Горный ангел

Глава 17

Повинуясь молчаливому знаку Нила, Эйнджел сделала шаг вперед и бросила горсть земли на крышку соснового гроба, опущенного в свежевырытую могилу. Вернувшись на свое место, она постаралась сосредоточиться на надгробной речи Нила, не думая об исчезновении Холта.

Идя против желания всех патрон города, Нил со гласился совершить обряд захоронения тела Лили Валентайн. Почти не сомневаясь, что на ее похороны никто из горожан не придет, Нил был весьма поражен, увидев на кладбище почти все мужское население города Оро и Чистого Ручья. Пришел даже шериф Гаррет. Сняв шляпу, он склонил голову перед гробом всеми любимой мадам Лили.

И только Холта не было. Эйнджел догадывалась, что он считал подобные обряды издевательством над мертвыми. Очевидно, он хотел запомнить Лили такой, какой она была при жизни – остроумной, полной энергии и жизнелюбия. Эйнджел смахнула набежавшие слезы. Она собиралась бороться с Лили за Холта, в то время как он ни разу даже не поцеловал ее!

Когда все было кончено, Рейчел подошла к Эйнджел, чтобы утешить ее. Она пришла на похороны Лили, несмотря на строгий запрет матери.

– Это была замечательная женщина, – совершен но серьезно сказала Рейчел.

– Да, это правда. Я никогда не забуду нашу по ездку на прииск. Кажется, это было так давно...

– Целую вечность тому назад... – согласно кивнула Рейчел.

Она печально взглянула в сторону кладбищенской ограды, где обрела вечный покой Лили Валентайн. Хотя снег был еще достаточно глубок, плакучая ива, казалось, уже склонила свои ветви над могильным холмиком. Вес ной они покроются прелестными пушистыми комочка ми. Была бы жива Лили, ей бы понравилось это место. Рейчел единственная выступила против всех членов совета церковных старейшин в защиту решения о захоронении тела Лили Валентайн на святой земле кладбища. Они в один голос заявили, что хозяйке публичного дома не место на христианском кладбище независимо от того, доброе у нее было сердце или нет. Но Рейчел не постеснялась напомнить им, что в свое время они все так или иначе пользовались щедрым гостеприимством Лили.

Теперь ее заведение было закрыто. Лили завещала его Джо Трапперу, но старик сказал, что у него не хватит сердца занять место Лили, и уехал из города еще до похорон. Окна были заколочены, девицы разъехались по другим местам. Но многие приехали на один день в Оро, чтобы принять участие в похоронах Лили.

Надгробная надпись была проста и одновременно несколько двусмысленна. Она гласила: «Здесь покоится Лили Валентайн, женщина невероятной щедрости... сердечной, душевной и особенно телесной».

Нил счел такую эпитафию вполне подходящей. Муж чины, придумавшие ее и, несомненно, лучше Нила знавшие Лили при жизни, были уверены, что ей понравился бы прозрачный намек, содержавшийся в эпитафии.

Взявшись за руки, Эйнджел и Рейчел медленно пошли к поджидавшим их саням.

– Спасибо, что пришла, Рейчел. Для меня это много значит, – тихо проговорила Эйнджел.

– Это было мое искреннее желание, хотя Нил теперь ужасно сердит на меня.

Обернувшись через плечо, Рейчел посмотрела на своего жениха, мрачно наблюдавшего за тем, как могилу забрасывали землей. Вздохнув, она снова вернулась к прерванному разговору.

– Иногда я не понимаю, как он может быть таким самоуверенным и даже самодовольным... Я знаю, мисс Валентайн выбрала не совсем правильную дорогу в жизни, но она была очень хорошей женщиной. Она всегда помогала нищим и бесплатно пускала на ночлег голодных... Разве это не принимается в расчет?

– Я согласна с тобой, – задумчиво ответила Эйнджел. – Она была честнее многих, кого я знала...

– Вот именно! Она всегда говорила то, что думала, даже если знала, что людям это не понравится. В этом отношении я хотела бы быть похожей на нее.

Эйнджел улыбнулась и, слегка поддразнивая подругу, сказала:

– Но ты такая и есть, Рейчел. Ведь ты не побоялась заявить Нилу и матери, что придешь на похороны, даже если земля разверзнется у тебя под ногами?

Рейчел удивилась:

– Разве я так сказала? – Подавив смех, она при жала к лицу меховую муфту и оглянулась, не слышал ли кто ее неуместное хихиканье. – Ужасно неловко, на кладбище нельзя смеяться, я знаю...

– Мне почему-то кажется, что мисс Валентайн не возражала бы... – отозвалась Эйнджел, усаживаясь рядом с подругой в сани. Укрытые меховым пологом, они ждали Нила, не замедлившего вскоре появиться. Он был рассержен и суров.

– Нил, давай объедем вокруг кладбища, чтобы еще раз увидеть могилу, – попросила Рейчел.

– Нет, мы едем сразу домой, – сердито ответил он, подбирая вожжи и трогая лошадей по заснеженной тропинке.

– Нил, постой, я забыла положить на могилу эти шелковые цветы... – начала было Рейчел.

– Ничего, положишь их весной. Мы немедленно отправляемся домой.

Он явно был чем-то сильно рассержен. Возможно, ему не нравилось, что Лили была похоронена между могилами бывшего городского священника и его собственной матери. «Интересно, – подумала Эйнджел, – как поступили с телом матери Холта? Наверно, отдали ее племени, чтобы те похоронили ее по своим обычаям».

Во время похорон Эйнджел исподволь разглядывала могилу Вирджинии Мери. Красноречивая эпитафия на каменном надгробии содержала обычный набор фраз. Могилы самого Артура Мерфи не было видно, и это показалось ей странным.

– Нил, а где похоронен ваш отец?

Он испуганно оглянулся, но тут же взял себя в руки.

– Артур похоронен в горах, вместе с ней.

– С ней? – выпалила Рейчел и тут же смутилась.

– Вместе с его индейской скво, – поджав губы, уточнил Нил.

– О! – Для Рейчел это было неожиданной новостью, как, впрочем, и для Эйнджел. Однако она еще никогда не слышала такой ярости и жесткости в голосе Нила, в нем было даже что-то враждебное. Может быть, все его разговоры о братской любви к Холту были всего лишь пустой и обманчивой болтовней?

Словно почувствовав свою ошибку, Нил стал извиняться.

– Прощу прощения, дамы. Я сегодня слишком устал... К тому же я несколько огорчен тем, что Холт не пришел на похороны. В конце концов, мисс Валентайн считала его старым другом...

Уловив скрытый смысл в его словах, Эйнджел постаралась не принимать их слишком близко к сердцу. Где же Холт? Ищет утешения в бутылке или в объятиях другой женщины? Она старалась отогнать от себя эти бессмысленные фантазии и страхи. Ведь Холт совершенно определенно сказал ей, что любит только ее. Потенциальная соперница лежала в земле. Так почему же на душе у Эйнджел все равно было тяжело?

Ни Эйнджел, ни прочие не знали об истинной причине отсутствия Холта на похоронах Лили. И хотя она не выходила у него из головы, Холт все же должен был сделать гораздо более важное дело, чем пролить не сколько слез над ее могилой. Аили больше не было, и тут уже ничего нельзя было поделать. Зато на карту были поставлены жизни других людей. И теперь, как и всегда, ему надо было защитить свое племя, как бы опасно это ни было для него самого.

– Давно тебя не видел, Каго. – Холт улыбнулся мужчине, сидевшему напротив него у костра.

– Давно, Игашо, – согласился седовласый индеец, медленно склонив голову.

Он звал Холта по имени на языке племени арапахо, которое дала ему мать. Английское имя казалось странным и неудобным для произношения. Имя Игашо означало «странник» и, по мнению старого индейца, гораздо больше подходило Холту. Он закурил манильскую сигару, предложенную ему Холтом, и какое-то время они оба задумчиво молчали. Постепенно вигвам наполнился голубоватым табачным дымом, который лениво выползал через вентиляционное отверстие на самом верху. Следуя традициям, Холт ждал, пока Каго не выкурил до конца свою сигару.

– У белых людей есть и хорошие вещи, – при чмокнув губами, сказал он, имея в виду табак.

В серых глазах Холта блеснул озорной огонек, но выражение его лица оставалось серьезным.

– Сдается мне, что ты не только за табаком при шел, друг. Мой народ снова нуждается в оружии?

Выражение лица старого индейца не изменилось ни на йоту.

– Не хватит никаких огненных палок, чтобы про гнать жадных белых людей. Когда падает один из них, другой белый тут же встает на его место. Мои видения подтверждают это.

– Видения не всегда бывают пророческими. Каго бросил на Холта острый проницательный взгляд.

– Неужели ты никогда не научишься доверять ста рым проверенным обычаям, Игашо?

Пожав плечами, Холт уставился на огонь, задумчиво помешивая горячие угли.

– Не принимая обычаи своего народа, ты не принимаешь самого себя, – тихо сказал Каго.

При этих словах Холт снова посмотрел на старика.

– Каго, я помогал племени много раз! И при этом каждый раз сильно рисковал!

– Это так, – с готовностью согласился старик, – но в эту помощь ты не вкладывал своего сердца!

Неожиданно у Холта защипало глаза от едкого табачного дыма, слишком медленно выветривавшегося из вигвама, и он поморгал ресницами. Он всегда чувствовал себя должником перед племенем, к которому принадлежала его мать, за то, что они с радостью, какой он никогда не видел у белых людей, приняли его в свою семью. Он никогда не собирался оставаться в племени навсегда, хотя это было бы совсем не трудно. Но слишком много в Холте было от Артура Мерфи, чтобы довольствоваться спокойной и размеренной жизнью в индейской деревне. Его также не привлекала перспектива рукопашных схваток с вооруженными всадниками. Он предпочитал оставаться в стороне от материнского племени, помогая им так, как это может сделать только белый человек.

– Если ты пришел за оружием и боеприпаса ми, – сказал наконец Холт, – то я спрятал их в обычном месте.

Каго рассеянно кивнул в ответ.

– Есть еще одно дело. Зимой солдаты будут безвылазно сидеть в своих фортах, она слишком сурова для них. Это даст племени возможность быстрого передвижения.

– Не понимаю, – недоуменно произнес Холт, глядя на старика.

– Сейчас поймешь.

Каго медленно поднялся на ноги. Его длинные седые косички упали на спину. Худой и изможденный, он все же сохранил невероятное чувство собственного достоинства. Карие глаза были непроницаемы. Холт тоже поднялся со своего места. Оба, храня молчание, вышли из вигвама и направились к прииску. Холт подумал, что Каго хочет посмотреть на ящики с оружием и боеприпасами, спрятанные в шахте, поэтому, когда индеец остановился и поднял руку, Холт удивился.

– На этот раз я должен просить тебя о гораздо большем, – сказал Каго, глядя в сторону леса.

Острым взглядом Холт проследил направление, в котором смотрел Каго, и вскоре заметил группу людей, скрытых густыми деревьями.

– Сколько их? – спросил Холт.

– Шестеро.

– Это будет нелегко, – честно предупредил Холт индейца.

– Маска просит тебя постараться.

Так звали вождя племени арапахо, который доверил Каге, лекарю племени, судьбу своих людей. Холту не нужно было спрашивать, кто были эти шестеро индейцев и зачем их надо прятать. Это были беглецы, стремившиеся по той или иной причине ускользнуть от за кона белых людей. Скорее всего это были те немногие, которым удалось спастись от преследования после серьезного восстания на юге страны.

Холт чувствовал, как Каго осторожно наблюдал за выражением его лица, искоса посматривая на Холта.

– Здесь им придется нелегко, – со вздохом про говорил Холт. – Даже летом не бывает вдоволь еды.

– Разве они не принадлежат к племени? – гордо спросил Каго. – Они способны сами охотиться и до бывать себе пропитание Тебе не придется нянчиться с ними, как с младенцами.

– Да они еще совсем дети, Каго, – внимательно оглядев шестерых храбрецов, все еще стоявших за деревьями, сказал Холт. – Неужели у Маски не нашлось воинов постарше для защиты племени?

– Других воинов у него не осталось, – резко оборвал его Каго.

– Не осталось?! – Холт был поражен. Угрюмое молчание Кати было ему страшным ответом.

– Они могут пробыть здесь до весны. Потом им придется уйти на север.

В ответ Каго едва заметно кивнул, продолжая глядеть в пространство. Холт положил руку на плечо индейца и твердо произнес:

– Каго, нужно защитить женщин и детей. Пока стоит зима и военные действия приостановлены, ты дол жен отправлять их ко мне маленькими группами.

Когда индеец повернулся к Холту, тот был немало удивлен, увидев в его глазах слезы.

– Даже если у тебя сердце белого человека, Игашо, то душа у тебя настоящего индейца! – гордо прошептал он.

Холт понимал, что идет на большой риск, но иного выбора у него не было. Вместе с Кагой он устроил юных храбрецов в шахте, где им придется очень и очень не легко. Разводить костры можно будет очень редко, а охота в этих местах никогда не приносила много добычи. Стояли крепкие морозы, и, хотя все шестеро были одеты по погоде, они не были гарантированы от переохлаждения и даже обморожения. Холт, конечно, будет время от времени навещать их и привозить им провизию и шерстяные одеяла, разумеется, втайне от всех, особенно от Эйнджел и Нила.

В связи с этим Холту придется до окончания праздничных дней вернуться в Оро, чтобы отговорить Нила возвращаться на прииск. Необходимо сочинить какой-нибудь очень правдоподобный предлог для отказа от его помощи. Честно говоря, он не мог пожаловаться на Нила все то время, что они провели вместе на прииске. Холт опасался, что его сводный брат окажется нытиком, однако Нил с большим желанием взялся помогать Холту. Он даже обещал помочь выстроить новую хижину, когда настанет весна и земля хоть немного оттает.

Весной многое изменится, думал Холт, осторожно спускаясь с горы. Дойдя до того места, где нашли смертельно раненную Лили, Холт остановился, и сердце его сжалось от боли. Постояв так в молчании, он стал спускаться дальше. Пошел слабый снег, укрывая свежим покровом старые следы и затягивая былые раны. Холт возвращался к жизни быстрее, чем ожидал.

Эйнджел. Она, наверное, все еще сердится за то, что он бросил ее тогда на Рождество? Холт не знал, как объяснить ей отношения, существовавшие между ним и Лили. Больше, чем дружба, но меньше, чем любовь. Он не допускал и мысли о том, что Эйнджел могла просить его покинуть Лили в ее смертный час, но в глубине души опасался, что именно этого она тогда и хотела больше всего. Честно говоря, если бы в тот день Эйнджел заставила его выбирать между ней и Лили, то выбор оказался бы не в ее пользу. К счастью, она не стала этого делать. В конце концов, она пошла вместе с ним к Лили, чтобы успокоить и поддержать ее в страшный час смерти, хотя, несомненно, это и причиняло самой Эйнджел нестерпимую боль.

Холт вздохнул. Он должен был все объяснить ей. Кроме того, однако, было совершенно необходимо как можно скорее отправить ее домой, в Миссури. Здешняя жизнь была не для нее. Даже такой тертый калач, как Лили, в конце концов нашла свою смерть. Она погибла потому, что хотела предупредить Холта об опасности, и теперь он не мог себе этого простить. Он ни минуты не сомневался в том, что ее убил шериф Гаррет или его дружки. Проблема заключалась в том, чтобы найти убедительные доказательства и представить их суду. Впрочем, судья Фелтон Гаррет примет заранее известное решение по делу, в котором замешан его брат. А потом и Холт был в этом уверен, во всех преступлениях, совершенных в округе Колорадо, обвинят его, Холта.

Он не отрицал, что действительно нарушал закон, помогая беглым индейцам. Но ведь это не шло ни в какое сравнение с убийством! И он не чувствовал, что обязан оправдываться перед кем бы то ни было за спасение людей. Больше всего он боялся, чтобы об этом не узнала Эйнджел, так как не хотел вмешивать в это любимую женщину, слишком она была дорога ему.

Эйнджел была в кухне, когда услышала скрип от крывшейся входной двери.

– Самое время обедать! Все уже готово! – крикнула она, думая, что это вернулся Нил. Вытирая выпачканные мукой руки и поспешно поправляя непослушные волосы, она направилась к двери.

Однако улыбка тут же сошла с ее лица, и она нерешительно остановилась.

– Холт? Я тебя не ждала.

– Вижу, – несколько сдержанно произнес он, снимая шапку. Черные, как вороново крыло, волосы блеснули знакомым синим отливом. Он положил на деревянный стол большой сверток, исподволь разглядывая Эйнджел. Она раскраснелась от жара духовки, непослушные золотистые локоны обрамляли лицо. Даже сейчас, слегка усталая и огорченная, она была для него прекрасней всех на свете.

– Что это? – Она ткнула пальцем в сторону свертка.

– Это оленья туша. Мне ее разрубили и завернули в магазине у Какстона.

– А-а-а... спасибо.

Эйнджел взяла мясо и уложила его на ледник. Ополоснув руки, она стала хлопотать у плиты, безуспешно пытаясь унять сильно бившееся сердце.

Не дожидаясь приглашения, Холт уселся за обеденный стол, любуясь своей женой.

– Ты, наверное, голоден, – начала Эйнджел, яростно оттирая тряпкой застарелое пятно на плите, чтобы хоть чем-то занять дрожавшие руки.

– Да, очень, – как ни в чем не бывало ответил Холт.

Дрожь пробежала у нее по спине. Она узнала знакомые нотки в голосе мужа, хотя он сказал всего два слова, и решила не подавать виду, что поняла скрытый смысл его ответа.

– Что ж, как только Нил вернется от Максвеллов, мы пообедаем все вместе, – сказала Эйнджел, стараясь, чтобы голос звучал весело и безмятежно.

– Кажется, Нил будет обедать у Максвеллов. Проезжая мимо их дома, я заметил его лошадь, все еще не запряженную в сани.

– Не может быть, чтобы он остался там обедать, не предупредив об этом меня... – Полуобернувшись, Эйнджел заметила иронию в глазах Холта и слегка нахмурилась. – Пожалуй, пора снимать обед с плиты, иначе все сгорит.

– Если это послужит тебе утешением, то обещаю, твои труды не пропадут даром, – сказал Холт. – Я голоден, как волк.

Сдержанно кивнув, Эйнджел взяла чистую тарелку и положила на нее щедрую порцию тушеного мяса с картофелем, выложив по краю несколько ложек овощей и бобов. Потом она налила кружку горячего свежесваренного кофе и молча накрыла на стол, стараясь не смотреть на Холта.

С аппетитом поглощая вкусную еду, Холт вдруг остановился и равнодушным голосом спросил:

– Ты все еще заинтересована в прииске?

Быстро взглянув на него, Эйнджел попыталась понять, к чему он клонит. Однако лицо его оставалось невозмутимым.

– Ну конечно, заинтересована! Мне нужно золото для Бель-Монтань и... вообще.

Она надеялась, что Холт спросит ее, что значит «вообще», и тогда она скажет ему о ребенке. Однако Холт пропустил ее слова мимо ушей. У Эйнджел сжалось сердце, и страх закрался в душу. Какое-то время они молча поглощали содержимое своих тарелок. Потом Холт откинулся на спину стула и вытер рот кончиком салфетки.

– Ты великолепно готовишь, Эйнджел. Думаю, ты даже могла бы зарабатывать себе на жизнь, работая поваром в модном французском ресторане, если это потребуется, конечно.

Дурное предчувствие охватило ее. Неужели он был так потрясен гибелью Лили, что теперь решил объявить Эйнджел о своем решении оставить ее? Может, он, таким образом, намекал на то, как ей придется жить без него? Она молчала, не находя нужных слов, и пугающие мысли вихрем проносились в ее голове.

– Ты хочешь мне что-то сказать, Холт?

– Нет, я хочу попросить тебя кое о чем. Может, ты продашь прииск? – Увидев изумление на ее лице, он поспешно добавил: – Я знаю, что все твои мечты и надежды связаны с прииском, и это меня мучает.

«Нет, не все надежды и мечты», – хотелось ей возразить. Но она все так же молча продолжала с изумлением смотреть на него. Вздохнув, Холт отставил в сторону свою тарелку.

– Мне нелегко говорить тебе об этом, Эйнджел. Я думаю, что Прииск везучего ангела не станет твоим спасением. Ни теперь, ни в будущем, никогда.

Его жесткие слова остались без ответа.

– Ты слышишь меня, женщина? – почти грубо спросил он. – Этот прииск не принесет золота ни мне, ни тебе.

Эйнджел подняла на него глаза, в которых отражался укор.

– А как же то золото, которое ты находил там прежде?

Фыркнув, Холт покачал головой:

– Все, что я нашел там за четыре года – немного золотой пыли и пару крошечных самородков. Другие прииски дают больше уже за первые полгода. Неужели ты считаешь меня идиотом? Если бы у меня была хоть маленькая надежда, разве я стал бы говорить тебе все это?

– Да, стал бы! Если бы захотел все прибрать к своим рукам! – резко ответила Эйнджел.

– Я не собираюсь покупать у тебя прииск! Я хочу помочь тебе принять правильное решение!

Она упрямо замотала головой. Холт вздохнул, потирая шею ладонью.

– Мне невыносимо смотреть, как ты, вместо того чтобы жить нормальной жизнью, сидишь тут и ждешь, когда откроется материнская жила. Ведь ты можешь начать совсем иную жизнь! Я получил выгодное предложение от одного Господина из города, и мне кажется, с твоей стороны было бы правильным решением принять его.

– Кто это? – спросила Эйнджел.

– Некий Бриндл. Я не знаком с ним, он недавно приехал в город. Может, поэтому он такой легковерный и предлагает купить твой прииск.

– Поклонник миссис Максвелл? – удивленно переспросила Эйнджел. – Не думаю, что с моей стороны было бы порядочно обманывать будущего отчима Рейчел!

– Все говорят, что он богат, так что это приобретение не нанесет ему большого урона. На карту постав лена твоя жизнь, Эйнджел.

Сердито покачав головой, она встала из-за стола.

– Я не верю тебе, Холт Мерфи. Тут все не так просто, как кажется на первый взгляд!

Эйнджел поспешно вышла из кухни. Холт последовал за ней и нашел ее в гостиной. Она сидела у камина, содрогаясь от рыданий. Подойдя к ней сзади, он мягко положил руки на ее вздрагивавшие плечи.

– Я не лгу тебе, Эйнджел, – хрипло проговорил он. – Ты слишком много для меня значишь.

Медленно повернувшись к Холту, она с надеждой посмотрела на него. Неужели он сейчас признается, что любит ее? Тогда она забудет обо всем на свете, кроме него и будущего малыша! Она сделает так, что он забудет Лили, и ему будет хорошо только с ней, с Эйнджел! К тому же он обязательно обрадуется ребенку.

– Ты подумай об этом, ладно? – нежно целуя ее в) лоб, сказал Холт. – Бриндл сделал действительно выгодное предложение. На деньги, полученные от продажи прииска, ты сможешь безбедно жить до самой смерти.

– А как же ты? – прошептала она. В ответ он криво улыбнулся.

– Я как-нибудь проживу. Отправлюсь на запад попытать счастья на золотых приисках Калифорнии.

Эйнджел проглотила комок в горле. Он говорил о своем будущем отдельно от Эйнджел, для нее там явно не было места.

– Я хочу немного подумать, прежде чем принимать решение, – произнесла она, наконец.

– Только не советую думать слишком долго. Иначе Бриндл откажется от своего предложения.

Резким движением высвободившись из рук Холта, она вновь повернулась лицом к камину. Ей было так холодно! Холт не захотел делить с ней свою жизнь! Боже, как невыносимо больно...

– Холт, я хочу еще раз попробовать найти золото на прииске, – задыхаясь и чуть не плача, проговорила она. – Но для этого нам нужно еще немного времени...

Стоя за спиной у Эйнджел, Холт сердито вздохнул.

– Воля твоя. Восхищаюсь твоим упорством, но смотри, как бы тебе не ошибиться. К весне ты должна дать ответ Бриндлу. – Помолчав немного, он снова заговорил: – К тому же весной перед нами возникнет еще одна проблема.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать, что, если к началу весны прииск так и не даст настоящего золота, я отправлю тебя домой, в Миссури.

Эйнджел молчала. Ей было так больно слышать эти слова, что она никак не могла заставить себя отвечать Холту. Как же все-таки он не понимает, что у нее больше нет дома? Бель-Монтань – это прекрасное, красивое место, но теперь только место и больше ничего! Дом был для нее там, куда стремилось ее сердце. А оно стремилось к Холту...

– Обещай мне, Эйнджел, – почти грубо сказал Холт, – если к первому марта прииск не даст настоящего золота, ты вернешься в Миссури. В этих краях женщине не место, в особенности такой, как ты.

Что он имел в виду?

– Мне кажется, Лили Валентайн прекрасно жила здесь! – выпалила Эйнджел.

– Лили совсем другое дело! – резко ответил Холт. – У нее была тяжелая жизнь, и она привыкла к лишениям и разочарованиям. Ты не такая!

– Разве? – горько усмехнулась Эйнджел. – За последние несколько месяцев у меня было столько разочарований!

Холт молчал.

– Ну хорошо, ты хочешь, чтобы я дала слово, что выполню твое желание, считай, что я тебе его дала. Если к марту прииск не даст золота, я продам его, – повернувшись к нему лицом, произнесла она ледяным тоном.

– И уедешь домой, – твердо добавил Холт.

Эйнджел кивнула, не считая обязательным объяснять ему, что само понятие «дом» было весьма относительным. Эйнджел считала своим домом Колорадо, по тому, что именно здесь жил Холт Мерфи. Но впереди у нее было целых три месяца, за это время многое могло измениться.

– Ты останешься ночевать? – смахнув последние слезы, спросила она.

Холт отрицательно покачал головой:

– Я и так слишком надолго отлучился с прииска.

– Если прииск безнадежен, зачем же стеречь его?

– Но ведь мы не хотим, чтобы Бриндл понял это, да? – иронически улыбнувшись, проговорил Холт.

Однако когда он увидел выражение ее глаз, улыбка сползла с его лица.

– На следующей неделе я снова приеду в город за продовольствием. Поддерживай огонь в очаге до моего приезда, хорошо?

Эйнджел кивнула. На какой-то миг она вспомнила, что собиралась сказать Холту о ребенке, но теперь ей казалось неуместным начинать этот разговор. Она скажет ему о малыше только тогда, когда убедится в его искренней и глубокой любви, не раньше! В противном случае она молча отправится в Бель-Монтань, навсегда увозя с собой драгоценную тайну и награду.