Горный ангел

Глава 16

Всю ночь накануне Рождества Эйнджел не смыкала глаз. Днем раньше она испытала шок и неуверенность, услышав новость, которую теперь радостно лелеяла и многократно переживала заново.

Эйнджел тихо улыбнулась, представив, как будет реагировать на эту новость Рейчел, когда проснется. Впрочем, ей вовсе не хотелось смешивать свою радость с веселым ожиданием праздника. К тому же с тех пор как Эйнджел подхватила, как ей казалось, желудочную инфекцию, Рейчел избегала непосредственных контактов с ней. Пожалуй, Эйнджел понадобится все ее мастерство, чтобы убедить Рейчел и миссис Максвелл в том, что она не заразна и что болезнь ее вскоре пройдет.

Так сказал ей доктор, хотя Эйнджел плохо по мнила, о чем он ей говорил после того, как оглушил своим диагнозом:

– Поздравляю, миссис Мерфи, вы станете матерью!

Матерью... матерью... Эта фраза снова зазвучала в голове у Эйнджел волнующе и пугающе. Она вспомнила пророческие слова Ококи, сказанные всего месяц назад. Девять лун... Теперь уже осталось меньше восьми.

И с чего это Эйнджел взяла, что ей удастся заснуть после такого известия? Негромко рассмеявшись, она перевернулась на другой бок и зажгла керосиновую лампу, стоявшую на ночном столике. Теплый оранжевый свет наполнил комнату. Сев в постели, Эйнджел осторожно потрогала свой живот, в который – уже раз! Не было ни малейшего признака его увеличения, но очень скоро в нем зашевелится новая жизнь. Жизнь ребенка, ее и Холта.

Сладко потянувшись, Эйнджел откинула одеяло и надела халат и тапочки. Она чувствовала зверский голод, а внизу уже чудесно пахло горячим завтраком и праздничными приготовлениями. На Рождество миссис Максвелл наняла кухарку, надо думать, за немалые деньги, но уж очень ей хотелось произвести впечатление на своего нового кавалера, мистера Бриндла, который должен был приехать к обеду.

Быстро надев гофрированную белую блузку и красную нарядную шерстяную юбку, Эйнджел по смотрела на аккуратно упакованные свертки. Все было готово, даже купленные в последнюю минуту подарки для миссис Максвелл и ее поклонника. Эйнджел была уверена, что Пруденс будет рада по лучить в подарок тисненную золотом Библию с авто графом пастора Мерфи, а ее поклонник – бутылку шерри редкостного сорта. С особенным удовольствием Эйнджел выбирала подарок для сварливой тетушки Клары. В магазине оказался богатый ассортимент тонизирующих настоек и прочих жидких лекарственных средств, так что ей не составило особого труда подобрать несколько флаконов, которые, несомненно, должны были понравиться тетушке Кларе.

От радостного волнения у Эйнджел немного кружилась голова. Закончив одеваться, она направилась к Рейчел. Подруга все еще нежилась в постели, хотя уже не спала. Когда Эйнджел подошла к ней поближе, Рей чел настороженно посмотрела на нее.

– Боже правый, Эйнджел, почему ты не спишь? Тебе надо побольше отдыхать, ведь с желудочной инфекцией шутки плохи!

– Рейчел, я просто не могу спать, когда меня переполняют радостные чувства! Я сгораю от желания по делиться своей новостью... Я хотела сказать об этом сначала Холту, но он не приедет на праздники, так что... нужно же мне сказать об этом хоть кому-нибудь!

Рейчел встревожено взглянула на подругу:

– Ты что, уезжаешь?

Эйнджел замотала головой, озорно улыбаясь и усаживаясь в кресло-качалку рядом с постелью Рейчел.

– Нет, я останусь в Колорадо, пока меня отсюда не прогонят! У меня будет ребенок, Рейчел!

– Ребенок?..

Рейчел не сразу поняла, но потом глаза ее засветись.

– Правда? Ах ты негодница! – откинув одеяло, радостно воскликнула она. – А ведь мы-то все думали, что ты серьезно больна! А мама-то как волновалась! И за тебя, и за гостей! Эйнджел, какая чудесная новость! Я должна всем рассказать об этом!

Эйнджел упрямо замотала головой:

– Ни звука, Рейчел! Холт должен узнать об этом первый. Он будет вне себя от ярости, если узнает о ребенке от кого-то другого!

Рейчел слегка надула губки.

– Даже Нилу нельзя сказать об этом?

– Вот как раз ему-то и нельзя ничего говорить! Сейчас они живут и работают бок о бок, и Нил обязательно проговорится! Нет, мы должны дождаться, пока Холт спустится с гор. Может, он приедет на Новый год, раз уж не приехал на Рождество...

– Будем надеяться. Если он долго не появится у нас, твоя тайна сама собой станет явной! – лукаво сказала Рейчел, с завистью глядя на живот Эйнджел. Потом она нахмурилась. – А что мы скажем маме? Она будет всячески тебя уговаривать провести весь день в постели!

– Я сама об этом позабочусь, – ответила Эйнджел с уверенностью в голосе, которой на самом деле у нее не было. – Ведь я не выгляжу больной?

Рейчел пристально посмотрела на нее.

– Ну, у тебя слишком румяные щеки, но это можно объяснить волнением. Может быть, если мы сойдем вниз вместе, я сумею как-то отвлечь ее. Она сама ужасно волнуется из-за того, что сегодня к обеду приедет мистер Бриндл. Она думает, он сделает ей предложение!

Приятно удивленная, Эйнджел искренне улыбнулась:

– Надо же! Как чудесно!

– Да уж! Мама только о нем и думает. Она даже не заметила брошь, которую подарил мне Нил, а ведь обычно она не позволяет мне принимать дорогие подарки от молодых людей.

– Но ведь он теперь твой жених, – возразила Эйнджел.

– Это не мешает маме вмешиваться в мою жизнь, – кисло ответила Рейчел. Потом она посмотрела на часы, покрытые золоченой бронзой. – Господи! Уже восьмой час! Пора одеваться. Какое платье мне надеть, Эйнджел? Коричневое коленкоровое или серое муслиновое?

Эйнджел считала неподходящими оба платья, подумав про себя, что, к счастью, очень скоро у Рейчел будет отличная материя для нового платья.

– Пожалуй, надень серое, – сказала она после раздумья. – У него приятный зеленоватый оттенок, который будет прекрасно сочетаться с зеленой еловой хвоей.

– Ну конечно! – воскликнула Рейчел. – Что бы я без тебя делала, Эйнджел? Ты поможешь мне уложить волосы? У меня есть красная бархатная лента, которая отлично подойдет к платью!

Рейчел продолжала беззаботно болтать, а Эйнджел думала о предстоявшем волшебном празднике Рождества, стараясь отогнать затаенное чувство одиночества и тоски по Холту.

Рейчел оказалась права. Миссис Максвелл едва взглянула в сторону Эйнджел, сказав лишь, что опасается, как бы ее дом к вечеру не превратился в больничную палату. На кухне нанятая на праздники кухарка хлопотала у плиты, запекая мясо и готовя прочие вкусности. Эйнджел и Рейчел вызвались делать украшения для пирогов и раскладывать по тарелкам всевозможные закуски для гостей.

Первым приехал Нил с кучей подарков. Искренне обнимая всех женщин посереди, он шепнул Эйнджел на ухо слова извинения за Холта, который не сможет приехать.

С неподвижной, словно приклеенной к лицу, улыбкой Эйнджел понимающе кивнула, хотя сердце у нее упало. Она знала, что Холт не собирался приезжать на Рождество, но все же до последнего момента надеялась на чудо...

К полудню в доме собралось с десяток вдов, прихожанок Нила, и несколько старых холостяков, которых Пруденс сочла достойными ее приглашения. Она, похоже, собиралась играть роль свахи, желая разделить свою счастливую участь с другими. Интересно, подумала Эйнджел, знает ли бедный мистер Бриндл, что ему уготовано? Судя по словам Рейчел, он недавно появился в Оро и уже подвергся тщательному разбору со стороны горожан. Что ж, философски подумала Эйнджел, она и сама прошла через это.

Настал полдень, а таинственный мистер Бриндл все еще не появился. Встревоженная миссис Максвелл почти обезумела от волнения, говоря всем гостям, что он, должно быть, попал в ужасную катастрофу или же его задержало какое-то чрезвычайно важное и срочное дело, поскольку такой благородный рыцарь, как мистер Бриндл, не может просто так обманывать ее! Репутация миссис Максвелл явно была под угрозой, и она то и дело извинялась перед собравшимися за своего поклонника. А тем временем приготовленные блюда остывали и подсыхали, и кухарка стала делать недвусмысленные намеки насчет некоторых вдов, которые ставят телегу впереди лошади.

Наконец Пруденс Максвелл не выдержала и при гласила всех к столу, не дожидаясь более мистера Бриндла. Однако она сама не ела, не разговаривала и, похоже, в любую минуту была готова разрыдаться. Рейчел взглянула на Нила, и тот, неохотно отставив в сторону тарелку с куском сладкого пирога, сказал:

– Пруденс, может, мне стоит съездить к мистеру Бриндлу и узнать, что с ним стряслось?

Миссис Максвелл тут же оживилась.

– Пастор Мерфи, это так любезно с вашей стороны... но я не смею просить вас... – нерешительно начала она.

Глядя на Рейчел, Нил сказал так же нерешительно:

– Это совсем не трудно для меня и займет всего лишь несколько минут. Я приехал в экипаже, так что мне ничего не стоит вновь запрячь лошадей и отправиться к мистеру Бриндлу.

– Я поеду с тобой, – быстро сказала Рейчел. Было совершенно очевидно, что ей хотелось хоть немного побыть наедине со своим женихом.

Пруденс была слишком озабочена, чтобы возражать против этого.

– Хорошо, – сказала она, вытирая рот кончиком салфетки. – Я расскажу вам, как проехать к его дому.

Все трое поспешно встали из-за стола. Тем временем Эйнджел рассеянно болтала со своими соседками по столу, выказывавшими свое уважение к ней. Эйнджел было приятно чувствовать себя своей в этой компании и, если бы не отсутствие Холта, она была бы совершенно счастлива. Оставшись круглой сиро той, Эйнджел сейчас особенно ценила друзей, относившихся к ней с искренней добротой и симпатией. Она даже стала обращаться к Кларе Максвелл как к своей тетушке, и, похоже, сухонькой англичанке это нравилось.

Когда после трапезы Пруденс Максвелл пригласила всех гостей выпить чашку кофе в гостиной, Эйнджел присела на бархатную кушетку у камина, где устроилась тетя Клара. Они обе стали рассказывать друг другу истории из своей жизни, смеясь и удивляясь тому, как много общего нашлось между ними.

Клара Максвелл призналась, что ее муж, Джеймс, тоже поначалу доставлял ей немало неприятных переживаний. Эйнджел подозревала, что тетя Клара сильно смягчала краски, рассказывая, что его выходки сводились к нескольким перестрелкам в центре города. Не зря же ее муж в молодые годы имел прозвище Джим-скорый – на-расправу.

Однако ей было приятно слушать воспоминания пожилой леди о ее счастливых днях, и, поскольку все вертелось вокруг Джеймса, было ясно, что она всю жизнь любила только его. У тети Клары даже слезы выступили на глазах, когда она рассказывала о последнем Рождестве мужа.

– В ту зиму Джеймс сильно простудился, и не удивительно, зима была очень суровая и снежная, – вспоминала Клара. – Я укладывала его возле камина, обложив грелками, и поила горячим пуншем, не забывая заставлять его принимать прописанное врачом лекарство. Мне казалось, что он скоро выздоровеет, как это бывало уже не раз. – Она печально улыбнулась. – Но однажды, когда я вышла из комнаты, он встал с постели и отправился на конюшню проверить лошадей. Мой Джеймс всегда был очень заботлив по отношению к животным. Он любил говорить, что сам Бог поручил человеку заботиться о его братьях меньших.

Она замолчала, и Эйнджел тихо произнесла: – Мой отец был таким же, очень добрым с детьми и животными.

Клара кивнула.

– В тот день он чувствовал себя намного хуже, – помолчав, продолжила она, – воспаление перекину лось на легкие, он стал кашлять, все сильнее день ото дня, постепенно и неуклонно теряя силы. Я молила Все вышнего, чтобы он не забирал его у меня, предлагая взамен все, что у меня было, и даже свою собственную жизнь. Но нашему небесному отцу виднее. Значит, Джеймс был Ему нужнее, чем мне.

По морщинистой щеке тети Клары скатилась слеза, за ней другая. У Эйнджел перехватило дыхание от со чувствия. Взяв руку пожилой леди в свои ладони, она тихо пробормотала:

– Мне так жаль!

– Не надо жалеть меня, моя дорогая, – улыбнувшись сквозь слезы, сказала Клара Максвелл. – Я прожила счастливую жизнь. А ты, как я посмотрю, тоскуешь по мужу. Пусть сегодня его нет с тобой рядом, но он все равно вернется. А я вот уже никого не могу ждать, глядя на входную дверь с таким мучительным ожиданием, какое теперь написано на твоем прелестном личике.

– Неужели это так заметно? – смутилась Эйнджел.

– Моя дорогая, – ответила Клара, – влюбленность всегда очевидна для тех, кто сам когда-то имел счастье любить.

Теперь настал ее черед утешать Эйнджел.

– Тебе так повезло, детка. Ты любишь по-настоящему, глубоко, и, проводя каждый день в ожидании, ты знаешь, что рано или поздно твой муж обязательно вернется к тебе.

– Вы уверены? – прошептала Эйнджел, заглядывая в неожиданно заблестевшие лукавством глаза тети Клары.

– Всем известно, я редко ошибаюсь, детка. И на этот раз, мне кажется, твой рождественский подарок уже прибыл.

Эйнджел слегка обернулась к двери, и ее лицо озарилось радостью.

– Холт!

Он стоял в дверях, такой огромный в своей меховой одежде, и в руках у него была целая груда блестящих свертков и пакетов. Обнажив в улыбке ослепительно белые зубы, он громко произнес:

– Специально для миссис Мерфи от Санта-Клауса! С радостным криком Эйнджел бросилась к нему в объятия. Ей было наплевать на то, что на них смотрели все собравшиеся в гостиной и что Пруденс уже была готова изречь что-нибудь порицающе-поучительное по этому поводу. Эйнджел с такой силой обняла Холта, что чуть не вытолкала его обратно в коридор.

– Ты приехал! – задыхаясь от счастья, проговорила она. Ей хотелось, чтобы он бросил все свои свертки и обнял ее крепко-крепко! Раздевшись, он остался в темных брюках и чистой, хотя и слегка помятой белой рубашке, что было несомненным прогрессом по сравнению с его костюмом из замши, попахивавшим зверем. Эйнджел догадалась, что он заезжал в дом пастора, чтобы помыться.

– Жаль, что ты опоздал на рождественский обед, – сказала она.

– Разве? – пробормотал Холт, жадно глядя на свою жену, как иной смотрит на сочный бифштекс.

Темные волосы Холта уже успели немного отрасти, но еще сохраняли форму. По мнению Эйнджел, он выглядел просто великолепно. И все же было что-то загадочное в том, как он улыбался и здоровался с остальными гостями. Ей очень нравился его гордый профиль.

Подойдя к Холту, мать Рейчел предложила ему отведать рождественского угощения, но он не мог оторваться от Эйнджел. Она стала еще прекраснее, как-то мягче и чуть полнее. Холт решил, что спокойная жизнь пошла ей на пользу. Теперь он был вдвойне рад, что не позволил уговорить себя взять ее с собой на прииск.

Лукаво улыбаясь, Эйнджел тронула его за рукав:

– Все эти подарки для меня, Холт?

– Жадина, – проворчал он, слегка шлепая ее по ягодицам, что привело в шок миссис Максвелл и других матрон, но только не Клару Максвелл, которая понимающе смотрела на супружескую пару.

Холт подошел к столу, на котором лежала целая груда подарков. Эйнджел выбрала маленький пакетик, завернутый в веселую пеструю бумагу, понюхала его, и ее глаза победно заблестели.

– Лаванда из Англии!

– Виски из Ирландии! – отозвался Холт.

Она взяла другую маленькую коробочку и, не улавливая никакого запаха, слегка встряхнула ее и услышала перекатывающийся звук.

– Ювелирные украшения! Ожерелье или серьги!

– Коробка накладных ногтей, – проговорил Холт. Взяв в руки еще одну коробочку, она как бы нехотя произнесла, глядя в потолок:

– Белая омела!

– Выиграла! – вздохнул Холт.

Но судя по тому, как жадно его руки обняли ее за талию, а губы страстно прижались к ее рту, было понят но, что Холт совсем не жалеет о своем проигрыше. Пруденс Максвелл громко фыркнула, а тетя Клара до вольно улыбнулась.

Когда наконец Холт выпустил Эйнджел из своих объятий, голова у нее кружилась, а глаза блестели явно не от того, что она выпила ромового пунша.

– С Рождеством! – сказал Холт, снова целуя ее в висок. – И с днем рождения!

– Кто тебе сказал? – притворно сердясь, спросила Эйнджел.

Однако гадать ей не пришлось, ведь только один человек знал о дне ее рождения, который совпадал с Рождеством.

– Я обещал не выдавать моего осведомителя. Ты сегодня выглядишь еще прекраснее, чем всегда!

– Обманщик! – тихо проговорила Эйнджел, но не могла не улыбнуться.

– Теперь я понимаю, – задумчиво произнес Холт, – почему твои родители дали тебе такое нежное, чистое имя...

– У! – Показав ему язык, Эйнджел поспешила прочь от Холта. Когда он поймал ее за руку и притянул к себе, она почувствовала, как внутри у нее все напряг лось в радостном предвкушении.

– Иди же ко мне, жена, – почти прошептал Холт и обнял ее за плечи.

«Вот оно! Скажи ему! Сейчас самый удобный момент!» – пронеслось в голове у Эйнджел.

Внезапно входная дверь распахнулась и на пороге появились засыпанные снегом Нил и Рейчел.

– Нил? – Холт мгновенно почувствовал что-то неладное.

Пруденс Максвелл шагнула вперед:

– А где мистер Бриндл? Нил покачал головой:

– Извините, мы не застали его дома. – И, взглянув на Холта, тихо сказал:

– Случилось несчастье. Мисс Валентайн серьез но ранена.

– Лили? – воскликнул Холт, не замечая удивленного вздоха, прокатившегося среди гостей при таком фамильярном обращении. Эйнджел тоже смутилась, ей даже захотелось провалиться сквозь землю.

Выпустив жену из объятий, Холт шагнул к Нилу и сурово спросил:

– Что произошло?

Окинув взглядом любопытную толпу гостей, Нил отвел брата в сторону, чтобы никто не мог их услышать. Эйнджел двинулась вслед за ними, чтобы ничего не пропустить.

– Очевидно, вчера ночью мисс Валентайн отправилась в горы, на прииск, – мрачно проговорил Нил.

– Какого черта ей там понадобилось? – сердито спросил Холт.

Нил пожал плечами.

– Не совсем ясно. Об этом нам рассказал Джо Траппер. В любом случае, она ранена.

– Насколько серьезно?

– Этого я тоже не знаю. Когда сегодня утром Лили не появилась в салуне, одна из ее девиц сообщила об этом Джо Трапперу, и старик отправился на ее поиски. Она нашел ее на полпути к прииску.

– Где она сейчас?

– У себя в доме.

– Эйнджел, где мое пальто? – резко обратился к жене Холт.

Не услышав ответа, он посмотрел на нее и увидел в ее глазах слезы ярости и боли.

– Не уходи! Только не сейчас! – взмолилась она.

Не сказав ни слова в ответ, Холт схватил пальто и быстро оделся. Не оглядываясь, он двинулся к двери.

«Если сейчас он уйдет к Лили, то обратно уже ни когда не вернется!» – подумала Эйнджел. Нет, она будет драться за него!

– Подожди! – воскликнула она ему вслед. – Я иду с тобой!

Холт ничего не ответил и даже не оглянулся. Однако, выйдя за дверь, он все же подождал ее, и они вместе отправились к веселому заведению мисс Валентайн.

Эйнджел ожидала увидеть вывихнутую ногу, растяжение связок, покрытые ссадинами ладони или, в худшем случае, обморожение. Всем было известно, что с Лили Валентайн не так-то легко справиться. Однако, заметив потушенные огни и пустой, хотя и открытый зал салуна, оба почувствовали, что случилась настоящая беда. Ни одна из девиц, работавших у Лили, не покинула дом, хотя Лили предложила им провести этот день в свое удовольствие. Затаив дыхание, все ждали развития событий.

Холт ворвался в дом, как ураган.

– Где Лили?! – прорычал он, уставившись на старого Джо.

Бармен покачал головой:

– Она наверху, Холт. Там доктор. Больше мы ничего не можем для нее сделать. Теперь все в руках Божьих.

– Черта с два! – прорычал Холт, взбегая вверх по лестнице через две ступеньки. Эйнджел не могла угнаться за ним. Подобрав юбки, она стала осторожно подниматься по скользким ступеням. Когда она вошла в спальню Лили, то первым делом подумала, бывал ли Холт здесь прежде или нет. Комната была убрана с поразительным вкусом, в приглушенно-синих и голубых тонах, что являло резкий контраст с другими помещениями этого дома. Эйнджел увидела, как ее муж склонился над обитой бархатом кроватью. Коренастая фигура врача заслонила от нее Холта. Эйнджел не слышала, что доктор сказал Холту, но, видимо, это было что-то ужасное, потому что Холт странно всхлипнул, а потом с внезапной яростью накинулся на женщину, неподвижно лежавшую на кровати.

– Черт возьми, Лили! Не уходи от меня! Только не сейчас!

Казалось, что он хотел потрясти ее за плечи, но тут вмешался доктор, схватив Холта за рукав и оттаскивая от кровати.

– Спокойно, ну же, – услышала Эйнджел укоризненные слова доктора. – Сейчас ей не больно, я дал ей настойку опия, и не нужно ее будить.

Пока мужчины переговаривались, Эйнджел подо шла к кровати. В Лили стреляли, вся грудь ее была перебинтована, торопливо и неуклюже. Она едва дышала, и Эйнджел показалось, что она уже неживая. По иронии судьбы ее рыжие волосы были тщательно уложены в замысловатую прическу, сохранившуюся еще с вечера, когда она отправилась на прииск. В рыжих кудрях все еще блестели праздничные украшения. Вдруг Эйнджел заметила слабое движение головы Лили, лежавшей на белых накрахмаленных подушках. Она наклонилась ближе, и зеленые глаза певицы приоткрылись.

– Привет, цыпленок. – От наркотика у нее был мутный взгляд, голос охрип, но она все же узнала Эйнджел. – Не слишком веселое у меня в этот раз Рождество...

Волна жалости затопила Эйнджел. Она взяла руку Лили в свои ладони. Она оказалась совершенно ледяной. Лили таяла на глазах.

– Что с тобой случилось? – тихо спросила Эйнджел. – Кто это сделал?

Лили на мгновение прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Одна-единственная слеза скатилась по мертвен но-бледной щеке.

– Береги... Холта. Вечно он... попадает в беду... – не отвечая на вопрос Эйнджел, с трудом выговорила она.

– Не надо, Лили, – Эйнджел ощутила, как по ее собственным щекам потекли горячие слезы. – Холт уверен, что ты сумеешь выкарабкаться. Мы оба уверены в этом. Неужели ты не справишься с какой-то одной несчастной пулей...

Лили едва заметно улыбнулась, но ничего не ответила. Внезапно Холт яростно воскликнул:

– Все вон! Вон!

Не подчиниться его отчаянной ярости было невозможно. Доктор, неодобрительно фыркнув и захлопнув свой черный саквояж, поспешно вышел из спальни. Вы пустив руку Лили, Эйнджел сделала шаг назад.

Подойдя к кровати, Холт опустился рядом с ней на колени. Его сжатые кулаки уперлись в матрас, покрытый залитой кровью простыней. Взяв голову Лили в свои ладони и не обращая внимания на про ступившие признаки скорой смерти на ее лице, он тихо взмолился:

– Лили, не покидай меня, не покидай...

Хлынувшие горячим потоком слезы ослепили Эйнджел. Она с трудом отошла к окну, невидящим взглядом уставившись на улицу, все еще сиявшую рождественскими огнями.

Потом она услышала тихий вздох:

– Шахта...

– Не говори ничего, побереги силы, они тебе еще пригодятся... – прервал ее Холт.

– Любимый, – тихо прошептала Лили, и на какое-то мгновение Эйнджел послышалась прежняя ирония в ее голосе. – Разве я... не хочу?

Эйнджел невольно оглянулась. Холт нежно целовал Лили в лоб.

– Все будет хорошо, Лили!

– Шахта... – снова сказала Лили едва слышным голосом и как-то странно всхлипнула. Эйнджел с ужа сом поняла, что она захлебывалась собственной кровью!

– Ты... шахта, Холт... – упрямо шептала Лили.

– Лили, не надо, Пожалуйста. Тебе нужно отдохнуть, – умолял ее Холт.

Окончательно исчерпав последние силы, Лили прекратила попытки сказать то, что хотела. Помолчав ми нуту, она снова прошептала:

– Поцелуй меня...

– Конечно. – Он поцеловал ее в щеку, но Лили слабо покачала головой.

– Поцелуй по-настоящему... словно ты любишь меня...

– Я действительно люблю тебя. Господи, не глупи, Лили! Я всегда любил тебя...

Эйнджел больше не могла выдержать. Зажав рот рукой, она выбежала из комнаты, перед глазами плыл туман. Ничего не видя перед собой, она бросилась в первую попавшуюся пустую комнату, которая оказалась той аляповато убранной, вульгарной гостиной, куда ее впервые привела Лили, когда был ранен Холт.

Здесь все было так же, как и прежде. Даже рюмка со следами ярко-красной помады по краю все еще стояла рядом с хрустальным графином.

Эйнджел била такая сильная дрожь, что она была вынуждена присесть в красное бархатное кресло рядом с потухшим камином. Свернувшись калачиком, она еще сильнее заплакала. Это были слезы ярости и боли от измены. Она оплакивала и себя, и Лили... Вдруг она услышала душераздирающий крик. Кто-то наверху кричал в смертельной тоске. Эйнджел узнала, кому принадлежит этот голос. И сердце ее сжалось от боли.