Горячая штучка

Я хлопаю по матрасу.

— Я же сказала, что недееспособна, ты, секс-маньяк. Наверное, я никогда не приду в себя. Возможно, завтра меня уволят, потому что я не смогу ходить. Когда мы будем проезжать мимо достопримечательностей, я буду показывать на них и говорить: «Извините, ребята, мы не можем выйти из автобуса, потому что после вчерашнего секса я не в состоянии».

— Тебя не уволят, — кричит он по дороге в ванную. Очуметь, какая у него задница. И как это ускользнуло от моего внимания?

— Ты не можешь знать наверняка. Я вполне могу облажаться, — ты даже не представляешь, насколько я права.

— Я замолвлю за тебя словечко, — раздается голос из душа. Дверь в ванную комнату приоткрыта, но с кровати мне Дженнингса не видно.

— И как же? Это ты меня отвлекаешь от работы. Не думаю, что у тебя есть право голоса, — господи, мужчины. Думают, будто могут решить все.

Дженнингс выключает воду и выходит из ванной. Спереди он тоже ничего. У меня перехватывает дыхание всего лишь от его вида. Он такой мужчина. Высокий, статный. С рельефными мышцами, крепкой челюстью и вздутыми венами. Те, что на внешней стороне рук, вызывают во мне желание. Они просто совершенство. А та большая вена по всей длине члена? Я ее фанатка. Безумная фанатка.

Дженнингс подходит ближе к кровати, и я замечаю в его руке полотенце для лица. Подождите. Он что?..

Да.

— Боже мой, — я закрываю лицо рукой и пытаюсь свести колени вмести, когда он опускает полотенце между ног. Мне тепло, мокро и о-о-очень неловко. Дженнингс, кажется, не испытывает никаких проблем с тем, чтобы обтереть меня и раздвинуть мне ноги свободной рукой.

— Ты сказала, что слишком устала, чтобы вставать.

— Это так неприлично.

— Неприлично? — в его голосе слышен смех. — Ты кончила мне на руку — вот что неприлично. Лежать на кровати задницей кверху — неприлично тоже. Трахать тебя так, что ты теперь не можешь ходить, — неприлично. А это не неприлично. Это я отдаю дань.

Я смотрю на него сквозь пальцы.

— Дань? Серьезно?

Дженнингс проводит полотенцем по внутренней стороне одного бедра, а затем переходит на другое. Кожу покалывает в местах его прикосновений. Наконец он вытирает мне промежность и завершает свое дело. Я снова возбуждена и немного смущена. Самое большое, что для меня делали прежде, — это просто вручали бумажное полотенце.

— Своего рода религиозный обряд, милая.

— С моей вагиной?

— Я очень ценю и уважаю ее, — невозмутимо отвечает Дженнингс.

Я издаю стон, а он смеется.

Этот парень огромная проблема.