Густой туман клубился вокруг фонарных столбов, серый призрак таял в рассеянном свете. С чувством странной тревоги Адриан крадучись шел по мощенной булыжником улице, держа наготове скрытый в модной прогулочной трости нож, который предназначался всякому, кто вздумает напасть на джентльмена, слоняющегося в одиночку по безлюдным улицам в глухую ночную пору.
Это было импульсивное, чтобы не сказать безрассудное, решение — посетить принадлежащий ему небольшой дом на Маунт-стрит. Он все еще не мог отойти от впечатлений вечера, проведенного с Люси, и озадачивающего появления Элинвика. Чувства не подчинялись контролю, иначе он вряд ли поддался бы на столь безрассудную и авантюрную идею. Но ярость и страсть возобладали. Стоило одной из этих эмоций проявиться, и он уже не мог отказаться от выполнения задуманного. Пребывал в странном настроении, грустном и тягостном, мысли возвращались к тому, о чем он не позволял себе даже вспоминать. Страх быть раскрытым всегда таился рядом, как назойливый спутник. Он научился совладать с ним, сжился, как с частью самого себя. В жизни Хранителя много тайн, и не меньше в его душе.
— Пусть оно все катится в преисподнюю, — выругался он, яростно ударив концом трости по булыжнику мостовой. Если бы Адриан не старался сохранить в строжайшем секрете, до какой степени Люси сводит его с ума, это могло бы сильно повредить его репутации в глазах тех, чье мнение ему небезразлично.
Проклятие, до чего хотелось то овладеть ею, то в следующее мгновение встряхнуть, чтобы у нее зубы лязгнули и она не могла соображать и, таким образом, выставлять свои больно ранящие колючки.
Она считает его скучным, праведным и бесстрастным. Если бы она только знала, как он сгорает от неразделенной страсти, если бы могла прочесть его мысли и, наконец, осознать, что он не какое-то там напыщенное ничтожество, а мужчина из плоти и крови. Но она отказывалась разглядеть это в нем. А что еще хуже, не захотела остаться с ним наедине, чтобы он проявил всю страсть, на которую способен.
С досады он сплюнул, напугав бездомную кошку, которая сидела на булыжной мостовой и настороженно наблюдала за ним зелеными глазами. Если бы он только мог, то выкинул из головы мысли о Люси, ее чудных глазах и вспыльчивом характере, нашел себе более сговорчивую и услужливую партнершу. Любая не устояла бы перед ним, стоило только пожелать, была бы счастлива стать его любовницей, а если бы он пожелал, то и женой! Но он остановился на Люси. Его сердце не приняло бы другую. Если бы проблема состояла лишь в том, чтобы предложить ей свое сердце, он сделал бы это без промедления. Однако где уверенность, что она станет его слушать? А если и послушает, не поверит, что он без памяти влюблен в нее. Решит, что это очередная уловка, чтобы заставить выйти замуж.
Кроме того, она достаточно ясно продемонстрировала свои чувства, а мужское сердце — довольно хрупкое, что бы ни думали об этом женщины. Мужчине достаточно сложно признаться в том, что он кого-то полюбил, он не станет говорить об этом, если не уверен в ответном чувстве. У него есть гордость, и он всего лишь человек.
Возможно, стоило представить ей доказательства своей любви делами и поступками. Слишком поздно для слов, она не готова их услышать. Но существуют другие способы показать, что он только ее хочет видеть своей герцогиней, и все это не имеет отношения к расчетам ее отца.
Боже всемогущий, он мог бы заставить Люси загореться пламенем страсти, в котором сгорает сам.
Кошка зашипела, выгнув дугой спину, когда он сделал движение тростью, чтобы прогнать ее. Он шикнул в ответ, заставив животное искать укрытия в придорожной канаве. Если бы можно было так же напугать Люси оскаленными зубами и крутым нравом. Но проклятая женщина приняла его вызов, отказалась отступать и отдавать ему победу в споре.
Улыбка скользнула по губам, несмотря на паршивое настроение. Нашаривая в карманах ключ от дома, он чертыхался про себя, думая о том, что простое воспоминание о Люси заставило его мужское достоинство заявить о себе, восстать к жизни. Ни одной куртизанке, как бы хороша и умела она ни была, не удавалось добиться такого эффекта.
Ни одна женщина так не испытывала его терпение. Ни из-за кого он не проводил столько бессонных ночей в муках неразделенной страсти и томления. Он совершенно без ума от нее, но безответно.
Отомкнув замок, он толкнул дверь и оказался в темной прихожей. Он хотел Люси, как никогда и никого раньше. Все это ни на что не похоже.
Кроме того, ему нужно было, чтобы она рассмотрела, наконец, за титулом мужчину, пришла к нему сама, по доброй воле. Его занимало, что она думает, и еще как!
Тихо пройдя по коридору, он бесшумно открыл дверь кабинета, чувствуя облегчение от того, что человек, которому он платил, чтобы тот присматривал за домом, не стал докучать ему и не будет свидетелем его нынешнего смятения. Адриану нравилось бывать дома одному. Он приобрел этот маленький особняк, предполагая проводить здесь секретные встречи с Элинвиком и Блэком в случае необходимости. Но на сегодня у него назначена особая встреча. Боже, он надеялся, что сможет как-то изменить выражение лица, не обнаруживая нынешних чувств.
Дверь в библиотеку уже была приотворена, и мягкий свет лампы падал в темную прихожую. Он тихо вошел, оглядев комнату. Взгляд сейчас же привлек графин с золотистым шотландским виски в шкафу, доставленный к его прибытию. Вот чего ему так не хватало, виски поможет прогнать безнадежные мысли о Люси и чудовищное настроение.
— Добрый вечер, ваша светлость, — промурлыкала за его спиной женщина, в чьем голосе с легким истсайдским акцентом, делающим его еще более соблазнительным, звучали призывные нотки. Хрипловатая теплота вызывала много приятно возбуждающих образов, наводя на мысль о стольких возможностях.
Адриан напрягся, непонятно почему. Ведь решено встретиться здесь именно в этот час. У нее был собственный ключ на всякий случай. И все же он вздрогнул. Стараясь не показать виду, взглянул на нее. Дама сидела, непринужденно раскинувшись на небольшом кожаном диванчике. Ее длинные серьги с бриллиантовыми гроздьями спускались на плечи, озаряя их своим сиянием.
— Анастасия, — тихо произнес он. Приветствуя ее коротким кивком, двинулся к шкафу, налил виски и проглотил одним большим глотком. Жжение в горле дало хороший успокоительный эффект. Он налил еще и выпил. Обычно он не превышал норму, но сегодня пусть все катится к дьяволу. Им владело безрассудство, исступленность… Может быть, жестокость. Ничего подобного ему не приходилось испытывать лет двенадцать. Казалось, ему удалось обуздать в себе неприятную склонность. Но старые привычки умирают тяжело. Приходилось с неохотой признавать, что он так и не стал по-настоящему цивилизованным. Образ, представленный свету, привнесенный в него, — всего лишь притворство и обман.
— Вы сегодня не в своей тарелке, — отметила гостья.
— В самом деле? — Глянув на нее, он налил себе третий стакан.
Она улыбнулась, он поразился ее красоте. Она ослепила многих мужчин не только красотой, но и умением вызвать доверие, понять желания мужчины в спальне и вне ее. Когда Анастасия пожала плечами, ее пышная грудь едва не перелилась через низкий вырез платья.
— Я давно знаю тебя, Адриан. Тебе не удастся ничего от меня скрыть.
— Я так и подумал. — Он со вздохом запустил пальцы в волосы.
Виски уже нагрелся. Она знала слишком много. Знала, кто он такой.
— Мы так давно знакомы друг с другом, — склоняя голову, чтобы лучше рассмотреть его, произнесла дама. — Ты не доверишься мне?
Опустившись на стул с высокой спинкой, он застонал и запрокинул голову, прислонив к резному завитку. Прикрыв глаза, пытался подобрать слова.
— Это ничего. Не обращай на меня внимания.
Шелест шелка заставил его поднять взгляд. Он увидел, как Анастасия плавно скользит через библиотеку, богиня в синих шелках и бриллиантах. Несколько часов назад у Самнерсов он смотрел на нее и думал, как она хороша. Сейчас понимал, что она просто восхитительна. Любой мужчина посчитал бы себя счастливчиком, заполучив ее.
— Адриан. — Она с тихой лаской провела рукой по его волосам. — У тебя слишком много тайн, чтобы нести это бремя одному.
Снова закрыв глаза, он натянуто рассмеялся:
— Ты уже разделила слишком многое со мной, Анастасия, я не стану затруднять тебя дольше.
Если бы он позволил себе так поступить, чувство вины стало бы непереносимым. Он ненавидел его и старался не вспоминать. Но оно возвращалось каждую одинокую ночь, когда он лежал, уставившись в потолок спальни, вглядываясь в свою жизнь и разбирая ее.
Он встал, а она тихо подвинулась, как кошка, удивив его и заставив вздрогнуть, когда заскользила ладонью по его груди, кончиками пальцев касаясь щек. Она смотрела в его глаза таким глубоким взглядом, что ему захотелось отвести свой, но он не мог. Так или иначе, он нуждался в этом сегодня вечером, нуждался в том, чтобы облегчить душу. Она сможет понять, что он вынужден терпеть. Хотелось, чтобы это была Люси, но он никогда не сможет разделить с ней свою тайну. Она отвернулась бы от него с отвращением и ужасом, отторгла бы, и как бы он с этим жил дальше.
— Вот как он мог бы выглядеть, — прошептала Анастасия, проводя взглядом по его лицу, — без жестокости. Таким прекрасным, таким мужественным и сильным.
Оба знали, о ком идет речь, и Адриан еще сильнее напрягся, не желая о нем думать.
— Ты во многом похож на него, — проговорила она, держа ладони на его щеках. — Высокий и гордый. А эти глаза…
— Не надо, — твердо сказал он. — Я ни в чем не похож на него. Ты должна знать об этом. Тебе известно, каким он был.
— М-м-м, да. Известно. Но странно, что в твоих глазах живут аналогичные призраки. Я вспоминаю, что в каком-то смысле он сотворил нас обоих, — говорила она, придвигаясь настолько близко, что корсаж платья коснулся его жилета. — Он подобрал нас, сделал из нас то, чем мы являемся теперь, шлюху высокого класса и послушного долгу совершенного наследника. Я любила его, несмотря ни на что.
— Мой отец… — начал он, внезапно запнувшись на этом слове. — Его ничто не удовлетворяло до тех пор, пока он не прикладывал рук, пачкая и разрушая, чтобы создать собственный идеал совершенства, — хрипло сказал он, делая глоток виски.
Анастасия быстрым движением выхватила стакан и поставила на столик.
— Годы, проведенные с ним, я хранила ему верность. На моих глазах ты рос, становясь человеком, до которого ему было далеко, хорошим и честным, придающим значение тому, на что большинство в нашем кругу попросту не обращают внимания. Он никогда не видел хорошего в других. Только он был всегда прав. В этом вы так не похожи. Ты умеешь рассмотреть хорошее в каждом, кто оказывается рядом с тобой.
Он тяжело сглотнул, чувствуя, как Анастасия придвигается ближе. Глядя в зеркало, он не видел того, о чем она говорила. Там не было человека, который бы заслуживал уважения и искупления. Горькие сожаления заполняли его душу, когда он слушал ее.
— Надо предать прошлое забвению. Оно ушло и больше не вернется. Возможно, теперь настало время для нас обоих? Любя его, я хочу тебя… — Ее пальцы остановились на его шарфе и начали медленно развязывать узел. — Ты ведь знал об этом, не так ли? Но тебе присуще чувство долга, ты слишком добродетелен, чтобы поддаться искушению, слишком честен в понимании истинного и ложного.
Он пытался возразить, но Анастасия приложила палец к его губам в знак молчания:
— Один твой взгляд, и все станет возможным. Все еще возможно.
Алкоголь разлился в крови, горяча ее, но даже это не могло заставить его принять предложение. Мягко положив руки на плечи Анастасии, он отодвинул ее:
— Ты прекрасна, Анастасия, и сама знаешь об этом.
Ее улыбка соединила печаль и усмешку.
— Но не настолько, чтобы соблазнить тебя.
Резко развернувшись, он шагнул к камину. Опершись на каминную доску, стоял, глядя на холодную золу.
— Нет. — Его ответ прозвучал спокойно, но твердо. — Меня может соблазнить только одна женщина, но она не станет этого делать.
— В таком случае это большая глупость с ее стороны, — сказала она, и он скорее почувствовал, чем услышал, как Анастасия возвращается к дивану. — Она, должно быть, не представляет себе, какое счастье завладеть твоим вниманием.
— Сердцем, — уточнил он, глянув через плечо.
Золотистые брови Анастасии с удивлением взметнулись вверх.
— Счастливая девочка… Я бы отдала все на свете за то, чтобы завладеть сердцем твоего отца.
— Мой отец не имел сердца. Ты, наверное, заметила это?
— Ты прав. Он подарил его тебе, не так ли? Независимо от того, знал он об этом или нет. Ты стал тем, кем не был он. — Она продолжала рассматривать Адриана. — И взял все, что было в нем. Его мощь и безжалостную решимость. Силу и красоту, думаю, и животную похоть тоже. Но в твоих глазах нет жестокости, твои руки… — Взгляд Анастасии скользнул по его пальцам, голос стал тихим, почти благоговейным. — Твои руки способны прикасаться не только с благословением, но и с одержимостью.
— Анастасия, — предупредил он, но женщина лишь улыбнулась и отвела глаза.
— Твоя возлюбленная будет рыдать от счастья при каждом прикосновении этих сильных любящих рук. Ты заслуживаешь такой женщины, которая будет беречь тебя, как сокровище. Я долго хранила надежду, что со временем, быть может, стану той, кто исполнит твои желания.
— Прости меня, Анастасия.
Она отмахнулась от извинений.
— Я не для этого хотела встретиться сегодня вечером, — сказала она. — Хотя не стоит отрицать, надеялась.
— Я не могу забыть о твоем…
— Возрасте? — подсказала она.
Он кивнул:
— Я помню тот день, когда нас представили друг другу. Мне тогда было шестнадцать, а тебе…
— Тебе сейчас двадцать восемь, мне — сорок, — с гримаской продолжила она.
— Я подумал тогда, до чего ты хороша, но сейчас… сейчас ты просто ослепительна.
Улыбаясь, она перевела взгляд на свои руки.
— Это оттого, что ты так позаботился обо мне.
— Ты заботилась о моем отце вопреки тому, что он вел себя как скотина по отношению ко всем, включая тебя. Ты заботилась и обо мне, и потому я не смог бы спокойно смотреть, как ты возвращаешься в мир…
— Полусвета?
Он кивнул в ответ.
— Забавой для мужчин. Меня тошнит от одной мысли об этом, я никогда бы не смог такого допустить.
— Боже, было бы мне на пятнадцать лет меньше! Я не отдала бы тебя ни одной женщине, боролась за тебя изо всех сил. Ты из тех мужчин, за кого женщины должны сражаться.
— Хотелось бы, чтобы это оказалось правдой, — фыркнул он.
— Так и есть, дорогой. Я всегда внушала это тебе, не так ли?
Да, она говорила, а он не мог поверить. И сейчас не верил.
— У меня нет планов на этот вечер, — вздохнула она. — В твоем распоряжении пара отличных ушей, которые слышат не хуже оттого, что их тянут вниз эти невероятно прекрасные серьги, которые ты купил мне. Тебе следовало бы воспользоваться таким хорошим слушателем и рассказать мне все.
Он задумчиво смотрел на драгоценности, которые приобрел на следующий день после похорон отца десять лет тому назад. Адриан хотел, чтобы ее, наконец, отпустила крепкая хватка отца, чтобы она стала независима. Был куплен небольшой дом на Мейфэре, назначена пенсия и ежемесячное содержание, которое позволило сохранить те немногие драгоценности, что отец покупал для нее. Он же купил для Анастасии бриллианты в знак благодарности, но никак не прелюдии к чему-то большему. Он создал условия для того, чтобы она могла сохранить прежний стиль жизни, к которому привыкла, пока была любовницей отца. Анастасия была его другом, наперсницей на протяжении ужасных лет, когда отец начал делать из него Брата Хранителя.
— Ладно. Я вижу, у тебя нет желания говорить со мной о своей даме. Тогда, пожалуй, мы могли бы перейти к тому, что привело нас обоих сюда.
Передернувшись от последнего глотка виски, он обернулся к Анастасии:
— Да, нужно приступать, на рассвете у меня есть дела.
Она охнула, тревожно расширив глаза:
— Адриан…
— Элинвик. Кто же еще? — отмахнулся он, опережая ее вопрос.
Покачав головой, она снова уселась на диван.
— Он дождется, что все узнают о вашей маленькой группе.
— Я знаю. Думаю, и отец знал об этом. Всегда считал Элинвика неподходящей компанией.
— Твой отец был суеверен, но обладал умом и дьявольской хитростью. Я уважала в нем это качество.
Анастасия Локвуд была единственным человеком, кто, не являясь членом Братства, знал о Хранителях. Ни Блэк, ни Элинвик не имели представления о ее существовании и о том, что она в курсе дел. Отец посвятил любовницу во все. Это говорило, прежде всего, о том, насколько он доверял Анастасии. Спустя десять лет со смерти отца она по-прежнему хранила тайну.
«Эта маленькая шлюшка из Ист-Энда не проболтается ни одной живой душе, если знает, что так для нее же лучше. Я сделал для нее все, но могу все разрушить и вернуть туда, откуда взял, в жалкую лачугу».
Предыдущий герцог Сассекс не заслуживал ничего от той женщины, для которой «все сделал». Тем не менее ей была известна тайна, проклятие для Адриана. Он не раздумывая доверил бы ей жизнь, впрочем, она и так держала ее в своих руках.
— Адриан?
— Извини, боюсь, я задумался.
Стоит прекратить с выпивкой. В голове путалось, а он не любил, когда чувства и мысли выходили из-под контроля. Но, признаться, ему понравилось онемение, разлившееся внутри. Он не думал о Люси по крайней мере вот уже две минуты.
Шагнув к буфету, плеснул еще виски и наблюдал, как янтарная жидкость расплескалась через край, пролившись на полированный палисандр. Когда он вновь повернулся, Анастасия внимательно смотрела на него.
— Когда мы встречались две недели назад, ты принес тревожные вести. Надеюсь, вам удалось продвинуться в поисках Орфея?
Кивнув, он стал мерить шагами комнату, нуждаясь в движении, в то время как алкоголь давал забвение чувствам и замедлял горячее течение крови в жилах.
— Да, — не слишком уверенно произнес он и кивнул, — да, продвинулись. Но боюсь, Блэку и Элинвику удалось в этом смысле больше, чем мне.
— Из-за того, что ты поглощен изучением совсем других вещей, насколько я себе представляю? — сказала она со смехом, к которому он присоединился.
— Да, пожалуй, ты права.
— А у меня мужское общество вызывает небольшой интерес с того времени, как ты обеспечил мое будущее. Я поняла, что скучаю.
— О? — удивился он. — А магазины, балы?
— Я не из тех, кого развлекает излишняя роскошь. Ты знаешь об этом, но я прощаю тебя. Так вот. Я просто умираю от скуки. Но… — потянувшись, она взяла сумочку, открыла и вынула блестящий предмет, — на прошлой неделе я была на балу, где произошла одна впечатляющая встреча. Совершенно очаровательный незнакомец нашел меня в темном углу зала, вручив вот это.
Она перебросила предмет, а когда он поймал и рассмотрел его, стакан с виски чуть не выпал из его руки. То была золотая монета с изображением лавровой ветви и лиры.
— «Дом Орфея».
Она победно улыбнулась:
— Точно. Я побывала там дважды. Моим спутником был… Скажу только, что он занимает достаточно высокое положение в небольшом клубе и склонен довольно свободно говорить под влиянием любовного влечения.
— Анастасия… — с трудом выдавил он. — Это очень опасно. Тебе нельзя ввязываться в эту игру.
— Хватит. Не хочу, чтобы ты выговаривал мне, как ребенку. Я знаю, что делаю. Помогаю тебе. Так же, как пыталась поддерживать твоего отца.
— Прекрати это немедленно.
Она подскочила с дивана, уперев руки в бока.
— О! Ты не смеешь! — выпалила она. — Не вздумай рассказывать мне о том, что я могу делать, а что нет. Я знаю, чем рискую, и принимаю это.
Анастасия была родом из трущоб Сент-Джайлза. Чувство опасности было ей знакомо с самого детства, но она обладала сверхъестественной способностью ее избегать, была терпелива и умна, могла бы принести много пользы, проникнув в закрытый клуб. Как джентльмен, он не позволит делать это. Но Хранитель остро нуждается в ее помощи.
— Пока ты придумываешь достойные поводы, чтобы удержать меня от этого шага, позволь, я расскажу, что мне удалось узнать.
Потирая в пальцах рельеф, выбитый на монете, он отхлебывал из бокала, внимательно глядя на Анастасию.
— Ну так вот. Моего знакомого зовут Эрос, — с содроганием сказала она. — Греческий бог любви не имеет к нему никакого отношения, но он им себя представляет, а я подыгрываю, это лучше развязывает ему язык.
Адриан вздрогнул. Он предпочел бы не касаться подобных тем, но стоило потерпеть, чтобы узнать, что удалось выяснить Анастасии.
— Это реинкарнация старого Клуба адского пламени. Устраивают пиры, оргии, играет прекрасная музыка. Многочисленные оргии, сдобренные новинкой сезона — оккультными сеансами. Можно обратиться к прорицательнице, побывать на спиритическом сеансе, опиум и абсент делают видения более яркими, как и все прочие впечатления.
Он хотел прервать Анастасию, но она подняла руку, призывая молчать:
— Две ночи назад прошла церемония посвящения. Я оказалась в числе приглашенных. Орфей — их хозяин, ему принадлежит клуб и право принимать новых членов.
Адриан понимал, куда она клонит.
— Ты будешь получать информацию из первых рук. О его слабостях, передвижениях. Это может быть полезно для тебя и других Хранителей. Полагаю, со временем смогу ввести туда и тебя.
Он покачал головой, разглядывая монету:
— Не знаю, это может оказаться небезопасно.
— Знаешь ли, жизнь — это азартная игра. Уверена, это тот случай, когда стоит рискнуть и сделать ставку. Согласен?
Он клялся жизнью хранить чашу, выполнять свои обязанности, не позволять злу проникнуть в их ряды.
«Никогда не рассказывай о том, что знаешь. Никогда не говори, кто ты. Никогда не теряй веру в цель, ибо царство, к которому мы стремимся, нуждается в тебе и твоих сыновьях», — сказала она, повторяя слова присяги Братства.
— Я помню, — тихо произнес он, вспоминая, как его отец, старый маркиз Элинвик и граф Блэк принимали ее. Их сыновья тоже там были.
Он до сих пор чувствовал на теле ожог от клейма с эмблемой Братства, помнил, как извивался и корчился на каменной плите. Он завопил, звук эхом отозвался от потолка зала масонской ложи, священного места, где Братья веками приводили к присяге своих сыновей.
«Держите клеймо на его теле, — прорычал отец, — до тех пор, пока он не перестанет орать как ребенок. Пусть перенесет все с достоинством мужчины».
Он и сейчас чувствовал запах жженой плоти и большие руки отца, сковавшие его запястья стальной хваткой.
«Ты отвратителен мне, слюнтяй, — произнес тот, войдя в комнату, где Блэк и Элинвик втирали целебную мазь перед тем, как перевязать ожог. Так происходило всегда, древний ритуал вызывал боль, после чего «оперившиеся птенцы», как их называли после совершения ритуала, предоставлялись заботам лакеев для втирания мазей и перевязки. — Или тебе кажется, что только я видел слезы на твоих глазах? Боже, как ты опозорил меня, мальчишка!»
Отец ударил его по лицу, и он остался сидеть, холодный, неподвижный. Онемевший. Бледное подобие мужчины и наследника в глазах собственного отца.
«Тебе стоило бы доказать, что ты можешь быть мне полезен, — прорычал он, — или ты заплатишь за это!»
«Думай о чем-нибудь другом, — предложил Йен после того, как отец вышел, охваченный яростью, мазь впитывалась в нежную опаленную плоть. — Это всегда помогает».
«Думай о том, что можешь извлечь из этого, — сказал Блэк. — Думай о силе».
Так он и сделал. Подумал о том, что приобретет после испытания. Это придавало ему силы и придает до сих пор.
Мир Братьев Хранителей был холодным и изолированным. О нем знали лишь отцы и их сыновья. Его отец нарушил вековое молчание, посвятив в дело любовницу и до определенной степени дочь, которая узнала правду из его пьяных скандалов. Временами их мир становился жесток и опасен, как сейчас.
— Ты знаешь, я никогда не стану слушать того, что ты говоришь, Адриан. Я в этом уверена.
Зажав монету в пальцах, он глядел на нее.
— Тогда мы принимаем твою помощь, Анастасия.
Улыбка осветила ее лицо. Обняв его, она прижалась к нему всем телом:
— Я буду поддерживать тебя всем, чем смогу.
— Прежде всего, ты должна мне пообещать, что будешь осторожна и придешь ко мне, если почувствуешь малейшую опасность.
— Согласна.
— И будешь извещать о себе ежедневно, поняла? Даже если тебе нечего будет сообщить. Я хочу знать, что тебе ничего не угрожает. И, черт побери, сообщи, если тебе придется снова пойти в этот проклятый клуб.
Оттолкнувшись от его груди, она улыбнулась и чмокнула его в губы, как мать сына или, может, как друг перед разлукой. Отходя назад, она быстро провела пальцами по его волосам, наклонив лицо так, чтобы глубоко заглянуть ему в глаза.
— Все, кроме жестокости, — прошептала она еще раз. — Счастливая девочка.
Она прошла мимо, взяла накидку с подлокотника дивана, потом сумочку. Он перебросил ей монету, она поймала и улыбнулась.
— Это пропуск, — сказала она, рассматривая монету. — Ты показываешь это привратнику в Адельфи, и лакей провожает тебя в клуб.
Адриан видел, как она подошла к двери, задержалась, оглянулась на него:
— Спасибо, что дал мне возможность отплатить за то добро, которое сделал для меня.
— В этом нет нужды. Я говорил тебе, — возразил он.
Она лишь взмахнула рукой:
— До новой встречи.