Гордость и страсть

Глава 26

«Трудно найти кого-либо столь же отталкивающего, как Элинвик, позволяющего себе шептаться с дамой в моем присутствии, — думала Элизабет. — И притом с замужней дамой».

Что-то с ним происходило в последнее время. С тех пор как Сассекс и Люси уехали из Лондона, он уже несколько недель неотлучно находился рядом с ней. Она начинала узнавать его настроение, когда он в задумчивости сидел в салоне. В этот вечер они выехали в оперу. Он сопроводил ее в буфет, но быстро оставил для того, чтобы поговорить, даже, скорее, пошептаться с какой-то дамой.

— Вы давно уже не были у меня, — донеслись до нее слова дамы, произнесенные обиженным тоном. — Вы разбиваете мое сердце, милорд.

Ответ Элинвика прозвучал неразборчиво, поскольку можно не сомневаться, он помнил о том, что Лиззи обладает очень острым слухом.

— Дорогой, вы должны прийти в клуб.

При этих словах Лиззи навострила уши. «Какого дьявола замышляет Элинвик?» — удивилась она. Нужно сообщить брату.

Послышался шаркающий звук, за ним последовало тихое довольное урчание, Лиззи охватило сильное желание вывернуть содержимое своего бокала с пуншем на голову Элинвика. Когда он вернулся и снова стал рядом с ней, она просто дымилась от злости.

— Отвезите меня домой.

— Но мы только приехали.

— Мне совершенно наплевать, отвезите меня домой.

Он услышал, как бурно вырывается дыхание из ее груди.

— Лиззи, возьмите себя в руки.

— И не подумаю, милорд. Как вы посмели выставить меня на посмешище, разговаривая с этой… этой женщиной!

— Эта женщина, — прошипел он ей в ухо, — всего лишь дела Братства, мне нужно ее содействие.

— Мне нет дела до того, что понадобилось вам от нее, отвезите меня домой.

— А я думаю, вам есть дело до того, что я получаю, возможно, дарю, — хрипло шепнул он ей на ухо.

Плотно сжав губы, она развернулась, собираясь самостоятельно найти дорогу из ада, окружавшего ее. Но он был начеку и задержал ее руку:

— Проклятье, куда вы собрались?

— К карете. Это было ошибкой. Мне бы следовало помнить о том, что вам нельзя доверяться.

— Это почему?

— Вы распутник, и к тому же чертовски бессердечный.

— Когда я согласился с тем, чтобы вы помогли нам в делах Братства, я принимал во внимание то, что вы достаточно храбрая девушка и не спасуете перед этой задачей.

— Храбрая, но не идиотка же! Вы привезли меня сюда, чтобы порисоваться на фоне своего последнего трофея в моем лице. А она не имеет ничего общего с интересами Братства, это всего лишь средство для удовлетворения вашей похоти.

Они вышли. Лиззи почувствовала некоторое облегчение, когда холодный воздух коснулся щек.

— Я не стану дольше обсуждать с вами все это. Не будете ли вы так добры разыскать мою карету?

— Как прикажет ваша светлость, — насмешливо ответил он. — Чертовски неприятный вечер.

— Не могу с вами не согласиться. Зато мы узнали, что ваша любовница скучает без вас в постели. Едва ли это можно считать ценным открытием.

— О? А ты скучаешь по мне в своей, Беф?

Она не стала отвечать на его вопрос, но не удержалась от колкости.

— Только в твоих смелых фантазиях, Иен, — фыркнула она.

— Нет, ну разве это не правда? — проворчал он, помогая ей подняться в карету и захлопывая дверцу.

Карета тронулась, меж ними повисло напряженное молчание. Ей это казалось невыносимым, мысли все время возвращались к той женщине, к ее голосу.

— Перед уходом я обязательно проверю все задвижки и окна, — сказал он, как бы ненароком касаясь ее бедра. — Сегодня вечером у меня все внутренности сжимаются от тревоги. Что-то висит в воздухе.

— Да, я тоже чую. Откровенное распутство.

И тут же услышала в его голосе усмешку.

— Если это форма предложения, Беф, я буду более чем счастлив принять его от тебя. Ты так соблазнительна, я просто не в состоянии сопротивляться.

— Иди к черту, — выпалила она, ненавидя себя за то, как легко он заставил ее выйти из образа холодной элегантности.

— Уже был, моя дорогая. Мне пришлось не по вкусу тамошнее обслуживание.

Она перестала его замечать.

Когда они добрались, она едва могла дождаться, пока он подаст руку. Гастингс открыл двери, Мэгги уже стояла на пороге, поджидая ее. Элизабет взяла свою компаньонку за руку, озабоченная тем, чтобы поскорее уйти от Элинвика.

— Ну, как прошел вечер?

— Ничего интересного. Не вдохновляюще и совершенно невыносимо.

— О боже! — прошептала Мэгги, направляя Элизабет к двери. — Неужели так уж плохо?

— И вот еще что, Мэгги, — сказала Элизабет. — Захвати шкатулку с письменными принадлежностями. Мне нужно продиктовать письмо брату. Оно должно уйти с первой же почтой завтра утром.

Определив по звуку, что Мэгги приготовила прибор для письма, Элизабет начала диктовать:

«Дорогой брат! Нечто, кажущееся мне тревожным и важным, привлекло мое внимание. Хотелось бы, чтобы ты как можно скорее возвратился в Лондон, поскольку Элинвик, этот ужасный человек, может нанести немалый ущерб делу Братства».

«Это должно привлечь внимание брата», — подумала она с удовлетворением и некоторой тревогой.

Люси изучала науку быть герцогиней и женой. Погода в Йоркшире прояснилась и наладилась. Адриан мог смело брать ее с собой в деревню и представлять арендаторам. Ее приводили в восхищение малыши, она утешала и помогала больным, записывала просьбы и старалась помочь по мере сил жителям деревни. Оказывается, ее мужа неподдельно любили и уважали. Люси просто не могла чувствовать себя более счастливой.

Викарий с женой заходили к ним на чай, а живущие в округе помещики заезжали познакомиться и поздравить. Но чаще они проводили свои дни и вечера друг с другом в тишине, бродя по лугам или в домашних заботах. Адриан был терпеливым учителем, помогавшим ей запоминать имена, расположение и предназначение комнат, сообщая, где принято пить чай, а где читать книги.

— Я не приверженец строгостей, Люси. Мне совершенно наплевать, если ты устроишь ланч в передней комнате, а не в задней. Но это все необходимо для удобства Лиззи, ты же знаешь. Она чертовски настырна там, где дело касается независимости. Если что-то изменится, она может натолкнуться на какой-нибудь предмет и пораниться или заблудиться в доме.

— Понятно. Мне совсем не хочется, чтобы она испытывала затруднения или с ней что-нибудь случилось. Между прочим, она писала тебе? Что она думает о наших щенках?

— Не приходило никаких известий.

— Возможно, Мэгги заболела и не может писать для нее, — предположила Люси.

Адриан кивнул, но оставался задумчивым до конца вечера.

В этот день они вместе, взявшись за руки, прогуливались по длинной анфиладе, увешанной старинными портретами.

— Я не стану утомлять тебя именами, которые отец вбил в мою голову, хотя мне казалось, что все это достаточно бесполезно. Правда, есть несколько портретов, которые я бы хотел показать тебе.

Вскоре они подошли к картине.

— Синьюин Йорк — печально известный тамплиер.

Она улыбнулась изображению, думая о том, что он унаследовал такие же глаза и, может быть, еще печальную усмешку.

— Я бы сказала, он был тем еще негодяем.

— Да. Ходили слухи, что он соблазнил дочь маркиза Элинвика, наградил ее ребенком и вскоре оставил. Говорят, существует проклятие, которое запрещает дому Йорков брать любовниц из дома Элинвиков.

— И что может случиться?

Он нахмурился:

— Я не уверен, саранча или наводнение, а может, что-то еще более устрашающее.

Она рассмеялась. Он еще немного рассказал о своих предках и лишь бегло упомянул Братьев Хранителей. Так же как Блэку, ему не хотелось втягивать ее в это дело. Люси решила не проявлять нежелательного любопытства. Он расскажет ей, когда придет время, так же как Блэк сделал это для Изабеллы.

Он потянул ее немного вперед и остановился перед следующим портретом:

— Мой отец.

Люси не могла сдержать удивленного вздоха. Так вот как может выглядеть ее муж лет через десять! С портрета смотрел красивый, физически сильный человек, его твердый рот был сжат в прямую линию, а в глазах не было тепла ее Адриана.

— Я много раз останавливался здесь, пытаясь понять, как могло получиться, что мне передалось так мало сходства с женщиной, которая меня родила. Кажется, будто он сам создал меня с помощью черной магии.

— Адриан…

— Он превратил Анастасию в идеальную любовницу, нечто, существующее лишь для удовлетворения его затаенных фантазий, но такое, чем можно было бы похвастаться в кругу приятелей, потешить самолюбие, гордость. То же самое он сделал и со мной.

— Нет. — Она привстала на цыпочки поцеловать его губы. — Он сделал из тебя герцога и Брата Хранителя, но не делал из тебя человека, которого я знаю. Ты сам стал им.

Прижав к себе, он задержал ее в долгих объятиях. Она чувствовала, как уходит куда-то чувство вины и смятения из его души.

— Ты хотела бы увидеть нечто особенное, волшебное?

— Ты уже показал мне сегодня утром, — хихикнув, шепнула она.

— Что за дерзости! Совсем не это! — шлепнув ее по заду, рассмеялся он.

Следуя за ним, держась за руку, Люси прошла через галерею по лабиринтам коридоров с совершенно одинаковыми каменными стенами и множеством дверей.

— Если войти в ту дверь, она приведет в подвалы, откуда есть ход в вересковые пустоши. Там всегда держат наготове верховую лошадь. Только один конюх знает об этом, и в его обязанности входит заботиться о лошади.

— Воображение рисует рыцаря в доспехах с эмблемой тамплиеров на плаще, во весь опор мчащегося по вересковым пустошам со священной реликвией.

— Ты неисправимая мечтательница, любовь моя. Это вынудит меня как-нибудь в полночь сесть с тобой на лошадь и прокатиться по вереску под сияющим светом луны и звезд.

— А как же чаша, ваша светлость? Вы забыли о самом существенном в этой истории.

Было темно. Как он мог видеть, куда ведет ее и даже где она стоит, Люси не понимала. Но он нашел ее и прижался всем телом.

— Я не забыл о чаше. И позабочусь о том, чтобы наполнить ее, — горячо и страстно зашептал он, — припасть к ней губами и испробовать то, что струится из нее.

Это подхлестнуло ее, заставив одновременно рассмеяться.

— Это уж слишком шаловливая аналогия, ваша светлость.

— Но ведь я уличная крыса, — прошептал он у самых ее губ. — Мы известны своей грубостью, безнравственностью и презрением к условностям. Доказать?

— Не здесь, — торопливо произнесла она. — Думаю, это любимое место пауков, а я их терпеть не могу.

— А мне казалось, ты такая авантюристка. Как же твои спиритические сеансы и оккультизм? Тогда ты не боялась, что какой-нибудь маленький паучок высосет из тебя всю энергию?

— Еще как боялась.

— Тогда идем, — со вздохом сказал он. — Если не станем мешкать, скоро будем на месте.

Они стали подниматься по ступенькам в кромешной тьме.

— Проклятье, как ты можешь что-то разобрать в такой темноте? — спросила она.

— Меня обучил отец. Он тренировал меня ориентироваться в темноте, это одно из умений, входящих в подготовку Братьев Хранителей.

— Вероятно, это был страшный человек. Я думала, мой отец холоден и равнодушен, но теперь понимаю, мне грех жаловаться.

— Знания, часть которых он передал мне, бесценны, ни один другой человек не обладает и долей его знаний. За это я его ценю и уважаю.

Скрипнула дверь, и Люси поняла, что находится в башне. Постройка, сродни средневековой. Запах плесени и пыли на старинных вещах наполнял комнату.

— Единственный путь сюда проходит по тоннелю. Там нет освещения на случай нападения и осады, но, ей-богу, не могу сказать чьей. Это самый настоящий замок, а вы — прекрасная дама, принцесса, попавшая в руки охваченного безудержным желанием странствующего рыцаря.

— Интересно, должна ли я кричать?

— Только от грешного наслаждения.

— Я думала, ты хотел мне что-то показать?

— Позже. Сейчас я покажу тебе нечто совсем иное.

— Что же, мой добрый рыцарь?

— То, как сильна моя любовь к тебе, — ответил он, притягивая ее к себе. — Как я тверд и наполнен.

Адриан охватил ее лицо ладонями и нежно потерся губами о ее губы. Ее губы послушно раскрылись. Он целовал ее долго и медленно, без слов показывая, что он к ней чувствует.

Люси застонала и обхватила его шею руками, теснее прижимаясь маленькими грудями. Его тело напряглось, поцелуй стал настойчивее и глубже, он сильнее прижал ее к себе. Рука заскользила по корсажу, большой палец нащупал затвердевший сосок.

Поцелуй дарил ему ощущение радости от близости возбужденного тела Люси. Ее пальцы погрузились в его волосы, выдавая страстное желание, усиливая его вожделение, пылавшее в глубине существа. Он никогда не сможет пресытиться ею, никогда.

Поцелуй, несмотря на самые лучшие намерения, получился невероятно чувственным, и Люси возвращала ему эту чувственность с избытком, поймав его ритм и позволив их языкам сойтись в возбуждающем танце. Он провел пальцем по тонкой ключице и плечу. Рука сама потянулась, спустила платье с плеча и высвободила из корсажа маленькую грудь. Он обхватил ее, скользнув большим пальцем по соску. Люси застонала, и он прервал поцелуй лишь для того, чтобы обнажить грудь полностью.

Она была совершенна. Нежно подхватывая обе ее груди, он наблюдал за выражением крайнего наслаждения, которое пробежало по ее лицу. Их глаза встретились. Лаская заострившиеся темные соски, он опустился на колени, продолжая следить за тем, как она провожает каждое его движение чудным взглядом своих прекрасных зеленых глаз. Не в силах устоять перед соблазном, Люси предложила себя, наполнив его ладони округлостью нежной плоти. Он подался вперед, припав к ее ароматной коже губами.

Не сдержав стон мучительного наслаждения, Люси замерла, крепко прижав его голову к своей груди. Он ласкал ее соски в унисон биению ее сердца, возбуждая короткими ударами кончика языка. После этого его язык стал описывать медленные, вызывающие истому круги, наслаждаясь ее вкусом и рельефностью возбужденных сосков.

Колени подогнулись, и она соскользнула на пол в облачко небесно-голубого муарового шелка. Он продолжал крепко обнимать и ласкать грудь, наслаждаясь ее возбуждением. Приподняв ее юбки и уложив на пол, он смотрел, как маняще свободно она раскинулась перед ним. Потом закрыл глаза и ворвался в нее. Она изогнулась, стараясь вобрать его до конца.

— Как ты совершенна, — выдохнул он, потянувшись к ее руке и заводя ее вверх. Их пальцы сомкнулись, на ее лице отразилось блаженство их единения.

«Совершенна», — думал он.

Это стало супружеством в истинном смысле слова. Пережив пик экстаза, он продолжил лежать в ее объятиях, прислушиваясь к частому биению ее сердца.

— Хочешь, я достану чашу и покажу тебе?

— Позже, — шепнула она, — лучше полежи со мной, обними меня крепко.

Он с наслаждением подчинился. Прошли часы, прежде чем он показал ей старинную чашу, и не пожалел об этом. Между ними царил мир. Он узнал, что разжигает в ней страсть, заставляет стонать. Но важнее то, что он понял, о чем она думает, чего боится, о чем мечтает.

Люси же мечтала о детях, о том, как будет работать в своем саду, представляла, как, подняв голову от цветов, вдруг увидит мужа и расцветет от радости.

Он желал воплотить ее мечты, стать их частью.

— Я последую за тобой в твои сны и мечты, — тихо пообещал он. Она уже крепко спала, он поцеловал ее ушко. — Я буду в каждом твоем дыхании.

И он намеревался исполнить обещание.

Стукнуло окно, и сон слетел с Лиззи. Может, это ветер, подумала она. Она решила было позвать Мэгги, но компаньонка плохо себя чувствовала сегодня. Поэтому Лиззи откинула одеяло и пошла по холодному полу. От задувающего ветра у нее перехватило дыхание. Странно, как это запертое на задвижку окно могло вдруг распахнуться.

— Ни звука.

Кто-то прикрыл ей рот рукой, потом к ее лицу плотно прижали кусок ткани. Она сопротивлялась, ощущая, как второй злоумышленник подхватывает ее за ноги.

— Подождем, пока она отключится, отнесем в карету и заберем свои деньги.

— А она сильная! — рыкнул второй, не удержав ее ноги.

Обессиленная, она упала на пол. Ударившись виском, она перестала что-либо слышать, медленно соскальзывая в забытье.

— Проверь-ка ее, — приказал голос. — Если она умерла, мистер Лассетер выпустит нам кишки.

— Жива, — объявил напарник. — Давай-ка оттащим ее скорее, пока сюда никто не вошел.

Через несколько минут она уже была в карете.

— Я не вижу в ней ничего особенного, — прозвучал недовольный женский голос. Такой знакомый…

— Она для меня намного важнее, чем ты можешь себе представить.

— Что дальше, любимый?

— Элинвик. Он следующая часть головоломки. Приведи его ко мне.

Затуманенное сознание уже не реагировало на услышанное, Лиззи окончательно провалилась в темноту.

На следующее утро засияло солнце, снег таял и воздух теплел. Адриан чувствовал озноб, все внутри сковало холодом. Швырнув письмо на стол, он шагнул к окну, задумчиво глядя вдаль, пытаясь восстановить самообладание. Это никогда не составляло ему труда, но этим утром он не мог справиться с собой.

Дверь кабинета отворилась, он услышал тихие шаги жены.

— Ты посылал за мною, дорогой?

— Да. Собери вещи. Мы уезжаем. — Оторвав взгляд от окна, он жестом указал на письмо. — Я получил письмо от Лиззи. Что-то не так. Ей кажется, что Элинвик играет не по правилам. Плюс к тому, по ночам она слышит странный скрип открывающихся дверей и окон, в то время как на ночь все тщательно проверяется. Мне это не нравится. Она осталась одна, у меня там лишь Элинвик, на которого возложена задача оберегать ее. Я знаю, это моя ошибка: стоило посадить ее в карету силком.

— Я сейчас же соберусь.

Он потянулся к ней и обнял, не желая расставаться.

— Ты не должна отходить от меня ни на шаг, понимаешь? Ни в дороге, ни в Лондоне. Я хочу, чтобы ты постоянно была рядом.

— Хорошо, — согласилась она, поглаживая его по спине. — Я никуда не стану отлучаться без тебя.

— Мне страшно думать о том, что мы можем обнаружить, когда приедем.

И ей тоже было страшно. Она надеялась, что сердце Элизабет не будет окончательно разбито.

— Проклятый Элинвик. Он всегда был неосторожен и импульсивен. Если это он подверг мою сестру опасности, я убью его, будь он хоть сто раз Хранителем.

Поездка оказалась не из приятных. Они перебросились друг с другом всего несколькими словами. Адриан был полностью погружен в мысли и переживания о Лиззи. Тени залегли у его глаз, но Люси почувствовала, как он успокаивается, когда, наконец, позволил ей обнять себя.

Они уже прибыли в город, небо нахмурилось, налитое свинцом, словно отражая смятение, царившее в их душах.

Карета остановилась перед домом. Оба выскочили и бросились наверх, где в нетерпении ожидал Гастингс.

— Начните с самого худшего, — потребовал Сассекс.

— Леди Элизабет пропала три дня назад, ваша светлость, и вместе с ней маркиз Элинвик.