало бы Шону возможность сделать берди.

О чем же они спорят с Камероном?

Камерон предлагал ему айрон — железную клюшку с более короткой ручкой и плоской головкой: она позволила бы Шону добить мяч до воды, не утопив его.

Шон покачал головой, отказавшись от айрона. Вместо этого он взял вуд — деревянную клюшку, предназначенную для фервея.

Зрители ахнули. Он отказался от безопасной дороги. Он хотел одним ударом заставить мяч перелететь над озером, потом над бункером и упасть на грин, что позволяло ему сделать игл.

Ред прошептал проклятие.

— О чем он только думает!

— Он еще даже не ударил. — Лили пыталась не терять оптимизма. — За это лето Шон тысячу раз делал такие удары, я сама видела.

— Есть разница между полем Дональда Росса и тренировочной зоной.

— Шшш! — прошептала она. — Дай ему шанс.

— Я и дал! — буркнул Ред. — А он намерен выбросить его в помойку.

— Шшш! — снова остановила его Лили.

— Да! — выдохнула Чарли. — Шшш!

После того как Шон принял решение, Камерон изменил тактику поведения: он не противостоял дяде, а поддерживал его. Лили знала, что это качество идеального кэдди. Даже если игрок совершал ошибку после того как он принимал решение, кэдди следовало поддерживать и ободрять его, независимо от того, согласен ли он с выбранной стратегией.

«Молодец, Камерон», — подумала она.

Лили затаила дыхание. Глядя на Шона, она испытывала странное волнение. Когда он подошел к мячу, она заметила, как его напряжение сменилось удивительным спокойствием. Он должен сделать это. Жизнь не так жестока, чтобы отнять у него мечту.

Шон занес клюшку и сделал свой фирменный удар: изящное движение, в котором таилась скрытая мощь. Теперь оставалось только ждать. Казалось, что сосредоточенность толпы, следящей за траекторией мяча, замедляет его полет. Маленький белый шарик поднимался вверх, словно ракета, устремленная в небо.

Некоторые зрители шептали «давай, давай!» или «ну же, вперед!».

Дело, конечно, не в том, что у Шона много болельщиков. Просто настоящие поклонники спорта всегда желали, чтобы смелый удар достиг цели. А этот удар был не просто смелым. Это была своего рода попытка забить гол через все поле в самом конце матча. И Лили, стиснув зубы, молилась о том, чтобы она удалась, когда мяч достиг пика и начал снижаться, приближаясь к земле. Или, как ей показалось, к воде.

«Только не это, — подумала она, — только не упади в воду!»

— Боже! — выдохнул кто–то рядом с ней, — он… он падает на грин.

Лили не верила собственным глазам. Мяч плавно приземлился на грин. Он перелетел через озеро, куда до него угодило столько других мячей. Он перелетел через бункер и приземлился на грин в нескольких футах от лунки. На большом экране Лили увидела лицо Шона — его глаза сверкали от радости.

— Он ударил слишком сильно, — прошептал Ред, не замечая ни аплодисментов, ни приободряющих возгласов.

— Ну и что? — спросила Лили.

И тут вся толпа застонала от разочарования. Мяч слишком сильно ударился о землю и покатился вниз по грину к более высокой и жесткой траве на его краю.

«Остановись там! — взмолилась Лили. — Остановись, чтобы ему удалось сделать берди».

Мяч не остановился. Он покатился вниз, набирая скорость, а потом упал на песок, как подстреленная птица.

Послышались многочисленные «вот видите» и «я же говорил».

Лили подумала, что у спортивных комментаторов сегодня великий день. Она знала, что они скажут. Что именно поэтому Шон Магуайер — претендент, а не чемпион. Что он слишком высокого мнения о себе. И гордыня не позволяет ему согласиться с тем, что такие турниры ему не по плечу.

Заметив, что Виатт Аллен вовсе не обрадовался такому развитию событий, Лили почувствовала уважение к нему. Ему не доставляла удовольствия победа, одержанная за счет ошибки другого игрока.

Мердок скрывал радость, однако упругая походка и высоко поднятая голова выдавали его. Он с удовольствием видел неудачу соперника.

От Лили не укрылось его злорадство. Когда он стал готовиться к тому, чтобы сделать простой удар и вывести мяч на грин, она подумала: «Ну давай, проныра. Промахнись».

В это невозможно было поверить, но Мердок промахнулся.

Чемпион промахнулся, выполняя простой удар на грин. Его мяч угодил в песчаную ловушку и застрял там, в нескольких ярдах от мяча Шона.

Разочарованных стонов больше не было; зрители не верили своим глазам, многие пришли в ярость.

Лили взяла Чарли за руку, и вместе с другими они пошли к последнему грину. По пути они миновали будку комментатора, тот говорил низким, взволнованным голосом.

«Леди и джентльмены, это совершенно неожиданный поворот событий. Просто невероятный! Похоже, что, применяя абсолютно разные техники, соперники оказались в одинаковом положении. Сейчас вопрос в том, кто сегодня придет вторым».

Настала очередь Мердока. Он кружил по песку, словно лев, загоняющий добычу. Наклонялся до самой земли, выверяя положение мяча. Советовался с кэдди, который, по странному стечению обстоятельств, был еще моложе и красивее, чем его жена. Потом Мердок подал сигнал, приглашая судью выйти на поле.

— Что происходит, Ред? — спросила Чарли.

— Сукин сын потребует вбрасывания.

— Сукин сын, — повторила Чарли.

Слишком взволнованная, Лили даже не сделала ей замечания. После изматывающей паузы, в течение которой напряжение в толпе достигло предела, было вынесено решение о том, что муравьиная нора в земле — а именно рядом с ней приземлился мяч — помеха для совершения удара. Ред подтвердил, что, независимо от того, чья это нора — сурка или муравья — по правилам, она расценивалась как препятствие для совершения удара. «Роющее животное» — то, что копает норы для постоянного жилья или временного убежища, то есть заяц, крот, суслик, саламандра и даже крошечный муравей.

Конечно, уловка сработала. Судья постановил, что Мердок может произвести вбрасывание.

— Он может бросать свой мяч куда угодно, хоть черту в пасть, — язвительно прошептала Лили.

— Точно, — подтвердила Чарли. — Или в ухо.

— Гольф не прощает ошибок, — негромко произнес в свой микрофон комментатор. — Игроки используют все преимущества, чтобы выиграть.

— А почему Шон не попросит вбрасывание? — спросила Лили.

— Потому что его мяч далековато от муравьиной норы. — В голосе Реда звучал сарказм.

Пока Мердок готовился нанести удар по вброшенному мячу, Лили снова начала молиться о том, чтобы он промахнулся. На этот раз ее прием не сработал. Мердок точно уложил мяч на газон, на расстоянии удара от лунки.

— Шон должен попасть в лунку прямо сейчас, — объявила Чарли. — Прямо сейчас, одним ударом.

Зрители, стоявшие рядом, бросали на Чарли снисходительные и сочувственные взгляды.

Лили не вносила, когда взрослые относились к детям свысока.

— Она права, — согласилась Лили. — Ему нужно загнать мяч в лунку с одного удара.

— С таким же успехом я могу выиграть в лотерею, — утомленно заявил какой–то мужчина.

Любопытно, но Камерон, казалось, был преисполнен уверенности, протягивая Шону клюшку.

Шон сделал все, что было возможно в данной ситуации. Его мяч лежал на покатом склоне, до половины зарывшись в песок. Он находился под бровкой газона, поэтому Шону пришлось бить вслепую.

Шон выполнил удар. Облако песка взметнулось в воздух. Потом зрители увидели мяч, взлетевший вверх над бровкой. Он даже не коснулся грина. С характерным звуком мяч упал точно в лунку, покрутился там и остановился.

Мгновение на поле царила тишина. Потом началось неистовство: возгласы, поздравления, аплодисменты. Именно ради этого зрители пришли на игру.

Шон поднял руку над головой, выражая полное удовлетворение матчем.

Лили перевела дыхание, только увидев, как Шон пошел к лунке, наклонился, достал из нее мяч и поднял его вверх, зажав в кулаке. Потом он обнял Камерона и звонко поцеловал его в макушку. Камерон так радовался, что даже не возразил.

Чарли кричала и подпрыгивала на месте, ее косички летали вверх–вниз.

Лили молчала и, как зачарованная, смотрела на Шона. Она была счастлива за него. Он стоял на поле в гордой позе триумфатора, его лицо светилось от радости. Потом Шон устремил взгляд на нее. Их глаза встретились, и все вокруг померкло; шум толпы казался невнятным бормотанием. Стук сердца отдавался у Лили в ушах, и она не видела ничего, кроме его улыбки.

Лили приложила руку к груди. Она знала, что Шон не услышит ее, но прошептала одними губами: «Я горжусь тобой», — и эти слова шли от самого сердца.

Шон все понял. Он улыбнулся еще шире, и, не сводя с нее глаз, поднес мяч к губам и поцеловал его. Именно в этот момент Бо Мердок сделал удар мимо лунки.

Глава 44

— Многие считают, что в этом матче все решила любовь, — сказал комментатор канала ESPN в вечернем выпуске новостей. — Претендент вынырнул из ниоткуда и завевал сердца и умы поклонников гольфа по всей стране.

Внимание всех посетителей бара в здании клуба сосредоточилось на экране телевизора. Лили сидела рядом с Шоном и смотрела, как мелькают кадры, снятые на матче, как разбирают его игру, лунка за лункой. Матч закончился бурными поздравлениями. Ред вызвался взялся посидеть с детьми, а Шон и Лили отправились в бар, чтобы выпить и услышать новые поздравления. Лили не возражала. Этим вечером она чувствовала себя так, словно оказалась в кругу друзей. То же самое испытывал и Шон. Он смеялся, слушая добродушные шутки других игроков. В своей среде он держался спокойно и естественно.

— Для Шона Магуайера это крупная победа, — сказал один из комментаторов. — Он играл прекрасно, и поневоле возникает вопрос, почему о нем не было слышно так долго?

— Но, Чед, — интимно понизила голос женщина–комментатор, — как ты знаешь, Шон Магуайер пережил большую личную трагедию. Внезапная смерть его брата, Дерека Холлоуэя, игрока высочайшего уровня, ускорила возвращение Шона в профессиональный гольф.

Лили прикоснулась к руке Шона.

— Пойдем отсюда.

Он покачал головой и сосредоточился на телевизоре. Люди, сидевшие рядом, заерзали.

— Джен, я уверен, что многие связывают с этой трагедией внезапное возвращение Магуайера в спорт, — отозвался Чед. — На него было оказано серьезное давление. Поэтому и возникает вопрос, не случайность ли его сегодняшняя победа.

— А также о том, почему Магуайер не появлялся на состязаниях, пока его брат не исчез из турнирной таблицы. — Джен одарила коллегу угодливым понимающим взглядом.

— Я услышала достаточно. — Лили больше не могла вынести этого.

— Относись к этому проще, — посоветовал ей Шон. — Так, как если бы кто–то пукнул в церкви. Задержи дыхание на пару секунд, и запах исчезнет.

По телевизору снова начали разбирать сегодняшний матч, и Шон вздохнул с облегчением. Показали крупным планом лицо Камерона, когда он и Шон обсуждали удар. Почему–то Лили казалось странным видеть их на экране.

— Вы здорово смотритесь вместе, — заметила она.

— Ты тоже ничего. — Шон кивнул на большой телеэкран.

— Боже, — прошептала она, — только не это!

Ред и представитель спонсора по связям с общественностью предупреждали их всех, чтобы они помнили об установленных повсюду камерах. Но в конце раунда Лили забыла об этом предупреждении.

Камеру навели прямо на нее, поэтому она казалась крупнее, чем в жизни. Все жесты и нюансы мимики проступили невыносимо отчетливо. Вот она прикладывает руку к груди. Произносит слова, предназначенные только для Шона: «Я горжусь тобой».

Потом на экране появился Шон: посмотрел на нее и поцеловал мяч.

— Кто знает, может, и правда, все дело в любви? — комментатор слегка понизил голос, но его лицо сохраняло невозмутимость.

— Ладно. — Лили поднялась. Щеки ее горели. — Я пойду.

— Куда? — спросил Шон.

— Зароюсь куда–нибудь под скалу, ясно?

Лили чувствовала, что все взгляды направлены на нее. Ничего не видя от унижения, она пробиралась к выходу. Лили пришла в ужас. Камера не лгала. Она говорила правду, от которой сама Лили старалась убежать с тех пор, как они выехали из Комфорта, штат Орегон, в автофургоне ее сестры.

Дураку было ясно, что она по уши влюблена в этого человека. До чего же неловко! Как она сможет после этого смотреть людям в глаза!

— Лили, подожди! — Шон схватил ее за руку во дворике у здания клуба. — Куда ты собралась?

Она горько усмехнулась.

— У меня не слишком много вариантов. — Так оно и было. Лили не могла все бросить и уехать домой, затаиться там с бутылкой «Черри Гарсия», не могла убежать от устрашающей ситуации, хотя интуиция убеждала ее, что нужно уносить ноги.

— Давай пройдемся, — предложил Шон. — Побудем немного наедине. — Он уверенно взял Лили под руку. — Вот чего не хватает нашим отношениям — уединения.

В горле у Лили пересохло. Слово на «О». Он только что сказал слово на «О».

— Но дети…

— Ред обещал посидеть с ними. — Шон улыбнулся своей фирменной улыбкой, от которой у Лили подкашивались ноги. — Я попросил его посидеть допоздна. Пока не станет очень, очень поздно.

— Шон, я…

— Привет, мистер Серая Лошадка, — донесся наигранно сердечный голос.

К ним направлялись Бо Мердок и его жена.

— А вот и наш фаворит. — Шон пожал руку жене Бо, Барбаре, и представил ее Лили.

— Отлично сыграл сегодня, — проговорил Мердок. — Я хотел сказать это раньше, но тебя окружила такая толпа.

«И у тебя сразу испортилось настроение». — Лили посмотрела им вслед.

— Вряд ли ты подружишься с ним.

— Вряд ли.

Мердоки обнимали друг друга за талию, как влюбленные школьники, и от этого Лили смутилась.

— Ты уверен, что у Реда все в порядке с детьми? — спросила она.

— Конечно. Краем уха я слышал что–то о еще одном заплыве в его бассейне, а потом он собирался поучить их играть в блэк–джек.

— Но это же…

— Ничего страшного. Блэк–джек — необходим для выживания.

— Однако я без него как–то обхожусь.

— Поверь, блэк–джек был нужен мне в жизни гораздо чаще, чем десятичные дроби.

— Знаешь что? Я не позволю тебе доводить меня этим вечером. Это был восхитительный день, и я не хочу портить его.

— Я и не собирался тебя доводить.

— Ладно. Поняла. Ты не собирался. — Лили сунула руки в карманы свитера с капюшоном, предоставленного им «Чудо–хлебом». — Тогда спроси меня, что было самым невероятным сегодня.

— Мой раунд.

«Все у нас крутится вокруг тебя», — подумала Лили, но все же не могла сердиться на него.

— А кроме этого?

— Ладно, что еще?

— Чарли сегодня утром прочла статью в газете. — Лили всеми способами пыталась уклониться от разговора об их отношениях. — Если бы я ставила ей оценку за понимание, это было бы сто процентов.

Шон широко улыбнулся.

— Правда?

— Чарли отлично продвигается. С такими темпами к концу лета она подготовится к тому, чтобы перейти в четвертый класс.

— Вы — просто что–то, мисс Робинсон.

— Нет, это все Чарли. — Лили замолчала, размышляя о том, как легко девочка разобралась в статье. — По–моему, она давно уже умела читать, но скрывала это. То ли сопротивлялась, то ли какой–то блок мешал ей.

— Но зачем ей было это делать? Чтобы привлечь к себе внимание?

Лили нахмурилась, пытаясь найти ответ. Кражи в прошлом апреле были очевидной попыткой привлечь к себе внимание. Однако намеренно избегать чтения — нет, причина, вероятно, сложнее.

— Не знаю, — призналась Лили. — Мне нужно еще поразмыслить над этим. Мне давно следовало помочь ей. Если бы я сделала это… — Она закусила губу, так и не закончив фразу.

— Нет, дорогая. — Шон положил руку ей на плечо естественным, обезоруживающим жестом. — Не думай так, иначе сойдешь с ума.

— Но это правда! Если бы я помогла Чарли раньше может быть, мне не пришлось бы приглашать Кристел и Дерека на ту встречу в прошлом апреле. И тогда они не…

— Черт возьми, Лили, прекрати! Ты винишь себя в их смерти точно так же, как всю жизнь винила себя в смерти твоего брата. Но все обстоит совсем иначе. Ты не такая уж важная персона. Дождь идет, и неважно, справедливо это, или нет. Ты не знала этого?

— Это из Библии.

— Не делай удивленные глаза. Конечно, я тупой спортсмен, но катехизис знаю. Ты и так довольно долго носила траур по Кристел и Дереку. Хватит! Перестань думать, что ты в ответе за всю Вселенную.

Лили была потрясена. Шон никогда еще не говорил с ней так злобно.

Шона тоже удивил его взрыв эмоций. Казалось, он старается подавить их. Улыбка снова заиграла у него на губах.

— По–моему, я только что сказал, что тебе пора скинуть одежду.

Лили старалась не откликаться на шутку Шона, не замечать лукавых искорок, плясавших в его глазах.

— Я замерзну до смерти. — Она отстранилась от него и, сунув руки в карманы, пошла по слабо освещенной стоянке.

— А что скажешь насчет Камерона? Он был просто великолепен.

— Меняешь тему?

— Нет, правда, великолепен. — Лили не желала уступать. — Ред устроил ему интервью с журналом «Тин–пипл». Я так и вижу заголовок: «Из хулиганов в победители». — Она пожала плечами. — По–моему, одной звезды в семье достаточно.

— Так ты считаешь меня звездой?

— Пресса считает.

— Надеюсь, они напишут, что этот раунд я выиграл благодаря ему. Камерон — лучший кэдди, который у меня когда–либо был.

— По–моему, на последней лунке ты заставил его поволноваться.

— Да я и сам здорово поволновался.

— Но все–таки решил бить на грин. Камерон хотел, чтобы ты добрался туда за два удара.

— Иногда приходится самому себе дать пинка под зад.

— Камерон явно понял это. Он был вполне уверен в тебе. — Ей хотелось дотронуться до Шона, но она подавила это желание. — Он очень изменился после происшествия с фургоном, тебе не кажется? — Лили перешла к их привычной общей теме: дети. Это связывало их, и Лили хотела, чтобы так было и впредь. — По–моему, ты здорово справился. Сначала мне казалось, что юмор — неподобающая реакция для этой ситуации, но сейчас я вижу: ты поступил совершенно правильно.

— Господи, да я просто не сдержался. Посмотрев на Камерона, я вспомнил, какими мы с Дереком были детьми. Порой мы были такими же дураками, как тогда Камерон.

— Думаю, в этом все дело. Нужно обращаться с ним, как с подростком, ибо таков он и есть. — Лили вздохнула. — Полагаю, что необходимо всем троим, Шон. Я хочу, чтобы они помнили родителей, но не зацикливались на горечи утраты или чувстве вины.

— А ты не замечала, что мы с тобой постоянно говорим о детях?

Замечала? Да она намеренно это делала!

— А что в этом такого?

— Мы должны поговорить о нас.

— Но это «мы» существует только из–за детей…

— Чушь, Лили! — Шон обнял ее, не дав опомниться, поцеловал. Поцелуй был долгим и страстным, а его язык проделывал такое, что Лили забыла все их ссоры, даже то, что они когда–то были.

Вот в чем преимущество Шона: он заставлял ее забыть обо всем, о чем Лили заставляла себя помнить: что нужно рано ложиться и рано вставать, если хочешь провести день продуктивно. Что правильная диета и упражнения необходимы для здоровья. Что любовь обязательно влечет за собой боль. Шон заставлял ее забыть об этом, и вот она уже целовала его в ответ с такой страстью и горячностью, каких никогда не испытывала раньше.

Когда Шон оторвался от ее губ, Лили не помнила почти ни о чем.

— Мы должны напиться и отпраздновать победу, — сказал он.

Взбудораженная, она ответила:

— Есть кое–что, чего я хочу сильнее, чем напиться.

— Мисс Робинсон, — прошептал он, проводя пальцем по ее щеке, — вы полны сюрпризов.

Рука Лили скользнула в его ладонь, их пальцы переплелись. Она чувствовала себя как никогда взволнованной и возбужденной. Это было совсем не похоже на нее.

— Ты еще больше удивишься, узнав, что я собираюсь сейчас сделать.

Шон засмеялся, и его смех был таким же мягким и ласковым, как прикосновение его рук.

— Я никуда не отпущу тебя, пока ты мне не скажешь.

Глава 45

Сидя за столом в фургоне, Шон, не отрываясь, смотрел на Лили. Ее руки дрожали, когда она облизнула губы и приоткрыла их. Лили явно мучили сомнения: стоит ли откусить свежий, аппетитный эклер. Шон наблюдал, как ее зубы впились в мягкое пирожное, а губы сомкнулись вокруг нежной начинки. Прикрыв глаза, Лили издала стон. Прежде Шон слышал такой стон только от женщин, лежащих в постели.

Лили медленно, с наслаждением прожевала кусочек и проглотила его. Под столом Крошка застучала хвостом. Глаза Лили открылись.

— Это… было… невероятно, — выдохнула она. — Просто экстаз.

Шон подтолкнул к ней дымящуюся чашку.

— Кофе?

Она отпила свежезаваренный кофе, который он приготовил, чтобы запивать эклеры.

— Я нашла свое призвание, — призналась Лили. — Мне нужно работать в кондитерской.

— От кофеина ты не заснешь всю ночь.

— Согласна. Нам предстоит съесть еще целую кучу эклеров.

Шон взял себе еще один, другой протянул ей.

— Все–таки вы — это что–то, мисс Робинсон.

Она слизнула крем с уголка губ.

— Правда? Почему?

— Не знаю. Но так и есть.

— Загадка на загадке?

— Ты читаешь мои мысли. Ты не похожа на женщин, которых я знал раньше.

— Что, грудь маловата? Мозгов слишком много?

— Ты не слишком–то высокого мнения обо мне, да? — У него всегда так получалось с женщинами. Если Лили окажется похожа на других, то скоро бросит его. Так все они поступали. Бросали его. Шон не знал, как убедить их остаться, или как заставить себя захотеть, чтобы они остались.

— Ну ладно, — кивнула Лили, — скажи мне сам. Чем я отличаюсь от них?

Шон отогнал от себя тревожные мысли.

— Тем, что прежде чем лечь в постель, мы с ними пили шампанское или текилу. А не кофе с эклерами.

Она облизнула пальцы, один зад другим, намеренно неторопливо, зная, как это подействует на него.

— А почему ты думаешь, что я собираюсь лечь с тобой в постель?

— Ну… — Шон потянулся к Лили через стол и осторожно снял с нее очки. — Это просто оборот речи. — Шон снова протянул руку и распустил по плечам ее волосы. «Прощай, тихая скромница», — подумал он. — Я имею в виду, что постель совсем не обязательна. — Он встал и обошел стол. Потом поднял Лили и притянул к себе. — Конечно, если ты не против.

Она поцеловала его. Это был первый раз, когда Лили сама проявила инициативу, и сейчас она не могла оторваться от него. Когда поцелуй закончился, она едва дышала.

— На вкус ты как эклер, — сказала она.

Глава 46

Лили проснулась с улыбкой на губах. Сладкая истома и легкая разбитость во всем теле напомнили ей о прошлом вечере, о тех часах, которые она провела в объятиях Шона, пока Ред не привел детей. Хотя их время было ограничено, они занимались любовью долго и нежно, и воспоминания об этом пульсировали у нее внутри, вспыхивая в самых потаенных уголках тела. Эта ночь стала для Лили откровением. Мечтой. Экстазом, который был слаще сотни эклеров.

«Шон Магуайер, — произнесла про себя Лили, и это имя прозвучало у нее в голове словно песня. — Шон Магуайер. Я люблю Шона Магуайера».

Это было невероятно и восхитительно. Такого страха Лили никогда еще не испытывала, однако впервые страх не остановил ее. До этого она не осознавала, какой тяжкий груз лежал на ее плечах. С каждым годом на душе у Лили становилось все тяжелее, она уже не помнила, когда ей удавалось свободно поднять голову. И вдруг, когда она отдала свое сердце этому человеку, произошло нечто неожиданное. Груз исчез. Лили чувствовала себя легкой, как перышко. Она жила настоящим и не пыталась заглянуть в будущее. Это была уже не суперорганизованная, целеустремленная Лили Робинсон, а совсем другая женщина. Лили ощущала себя Кармен, Далилой… Клеопатрой!

Лили не знала, что делать дальше. На сегодня у Шона были запланированы интервью и фотосъемки; обо всем договаривался Ред. Лили хотела остаться наедине с собой, чтобы насладиться новыми для нее ощущениями. Она лежала на спине, одна в своей постели, прислушиваясь к себе и думая о том, как бы провести всю ночь в объятиях Шона. Никто еще не проснулся. Взяв мобильный телефон, Лили выскользнула из фургона и заодно выпустила собаку. Закутавшись в свитер, она позвонила сестре. Лили знала, что на Западном побережье пять утра, но отчаянно желала услышать голос Вайолет. Она казалась себе первооткрывательницей. Сестра была гораздо опытнее в том, что Лили только начинала исследовать.

Вайолет ответила со второго звонка. Сначала Лили ничего не могла сказать и только всхлипывала в трубку. Каким–то образом ей удалось объяснить сестре, что это слезы радости, а не горя. Кое–как совладав с собой, она проговорила:

— Ах, Вайолет, я никогда еще никого не любила. Я даже не знаю, как это делается.

— Тебе не надо ничего делать. Просто будь собой.

— Звучит как в дзен–буддизме.

— Я тоже ничего не знаю об этом, — призналась Вайолет. — Я только знаю, что если это настоящее, не стоит торопить события или задавать вопросы. Любовь все сделает сама.

— Похоже, прошлой ночью именно это и случилось. Вайолет рассмеялась.

— Ты идешь в верном направлении, Лили.

— Но это же так… непредусмотрительно.

— Ты слышишь себя? Непредусмотрительно — как будто это банковские инвестиции или что–то в этом роде. — Вайолет помолчала. — В сердечных делах все совсем иначе, — добавила она с неожиданной для ее возраста умудренностью. — Просто будь счастлива с ним.

— Я думала, что искать счастья с мужчиной все равно, что искать конец радуги. Как только ты находишь его, он исчезает.

— Ты сумасшедшая, Лили!

— Я уже беспокоюсь о том, как это отразится на детях.

— Дети будут в восторге. Видеть, как два человека влюбились друг в друга, — разве это может принести кому–нибудь во вред? Они пережили страшный удар, разом потеряв обоих родителей. Им нужно заново поверить во что–то. Например, в тебя и Шона.

— В меня и Шона, — прошептала Лили, всматриваясь в утренний туман. Она все еще не верила в происходящее, однако не сказала об этом сестре. Ее чувства были слишком новы и неожиданны, Лили не могла описать их. — Мне пора, — проговорила Лили. — И… спасибо, Ви. Ты знаешь, что в жизни главное для тебя.

Когда Лили вернулась в фургон, Шон причесывал девочек, бегая между ними и пытаясь подражать болтовне парикмахера.

— Вот здесь нужно немножко взбить, дорогуша. — Он взъерошил пушистые каштановые волосы Эшли. Девочка радостно смеялась. У Чарли были косички в стиле Хайди, переплетенные на макушке. Камерон сидел в наушниках и слушал радио. Собака вбежала в фургон, оставляя повсюду грязные следы.

Лили задержалась в дверях. Все эти люди, составлявшие свой уютный мирок, огражденный от большого мира, были очень дороги ей.

Заметив ее, Шон улыбнулся; она ощутила его улыбку словно физическое прикосновение.

— Доброе утро, мадам, — сказал он. — Вы записаны?

— Боюсь, что нет.

— Посмотрим, что я могу для вас сделать. Эклер? — предложил Шон, протягивая ей коробку.

Их взгляды встретились.

— Может быть, позже.

— Я хочу снова пойти к Реду в отель искупаться, — заявила Чарли. — Можно нам пойти? Пожалуйста!

— Но у твоего дяди Шона на сегодня назначены встречи.

— Только после обеда, — уточнила Чарли. — Пожалуйста, Лили!

— Не возражаю, — ответил Шон.

Через несколько минут они вошли в холл отеля. Ред заказал завтрак, попросив принести его к бассейну, и приветствовал их как великодушный дядюшка.

— Добро пожаловать в новую жизнь, — сказал он Шону. — Вначале это всегда забавно.

У Лили колотилось сердце, когда она подошла к бортику бассейна. Лили хотела опустить ноги там, где мелко, но вместо этого обошла бассейн по краю и шагнула на трамплин. Ей показалось, что прозрачная тихая вода находится очень далеко внизу. Сердце Лили забилось сильнее, когда она увидела, что Шон смотрит на нее. Напутанная, она чувствовала, что преодолеет страх. Быстро, чтобы не передумать, Лили сделала шаг и прыгнула в воду. Она не сопротивлялась воде, не пыталась поскорее выплыть на поверхность. Лили погрузилась до самого дна, оттолкнулась от него и стала медленно подниматься наверх.

Плавала она не очень хорошо, однако добралась до бортика и подумала, что это было не так уж плохо. Пожалуй, совсем неплохо.

Опершись локтями о бортик, Лили посмотрела в солнечное небо. Она слышала, как смеются девочки, плескавшиеся рядом с Шоном. Ред и Камерон сидели за столиком, с головой уйдя в беседу. Боль утраты, их постоянный спутник в это лето, внезапно утихла.

Взглянув на облачко, плывшее в небе над ее головой, Лили закрыла глаза. Это не настоящий мир. Колеся в фургоне по всей стране, они были семьей. Но лето подходило к концу, и реальность поджидала их.

Глава 47

Конец лета ознаменовался возвращением в Комфорт и переменами, о которых никто не говорил, хотя все, кроме Эшли, постоянно думали о том, что принесет им будущее.

Шона ждала карьера, и у него теперь был совсем другой, зрелый, подход к ней. Он не мог больше жить на чемоданах и беспокоиться только о том, какое место занимает в мировых рейтингах. Он считал главным оставаться в игре.

Камерон получил водительские права; его злость постепенно исчезала, а иногда он даже чувствовал, что снова может быть счастлив. Камерон по–прежнему выступал в роли кэдди Шона на турнирах и считал дни до возвращения Бекки Пилчук.

Чарли теперь читала. Наверное, по отдельным показателям она все еще отставала от одноклассников, но читала и понимала печатный текст, а это означало, что она, вопреки опасениям Лили, перейдет в следующий класс.

Эшли цвела как майская роза, с каждым днем становясь все красивее и узнавая по несколько новых слов. Иногда вечерами Лили садилась рядом с ней, и они вместе смотрели альбомы с фотографиями.

— Мама! — постоянно говорила Эшли, показывая на фотографию Кристел.

— Никогда не забывай об этом, — шептала Лили. — Пожалуйста, только не забывай.

— Ладно. — Девочка переворачивала страницу. — Па?

— Вот тут. — Лили показывала ей фотографию Дерека. То, что он принес Кристел столько несчастий, не должно касаться этих детей. И, глядя на семейные фото, Лили чувствовала, что эти двое когда–то одарили счастьем друг друга. По крайней мере, она на это надеялась.

После того как они вернулись в Комфорт, Лили не провела ни одной ночи с Шоном, но это не означало, что она не желала его. Лили испытывала тревогу, а порой и ужас, осознавая, что таится за этим страстным желанием. Это был не просто летний роман, легкий флирт, который заканчивается с наступлением осени. Она боялась, что это любовь всей ее жизни. Именно этого Лили избегала столько лет, пытаясь защититься от неопределенности и страданий. Она прекрасно понимала, что с таким человеком, как Шон, вероятность краха чрезвычайно велика. Они были вместе, но что это означало?

Подошел День труда, а с ним и начало занятий в школе. Лили надеялась, что, войдя в рабочий ритм, вернется к привычной жизни. Потом внезапно задумалась о том, что привлекало ее в этой привычной жизни.

Она была нормальной, размеренной и предсказуемой, спокойной. Жизнь с Шоном и детьми совсем иная и, возможно, не подойдет ей.

В четверг перед Днем труда они встретились с Сьюзи Ши, социальным работником, которая помогала им сразу после катастрофы.

— Снимаю перед вами шляпу, — сказала она Лили и Шону. — Дети отлично привыкают к новой ситуации. — Сьюзи посмотрела на них. — А что происходит с вами?

Лили запаниковала. Шон откашлялся.

— Мы тоже привыкаем, — смутился он.

— Да, — согласилась Лили. — Привыкаем.

Сьюзи закрыла свою папку и посмотрела на часы.

— Я приду еще раз, в следующем месяце.

Когда она ушла, Шон вытер пот со лба.

— У меня такое ощущение, будто я принес домой аттестат с одними пятерками.

— Так и есть, — сказала Лили. — Мы все хорошо потрудились.

Позднее в этот же день Вайолет и ее семья приехали в Комфорт, чтобы забрать свой «виннебаго» и посмотреть турнир по гольфу в Парадайз–Ридж. Они прибыли ранним утром, но к их приезду все уже были на ногах.

«Дом Шона», — подумала Лили. Когда она перестала называть его домом Кристел?

Вайолет с мужем и детьми ждали на подъездной дорожке. Фургон сверкал изнутри и снаружи. Рядом с ним у гаража стояли ведра, швабры и пылесос. В соответствии с контрактом рекламу «Чудо–хлеба» с него сняли. Лили представила своих родственников; младшие дети сразу же подружились и отправились на задний двор играть в какую–то игру, правила которой поняла даже Эшли.

— Поздравляю с успешным сезоном. — Рик с энтузиазмом пожал руку Шону. — Это очень впечатляло, честное слово. Я выбил один рекламный контракт на этот турнир, так что мы все будем болеть за вас.

— Спасибо. Турнир много значит для меня. — Предстояли крупные состязания с большим призовым фондом. Они проводились на легендарном поле Парадайз–Ридж, в них участвовали самые известные игроки, и ставки были весьма высоки. Лили знала, что Шон готов к турниру, но очень нервничает.

— Боже, — прошептала Вайолет, отступив назад и глядя на них, — да он еще лучше, чем я запомнила его.

«Ты даже не представляешь, как он хорош», — подумала Лили.

— Ты уже сказала маме и папе? — спросила Вайолет.

— Зачем говорить им?

— Ну, они же твоя семья. Люди обычно хотят, чтобы их семья знала… впрочем, неважно. — Вайолет нетерпеливо махнула рукой. — Подумай об этом, Лили.

Рик, Вайолет и их дети собирались жить в фургоне возле гольф–клуба. Вайолет пригласила Чарли и Эшли провести день с ней и ее детьми. Через несколько минут все разъехались, включая Камерона. Он отправился в Портленд, встречать Бекки на вокзале.

Лили посмотрела на Шона и наклонила голову, пытаясь скрыть от него охватившие ее сладкие предчувствия, но это ей не удалось. Все равно он видел ее насквозь.

Не сказав ни слова Лили, Шон широкими быстрыми шагами пошел к дому. Ей показалось, что он злится на нее. Насторожившись, Лили последовала за ним, и остолбенела, когда он схватил ее за руку, едва она переступила через порог. Шон привлек Лили к себе и начал целовать, дразня своими губами, доводя до исступления. У нее закружилась голова.

— Я скучал по тебе. — Он прижал Лили к стене в холле. Его руки раздевали ее — снимали очки, распускали волосы, расстегивали пуговицы, — а губы разжигали в ней огонь.

Лили сделала совсем слабую попытку воспротивиться. Но какой в этом смысл? Она хотела Шона так же горячо, как и он ее, скучала по нему так же сильно, как он по ней, и они оба знали это. Изголодавшиеся, они набросились друг на друга с такой страстью, которая раньше повергла бы Лили в ужас, но сейчас только возбуждала ее. Она хотела этого, хотела его, и ей доставляла удовольствие та решимость, с какой Шон стремился к ней. Это было пугающе и прекрасно: то, как он раздевал Лили, как летела на пол их одежда, как он обхватил ее руками, словно пытаясь слиться с ней в единое целое. Лили прижалась к его обнаженному плечу, поражаясь себе, и отдалась страсти, овладевшей ими.

Тяжело дыша, они приводили себя в порядок. Шон улыбался.

— Мисс Робинсон, я должен сделать вас честной женщиной. Я же мог повредить себе спину, а у меня турнир на носу.

— Я учту это. — Лили застегивала блузку. — Разве у тебя сегодня нет интервью? — В преддверии турнира отдел по связям с общественностью конторы Реда организовал для Шона серию встреч с журналистами.

Он кивнул.

— И не одно. За мной пришлют машину.

«Пришлют машину». Это было для Лили так же необычно, как видеть лицо Шона на телеэкране.

Проводив Лили до двери, он притянул ее к себе и снова поцеловал.

— Не думай, что я забуду свои слова. О том, что должен сделать тебя честной женщиной.

«Я и есть честная женщина, — хотела ответить ему Лили. — Я честно признаюсь, что люблю тебя».

Все еще ощущая поцелуи Шона и слабость в ногах, Лили вошла в кабинет 105 школы Лорельхерст. Она старалась держаться так, словно это было самое обычное начало учебного года. Ей хотелось снова стать мисс Робинсон, образцовой учительницей, для которой самое важное сейчас — подготовить классную комнату к занятиям. И все–таки Лили была не в своей тарелке, когда прикалывала чистые листы бумаги к стендам, помечала личные ящики и набрасывала план урока на следующую пятницу.

Она стала совсем другой. И — как это ни удивительно — чувствовала себя очень комфортно в своей новой роли.

Ее сестра наверняка сказала бы, что дело тут совсем не в роли.

Со двора доносился ритмичный стук. Лили выглянула в окно и увидела высокого мальчишку, который вел баскетбольный мяч по игровой площадке. Это был Рассел Кларк, один из ее любимых учеников прошлого года. Но как он вырос за лето! Лили надеялась, что он остался все тем же неудержимым оптимистом. Надеялась, что он будет таким всегда.

Отвернувшись от окна, она начала писать имена детей на карточках, которыми помечала парты. Каждое имя приходилось написать печатными, а потом письменными буквами: «Лоретта С», «Дайана К.», «Пит М.». В третьем классе дети должны были перейти от печатных букв к письменным.

Лили подготовила доску к первому уроку.

«Как я провел летние каникулы» — такова была обычная тема первого дня занятий. Лили начала писать оранжевым фломастером на листе, закрепленном на стенде:

Ездила в путешествие в фургоне.

Не ложилась спать целую ночь.

Сделала удар по мячу для гольфа на двести ярдов.

Научилась новому танцу.

Ела эклеры фирмы «Дрейк».

Влюбилась.

— Так–так. — В дверном проеме появилась Эдна в платье с росписью батик и расшитых бисером сандалиях. — Похоже, ты была очень занята. Не знала, что в Италии путешествуют в фургонах и едят эклеры «Дрейк».

Покраснев, Лили сорвала лист со стенда и скомкала его.

— Я не поехала. — Она коротко объяснила, что провела летние каникулы, колеся по стране в «виннебаго» с детьми Холлоуэев и их дядей. Произнесенные вслух, эти слова казались сумасшедшими и одновременно восхитительными.

— И как они? — спросила Эдна.

— Гораздо лучше, чем в начале лета. Но им предстоит пройти еще длинный путь. — На губах у Лили промелькнула улыбка. — Бывают такие моменты, часы или даже дни, когда они ведут себя, как и все другие дети. Потом что–то случается — приходит письмо на имя Кристел, или кто–нибудь из них находит карточку со счетом Дерека, — и я понимаю: им никогда не пережить этого.

— Речь не о том, что они должны пережить это. Они должны залечить раны и двигаться дальше. — Эдна отбросила за спину свои серебристые волосы. — Значит, все лето ты была влюблена в него, но так ему и не сказала?

А она–то надеялась, что Эдна ничего не заметила.

— Ну, не словами.

— Слова имеют значение, Лили. Ты же знаешь.

Она подумала о родителях, о том, как сильно ранят слова. Но они же и исцеляют — это Лили тоже знала. И все–таки она не ответила Эдне. Лили чувствовала себя чужой здесь, в своей собственной классной комнате, казавшейся ей прежде такой уютной и знакомой. Это был ее мир, ее сад, где росли дети — ее цветы. Сейчас все мысли Лили устремлялись к Шону и детям, а слово «дом» приобрело для нее совсем другое значение.

— Я разрываюсь на части, — призналась она Эдне. — Впервые я поняла, с чем каждый день сталкиваются работающие матери.

— Но большинство из нас неплохо с этим справляется, — ободрила ее Эдна. — Правда, дети Холлоуэев находятся в исключительных обстоятельствах. Я тут подумала… может, тебе взять отпуск и посвятить время семье?

От этих слов у Лили перехватило дыхание.

— Но это не моя семья!

— Нет? — Эдна указала на лист, который Лили комкала в руке. — Посмотри на свой список. Мне нелегко предлагать тебе это. Ты — одна из моих лучших учительниц, и я не хочу отпускать тебя, но если тебе нужен годичный отпуск, я дам на него согласие без всяких колебаний. Новая группа третьеклассников обойдется без тебя. Дети Холлоуэев — возможно, нет.

— Даже не верится, что ты это говоришь.

— А что она говорит? — Широко улыбаясь, в класс вошел Грег Дункан.

— Не твое дело, — отозвалась Эдна. — Как дела, Грег? Как прошло лето?

— Отлично, — ответил он. — Привет, Лили.

— Привет.

— Спросите, что я делаю в эти выходные. — Улыбка Грега стала еще шире. — Ну же, спросите.

— Ну ладно. Что ты делаешь в эти выходные?

— Участвую в турнире в Парадайз–Ридж. Там было место для спортсмена–любителя из нашего округа, и мне удалось занять его.

Лили радовалась, глядя на него. За это лето она научилась ценить тяжелый труд, талант и способность к концентрации, необходимые для того, чтобы побеждать в гольфе.

— Грег, это замечательно!

— Поздравляю, — сказала Эдна. — Лили наверняка придет посмотреть на турнир, верно?

— Я буду среди зрителей с девочками Холлоуэй. Брат девочек выступает в роли кэдди у их дяди.

— Отлично, — кивнул Грег. — Пожелайте мне удачи, дамы.

Глава 48

Камерон ходил взад–вперед по платформе вокзала. Весь день он чувствовал себя очень странно. Все началось с того, что он сказал дяде: «Я поеду в город, встретить мою девушку на вокзале». Совсем недавно Камерон и представить себе не мог, что сядет в «субару» матери и один отправится в Портленд. Не представлял он и того, как произнесет слова о том, что Бекки — его девушка. И вот он сделал это, но никакой катастрофы не произошло. Хоть какой–то результат.

Шон казался рассеянным, когда разрешил ему взять машину. Камерон был уверен, что у его дяди роман с Лили Робинсон. Эти подозрения возникли у него еще на Колониальном первенстве. В тот вечер Ред устроил для него и сестер праздник живота, накормив жареной картошкой и мягким мороженым в шикарном ресторане отеля. Вокруг них сидели лучшие гольфисты страны, и Камерон весь вечер таращился на них. Когда Фил Микельсон похвалил его работу кэдди, Камерон воспарил на небеса. У каждого из игроков он попросил автограф с пожеланием: «Для Бекки».

Когда они тем вечером вернулись в фургон, Лили и Шон сидели молча у стола и смотрели друг на друга. Между ними стояла полупустая коробка с эклерами. Лили распустила волосы, ее очки лежали на столе. По их виду Камерон сразу все понял. Он не знал как, но не сомневался в том, что они были вместе. Были парой.

Камерону было несколько странно видеть их такими, но он радовался этому, поскольку они напомнили ему о временах, когда его родители еще любили друг друга. Глядя на Шона и Лили, он ощущал твердую почву под ногами. После возвращения домой Камерон ожидал, что они не станут скрывать своих отношений, но все вышло совсем не так. Камерон не понимал этого. После трагической гибели родителей он не понимал, почему люди должны отказываться от того, что им так хочется.

И все–таки сейчас, дожидаясь поезда Бекки, Камерон ощущал безотчетную нервозность. Вместе с тем мальчик чувствовал себя непривычно взрослым, поскольку отец Бекки разрешил ему встретить ее на станции. И еще, помимо всего прочего, Камерон ощущал тихую грусть. Она была с ним всегда, напоминая повышенную температуру. Его мама и папа пропустят все это. Они никогда не познакомятся с Бекки, никогда не проводят его на выпускной, не увидят, как он выиграет национальное первенство по гольфу. Не узнают, чего он достигнет в жизни, не помогут решить, в какой колледж поступать, не будут праздновать вместе с ним и критиковать его. Камерон скучал о них так сильно, что иногда ему хотелось изо всех сил заехать кулаком в стену.

На перроне были предупреждающие таблички, но Камерон не обратил на них внимания, и никто не обратил внимания на него, когда он спустился по ступенькам, перешел пути и поднялся на противоположную платформу. Ее поверхность была разбита на восьмиугольники с выступающими кромками, чтобы люди не скользили по ней. Встав на один восьмиугольник, он стал думать об отце. Доктор Саш говорила, что Камерон должен делать это часто, вспоминать конкретные ситуации, связанные с родителями. Она советовала ему припоминать каждую ситуацию подробно, до конца, и откладывать ее в особое место в его памяти.

— Даже плохие? — спросил у нее Камерон.

— Даже плохие.

Камерон посмотрел на свои ботинки, размышляя о том, как поссорился с отцом в его последний день. Ненавижу тебя, сукин ты сын! Никогда больше не хочу тебя видеть!

Давай, можешь ненавидеть меня, маленький засранец. Главное, не облажайся на турнире в этот уикэнд.

Можно подумать, ты только того и хочешь.

«И как же это все поможет?» — спросил себя Камерон, перешагивая на другой восьмиугольник. Когда другие отцы учили своих детей ездить на двухколесных велосипедах, отец Камерона учил его водить электрический карт для гольфа. Камерон был такой маленький, что сидя не дотягивался до педалей, поэтому ему приходилось стоять, как водителю трамвая. Впервые поехав самостоятельно, он наткнулся на надувной мяч, оставив за собой нейлоновые клочья. Они лежали на газоне, словно зверьки, погибшие под колесами машины. Правда, отец не разозлился на него. Он рассмеялся и показал Камерону, как делать катящие удары, и с тех пор Камерон всегда выполнял эти удары предельно аккуратно.

«У тебя талант, — говорил ему отец. — Но не полагайся на него. Зная о своем таланте, игрок становится ленивым. На самом деле тебе надо работать вдвое упорнее».

Именно так отец Камерона жил сам: упорно работал, концентрировался на победе, никогда не полагался только на свой талант. А вот дядя Шон — пример таланта, не подкрепленного трудом. В один год он выиграл «Мастере», а в другой — вылетел из Ассоциации. Правда, сейчас Шон изменился. Сейчас он играл совсем по–другому.

Камерон не знал, на какого из братьев он похож больше. Понемногу на каждого. Но прежде всего, на самого себя. Он перешел на следующий восьмиугольник.

С эскалатора сошла женщина, толкавшая перед собой коляску с ребенком. Малыш был такого же возраста, как Эшли, с пухлым личиком. Его улыбка сообщала миру о том, что он беспричинно счастлив. Отец часто садился с Эшли на пол и строил башню из кубиков, а она шлепала по ней рукой, как будто била в барабан. Эшли приходила в неистовый восторг, и отец был на седьмом небе от счастья.

Знал ли он? Камерон задавал себе этот вопрос снова и снова.

Если знал, то это не повлияло на его любовь к малышке. В душе Камерон был уверен, что отношение отца к Эшли не изменилось бы, узнай он всю правду.

Конечно, любви между его родителями пришел конец, и это случилось задолго до появления Эшли. Его отец первым изменил матери — с Джейн. Он даже не старался скрыть это. Мать Камерона пошла дальше: родила ребенка от другого мужчины. К тому времени, конечно, их семья уже распалась.

Иногда так бывает: свяжешься не с тем человеком и поступаешь неправильно просто потому, что ни о чем не думаешь. Возможно, именно так получилось у его матери.

Конечно, это было ужасно глупо, зато так у них появилась Эшли. А она… настоящий подарок. Незаслуженный подарок этой исковерканной семье.

Перейдя на следующий восьмиугольник, Камерон заметил, что малыш в коляске смотрит на него, и подмигнул ему. Он приложил ладонь к глазам, а потом отвел ее, сказав «ку–ку!», но мать ребенка не увидела этого и провезла его мимо. Камерон попытался отвлечься от мыслей о своей семье, однако все напоминало о ней. Обложка журнала в киоске, на которой большими буквами было написано о судебном процессе, где знаменитые родители боролись за опеку над ребенком. Рекламная листовка, предлагающая провести бракоразводный процесс за 99 долларов. Сердце Камерона сжалось от страха при мысли о том, что они могут потерять Эшли. Если ее заберут, семье придет конец — он знал это наверняка. Они пережили смерть родителей, хотя и с огромным трудом. Но потерять малышку…

Камерон подумал, как бы получить совет адвоката, не упоминая о том, что такая проблема действительно существует. Например, он придет в контору какого–нибудь парня и скажет: «Вопрос чисто гипотетический, но если ребенка растит дядя, потому что его родители умерли, и вдруг выясняется, что между ними нет кровного родства, этого ребенка передадут кому–нибудь другому? »

«Если закон отвечает «да», это неправильный закон, — размышлял Камерон. — И когда мне исполнится восемнадцать, я проголосую против идиотов, придумавших его».

Вдруг Камерон застыл на месте. За шумом и грохотом вокзала проступила одна совершенно четкая мысль. Меньше чем через два года он по закону достигнет совершеннолетия. А ведь он — кровный родственник Эшли. Значит, он и станет ее опекуном. И никто не заберет ее у него. Никогда.